Становление и развитие социологии России

Хотя дискуссия велась между "урбанистами" (Л.Сабсович [45]), т.е. сторонниками крупных городов, и "дезурбанистами" (М.Охитович [36]), призывавшими к их разукрупнению, максимально равномерному расселению, те и другие стояли на технократических позициях в духе инженерно-социологических утопий А.Гастева. Оппоненты трактовали систему расселения не как социальный организм, имеющий внутренние закономерности развития, но как некую конструкцию, "машину", которую можно спроектировать и воплотить в жизнь вплоть до мельчайших деталей организации производства и быта. Технократизм их методологии (которая продолжает жить и сегодня) состоял в том, что социальная жизнь города всецело детерминировалась проектно-строительной индустрией. "Новый способ стройпроизводства, -- утверждал М.Охитович, -- покончит и с бытом, с укладом жизни вообще" [36, с. 15].

Существенная черта урбанистического технократизма -- максимализм. Каждый предлагал "максимально" укрупнить (разукрупнить), приблизить (удалить), "максимально охватить" весь бытовой процесс, "раз и навсегда" установить и т.д. Внутренняя динамика, трансформации и взаимопереходы исключались. Это был гимн Организации и Управлению: городская жизнь уподоблялась конвейеру, без всякого намека на самоорганизацию.

"Урбанисты" и "дезурбанисты" трактовали расселение людей, их быт и культуру как функцию производственных процессов ("поточное расселение" -- характерный термин и принцип градостроительства тех лет). М.Охитович и другие полагали, что новый человек будет стремиться "жить там, где работает". Если отбросить крайности типа "дом -- машина для жилья", то даже те, кто признавал необходимость индивидуального жилища, видели в нем не форму семейной самоорганизации, а лишь воплощение гигиенической нормы "социалистической" организации быта.

Обуреваемые технократической утопией, многие участники дискуссии совершенно отрицали ценность исторически сложившейся социальной ткани городов. Идея "города-сада" была доведена ими до абсурда: "Мы оставим и тщательно сохраним наиболее характерные куски старой Москвы: Кремля, кусочки дворянской Москвы с улочками и особняками Арбата и Поварской, кусочками купеческого Зарядья... и пролетарской Красной Пресни. Все остальное мы должны упорно превращать в грандиозный парк..." [Цит. по: 72, с. 29].

Коль скоро подход к городу был чисто "объектный", а созидания, постепенного выращивания его социальной среды не предусматривалось (полагали, что темпы развития СССР будут столь высокими, что через 10--15 лет надо будет все заново перестраивать), постольку в этих утопиях не было и проблемы социального времени (адаптации, обживания, самоорганизации), впрочем, как и времени природного Обе оппонирующие стороны исходили из предпосылки, что социальные сообщества городов будут просто следовать за развитием индустриальных систем и новых технологий.

В схватках "правых" и "левых" радикалов А.Луначарскому, Н.Крупской и другим гуманитариям непросто было отстаивать право индивида и семьи на автономию, на индивидуальный уклад жизни. Понимали их социальную значимость и те немногие участники дискуссии, которые стояли ближе к практическим нуждам реконструкции городов: "Не только общественное действие, но и сосредоточенное размышление, не только живые люди сегодняшнего дня, но и книги, опыт предыдущих поколений. Не только многообразное воздействие социальной действительности, но и отсутствие внешних раздражителей. Все это должно дать жилище" [Цит. по 72, с. 31].

Постановление ЦК ВКП(б) "О работе по перестройке быта" (1930) и резолюция его Пленума "О московском городском хозяйстве и развитии городского хозяйства СССР" (1931) внесли элемент отрезвления в дискуссию, но одновременно почти на 30 лет прервали развитие социально-урбанистической мысли. Ход дискуссии на основе архивных изысканий детально прослежен историком В.Э.Хазановой [57].

§ 4. Исследования после 1960 года

Массовое жилищное строительство, начавшееся в 60-х гг., проектирование сотен новых городов и поселков на Севере, в Сибири и на Дальнем Востоке на фоне некоторой либерализации политического режима стимулировали прикладные исследования, направленные на обслуживание жилищной и градостроительной политики. В 1958--1962 гг. были сделаны первые попытки использования бюджетов времени для решения отдельных урбанистических проблем -- определения планировочной структуры городов, расчета и размещения учреждений обслуживания и др. [3] Систематические исследования города велись Ленинградским зональным институтом типового и экспериментального проектирования, Ленинградской кафедрой философии АН СССР, позже -- Институтом социально-экономических проблем АН СССР, десятками ведомственных проектных институтов. Основные усилия были сосредоточены на разработке планов социального развития городов [1, 11, 17, 33, 39, 41].

В результате уже первых эмпирических исследований Г.Д.Платонов пришел к ошеломляющему (тогда!) выводу, что от момента вступления в брак и до глубокой старости структура требований семьи к жилищу, его местоположению в городе меняется по крайней мере 6--7 раз [38]. Расчетом динамики семьи занимались А.В.Баранов, В.Л.Ружже, Г.С.Антипина, анализом структуры бюджетов времени населения городов -- М.В.Тимяшевская, вопросами развития социальной активности населения по месту жительства -- Л.Б.Коган, М.А.Сычева. О.Н.Яницкий в 1965 г. через газету "Неделя" провел опрос общественного мнения населения 30 городов об организации общественного обслуживания [46]. А.В.Баранов и Ж.А.Зайончковская предприняли серию полевых работ, посвященных формированию социальной структуры новых городов, проблемам приживаемости новоселов, адаптации к городскому образу жизни [9, 21, 76]. В 1969 г. после почти сорокалетнего перерыва состоялось первое всесоюзное совещание по социальным проблемам жилища [46].

К сожалению, значение этих и многих других пионерных работ снижалось, блокировалось государственной проектно-индустриальной системой, в которую были встроены эти исследовательские ячейки. Во-первых, административно-бюрократическая система допускала лишь опосредованную форму связи социологов с социальной практикой (через создание нормативных документов; разработка планов социального развития городов была еще впереди). Система требовала чрезвычайно укрупненных, агрегированных социальных показателей, позволяющих создавать "типовые решения" от Калининграда до Камчатки. Тем самым практически выхолащивалась самая суть социологического метода. В конечном счете, господство названной системы над исследователем привело к формированию "служебной" социологии, призванной "научно подкреплять" уже принятые градостроительные решения.

В этот же период быстро возрождается и урбанфутурология, начинается новая волна социологических утопий. Архитектор Г.Градов публикует монографию, реанимирующую идеи "коллективного расселения" 20--30 гг. Без опоры на эмпирические данные, основываясь только на теоретических выкладках классиков марксизма, социалистов-утопистов и их российских последователей, а также на "прожектах" домов-коммун тех лет. автор развивает идеи обобществления быта, раздельного расселения детей и взрослых, то есть снова ставит под вопрос существование семьи. Градов предложил жестко дифференцировать социальную ткань города по иерархическому признаку (так называемая ступенчатая система обслуживания), положив в ее основу "первичную жилую группу", то есть "коллектив людей, знакомых друг с другом" [18]. Мы подробно останавливаемся на этой доктрине, поскольку она, будучи положена в основу государственных проектных нормативов, стала директивной для процессов градоформирования на всей территории страны.

Социолог Г.Г.Дюментон совместно с молодыми урбанистами создали НЭР (новый элемент расселения) -- модель коммунистического расселения в масштабе региона. НЭР представляет пространственную интерпретацию структуры и динамики основных форм общения, исходя из марксовой модели коммунистического общества. Это была еще одна попытка создать унифицированную схему городской организации, сконструированную, правда, с учетом некоторых реалий городской жизни [8].

Развертывание прикладных исследований обнаружило потребность в концепции, интерпретирующей развитие городов в связи с общесоциальными процессами (индустриализации, модернизации). Еще в 1964 г. Л.Коган и В.Локтев, выделяя такие социологические аспекты моделирования городов, как историко-генетический и структурно-функциональный, подчеркивали значимость анализа города в качестве элемента динамической системы "городской организм -- внешняя среда" [29, с. 137]. О.Пчелинцев выступил против господствующих в науке и политике доктрин "равномерного расселения" и "оптимального города". В больших городах одновременно снижаются издержки производства и растет производительность труда, а перспективой их развития является формирование обширных зон интенсивного освоения -- урбанизированных районов [42, 43].

В конце 60-х гг. А.С.Ахиезер, Л.Б.Коган и О.Н.Яницкий выдвинули концепцию урбанизации "как всемирно-исторического процесса развития концентрации, интенсификации общения, как процесса интеграции все более разнообразных форм практической жизнедеятельности" [7, с. 44]. Тем самым была преодолена плоско технократическая трактовка урбанизации, ее сведение к той или иной форме расселения, утвержден социально-исторический метод анализа данного феномена.

Ключевые моменты концепции урбанизации: 1) выявление ее двуединого механизма -- как предпосылки и следствия процессов социального взаимодействия, в результате которых воспроизводится, усиливается различие между городом и деревней, центром и периферией, крупными и малыми городами и одновременно происходит проникновение городских отношений в деревню, во все типы поселений; 2) различение индустриальной и социально-информационной фаз современной урбанизации -- первичной, т.е. концентрации в городах масс сельского населения, и зрелой, связанной с формированием города как специфического социального организма, "производящего" и распространяющего стереотипы городской жизни во всем обществе; 3) преодоление "точечной" (городской) формы, интенсивное формирование урбанизированных регионов, являющихся конкретной формой снятия различий города и деревни [5, 7, 26, 43, 47, 54].

В процессе урбанизации кристаллизуется городской образ жизни с особой структурой общения, спецификой развития личности, семейных отношений и т.д. Важнейшим его признаком, по Л.Б.Когану, является мобильность, стимулируемая потребностью в интенсификации и разнообразии общения, в обновлении профессиональной и общекультурной информации. Мобильность проявляется как готовность к смене социальной среды и пространственной локализации социальной активности, в повышенной территориальной подвижности и миграционных процессах. Городской образ жизни отмечен повышением роли социально-профессионального общения, взаимного культурного обогащения индивидов и групп, что вызывает тенденцию к дифференциации последних по типу интереса, общности вида деятельности. Происходит взаимопроникновение семейной и внесемейной, профессиональной и общекультурной сфер жизни. Урбанизация ведет к преодолению "локального" типа культуры, падению роли соседских контактов [26, 27, 28]. Эмпирические исследования подтвердили положение теории урбанизации о том, что с увеличением культурного, социально-информационного потенциала городов эти факторы становятся одним из серьезных стимулов дальнейшей урбанизации [27, с. 103; 35].

Анализ урбанизации и роли городов в процессах социальных изменений общества привел социологов к идее воспроизводственной роли городской среды. Так, О.Н.Яницкий показал, что: ее функция заключается в формировании и селекции наиболее рациональных и эффективных форм общения; в выполнении роли канала массовой коммуникации, кристаллизующего и распространяющего нормы городской жизни; ее функция состоит также в накоплении специальной и общекультурной информации и посредничестве между их потоками; процессы институциональной организации этой среды сопровождаются ее структурированием на личностном уровне. Диалог с "бесконечной" в целом культурой сочетается в городе со вполне конечными, дискретными "контейнерами" и генераторами информации, основу которых составляют малые группы [67, с. 71--73; 74].

А.В.Кочетков ввел понятие социально-доступного разнообразия городской среды, отметил роль групповых систем расселения как средства преодоления культурной замкнутости монофункциональных городов, продемонстрировал зависимость эффективности общественного производства от степени дифференциации-интеграции этой среды [54, с. 121--125]. Л.Б.Коган эмпирически подтвердил падение роли соседства в среде урбанизированных регионов, отметил возрастающую роль жилища как места социальной коммуникации [28]. В.О.Рукавишников предложил оценивать качество городской среды через степень удовлетворения ею потребностей горожанина [44]. В.В.Трушков на материалах обширных исследований в Западной Сибири пришел к выводу, что в условиях социализма стирание различий между городом и деревней наиболее интенсивно идет в пригородах, отметил растущую привлекательность последних как места постоянного жительства [49|. А.Д.Хлопин, опираясь на работы американских социологов, ввел в оборот советской социологии понятие личности на рубеже культур, указал на длительность и стадиальность процесса интернализации мигрантом из села элементов городской культуры, в результате которого происходит полная ресоциализация личности; показал принципиальную возможность одновременного существования мигранта в двух социальных средах -- городской и сельской [59, 60].

В 1974 г. ленинградскими социологами был поставлен вопрос о необходимости разработки критериев определения качества городской среды [64]. Одномоментного решения проблемы найти не удалось, но прошедшая дискуссия стимулировала работу социологов в двух направлениях: междисциплинарных исследованиях города и разработки планов социального развития.

Итоги двадцатилетней работы социологов города (1965--1985) оказались достаточно внушительными благодаря интенсивной ретрансляции достижений западной социологии и их адаптации к российским условиям. Наибольший вклад в этот интеграционный процесс внесли М.П.Березин, Н.В.Новиков, В.О.Рукавишников, Е.С.Шомина, А.Д.Хлопин, О.Н.Яницкий [14, 44, 47, 48, 59, 60, 63, 65, 70], эстонские социологи Т.Нийт, М.Павельсон, М.Хейдметс [15, 30].

§ 5. 80-- 90-е годы: углубление достигнутого и новые перспективы

С начала 80-х гг., наряду с Москвой, центрами урбансоциологических исследований становятся Ленинград, Таллин и Новосибирск. Ленинградцы А.В.Баранов, А.В.Дмитриев, М.Н.Межевич, О.И.Шкаратан сконцентрировали свое внимание на взаимодействии внешних и внутренних факторов развития городов, прежде всего крупных [17]. М.Н.Межевич, двигаясь в русле марксистской традиции, выделил в этом развитии всеобщее (экологический аспект) и специфическое (социальный аспект), ввел понятие "общности по поселению" как социально-территориального образования, присущего социалистическому обществу. В противовес теоретикам 30-х гг., Межевич трактовал локальные общности как проявление всей совокупности общественных отношений [33, с. 141]. На основе изложенных принципов ленинградские социологи сосредоточили свои усилия на определении предметной области, целей и показателей социального развития городов [9, И, 17]. Обобщая десятилетний опыт разработки планов их социального развития, эти авторы развивали теорию социального управления городом, начиная от управления трудовыми ресурсами и до целенаправленного изменения образа жизни горожан. Было введено понятие программно-целевого подхода к управлению городом [17]. Таким образом, снова город выступал прежде всего как объект (регулирования, управления), а не как субъект самоорганизации (характерный термин: "предплановые исследования" [17, с. 168]).

Исследования эстонских социологов имели иную направленность. В. Пароль, опираясь на демографические и географические изыскания, выделил этапы социалистической урбанизации, специфику структуры и занятости городского населения регионов ЭстССР [37]. Наиболее плодотворным, с нашей точки зрения, явился производственно-воспроизводственный подход к анализу городских процессов, развитый Х.Аасмяэ, К.Катус, Д.Михайловым, Р.Нооркыйв, М.Павельсон, Т.Ярве [14, 15]. Его сущность заключена в одновременном понимании города как средоточия социальных организаций производства и социально-территориальных общностей, воспроизводящих человеческие ресурсы для первых [14, с 17] Типы взаимоотношений этих двух коллективных социальных субъектов стали фокусом исследовательского интереса Р Нооркыйв и А Кескмайк выделили 5 типов производственных организаций "флагманы", "средние", "слабые", "паразиты" (по отношению к общностям обоих типов) и "аутсайдеры", не способные конкурировать за трудовые ресурсы и доступ к благам города [15, с 98--100] О цикле работ Ю. Круусвалла, Т. Хейдметса по экологическим проблемам жилой среды см. гл. 25.

А.С.Ахиезер на основе многолетних исследований исторического развития России выявил специфические черты ее урбанизации формирование не столько на основе товарно-денежных отношений, сколько посредством принудительной перекачки государством ресурсов из деревни, сопровождавшейся переносом в город элементов натурального хозяйства, институциональную необеспеченность двуединого механизма урбанизации, что привело к банкротству идеи "смычки города и деревни" в советское время, слому этого механизма и в итоге -- к феномену псевдоурбанизации [5] Ахиезеру принадлежит также идея о диалогическом характере социального развития города [4].

Методы прогнозного социального проектирования, разрабатываемые в 1985-- 1995 гг. Т.М.Дридзе, успешно применялись ею к анализу социальных оснований городского устройства На этой базе были предложены меры по совершенствованию городского управления, разработан дифференцированный подход к изучению влияния особенностей местной среды на образ и качество жизни городских сообществ Были также созданы и опробованы комплексные социально-диагностические технологии, методы социальной экспертизы градостроительных проектов и программ [19, 20, 40].

Продолжались комплексные исследования урбанизации в СССР прежде всего в Сибири, представляющие собой совокупность исторического, экономического, демографического и собственно социологического анализа и базирующиеся на материалах архивов и местной прессы Акцент был сделан на преемственности исторического развития сибирских городов [55]. На материалах исследования в десяти городах страны Л.Б.Коган установил, что социальное развитие города представляет собой наращивание интеграционного потенциала городской среды и сопровождается систематической перестройкой социально-функциональной структуры города по критерию "центральности" новые районы повторяют в своем социальном развитии фазы формирования сложившихся центров, дефицит "центральности" порождает в новых районах различные формы отклоняющегося поведения [24].

В ходе реформ последнего десятилетия произошли постепенное снижение интереса исследователей к теории урбанизации, сдвиг к публицистике, общая политизация дисциплины. Постепенно выявились новые направления эмпирического анализа городская политика, гражданские инициативы и городские социальные движения, социальная дифференциация и сегрегация городского пространства.

Городская социальная политика возникла как ответ на безуспешные попытки централизованно управлять процессами градообразования В.Л Глазычев, Л.Б Коган так сформулировали ее задачи определение интересов городских сообществ и "групп интереса", выявление фаз естественной социальной динамики и механизмов самоорганизации города, типов его конфликтов с государством, с одной стороны, и с регионом -- с другой. Важной задачей было также не допустить истощения культурного потенциала больших городов, найти пути выживания монофункциональных ("закрытых") городов, лишенных государственной протекции, научить новые кадры местной администрации социальному мышлению [16, 24, 25, 27]. Гражданские инициативы в городах, как показал Яницкий, были подготовительным этапом и каналом реализации перестройки "снизу". Эмпирически им были выявлены такие их типы: защитный (протестный), поисковый (социальный эксперимент, альтернативные формы социальной организации), рутинный (поддержание местных очагов самодеятельности), катализирующий (социальный "импульс" из столиц, направленный на создание подобных очагов самоорганизации на местах). Были также определены фазы развития данной формы прямой демократии: информационная (право знать), стимулирующая, дискуссионная, участие в принятии решений [66]. Впервые в российской социологии была дана типология основных видов ресурсов этих инициатив (О.Н.Яницкий [68, 69]).

В России, естественно, особое значение приобрели жилищные инициативы и движения. Соответственно возрос интерес к истории вопроса, "жилищному переделу" 20-х гг. (А.И.Черных [58]). Еще в 80-хгг. существовало движение молодежных жилых кооперативов; местные экологические группы протеста и комитеты общественного самоуправления также впоследствии трансформировались в подобные инициативы. Структура современного жилищного движения иерархична: на локальном уровне -- это жилищные товарищества и комитеты самоуправления, на районном -- территориальные ассоциации местных ячеек, на городском -- общественный совет по жилищной политике (обычно при городской Думе), представляющий интересы жилищных организаций, риэлторских фирм и местной власти (Е.С.Шомина [62]).

Коллектив социологов Санкт-Петербурга (руководитель Б.М.Фирсов) впервые ввел и дал эмпирическую интерпретацию понятия качества населения в условиях радикальных российских перемен [56]. И.И.Травин исследовал историке -культурные аспекты воздействия армии на городскую среду [50]. Значительный вклад в изучение динамики социальной структуры города внесла О.Е.Трущенко. Опираясь на концепции символического капитала П. Бурдье и престижного адреса М.Пенсона и М.Пенсон-Шарло, она детально проанализировала на примере Москвы процессы ее территориальной дифференциации и социальной сегрегации [51].

Сильно изменился и характер работы урбансоциологов. Сегодня они не только аналитики, но и участники социально-политических процессов в городской среде (эксперты, советники и др.). Вместе с тем произошла резкая политизация и экономизация дисциплины, поскольку без знания современных политических структур и экономических процессов социальные задачи просто не решаются.

Заключая, выскажу предположение, что кризисная динамика и острые конфликты в городах в скором времени вызовут новую волну интереса к их социальным проблемам.

Литература

1. Аитов Н.А. Социальное развитие городов: сущность и перспективы. М.: Знание, 1979.

2. Анциферов Н.П. Пути изучения города как социального организма. Опыт комплексного подхода. Л.: Сеятель, 1926.

3. Артемов В.А., Болгов В.И., Вольская О.В., Колобов Л.С., Пусеп А.Г., Сидляренко А.И., Яницкий О.Н. Статистика бюджетов времени трудящихся. М.: Статистика, 1967.

4. Ахиезер А. С. Город и диалог // Культурный диалог города во времени и пространстве исторического развития. М.: Мир культуры, 1996.

5. Ахиезер А.С. Методология анализа города как фокуса урбанизационного процесса // Земство. Архив провинциальной истории России. 1994, № 2.

6. Ахиезер А.С. Социальное воспроизводство и город // Общественное воспроизводство: экологические проблемы / Отв. ред. А.С.Ахиезер. М.: ИМРД АН СССР, 1991.

7. Ахиезер А.С., Коган Л.Б., Яницкий О.Н. Урбанизация, общество и научно-техническая революция // Вопросы философии. 1969, № 2.

8 Бабуров А., Гутнов А., Дюментон Г., Лежава И., Садовский С., Харитонова З. Новый элемент расселения. На пути к новому городу. М.: Стройиздат, 1966.

9. Баранов А.В. Социально-демографическое развитие крупного города. М.: Финансы и статистика. 1981.

10. Большие города, их общественное, политическое и экономическое значение / Авт.: К Бюхер, Г Майер, Г.Зиммель и др. СПб.: Просвещение, 1905.

11. Борщевский М.В, Успенский С.В., Шкаратан О.И. Город. Методологические проблемы комплексного социального и экономического планирования. М.: Наука, 1975.

12. Вебер А. Рост городов в XIX столетии. Пер. с англ. СПб.: Кускова, 1903.

13. Вебер М. Город. Пер. с нем. Б.Н.Попова. Пг.: Наука и школа, 1923.

14. Воспроизводственные механизмы крупного города в условиях интенсификации регионального развития // Под ред. М.Павельсон и др. Т. I и II. Таллин: Таллинский педагогический институт, 1986.

15. Воспроизводственные процессы города // Под ред. М.Павельсон и К.Катуса. Таллин: Валгус, 1986.

16. Глазычев В.Л. Москва: среди призраков городской среды //Мир России. 1994, № 1

17. Город: проблемы социального развития // Под ред. А.В.Дмитриева и М.Н.Межевича. Л.: Наука, 1982.

18. Градов Г.А. Город и быт. Перспективы развития системы и типов общественных зданий. М.: Стройиздат, 1968.

19. Дридзе Т.М. Мы строим город -- для кого: для ведомств или для людей? // Прогнозное проектирование и социальная диагностика / Отв. ред. Т.М.Дридзе. М.: ИСАН СССР, 1991.

20. Дридзе Т.М. Коммуникативные механизмы культуры и прогнозно-проектный подход к выработке стратегии развития городской среды // Город как социокультурное явление исторического процесса. / Отв. ред. Э.В.Сайко. М.: Институт социологии РАН, 1995.

21. Зайончковская Ж.А. Новоселы в городах (методы изучения приживаемости населения). М.: Статистика, 1972.

22. К проблеме строительства социалистического города. М.: Плановое хозяйство, 1930.

23. Коган Л.Б. Быть горожанами. М.: Мысль, 1990.

24. Коган Л Б. Демократия без городов? Сборник статей. Новосибирск: Полис, 1993.

25. Коган Л.Б. Требуются горожане! Сборник статей. М.: Грааль, 1996.

26. Коган Л.Б. Урбанизация // Философская энциклопедия / Гл. ред. Ф.В.Константинов. М.: Советская энциклопедия. Т. 5, 1970.

27 Коган Л.Б. Урбанизация и некоторые вопросы городской культуры // Урбанизация, научно-техническая революция и рабочий класс / Отв. ред. О.Н.Яницкий. М : Наука, 1972.

28 Коган Л.Б. Урбанизация - общение - микрорайон // Архитектура СССР. 1967 № 4.

29. Коган Л.Б., Локтев В.И. Некоторые социологические аспекты моделирования городов // Вопросы философии. 1964, № 9.

30. Круусвалл Ю., Хейдметс М. О путях повышения социальной эффективности городской среды // Воспроизводственные процессы города / Под ред. М.Павельсон, К.Катуса. Таллин: Валгус, 1986.

31 Куцее Г.Ф. Новые города (Социологический очерк на материалах Сибири). М.: Мысль, 1982.

32. Ленин В.И. Поли. собр. соч.

33. Межевич М.Н. Социальное развитие и город. Философские и социологические аспекты. Л.: Наука. 1979.

34. Мижуев П.Г. Сады-города и жилищный вопрос в Англии. Пг.: Новое Время, 1916.

35. Орлова Э.А. Современная городская культура и человек. М.: Наука, 1987.

36. Охитович М. Заметки по теории расселения // Современная архитектура. 1930, № 1-2.

37. Пароль В. Социалистический город: урбанизационный процесс и образ жизни горожан. Таллинн: Валгус, 1982.

38. Платонов Г.Д. Демография и проблемы жилища // Строительство и архитектура Ленинграда. 1967, № 4.

39. Проблемы комплексного управления городской средой / Редкол.: А.Я.Хорхот и др. Львов: Минвуз СССР, 1979.

40. Прогнозное социальное проектирование и город / Ред. Т.М. Дридзе. Кн. I--IV. М.: Институт социологии РАН, 1994--1995.

41. Проблемы планирования комплексного экономического социального развития городов / Научи, ред. А.Е.Железко, Р.В.Гребенников. Минск: НИИЭ и ЭММП Госплана БССР, 1980.

42. Пчелинцев О. С. Проблемы развития больших городов // Социология в СССР. Т. 2. / Ред.-состав. Г.В.Осипов. М.:Мысль, 1966.

43. Пчелинцев О. С. Урбанизация, региональное развитие и научно-техническая революция // Экономика и математические методы, 1978. Т. 14. Вып. 1.

44. Рукавишников В.О. Население города: (Социальный состав, расселение, оценка городской среды). М.: Статистика, 1980.

45. Сабсович Л.М. Города будущего и организация социалистического быта. М.: Гостехниздат, 1929.

46. Социальные проблемы жилища / Научи, ред. А.Г.Харчев и др. Л., 1969.

47. Социологические исследования города. Информ. бюллетень № 16 / Отв. ред. О.Н.Яницкий. М.: Советская социол. ассоциация, 1969.

48. Социологические проблемы польского города. Пер. с польск. Вступительная статья Н.В.Новикова и О.Н.Яницкого/Ред. В.М Леонтьев. М.: Прогресс, 1966.

49. Трушков В.В. Население города и пригорода. М.: Финансы и статистика, 1983.

50. Травин И.И. Армия и город. Опыт социокультурного анализа // Мир России. 1994, № 1.

51. Трущенко О.Е. Престиж центра. Городская социальная сегрегация в Москве. М.: Socio-Logos, 1995.

52. Урбанизация и рабочий класс в условиях научно-технической революции / Отв. ред. О.Н.Яницкий. М.: Советский фонд мира, 1970.

53. Урбанизация и расселение трудящихся в условиях капитализма / Отв. ред. О.Н.Яницкий. Ред.-составитель А.Д.Хлопин. М.: ИМРД АН СССР, 1974.

54. Урбанизация, научно-техническая революция и рабочий класс. Некоторые вопросы теории, критика буржуазных концепций. / Редкол. Э.А.Арабоглы, А.С.Ахиезер, В.А.Мартынов, Е.Т.Фаддеев, О.Н.Яницкий (отв. ред.). М.: Наука, 1972.

55. Урбанизация Советской Сибири / Отв. ред. В.В.Алексеев. Новосибирск: Наука, 1927.

56. Фирсов Б.М. Кто он такой -- Петербуржец? // Мир России. 1994, № 1.

57. Хазанова В.Э. Советская архитектура первой пятилетки: Проблемы города будущего. М.: Наука, 1980.

58. Черных А.И. Жилищный передел // Социологические исследования, 1995, № 10.

59 Хлопин А.Д. Индивидуальная адаптация к городской среде: психологические аспекты // Социально-экологические проблемы капиталистического города / Отв.ред. О.Н.Яницкий. М.: ИМРД АН СССР, 1979.

60 Хлопин А.Д. Миграционные процессы и проблема "личности на рубеже культур" в социологии США // Урбанизация и расселение трудящихся в условиях капитализма / Отв. ред. О.Н.Яницкий. М.:ИМРД АН СССР, 1974.

61 Человек -- предприятие -- город. Тезисы конференции / Под ред. Р Нооркыйв, Х.Аасмяэ. Я. Тамм. Таллинн: АНЭстССР, 1986.

62 Шомина Е. С. Становление жилищного движения в России // Социологические исследования, 1995, № 10.

63 Шомина Е.С. Контрасты американского города. Социально-географические аспекты урбанизации. М.: Мысль, 1986.

64 Эффективность городской среды в удовлетворении и развитии потребностей человека. Научно-теоретическое совещание / Редкол.: В.А.Ядов и др. Л., 1974.

65 Яницкий О Н. Город как информационная система // Социологические исследования города. Информ. бюллетень №16. М.: Советская социол. ассоциация, 1969.

66 Яницкий О.Н. Обоснование градостроительных решений в условиях гласности // Социологические исследования. 1988, № 4.

67. Яницкий О.Н. Социально-информационные процессы в обществе и урбанизация // Урбанизация, научно-техническая революция и рабочий класс. Некоторые вопросы теории, критика буржуазных концепций / Отв. ред. О.Н.Яницкий. М.: Наука, 1972.

68. Яницкий О.Н. Социальные движения. 100 интервью с лидерами. М : Моск. рабочий, 1991.

69. Яницкий О.Н. Социо-культурная среда и экономический прогресс // Рабочий класс и современный мир. 1985, № 6.

70. Яницкий О.Н. Урбанизация и социальные противоречия капитализма. Критика американской буржуазной социологии. М.: Наука, 1975.

71 Яницкий О.Н. Гражданские инициативы и самодеятельность масс. М : Знание, 1988.

72. Яницкий О.Н. Экологическая перспектива города. М.: Мысль, 1987.

73 Seventh World Congress of Sociology. Scientific Programme. September, 14--19, 1970. Varna, Bulgaria.

74 Yamtsky 0. Urbanization and Social Development // Sociology and Problems of Social Development. M.: Nauka, 1978. 75. Yamtsky 0. Urbanization in the USSR: Theory, Tendencies and Policy // International Journal of Urban and Regional Research, 1986. Vol. 10. № 2. 76 Yamtsky 0., Zaionchkovskaya Z. Soviet Sociology Relating to Rural Migrants in Cities // International Social Science Journal, 1984. Vol. XXXVI. № 3.

Глава 7. Социология села (Р.Рывкина)

§ 1. Введение: место села в российском обществе

Положение социологии села и в СССР, и в постсоветской России определялось и определяется двумя факторами, действующими в противоположных направлениях. С одной стороны, российское общество чрезвычайно сильно связано с селом, имеет глубокие "сельские корни". Это определяло интерес ученых к деревне. С другой стороны, имеется немало причин, которые как бы отодвигают сельскую проблематику на задний план. Сказывается территориальная отодвинутость деревни от города, меньшая институционализированность сельской среды, труднодоступность сельских жителей для обследований стандартными методами опросов.

Нельзя не учитывать и зависимость исследований села от характера аграрной политики государства в те или иные периоды отечественной истории. В XX веке российская деревня по крайней мере дважды -- в период сталинской коллективизации и нынешних реформ -- подвергалась тяжелейшим социально-экономическим пертурбациям.

В результате при большой социальной значимости села для России внимание социологов к деревне как к объекту изучения на разных этапах истории страны не оставалось одинаковым, а, напротив, менялось Временами оно исчезало вообще (как это случилось на этапе рыночных реформ 90-х гг.).

Если вернуться к первому фактору, исключительной значимости сельской проблематики для России, то эта значимость видна уже из состава населения. К 1994 г. доля сельских жителей в России составляла 27% (в Великобритании и Нидерландах - 11%, в Германии -- 14%, в Швеции -- 17%, в США и Канаде - 23 и 24%). К тому же разделение населенных пунктов на "сельские" и "городские" в России не альтернативное, а "континуальное": кроме 27% жителей деревни имеется еще около 28% населения страны (более 41 млн. чел.), живущих в поселках городского типа (ПГТ) и малых городах с населением 50--100 тыс. чел. Обе эти категории населенных пунктов по всему комплексу условий жизни, по составу населения и его менталитету гораздо ближе к селу, чем к городу. Наконец, велика в России и доля населения, занятого в сельском хозяйстве: на ту же дату она составляла 15,6% (в Великобритании -- 2,2%; в США и Германии -2,9%; в Швеции - 3,4%; в Канаде - 4,1%; в Японии - 5,8%) [1].

Однако дело не только в том, где живут и где работают жители России. Дело и в другом: в силу быстрого темпа урбанизации российского общества городское население страны имеет сильные "сельские корни", сильнейшую "сельскую окраску". Общеизвестно, что процессы индустриализации и урбанизации в СССР "происходили ускоренными темпами и под государственным контролем" [2]. Если на период революции 1917 г. доля городского населения составляла 18%, то по переписи 1959 г. -- 51%, а в 1995 г. -- 75%. Столь бурный рост городского населения привел к тому, что подавляющая часть горожан -- это выходцы из села в первом или во втором поколении. По оценке А.Алексеева и Ю.Симагина, "горожан в третьем поколении наберется лишь около 1/6 городского населения. А потомков дореволюционных горожан еще меньше -- например, в Москве -- лишь около 3%. Городское население России - это главным образом сельские уроженцы и их дети, которые очень мало взаимодействовали с коренными горожанами" [3]. Значительная часть горожан поддерживает семейные связи с деревней. Массовыми являются сезонные миграции горожан в деревню -- к родственникам, в доставшиеся по наследству деревенские дома.

Кроме этого, на протяжении десятилетий связи горожан с деревней служили важным подспорьем в материальном положении городских семей. Дефицит продуктов питания стимулировал активное использование ими ресурсов села.

В условиях нынешнего экономического кризиса в стране деревня продолжает играть свою традиционную роль "кормилицы" горожан. Остановка многих предприятий способствует "аграризации" городского населения: масштабы сезонной миграции в деревню особенно велики вокруг городов, наиболее пораженных безработицей. Многие предприятия даже закрываются на лето, отправляя своих работников в административные отпуска, чтобы дать им возможность запастись продуктами на зиму. В 1992--1993 гг. наблюдалось отрицательное для города сальдо миграции. Велика доля горожан, имеющих земельные участки и жилье в сельской местности, ведущих свое хозяйство не только для отдыха и удовольствия, но и как средство для существования.

В итоге всего этого сложилась нетривиальная ситуация: как справедливо отметили А. Алексеев и Ю.Симагин, хотя "статистика говорит, что Россия -- городская страна, 3/4 населения живет в городах, но на самом деле значительная (если не большая) часть городского населения имеет аграрный менталитет" [3].

Что же в этих условиях представляет собой социология села, если иметь в виду весь послереволюционный период ее развития в России? Какие проблемы находились в поле ее зрения?

§ 2. Этапы эволюции социологии села в 20--80-е годы

Анализ имеющихся публикаций по социологии села показывает, что те объекты и проблемы, которые изучались "сельскими социологами" на протяжении рассматриваемых лет, сильно менялись. Поэтому имеет смысл выделить и описать этапы эволюции социологии села в СССР.

Монографические исследования села 20--30-х годов. Специфика этого этапа в том, что изучались и описывались отдельные деревни различных губерний страны, причем комплексно, по множеству социальных, экономических, психологических и других характеристик.

Этот этап имел глубокие исторические корни: сбор информации о жизни крестьянских поселений еще в конце XIX века начали губернские земства, работавшие при них санитарные бюро [4, 5]. Земства проводили подробные подворные переписи: описывали имущественное положение семей, их возрастной состав, образование, состояние здоровья. Подробно рассматривались демографические процессы - рождаемость, смертность, заболеваемость. Собранная информация и служила основой первых монографических описаний отдельных деревень России [4].

Исследования велись в рамках этнографических традиций. Главный интерес исследователей состоял не столько в получении обобщающих выводов, сколько в добросовестном описании условий труда и быта, повседневного поведения, хозяйственной деятельности, традиций, образа жизни и образа мыслей жителей отдельных деревень. Не случайно многие монографии носят названия изучавшихся деревень - "Рязанское село Кораблиново", "Слобода Ровеньки", "Деревня Гладыши", "Село Вирятино в прошлом и настоящем" и др. [6]. В поле зрения исследователей были состав крестьянских хозяйств, состав семей, их труд, достаток (уровень жизни), способы проведения досуга, воспитание детей, здоровье. Нередко изучались социальные взаимоотношения внутри села, участие жителей в управлении общественными делами, национальные особенности. Описывалась и психология крестьян.

С начала 20-х годов выделяется особое направление, которое можно назвать партийно ориентированными исследованиями села. Они были обобщены руководителем Комиссии ЦК РКП (б) М.Хатаевичем в книге "Партийные ячейки в деревне" [7], которая в значительной мере посвящена организации и методике сбора информации. Такие исследования инициировались РКП(б) и стимулировались ее политикой в деревне [8]. В частности, по постановлению XI съезда партии, при ЦК РКП(б) была создана специальная комиссия, которая организовала серию обследований села в разных районах страны. По единой программе описывались деревни Иваново-Вознесенской, Саратовской, Алтайской и других губерний, а также Башкирии, Туркестана, других национальных районов.

В первой половине 30-х гг. аналогичные обследования проводились комиссиями при местных партийных органах. Они изучали деятельность партийных организаций в уездах и округах, а также работу школ, больниц, клубов. В обследованиях участвовали и ученые -- статистики, историки, социологи, этнографы.

Детально обсуждалась представительность результатов. Использовались взаимоконтролирующие методы сбора данных [8]. Крестьянские хозяйства изучались по специальным подворным карточкам, которые заполнялись исследователями со слов интервьюируемых. Полученные сведения проверялись на сходах крестьян. Для более детальных частных обследований применялись специальные анкеты.

Например, в одной из программ было свыше 400 специальных вопросов. При обследовании, проведенном отделом печати ЦК РКП(б), был использован опросный лист, который должен был обнаружить отношение крестьян к цене массовой газеты, шрифту, формату, языку [9]. Таким образом применялись социологические методы.

В этой работе были весьма полезные находки. Например, пропагандисты изучали, в какой мере крестьяне понимают язык партийной печати. Для этого составлялись специальные словники, включавшие иностранные слова, и крестьян просили указать на незнакомые им [9]. Как отмечает Ю.Арутюнян, "партию интересовали кооперация, совхозы, школы не только сами по себе, но и то, как они оцениваются и воспринимаются населением, т.е. вскрывалась система человеческих взаимоотношений в деревне" [6, с. 13]. Такой же социологический подход был характерен для анализа чисто экономических вопросов. Выяснялось, как население (его разные слои) относится к экономической политике партии и государства в деревне, как оно относится к сельскохозяйственному налогу, к ценам на те или иные товары и др. [8].

Центральный вопрос, на который должны были дать ответ многочисленные экспедиции, сводился к характеристике социально-экономического развития деревни. Куда она идет -- к социализму или к капитализму, как происходит и происходит ли вообще в крестьянстве процесс расслоения. Для ответа на этот вопрос использовались почтовые опросы. Например, в 1924 г. газета "Беднота" провела дискуссию на тему "Кого считать кулаком?" и собрала 300 крестьянских писем. Часть писем была опубликована [10, 11].

Оценивая эти исследования, надо разделять сами знания о советской деревне и использование этих знаний в аграрной политике партии. Бесспорно, что информация о деревне 20--30-х гг. представляла тогда и представляет сегодня немалую научную ценность. Прав Ю.В.Арутюнян, который в 1968 г. писал: "20-е годы оставили нам довольно богатое наследство" [6]. Не случайно через несколько десятилетий, в 70-е гг., этот опыт стал предметом специального историко-социологического анализа [12].

Хотя во второй половине 30-х гг. конкретные исследования села еще продолжались (К.Шуваев, Б.Угрюмов, А.Ананьев, ААрина, Г.Котов и др. [6]), в 40-е они прекратились. Их место заняли "обобщающие" труды в духе идеологии "победившего социализма" и концепции "преодоления различий между городом и деревней", достижения "социальной однородности" в условиях и образе жизни городского и сельского населения. Эта концепция базировалась на вышедшем в 1938 г. сталинском "Кратком курсе истории ВКП(б)" и исключала возможность проведения беспристрастных, не ангажированных исследований, отражающих положение села таким, каким оно было в действительности. Более того, концепция "преодоления различий" требовала немалой доли идеализации. В этих условиях честные конкретные исследования несли в себе прямую опасность для официальной идеологии.

Возобновление социально-экономических и этнографических исследований села в конце 50-х--начале 60-х гг. В новой обстановке, возникшей после смерти Сталина и под влиянием XX съезда, возобновились и конкретные исследования проблем крестьянства. Первые такие исследования конца 50-х--начала 60-х гг. в основном были экономическими и этнографическими. В центре внимания находились две группы вопросов. С одной стороны -- особенности колхозной собственности, экономическое положение колхозников, принципы оплаты труда (в частности, в связи с осуществленным Хрущевым в 1957 г. переводом колхозников на денежную оплату труда). С другой стороны -- культурные особенности сельского населения, национально-психологические традиции в крестьянской среде. Причем, если экономические исследования были весьма серьезными, опирались на солидную статистику и отражали новые тенденции сельской жизни [13, 14], то исследования "духовной жизни", напротив, были идеологизированными и поверхностными. Чаще всего они представляли собой лишь комментарий к партийной доктрине "преодоления различий между городом и деревней" и "формирования коммунистического отношения к труду".

Однако проблематика исследований села постепенно расширялась, выходила за рамки экономики и этнографии. Все сильнее "стучались в дверь" актуальные для страны социальные проблемы деревни.

Макросоциологические исследования села в 60--80-е гг. Развитие советской социологии, как и всей духовной жизни, зависело от директивного "социального заказа" В начале 60-х гг. ЦК КПСС начал проявлять серьезный интерес к социальным проблемам, в частности к таким, как текучесть кадров на промышленных предприятиях крупных городов, миграция сельского населения в города, обеспеченность населения жильем, удовлетворение его потребительских запросов. Внимание к этим проблемам проистекало отнюдь не из чистой гуманности, а диктовалось суровой необходимостью. Главная причина состояла в том, что население страны, уровень жизни которого к этому времени (по сравнению с первым послевоенным десятилетием) значительно поднялся, стало вести себя "не по правилам". Проще говоря, пережив войну и период восстановления народного хозяйства, люди начали предъявлять более высокие требования к условиям труда и жизни, чем те, которые они предъявляли когда-либо ранее.

Партийное руководство и госаппарат выработали особую стратегию реагирования на нужды общества. Они декларировали свое стремление "удовлетворять постоянно растущие потребности трудящихся", но на самом деле действовал "остаточный принцип": потребности удовлетворялись "по возможности". Народ же становился все менее управляемым. Это породило новую проблему -- "человеческого фактора производства". На такой волне и стали возникать первые социологические исследования села. Их главными темами были:

1) социальная структура сельского населения;

2) миграция сельского населения в города;

3) бюджеты времени и образ жизни сельского населения;

4) труд в сельском хозяйстве, трудовые коллективы колхозов и совхозов, управление производством;

5) уровень жизни сельского населения, личные подсобные хозяйства, семейная экономика.

Кратко представим эти направления.

Социальная структура сельского населения. В рамках этого направления было сделано научное открытие, касающееся природы послевоенного советского общества. На данных переписи 1959 г. Ю.В.Арутюнян эмпирически доказал, что внутриклассовые различия между разными профессиональными группами работников сельского хозяйства -- глубже, сильнее, чем межклассовые, т.е. различия между рабочими и колхозным крестьянством [15].

Фундаментальность этого вывода состояла в том, что он подрывал одну из программных идей КПСС -- постепенного приближения советского общества к социальной однородности. Это приближение мыслилось как все большее стирание различий между двумя основными классами -- рабочими и колхозниками в условиях их труда и жизни, а также в отношении к средствам производства, причастности к собственности. Большинство исследователей, работавших по этой проблеме, занимались тем, что иллюстрировали это программное положение все новыми и новыми фактами. Об этом свидетельствует, например, вышедшая в 1971 г. книга "Социология села. Библиография" [16]. Из 459 названий, включенных в раздел СССР (в книге представлены библиографии еще четырех стран -- Польши, Чехословакии, Югославии и США), не менее половины посвящены "стиранию различий между крестьянством и рабочим классом".

Книга Ю.В.Арутюняна вторглась в эту идеологическую идиллию и взорвала ее. Революционной была уже и сама цель его исследования, которая состояла в том, чтобы "изучить соотношение межклассовых и внутриклассовых различий, раскрыть сущность и конкретное проявление различий между отдельными социально-профессиональными группами сельского населения... и оценить с этой точки зрения перспективы развития сельского общества" [15, с. 14--15]. Проведя исследование на базе беспрецедентно огромной статистической информации, дополненной данными социологических опросов, автор делает вывод, что общепринятое представление о социальной структуре советского социалистического общества, включающей рабочий класс, колхозное крестьянство и интеллигенцию, недостаточно. Он пишет: "Может быть принят меньший интервал, когда элементом структуры становится социально-профессиональная группа (выделяемая по характеру труда -- P.P.). Социально-профессиональные группы в рамках государственного сектора и в рамках колхозно-кооперативного сектора находятся в равном отношении к средствам производства... Таким образом они теряют признак классовой характеристики... Они могут рассматриваться как внутриобщественные слои. При таком взгляде на структуру общество представляет собой многослойную систему". Этими слоями, по мнению Ю.Арутюняна, были: 1) неквалифицированные и малоквалифицированные работники физического труда; 2) квалифицированные работники физического труда; 3) служащие и 4) интеллигенция. И далее: "Социально-профессиональная группа -- первичный элемент социальной структуры. Она объединяет не просто технологически сходные профессии и занятия, но такие, которые социально однородны, т.е. занимают одинаковое положение в общественной организации труда, в формах и размерах присваиваемого группами общественного продукта, в использовании и распоряжении общественной собственностью" [15, с. 14--15].

На место канонизированной формулы "два класса один слой" была выдвинута другая социальная категория анализа. Введение ее позволило выявить "многослойность" советского общества, его стратифицированность [Арутюнян -- 1960, 1966, 1971].

В развитие этих исследований Б.И.Староверовым был проведен чрезвычайно полезный крупномасштабный анализ региональных различий социальной структуры сельского населения страны [17]. Исследование условий жизни в разных регионах помогало выявлять социальные проблемы села и нередко находить их решения.

Параллельно в те же годы проблематика социальной структуры разрабатывалась также в рамках исследований рабочего класса промышленных предприятий (С.Кугель -- 1963, В.Семенов -- 1965, О.Шкаратан -- 1967). Но анализ структуры сельского населения позволил сделать более крупные выводы. Почему?

Во-первых, потому, что в отличие от городской промышленности в деревне присутствовали все элементы социальной структуры в ее канонизированном понимании -- колхозное крестьянство, рабочий класс (рабочие совхозов и др.) и интеллигенция, то есть все общественные группы населения страны. В частности, поданным переписи 1959 г, 19 млн. человек (40 % сельского населения) были заняты в государственном секторе.

Во-вторых, село представляло более богатую структуру собственности, чем город, поскольку в нем, кроме государственной собственности, были представлены еще и личные подсобные хозяйства (ЛПХ), дававшие доход и облагавшиеся налогами. И хотя в официальной доктрине социализма они как "стратообразующий фактор" не рассматривались, реально они этим фактором, конечно, были (Арутюнян разработал целую цепь доказательств необходимости подразделять "владение собственностью" и "распоряжение ею").