Мобилизация уголовного права в России: эмпирический анализ данных виктимизационного опроса

В случае с мошенничеством работников социальный контроль был операционализирован применительно к среде фирмы. Это сделано через такие переменные как наличие практики анонимных сообщений о мошенничестве, наличие внутренних аудитов, наличие внешних аудитов, а также проверка прошлого сотрудников [Holtfreter, 2008].

В другом исследовании социальный контроль операционализировался с помощью переменной, которая определяет, пытались ли решить проблему внелегальным способом. Авторы сами предполагают, что это не очень удачный ход: если уже известно, что люди пытались решить конфликт внелегально, значит, у них это не получилось, и поэтому они обратились к праву [Doyle, Luckenbill, 1991: 112-113], что делает данную измерительную тактику тавтологичной.

Осознание этой проблемы с операционализацией не заставило авторов изменить своё исследование, они оставили переменную, зная, что результаты будут искажены. Этот случай -- хорошая иллюстрация к работе Михальски [Michalski, 2017], где на основе анализа эмпирических проверок теории Блэка сделан вывод, что результаты, не согласующиеся с теорией, будут с большей вероятностью получены авторами, которые имеют большую социальную дистанцию относительно адептов теории и учеников Блэка. Иными словами, Михальски говорит, что эмпирическое подтверждение теории -- это количественная переменная, и она изменяется обратно пропорционально социальной дистанции между автором конкретного исследования и Дональдом Блэком.

Чтобы закрепить мысль о соотношении теории и эмпирики при тестировании утверждений Блэка, рассмотрим пример, гласящий, что права больше ночью, чем днём [Black, 1976: 110]. Он не означает, что при любых обстоятельствах права непременно больше ночью, чем днём. Это утверждение является условным. За ним стоит теоретическая конструкция, согласно которой количество права обратно пропорционально количеству внеправового социального контроля. Следовательно, утверждение «права больше ночью, чем днём» будет верным только при условии, что в заданном обществе в ночное время действительно меньше внеправового социального контроля. Это, в свою очередь, требует от общества как минимум разделения на ночное и дневное время -- не столько в смысле естественных явлений, таких как восход и закат солнца, сколько в смысле наличия соответствующей нормы, включённой в работу социального института времени. Более того, из антропологических исследований известно об обществах с совершенно иным устройством социального института времени, чем то, к которому привык автор данного текста и, скорее всего, его читатель.

В конце концов, взаимодействия между людьми происходят и в таких средах, где разделение на ночное и дневное время в обычном понимании отсутствует: полярный день и полярная ночь -- это метафоры, которые длятся месяцами. Предполагает ли теория Блэка, что во время полярной ночи права больше, чем во время полярного дня? Ясно, что из теоретического утверждения о связи права и внеправового социального контроля этого не следует. Ясно и то, что заданный вопрос не вполне корректен по отношению к теории, ведь он эмпирический, и должен быть задан к данным. Итак, если мы проведём исследование и выясним, что в каком-то обществе права больше днём, чем ночью (а не наоборот), то мы можем заявить, что это либо (1) опровергает теорию, либо (2) говорит о том, что в данном обществе днём меньше внелегального социального контроля, чем ночью, в отличие от изначального предположения об обратном, что не противоречит теории. Представляется, что с равной степенью уверенности можно поддерживать обе версии. Однако, концентрируясь лишь на первой версии и не принимая во внимание вторую, можно упустить из виду то, что теория на самом деле сохранила объяснительную способность и не обязательно была опровергнута.

В большинстве рассмотренных исследований в качестве контрольных также использовались переменные, отвечающие за тяжесть, или серьезность преступления. В целом в исследованиях обращений в полицию в количественной криминологии такими переменными обычно является сумма ущерба от преступления, факт и/или степень применения физического насилия, использование оружия и количество обидчиков [Berg, Rogers, 2017: 454], см например: [Reyns, Randa, 2017; Slocum, 2017].

Избранный в настоящем исследовании подход к исследованию мобилизации права главным образом опирается на теорию Блэка, однако дополнительно опирается на объяснение тяжестью преступления, принятое в количественной криминологии. Далее, в главе 2, с помощью данных российского виктимизационного опроса предпринимается попытка выстроить траекторию мобилизации права, состоящую из пяти стадий. При этом ключевой для анализа стадией является первая - обращение гражданина в правоохранительные органы. Основное предположение состоит в том, что на каждой из стадий обнаружатся связи между социальной структурой, характеристиками преступления (в частности, тяжестью) и вероятностью мобилизации права.

Глава 2. Эмпирический анализ данных о мобилизации права в России

Основное предположение данного исследования заключается в том, что решение об обращении в правоохранительные органы по поводу произошедшего инцидента связано с различными параметрами, в том числе параметрами социальной структуры. Среди факторов, которые могут влиять на решение обратиться в органы - социально-демографические характеристики жертвы, ситуационные характеристики происшествия, степень серьезности (тяжести) происшествия. Также предполагается, что степень успешности обращения в органы будет продолжать зависеть от каких-то из этих характеристик. Таким образом, работа направлена на количественную оценку мобилизации уголовного права и её успешности в России с помощью основного эмпирического материала - всероссийского опроса жертв преступлений. Эта глава сначала повествует об используемых в работе данных, затем о методологии анализа, и, наконец, представляет результаты анализа данных и их авторскую интерпретацию.

2.1 Данные

В настоящем исследовании используются данные первого и пока что единственного в России масштабного репрезентативного опроса жертв преступлений. Основная задача данного раздела - описание методики и данных этого опроса. Перед этим в контексте понятия латентной преступности дается общая характеристика виктимизационных опросов, приводится информация о существующих мировых практиках их проведения, а также о ситуации с виктимизационными опросами в России.

Виктимизационные опросы как источник данных

Виктимизационный опрос - это опрос, специально разработанный для респондентов, имеющих виктимный опыт, то есть опыт становления жертвой преступления. Большую роль в проведении таких опросов играет экспертное знание социологии и криминологии. Изначально виктимизационные опросы призваны решить проблему оценки объема преступности, выступив более приближенным к реальности источником данных, в сравнении с официальной государственной статистикой. На сегодняшний день они представляют собой весьма богатые данные, позволяющие исследовать самые различные проблемы в сфере преступности и виктимизации.

Вопрос о количественной и качественной оценке преступности нетривиален. Казалось бы, структура и характер преступности известны полиции благодаря тем данным, которые собираются в процессе правоприменительной деятельности. Однако во всём мире статистические данные о преступности, собираемые полицейскими ведомствами, с неизбежностью содержат информацию лишь о тех преступлениях, которые удалось зафиксировать. Известно, что в действительности часть преступлений остаётся по различным причинам не доведенной до сведения правоохранительных органов.

В отечественной криминологии неучтенную официальной статистикой преступность принято описывать с помощью концепции латентной преступности. В западной криминологии неучтенная преступность обозначается понятием dark figure of crime. Латентная преступность определяется С. М. Иншаковым как «незарегистрированная государственными органами часть фактической преступности (незарегистрированная часть всей совокупности преступлений, совершаемых в обществе)» [Иншаков, 2009: 110]. Есть два типа латентности: естественная и искусственная латентность. Естественная латентность означает те события, сведения о которых не дошли до правоохранительных органов по естественным причинам - т.е. граждане просто не стали сообщать о них. Искусственная латентность отсылает к тем событиям, о которых правоохранители узнали, но которые по какой-то причине не зарегистрировали, не превратили в юридический факт. В западной криминологии естественной латентности соответствует понятие unreported crime, а искусственной латентности - unrecorded crime [Catalano, 2006].

Строго говоря, в юридической логике считать деяние преступлением, а лицо, его совершившее, преступником, можно только тогда, когда его вина доказана: «Преступлением признается виновно совершенное общественно опасное деяние, запрещенное настоящим Кодексом под угрозой наказания» Статья 14 УК РФ. URL: http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_10699/43b57d6c014e99070854acf76d1627ac9a184239. Дата обращения: 20.05.2019.. Понятие преступления - юридическое, но оно, как и ряд других юридических понятий, используется в обычной разговорной речи. Также оно является ключевым и в дискурсе о борьбе с преступностью, который присутствует в том числе в научных источниках. Имеет смысл выделить два способа говорения о преступности и её понимания. Мы либо считаем, что есть объективная преступность, которая не доходит до правоохранительных органов, либо называем преступлениями лишь те события, которые начинают считаться таковыми государством в лице правоохранительных органов. По этому поводу есть известный в критической криминологии тезис Нильса Кристи: «Преступления не существует, пока специалисты - производители смыслов - не придадут данному поступку соответствующее значение» [Кристи, 2006: 20].

Можно заметить, что в обоих криминологических традициях, как отечественной, так и западной, само понятие неучтенной преступности несёт в себе полицейскую логику борьбы с преступностью: предполагается, что преступности на самом деле больше, чем мы знаем, и задача состоит именно в обнаружении объективно существующей части преступности, скрытой от глаз. Так, сделав доклад о методологии виктимизационных опросов в одном из ведомственных вузов МВД, автор данной работы наиболее часто получал вопросы именно о том, как подобные исследования смогут помочь снижению уровня преступности, или, по крайней мере, уменьшению её латентности. (Надо сказать, что исследования на данных виктимизационных опросов, конечно, содержат ответы на эти вопросы, но никоим образом ими не ограничиваются и к ответу на них не сводятся.)

С точки зрения социологии права, напротив, такое явление как «неучтенная преступность» существовать не может по определению, поскольку преступность конструируется правоохранительными органами. В этом смысле до тех пор, пока деяние не вызвало внимание со стороны уголовной юстиции, и не было квалифицировано как преступное, преступлением оно не является (с юридической точки зрения, как сказано выше, для квалификации требуется еще и виновность). Согласно Д. Блэку, любая девиация, в том числе преступность, определяется через социальный контроль. Если конкретное действие вызывает ответ в виде социального контроля, то его можно считать девиантным [Black, 1976]. Это важно - если какое-то деяние не попало в поле зрения правоохранителей, то его субъект не понесет наказание со стороны правовой системы. Но полностью аналогичное деяние, попавшее в поле зрения правоохранителей, будет иметь последствием государственный социальный контроль, наказание. Здесь социология права обращает внимание на то, что сама вероятность попадания одного и того же деяния в поле зрения правоохранителей варьируется в зависимости от внелегальных параметров. Это различие в словоупотреблении, но оно показывает разные эпистемологические взгляды на то, чем являются события, не прошедшие юридическую квалификацию, но где таковая потенциально могла бы произвести вывод о наличии состава преступления.

Вернемся к проблеме оценки латентной преступности. Одним из основных методов исследования латентной преступности С. М. Иншаков называет именно метод опроса жертв преступлений, также называемый виктимизационным опросом или выборочным обследованием виктимизации [Иншаков, 2009: 115-116]. Для методологически корректного проведения любых опросов требуется специальное внимание к операционализации ключевых понятий. Операционализация - это процесс «перевода» понятий с «языка» исследователя на «язык» респондента. Схему операционализации как перехода от теоретических концептов к эмпирическим категориям хорошо описывает Геннадий Батыгин: «При переходе с концептуального уровня на операциональный, как правило, возникает рассогласование между концептуальными и операциональными определениями. <…> целесообразно “сформатировать” проблему перехода от концептуальных определений к операциональным в виде методического комплекса, где каждому понятию соответствуют переменная и операциональное определение» [Батыгин, 1995: 57]. В случае виктимизационных опросов процесс операционализации особенно значим, поскольку при работе с жертвами преступлений необходимо учитывать особенность этого опыта, приобретённого людьми. Только правильные формулировки анкетных вопросов и их правильная последовательность могут обеспечить исследователям данные, значимые для построения выводов о латентной преступности [Иншаков, 2009: 111-112].

Структура виктимизационного опроса предполагает наличие так называемого скринингового вопроса (или разных скрининговых вопросов для разных типов преступлений). Он направлен на выявление опыта виктимизации у респондента. В зависимости от ответа на скрининговый вопрос, респонденты делятся на две группы: те, кто имеет виктимный опыт, и те, кто его не имеет. Условно эти группы можно обозначить как «жертвы» и «не-жертвы». Именно для жертв предназначена следующая за скрининговым вопросом подробная анкета, содержащая вопросы о всех деталях произошедшего. Не-жертвы представляют интерес только как сравнительная категория, обычно им задаются лишь вопросы об их социально-демографических характеристиках. Таким образом, работа с данными виктимизационных опросов обычно предполагает производство выводов как минимум об одной из двух основных генеральных совокупностей. Во-первых, скрининг позволяет выделить из генеральной совокупности населения (с поправкой на то, что это то население, которое способно быть охвачено опросом) ту его часть, у которой присутствует виктимный опыт - и эта часть является выборкой, отражающей вторую генеральную совокупность, а именно всех жертв преступлений. Следующим важным разграничением уже внутри выборки жертв преступлений становится разделение на тех жертв, которые сообщили в полицию (или иные правоохранительные органы) о произошедшем, и на тех, которые не сообщили. На рис. 1 на примере опроса RCVS (подробнее о нём - далее в работе) представлена структура анкеты виктимизационного опроса с основными развилками и блоками. В больших западных опросах, проводимых методом личного интервью и на более объёмных выборках, структура анкеты выглядит сложнее.

Рисунок 1. Структура анкеты опроса RCVS (2018).

Источник: [Веркеев и др., 2019: 22].

Виктимизационный опрос предполагает опору на слова респондентов как на основной источник информации о множестве правонарушений, совершаемых в обществе. Характер данных накладывает на наши рассуждения все обычные ограничения, касающиеся опросов. Вместе с тем именно опросные данные являются неотъемлемой частью методологии исследования, предполагающей взгляд на преступность глазами не правоохранителей, а простых людей. Понятие «преступление» в данном случае означает событие, которое на основе слов респондента, предположительно могло бы считаться преступлением - сюда попадают все события, вне зависимости от того, можно ли для них примерно определить тип преступления [Кнорре, Титаев, 2018: 3, 9].

Большие виктимизационные опросы на постоянной основе и в наиболее систематизированном виде проводятся с 70-х годов в США (National Crime Victimization Survey (NCVS)) [О'Брайен, 2003; Rennison, Rand, 2006] и с 80-х годов в Великобритании (Crime Survey for England and Wales (CSEW)) [Tilley, Tseloni, 2016]. Также известным и значимым является международный виктимизационный опрос (International Crime Victims Survey (ICVS)), который проводился каждые 4-5 лет в период 1989-2010 гг. более чем в 80 странах [van Kesteren, van Dijk, 2010; van Kesteren, van Dijk, Mayhew, 2014; van Dijk, 2015]. Эта «большая тройка» имеет внутренние различия (особенно заметные в случае ICVS, имеющего целью кросстрановые сравнения), но в целом эти опросы объединяет несколько вещей: регулярность замеров, сложный дизайн выборки и её большой размер (около 100 тыс. человек в NCVS и 35 тыс. человек в CSEW), обширная анкета с массой фильтров и переходов, преимущественно личные (face-to-face) интервью Подробнее о мировом опыте проведения опросов жертв преступлений см.: [Веркеев и др., 2019: 11-13]. .

К сожалению, в России нет практики проведения регулярных виктимизационных опросов, а известные попытки их проведения страдают от тех или иных методологических недостатков, зачастую делающих их непригодными для производства обоснованных научных выводов Более подробно о российской практике проведения опросов жертв преступлений см.: [Веркеев и др., 2019: 15-18]. Основные проблемы можно перечислить так. Для начала, некоторые попытки опросов ограничивались одним городом: Санкт-Петербургом [Гурвич, 1999] или Москвой (ICVS в России). Другие опросы привлекали в качестве респондентов студентов, что не позволяло делать адекватные выводы о населении в целом [Иншаков, 2009]. Попытки проведения виктимизационных опросов со стороны МВД содержали многие нарушения принципов сбора подобных данных. Наиболее обоснованной критикой последних является методический аудит в части качества опросного инструментария и полученных данных, сделанный сотрудниками ИПП [Кнорре, Ходжаева, 2016]. Российские опросные компании (ФОМ, ВЦИОМ, Левада-Центр) иногда включают вопросы о виктимном опыте в свои анкеты, однако размеры выборок и непродуманность опросников не позволяют считать эти опросы эквивалентными действительно качественным виктимизационным опросам. Вопросы о виктимном опыте и обращении в полицию также содержались в отдельных волнах опроса RLMS-HSE Российский мониторинг экономического положения и здоровья населения НИУ-ВШЭ (RLMS-HSE)., но и здесь они являлись лишь частью анкеты, посвящённой массе других тем, что не позволяет получить детальные данные о преступности. Кроме того, практически во всех перечисленных случаях наблюдаются серьезные проблемы с операционализацией концепта преступления в формулировках вопросов - слишком формальный, юридический язык анкеты снижает качество получаемых данных о виктимном опыте.

RCVS 2018

До недавнего времени у учёных не было возможности детально исследовать поведение жертв преступлений в России. В 2018 году ИПП провел виктимизационный опрос с репрезентативной выборкой населения России - Russian Crime Victimization Survey (RCVS) Сбор данных и разработка инструментария проводились при финансовой поддержке АНО «Интерцентр» в рамках договора на выполнение научно-исследовательской работы по теме «Разработка методологии и проведение всероссийского репрезентативного виктимизационного опроса». Основные результаты опроса представлены в аналитическом обзоре Алексея Кнорре и Кирилла Титаева: [Кнорре, Титаев, 2018]. . Данные RCVS были загружены в интернет для свободного доступа Ссылка на данные и кодбук: Knorre A., 2019, Russian Crime Victimization Survey 2018. https://doi.org/10.7910/DVN/C2OTH9. Дата обращения: 20.05.2019.. Из 16818 опрошенных 3001 человек сообщили, что были жертвами как минимум одного преступления за последние пять лет. Именно эта группа респондентов прошла полную анкету с вопросами о всех обстоятельствах и характеристиках произошедшего, а также о своем поведении по поводу инцидента, и, разумеется, о социально-демографических характеристиках.

Опрос проведен весной 2018 года (за несколько недель в марте - мае) по технологии Computer Assisted Telephone Interview (CATI), то есть по телефону с использованием компьютера. Реализована простая случайная выборка российских номеров мобильных и стационарных телефонов, никакие квоты не использовались. Уровень ответов (response rate) «составил 14,1% (что типично для телефонных опросов в России). Доля прерванных интервью - 11,8%» [Веркеев и др., 2019: 19].

Целью опроса было достижение числа в три тысячи респондентов с виктимным опытом (утвердительно ответивших на скрининговый вопрос). Кроме этого, в целях дальнейших аналитических сравнений 3719 случайным респондентам, не заявившим о виктимном опыте, были заданы вопросы социально-демографического блока. От остальных респондентов, в случае отсутствия виктимного опыта, была получена информация о возрасте, поле и населенном пункте. В опросе приняли участие респонденты из более чем 75 регионов России (более 3200 населенных пунктов) [Кнорре, Титаев, 2018; Веркеев и др., 2019].

Вместе с коллегами по ИПП автор настоящей работы активно участвовал в обсуждении и разработке опросного инструментария этого опроса: начиная с первого черновика анкеты, и заканчивая финальными стадиями. Автор также участвовал в контроле качества проводимых на пилотном этапе интервью, и в подготовке базы данных (в частности, вручную внося в базу сведения о населенных пунктах).

Для целей разработки опросного инструментария сотрудниками ИПП была проведена серия качественных интервью с жертвами преступлений. Были охвачены различные события: тайные и открытые хищения имущества разной стоимости, мошенничество, физическое насилие, угрозы и т.д. Основной задачей этих интервью было получение сведений о языке описания, который есть в обществе в отношении преступлений. Автор настоящей работы лично проводил часть из этих интервью. Одним из основных результатов этого этапа стало понимание того, что первичная интерпретация действий как преступлений вызывает большие трудности в том смысле, что люди не могут сходу дать релевантный ответ на вопрос о том, были они жертвой преступлений или нет. Во многих случаях необходимы уточнения относительно предмета разговора, т.к. люди при слове «преступление» могут представлять себе довольно разные вещи. Качественные интервью подтвердили, что разговор о виктимном опыте является сложной задачей, и при разработке опроса необходимо самое пристальное внимание к операционализации исследовательских концептов и формулировкам вопросов анкеты.

Показателен фрагмент из начала одного из качественных интервью, где интервьюер (В) задает один из вариантов скринингового вопроса и следует за реакцией информанта (О), которая требует перехода с формального языка на повседневный (интервью проведено автором, информант - мужчина, 41 год):

В: Можете ли вы сказать, что были когда-либо жертвой преступления?

О: Да я думаю, что нет

<…>

В: Ну смотрите, может у вас когда-либо что-нибудь воровали или крали? Это со всеми более-менее происходит

О: А, ну да, у меня же документы своровали

В: Так, а когда это было? Вы можете подробнее рассказать?

Другим важным результатом стали нарративы о причинах отсутствия мобилизации права со стороны жертв, которые во многом сводились к тому, что люди не видят смысла в обращении в правоохранительные органы и не ожидают от них помощи. В то же время, поскольку интервью специально проводились с людьми разного социального статуса, были заметны различия как в типах инцидентов, с которыми сталкиваются люди, так и в типе их поведения. Так, виктимный опыт кражи со взломом из закрытого сарая с дачного участка или хищения дорогой сумки на улице существенно отличается от систематических избиений. Сильно разнится и реакция полиции и порядок её общения с жертвой в случае, если она решила заявить об этом. Это довольно разный опыт, но объединяет его то, что нарушаются права и, по всем признакам, имеется состав уголовного преступления. В целом качественный этап существенно помог в операционализации исследовательских категорий и конструировании опросника на сензитивную тему виктимного опыта.

После тщательных обсуждений первый вариант анкеты был протестирован интервьюерами колл-центра проведением 30 пилотных интервью по технологии CATI. Все аудиозаписи были прослушаны и проанализированы на предмет сбоев и недоработок опросного инструментария. После этого анкета была скорректирована: был частично изменен порядок вопросов, формулировки, фильтры (переходы) между блоками анкеты. Затем был проведен второй пилот, составивший 100 интервью, анализ которого позволил еще раз скорректировать некоторые вопросы, и отказаться от других в силу возникающих с ними затруднений. Данные первого пилота не вошли в итоговую базу данных, второго - вошли [Веркеев и др., 2019: 18-19].

Проведённый опрос позволил получить репрезентативную выборку, по структуре совпадающую со структурой генеральной совокупности, а именно населением России. Свидетельством этому являются, в частности, сравнения социально-демографических характеристик по выборке и по населению. Из табл. 2 видно, что разница между выборкой и населением по половозрастным группам незначительна. Есть некоторая перепредставленность молодых возрастов за счёт старших возрастных групп, однако это вполне ожидаемо и объясняется разницей в коммуникативной доступности данных групп для телефонных опросов [Кнорре, Титаев, 2018: 6-8; Веркеев и др., 2019: 19-21].

В табл. 3 представлено сравнение уровня образования среди респондентов и среди населения. Видно, что здесь разница также незначительная. Присутствует смещение в сторону более образованных людей, оно также объясняется причинами коммуникативной доступности. Кроме того, «уровень образования в России прочно коррелирован с возрастом» и «официальные данные отстают от опроса на три года, а за этот период должна была несколько (на 2-3%) вырасти доля в населении людей с высшим образованием» [Веркеев и др., 2019: 21].

Таблица 2. Половозрастное распределение в выборке RCVS и в населении старше 18 лет.

Возраст, годы	Мужчины	Женщины	Всего
	Населен, %	Выборка, %	Разница, п.п.	Населен, %	Выборка, %	Разница, п.п.	Населен, %	Выборка, %	Разница, п.п.
18-24	4,6	5,5	0,9	4,4	5,0	0,6	9,0	10,5	1,5
25-34	10,5	12,8	2,3	10,3	12,2	1,9	20,8	25,0	4,1
35-44	9,0	10,4	1,4	9,4	10,5	1,0	18,4	20,8	2,4
45-54	7,7	7,3	-0,4	8,6	9,2	0,6	16,3	16,5	0,2
55-64	7,6	5,7	-1,9	10,1	10,1	0,0	17,7	15,8	-1,9
65+	5,8	3,1	-2,7	12,0	8,3	-3,7	17,8	11,4	-6,4
Всего	45,1	44,7	-0,4	54,9	55,3	0,4	100,0	100,0	Н/Д

Источник данных о выборке: опрос RCVS (N=16818); Источник данных о населении: Демографический ежегодник России. 2017. Статистический сборник. Росстат. М., 2017. С. 20; п.п. - процентные пункты. Источник таблицы: [Кнорре, Титаев, 2018: 7].

В табл. 3 представлено сравнение уровня образования среди респондентов и среди населения. Видно, что здесь разница также незначительная. Присутствует смещение в сторону более образованных людей, оно также объясняется причинами коммуникативной доступности. Кроме того, «уровень образования в России прочно коррелирован с возрастом» и «официальные данные отстают от опроса на три года, а за этот период должна была несколько (на 2-3%) вырасти доля в населении людей с высшим образованием» [Веркеев и др., 2019: 21].

Таблица 3. Уровень образования в выборке RCVS и у населения старше 18 лет.

Образование	Население, %	Выборка, %	Разница, п.п.
Высшее	26,7	37,2	10,5
Незаконченное высшее	2,9	4,8	1,9
Среднее специальное / профессиональное	41,6	37,2	-4,4
Полное среднее	17,7	15,2	-2,5
Общее среднее	8,0	5,2	-2,8
Начальное и менее	3,1	0,4	-2,7

Источник данных о выборке: опрос RCVS (N=6528); Источник данных о населении: Российский статистический ежегодник. 2017. Статистический сборник. Росстат. М., 2017. С. 179; п.п. - процентные пункты. Источник таблицы: [Кнорре, Титаев, 2018: 7].

Следовательно, опрос репрезентирует население России, обычно доступное для опросных методов, и адекватно отражает ситуацию с преступностью в России. Добавим, что для массовых видов преступности наличествующие в выборке смещения незначимы и не должны вносить содержательных искажений [Кнорре, Титаев, 2018: 6-8; Веркеев и др., 2019: 19-21]. Редкие виды преступлений, а также слишком сензитивные для телефонных опросов темы, касающиеся, например, сексуального насилия, к сожалению, составляют ограничение данных. Однако отметим, что в первом случае это ограничение некритично, т.к. редкие виды преступности не представляют интерес при производстве выводов о крупных закономерностях мобилизации права и отношениях граждан с правовой системой, в отличие от столкновений с массовыми видами преступности, с которыми правоохранители работают на постоянной основе. Так, хотя в Уголовном кодексе РФ около 800 составов преступлений, «82% всех осужденных были приговорены по 30 основным составам» [Панеях, Титаев, Шклярук, 2018: 24]. Другим ограничением данных является малый (относительно больших западных виктимизационных опросов) объем выборки, делающий стратегию построения моделей по всей выборке, а не по конкретным типам преступлений, более предпочтительной.

База данных RCVS содержит 16818 наблюдений. Это исследование посвящено поведению жертв преступлений. Как было сказано, их в базе 3001 - это и есть основной аналитический массив. Таким образом, единица наблюдения в базе - одна жертва одного преступления за предшествующие опросу пять лет.

2.2 Методология

Основная часть эмпирической работы в данном исследовании - построение регрессионной модели обращения в правоохранительные органы со стороны граждан. Также предпринимается попытка выстроить с помощью регрессионных моделей траекторию мобилизации права в России, которая начинается с обращения человека в правоохранительные органы (первая модель из пяти) и заканчивается наказанием виновного (пятая модель). Важной частью эмпирической работы является операционализация теоретических концептов - перевод их в эмпирические категории [Батыгин, 1995: 57]. Два следующих подраздела посвящены операционализации и описанию зависимых и независимых (объясняющих) переменных. Также для каждой переменной описывается сделанная предварительная обработка данных, которая включает в себя удаление пропущенных или нерелевантных для анализа значений, перекодировку переменных и другие действия по подготовке массива к анализу. Надо добиться того, чтобы все нужные переменные были закодированы верно, а также проконтролировать, чтобы были удалены (перекодированы в значения NA) не-ответы, т.е. когда респонденты затруднились ответить на вопрос, или же этот вопрос им не задавался из-за фильтров анкеты.

Зависимые переменные

Мобилизация права - категория, которая в данной работе операционализируется с помощью пяти зависимых переменных, представленных ниже:

1. Узнали ли о случившемся правоохранительные органы? (Reporting)

2. Было ли возбуждено уголовное или административное дело?

3. Был ли установлен виновный?

4. Дошло ли дело до суда?

5. Получил ли наказание виновный?

Поскольку все зависимые переменные являются бинарными (биномиальными), то при анализе используется метод логистической регрессии, широко представленный в известной литературе по теме исследования (см. главу 1).

Строго говоря, согласно теоретической рамке Блэка [Black, 1976], каждая из зависимых переменных может быть понята как индикатор количества права: если переменная принимает значение «1», то права больше, чем при её нулевом значении. Таким образом, зависимые переменные измеряют поведение права. В первой главе при обсуждении теории мы уже разобрались, что увеличение количества права по определению предполагает, что оно кем-то мобилизуется. В случае переменной Reporting это эффект действий граждан, в последующих случаях это эффекты решений правоохранителей. Следовательно, в пяти используемых зависимых переменных эмпирически выражен концепт мобилизации права. Независимые переменные (также называемые предикторами) - различные социальные и контекстуальные характеристики произошедшего, информация о которых получена за счёт обширной анкеты виктимизационного опроса.

Обратимся снова к табл. 1 из первой главы, где были показаны четыре подхода к исследованию мобилизации права, и поместим в эту систему координат данное исследование. Напомним, что мобилизация права делится на реактивную («запущенную» гражданами) и проактивную («запущенную» по инициативе правоохранителей). В фокусе данной работы находится именно реактивная мобилизация права, и подобно работе Авакаме и коллег [Avakame, Fyfe, McCoy, 1999], здесь применяются оба подхода - от действия и от результата. Для наглядности в табл. 4, сделанной по аналогии с табл. 1, представлена классификация эмпирических индикаторов мобилизации права, используемых в данной работе. В скобках указано место индикатора в траектории мобилизации права, что соответствует порядковому номеру регрессионной модели.

Таблица 4.Эмпирические индикаторы мобилизации права в данной работе.

Тип мобилизации	Подход от действия	Подход от результата
Реактивная	Обращение гражданина в правоохранительные органы: (1) переменная Reporting	Качество реакции на обращение: (2) Возбуждено дело; (3) Виновный установлен; (4) Дело дошло до суда; (5) Виновный наказан.

Далее требуется подробно описать все используемые переменные. Начнем с переменной Reporting - зависимой переменной модели 1. Респондентам задавался вопрос «узнали ли о случившемся правоохранительные органы?», именно распределение ответов на него соответствует этой переменной. Правоохранительные органы узнали о произошедшем в 48,5% (1447) случаев, а не узнали в 51,5% (1537) случаев. По этому вопросу зафиксировано 17 не-ответов. Затем уточнялось кто именно обратился в органы. Большая часть ответов на вопрос о субъекте обращения приходится на случаи, когда респондент сам обратился в органы (81%), либо это сделали его знакомые (12%). На другие варианты ответа приходится наименьшая доля наблюдений: незнакомые вам люди (1,8%); медицинские организации (1,8%); другие организации (1,4%); затрудняюсь ответить (2%). Соответственно, в большей части случаев речь идет именно о поведении жертвы преступления или её знакомых (мы также предполагаем, что в типовом случае знакомые жертвы так или иначе согласовывают с жертвой решение об обращении).

В целом переменная Reporting так или иначе свидетельствует об обращении в правоохранительные органы граждан, то есть и вся дальнейшая мобилизация права, представленная другими четырьмя зависимыми переменными, представляет собой реакцию правоохранительной системы на сигналы граждан, т.е. реактивную мобилизацию права. Речь идет именно об обращении в правоохранительные органы в целом, а не лишь в полицию, но, согласно опросу, подавляющее большинство (92%) обращений приходится именно на полицию (вопрос о месте обращения задавался только тем респондентам, которые обратились в органы самостоятельно, т.е. проценты приведены от этой группы респондентов).

Возбуждено дело. На этапе возбуждения дела правоохранителями (модель 2) выборка сокращается примерно вдвое, т.к. дело может быть возбуждено только в случае обращения в органы, и вопрос задавался только соответствующим респондентам. На каждой последующей стадии выборка также сокращается в соответствии с распределением значений зависимой переменной на предшествующей стадии. Дело было возбуждено в 56% (646) случаев. В силу того, что процесс возбуждения дела не является частью повседневности простых граждан, они могут не всегда отдавать себе отчет в том, было в действительности оно возбуждено, или нет. В том числе поэтому на этот вопрос затруднились ответить 291 человек. Из случаев, когда дело было возбуждено, большинство (530) приходится на уголовное дело (УД), а 116 на административное дело (АД). Таким образом, основным фокусом анализа является мобилизация именно уголовного права. При этом принято решение не исключать случаи возбуждения АД из анализа, поскольку они также представляют собой мобилизацию права, а не её отсутствие, позволяя жертве рассчитывать на сравнительно больший эффект от обращения.

Виновный установлен. Зависимая переменная модели 3, отвечающая на вопрос: если дело было возбуждено, то был ли установлен виновный по делу? В 54% виновный был установлен. На вопрос об установлении виновного затруднились ответить 155 человек. В этом вопросе также присутствует вариант ответа «дело еще в процессе» (63 ответа) - эти случаи мы тоже вынуждены исключить из анализа, т.к. они нерелевантны.

Дело дошло до суда. Если виновный был установлен, то дошло ли дело до суда? В 73% случаев ответ на этот вопрос утвердительный. Выборка на этом этапе (модель 4) сокращается до 286 человек. Сравнение с официальной статистикой по количеству дел, дошедших до суда, выступает еще одним свидетельством репрезентативности и валидности используемого массива данных. По официальным данным (полученным из статистических карточек на зарегистрированное преступление формы № 1 с совершеннолетней жертвой), до суда доходит около 400 тыс. дел в год. Согласно опросу, таких дел примерно 380 тыс. в год. Разница между этими значениями менее 5%, что позволяет говорить о достоверности результатов, полученных в ходе опроса [Веркеев и др., 2019: 26].

Виновный наказан. Точная формулировка вопроса в анкете: «Получил ли наказание виновный или кто-либо из виновных, если их было несколько?». Здесь фильтруются только те случаи, когда дело дошло до суда и, соответственно, до этого преступник был установлен. Всего таких случаев, релевантных для модели 5 - 193. По словам респондентов, виновный получил наказание в 17% случаев.

В табл. 5 представлено распределение значений пяти бинарных зависимых переменных в том виде, в котором они используются в анализе.

Таблица 5. Распределение значений зависимых переменных.

Переменная	Вся выборка (n=3001)
Reporting
0	1537 (51.5%)
1	1447 (48.5%)
NA	17
Возбуждено УД или АД
0	510 (56%)
1	646 (44%)
NA	1845
Виновный установлен
0	272 (46%)
1	320 (54%)
NA	2409
Дело дошло до суда
0	76 (27%)
1	210 (73%)
NA	2715
Виновный наказан
0	33 (17%)
1	160 (83%)
NA	2808

Гипотезы и объясняющие переменные

Основные гипотезы автор формулирует в соответствии с теоретическими предпосылками исследования, а именно теорией Блэка о мобилизации права в зависимости от социального статуса жертвы (H2) и присутствия альтернативного праву внелегального социального контроля (H3), а также теорией рационального выбора в криминологии, отсылающей к тяжести преступления как основной причине принятия решения о мобилизации права (H1). Гипотезы:

H1: Вероятность мобилизации права связана положительно с тяжестью преступления.

H2: Вероятность мобилизации права связана положительно с социальным статусом жертвы преступления.

H3: Вероятность мобилизации права связана отрицательно с внеправовым социальным контролем в ситуации преступления.

Объясняющие переменные имеет смысл разделить на три содержательные группы. Они включают характеристики преступления, жертвы, а также контекстуальные, или ситуационные характеристики преступления. Предикторы по большей части сформированы в группы в соответствии с ожидаемым эффектом влияния на зависимые переменные мобилизации права. Первая группа предикторов (I) относится к гипотезе H1, вторая (II) - к гипотезе H2, а третья (III) - к гипотезе H3. При этом переменные возраста и пола являются контрольными, и напрямую не относятся к каким-то гипотезам. В списке, приведенном ниже, стрелка вверх после предиктора означает, что гипотетически ожидается его положительная связь зависимой переменной, то есть большая вероятность мобилизации права при возрастании значения предиктора (изменении его с «0» на «1» в случае бинарных предикторов). Стрелка вниз означает обратную связь. Например, предполагается, что чем выше доход жертвы, тем выше вероятность мобилизации права:

I. Преступление:

Насилие ^

Материальный ущерб, в рублях ^

Дистанционное (через телефон/интернет) v

II. Жертва:

Пол

Возраст

Доход ^

Образование ^

В браке ^

Учится ^

Работает ^

Без судимости ^

III. Ситуация:

Светлое время суток v

Жилое место v

Свидетели v

Численность населения ^

Рассмотрим объясняющие переменные подробнее.

Насилие. Эта переменная отсылает к ответу на вопрос «было ли к вам применено физическое насилие?». Если пытаться примерно квалифицировать преступления, то в эту категорию входят нападение, однозначно подразумевающее насилие, а также частично грабеж и разбой, в зависимости от применения насилия при этих типах преступлений. Вопрос о насилии задавался только тем, кто отрицательно ответил на вопрос о дистанционном характере преступления. По этому вопросу три затруднившихся ответить респондента. Все случаи, когда вопрос не задавался по причине дистанционного характера преступления, а также три не-ответа закодированы как «0».

Ущерб в рублях. Материальный ущерб в рублях, причиненный жертве преступления, связанного с утратой имущества. Вопрос «какова была примерная сумма материального ущерба в рублях?» задавался только тем респондентам, которые ответили утвердительно на вопрос «можно ли сказать, что в результате этого события вам был нанесен материальный ущерб?». В аналитических целях все отрицательные ответы на вопрос об ущербе были закодированы как примерная сумма ущерба «0». Так же были закодированы затруднившиеся назвать сумму ущерба (121 наблюдение). В регрессионном анализе используется десятичный логарифм суммы ущерба.

По этой переменной существуют аутлаеры - нетипично большие значения. Конечно, среди имущественных преступлений встречаются крупные потери: если мы посмотрим на преступления, жертвы которых назвали ущерб более миллиона рублей, то увидим много краж автомобилей и мошенничеств с документами на квартиры. Ровно 10 наблюдений имеют ущерб свыше 3 млн. В случае этих преступлений такие размеры ущерба не вызывают сомнений вплоть до отметки в 5 млн рублей (конкретно эта сумма отсылает к краже автомобиля). Однако далее возникают сомнения в валидности названных респондентами сумм ущерба, особенно это касается двух наиболее заметных аутлаеров: преступлений с ущербом на 30 млн рублей и ущербом от дистанционного мошенничества на 6 млрд рублей. Помимо них выше отметки в 5 млн есть пять наблюдений от 7,2 млн до 15 млн. Автором принято решение исключить из анализа аутлаеры по переменной материального ущерба свыше 15 млн. В процессе работы были также посчитаны регрессионные модели при исключенных аутлаерах свыше 5 млн и свыше 3 млн: значимых различий в коэффициентах выявлено не было (в сравнении с моделями, где удалены аутлаеры свыше 15 млн).

Дистанционное преступление. Вопрос о дистанционном характере преступления задавался одним из первых после скринингового вопроса о виктимном опыте. Точная формулировка вопроса: «можно ли сказать, что в вашем случае преступление произошло через телефон/интернет (например, злоумышленники вам звонили или писали с просьбой перевести им деньги) или к вашему случаю это неприменимо?». 23 респондента затруднились ответить на этот вопрос.

Пол жертвы преступления кодировался интервьюером на основе названного респондентом имени и звучания голоса. Среди жертв преступлений в выборке 53,9% респонденток и 46,1% респондентов. Пропущенных значений по данной переменной нет. Есть основания считать, что ошибки заполнения по данной переменной практически сведены к нулю.

Возраст назывался респондентом в ответ на прямой вопрос о возрасте, эта переменная также не содержит не-ответов. Средний возраст жертвы - 42 года, медианный - 39 лет. Как было отмечено в разделе о данных, недопредставленность в выборке старших групп населения объясняется их меньшей коммуникативной и инфраструктурной доступностью в сравнении с более молодыми группами, что делает последние более доступными для телефонных опросов.

Доход. Переменная дохода, или благосостояния респондента, имеет 3% (91) пропущенных значений. Для оценки благосостояния использовалась шкала из шести вариантов ответа, предлагаемых респонденту. Варианты ответа являются конвенционально применяемыми в российской опросной практике и варьируются от «едва сводим концы с концами, денег не хватает на продукты» («1») до «можем позволить себе практически все: квартиру и т.д.» («6»). В силу малого числа наблюдений по последнему варианту ответа, два последних варианта были объединены в категорию «5». В регрессии переменная дохода включается как количественная.

Образование. По переменной образования отсутствуют не-ответы. Для оценки уровня образования использовался вопрос «какое у вас образование?». Варианты кодировки переменной отсылают к следующим уровням образования: Полное среднее и ниже («1»); Среднее специальное/техническое или начальное профессиональное («2»); Высшее и незаконченное высшее («3»). В регрессии переменная образования включается как количественная.

В браке. Вопрос о брачном статусе имеет разделение на официальный и неофициальный (гражданский) брак. Он был перекодирован в бинарную переменную, где эти виды отношений не разделялись. Допускается, что фактические отношения между людьми с криминологической точки зрения важнее, чем их официальная регистрация. Вопрос о браке содержит 13 не-ответов.

Учится ли респондент на момент опроса? По этому вопросу нет затруднившихся ответить. Среди жертв преступлений 10% ответили, что в настоящий момент учатся.

Работает ли респондент на момент опроса? По этому вопросу также нет затруднившихся ответить. Среди жертв преступлений 64% работающих людей. Безусловно, вопросы об учёбе и работе на момент опроса создают ограничение данных, поскольку гораздо полезнее было бы знать аналогичную информацию на момент происшествия, заявленного респондентом. Тем не менее, представляется, что они всё же способны аппроксимировать включённость респондента в общество, а вопросы об этих статусах на момент происшествия, в случае их использования, имели бы больший риск ошибки респондента.

Без судимости. Данная переменная отсылает к ответу на вопрос «привлекались ли вы сами когда-нибудь к уголовной ответственности?». В силу некоторой сензитивности этого вопроса, он задавался в опроснике самым последним. В то же время в силу его конкретности не-ответы по этому вопросу отсутствуют. 7,5% (226) жертв преступлений на этот вопрос ответили утвердительно. Для удобства при интерпретации результатов анализа создана переменная «Без судимости», перекодированная зеркально: она принимает значение «1», когда респондент не привлекался к уголовной ответственности, то есть предстает как более социально одобряемый по этому параметру.

Светлое время суток. В 63% случаев преступление произошло в светлое время суток. Точная формулировка вопроса: «это произошло в светлое или темное время суток?». 5,9% (176) респондентов затруднились вспомнить время суток.

Жилое место. Сложность с учетом места преступления заключается в том, что треть преступлений являются дистанционными, т.е. совершенными через телефон или интернет. В их случае важность местонахождения жертвы в момент преступления, конечно, не теряется полностью, но по крайней мере изменяется качественно. Автором принято решение не учитывать местонахождение жертвы во время удаленного преступления. Таким образом, данная дихотомическая переменная принимает значение «1», когда преступление не было дистанционным и одновременно произошло в жилом пространстве: дома у жертвы, в гостях, или в подъезде или дворе. Таких случаев 24%. По этому вопросу 33 не-ответа.

Свидетели. Данная переменная отсылает к вопросу «были ли в этот момент рядом с вами другие люди?». Присутствие рядом других людей в момент преступления (возможно, обнаружения его последствий, например, когда человек обнаруживает, что его обокрали) - важный криминологический предиктор поствиктимного поведения. В 54% случаев рядом с жертвой находились другие люди. Присутствие других людей учитывается в случае дистанционных преступлений так же, как и в случае очных. По этому вопросу 74 не-ответа.

Население. Численность населения в населенном пункте, где проживает жертва, используется в качестве метрики, в том числе обозначающей степень урбанизации населенного пункта. База, помимо этой переменной, содержит дихотомическую переменную, отвечающую за разделение статусов населенных пунктов на сельские и городские, однако это разделение в российском случае мало о чем говорит. В случаях относительно небольших населенных пунктов эта формальная классификация довольно слабо соотносится с численностью населения и развитостью инфраструктуры. Автор работы смог оценить эту проблему в том числе на собственном опыте, когда вручную вносил в базу RCVS информацию о населенных пунктах. Поэтому автором принято решение в качестве предиктора использовать именно численность населения. По этой переменной есть 137 пропущенных значений. В регрессионном анализе используется десятичный логарифм численности населения.

В табл. 6 представлено распределение значений независимых переменных по всей выборке, а также по двум категориям ключевой зависимой переменной Reporting.

Таблица 6.Распределение значений независимых переменных, в том числе в зависимости от значения переменной Reporting (правоохранительные органы узнали о преступлении).

Переменная	Reporting=0 (n=1537)	Reporting=1 (n=1447)	Вся выборка(n=3001)
Насилие
0	1399 (91%)	1235 (85.3%)	2651 (88.3%)
1	138 (9%)	212 (14.7%)	350 (11.7%)
Ущерб в рублях
Среднее (станд. отклонение)	22800 (133000)	131000 (797000)	74800 (564000)
Медиана [мин., макс.]	1000 [0, 3e+06]	10000 [0, 1.5e+07]	5000 [0, 1.5e+07]
NA	2 (0.1%)	0 (0%)	2 (0.1%)
Дистанционное
0	937 (61%)	1130 (78.1%)	2075 (69.1%)
1	589 (38.3%)	306 (21.1%)	903 (30.1%)
NA	11 (0.7%)	11 (0.8%)	23 (0.8%)
Мужской пол
0	794 (51.7%)	816 (56.4%)	1618 (53.9%)
1	743 (48.3%)	631 (43.6%)	1383 (46.1%)
Возраст
Среднее (станд. отклонение)	40.8 (15.7)	43.5 (15.5)	42.1 (15.7)
Медиана [мин., макс.]	37.0 [18, 98]	41.0 [18, 90]	39.0 [18, 98]
Доход
1	146 (9.5%)	147 (10.2%)	294 (9.8%)
2	438 (28.5%)	357 (24.7%)	800 (26.7%)
3	526 (34.2%)	512 (35.4%)	1040 (34.7%)
4	286 (18.6%)	262 (18.1%)	552 (18.4%)
5	104 (6.8%)	117 (8.1%)	224 (7.5%)
NA	37 (2.4%)	52 (3.6%)	91 (3%)
Образование
1	299 (19.5%)	242 (16.7%)	543 (18.1%)
2	543 (35.3%)	513 (35.5%)	1060 (35.3%)
3	695 (45.2%)

Подобные документы

• Проблемы семей России

  Актуальные проблемы современной семьи: проблема бедности, кризис духовности, семьи с детьми-инвалидами. Анализ семей группы риска: брак между людьми с различным социальным статусом, разного возраста; насилие в семье. Особенности проблем многодетной семьи.
  
  курсовая работа [28,5 K], добавлен 28.09.2010
  

• Деятельность правоохранительных органов в ракурсе общественного мнения (на примере студентов СмолГУ)

  Правоохранительные органы: сущность, структура, функции. Студенческая молодежь о деятельности правоохранительных органов: эмпирический аспект изучения. Программа социологического исследования. Характеристика методов сбора социологической информации.
  
  дипломная работа [249,3 K], добавлен 25.06.2015
  

• Социология преступности

  Место преступления в системе общественных отношений. Характеристика социального преступления и изучение его социальных доминант. Особенности девиантного поведения, оценка его взаимосвязи с преступностью. Социологические теории преступления и девиации.
  
  контрольная работа [18,8 K], добавлен 03.04.2012
  

• Социология криминальной личности и уголовного наказания

  Проблема личности как одна из узловых проблем социологии права и значение выделения психологических черт и качеств преступников для ведения розыскной работы. Психологический портрет, выявление мотивов. Антропологический и психологический подходы.
  
  реферат [26,7 K], добавлен 17.06.2008
  

• Современные проблемы развития детского спорта

  Методология социологического исследования нынешнего состояния детского спорта. Разрыв между потребностями учащихся и их возможностями в сфере физической культуры. Анализ результатов опроса общественного мнения относительно путей развития детского спорта.
  
  реферат [29,7 K], добавлен 29.12.2016
  

• Деятельность правоохранительных органов в ракурсе общественного мнения (на примере студентов СмолГУ)

  Правоохранительные органы как составная часть государственной власти. Система органов государственной власти. Правоохранительные органы: сущность, структура, основные функции. Проблемы интеракции студенческой молодежи и правоохранительных органов.
  
  дипломная работа [259,1 K], добавлен 27.07.2015
  

• Эксперимент в социальных организациях

  Исследование понятия эксперимента, метода, обеспечивающего эмпирические данные для проверки гипотез о наличии причинной связи между явлениями. Анализ экспериментов по определению зависимости между физическими условиями работы и производительностью труда.
  
  курсовая работа [45,8 K], добавлен 01.10.2011
  

• Влияние семьи на будущее человека

  Организация статистического исследования влияния семьи человека на его комфортное будущее. Социальные проблемы семьи, ее функции в обществе. Составление анкеты опроса, анализ ответов. Выявление взаимосвязи между факторами и средой, в которой рос человек.
  
  курсовая работа [741,2 K], добавлен 11.12.2013
  

• Методология и логика социологического исследования

  Отрицательный результат "решающего эксперимента", как эмпирическая демонстрация ложности предсказаний, выведенных путем логической дедукции из теоретических предпосылок. Концепция экономического человека и стадии процесса социологического исследования.
  
  реферат [26,0 K], добавлен 13.02.2011
  

• Виртуальные сообщества

  Понятие и типы виртуальных сообществ. Особенности конфликта в виртуальных сообществах и его специфика. Эмпирический анализ возникающих в киберпространстве конфликтов на примере виртуального сообщества "Feministki". Методология сбора и анализа данных.
  
  дипломная работа [370,4 K], добавлен 22.01.2016
  

• главная
• рубрики
• по алфавиту
• вернуться в начало страницы
• вернуться к началу текста
• вернуться к подобным работам