Армии враждующих сторон

Армия США до гражданской войны

Первая половина 19-го века была, пожалуй, самым безмятежным периодом американской истории. Где-то далеко за океаном бушевал, не утихая, пожар войны, многочисленные армии сходились в жестоких битвах и тысячи орудий наполняли воздух несмолкаемым гулом. Но до беззаботной Америки не долетали даже отголоски этой канонады, и для большинства ее жителей такие звучные названия, как Маренго, Аустерлиц, Эйлау, Бородино, Лейпциг и Ватерлоо значили не больше, чем имена далеких планет. Как широко ни расправляли крылья императорские орлы, как высоко ни парили над Европой, они не могли перелететь через Атлантику, а значит, и беспокоиться американцам было не о чем.

Правда, бывшим британским колонистам иногда приходилось браться за оружие. Гордый Альбион, не желая мириться с поражением, которое его славные войска потерпели под Саратогой и Йорктауном от полудиких охотников и неуклюжих торговцев говядиной, снова начал против них войну. Так он надеялся вернуть непокорную заокеанскую республику под державную руку Георга III.

Однако маленькая и не слишком кровопролитная англо-американская война 1812-1815 гг. не шла ни в какое сравнение с почти 25-летней европейской бойней. Трехлетняя борьба, не потребовавшая ни от Англии, ни от Америки особого [30] напряжения сил, увенчалась мирным договором, который поставил точку в истории борьбы Соединенных Штатов за свою независимость.

После этого на американской земле более чем на 30 лет воцарились мир и спокойствие. Лишь время от времени их нарушали маленькие индейские войны, но американцы никогда не считали эти конфликты серьезными и научились легко с ними справляться. Одним словом, небо над всеми Соединенными Штатами было безоблачным и ничто не предвещало скорой бури.

Разумеется, эта атмосфера отнюдь не благоприятствовала созданию и развитию боеспособных вооруженных сил. Американцы, далеко не самые большие поклонники военной службы, охотно обошлись бы вообще без армии, если бы это было возможно. Но пока еще ни одному государству не удалось существовать без сухопутных войск и флота, и в США это хорошо понимали. Скрепя сердце, правители заокеанской республики выделяли из федерального бюджета небольшие суммы на военные расходы. При этом они старались обойтись только необходимым минимумом.

Военная доктрина правительства США носила в тот период чисто оборонительный характер. В случае нападения предполагаемого противника (который мог свалиться на Америку разве что с неба) первый удар принимала на себя регулярная федеральная армия, которая затем пополнялась за счет добровольческих частей и милиционных формирований, имевшихся в каждом штате. Однако поскольку эта возможная внешняя угроза была чисто иллюзорной, во многом иллюзорной была и сама американская армия. После 1815 года вооруженные силы Соединенных Штатов были сокращены и достигли к 1821 году 6183 офицеров и солдат. На протяжении долгого времени они не выходили за границы этой смешной численности, едва достигая размеров небольшой дивизии великой армии Наполеона. Лишь в 1836 году, когда восстали индейцы-семинолы, сухопутные войска были доведены до 11541 солдата и 789 офицеров, но к 1842 году сократились примерно до 8600 человек.

Нового увеличения американской армии, на этот раз более значительного, до 50 тысяч человек, потребовала Мексиканская [31] кампания. Армия пополнилась в основном за счет добровольцев, которые после разгрома Санта-Анны и победоносного окончания войны разошлись по домам, надеясь, что им больше никогда не придется стать в строй.

Правда, присоединение к Союзу новых обширных территорий снова потребовало некоторого пополнения его вооруженных сил. Но по европейским меркам они все равно оставались микроскопическими (разумеется, принимая во внимание численность населения США). К 61-му году в американской армии служили 15304 солдата и 1098 офицеров. В основном они были рассеяны по фортам и арсеналам на границе индейских территорий, и для большинства жителей восточных штатов появление солдата в синей форме армии США было явлением столь же редким, как визит китайского императора.

Под стать размерам американской армии была и ее организация. Самым крупным подразделением вооруженных сил США в мирное время являлся полк, хотя порой даже и полка было много. Основной организационной единицей оставалась рота как в пехоте, так и в кавалерии. Численность ее солдат была также невелика и колебалась от 112 человек в 1821 году до 100 в 1846-м. Эти небольшие формирования номинально сводились в полки, но в действительности часто несли службу по отдельности, иногда на большом расстоянии друг от друга. Так, к январю 1861 года в армии США насчитывалось 198 рот. 183 из них были дислоцированы вдоль всей западной границы от Техаса до Миннесоты, от Пейджет Саунд до южной Калифорнии.

Более крупные соединения -- бригады, дивизии, корпуса, армии -- формировались только во время боевых действий и по окончании их тут же распускались. В мирное же время была принята территориальная структура деления. До 1821 года армия США состояла из двух «дивизий» -- Северной и Южной. Затем они были заменены на Восточную и Западную, а те в свою очередь в 1842 году был разделены на меньшие по размеру географические округа, которых затем объединили в три «дивизии»: Западную, Восточную и Тихоокеанскую. К 1861 году таких округов насчитывалось шесть: Восточный, Западный, Техасский, Ньюмексиканский, Ютский и [32] Тихоокеанский. Эта территориальная структура стала для американцев настолько привычной, что они не захотели отказываться от нее даже во время гражданской войны, и некоторые генералы, как например, Улисс Грант или Уильям Шерман, командовали и полевой армией, и одним или даже несколькими округами.

Небольшая американская армия в мирное время не требовала от населения больших усилий для обеспечения ее личным составом. Система комплектования вооруженных сил была исключительно добровольной, хотя среди граждан США желающих надеть военную тюрьму было немного. В 19-м веке Америка по-прежнему была Страной Великих Возможностей, и абсолютное большинство ее жителей предпочитало добиваться богатства и успеха в бизнесе или политике, а не тянуть постылую солдатскую лямку за жалкие 6 долларов в месяц.

Поэтому основным источником пополнения армии США были эмигранты, в первую очередь ирландцы и немцы. При этом первые были предпочтительнее вторых, поскольку считалось, что они более способны к полевой службе, выносливее и отличаются большей сметливостью и предприимчивостью. Однако заставить своенравных и вспыльчивых ирландцев беспрекословно подчиняться своим офицерам и строго следовать требованиям уставов было нелегко. Единственным методом оставалась суровая армейская дисциплина, опирающаяся на целую систему телесных наказании, очень распространенных в американской армии, и эта система оказалась вполне работоспособной. По единодушному признанию европейских наблюдателей, таких, как полковник Флетчер или граф Парижский, регулярная армия США в 19-м веке была одной из самых дисциплинированных в мире.

Но для поддержания дисциплины одних наказаний мало. Многое зависело от умения, опыта и профессиональной подготовки тех, кто, собственно, и налагал дисциплинарные взыскания, т.е. от офицеров. В 19-м веке основной «кузницей кадров» командного состава американской армии была знаменитая военная академия Вест-Пойнт, штат Нью-Йорк. Набор воспитанников этой академии осуществлялся по так называемому принципу фаворитизма -- открытого конкурса не существовало. Ежегодно 10 кадетов назначались самим президентом [33], и, кроме того, каждый избирательный округ, делегировавший своего представителя в Конгресс, посредством того же самого представителя отправлял в Вест-Пойнт и своего воспитанника.

Занятия в академии длились четыре года, в конце каждого из которых кадеты сдавали экзамены и те из них, кто не набирал определенного балла, безжалостно изгонялись из ее стен. Дисциплина была очень строга, пожалуй, еще строже, чем в армии. Сама система подготовки отличалась оригинальностью, не имевшей аналогов в Европе. В академии не существовало специализированных военных курсов и факультетов, посвященных углубленному изучению какого-нибудь одного рода войск, например, артиллерии или пехоты. Все воспитанники учились по одной и той же программе, в которой первый год отводился кавалерии, второй -- пехоте, третий -- артиллерии и четвертый -- инженерным войскам. Таким образом, кадеты получали универсальное образование, и каждый из них поочередно становился то пехотинцем, то кавалеристом, то артиллеристом, то военным инженером. По окончании Вест-Пойнта его воспитанники выпускались в армию с чином 2-го лейтенанта и, согласно своим способностям, распределялись по родам войск.

Американцы всегда были нацией, с пиитетом относившейся к достижениям технического прогресса, и наиболее способные примерно из 45 кадетов, ежегодно покидавших стены академии, распределялись в артиллерию и инженерные войска. В результате самые талантливые из полководцев гражданской войны вышли из артиллерийских и инженерных офицеров: Роберт Ли -- инженер, Джозеф Джонстон -- артиллерист, Томас Джексон Каменная Стена -- артиллерист, Уильям Шерман -- артиллерист. Это, однако, не мешало им командовать при случае пехотными или кавалерийскими частями (Ли, например, был некоторое время командиром 2-го кавалерийского полка), возглавлять армии.

Напротив, неспециализированное образование, полученное в Вест-Пойнте, оказалось для них очень удачной подготовкой к гражданской войне. Как писал полковник Флетчер, «такого рода военное образование американских офицеров как нельзя более способствовало роду войны, которая им [34] предстояла, и делало их способными занять высокие места, на которые многие из них несмотря на мелкие чины, были призваны, как только началась война».

Обучение в академии Вест-Пойнт вырабатывало у офицеров американской армии еще одно важное качество. Кадеты на четыре года практически полностью отрывались сообщества; а посвятить себя военному делу в Стране Великих Возможностей могли лишь люди, в хорошем смысле слова, «одержимые», поэтому воспитанники академии представляли собой замкнутую, почти аристократическую касту, внутри которой господствовала атмосфера дружбы и армейского братства. Даже перемена рода деятельности, когда офицер после нескольких лет службы уходил в отставку, не могла разорвать этих дружеских уз, и офицеры, в прошлом воспитанники академии, поддерживали со своими бывшими коллегами и однокурсниками хорошие отношения.

Гражданская война стала для офицерского братства страшным испытанием. В обеих воюющих армиях практически не было офицера-профессионала, который не имел бы друзей за линией фронта. Большинство воспринимало такое положение вещей как ужасную трагедию, и даже генерал Джеймс Лонгстрит, человек, не склонный к излишним сантиментам, ставший в будущем одним из лучших командиров Конфедерации и правой рукой Роберта Ли, не смог скрыть своей горечи. «Это был грустный день, -- писал он, -- когда мы покинули товарищей всей нашей жизни и оставили двадцатилетнюю службу».

Каким бы качественным ни было образование в военной академии Вест-Пойнт, какие бы высокие профессиональные и нравственные качества ни развивало оно у офицеров американской армии, оно все равно не могло возместить им самого главного -- нехватку боевого опыта. Относительно спокойная первая половина 19-го века почти не давала этой возможности. Правда, большинству героев гражданской войны пришлось-таки повоевать в Мексике в 1847-1848 годах, но, во-первых, там все они были младшими офицерами или даже солдатами, и мало кто из будущих генералов Севера и Юга командовал под Буэно-Вистей или Чатапультапиком подразделением большим, чем рота. Во-вторых, мексиканская армия [35], несмотря на замечательную храбрость своих солдат и офицеров, все же не была тем оселком, на котором американцы могли отточить военное мастерство. Да и сама Мексиканская кампания, краткая и победоносная для американского оружия, как по характеру боевых действий, так и по характеру местности, на которых они разворачивались, мало походила на затяжную и кровавую войну, через которую предстояло пройти Соединенным Штатам.

Еще одной школой для американских военных были бесконечные стычки с индейцами, постоянно происходившие на западной границе. И хотя они еще меньше походили на грядущую кровопролитную борьбу Севера и Юга, чем война с Мексикой, все же и индейские войны внесли свой маленький вклад в полупустую копилку боевого опыта армии США. Именно там, на великих равнинах, американская пехота приучалась к долгим изнурительным маршам по пересеченной местности под палящим солнцем.

Правда, при этом пехотинцы старались не отдаляться от своего обоза, который легко мог стать добычей индейцев, и в результате привыкли к обилию провианта, а значит, не умели затягивать пояса. Эта привычка сказалась затем и на офицерах, которые в годы гражданской войны, находясь в более населенных, чем прерии, местах, все равно продолжали таскать за собой громоздкие фургоны, напоминавшие цыганский табор.

Наиболее благотворное влияние индейские войны оказали на американскую кавалерию, определив, по сути, как ее лицо, так и тактику, которую она впоследствии с успехом использовала. Индейцы, несмотря на свое слабое вооружение и полное отсутствие организации, были хитрыми и опасными противниками. Сабельные атаки в сомкнутом конном строю, общепринятые в те время в Европе, против индейцев были так же эффективны, как стрельба из пушки по воробьям. Сабля, оставаясь основным оружием европейского кавалериста, для американского драгуна являлась лишним предметом снаряжения, ибо сблизиться с индейцем на расстояние сабельного удара было все равно, что поймать руками летящую птицу. Чтобы сабля не путалась в ногах и вообще не мешала в бою, ее часто приторачивали к седлу или даже [36] сдавали в обоз. Основным оружием американского кавалериста стали карабин и револьвер, и, надо сказать, что этим оружием кавалеристы пользовались мастерски. Они могли вести прицельный огонь и в пешем порядке, и прямо с седла, с несущейся вскачь лошади.

Кстати, эти лошади подходили для классического кавалерийского боя не больше, чем их седоки. Невысокие и невзрачные на вид животные, зато превосходно двигались. Отличаясь редкой выносливостью и удивительней неприхотливостью, они легко переносили форсированные конные переходы, в которых им приходилось везти на себе не только [37] всадников, но и навьюченные боеприпасы и продовольствие, ибо обычно кавалерия выступала в походы без обозов. Добиваясь таким образом быстроты маршей, драгуны неожиданно обрушивались на стоянки враждебных индейцев и огнем своих карабинов и револьверов уничтожали их. Подобная метода ведения боя, казавшаяся европейцам дикой, была общепринята в Америке, и обе стороны, сражавшиеся в гражданской войне, охотно ее переняли. Однако речь об этом пойдет ниже.

Артиллерия вообще была редким гостем на великих равнинах, но все же и ей нет-нет, да и случалось принимать участие в походах против индейцев. Благодаря этим походам она приобрела столь необходимую в боевых условиях мобильность и маневренность. Правда, в стычках с краснокожими артиллерия как таковая почти не участвовала, зато самим артиллеристам приходилось браться за карабин и револьвер, овладевая таким образом полезными навыками.

Что касается офицеров-артиллеристов, то именно им, отдавая должное способностям и знаниям, часто поручали командование экспедициями, и лучших «курсов повышения квалификации» придумать было нельзя. [38]

Тем не менее, каким бы ни был опыт регулярной американской армии -- богатым или бедным, на ход боевых действий гражданской войны США он оказал незначительное влияние. Регулярные вооруженные силы были слишком немногочисленны, почти всю тяжесть войны вынесли на себе иррегулярные формирования, составлявшие основу армий как Севера, так и Юга. Эти иррегулярные части, разумеется, не были изобретением гражданской войны.

Так называемые полки местной милиции существовали в каждом штате задолго до 60-х. Они подчинялись губернатору, который производил все назначения от лейтенанта до полковника. Президент тоже имел над этой милицией определенную власть и в случае необходимости мог использовать ее для решения национальных задач. В таком случае милиция выходила из-под юрисдикции губернатора и передавалась в федеральное подчинение. Впрочем, в каком подчинении она бы ни была, толку от местной милиции не прибавлялось. Когда-то она действительно сыграла свою роль. Но к началу гражданской войны милиция выродилась в чисто формальную организацию.

Правда, милиционеры все же собирались, но не чаще 1-2 раз в год для того, чтобы пройти торжественным маршем под звуки оркестра по улицам родного городка и закончить день ко всеобщему удовольствию за праздничным столом. За это будущий герой гражданской войны полковник 55-го Нью-йоркского милиционного полка французский эмигрант Режи де Тробрианд называл себя и своих людей «вилочной гвардией». На Юге, где белое население опасалось восстания рабов, милицию старались поддерживать в более боеспособном состоянии, но и там она была далеко не на высоте.

Одним словом, Америка середины 19-го века оставалась невоенной страной. Имевшихся в ее распоряжении вооруженных сил как, регулярных, так и милиционных, было явно недостаточно, чтобы вести крупномасштабную и многолетнюю войну. На практике это означало, что обеим воюющим сторонам предстояло начинать с нуля, т.е. заново создавать свои армии. И хотя в конце концов это строительство было завершено, сам процесс проходил сложно и потребовал большого напряжения сил. [39]

Глава 2. Армии Севера и Юга. Организация и система комплектования

Несмотря на отсутствие опыта и немногочисленность подготовленных военных кадров, недостатка в главном, а именно: в потенциальных солдатах, горящих желанием сражаться, по крайней мере, в начале войны, ни Союз, ни Конфедерация не испытывали. Правда, и в этом отношении северные штаты обладали громадным перевесом. К 1861 году там проживало около 4 миллионов белых мужчин в возрасте от 15 до 40 лет, пригодных в строевой службе, в то время как на Юге их насчитывалось всего 1140 тысяч человек. При этом полностью свои живые ресурсы Конфедерация использовать так и не смогла. За все годы войны в армиях Юга служил 1 миллион жителей, но общая численность ее вооруженных сил, достигнув к 1862 году своего пика, неуклонно сокращалась. К началу 1863 года в строю оставалось лишь 230 тысяч человек, а к концу 1864 года -- 100 тысяч. Север, напротив, постоянно наращивал свою мощь. Уже четыре месяца спустя после начала войны армия Союза выросла в 27 раз. А к концу 1865 года под ее знаменами собралось 1 556 000 человек -- по тем временам огромное количество. [40]

Но, уступая Северу в количественном отношении, Юг превосходил его качеством и быстротой работы своей военной машины. Там власть предержащие с первых же дней поняли серьезность положения и еще до начала гражданской войны приступили к созданию вооруженных сил Конфедерации. Уже 6 марта 1861 года, т.е. более чем за месяц до того, как пушки генерала Борегара открыли огонь по форту Самтер, Джефферсон Девис обратился к губернаторам штатов с призывом предоставить в распоряжение правительства 100 тысяч добровольцев сроком службы на 1 год.

К тому времени население Юга было уже вполне готово к этому призыву. Во всех городах и деревушках Конфедерации с самого начала 1861 года лихорадочно создавались вооруженные формирования, как правило, роты. Иногда их основой служила старая милиционная организация, но в большинстве своем они создавались заново. Схема их организации была примерно одной и той же по всему Югу.

Как правило, формирование поручалось какому-нибудь местному авторитету, нередко ветерану Мексиканской войны или выпускнику Вест-Пойнта. Рекруты собирались вместе в назначенный день и час, принося с собой все оружие, которое они только могли достать, -- от охотничьих ружей и дуэльных пистолетов до ножей Боуи и сабель времен Войны за независимость.

Затем по старой демократической традиции, бытовавшей испокон века в американской милиции, избирались офицеры, причем выбор добровольцев не обязательно падал на самых богатых и знатных земляков. Немало было состоятельных плантаторов, пожертвовавших значительные суммы на организацию рот, а затем скромно уступивших командные посты своим менее зажиточным, но более опытным и образованным товарищам.

Следующим немаловажным шагом был выбор названия роты, и тогда склонность американцев к показному блеску и громким словам давала о себе знать в полной мере. Не было на Юге такого графства, которое не могло бы похвастаться своими «Истребителями варваров янки», «Южными мстителями», «Героями Дикси» или «Убийцами Линкольна». Встречались, правда, и более оригинальные названия: «Бульдоги [41] Южной Флориды», «Желтые куртки из Клейтона», «Молотильщики из Таллапузы» и «Головорезы из Чикасоу».

Покончив с этими необходимыми формальностями, новобранцы приступали к элементарному военному обучению. В основном оно сводилось к нескольким часам строевой подготовки или езды на лошадях с бряцанием оружием и обязательными угрозами в адрес «нахальных янки». Затем вся рота, включая офицеров и рядовых, заворачивала в ближайший салун, где за стаканом виски «южные герои» окончательно «разбивали» северян, захватывали Вашингтон и сажали мистера Линкольна в железную клетку. Разумеется, толку от этих «военных упражнений» было немного, но, организовав свои роты, южане все равно сделали важный шаг, заложив основы будущей армии. Когда прозвучал призыв Джефферсона Девиса, губернаторам оставалось лишь свести эти роты в [42] полки и отдать их в распоряжение президента, что они и сделали. Роты, рапортовавшие о своей готовности служить Конфедерации, немедленно направлялись в учебные лагеря. Напоследок рекруты проходили по улицам родного городка торжественным маршем, сопровождаемые ликующим и плачущим от гордости женским населением. Они следовали к месту своего назначения как на праздник, не подозревая, что на том их привольное житье и заканчивалось.

В учебных лагерях за них уже брались всерьез и основательно. После того, как роты сводились в полки и их командиры избирали полковое начальство, т.е. штаб-офицеров и командира полка, начиналась муштра и насаждение армейской дисциплины. Конечно, эта дисциплина не шла ни в какое сравнение с жесткими уставными правилами, общепринятыми в то время в армиях Европы, но для американцев, привыкших к значительной степени личной свободы и воспитанных в духе индивидуализма, и ее было более чем достаточно. Аристократы-плантаторы, которые даже в армии не могли обходиться без своих черных слуг, стали вскоре жаловаться, что их негры более свободны и переносят меньше тягот, чем они.

«Участь солдата хуже участи любого негра с реки Чатахучи, -- жаловался в своем письме один волонтер из Алабамы. -- У него вообще нет никаких прав. Над ним стоит надсмотрщик худший, чем над любым черномазым. Никто не обращается с ним уважительно. Офицер может его оскорбить, а у него нет права даже открыть в ответ свой рот, и он никогда не смеет этого делать».

Офицеры-инструкторы вызывали у новобранцев дружную ненависть. Одни желали им поскорее подохнуть, другие, напротив, надеялись, что те вскоре получат повышение и избавят их от своего назойливого присутствия. Когда же в одном из полков офицера-инструктора назначили командиром, новобранцы едва не взбунтовались, и командира пришлось срочно менять.

Но деваться добровольцам было уже некуда. Они сами поступили на службу и по-прежнему горели желанием сражаться, так что волей-неволей с армейской дисциплиной пришлось мириться. Более того, пройдя основы военной подготовки [43], многие первые волонтеры помогали затем в наборе и обучении новых добровольцев.

Число последних, кстати, неуклонно росло, и правительство Конфедерации вскоре было вынужденно заявить, что их даже слишком много. Не имевший своей промышленности, Юг быстро израсходовал скудные запасы оружия и амуниции и одевать и вооружать новых патриотов, собравшихся под знаменем Дикси, было просто не во что и нечем. «Из Миссисипи я могу получить 20 тысяч человек, которые с нетерпением ждут известия, что их можно вооружить, -- писал в эти дни Джефферсон Девис. -- В Джорджии сделаны многочисленные официальные заявления о готовности идти на службу на любой срок и в любое место, но на эти и на другие предложения я все еще вынужден отвечать: «Оружия для вас нет». В результате, по подсчетам военного секретаря Уокера, президент Девис отказался от услуг примерно 200 тысяч добровольцев.

Однако для начала и тех волонтеров, что уже стояли под ружьем, было вполне достаточно. К первому сражению при Бул-Ране, произошедшему в июле 1861 года, в вооруженных силах Конфедерации насчитывалось 100 тысяч человек. Для Америки это количество было почти непомерным. Никогда еще столь значительные армии не собирались на ее необъятных просторах, и вооружить, одеть и организовать эту массу людей было далеко не простым делом. К началу решительных боевых действий довести работу до конца так и не удалось, и в свой первый крупный бой армия повстанцев пошла, не имея дивизионной организации (составлявшие ее полки были наспех сведены в бригады), вооруженная кто чем, в том числе и кремневыми ружьями времен англо-американской войны, отчасти в темно-синих мундирах, взятых в арсеналах федеральной армии.

Организация армии Союза также столкнулась с определенными трудностями, которые были во многом сродни трудностям, переживаемым на Юге. Военная истерия охватила население Севера несколько позже, уже после падения офорта Самтер. Энтузиазм там тоже был велик, а вера в свои возможности просто безгранична. Большинство мужчин в северных штатах всерьез полагали, что им понадобится всего несколько [44] месяцев, чтобы разбить «проклятых мятежников». Эти настроения были так сильны, что даже Линкольн, большой реалист в политике, не мог им не поддаться. 15 апреля он обратился к губернаторам верных Союзу штатов с призывом предоставить в его распоряжение 75 тысяч добровольцев сроком на три месяца.

Так было положено начало созданию печально известной 90-дневной милиции -- самой неорганизованной и небоеспособной из всех вооруженных формирований гражданской войны. И хотя 3 мая Линкольн заявил об увеличении армии путем набора 40 полков общей численностью 42 тысячи человек сроком на три года, сделанного было уже не исправить. Много добровольцев успело поступить на службу в краткосрочные полки, и уже в июле 1861 года эти «трехмесячные» вояки поставили Союз на край гибели.

Организация армии Севера происходила примерно так же, как и армии Юга, но в целом носила более сумбурный и хаотичный характер. Здесь основу добровольческих полков так же должны были составлять милиционные части, но фактически большинство из них были созданы заново, на пустом месте. Однако если в южных штатах этим занимались местные знаменитости, хорошо известные и уважаемые в своем округе или графстве, то на Севере практически любой пройдоха, у которого водились деньги, мог сформировать роту или даже полк. В отличие от своих южных коллег никто из них и не думал отказываться от офицерских эполет независимо от наличия или отсутствия опыта и знаний.

В основном «создатели» армии Союза были профессиональными политиками или бизнесменами. Свою службу в армии они рассматривали как очередную ступень в политической карьере или как средство сделать хорошие деньги. В результате вербовка новобранцев с самого начала приобрела черты избирательной и рекламной кампаний одновременно. Во всех крупных городах, да и в небольших городках тоже были развешаны объявления, наперебой зазывавшие волонтеров в ту или иную роту или полк. При этом перечислялись всевозможные преимущества -- от цвета и покроя униформы до боевых качеств командиров и обещаний славы и наград. [45]

Не обходилось и без курьезов. Организаторы одного из полков тяжелой артиллерии обещали новобранцам, что «этот отряд будет всегда содержать гарнизон фортов Вашингтона; он предоставляет желающим поступить на военную службу неоценимые преимущества быть избавленными от всех трудов и лишений лагерной жизни».

Офицеры регулярной армии США взирали на эту нездоровую возню с отвращением. Многие из них хотели сами заняться формированием добровольческих частей, где их опыт и знания оказались бы весьма кстати.

Но генерал Уинфилд Скотт, назначенный президентом верховным главнокомандующим всеми вооруженными силами Союза, решительно отказывал им в отпусках, которые были необходимы для участия в организации волонтерских полков. Таким образом, генерал Скотт надеялся сохранить регулярную армию, но в действительности лишь способствовал ослаблению боевых качеств добровольческой армии.

Результат не замедлил сказаться. Многочисленные роты и полки со звучными названиями (всевозможных «Огненных зуавов», «Пожирателей огня» и «Мстителей» хватало и на Севере) росли, словно грибы после дождя, но их боевые качества, мягко говоря, оставляли желать лучшего. Военному обучению здесь уделяли еще меньше внимания, чем на Юге -- не хватало профессионалов, и «пламенные патриоты» Севера проводили больше времени в борделях и салунах, чем в лагерях и на учебном плацу.

Как следствие, многие солдаты-северяне отправились в первый поход, так и не научившись стрелять из своих винтовок. [46]

Еще одним неприятным результатом беспорядочного формирования федеральной армии стала недостаточная укомплектованность волонтерских полков личным и командным составом. В целом в добровольцах не было недостатка. Напротив, Линкольн, рассчитывавший, что на его призыв откликнутся 75 тысяч волонтеров, получил на деле 100 тысяч. Однако формирующихся полков было так много, что они буквально растащили эту огромную массу народа, и в результате лишь немногие из полков достигли определенной уставом численности. Федеральные власти пытались противодействовать столь порочной практике.

3 декабря 1861 года военный секретарь Стентон запретил губернаторам набирать новые полки и обязал их направлять пополнение в уже существующие. Но, увы, этот запрет остался во многом только на бумаге. На Севере все еще хватало политиков и карьеристов, мечтавших о высоких военных постах. В старых полках, где места уже были заняты, делать им было нечего, в то время как только сформированные подразделения, казалось, давали хорошие возможности для карьерного роста. Поэтому губернаторы по-прежнему санкционировали создание молодых и необстрелянных формирований, а закаленные в боях ветеранские части, не получая свежих пополнений, таяли, точно весенний снег. На Юге в этом отношении было проявлено куда больше здравого смысла. Там поступившие на службу новобранцы занимали свое место в строю ранее сформированных полков, ряды которых поредели в кровопролитных сражениях.

Вернемся, однако, к системе комплектования армии Союза. Основные этапы ее организации были примерно такими же, как и в армии Конфедерации. Главной ячейкой военной структуры здесь тоже являлась рота. Территориальные участки для ее набора были разного размера и колебались от 5-6 округов в слабозаселенных штатах северо-запада до 1-2 городских районов в Нью-Йорке или Филадельфии. Собравшись вместе в назначенный день, новобранцы выбирали офицеров и приносили присягу на верность нации или своему штату. Затем они проводили от 12 до 36 часов на общественных собраниях, церковных службах и презентациях флага, сшитого местными женщинами, и только потом отправлялись [47] в учебный лагерь. Там после необременительного обучения они объединялись с другими ротами, набранными в том же штате, в полки. Старшие офицеры в эти полки назначались губернаторами.

Сформированные таким образом части считались готовыми, и губернатору оставалось только доложить об этой готовности президенту, после чего волонтеры оказывались на федеральной службе. При этом они не теряли связи со своим штатом. Губернаторы продолжали следить за своими ребятами, обеспечивая их в случае необходимости оружием, обмундированием... Надо заметить, что некоторые командиры предпринимали попытки обойти губернаторов и через их головы войти непосредственно в федеральное подчинение.

Это пробовал проделать видный демократический политик Дэн Сиклс, скандально известный главным образом тем, что незадолго до войны он застрелил из револьвера любовника своей жены. Сиклс был достаточно влиятельным демократом, чтобы получить звание генерала и должность командира бригады, но, едва нацепив саблю и повесив эполеты, он туг же проявил упрямство и независимость характера. Вместе со своей «Превосходной» (так она была названа) бригадой Сиклс напрямую обратился к президенту с докладом о готовности поступить на федеральную службу. Губернатор плата Нью-Йорк, где была набрана бригада, немедленно потребовал вернуть ее в контингент войск штата, однако Сиклс уже закусил удила и не желал ничего слушать.

Вместо того, чтобы выполнить приказ, он провел перекличку на гласисе форта, находившегося под федеральной юрисдикцией, и без лишних споров увел своих парней в Вашингтон. Но авантюра Сиклса не осталась без последствий. Губернатор устроил скандал, и после долгих препирательств «Превосходная» вернулась в подчинение штата Нью-Йорк. Тем не менее, Сиклс мог быть доволен произведенным шумом. Он принадлежал к числу тех политиков, которые в атмосфере скандала чувствуют себя, как рыба в воде, и радовался любому вниманию, которое мог привлечь к своей персоне.

В то время как волонтерские полки Севера, вроде «Превосходной» Сиклса, становились орудием в руках ловких политиканов, регулярная армия США по-прежнему оставалась [48] профессиональной военной организацией. Правда, она сильно сократилась к этому времени и насчитывала в своих рядах немногим более 13 тысяч человек. Только старших офицеров в звании не ниже бригадного генерала, перешедших на сторону Конфедерации, было 182 человека. Однако основная масса рядового и младшего командного состава осталась верной Союзу, и Линкольн рассчитывал на своих немногих профессиональных военных в предстоящей борьбе. Президент США даже решил увеличить численность регулярной армии и приказал организовать в июле 1861 года 9 полков пехоты, дополнительный артиллерийский полк и полк кавалерии.

Но желающих вступить в ряды регулярных частей оказалось немного. Суровая дисциплина и медленное продвижение по службе, свойственное профессиональным армейским формированиям, отпугивали добровольцев, предпочитавших волонтерские части. В силу этого последних было значительно больше, и именно они составили основу вооруженных сил Союза в гражданской войне. За все время кон4хликта в США было сформировано 2144 полка пехоты, 6 полков тяжелой артиллерии, 272 полка кавалерии, 13 инженерных полков, 9 батальонов легкой пехоты и 432 артиллерийских батареи, составлявших иррегулярные вооруженные силы, рядом с которыми небольшая профессиональная армия была все равно что пуля рядом с пушечным ядром.

Своя регулярная армия имелась и у южан, хотя ее численность и роль, которую она сыграла в этой войне, были ничтожны. По своим размерам она уступала даже небольшой регулярной армии Союза и насчитывала всего 1 артиллерийскую батарею, 12 полков кавалерии и 7 полков пехоты. Добровольческие и прочие иррегулярные части Юга превышали ее по численности в несколько раз, хотя они конечно, уступали огромной военной машине Севера. За все время войны южные штаты собрали и снарядили 642 пехотных полка, 137 полков кавалерии и 16 (272 батареи) полков артиллерии.

Таким образом, основу вооруженных сил и Союза, и Конфедерации составляли иррегулярные войска, и поначалу, как уже говорилось выше, они носили исключительно волонтерский [49] характер. То было время больших иллюзий, и мало кто по обе стороны линии фронта задумывался над тем, как далеко можно «уехать» на голом энтузиазме. Наборы добровольцев были продолжены и позже -- в 1862 и даже в 1863 годах, однако постепенно эта система начала давать сбои.

На Юге с серьезными затруднениями столкнулись уже в начале войны. После первого сражения при Бул-Ране многие легкомысленные южане решили, что враг разбит окончательно, что с Севером раз и навсегда покончено, и начали расходиться по домам. Администрации президента и военному командованию конфедератов пришлось приложить все усилия, чтобы убедить их вернуться в строй. Но не успели они справиться с этой напастью, как на их головы свалились новые.

Весной 1862 года истекал срок службы первых волонтеров Юга, и немногие из них были готовы вновь стать под ружье. Конгресс пошел на отчаянный шаг, чтобы спасти положение: тем из добровольцев, кто согласился вновь поступить на военную службу, был обещан двухмесячный отпуск, и это обещание едва не вогнало Конфедерацию в гроб.

Когда о решении Конгресса стало известно в сражающихся армиях, они мгновенно начали рассеиваться, как утренний туман. Волонтеры целыми толпами на вполне законных основаниях стали расходиться по домам, и многие полки сократились до нескольких десятков человек. В ту зиму Север был как никогда близок к победе: стоило только войскам Союза двинуться вперед, как с мятежом было бы тут же покончено. Но Бог хранил Конфедерацию (как любили говорить южане: «Кто сказал, что Господь не мятежник?»), и армии северян остались на своих зимних квартирах.

Проблемы, к сожалению, на этом не кончились. Кровопролитные бои на западном театре военных действий весной 1862 года оказались неудачными для дела Юга. В результате наступления федеральных войск были потеряны Кентукки, Миссури и половина Теннесси, а вместе с ними утрачены потенциальные добровольцы, проживавшие в этих штатах. Кроме того, энтузиазм, охвативший все мужское население Юга в 1861 году, резко пошел на спад. Война оказалась не увеселительной прогулкой за почестями и славой, а тяжелой [50], грязной и кровавой работой, так что желающих принять в ней участие поубавилось.

На Севере дела тоже шли далеко не блестяще. После Бул-Рана наступило отрезвление, и у многих северян открылись глаза на истинную природу войны. Как заявил один из уцелевших солдат армии Мак-Дауэлла, «я уже навоевался на всю оставшуюся жизнь и теперь иду домой», и этот упавший духом «патриот» был не одинок в своих пацифистских настроениях. Большинство трехмесячных волонтеров решили, что они насмотрелись на войну достаточно, чтобы понять, что это такое, и как только вышел их срок службы, разбрелись по домам. То, что они рассказали оставшимся дома, как видно, не вызвало прилива энтузиазма, и результаты не замедлили сказаться. Когда 4 августа 1862 года был объявлен набор 300 тысяч волонтеров на девятимесячный срок службы, армия получила лишь 87587 человек.

Но и из поступивших на службу, годных к участию в боевых действиях было немного. Дело в том, что каждому волонтеру, занимавшему место в рядах федеральной армии, полагалось вознаграждение в размере 100 долларов, и эта довольно значительная по тем временам сумма привлекла великое множество разного рода любителей легкой наживы. Они надевали синюю форму федерального солдата только затем, чтобы получить причитающиеся им деньги и дезертировать, а некоторым из них удавалось проделывать этот нехитрый трюк по многу раз.

Так, один из подобных ловкачей, арестованный за какое-то преступление военной полицией, сознался, что поступал на службу 32 раза, В основном «премиальные прыгуны», как их быстро окрестили в федеральной армии, были в прошлом ворами и грабителями, на время оставившими свои «профессии», чтобы зарабатывать деньги более легким способом. Число таких «добровольцев» все увеличивалось, и с этим ничего не могли поделать.

Когда один подросток, завербовавшийся на федеральную службу в полевую артиллерию, был помещен в депо для новобранцев в Олбани, он с удивлением обнаружил себя в компании почти исключительно «премиальных прыгунов». «Если в этой бесстыжей команде и был человек, завербовавшийся [51] из соображений патриотизма, то я его не видел, -- писал он впоследствии. -- Я не видел там человека, который не горел бы желанием бежать и который не дрожал бы от одной мысли о фронте. Почти все как один они были хвастунами и трусами и почти все как один принадлежали к преступному миру». Разумеется, толку от этих «солдат» было немного. Находясь в учебном лагере, они всячески увиливали от отправки в действующую армию и при появлении строевых офицеров, прибывавших за пополнением, разбегались по уборным и прятались под матрацами. Однако, даже если их и удавалось поставить в строй, долго они там не задерживались и при первой же возможности перебегали к неприятелю.

Одним словом, как на Севере, так и на Юге добровольческая система набора больше не работала, и единственным выходом из создавшегося положения было введение всеобщей воинской повинности. В Конфедерации, где ситуация становилась все более критической, это поняли раньше. Уже 25 февраля 1862 года Джефферсон Девис направил в Конгресс соответствующий законопроект, который был принят 16 апреля.

Согласно этому новому закону, призыву подлежали все белые мужчины, способные носить оружие, в возрасте от 18 до 35 лет. (Позже, в феврале 1864 года, эти рамки были раздвинуты до 17 и 50.) Срок службы был установлен в три года, если, конечно, война не продлится дольше. Премии выдавались как призывникам, так и волонтерам, и кроме того, обе категории имели право на отпуск. Волонтеры, срок службы которых истекал весной 1862 года, были обязаны вернуться в свои прежние роты, а те, кто еще не поступал на службу, восполняли собой пустующие места в уже сформированных полках. Правительство и губернаторы направляли за ними своих представителей и затем определяли для призывников наиболее подходящие места. Непризванная часть мужского населения пока оставалась дома, но уже через год, когда пал Виксберг, а генерал Ли потерпел поражение при Геттисберге, настал и их черед послужить Конфедерации.

Впрочем, закон о всеобщей воинской обязанности, принятый Конгрессом Юга в апреле 1862 года, не был лишен некоторых недостатков, значительно снижавших его эффективность [52] В частности, имелось большое количество исключений, позволявших желающим увиливать от воинской службы. Призыву не подлежали учителя, имевшие по 20 и более учеников, министры, профессора, аптекари, почтальоны, чиновники конфедеративного правительства и правительств отдельных штатов, служащие железных дорог, паромщики, операторы-телеграфисты, рабочие хлопковых, шерстяных и литейных фабрик, шахтеры, сапожники, кузнецы, дубильщики, мельники, солевары, печатники и редакторы -- по одному на каждую газету.

Но наиболее ожесточенной критике подвергался пункт закона о «20 неграх», согласно которому от воинской обязанности освобождались плантаторы, имевшие не менее 20 рабов. Возмущение вызывала также узаконенная возможность откупиться от воинской службы, внеся в конфедеративную казну определенную сумму денег. Громче всех возмущалась, естественно, бедная часть южного общества, дружно заявлявшая, что борьба с Севером превратилась в «войну богатых людей, в которой сражаются бедные». Росту популярности армейской службы такие настроения, конечно, не способствовали. После принятия закона о воинской повинности часть подлежащего призыву мужского населения Юга всячески стремилась избежать отправки в армию, и в некоторых местностях, как, например, в районе реки Джеймс, штат Вирджиния, в 1863 году рекрутов пришлось собирать при помощи кавалерии.

Впрочем, упреки в адрес непопулярного закона не были вполне справедливы. Многие из наиболее одиозных его положений существовали только на бумаге, а в действительности почти не соблюдались. Так, купить себе замену не могли даже те, у кого водились деньги, -- главным образом потому, что это не позволяло сделать само южное общество, в первую очередь его женская часть. Женщины Юга вообще внесли огромный вклад в эту войну, которая без их активного участия закончилась бы значительно быстрее.

Как писал один из очевидцев событий граф Парижский, «женщины (в южных штатах) возбуждали деятельность мужчин и в этом существенно помогали населению; тот, кто не надевал мундира, считался трусом». Кроме того, непопулярные [53] льготные ограничения по призыву одно за другим отменялись, поскольку людей катастрофически не хватало. Отменили денежный откуп от службы, а ненавистный «закон 20 негров» стал вскоре «законом 50 негров».

Впрочем, несмотря на критику, закон о воинской обязанности работал, давая изнемогавшим в боях южным армиям столь необходимое им пополнение. Из-за хаотической и сумбурной статистики (она в Конфедерации никогда не была аккуратной) определить точное количество мобилизованных южан не представляется возможным. Приблизительно, по оценкам американских историков, было призвано (а не поступило добровольно) около 300 тысяч человек, что составляло примерно ? от общего числа военнослужащих конфедеративных армии и флота.

На Севере необходимость призыва на военную службу также была вскоре осознана. Соответствующий закон был принят Конгрессом США 3 марта 1863 года, и, на первый взгляд, он был более удачным, чем его южный аналог. Призыву подлежало все способное носить оружие мужское население Союза кроме высокопоставленных чиновников федерального правительства, губернаторов и молодых людей, бывших единственной опорой своей семьи. Исключений не было сделано даже для конгрессменов, судей и священнослужителей.

Впрочем, население Союза было столь многочисленным, что таких чрезвычайных мер, как призыв законодателей или служителей культа, не потребовалось. Мужчины, подлежащие призыву, были разделены на две части: 1) все, способные носить оружие в возрасте от 20 до 35 лет, 2) неженатые и также годные к строевой службе в возрасте от 35 до 45 лет. Но даже из этих двух категорий на службу призывались далеко не все, и обязательная воинская повинность действовала наряду со старым и проверенным добровольным набором. На каждый штат была спущена своя квота, определяющая количество новобранцев, которое тот должен был предоставить.

Разумеется, ее размеры зависели от численности проживающего там населения (при этом, правда, не учли соотношение мужчин и женщин, а последних в пограничных западных [54] штатах было значительно больше, чем первых). Власти штата должны были представить определенное этой квотой число людей, добровольцев или призывников, и потому мобилизации проводились только тогда, когда волонтеров не хватало.

Но если принудительный набор производился, а случалось это довольно часто, то тогда в каждый избирательный округ посылался свой начальник военной полиции, исполнявший там функции военного комиссара. Его работа курировалась генералом военной полиции, имевшим свой офис в Вашингтоне и своих агентов в Капитолии каждого штата.

На первый взгляд, эта система, закрепленная в федеральном законодательстве, была простой и логичной. Однако один-единственный пункт закона о воинской повинности сводил ее преимущества на нет. Это было все то же пресловутое положение, позволявшее любому призывнику, имевшему в кармане 300 долларов (именно такой была установленная сумма откупа), уклониться от службы в армии. И если на Юге сделать это было крайне сложно, а порой и просто невозможно, то на Севере купившие себе замену встречались чуть ли не на каждом шагу. Например, от службы откупились все мужчины знаменитого семейства Рузвельт.

Но большое количество откупившихся было еще не самым печальным последствием «300-долларового закона». Значительно серьезней выглядели злоупотребления, возникшие на этой почве. Наихудшим из них стало появление «брокеров по заменам», занимавшихся набором рекрутов и «наваривавших» на этом хорошие деньги. Дабы не обременять себя утомительными поисками, эти бизнесмены позаимствовали кое-что из опыта вербовщиков прусской армии времен короля Фридриха II. Например, они часто подпаивали свои жертвы, подсовывали им на подпись соответствующие бумаги и затем доставляли парней в вербовочные бюро.

Однако, если офицеры-вербовщики прусского короля были заинтересованы в том, чтобы найти физически крепких рекрутов, которые могли бы стать хорошими солдатами, то «брокеры-заменители» не особенно заботились о качествах поставляемых ими замен и хватали всех, кто попадался им под руку. Так, из 57 рекрутов зимы 64-го года, предназначенных [55] для Нью-йоркского полка тяжелой артиллерии, 17 оказались, мягко говоря, не соответствующими требованиям, предъявляемым новобранцам. Среди них были однорукие калеки и даже полные идиоты.

Многие губернаторы, которые не жаловали новый закон, усматривая в нем нарушение прав своих суверенных штатов, также не торопились предоставить «Дяде Сэму» лучших из своих граждан. Они рассматривали призыв как своего рода наказание для преступников и нередко отправляли в армию заключенных из подведомственных им тюрем.

Подобная реакция со стороны губернаторов легко объяснима. Им приходилось считаться с мнением своих избирателей, среди которых всеобщая воинская обязанность была еще менее популярна, чем среди жителей Юга. В силу этого и противодействие, оказываемое северянами принудительному набору в армию, было более активным. В разных частях страны то и дело происходили обструкции. Офицеров, производивших призыв, избивали, а некоторых даже убивали, и федеральным и местным властям часто приходилось прибегать к вооруженной силе, чтобы провести мобилизацию (остроумно поступил губернатор Висконсина, который арестовал 150 человек из числа протестующих и передал их военному секретарю).

Наиболее сильные волнения, связанные с призывом в армию, произошли 11 июля 1863 года в Нью-Йорке. Там попытка произвести набор привела к массовым беспорядкам. Разъяренная толпа выплеснулась на улицу, подожгла квартиру местного начальника военной полиции, перерезала во всем городе телеграфные провода. Попутно громились ювелирные и винные лавки и избивались ни в чем не повинные негры, которые к воинской обязанности точно не имели никакого отношения.

Попытки полиции утихомирить толпу привели к вооруженным столкновениям, а больше всех досталось начальнику полиции, который пробовал уговорить бунтовщиков. В ответ они избили его до потери сознания, протащили по мостовой так, что он бился головой о камни, и, как следует изваляв в нечистотах, опустили в сточную канаву. Мятеж в конечном итоге удалось подавить, в Нью-Йорк вступили части [56] Потомакской армии, едва успевшей вернуться с кровавого Геттисбергского поля, и совместно с полицией, милицией штата и военными моряками навели в городе порядок. Однако Линкольну все равно пришлось пойти на уступки, уменьшив квоту призывников для Нью-Йорка.

Столь сильное противодействие воинской обязанности заставило власти быть крайне осторожными при проведении наборов в армию, и потому закон не дал ожидаемых результатов. Основу пополнений северных армий в 1863-1865 годах составляли жертвы «заменителей» и солдаты-ветераны, завербовавшиеся на новые сроки. В целом за годы гражданской войны на федеральную военную службу было призвано всего 46 тысяч человек, в то время как рекрутов было 118 тысяч. Вместе они составили лишь 6% всех служивших в то время в различных армиях Союза.