Техника мозаик и их связь с архитектурой.

Самая ранняя галечная мозаика (opus barbaricum) с конца V - первой половины IV в. до н.э. была вытеснена т.н. картинной, которая собиралась из небольших тессер (opus tesselatum). Плиний пишет, что постепенно opus tesselatum был заменен литостратом, что обозначает технику из крупных пластин мрамора (т.н. opus sectile, от seco - пилить), но обе техники существовали параллельно. Уже со времен Диоклектиана было оформлено разделение труда мозаичистов, работавших на стене (museiarii) и на полу (tessellarii). Обе техники заимствуются из греко-римской архитектуры в раннехристианскую.

Античные мозаики не очень подробно описаны современниками, за исключением технических указаний Витрувия, а также кратких замечаний Плиния Старшего, который пересказывает первого. Витрувий рекомендовал бетонировать основу в несколько этапов: после исследования грунта делался настил из дерева для сейсмической устойчивости здания, на который сверху выкладывалась «подготовка из камней не мельче чем в кулак»; пространство между ними закладывалось более мелким щебнем (statumen). Следующим этапом поверхность бетонировалась, выравнивалась и утрамбовывалась (rudus). Перед непосредственной облицовкой каменными плитками (opus sectile) или кирпичом (opus spicatum), накладывался тонкий слой смеси из битого кирпича и извести (nucleos). Правда, в реальности эти идеальные правила выдерживались далеко не всегда.

Археологические отчеты по отдельным памятникам Палестины дают возможность проследить технику бетонирования основания под мозаичный декор. В христианском храме на горе Береники в Тверии бетонирование состояло из трех слоев: нижний из компактной «подушки» плитняка (размером от 5 до 10 см), средний - из строительного раствора с небольшими каменными обломками (толщина слоя 10 см) и самый верхний - из тонкой белой штукатурки (2 см). В северо-западном храме в Суссите верхний тонкий слой отсутствует, тессеры удерживались только на двух нижних. Последний (толщина 2.5 см) набирался из известкового раствора с добавлением мелких камушков и мраморных осколков от тессер. На галереях, где не было возможности выложить основание из крупных булыжников, утрамбовывалась более толстая известковая «подушка» (4.5 см) с добавлением щебня и жженой соломы. Хотя техника в каждом случае варьируется и в строгом виде не соответствует всем указаниям Витрувия, ее основные принципы сохраняются.

Для мозаик в верхнем слое намечался рисунок красным пигментом (opus tesselatum) или делалось фигурное основание из глиняных осколков на цементе (opus sectile), расположение которых намечало композицию декора в общих чертах. Технически это позволяло более плотно пригонять края мраморных плиток, выдерживая общий горизонтальный уровень поверхности. Мозаичист, который впоследствии выкладывал пол плитками и кусочками мрамора, работал уже в организованном пространстве, воплощая художественный замысел в деталях. Этот подготовительный этап демонстрирует постепенный переход от сугубо технической задачи к декоративной.

На территории Палестины большая часть христианских храмов и синагог украшена мозаиками в технике opus tesselatum. Обычно в декоре участвовало несколько групп мастеров, которые разделяли работу по сложности. Более сложные и детализированные изображения требовали мелкого масштаба тессер. Лишь в нескольких церквях напольная облицовка выложена в технике opus sectile. В синагогах Палестины и Диаспоры подобных примеров не известно, кроме настенной обливки синагоги в Сардисе. После одной из реставраций, последовавшей за землетрясением 551 г., в северо-западной базилике в Суссите алтарная часть также была украшена мраморными плитками. В Кафедрале Ипоссы-Сусситы (591 г.) opus sectile украшал все три нефа и алтарную часть. В церкви на горе Береники opus sectile выложена в центральном нефе, боковые были покрыты мозаикой. И. Хиршвельд утверждает, что и христианский храм в Курси имел аналогичный декор нефов, однако, по общим наблюдениям, центральный неф был также мозаичным.

На мозаичных панно в технике opus tesselatum часто встречались крупные геометрические узоры, аналогичные тем, что использовались в opus sectile. Так, в боковой часовне, устроенной в южном нефе базилики в Курси, тессерами выложена имитация квадратных черно-белых плиток, наподобие римских узоров. Во многих церквях использовались мотивы пересекающихся октагонов, диагональные квадраты и другие геометрические фигуры, которые по своему масштабу соотносились с размером каменной кладки стен, подчеркивали основные архитектурные оси, формы нефов, пастофориев и апсид.

Привозные материалы.

Привозных материалов в Палестине было немного. Чаще всего они ограничивались наиболее популярными во всем Средиземноморье породами, из которых изготавливались крупные и мелкие архитектурные детали. Главная публикация, посвященная привозным мраморам в римский период, - монография Фишера, хотя нельзя не отметить, что во многом она уже устарела в силу многих новых открытий. Также допускаются неточности, например, автор утверждает, что нет свидетельств о мраморных породах Элии Капитолины, хотя в Иерусалиме (Старый город) и на площади Иерусалимского Храма сохранились существенные фрагменты многочисленных мраморных и гранитных пород. Автор подробно рассматривает образцы из всех палестинских городов и поселений, включая архитектурные постройки, крупные и малые архитектурные формы (пьедесталы, фусты, базы, капители, антаблементы), скульптуру, саркофаги. Опубликованы карты с распределением различных видов деталей и пород мрамора. Фишер провел химический анализ мраморов, но даже с такими возможностями не всегда возможно определить породу с полной точностью. Основными городами, куда завозился мрамор, были порты - Кесария Приморская и Аскалон, а через привозные материалы достигали городов Декаполиса, в особенности Бейт-Шеана и Сусситы (из тех, что на территории Палестины). Пик импорта был достигнут в I-III вв., лидировал по количеству проконесский мрамор, но доставлялись также породы из Афьона, Каррары, Наксоса, Тасоса (Малая Азия, Греция, Сицилия). В сочетание с общей работой Ворда-Перкинса по развитию мраморных и гранитных монополий в римский период, оба исследования составляют полное представление о привозных материалах на этой территории. Ворд-Перкинс дополняют общую картину тем, что включает в исследование гранитные породы (в основном, Ассуан и Троады). Хотя Фишер создает впечатление, что Палестина была наполнена различными привозными породами мраморов, если взглянуть на общее положение в Средиземноморье, окажется, что провинция уступала, например, Северной Африке, по количеству привозимых материалов. Ранневизантийской эпохи Фишер касается лишь кратко, упоминая только отдельные детали, например, капитель из синагоги в Хамат-Тверии или плиту из преграды из синагоги в Газе, хотя деталей было намного больше.

Наблюдения показывают, что в ранневизантийский период, хотя и продолжали привозиться мраморные породы, но в значительно меньшем количестве по сравнению с римской эпохой. В конце V - начале VI в. полуопустевшие города Бейт-Шеан и Суссита становятся каменоломнями для новых построек, в основном, церквей. Наиболее яркий пример - это Кафедрал в Суссите (591 г.), собранный из римских фустов, капителей, баз и украшенный плитками в технике opus sectile, нарезанными, видимо, так же из римских сполий (см. в след. разделе). Данная церковь плохо изучена, так как была открыта до планомерных раскопок в городе и остается за основными направлениями исследований археологов. Не совсем ясно, из каких именно пород сделаны ее детали.

Cерый гранит фустов имеет белые кристаллы кварца и серые вкрапления. По мнению исследователей это ассуанский гранит, но серая его порода добывалась еще в нескольких местах в Римской Империи: в Монс Клавдиунус и в Вади Баруд в Египте, в Троаде и Козак Даге в северо-западной Турции и на острове Эльба. Скорее всего, здесь использован наиболее популярный в римское время троадский гранит.

Другие колонны Кафедрала выполнены из красного хорошо узнаваемого гранита и каристейского мрамора. Красный гранит имеет живописную поверхность и равномерно распределенные белые и черные кристаллы по красноватому фону. В римское время он имел название thebaicum, syenites или pyrrhopoecilos, позднее известен как granite rosso. Еще с династического периода он добывался в каменоломнях под Ассуаном и в Вади Фавахир в Египте. Каристейский мрамор -светло-зеленый с прожилками, цвет меняется от белых до буро-зеленых и слюдяных оттенков. Он известен под римским названием carystium, или ренессансным cipollino, в римское время добывался на о. Эвбея в Эгейском море. Обе попроды не встречаются в Суссите ни в одном римском здании (из открытых), но встречаются в Бейт-Шеане, откуда они, скорее всего, и были доставлены в позднеантичный период. Коринфские капители с характерными двойными завитками из проконнеского мрамора также позаимствованы с форума Сусситы. Только алтарная преграда была специально изготовлена и завезена из проконнеских мастерских уже в ранневизантийский период, хотя одна плита все же была римской сполией. Практически в каждом христианском храме Палестины были использованы подобные детали, специально изготовленные в проконнеских мастерских, с характерными религиозным символами, наряду с капителями, но последние встречаются значительно реже.

Данный вопрос требует отдельного изучения в рамках исследования христианской архитектуры. Кафедрал упоминается как наиболее яркий христианский памятник северной Палестины, в котором использовано большое количество привозных мраморных пород и который отражает тот архитектурный стиль, который встречался в ранневизантийской архитектуре Империи. Он позволяет оценить тенденции в синагогальной архитектуре по контрасту.

Ни в одной синагоге не встречаются фусты из привозных пород мрамора или гранита, хотя остатки греко-римских полисов были доступны и иудейской части населения в той же мере, что и христианской. Архитектурная стилистика синагог более разнообразна и строится на иных принципах.

В синагогах в редких случаях использовались мраморные детали для преград перед нишами Торы и капители (и полукапители). Хахлили указывает, что все известные постройки концентрируются вокруг Тверии, в районе Бейт-Шеанской долины и на юге Палестины (Хамат-Тверия, Хамат-Гадер, Рехоб, Маоз-Хаим, Эн-Геди, Ашдод, Сусийя, Ашкелон, Газа) и не встречаются ни в Галилее, ни на Голанах. Подобные памятники близки ранневизантийской стилистике и во многом - и ее техническим приемам. Данные детали, которые включают плиты, столбики, иногда опоры для вим или преград сделаны из белого или сероватого мрамора, который похож на проконнеский, но для точного определения пород необходимы химические исследования. Ситуацию несколько упрощает то, что большая их часть напоминает аналогичные детали для церквей. Как правило, профилировки выполнены на более высоком качественном уровне, чем религиозные мотивы (Менора и ритуальные предметы). Только очень редкие детали оригинальны целиком, например, такой плиты как в синагоге в Хамат-Тверии, со сквозной решетчатой резьбой не встречается больше ни в одной местном памятнике никакой конфессии. Это дает основание предположить, что детали в большинстве случаев доставлялись в не до конца обработанном виде и заканчивались мастерами на месте. В церкви-синагоге в Газе плита явно христианского происхождения и является сполией, но уже не римской, а христианской (параллели ее декорации можно найти в христианском храме Сан-Витале в Равенне и в церквях Палестины в Шифте, Нессане в Негеве, Машиот Ицхаке рядом с Аккой). Интересная находка в Тверии подтверждает теорию о доработке деталей на месте: на полукапители для пилястры обнаружена греческая надпись, которая упоминает некого Авраама, работника по мрамору (т.н. marmorarius, marmorarii). Фишер пишет, что подобный род профессии был распространен в Средиземноморье и Ближнем Востоке и известен по многим надписям в других регионах, однако, в Палестине это единственное свидетельство об их присутствии. Религиозную принадлежность конкретного мастера определить сложно, так как имя Авраам было распространено и в еврейской, и в христианской среде, но контекст произведений позволяет предположить существование мраморных дел мастеров в обеих. Именно эти мастера должны были заниматься окончательным декором мраморных деталей для синагог, а также изготовлять их копии из местного известняка, не столь умелые, но дополняющие и завершающие декор синагоги. Вероятно, вместе с деталями приезжали сами мастера, такая практика известна в случае с капителями.

Материалы для напольных мозаик (opus tesselatum) и облицовок (opus sectile).

Напольный декор собирался, в основном, из натуральных камней (известняк, мрамор, порфир, базальт), с редким использованием специальных смальтовых сплавов. Хотя завоз сравнительно небольшого количества материалов для напольных покрытий было проще организовать, чем доставку крупных архитектурных деталей, но даже для этих целей активно использовались местные породы.

По отношению к греко-римской традиции сакрального строительства украшение мозаичными полами церквей и синагог византийского типа было новаторским решением. Эстетика языческих святилищ, полы которых облицовывались каменными квадрами, поддерживалась в архитектуре антикизированных синагог и церквей сирийского региона. Но это разделение не было строгим, и в отдельных постройках, например, в Негеве (Эбода, Мамшит), центральные нефы церквей выложены мозаикой, боковые - каменными квадрами. В нескольких синагогах изначально каменная облицовка при перестройках могла покрываться мозаикой (Хорват-Амудим, Мерот, Кафр-Миср, Умм-аль-Амад), и редко наоборот (Кацрин).

Для украшения новых типов религиозных сооружений ранневизантийского периода требовалась частичная переквалификация прежних мастерских, создание другого словаря мотивов. Преимущество техники opus sectile заключалось в том, что не было необходимости менять декоративные приемы: в большинстве случаев они оставалась геометрически-нейтральными.

Во всех мозаиках и облицовках в Палестине применялись одни и те же породы нескольких оттенков: белого (светло-желтого, теплого тона), черного, серого, светло-серого с голубоватым оттенком, терракотового (от яркого красного оттенка до бежевого) и розового. В часовне на склоне горы Самак в Курси, а также в синагоге в Хусифе (Исфийя) на горе Кармил в мозаиках используются редкая зеленая смальта или камень. Хиат предполагает, что смальта производилось в стекольной мастерской в Хусифе, но археологически это не подтверждено.

В каждом цвете было несколько тонов, что позволяло достигать в изображениях эффекта светотени и объема. Из упомянутых оттенков только белый и черный точно имеют местное происхождение (известняк и базальт), хотя существуют мнения, что все цвета встречались среди известняковых залежей Палестины. Но геологические исследования не выявили разнообразного колористического набора. Цветные тессеры, использованные в мозаиках, отличаются мелкозернистой, твердой фактурой и пестрыми, насыщенными цветами, они больше напоминают привозные мраморные породы, чем известняковые. Большой диапазон красно-коричневых оттенков характерен для терракоты, или обожженной глины, которую было несложно изготовить из глины в любой местности. Плиний упоминает один вид охры, называя его marmorosus, то есть «мрамористым», что может означать камень, похожий на мрамор (алебастр или известняк). Розовый цвет имеют многие породы: chium (portasanta) c острова Хиос, docimion (pavonazzetto) во Фригии, cipollino rosso в Карии (Малая Азия), taenareum (rosso antico) из Кейп Таэнороса на Пелопоннесе, breccia coralline в Вифинии, campan rouge в Кампанье во Франции и многие другие. Зеленый цвет встречается реже: thessalikon (verde antico) в Фессалии в Греции, порфир lacedaemonium (serpentine) под Спартой, carystium (cipollino) на о. Эвбея и cipollino mandolato (campan vert) в Кампанье во Франции. Серо-голубой цвет характерен для проконнеского или пиренейского мрамора. Для конкретного определения пород в каждом случае нужны подробные химические анализы.

Конкретный набор местных и привозных пород можно выявить на примере синагоги в Рехобе: первоначальная восьми-цветная мозаика после пожара была отреставрирована набором тессер лишь из трех цветов: белого, черного, терракотового. Работы по восстановлению не были закончены и сохранились кучки неиспользованных тессер в районе центрального нефа.

Идентичный набор цветов из восьми оттенков встречался и в греко-римских постройках региона. При изменениях в стилистике и расширении словаря мотивов, при общей переквалификации мастерских, в позднеантичный период сохранились античная техническая основа и прежние торговые магистрали, по которым доставлялись мраморы для тессер. Свою работу продолжили мастерские в крупных городских центрах: Антиохии, Бейт-Шеане, Сепфорисе, к которым добавилось несколько новых, организованных в христианский период (Мадаба, Иерусалим, Газа).

Таким образом, на территории Палестины встречалось два основных вида строительных материалов: темный базальт и светлый известняк. Кроме трех синагог (Капернаум, Набратейн, Мерот), все остальные построены из базальта. В одних сохранялось тяготение к антикизации, в своем стиле и технике они подражали греко-римской архитектуре, где работала открытая фактура камня (как на плоскости стен, так и в рельефах). В других, тяготеющих к ранневизантийской стилистике кладка была более хаотичной, но в интерьерах плохо обработанная поверхность квадров не была заметна, так как была скрыта штукатурной обмазкой. Облик таких построек дополнялся мозаичным декором полов и деталями преград и капителей из мрамора или известняка и сохранял светлые тона. Во многих памятниках смешивались и те, и другие приемы, строгого распределения стилистики нет. Строительная техника во всех случаях опиралась на римскую традицию, описанную Витрувием (римский эмплектон двух видов - с забутовкой или внутренней перевезью камней). Указаниям Витрувия следовали мастера и при выкладке напольных мозаик, хотя и в столь сложном масштабе (соблюдено правило трехслойности). Привозные мраморные породы использовались в синагогах лишь в малых архитектурных формах и для разноцветных мозаик (в небольшом количестве). В этом отношении синагогальная архитектура представляется периферийной по отношению к раннехристианской на этой же территории, в которой мраморные детали от крупных до малых использовались более активно, несмотря на то, что импорт мрамора и гранита значительно упал: этот недостаток компенсировался за счет сполий из греко-римских полисов. Сформировавшаяся таким образом архитектурная стилистика церковной архитектуры, особо взаимодействующая с античными канонами прошлого, была чужда синагогальному зодчеству. Однако, в синагогах греко-римский стиль также находил свое выражение, даже более уверенное и стойкое по сравнению с церквями. Его особенности будут проанализированы в разделе по сполиям.

4.2 Использование сполий (spolia)

Практика вторичного использования греко-римских деталей в качестве конструктивных или декоративных элементов хорошо известна по византийским храмам и практически не изучена на примере синагогальной архитектуры, за исключением кратких упоминаний в работах по отдельным памятникам. Поэтому в диссертации будут использоваться те наработки, проблематика и концептуализация, которые известны по историографии византийских построек. У Хахлили сполии в синагогах выделены в особый раздел, но он занимает лишь одну страницу текста, где просто перечисляются наиболее известные случаи, без затрагивания дискуссий и идей вокруг них. Изучение сполий синагог тесно связано с вопросами возможности использования антропоморфных изображений и мифологических сцен в иудейском декоре. Во многих случаях возникает неразрешимая с полной уверенностью дилемма: была ли деталь специально изготовлена или использована вторична? Сполии выявляются скорее методом исключения от обратного, то есть проще определить, были ли те или иные элементы специально изготовлены. На это может указывать несколько признаков. Самый очевидный из них - это наличие типично иудейских религиозных изображений, даже если сама деталь приближена к античным образцам. Во-вторых, сама стилистика, в которой присутствуют типичные для греко-римского или ранневизантийского искусства признаки, но этот критерий в силу общей архаизации стилистики довольно размытый. В-третьих, многим мотивам можно найти аналогичные в декоре синагог с более характерной для иудейского искусства стилистикой. Такая повторяемость указывает на принадлежность мотивов заранее продуманной программе. Также есть такие примеры, когда набор одних и тех же декоративных приемов повторяется на фризах как с иудейскими, так и с языческими изображениями, что объединяет их в одну группу. Все эти методы применяются в данном исследовании.

Вторичные детали получили условное название сполий (spolia) в Италии в начале XVI в. Оно происходит от латинского слова spoils (или spolium), то есть военные трофеи. Поначалу негласное использование сполий впоследствии узаконил несколькими указами Кодекс Феодосия, по которому можно было использовать камни из древних святилищ, гробниц, заброшенных городов. Нельзя считать традицию включения в архитектуру новых зданий старых сполий исключительно византийской. Сполии встречались в Древнем Египте, классической Греции, Риме. Плиний пишет, что «в Лакедемоне с кирпичных стен была вырезана штукатурная работа из-за великолепной росписи и, заключенная в деревянные рамы, увезена в Рим... Хотя это произведение было поразительно само по себе, однако больше поражались тому, что удалось его перевезти». Сулла после завоевания Афин в 86 г. до н.э. увез часть коринфских колонн из святилища Зевса Олимпийского для капитолийских построек. Арка Януса и Триумфальная Арка Константина Великого были украшены сполиями, в последнем случае - рельефами из памятников Траяна, Адриана и Марка Аврелия, преемственность с которыми намеренно подчеркивалась.

Эти примеры показывают, что в римской архитектуре роль сполий действительно была трофейной. Такую ли же роль они играли в ранневизантийском искусстве?

Выдвигались различные теории. Наиболее показательны две крайние из них. Ф. Дайхман утверждал, что изготовление новых деталей для развернувшегося массового строительства церквей было слишком трудоемким в сложившихся в период поздней античности экономических условиях. Р. Краутхаймер, напротив, видел в использовании сполий исключительно эстетическую основу, «реннесанс античности». Обе точки зрения, видимо, имеют право на существование; и каждая из них имеет своих сторонников и противников.

На стороне теории Дайхмана оказываются факты: разработка римских каменоломен в III в. была приостановлена, и прежние связи пришли в упадок. Уже в 301 г. по Эдикту Диоклетиана цены устанавливались только для мраморных панелей, в то время как фусты колонн из цельного куска цветного мрамора стали недоступны и фактически бесценны, что резко контрастирует с римской эпохой. До сих пор забытые и неиспользованные римские заготовки находят в портовых складах. Так, например, в Остии в 1969 г. обнаружили блоки нумидийского мрамора, которые были завезены в Рим при Домициане (81-96 гг.), но частично использованы только в 394 г.

Теорию Краутхаймера поддержал Крауфут, определив традицию использования сполий «музейным стилем». Суть этого стиля наиболее точно раскрывают письма Теодорика, в которых говорится о желании подражать античным зданиям. Он просил присылать для нового строительства остатки только тех зданий, которые уже разрушены и не используются: «Мы хотим строить новые здания, но без разрушения старых».

Еще одной неоспоримой причиной было желание христиан выразить торжество над язычеством, что доказывают многочисленные упоминания в источниках. Например, известно, что св. Шенуда был ярым воителем с язычниками, поэтому большое число сполий в его египетском монастыре не вызывает удивления. При этом в житии святого сказано, что «Недостававшие для постройки храма средства св. Шенуда нашел в пустыне в виде клада» (понятно, что была разобрана какая-то египетская постройка). Св. Иоанн Златоуст стал вторым Геростратом, когда в начале V в. возглавил разрушение святилища Артемиды в Эфесе. Рядом с ним была установлена печь для пережога мрамора на известь. Скупые остатки легендарной постройки были включены в христианские базилики.

В «Сказании» (середина VI в. - середина IX в.) о постройке храма св. Софии Константинопольской рассказывается о привозных деталях из «идоловых церквей», древних бань и домов. Евсевий Кесарийский сообщает, что в Константинополь было свезено большое число статуй языческих богов, в том числе «Геликонские музы, Сминтиец (т.е. Аполлон)» (Eusebius. Vita Constantini, III, 54). Их перенос означал десакрализацию изображений, доказательство их магического бессилия. Созомен пишет о Дельфийских треножниках, статуях Аполлона из Пифии, Геликонских муз, и знаменитого Пана. В Кесарии Палестинской в VI в. площадь была украшена двумя римскими статуями, одна из них - Адриана. К. Холум пишет, что: «Вторичное использование статуй свидетельствует, что городской образ Кесарии в VI в. был ностальгическим и антикизирующим - с оглядкой на классическое прошлое, в ускользающий мир». В Бейт-Шеане византийские бани собраны из сполий. В Герасе в мастерской каменщика рядом с Фонтанным Двором были найдены две колонны, которые постепенно распиливались на тонкие облицовочные плиты.

В Палестине сполии появляются довольно поздно. Евсевий Кесарийский, повествуя о строительстве Храма Гроба Господня в Иерусалиме, говорит, что Константин повелел не только снести языческое святилище на этом месте, но и вырыть землю под его основанием, дабы оно не оскверняло новую святыню (Eusebius, Vita Constantini, 111.30). Это распоряжение отличается от того, что Константин делал в Риме, где христианские церкви возводились, наоборот, на значительном расстоянии от святилищ и с уважением к языческой аристократии. В Палестине первые достоверные сведения о сполиях известны из Жития св. Порфирия епископа Газийского, в котором рассказывалось как в начале V в. в Газе был разрушен Марнейон, а из его остатков сооружена церковь и облицована мостовая (Vita Porphyrii, 65-68). Археологических подтверждений данным историческим сведениям нет, но зато немало примеров использования сполий в постройках северной Палестины.

Самый яркий и показательный из них - Кафедрал в Суссите (591 г.), в котором все колонны и капители являются греко-римскими сполиями. Фусты колонн изготовлены из троадского серого и из ассуанского красного гранитов, из каристейского зеленого мрамора с характерными разводами (о. Эвбея). Все они одинакового унифицированного размера и были изготовлены в один и тот же римский период. Капители из светло-серого проконнеского мрамора относятся к редкому типу коринфского ордера с т.н. «двойными внутренними завитками». Подобное сочетание серых гранитных фустов и проконнеских капителей было характерно для римской эпохи. Встречается также римский карниз из проконнеского мрамора, полы храма были когда-то выложены мраморными плитками в технике opus sectile. Единственная деталь с характерным языческим изображением дельфина была использована в качестве алтарной плиты, на обратной стороне которой вырезаны уже христианские символы (находится в Музее Израиля в Иерусалиме). Все эти большие и малые архитектурные формы были завезены в Палестину из малоазийских и египетских каменоломен в I-II вв., в период расцвета мраморных монополий. Каким образом они попали в христианский храм? Частично элементы Кафедрала встречаются в самой Суссите: форум полиса украшен серыми гранитными фустами с точно такими же проконнескими капителями. Но другие детали - фусты из красного гранита и зеленоватого мрамора - встречаются только в соседнем Бейт-Шеане. Плитки для пола могли быть нарезаны из самых разных мраморных деталей. Таким образом, весь Кафедрал в Суссите был практически целиком собран из римских сполий, весь его облик строился на сочетаниях разноцветных пород гранитов и мраморов. Но все детали были религиозно нейтральными; единственная, содержавшая языческое изображение плита, - была спрятана от глаз зрителя.

Исследуя церковные памятники региона, можно наметить хронологическую последовательность во вторичном использовании римских деталей: в храме Умножения Хлебов и Рыб в Табхе встречается уже знакомая по Кафедралу сполия -проконнеская капитель с двойными внутренними завитками, но это единственная римская деталь во всем здании. Церковь была построена более чем за сто лет до Кафедрала. Видимо, в этот период полисы еще не были в настолько плачевном состоянии, чтобы из их остатков можно было сооружать целые новые здания. Но ряд землетрясений в V-VI вв., а также политика императора Феодосия, узаконившая использование руинированных построек, - все это способствовало тому, что к концу VI в. города превратились в настоящие «каменоломни», и большое количество старых деталей высвободилась для нового строительного бума. Это повлекло за собой расцвет ранневизантийского зодчества и появление оригинальных по своей стилистике церквей. Весь процесс лишь постепенно набирал силу, начинаясь с десакрализации святилищ в IV в. и заканчивая их активным использованием в VI. Подобные явления происходили не только в Палестине, но и во всей Империи.

В еврейских источниках встречается несколько диалогов раввинов и их учеников, которые спрашивают о том, можно ли из остатков старых синагог возводить новые. Так, люди из Бейт-Шеана спросили рабби Ами (конец III в.): «Допустимо ли брать камни из одной синагоги, чтобы построить другую?» Он ответил им: «Это запрещено». Рабби Хелбо сказал: «Рабби Ами запретил это только потому, что он был опечален». Рабби Горион сказал: «Люди из Мигдалы (на север от Тверии, Магдала) спросили рабби Симеона сына Лакиша (середина III в.): «Можно ли взять камни из синагоги в одном городе и построить синагогу в другом?»; он ответил: «Это запрещено». Рабби Ами учил, что даже с восточной стороны города для западной запрещено брать камни здания из-за разрушений на том месте, где стояла синагога» (Y Megilla 3.1, 73d). Однако, в других учениях раввинов синагога могла быть продана, если ее здание запустело (город Уша, II в.), и транспортирована из одного города в другой. Видимо, противоположные ситуации возникали не только в теории, но и на практике.

В реальности достоверно известно лишь о нескольких сполиях в синагогах, остальные случаи спорные и требуют комплексной методики исследования. В синагоге в Сардисе найден рельеф с изображением Кибелы и Артемиды, фигуры которых спрятаны в кладке. В Хорват-Шеме, в Гуш-Халаве, в Вади-Хамам часть капителей, баз и пьедесталов использованы вторично и, вероятнее всего, принадлежали более ранним синагогам. Вероятнее всего, рельеф со львом из синагоги в Рехове происходит из Бейт-Шеана, так как в данном полисе среди фризов встречаются совершенно аналогичные образцы. В Умм-эль-Канатире капитель с изображением орла расположена в качестве базы одной из колонн портика и спрятана под кладкой пола.

Наиболее примечательно и спорно использование сполий в антикизированных по своей стилистике синагогах, в которых намеренно подчеркивалась связь с античной традицией. Наиболее яркие примеры в этом ряду - это постройки в Капернауме, Хоразине, Бараме. Они датируются IV-VI вв., и, таким образом, единовременны большинству христианских базилик на этой территории. В них вызывают вопросы откровенно языческие по своим сюжетам и античные по своему характеру рельефы.

Данные синагоги целиком выполнены из местных каменных пород: известняка или базальта, что создает их колористическую цельность. Даже для малых архитектурных форм не использовались привозные породы камней, что затрудняет определение их происхождения. М. Авиам проанализировал детали в южном фасаде Барамской синагоги (наиболее хорошо сохранившаяся синагога), и на основе многочисленных неточностей выявил теорию об их вторичном происхождении. Автор отметил, что основания восточных опор портика несоразмерны с базами, у них отсутствуют традиционные нижние торусы. Вероятно, готовые опоры были укорочены для нового основания. Восточный дверной проем оформлен порталом и фризом, вырезанными из единого каменного блока, в то время как карниз в виде симы сделан из другого блока. Восточный край карниза выступает за пределы фриза более чем на 5 см и является сполией. Композиция западного дверного проема симметрична восточному, но в первом случае сима короче фриза, а вертикальные опоры сделаны из отдельных каменных квадров, не совсем точно пригнанных к плоскости стены.

В центральном дверном проеме только восточная консоль сохранилась in situ (западная была помещена симметрично при реставрации). Принцип данного расположения консолей отличается от римской традиции. В синагоге консоль наполовину спрятана за перемычкой. Обе консоли меньше фриза и не совпадают с ним по высоте. Фриз над перемычкой декорирован виноградной лозой, прорастающей из амфоры, которая расположена на западном конце. Авиам считает, что данный фриз был обрезан. Несоразмерности и неточности встречаются также в конструкциях окон, в частности, утрачен конец надписи на одном каменном блоке. Диаметр арки центрального окна меньше, чем ширина перемычки, на которую она опирается.

Авиам не касается анализа дверной рамы с двумя Никами, поддерживающими венок, а также профили в виде скрученной верви и лаврового венка. Последние случайны по размеру и также, вероятнее всего, являются сполиями. Даже если строители не обладали римскими навыками в совершенстве, странно, что рельефы выполнены на хорошем качественном уровне. Но можно ли тоже самое утверждать и относительно перемычки с Никами?

Подобная форма дверной рамы, частью которой она является, с прямоугольными боковыми выступами (Т-образная) встречается в античной традиции в архаичных гробницах в Греции, мавзолеям в Тунисе (Мактар, финикийское происхождение), частично - в помпейских росписях. Но в местной архитектуре она известна только по иудейской традиции: синагоги в Мейроне и на горе Арбель (III-IV вв.), в гробницах Бейт-Шеарима, Акелдамы и Санхедрии в Иерусалиме (II-IV вв.). Композиция с фигурой Ник, хотя и является традиционной римской, встречается также в гробницах в Бейт-Шеариме и в голанских синагогах в э-Дикке, в Раме, и их иудейское происхождение в этих случаях практически не вызывает сомнений. Изображение Ник хотя и было распространённым римским мотивом, но было допустимо для украшения синагог. Соответственно, дверная рама в Барамской синагоге могла быть специально изготовлена для строительства синагоги.

В Капернауме особенно выделяются дверные перемычки над тремя дверными проемами южного фасада, на которых встречаются композиции с фигурами Эротов, сенмурфов, львов и орлов. Перемычку над центральным входом украшали четыре фигуры Эротов, которые несли пять гирлянд из сплетенных листьев. В каждой дуге гирлянды расположена розетта с пятью лепестками. На нижней части перекладины, внутри дверной рамы были рельефные изображения, от которых остались слабо прочитываемые очертания. В них угадывается центральное изображение орла с распростертыми крыльями. Над фризом располагался карниз в виде симы, который поддерживался двумя консолями, украшенными барельефами финиковых пальм с плодами.

Декор боковых дверных перемычек во многих деталях симметричен, отличие состоит лишь в нескольких деталях. Так, восточная перемычка, сохранившаяся лучше, состоит из двух горизонтальных профилей. Нижняя, более крупная в размере, окантована профилем в виде каблучка. Центральное поле было украшено двумя фигурами кентавров, или сенмурфов (симурги), четырьмя пальмами и, вероятно, центральной фигурой орла. Сверху располагается фриз с аканфовыми листьями. Западная перемычка, которая также поделена на две зоны, сохранилась хуже. По бокам располагались фигуры животных, вероятно, львов. Изображения пальм фланкировали центральный кратер с канелированной поверхностью. Снизу заметен ряд бусин. Верхний фриз декорирован виноградной лозой с листьями и гроздьями, которые прорастают из вазона, расположенного справа. Это наблюдение позволяет предположить, что данная деталь была вторично использована после того, как восточный ее рукав был отрезан. Дверная перемычка над западным входом в атриум украшена одним рядом меандра. Хотя такой мотив встречается в других синагогах (см. раздел по декору дверных перемычек), в Капернауме он не включает дополнительных мотивов, которые могли бы указывать на иудейское происхождение, и выглядит вполне классично. Конструкция дверных проемов скалькирована с античных образцов, и отличается большей строгостью и уравновешенностью по сравнению с Барамом. В Капернауме кронштейны оформляются не аканфом или ложечками, как в Бараме, а мотивом пальм, в чем просматривается скорее ближневосточный контекст, чем римский. Другие перекладины над дверными проемами синагоги оформлены проще: в них сочетаются розетты, вазоны, раковины, помещенные в рамы с растительными мотивами, и их стиль указывает на ранневизантийскую датировку (см. раздел по декору перекладин).

Исключительна по своему декору перекладина над центральным входом в атриум по южной стороне. Ее декор содержит иудейские символы и был специально изготовлен для синагоги. В верхней части дверной рамы расположено изображение двустворчатой двери с треугольным фронтоном над ней, которые символизировали вход в Скинию. Фронтон украшен трилистником. Каждая створка состоит из трех кессонов, которые образуют иллюзорную перспективную глубину. Створки несимметричны друг другу, левая чуть приоткрывается внутрь. Двери Скинии - частый мотив в иудейском искусстве, в самой Капернаумской синагоге встречается на карнизе в интерьере (фронтон полуциркульный, кессонов меньше). В большинстве случаев двери створки изображались закрытыми, за исключением гробниц Бейт-Шеарима, где они приоткрыты также, как и в Капернаумской синагоге. Слева от двери изображена пальмовая ветвь с небольшим круглым иоником, справа - розетта. Они могли символизировать традиционные для такой композиции лулав (пальмовая ветвь), шофар (рог), этрог (цитрусовый плод) и махту (лопатка для благовоний). Особенность данной композиции состоит не только в иудейской иконографии, но в общей асимметрии, которая подчеркивается и декором верхней профилировки: правый рукав украшен иониками, левый - пальмовыми ветвями.

Анализ всех перемычек показывает, что в синагоге было в общей сложности до четырех их разных видов, и греко-римские по своей стилистике выпадают из общего ряда более или менее стилистически близких. Помимо этого, фризы в синагоге делятся на две основные группы (см. раздел по декору антаблементов). В интерьере нет ни одной капители, идентичной другой, хотя все они коринфские. Только на одной из них встречается иудейский символ в виде Меноры, что указывает на ее специальное изготовление (нет следов вторичной обработки в районе фигуры Меноры), хотя общая стилистика архаичная.

Интересным примером является синагога в Хоразине. В декор ее антаблементов включаются сцены сбора винограда, сцены охоты и когтения, кормление львицей детёныша, Зевс-Хадад, жрец, Зевс в ипостаси орла с Ганимедом - весь этот набор откровенно языческих изображений весьма странно соотносится с синагогальной постройкой. Также трудно проследить какую-либо программу в наборе изображений, только лишь частично. Замечание Мэй, высказанное в совместной публикации с Евином о том, что мастера как будто бы применили все известные им приемы декора одновременно, вполне справедливо и отражает ощущение полной хаотичности работы. Однако, набор общих декоративных элементов (зигзаги на нижней части фризов), которые повторяются на всей протяженности фризов, свидетельствует о том, что даже такие сцены могли быть изготовлены специально. К тому же, многие из этих мотивов, которые вызывают языческие аллюзии, встречаются в других галилейских и голанских синагогах, где они выполнены в типичной для их искусства стилистике. Так, мотив леопарда с характерной разработкой шкуры в виде повторяющихся колец известен по синагоге в Хоразине, а также по синагогам в Набратейне (скульптура), Маон-Нириме и Газе (мозаика). Мотив кормления львицей детёныша также кроме Хоразина встречается в Эн-Нешуте (рельеф) и в Газе (мозаика). Мотив сбора винограда известен по многочисленным мозаикам, в том числе, по мозаике синагоги в Бейт-Альфе. Одна деталь в Хоразине более других похожа на сполию: это небольшой блок, украшенный по периметру меандром и с изогнутой поверхностью, которая указывает на принадлежность широкому арочному пролету, который не встречается в конструкции самой синагоги. Но растительные мотивы из листьев аканфа и винограда в центре блока находят себе параллели в синагогальном искусстве.

Рассмотренные синагогальные памятники обладают совершенно уникальным свойством: при общей строгой выдержанности архитектурных пропорций и ордерных канонов, которые создают прочный архитектурный каркас построек, едва ли можно было достичь большей хаотичности в декоре как в общем масштабе, так и в деталях. Кроме упомянутой перемычки с иудейскими символами из Капернаума, декор оконных фронтонов в Барамской синагоге также асимметричен: боковые акротерии представлены разными флоральными мотивами. Различные несоответствия встречаются также на декоре фасадов синагог в Умм-эль-Канатире, Эн-Нешуте, э-Дикке и других. Это говорит о том, что разнообразие, или т.н. стиль varietas, был частью художественного замысла, органично сочетался с остальным декором и возник, возможно, под влиянием сполий. Многие исследователи выявляют эту особенность в церковной архитектуре и приписывают ее происхождение использованию сполий. Аналогии подобным приемам известны задолго до позднеантичной эпохи. Так, например, в Западной колоннаде перед пилоном святилища Исиды на о. Филе (II в. до н.э.) и в киоске Траяна (II в.) все капители разные и расположены вразнобой: в одних и тех рядах встречаются египетские капители с аканфовыми листьями и бусинами, с виноградной лозой, с аканфовыми листьями и завитками, с пучками винограда под волютами и т.д.Данный прием был характерной чертой александрийской архитектурной школы, продолжением которой является синагогальная архитектура Палестины.

Обильное использование фигуративных античных изображений в синагогах является оригинальным признаком их архитектурного стиля, отличного от церковного на этой территории. Их наличие в скульптурном декоре синагог может быть не обязательно следствием использования сполий. Так, в синагогах с мозаичным декором, который по ясным причинам не может быть вторично-использованным, встречаются сцены из Гомера (синагога Кириоса Леонтиоса в Бейт-Шеане), а также развитые композиции с изображением людей в новооткрытых синагогах в Хукок и Вади-Хамам. По всей этой логике сполий в синагогах было немного, они тщательно подбирались под остальной декор.

Анализ декоративного стиля отдельных синагог показывает, что греко-римские сполии служили в них стилистическим «камертоном» для всего остального декора. Даже в тех синагогах, где отсутствовали сполии, общий стиль также выдерживался в духе греко-римской традиции. При таком почтительном отношении к римскому стилю в целом маловероятно, что их использование в синагогах демонстрировало победу под язычеством, как это могло быть в христианской архитектуре. Иудейские мастера возрождали греко-римскую культуру и демонстрировали лояльность по отношению к ней и даже восхищение, несмотря на то, что языческая традиция все дальше уходила в прошлое. Синагоги галилейского типа в большей степени, чем церкви, следуют ордерным канонам, которые в некоторых случаях даже заставляли путать синагоги со святилищами: в раввинистической литературе есть указание на то, что не следует осуждать иудея, совершившего поклонение языческому храму, думая, что перед ним синагога (B. Sabbat 72b). О противоречивом, но сближении двух традиций свидетельствуют также некоторые исторические сведения. Так, во время общей для всего Ближнего Востока активной эллинизации при Антиохе IV Епифане иудейский Храм в Иерусалиме при был посвящен Дионисию Сабазию (или Зевсу Олимпийскому), а самаритянский храм на Гаризиме - Зевсу Гостеприимному (II в. до н.э.). После подавления иудейского восстания в 135 г. и начавшейся вслед за этим урбанизации Палестины на месте Храма в Элии Капитолине (бывший Иерусалим) было возведено святилище Юпитера Капитолийского; в этот же период синагога в Тверии была превращена в святилище (Hadrianeum).

Таким образом, в христианских храмах сполии использовались по самым разным причинам, но по экономическим в первую очередь. Возвращение к строительной технике с использованием мраморных деталей вызвало волну ностальгически-римского архитектурного стиля. Но в христианских храмах, построенных из тех же материалов, что и языческие здания, уже не было той же симметрии, чувства пропорций и сдержанного благородства колорита - взамен этого появляется многоцветность, масштабная свобода, снимаются строгие рамки ордерных канонов. По сравнению со строгостью греко-римского стиля, ранневизантийский выглядит хаотичным, в котором разнохарактерные детали сближаются и примиряются за счет колорита, штукатурной обмазки и общей небрежности, которые, как ни странно, создают впечатление величественного уюта в архитектуре христианских базилик.

В синагогах использовалось сравнительно небольшое количество сполий, так, как будто «полисы-каменоломни» находились для иудеев под запретом. В декоре греко-римские детали не скрывались, а скорее, напротив, подчеркивались. Они были своего рода стилистическим камертоном, на который ориентировалась вся остальная постройка (и пропорционально, и колористически). За счет этого оттачивалось воспроизведение римских архитектурно-декоративных канонов, что в отдельных случаях создает большие сложности с датировками синагог, так как архаическая стилизация часто принимается за стиль. Подобное уважение к языческой культуре выглядит более чем странно на фоне прежних противостояний иудейской и римской властей. Возможно, что в ранневизантийский период иудеи демонстрировали свою непримиримость по отношению к новой христианской власти, поддерживая то, что ею отрицалось. Важную роль в выборе подобного альтернативного развития могло сыграть кратковременное правление Юлиана Отступника, который, как известно, поддерживал иудеев наравне с язычниками, и даже разрешил им восстановить Иерусалимский Храм. Возможно также, что иудеи возводили бейт-кнессеты в «старинном» стиле с тем, чтобы избежать действия закона Феодосия от 429 г. о запрете на строительство новых синагог: стилистика, близкая классическому искусству III в., создавала иллюзию более раннего создания постройки. Это лишь несколько вероятных факторов, которые повлияли на формирование стойкой «проримской» направленности иудейского зодчества позднеантичного периода. Антикизация синагог расцветает именно в период V-VI вв., когда христианизация империи достигает периода уверенного расцвета.

Заключение

Выводы.

Позднеантичные синагоги Палестины представляют собой феноменальную ветвь архитектурного развития. На фоне развивавшегося в новой стилистике раннехристианского зодчества синагогальное искусство сохраняло мощное тяготение к архаичным основам. Различное проявление антикизирующих тенденций в иудейской архитектуре рассматривается в диссертации развернуто и на всех уровнях: от общих вопросов классификаций и планировочных решений до более конкретных вопросов декора и стилистики отдельных памятников. На основе подобного комплексного анализа иудейских памятников представлена емкая картина развития архитектуры позднеантичной эпохи, в которой новаторские решения сосуществовали одновременно с анахроническими; оба направления были плотно взаимосвязаны и в одинаковой степени сильны. Общее представление об эпохе опирается на мнение, что ранневизантийское искусство стремительно видоизменялось, привнося все новые и новые архитектурные и декоративные формы в прежние традиции. Это дробит целостную, многогранную и противоречивую культуру на никогда не существовавшие временные слои. В данной работе основной акцент был поставлен на выявление инертных архаических черт, которые ярко проявились в синагогальных постройках.

Классификация синагог.

Для создания новой классификации синагогальных памятников Палестины понадобилось обращение к различным системам, принятым в историографии для греко-римской, ближневосточной и ранневизантийской архитектуры в различных регионах. Классификациям самих синагог было уделено особое внимание. Целая группа исследователей (Левин, Милсон, Хахлили, Хиат, Магнесс и друг.) согласны в том, что прежняя эволюционная теория развития синагог, от более ранних типов к более поздним, более не имеет оснований, так как по археологическим данным все типы синагог сосуществовали одновременно, а их традиционное разделение на три-четыре группы себя исчерпало из-за большего числа исключений, чем примеров. Обращение к различным традициям систематизации памятников в других регионах и культурах помогли сформировать новую и независимую классификацию для синагог, которая необходима для более систематизированной работы с их искусством. Из-за отсутствия системной основы многие наблюдения лишаются тематического «горизонта», не могут быть обобщены и теряются во все увеличивающемся количестве частных исследований.

В диссертации был собран корпус из более чем 90 синагог, которые были распределены на группы исключительно по архитектурным признакам. За основу разделения памятников на группы были выделены наиболее важные архитектурные признаки, такие как общая планировка (в виде продольной или поперечной базилики или квадрата), количество нефов (от одного до пяти), форма алтарной части (наличие пастофориев, апсид и их количество), форма внутренних колоннад (параллельные ряды или П-образные) и их соотношения с фасадом (один или три входа), наличие атриума. Общее их количество достигло восьми, с отдельными подгруппами:

1. базилики с выделенным центральным пространством (6 памятников)

2. базилики с П-образными колоннадами, в сочетании с одним или тремя входами по фасаду: А. - с переносной нишей Торы в интерьере (11 памятников),

Б. - с фиксированной нишей или апсидой в интерьере, с пастофориями (4 памятника)

3. однонефные синагоги с нишей или апсидой (4 памятника)

4. двухнефные базилики (2 памятника),