Эволюция социологии

Быть социологом на институциональной «периферии» социологии можно, имея статус социолога, но, не имея возможности вести регулярно и вполне «жизнь социолога» либо имея статус маркетолога, менеджера и т.п., но используя, хотя бы отчасти, для поддержания этого статуса социологические практики. Если институционализированная социология локализована в относительно небольшом числе специализированных организаций, образующих в Москве и нескольких крупных городах институциональный «центр», то не специализированная и слабо институционализированная социология образует институциональную «периферию» в тех же городах и является по существу единственной формой социологии на бескрайних просторах России.

Институционализация социологии характеризуется не только развитием ее внутренней структуры, но и ее внешних связей, т.е. положением в структуре общества, ролью в политике, экономике, образовании и т. д.

Отношения социологии и политической власти в советский период были двойственными. С одной стороны, коммунистическое руководство страны жестко диктовало социологам, что и с какими результатами должно изучаться, и отклонения тех, кто стремился к научной объективности, от заданных идеологией стандартов подавляло, используя разнообразные методы административного и психологического воздействия. С другой стороны, данные легитимных исследований и теоретические разработки членов социологического истеблишмента активно использовались центральными и региональными органами власти при разработке социальной политики. Эта двойственность положения социологии привела к формированию в сознании российских социологов дилеммы: «Должна ли социология быть оппонентом любой власти и тем служить обществу или она призвана просвещать власть и этим отвечать на социальный вызов?». Однако в результате демократических и рыночных реформ в России эта извечная, как казалось, альтернатива перестала быть актуальной.

Социологи утратили значимые позиции внутри отношений власти. Они перестали быть агентами и контрагентами власти и могут теперь быть лишь «политическими комментаторами» и «политическими технологами», обеспечивающими информационное сопровождение политических кампаний. Политический вес институционализированной социологии («центра») оказался в постсоветское время ничтожен, поскольку ничтожным оказался политический вес разрабатываемых в ее рамках идей. В отличие от дискуссий экономистов об административно-командной системе и рынке, преимуществах монетаризма и интервенционизма дискуссии российских социологов о гражданском обществе, модернизации и специфически российских ценностях не стали частью политических дебатов. Десятки представителей экономической науки за пятнадцать лет реформ успели поработать членами правительства, депутатами союзного и российского парламентов, советниками президента России. В политическом истеблишменте страны закрепились экономисты-теоретики Егор Гайдар, Григорий Явлинский, Сергей Глазьев, Алексей Кудрин, Герман Греф. За тот же период лишь единицам из среды социологов удавалось стать депутатами парламента, как, например, специалисту по этносоциологии Галине Старовойтовой, и ни один социолог не занял сколько-нибудь значительного поста в структурах исполнительной власти.

А вот политический вес социологической «периферии» оказался значимым, хотя и рассеянным в большом количестве аналитических служб, созданных при центральных и региональных органах исполнительной и законодательной власти, и исследовательских фирм и временных групп, изучающих электоральное поведение и консультирующих политиков и партии в периоды предвыборной борьбы.

Похожую трансформацию претерпели и отношения социологии и экономики. В советский период силами академической социологии осуществлялись масштабные проекты по социальному планированию и социологическому обоснованию и сопровождению управленческих решений; создавались социологические службы на предприятиях (к концу 1980-х гг. их было около пятисот). Эти успехи породили в свое время притязания советской прикладной социологии на роль масштабной социальной инженерии, преобразующей, переустраивающей общество в целом или организующей социальные структуры в масштабах регионов и городов. Но в постсоветской России прикладная социология в сфере экономики оказалась возможной лишь в рамках индустрии исследований на заказ, осуществляемых в области маркетинга, управления персоналом, организационного дизайна. Здесь социологические методики и социологические модели нужны как часть исследовательского комплекса, включающего экономические, психологические, юридические, менеджериальные компоненты.

Как и в случае политики, социологический «центр» (комплекс крупных специализированных организаций) не смог ни заинтересовать бизнес, ни тем более стать бизнесом. Коммерческий вес концептуального продукта, предлагаемого современной академической социологией в России, ничтожен, совокупный вес предлагаемого социологической «периферией» (маркетинговыми и консалтинговыми фирмами) информационного продукта значителен, хотя и рассеян по сотням проектов. Поэтому основанные в конце 1980-х - начале 1990-х гг. профессиональными социологами центры по изучению общественного мнения и центры по проведению прикладных исследований в сфере социологии организаций стали коммерчески успешными в той степени, в какой переориентировались соответственно на маркетинг и рекрутинг (Рекрутинг (вербовать, набирать) - профессиональная деятельность по подбору персонала по заказам фирм, нуждающихся в работниках определенной квалификации.).

Экономический и политический статусы социологии предопределили ее положение на рынке образовательных услуг и в структуре профессионального образования. Факультеты и отделения социологии ежегодно выпускают свыше тысячи дипломированных социологов и специалистов в смежных с социологией областях - социальной антропологии, социальной работе, управлении персоналом, социальной информатике и т.п. Социологический диплом достаточно высоко котируется на рынке труда, хотя социология мало востребована как профессия. Этот парадокс легко объясняется с помощью введенного нами различения «центра» и «периферии» в институциональной структуре социологии. Основная масса обладателей новых дипломов уходит из «центра» на «периферию», успешно работая маркетологами, политическими консультантами, тележурналистами, менеджерами по персоналу, рекламе, продажам и т.д. Вследствие в целом успешной адаптации выпускников-социологов на рынке труда на социологическое образование существует достаточно высокий спрос среди поступающих в высшие учебные заведения. По популярности среди абитуриентов гуманитарных факультетов социология уступает находящимся на гребне конъюнктурной волны юриспруденции, экономике и менеджменту, но идет на одном уровне с психологией и политологией, опережая философию и историю. Таким образом, в отличие от политического и коммерческого веса социологии ее образовательный вес определяется не социологической «периферией», а институциональным «центром» - комплексом специализированных учебных заведений.

Если рассматривать современную социологию в России не с точки зрения институциональных форм, в которых социология практикуется, а с точки зрения ее содержания - разрабатываемых идей, исследуемых предметных областей, практикуемых подходов и получаемых результатов, то обнаруживается та же двойственность, то же разделение на «центр» и «периферию», что и при рассмотрении ее институциональной структуры. Концептуальная двойственность изначально обусловлена спецификой развития советской социологии в 1960-1980-х гг. «Центр» концептуального развития образовали тяготеющие к мировому социологическому мэйнстриму (главное течение, доминирующее направление) исследования, основанные на «критике буржуазной социологии». Исследования, интегрированные в концептуальную традицию западной социологии, отличают прагматическая рецепция, когда осваиваемый концептуальный аппарат используется в качестве готового инструмента для работы с российским материалом, и рефлексивная рецепция, когда осваиваемый концептуальный аппарат становится предметом, материалом критического теоретизирования и дальнейшего концептуального развития.

Концептуальную «периферию» социологии составили те исследования, авторы которых в описании и объяснении социальных явлений строго держались идеологизированных схем «научного коммунизма» или пытались усовершенствовать советскую доктрину исторического материализма, оставаясь в рамках марксистской парадигмы. Не имея доступа к мировой социологической традиции в силу языковых или организационных барьеров, многие исследователи вынуждены были создавать собственный концептуальный аппарат, культивируя тем самым маргинальные формы социологии. С крушением коммунистического режима в начале 1990-х гг. концептуальный разрыв между «центром» и «периферией» социологии обнажился и приобрел характер теоретического противостояния «западников», апеллирующих к мировой социологии, и «почвенников», апеллирующих к отечественным «корням». «Корни» «почвенники» обнаруживают то в досоветской социологии и социальной философии, то в советском марксизме, то в альтернативных марксизму натурфилософских исканиях советских ученых Владимира Вернадского, Льва Гумилева, Никиты Моисеева и т. п.

Интегрированность в концептуальную традицию западной социологии не является однозначным признаком научности, истинности результатов исследований. Она порождает проблемы и парадоксы интерпретации социальных процессов в России, поскольку зачастую некритически используются понятия и методики, укорененные в социологической концептуальной традиции, но не имеющие адекватных референтов в социальных процессах, наблюдаемых в России. Показательны в этом отношении длительные и малорезультативные дебаты о существовании либо отсутствии в современной России «среднего класса», «гражданского общества» и т.п.

Еще более проблематичной выглядит интеграция в концептуальную традицию западной социологии с точки зрения тех, кто разрабатывает альтернативные социологическому мэйнстриму идеи. Охотно заимствуя у западных исследователей выдвинутый в 1970-х гг. тезис о глубоком кризисе социологии, приверженцы классического исторического материализма и неклассической социальной науки предлагают основать науку об обществе заново. Однако содержание этих проектов свидетельствует о том, что их авторы, а это значительная часть российского социологического сообщества, исходят из представлений о науке, характерных для XIX века. В качестве новых оснований и направлений развития социологии предлагаются «универсумная социология», «тетрасоциология», «виталистская социология», «системосоциргенетика», «космопланетарная, энергоинформационная социология» и т.п. Наиболее общими характеристиками этих концепций «новой» социологии являются натурализм, космизм и патриотизм. Совершенно в духе Конта, Спенсера и Маркса авторы «новых» социологии стремятся к поиску «первоэлементов» социальной реальности, социальной субстанции и к созданию системы объективных и универсальных законов развития общества. Законы эти вслед за русскими философами-космистами понимаются как органичная часть законов мироздания, в «живую ткань» которого «вплетены» человек и общество. В познании данных законов видится средство для решения всех социальных проблем, «оздоровления» российского общества и придания ему импульса опережающего развития.

Маргинальность концептуальной «периферии» отнюдь не всегда сопровождается ее институциональной маргинализацией. Многие поборники «новой» социологии занимают ключевые позиции в научно-исследовательских, образовательных организациях и профессиональных ассоциациях. Сложную взаимосвязь между институциональной и концептуальной структурами современной российской социологии можно схематизировать путем их суперпозиции - взаимного наложения.

Маргинамл, маргинамльный человемк, маргинальный элемент (от лат. margo - край) - человек, находящийся на границе различных социальных групп, систем, культур и испытывающий влияние их противоречащих друг другу норм, ценностей, и т. д. В современном русском языке это слово часто также употребляется как синоним понятия деклассированный элемент - представитель социального «дна».

Маргинальность (позднелат. marginalis - находящийся на краю) - социологическое понятие, обозначающее промежуточность, «пограничность» положения человека между какими-либо социальными группами, что накладывает определённый отпечаток на его психику. Это понятие появилось в американской социологии в 1920-е для обозначения ситуации неадаптации иммигрантов к новым социальным условиям.

Маргинальная группа людей - группа, отвергающая определённые ценности и традиции той культуры, в которой эта группа находится, и утверждающая свою собственную систему норм и ценностей.

Структура социологии в современной России

В России сосуществуют четыре разновидности, или сегмента, социальной науки. Во-первых, есть «явная» социология - сегмент, образуемый институционализированными, т.е. проводимыми в рамках социологических организаций, и концептуально интегрированными в международные дискуссии исследованиями. «Явная» социология представлена старым истеблишментом российского научного сообщества (Г. Осипов, Т. Заславская, В. Ядов, А. Здравомыслов и др.), все еще претендующим на то, чтобы задавать тон в российской социологии, заявлять генеральную линию ее развития, а также новой научной элитой, реально формирующей в процессе интеллектуальной конкуренции (а не формально декларирующей с властной позиции) проблемные области и исследовательские подходы.

Во-вторых, есть «латентная» социология - сегмент, образуемый слабо институционализированными, т.е. проводимыми в рамках несоциологических организаций, но концептуально тяготеющими к стандартам мировой социологии исследованиями. «Латентная» социология представлена профессиональными исследователями электорального и потребительского поведения, а также преподавателями социологии на несоциологических факультетах.

Латентность - (от лат. latentis - скрытый, невидимый).

В-третьих, есть квазисоциология1 - сегмент, образуемый институционализированными в рамках социологии, но концептуально маргинальными, альтернативными по отношению к мировой социологии работами. Квазисоциология представлена альтернативным академическим истеблишментом - традиционными лидерами ортодоксальных марксистов сталинистского толка («материалистическая социология») и альтернативной элитой - лидерами школ «неклассической» социологии (например, «виталистская социология» в Алтайском университете, «универсумная социология» в Красноярском университете).

В-четвертых, есть контрсоциология - сегмент, образуемый слабо или вовсе не институционализированными и концептуально маргинальными разработками в сфере социальных исследований. Контр-социология представлена не связанными институциональными нормами социологии энтузиастами тотальной реконструкции социальной науки и/или создания универсальной системы знания, попутно раскрывающей законы развития общества («системосоциогенетика», «тетра-социология» и пр.).

Концептуальная и институциональная неоднородность социологии в России - результат ее предшествующего развития, происходившего большую часть времени под идеологическим прессом и за «железным занавесом». Но одновременно подобная неоднородность является основанием и ресурсом ее своеобразного развития в контексте исчерпания модернистского проекта «социология» и замещения его постмодернистским проектом мультипарадигмальной и мультидисциплинарной социальной науки.

Размещено на Allbest.ru