Мобилизация уголовного права в России: эмпирический анализ данных виктимизационного опроса

уголовный право преступление социальный

Актуальность темы исследования. Решение жертвы преступления обратиться в полицию можно считать самым влиятельным решением в уголовной юстиции [Skogan, 1984; Gottfredson, Gottfredson, 1988; Berg, Rogers, 2017]. Это связано в первую очередь с тем, что по всему миру большая доля преступлений не доходит до сведения правоохранительных органов, представляя собой так называемую латентную преступность, т.е. не зафиксированную правоохранителями по той или иной причине часть преступности. Россия - не исключение. Уровень латентной преступности в нашей стране примерно в восемь раз превышает официально регистрируемый государственной статистикой уровень преступности [Титаев, Кнорре, 2018].

Решая, сообщать ли полиции о случившемся в их жизни инциденте, граждане выполняют функцию фильтров, находящихся в самом начале потенциального уголовного процесса. То, что стало уголовным делом, когда-то было обычным звонком в полицию. В отсутствие обращения в полицию со стороны граждан правовая система имеет гораздо меньшие шансы узнать об преступлении [Black, 1973]. По всей видимости, даже решение потенциального преступника совершить злодеяние является менее важным для работы правовой системы, чем решение жертвы сообщить о нём.

Россия является одной из самых больших юрисдикций мира, а в силу особенностей системы статистического учета имеет колоссальные объемы данных о работе правоохранителей, производимые государством. При этом остается ничтожно малым объем данных о работе правоохранительной системы и преступности, которые бы производились силами независимых исследователей. В частности, о неофициальной структуре преступности и виктимизации (опыте жертв преступлений) в России до сих пор известно очень мало. Объем и характер мобилизации права со стороны людей, подвергшихся преступным посягательствам в России, требует тщательной оценки. Настоящая работа отчасти заполняет данный пробел, используя российские опросные данные о преступности, позволяющие узнать о ней из первых рук - от самих жертв преступлений. Виктимизационные опросы в США и других развитых странах являются развитой практикой, нередко финансируемой государством на постоянной основе, в России же эта практика только на этапе зарождения.

Автор работы ставит следующий исследовательский вопрос: есть ли связь между характеристиками жертвы и преступления, и характером мобилизации права по поводу этого преступления в России? Объект исследования - совершеннолетние жители России, ставшие за последние пять лет жертвами преступления в России. Предмет - поведение, связанное с мобилизацией права или её отсутствием.

Целью настоящей работы является выявление наличия и характера связи между разными характеристиками преступления и социального статуса жертвы и вероятностью обращения в правоохранительные органы по поводу этого преступления, а также успешности этого обращения. Для достижения цели поставлены задачи:

Практическая значимость работы заключается в том, что она производит выводы о важной части поведения людей - их взаимодействии с правовой системой. Объём и характер обращений в правоохранительные органы со стороны граждан может выступать косвенным показателем базового доверия к ним со стороны общества. Работа позволяет выявить закономерности в мобилизации права и показать наименее склонные к этому группы жертв преступлений, а также выделить характеристики преступлений, значимо влияющие на поствиктимное поведение. Анализ, проводимый в диссертации, даёт новую информацию о поведении жертв преступлений в России - части реальности, до сих пор слабо изученной и поэтому плохо связанной с принятием решений политическими и правоохранительными институциями, а также представителями гражданского общества и общественных организаций.

Апробация. По теме диссертации автором опубликовано две статьи (одна из них в соавторстве) в рецензируемом научном журнале по социологии, индексируемом в базе Scopus [Веркеев, 2018a; Веркеев и др., 2019]. Также по теме диссертации автором был представлен доклад на международной научной конференции «Российская полиция: три века служения Отечеству» (Санкт-Петербургский университет МВД России, апрель 2018 г.), по итогам которой опубликованы тезисы [Веркеев, 2018b]. Разделы 1.1 и 1.2 работы представляют собой доработанный текст статьи 2018 г., раздел 2.1 частично опирается на статью 2019 г. и тезисы.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списка литературы и двух приложений. Во введении вводится контекст исследования, обосновывается его актуальность, формулируется исследовательский вопрос, объект, предмет, цели и задачи исследования. Даётся информация о теоретической и методологической основе исследования, его эмпирической базе. Также приводятся сведения об апробации работы. Глава 1 знакомит читателя с теоретическими предпосылками исследования мобилизации права, подходами к изучению этого феномена (раздел 1.1), а также существующими эмпирическими исследованиями по данной теме и используемых в них индикаторах (раздел 1.2). Глава 2 посвящена эмпирическому анализу данных всероссийского виктимизационного опроса. Сначала дается характеристика виктимизационных опросов как источника данных для исследований и описываются используемые в работе данные RCVS (раздел 2.1). Затем полностью описывается методология исследования: используемые переменные, предварительная обработка данных и т.п. Здесь же выдвигаются формальные гипотезы (раздел 2.2). Наконец, приводятся результаты эмпирического анализа и даётся их интерпретация (раздел 2.3). В заключении подводятся итоги работы.

Глава 1. Мобилизация права в теории и исследованиях

Глава 1 состоит из двух разделов. Первый раздел посвящен теоретической рамке исследования, в нем вводятся основные понятия, концептуальные различения и классификации. Второй раздел представляет собой обзор литературы, сконцентрированный на предыдущих исследованиях мобилизации уголовного права гражданами.

1.1 Теоретические аспекты мобилизации права

Общая концептуальная рамка настоящей работы - социологическая теория права Дональда Блэка. Работы Блэка предоставляют достаточно полное и продуманное описание связей между правом и обществом. Во всяком случае, в той мере, в которой этого требует настоящая работа. Проблема исследования - обращение в правоохранительные органы граждан, и реакция на это обращение - получает значимую долю внимания в работах Блэка, и занимает одно из центральных мест в его строгой теоретической модели. Элементы теории Блэка обладают высокой внутренней согласованностью, что делает её хорошим инструментом описания и обобщения реальности, а именно в формировании систематизированного взгляда на реальность и состоит задача теории. Блэк также формулирует конкретные гипотезы, которые прямо следуют из теории, что отражено в эмпирической части настоящей работы.

Заметим, что теория права Блэка является частным случаем «чистой социологии» (pure sociology) -- эпистемологической и методологической парадигмы, в рамках которой реализован отказ от индивида как значимой социологической категории [Black, 1976: 7; 2000; 2002; Cooney, 2009]. Иначе говоря, там, где другие теории объясняют реальность через обращение к внутренним мотивам действий людей (пусть и с частым объяснением появления этих мотивов влиянием социума), чистая социология обращает внимание исключительно на социальную жизнь: социальное объясняется социальным. Хотя автор использует теорию Блэка как рамочную, тем не менее, необходимо сказать, что язык данной работы не всегда совпадает с исходными предпосылками парадигмы чистой социологии - в целом он более конвенционален.

Подход Блэка связан также и с методологическим подходом работы. Выводы, получаемые в ходе эмпирического исследования, должны быть сделаны исходя из эмпирически наблюдаемых действий людей там, где это возможно. Когда непосредственно наблюдать и фиксировать поведение людей невозможно (т.е. издержки на сбор подобных данных запретительно высоки), тогда следующий шаг - спросить у людей о фактах (с неизбежной для любого опросного метода оговоркой о том, что эти факты являются фактами лишь по словам людей): что происходило, что они видели, как они поступали, что делали. В мировой социологической практике изучения преступности для подобной цели используются виктимизационные опросы. Лучшие данные для такого рода исследований в России на сегодняшний день - опрос RCVS (подробнее об этом в главе 2).

В связи с тем, что настоящее исследование фокусируется на перспективе респондентов опроса, сообщивших, что они стали жертвами преступлений, необходимо пояснение относительно языка данной работы. Термины, которые используются здесь, не должны восприниматься как юридические категории. Так, термин «преступник», который в юридическом языке имеет вполне однозначное значение (человек, признанный судом совершившим уголовное преступление), в социологии и криминологии используется для обозначения стороны, предположительно (по словам информанта) совершившей преступление. Когда мы так говорим, мы не имеем в виду, что преступление в уголовно-правовом смысле обязательно имело место, и тем более, что человек, названный преступником, однозначно может считаться таковым с юридической точки зрения. Синонимом для слова «преступник» можно считать слово «злоумышленник», хотя и здесь оно не отражает реальность в строгом смысле, поскольку нельзя достоверно установить наличие злого умысла. Итак, если в данной работе встречается понятие «преступник» или «злоумышленник», то оно означает человека, который, по словам респондента, нарушил её/его права.

Теория мобилизации права

Мобилизация права -- это термин классика социологии права Дональда Блэка, автора теории поведения права Подробный разбор теории Блэка на русском представлен в статье Даниила Кузнецова: [Кузнецов, 2015].. Он обозначает процесс, посредством которого правовая система получает в своё распоряжение дела [Black, 1973]. Проще говоря, мобилизация права -- это превращение жизненной ситуации в юридический кейс: например, судебный спор или уголовное дело. Социология права здесь выполняет свою базовую роль, обращая внимание на то, чем является право или закон на практике. Согласно концепции мобилизации права, правовая система не может функционировать, если силы общества регулярно не занимаются активацией её возможностей.

Дональд Блэк определяет право как государственный социальный контроль. Иначе говоря, «это нормативные отношения государства и его граждан, такие как законодательство, судебное состязание и урегулирование споров» [Блэк, 2014: 132]. Согласно теории Блэка, право -- это количественная переменная, которую можно рассматривать как зависимую. Изменения, происходящие с правом в связи с влиянием независимых переменных (пяти аспектов социальной жизни), выражаются в увеличении или уменьшении его количества -- поведении права В понятие поведения права входят также четыре стиля права, каждый из которых по-своему реагирует на девиантное поведение. Карательный стиль права наказывает нарушителя, компенсаторный принуждает его к компенсации вреда, терапевтический помогает ему исправиться, а примиренческий стремится к исчерпанию конфликта. Каждый стиль, как и право само по себе, может присутствовать в ситуации в большем или меньшем количестве [Black, 1976: 4-6].. Например, обращение в суд означает больше права, чем решение спора внесудебными способами (другие примеры: [Black, 1976: 3]).

В целом Блэк говорит о поведении разных аспектов социальной жизни, одним из которых и является право Следует указать на проблематичность конвенционального употребления вариантов перевода английского law в дискуссии о теории Блэка на русском. Часто употребляется «закон» в случае с поведением закона (behavior of law), но «право» в случае с мобилизацией права (mobilization of law). К примеру: «Тезис о мобилизации права и закономерностях “поведения закона” побудил социологов…» [Волков, 2017: 37]; см. также: [Блэк, 2014]. В настоящей работе в обоих случаях используется слово «право», что сделано с осознанием дискуссионности такого перевода (см.: [Кузнецов, 2015: 34-35]). Однако такой перевод кажется приемлемым решением хотя бы в рамках этой диссертации, поскольку она посвящена именно мобилизации права, а этот термин достаточно устойчиво переводится именно таким образом.. Также Блэк выделяет пять измерений социального пространства, репрезентирующих аспекты социальной жизни, от которых зависит поведение права. Вертикальное измерение (стратификация) отсылает к разнице в благосостоянии. Горизонтальное (морфология) -- к межличностным отношениям. Корпоративное (организация) -- к коллективным действиям. Символическое (культура) -- к идеям и ценностям. Нормативное (альтернативный социальный контроль) -- к запретам и санкциям за исключением предусмотренных правом.

При этом связь, которая образуется между зависимой переменной (количеством права) и влияющими на неё факторами (измерениями социального пространства), не должна рассматриваться как нечто само собой разумеющееся. Влияние факторов, изменяющих количество права, опосредовано мобилизацией права. Этот термин Блэк вводит для обозначения процесса, посредством которого правовая машина приводится в действие. Выражая некоторые сомнения в правильности выбора слова для обозначения этого процесса, Блэк указывает на то, что трудность с подбором термина отражает ситуацию недостаточной изученности феномена мобилизации -- посредника между правом и людьми [Black, 1973: 126]. Таким образом, право ведёт себя не само по себе, а его поведение является производным от деятельности по мобилизации права, осуществляемой различными акторами. Мобилизация права -- то, что определяет поведение права.

Спрос на право (сочетание возможности и желания, т.е. готовность «активировать правовой процесс» [Black, 1973: 127]) со стороны граждан предполагает и наличие предложения права (готовности удовлетворить спрос на право) со стороны государства. Таким образом, мобилизация права -- двусторонний процесс. Блэк, с одной стороны, говорит о реактивной мобилизации, осуществляемой через действия граждан, обращающихся к государственным органам, затем реагирующим на эти обращения. С другой стороны, речь идёт о проактивной мобилизации, которая осуществляется через инициативные действия государственных служащих, производимые в отсутствие предшествовавших им и повлёкших их обращений граждан [Black, 1973: 128]. Этот тип можно признать близким к общей социолого-правовой традиции изучения спроса на право, доступности права для граждан и равенства перед законом.

Разделение на реактивную и проактивную мобилизацию дополняется необходимостью разделения на мобилизацию частного и публичного права, которые происходят по-разному. Частное право предполагает отношения между гражданами, поэтому можно сказать, что для него характерна реактивная мобилизация, в то время как публичное право может подвергаться мобилизации как проактивно, так и реактивно [Black, 1973: 129], например, при сообщении о преступлении в полицию.

Таким образом, главная идея довольно проста. Правовая система не способна функционировать без людей, мобилизующих её функции. Социальные характеристики этих людей влияют на их поведение и поведение их контрагентов, а всё вместе это влияет на поведение права.

Блэк также описывает некоторые составляющие правовых систем, находящиеся в связке с характером мобилизации права. Таких аспекта правовых систем четыре. Во-первых, под концептом legal intelligence Блэк понимает объём сведений о нарушениях закона, имеющийся у правовой системы в конкретной юрисдикции [Black, 1973: 130]. Этот объём сведений зависит от специфики мобилизации права, и как минимум определяется тем, является ли более распространённой реактивная мобилизация, или же проактивная. В первом случае ответственность за оперативную информацию о правонарушениях и, следовательно, за потенциальную возможность их устранения лежит на гражданах, во втором случае -- на государстве (впрочем, тоже на гражданах, с тем уточнением, что в этом случае они находятся на государственной службе).

Во-вторых, доступность права (availability of law) для граждан влияет на характер и объёмы его мобилизации с их стороны [Black, 1973: 137]. В понятие доступности права входят те ожидаемые издержки (к примеру, оплата адвоката), которые гражданин понесёт при обращении к праву. Так, известно, что слишком высокие издержки легальной деятельности ведут к росту внелегальных отношений [De Soto, 1988]. Другой причиной, способной повысить издержки мобилизации права, является подверженность гражданина влиянию социальных норм, поощряющих решение конфликтов внелегальными методами, например, порицающих «стукачество» [Black, 1973: 140; Rosenfeld, Jacobs, Wright, 2003]. Таким образом, нормы внелегального заключения контрактов и разрешения споров могут являться как следствием запретительных барьеров для использования правовых норм, так и причиной отказа от использования права в первую очередь.

В-третьих, с мобилизацией права связана организация дискреции (organization of discretion). Дискреция (т.е. свобода в принятии решений по собственному усмотрению), которой обладают государственные правоприменители в отношении квалификации явлений реальности, иногда настолько широка, что приходится говорить о том, что решение принимается человеком почти произвольно, и в некотором отрыве от писаного закона [Black, 1973: 141-142]. При этом ясно, что дискреция в принятии решений актуальна не только для полицейского или судьи, но и тогда, когда имеет место выбор гражданина: интерпретировать ли увиденное или испытанное как нарушение прав, осознавать ли причинённый ущерб, сообщать в государственные органы или нет [Фелстинер, Абель, Сарат, 2015].

В-четвёртых, Блэк говорит о правовых изменениях (legal change). Имеются в виду диахронические сдвиги в паттернах мобилизации права, которые влияют на нагрузку правовой системы. За проактивной мобилизацией видится некий единый источник планируемых изменений в правоприменительной практике, а за реактивной -- децентрализованный источник изменений, по аналогии с невидимой рукой рынка [Black, 1973: 146].

Подходы к исследованию мобилизации права

Таблица 1. Наблюдаемые феномены в четырёх подходах к исследованию мобилизации права

Чтобы эмпирически учесть факт мобилизации права, необходимо каким-то образом операционализировать этот концепт. Как видно, это можно сделать четырьмя разными способами, которые представляют собой разные комбинации реактивной и проактивной мобилизации, с одной стороны, и подходов от действия и от результата -- с другой. Каждый из четырёх способов обращается к определённой проблематике в сфере исследования правового поведения. Каждый из приведённых в качестве примера феноменов может быть изучен с помощью разных данных и методов, в качественной и количественной парадигме. Настоящая работа посвящена реактивной мобилизации права: делается попытка применить к ней оба подхода на российских количественных данных. Задача в том, чтобы выявить не только закономерности обращений в полицию (подход от действия), но и проследить их дальнейшую траекторию и оценить их успешность (подход от результата).

Сама теория Блэка вызвала ряд дискуссий, которые с самого начала были связаны с эмпирическими исследованиями. В 1979 году криминологи Готтфредсон и Хинделанг опубликовали первое полноценное тестирование утверждений Блэка о мобилизации права (в качестве зависимой переменной был использован процент обращений в полицию), где не подтвердились почти никакие гипотезы [Gottfredson, Hindelang, 1979a]. Из этого авторы делают вывод, что теория Блэка несостоятельна. Может показаться, что это достаточный повод для того, чтобы не относиться к теории Блэка серьёзно, по крайней мере, в отношении тех данных, на которых она не работает. Однако на эту ситуацию можно посмотреть и с другой стороны, если предположить, что теория не может «не работать», но способна указать на недостаточность или несовместимость имеющихся данных. Иными словами, проблема может находиться не в теории, а в контексте её применения - ограничений используемых данных и методов их анализа. «Сложность социальной жизни никаким образом не лишает силы теорию; скорее, теория нуждается в более продуманных методологических инструментах и измерительных стратегиях для обеспечения уверенности в том, что она может быть оценена должным образом» [Michalski, 2014: 4].

На работу Готтфредсона и Хинделанга последовала критика со стороны Блэка. Он критикует её как раз с точки зрения несоответствия между тем, что на самом деле было исследовано, и тем, что заложено в теории [Black, 1979]. Тип данных и операционализация влияют на то, какие результаты будут получены и какие выводы будут сделаны. Авторы исследования приходят к тому, что тяжесть преступления лучше объясняет вариации количества права, чем социальная структура, однако, по мнению Блэка, оказываются в плену тавтологии, поскольку на определение того, что информанты считают преступлением, как раз и влияет социальная структура, как это предсказывает теория [Black, 1979: 21]. Позже другие авторы отметят, что исследование Готтфредсона и Хинделанга является слабым (устаревшим) с методологической точки зрения: в качестве основного метода работы с данными используются двумерные таблицы сопряжённости, что не позволяет учитывать совместное влияние множества предикторов [Avakame, Fyfe, McCoy, 1999: 772]. Более адекватным методом является регрессионный анализ, используемый в большинстве более поздних статей, посвящённых феномену (не)обращения в полицию.

Ответ на критику Блэка не заставил долго ждать [Gottfredson, Hindelang, 1979b]; скорость и накал дискуссии чувствуется, поскольку все три статьи опубликованы в одном выпуске журнала. Далее следует ряд публикаций этих и других авторов, высказывающихся за и против теории. Споры между сторонниками и противниками подхода чистой социологии возникают и по прошествии лет, примером чего является дискуссия на страницах журнала The Sociological Quarterly в 2008 году [Marshall, 2008; Michalski, 2008]. По оптимистичным оценкам Йозефа Михальски теория права Блэка находит прочное эмпирическое подтверждение в исследовании с вероятностью 71,1% (исключены работы учеников Блэка) [Michalski, 2008: 261].

Важно подчеркнуть, что в данном случае главный источник критических замечаний в сторону теории Блэка - конвенциональные на конец прошлого века (и во многом до сих пор) теоретические подходы количественной криминологии, представители которой занимаются в том числе проблематикой реактивной мобилизации права. В частности, исследованиями закономерностей обращений в правоохранительные органы - того, что называется reporting behavior.

Не будем подробно останавливаться на подходе количественной криминологии, отметим лишь, что здесь одной из основных теорий, объясняющих мобилизацию права, является теория рационального выбора. В основном она объясняет мобилизацию права взвешиванием выгод и издержек гражданином перед принятием решения. Поэтому основное ожидание теории по отношению к данным - это связь мобилизации права с тяжестью (серьезностью) преступления. Согласно этой точке зрения, при повышении издержек от преступления имеет больший смысл добиваться их восполнения через правовую систему, из-за чего люди готовы обращаться к правоохранителям [Gottfredson, Hindelang, 1979a; Gottfredson, Gottfredson, 1988; Felson et al., 2002; Zaykowski, 2015].

1.2 Обзор литературы

Этот раздел представляет собой обзор литературы по проблематике реактивной мобилизации уголовного права гражданами. Акцент в разделе ставится на исследованиях, тестирующих теорию Дональда Блэка, т.к. с ней связаны основные гипотезы диссертации (H2, H3 - см. раздел 2.2). В частности, автор выявил 27 статей в научных журналах, которые тестируют теорию права Блэка, и авторы которых эксплицитно об этом сообщают, опубликованных в период с 1979 по 2017 год. Из них были выбраны 11 на основании ряда критериев. Сначала были исключены статьи, которые тестировали теорию Блэка только на макроуровне с использованием соответствующих данных. Например, Вонг использует в качестве предикторов раскрываемости преступлений социально-экономические параметры канадских муниципалитетов [Wong, 2010]. Далее были исключены те статьи, в которых основной зависимой переменной является не право, а другой тип социального контроля: например, применение насилия из соображений мести [Phillips, 2001]. Затем из оставшихся статей были исключены те, в которых речь шла скорее о проактивной мобилизации права и приросте права на стадии вынесения судебного решения, поскольку предметом интереса в настоящей работе является мобилизация права со стороны граждан, проявление спроса на право, а также успешность реактивной мобилизации. В итоге было получено 11 статей с количественными исследованиями реактивной мобилизации права, составивших основную часть обзора литературы [Gottfredson, Hindelang, 1979a; Braithwaite, Biles, 1980; Doyle, Luckenbill, 1991; Avakame, Fyfe, McCoy, 1999; Copes et al., 2001; Holtfreter, 2008; Clay-Warner, McMahon-Howard, 2009; Kuo et al., 2012; Xie, Lauritsen, 2012; Graham, Borg, Miller, 2013; Golladay, 2017] Заметим, что лишь немногие авторы, проверяющие теорию Блэка, ссылаются на оригинальную статью Блэка [Black, 1973], где вводится и подробно описывается концепция мобилизации права. В основном авторы ссылаются только на opus magnum о поведении права [Black, 1976], не содержащий прицельного разбора процесса мобилизации. Впрочем, это не удивляет, т.к. концепция мобилизации права в итоге оказалась встроена в общую теорию: право в принципе не может функционировать без мобилизации.. Особое внимание в обзоре литературы уделено рассмотрению операционализации и эмпирических индикаторов, которые используются в исследованиях. В конце обзора литературы приводятся эмпирические индикаторы тяжести преступления, принятые в исследованиях обращений в полицию в количественной криминологии, на основе которых в работе сформулирована гипотеза H1.

Тестирования теории Блэка

Многие статьи, изучающие обращение в полицию, в качестве источника данных используют американский виктимизационный опрос Поясним, что виктимизационный опрос (или обследование виктимизации) -- это тип опроса, который призван выявить преступность, не фиксируемую официальной полицейской статистикой. Название происходит от английского слова victim, т.е. жертва. Информантам задаются вопросы, направленные на выявление виктимного опыта, т.е. опыта становления жертвой преступления, а также всех сопутствующих этому опыту обстоятельств. В частности, задаётся вопрос о том, обращалась ли жертва преступления в полицию. Так удаётся учесть те преступления, которые по каким-то причинам не дошли до сведения правоохранителей. Подробнее о виктимизационных опросах см. в разделе этой работы, посвященном эмпирическим данным.. (National Crime Victimization Survey, NCVS), и статья Авакаме и коллег в том числе. Те статьи, которые не используют его, написаны на основе других виктимизационных опросов или их близких аналогов. Важно заметить, что разница между статьями зачастую состоит в видах анализируемых преступлений, хотя и тут существует некоторый консенсус, опосредованный доступными опросными данными: часто это нападение (assault), грабеж (robbery), кража (theft; larceny), а также нередко изнасилование (rape).

На данных NCVS также описаны предсказания сообщений об изнасилованиях [Clay-Warner, McMahon-Howard, 2009] и о разбойных нападениях [Xie, Lauritsen, 2012]. Данные другого опроса в девяти районах Чикаго позволили проследить, что влияет на сообщение в полицию и иные госорганы о 10 видах нарушения общественного порядка [Doyle, Luckenbill, 1991]. Проверка теории Блэка в отношении сообщений о нападениях, грабежах и кражах на данных Taiwan Areas Criminal Victimization Survey дала смешанные результаты [Kuo et al., 2012]. Исследование, использующее национальный репрезентативный опрос 1988 года в Бразилии для предсказания сообщений в полицию о краже или ограблении, подтверждает теоретические предпосылки Блэка и говорит в пользу универсальности теории, т.е. её способности объяснять поведение права в незападных обществах [Graham, Borg, Miller, 2013].

Отдельно стоит упомянуть исследования на виктимизационных данных, где взят другой тип преступлений -- экономические. Мошенничество (fraud) исследуется в одной из статей [Copes et al., 2001] с помощью построения трёх моделей: со всеми случаями, только с законченными преступлениями, и только с попытками. Кража персональных данных (identity theft) изучается в другой статье [Golladay, 2017], где каждый из адресатов, которому было сообщено о преступлении, кодируется отдельной переменной: сообщение может быть сделано в банк, в правоохранительные органы, в кредитное бюро. Есть не менее интересный случай, когда в качестве субъекта мобилизации права выступает не обычный гражданин, а фирма [Holtfreter, 2008]. Здесь речь идёт о мошенничестве со стороны подчинённых на рабочем месте (employee fraud) и используются данные опроса 663 специалистов по расследованию мошенничества, работающих в разных сферах. Специалисты ответили на вопросы по поводу последнего расследованного ими дела, на основании чего и был проведён анализ.

Эмпирические индикаторы

Стратификация. Согласно Блэку, стратификация представляет собой вертикальное измерение социального пространства, это «вертикальный аспект социальной жизни» [Black, 1976: 11]. Она отображает существующее неравенство в распределении материальных ресурсов, их аналогов или средств их получения, например, таких, как деньги. Влияние вертикального измерения предполагает, что «право изменяется прямо пропорционально стратификации» [Блэк, 2014: 142].

Блэк определяет каждое из измерений довольно широко, что делает его теорию пригодной для анализа любых обществ. Официальный месячный доход участников судебного разбирательства может быть использован в качестве индикатора их места в социальной стратификации, однако ясно, что здесь подходит не просто любой тип капитала, а в принципе любой показатель, который в заданном обществе является значимым признаком социально-экономического положения. Блэк пишет, что механизмы распределения благосостояния различаются, так что его индикаторы в разных контекстах могут быть разными, от возраста и принадлежности к определённому роду до вида занятости [Black, 1976: 11-12].

В силу того, что многие статьи, проверяющие теорию Блэка о мобилизации права, используют данные NCVS, переменные, используемые для индикации вертикального статуса, очень похожи. Почти везде для этого используют показатель дохода [Gottfredson, Hindelang, 1979a; Braithwaite, Biles, 1980; Doyle, Luckenbill, 1991; Avakame, Fyfe, McCoy, 1999; Copes et al., 2001; Clay-Warner, McMahon-Howard, 2009; Kuo et al., 2012; Graham, Borg, Miller, 2013; Golladay, 2017]. Во всех статьях, кроме трёх [Gottfredson, Hindelang, 1979a; Braithwaite, Biles, 1980; Doyle, Luckenbill, 1991], как показатель вертикального статуса используется возраст. Во многих статьях как индикатор места в социальной стратификации используется раса, но одна статья специально посвящена только этому фактору [Xie, Lauritsen, 2012]. Пол в связи со стратификацией используется в большинстве статей, что является ошибкой операционализации: концепт пола включает в себя разные социальные параметры, по некоторым из которых женщины стоят выше мужчин, и ошибочно предполагать, что статус мужчины выше в любой ситуации [Cooney, 2002: 659].

Морфология -- горизонтальное измерение социального пространства [Black, 1976: 37-59]. Она может быть выражена, с одной стороны, вовлечённостью человека в социальный мир: чем больше человек интегрирован в общество, тем больше права появляется в ситуациях с его участием при прочих равных условиях. С другой стороны, она выражается через межличностные отношения, а именно степень близости людей друг к другу (например, жертвы и обидчика). Здесь количество права возрастает с увеличением дистанции между людьми, однако в то же время, когда дистанция становится слишком большой, то количество права стремится к нулю -- зависимость нелинейная. Конфликт между близкими людьми скорее решится внелегально, а между незнакомыми -- с помощью правовых механизмов.

Работающие и состоящие в браке люди считаются более интегрированными в общественную жизнь. Так, для измерения интеграции могут использоваться переменные занятости и брачного статуса [Gottfredson, Hindelang, 1979a; Graham, Borg, Miller, 2013]. В отдельных исследованиях это также может быть лишь брачный статус [Kuo et al., 2012]. Также к занятости и браку могут быть добавлены другие переменные, например частота общения с соседями [Doyle, Luckenbill, 1991]. Там, где исследуются работники, нарушившие права организации, как индикатор морфологии используется нахождение на управленческой должности [Holtfreter, 2008]. Это хороший пример того, как концепт операционализируется исключительно с опорой на контекст исследования, а не на какие-либо априори точные эмпирические индикаторы. Некорректным шагом здесь было бы использование лишь традиционных индикаторов вроде брачного статуса.

Относительная дистанция между жертвой и преступником в одном исследовании измеряется по шкале от члена семьи до незнакомца [Braithwaite, Biles, 1980]. С этой же целью учитывают, был нападавший интимным партнёром жертвы или нет [Avakame, Fyfe, McCoy, 1999]. В исследовании по данным об изнасилованиях эта дистанция измеряется через кодирование по шкале 1-5 от партнёра до незнакомца (также берётся брачный статус и наличие работы) [Clay-Warner, McMahon-Howard, 2009]. Ещё два исследования учитывают то, был ли преступник знаком жертве, а также брак [Copes et al., 2001; Golladay, 2017].

Культура -- символическое измерение социального пространства, у которого есть два основных аспекта. Первый аспект -- это понимаемое широко количество культуры (выраженное, например, как количество потенциальных или реализованных идей), которое варьируется прямо пропорционально количеству права [Black, 1976: 61]. Второй аспект -- это конвенциональность. Согласно Блэку, право изменяется прямо пропорционально конвенциональности, т.е. близости к мейнстриму внутри измерения культуры. Конвенциональность -- своего рода культурный статус, у разных людей он разный. В качестве примеров для измерения конвенциональности Блэк приводит религию (католик более конвенционален, чем иудей, поскольку католиков в данном обществе больше), привычки (алкоголь или табак конвенциональнее, чем кокаин) и политические взгляды (демократ более конвенционален, чем коммунист) [Black, 1976: 68].

Все рассматриваемые здесь статьи используют в качестве индикатора культуры уровень образования информанта. К этому может добавляться оценка конвенциональности с помощью использования прямого вопроса о принадлежности к какой-либо религии [Graham, Borg, Miller, 2013]. Иногда в качестве индикатора культуры используют брачный статус и трудовой статус жертвы преступления [Avakame, Fyfe, McCoy, 1999], хотя в общем случае эти индикаторы относят к морфологии.

Организация -- корпоративное измерение социального пространства, которое выражает «способность к коллективному действию» [Black, 1976: 85], в основном предполагающему централизацию принятия решений, объединение многих единиц принятия решения в одну (классический пример -- фирма). Право изменяется прямо пропорционально организации [Black, 1976: 86]. Блэк утверждает, что одна группа людей может быть более организована, чем другая, и один человек может быть более организован, чем другой, что можно измерить с помощью подсчёта его членств в различных группах. Например, некоторые авторы измеряют это через членство жертвы в общественных организациях [Graham, Borg, Miller, 2013]. Также Блэк делает контринтуитивное предположение, что любая группа более организована по определению, чем один человек [Black, 1976: 86]. Возможно, сам термин «группа» уже предполагает организованность, а, например, два незнакомых и неорганизованных человека, просто оказавшиеся вместе в какой-то ситуации, не будут являться группой, что сможет объяснить их неспособность к коллективному действию, в то время как один человек не должен ничего ни с кем согласовывать, и является одной единицей принятия решений, априори централизованной.

В первом тестировании теории Блэка [Gottfredson, Hindelang, 1979a] показано, что процент обращений в полицию в связи с ограблениями среди индивидов ниже, чем среди бизнесов. Следующее исследование учитывает число нападавших [Braithwaite, Biles, 1980]. В другом исследовании учитывается членство жертв в местной организации или клубе [Doyle, Luckenbill, 1991]. Как показатель большей организованности может использоваться коммерческая локация (напр., офис), на территории которой произошло преступление [Avakame, Fyfe, McCoy, 1999]. Организацией в одной из статей считается факт обсуждения своего случая с другими людьми, а также число посещений церкви за последние две недели и волонтёрство (community service) [Copes et al., 2001]. Для жертв-фирм в исследовании мошенничества на рабочем месте индикатором организации является сектор экономики, в котором работает фирма (государственный или частный), а также число работников в фирме [Holtfreter, 2008]. В статье об изнасилованиях используется переменная, которая учитывает, что было больше одного нападавшего [Clay-Warner, McMahon-Howard, 2009].

Альтернативный социальный контроль. Право по Блэку является одним из типов социального контроля -- государственным. Существует и негосударственный, или альтернативный социальный контроль. Право меняется обратно пропорционально альтернативному социальному контролю [Black, 1976: 105-121]. Здесь аппроксимирующими индикаторами социального контроля обычно выбирают время дня и локацию или местность, ориентируясь на примеры, приводимые самим Блэком.

Что касается локации, то она может учитываться как место жительства жертвы (город; сельская местность) [Gottfredson, Hindelang, 1979a; Graham, Borg, Miller, 2013], либо как место происшествия (дом жертвы; общественное помещение; коммерческое помещение; офис или производство; рядом с домом; на улице; в школе; другое) [Gottfredson, Hindelang, 1979a]. Также возможна более простая дифференциация: внутри здания или снаружи [Avakame, Fyfe, McCoy, 1999], либо частная локация или общественная [Clay-Warner, McMahon-Howard, 2009; Kuo et al., 2012].

Время дня используется, как правило, как переменная с двумя значениями: светлое и тёмное время суток. Однако в одном случае [Gottfredson, Hindelang, 1979a], помимо дневного времени, используется разделение на ночь и вечер, т.е. варианта три: день; с 6 до 12 вечера; с 0 до 6 ночи. Встречается и использование четырёх временных промежутков вместе с двумя вариантами, в которых известно только время суток, но не конкретное время [Braithwaite, Biles, 1980]. В остальных исследованиях, где использовался параметр времени, значения два: для тёмного и светлого времени суток [Avakame, Fyfe, McCoy, 1999; Clay-Warner, McMahon-Howard, 2009; Kuo et al., 2012].