Учение о времени и вечности у святых отцов и церковных писателей II-VIII вв. (опыт богословско-философской реконструкции)

Размещено на http://www.allbest.ru/

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

доктора богословия

Специальность Богословие

на тему: Учение о времени и вечности у святых отцов и церковных писателей II-VIII вв. (опыт богословско-философской реконструкции)

Выполнил:

Зима Вадим Николаевич

Москва 2010

Работа выполнена на кафедре философии богословского факультета Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета

Научный руководитель: кандидат богословия, доцент Лега Виктор Петрович

Защита состоится «__» ________ 2010 г. в « » часов на заседании диссертационного совета при Православном Свято-Тихоновском гуманитарном университете по адресу: .

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке при Православном Свято-Тихоновском гуманитарном университете по адресу: .

Автореферат разослан «____» ___________2010 г.

Ученый секретарь диссертационного совета Щелкачева И.В.

Общая характеристика работы

Постановка проблемы и актуальность исследования. Темы времени и вечности можно отнести к числу базовых как для философии, так и для православного богословия. Их значение для богословия определяется, прежде всего, тем важнейшим для христианской антропологии обстоятельством, что человек в своем естестве являет соединение временного и вечного, тела и души, а временная жизнь человека рассматривается как подготовка к жизни вечной. В этой двойственной дисциплинарной принадлежности состоит одна из особенностей данных категорий, и о ней предварительно надо сказать хотя бы несколько слов, поскольку это необходимо, прежде всего, для того, что бы определиться с теми критериями, по которым предлагаемое исследование может претендовать быть исследованием богословским по преимуществу.

То, что категория времени является категорией типично философской и, более того, одной из фундаментальных для этой области знания, доказывать будет излишним. Она занимала достойное место в размышлениях философов всех времен, живших как в дохристианскую эпоху, так и в последующие периоды. Не является исключением и творчество святых отцов и церковных писателей II-VIII вв. В этом смысле время (и вечность), конечно, нельзя относить исключительно к числу понятий и проблем, имеющих значение только в контексте христианского богословия. Тем не менее, это совершенно не означает, что время и вечность, напротив, относятся исключительно к предметной области философии, а не богословия, хотя бы потому, что время и вечность являются в принципе понятиями общекультурными и часто встречаются, например, в Священном Писании. Каким же образом тогда нам следует решить вопрос о дисциплинарной принадлежности исследуемых категорий? Представляется, что это возможно с учетом специфики рефлексии соотношения философии и богословия в качестве областей знания применительно к творчеству христианских авторов исследуемого периода, если следовать указанию проф. А.И. Сидорова, согласно которому подавляющее большинство святых отцов не мыслило «христианское вероучение в перспективе различающихся между собой и неадекватно противопоставляемых понятий "богословие" ("теология") и "философия", ибо подобное неадекватное соотношение этих понятий вошло в обиход на Западе в "постсвятоотеческую эпоху" (а именно в схоластике, из которой оно заимствовалось мыслителями нового времени)… христианское вероучение, являющееся единым любомудрием, не разделяющимся искусственно на богословие и философию, альфой и омегой своей имеет веру, которой объемлется, естественно, и знание» Сидоров А.И. Христианство как философия или любомудрие по Христу по свидетельству греческих отцов Церкви и церковных писателей II-VIII вв. некоторые наблюдения // Преподобный Анастасий Синаит. Избранные Творения. Библиотека отцов и учителей Церкви. Т. XIII. - М.: Паломник, 2003. - С.472-473.. Таким образом, в свете сказанного становится понятно, что в отношении творчества христианских авторов правильно будет говорить лишь о философской составляющей его, если следовать критерию традиционной философской проблематики, но не о противопоставлении философии и богословия. Это связано с тем, что в основе размышлений святых отцов и церковных писателей лежит христианская вера, которая задает не только предметную область исследования (во многом обусловленную содержанием Откровения), но и определяет характер вопросов, способы и границы получения ответов на них. Это означает, что характер аргументации здесь не только чисто рациональный, но и основан на истинах, содержащихся в Священном Писании. Это и делает рассуждения указанных авторов о времени и вечности (как, впрочем, и о других, традиционных для философии тем, например, космологии и антропологии) прежде всего рассуждениями богословскими, но при этом для этих рассуждений характерен особый феномен действительной неразрывности богословской и философской проблематики, который хорошо иллюстрируется двумя высказываниями из работ прот. Г.Флоровского. Первое содержится в работе «Восточные отцы Церкви» и посвящено истории арианской ереси: «Арианство поставило перед богословским сознанием философскую задачу. И в философских понятиях и словах ответила Церковь на арианский соблазн. Уже св. Александр Александрийский в обличение Ария, по выражению Сократа, «богословствовал по-философски». И богословствовал прежде всего о времени» Флоровский Г. Восточные отцы Церкви. - М.: АСТ, 2005. - С. 45.. Во второй речь идет о том, что идея творения является «неожиданным философским открытием, сделанным христианством» Флоровский Г. Понятие творения у святителя Афанасия Великого // Он же. Догмат и история. - М., 1998. - С. 80.. Причем видно, что богословие не только заимствует «наработки» философии в собственных целях, но и со своей стороны вносит вклад в философскую проблематику.

После этих предварительных замечаний обратимся теперь непосредственно к вопросу об актуальности данного исследования, причем как для богословия, так и для философии (с точки зрения которой мысли христианских авторов о времени и вечности являются одним из исторических типов рефлексии данных тем), которая, на наш взгляд, может быть рассмотрена в двух аспектах, причем именно первый из них непосредственно связан с целями и задачами данного исследования.

Первый аспект лежит в плоскости патрологической и историко-философской проблематики и связан с проблемами преимущественно богословскими. В период II-VIII вв. мы наблюдаем тесное взаимодействие между философскими идеями языческой античности и формирующегося христианского мировоззрения, отнюдь не чуждого философской культуры, взаимодействие, в котором осмысление тем времени и вечности играло важнейшую роль. На наш взгляд, актуальность здесь определяется тем, что многие представления святых отцов и церковных писателей все еще нельзя признать достаточно систематизированными в плане патрологии и истории философии. Иначе чем еще можно объяснить тот факт, что в работах современных исследователей мы можем встретить самые различные интерпретации этих представлений при попытках представить их на концептуальном уровне. Наиболее яркими примерами здесь являются проблема соотношения психологизма и онтологизма в патристическом понимании времени, вопросы о связи времени и грехопадения, понимание специфики «тварной вечности», темпорального или атемпорального понимания дней творения. Есть и ряд других. Раз проблемы существуют, они требуют своего рассмотрения, и, следовательно, так или иначе, систематизации представлений святых отцов и церковных писателей по тем или иным вопросам. Более того, эти представления в принципе нельзя считать достоянием исключительно рассматриваемой эпохи, поскольку в качестве составной части Священного Предания они имеют непреходящую актуальность для богословия и в этом своем качестве должны являться методологической основой любых современных попыток рассмотрения, например, естественнонаучных проблем с позиций христианского мировоззрения. Приведем в качестве иллюстрации лишь один пример, связанный с проблемой рассмотрения «тварного умопостигаемого» в патристике в контексте космологии. Этот пример демонстрирует, что в онтологическом плане между исследователями может существовать очень серьезное расхождение в способах «усвоения» Православному Преданию понимания ряда фундаментальных проблем. Так, прот. И. Мейендорф пишет следующее: «На протяжении всей своей истории византийское богословие, и «греческое», и библейское, боролись за возможность включения в непротиворечивый христианский взгляд на творение теории божественных «идей» о мире. Платонический kosmos noзtos пришлось отбросить, поскольку этот «духовный мир» являл собой вечную реальность вне Бога» Мейендорф И.Ф. Византийское богословие. Исторические тенденции и доктринальные темы / Пер. с англ. В.Марутика. - Мн.: Лучи Софии, 2001. - С. 190.. В тоже время в работе современного исследователя А. Нестерука «Логос и Космос: богословие, наука и православное предание» можно встретить иное мнение. «Область умопостигаемого, - пишет он, - понимается обычно как духовный, умственный уровень тварного бытия. На этом уровне Бог сотворил ангелов, не имеющих материальных тел. Но этот уровень включает также умственные образы чувственной реальности, то есть идеи. В этом смысле ноэтическая область напоминает мир платоновских идей (эйдосов), адаптированный христианским учением» Нестерук А. Логос и космос: богословие, наука и православное предание / Пер. с англ. - М., Библейско-богословский институт св. апостола Андрея, 2006. - С. 209.. Каков характер этой адаптации, автор не разъясняет. Но далее в тексте мы можем встретить еще более безоговорочное утверждение, согласно которому: «невидимое в тварном мире - мир ангельских сущностей и платоновских идей» Там же, с. 226.. Конечно, мы далеки от мысли проводить какую-либо параллель между последним высказыванием и теми платоническими взглядами, которые, как известно, были осуждены в Византии на Соборе в 1076 году Ср. у Григория Богослова, который говорит: рази платоновы идеи (Слово 27, 10)., но мы хотим обратить внимание на то, что данный факт свидетельствует о существовании проблемы соотношения между содержанием взглядов, характерных для святоотеческого богословия с одной стороны, и интерпретации и использования этих взглядов в онтологических построениях современных авторов, аппелирующих к ним, с другой, не говоря уже о том, что, по меньшей мере, странным выглядит использование, даже и в целях наглядности, термина из античных языческих воззрений, которые были анафемствованы Православной Церковью. И это - лишний аргумент в пользу того, что существует необходимость изучения взглядов святых отцов в том ракурсе, который, в том числе, задается характером современных исследований в области богословия и смежных дисциплин.

Именно в этих двух аспектах - 1) систематизации и 2) анализа основных проблем, возникающих в связи с попытками рассмотрения патристического учения о времени и вечности на тематическом и доктринальном уровнях - может быть осуществлена постановка проблемы данного исследования.

Второй аспект, на который бы нам тоже хотелось указать, связан больше с проблемами философского характера, хотя, в определенном смысле, может рассматриваться и в контексте христианской апологетики. Речь идет об онтологическом статусе категории вечности и ее соотношения с категорией времени. Проблема времени для философов всегда была актуальной, трудной для осмысления и таковой остается, чего нельзя сказать о проблеме вечности, интерес к которой в последние столетия был в значительной степени утрачен, а богатая традиция подходов к этой проблеме, выработанная в античной и средневековой философии, оказалась практически не востребована. Насколько такой процесс закономерен и оправдан? Время, в отличие от вечности, которая является объектом метафизическим, и, по преимуществу, философским, традиционно соотносится с миром чувственной реальности. Успехи естествознания в свое время делали как бы ненужным метафизический анализ времени, характерный для античности и средневековья, и вместе с ним оставляли невостребованной категорию вечности, в соотношении с которой время, так или иначе, до этого рассматривалось.

Означает ли это, что отказ от категории вечности является необратимым? Думается, что такой вывод является преждевременным. Если проанализировать спектр проблем, которые обсуждаются ныне в философии естествознания в связи с проблемой времени, то ситуация оказывается отнюдь не однозначной. Проблема времени вновь актуальна и не только она. Можно выделить как минимум три направления, в русле которых исследователи рассуждают о времени. В ряде работ эта актуальность связывается с идеей темпорального поворота, переоткрытия времени Пригожин И. Переоткрытие времени // Вопросы философии. - 1989. - № 8. - С. 3-19. в противовес классическому естествознанию, в теоретических построениях которого, начиная с эпохи Ньютона, было элиминировано различие моментов времени. В современных философских исследованиях этот темпоральный поворот, связанный с абсолютизацией временности в качестве важнейшей характеристики бытия, находит свое выражение в мировоззренческой традиции универсального эволюционизма.

С другой стороны, в современных исследованиях по философии естествознания все более становятся востребованы темпоральные категории, составляющие философское наследие античности и средневековья. Исследователи предлагают говорить не только об универсальном эволюционизме См., например, Степин В.С. Теоретическое знание. М., 2000., но и о принципах актуализма Аксенов Г.П. Причина времени. - М.: Эдиториал УРСС, 2001. и телеологизма П.П.Гайденко Научная рациональность и философский разум. - М.: Прогресс-традиция, 2003., Панкратов А.В. Телеология в естествознании // Наука - философия - религия: в поисках общего знаменателя. - М.: ИФ РАН, 2003. - С. 150-171., в которых уже нет места абсолютизации временности.

Наконец, речь идет об осознании невозможности рассматривать проблему времени вне культурно-мировоззренческой ее составляющей. Если проанализировать работы таких современных исследователей, как П. П. Гайденко Гайденко П.П. Время. Длительность. Вечность., В. П. Казарян Казарян В.П. Философские проблемы пространства и времени в естествознании // Философия естественных наук / Под. ред. С.А.Лебедева. - М.: Академический проект, 2006. - С. 105-166., Л. А. Микешина Микешина Л.А. Философия познания. Полемические главы. - М.: Прогресс-традиция, 2002. В указанной книге автор посвящает отдельную главу (Познание времени и время в познании. С. 527-582) данной проблеме., то ситуация может быть представлена следующим образом. Во-первых, в вопросе об онтологическом статусе времени среди философов нет согласия, так что речь может идти лишь о разнообразных исследовательских традициях. Во-вторых, категория времени является фундаментальной и относится к числу тех, которые используются как философским, так и научным и социокультурным знанием. В этом качестве она глубоко укоренена в культуре Так П.П.Гайденко указывает, что можно говорить о существовании некоторых общих подходов к анализу времени внутри крупных культурно-исторических периодов (Время. Длительность. Вечность. С. 5)., связана с ценностями и традициями, ее познание «требует синтеза когнитивных практик и философско-эпистемологических подходов» Микешина Л.А. Указ. соч., С. 577., а в естествознании - соотнесения с мировоззренческими и философскими контекстами, поскольку такие свойства времени, как транзитивность и необратимость задаются именно ими. В-третьих, можно заметить интересную тенденцию в истории европейской философии - связь между постепенным отказом от категории субстанции и процессом абсолютизации временности В связи с этим обращает на себя внимание замечание, которое делает П. П. Гайденко, анализируя характер секулярных тенденций в новоевропейской философии вплоть до современности: «Конечно, можно видеть в превращении времени в, своего рода, новый абсолют заслугу философии и науки ХХ века. Но можно взглянуть на дело и иначе: абсолютизировав время и становление, не утрачиваем ли мы что-то важное и существенное, чем обладало человечество в эпоху метафизики и что оказалось разрушенным сегодня?» (Время. Длительность. Вечность. С. 307-308)..

Темпоральный поворот оказывается, таким образом, глубже, чем это представлялось авторам данного термина, демонстрируя востребованность и значимость богатейшей сокровищницы мысли, накопленной в истории философии. Актуальным в этом случае является обратиться к тем философским традициям, в которых такой категориальный аппарат был представлен наиболее полно - к философским традициям языческой античности и патристики, но при этом, любомудрствуя о мире Григорий Богослов. Слово 27, 10., не забывать, конечно, учитывать действительное соотношение между статусом «эллинских учений» и святоотеческого богословия для православного мировоззрения в том виде, как это соотношение было зафиксировано в постановлениях Собора 1076 года. Это и является еще одной причиной, по которой учение о вечности и времени в патристике заслуживает внимания.

Степень разработанности проблемы. Темы времени и вечности в патристике в отечественных богословских исследованиях никогда не становились предметом самостоятельного систематического рассмотрения, хотя следует отметить, что в работах В.Н. Лосского «Догматическое богословие» (1964-1965), прот. И. Мейендорфа «Византийское богословие. Исторические тенденции и доктринальные темы» (1974) и прот. С.Н. Булгакова «Свет невечерний: созерцания и умозрения» (1917) мы находим попытки обозначить ряд особенностей рефлексии времени и вечности в христианстве и у отцов Церкви. Большое значение в этом плане имеет работа прот. Г. Флоровского «Тварь и тварность» (1927). Значение работ указанных авторов определяется, прежде всего, тем, что в них закладываются основы для рассмотрения патристической рефлексии времени и вечности на концептуальном уровне и в плане сопоставления с языческим античным учением.

Важно отметить, что попытки определения содержания понятия «время» мы можем встретить (в связи с изложением вопроса о божественной вечности) и в курсах православного догматического богословия, примером чему является сочинения еп. Сильвестра (Малеванского) «Опыт православного догматического богословия (с историческим изложением догматов)» (1885) и прот. Н. Малиновского «Очерк православного догматического богословия» (1911). Однако, при изучении данных работ обращает на себя внимание тот факт, что относительно понятия времени практически отсутствуют ссылки на соответствующие места Священного Писания или сочинений свв. отцов, так что приводимые определения воспринимаются скорее как плод размышлений составителей данных догматических трудов. Тем не менее, в других работах подобного рода этот вопрос практически обходится стороной, о свойствах времени упоминается как бы вскользь; может создасться впечатление, что авторами этот вопрос вообще не рассматривается в качестве проблемы. Отчасти представление о современном состоянии дел в данной области дают статьи «Вечность» (2004) и «Время» (2005) в Православной Энциклопедии.

В той или иной степени взгляды отдельных представителей патристики получили отражение в патрологических исследованиях отечественных авторов дореволюционного периода В.В. Болотова «Учение Оригена о Святой Троице» (1879), Н. Виноградова «Догматическое учение святого Григория Богослова» (1887), С.Л. Епифановича «Преп. Максим Исповедник и византийское богословие» (1915), В.И. Несмелова «Догматическая система святого Григория Нисского» (1887), М.Ф. Оксиюка «Эсхатология св. Григория Нисского» (1914), И.В. Попова «Личность и учение блаженного Августина» (1917). Следует отметить работу А.П. Павловича «Библейская космогония по учению отцов и учителей Церкви» (1898), в которой систематизированы взгляды христианских авторов касательно экзегезы Шестоднева.

Существует ряд работ современных авторов, которые, на наш взгляд, трудно отнести к работам собственно патрологическим с точки зрения требований методологии, но которые можно рассматривать как претендующие на освещение проблемы, все-таки, скорее с позиции православного богословия, чем философии, и в которых сделаны попытки в той или иной степени систематически представить взгляды христианских авторов относительно понимания тем времени и вечности или некоторых их аспектов. Таковы упомянутая выше работа А. Нестерука,, а также работы Е.И. Хлебосолова «Метафизические основания христианства» (2007), Т.А. Туровцева «Творение и преображение» (2008), свящ. С. Соколова «Мир Иной и Время Вселенной. Время и Вечность» (2008).

Специальные монографические исследования, посвященные темам времени и вечности в патристике отсутствуют и среди историко-философских работ. Единственное сочинение, которое обращает на себя внимание в данном плане - работа П.П. Гайденко «Время. Длительность. Вечность. Проблема времени в европейской философии и науке» (2006). В данной работе средневековым концепциям времени посвящена отдельная глава, а из свв. отцов и церковных писателей II-VIII вв. в поле зрения оказались прежде всего взгляды свв. Августина Блаженного, Дионисия Ареопагита и Максима Исповедника. Также в данной работе мы находим обобщений относительно характера средневековых представлений о времени и вечности и сопоставления их со взглядами античных авторов.

В других работах предметами рассмотрения становились лишь отдельные вопросы и персоналии. Можно отметить работы С.С. Аверинцева «Порядок космоса и порядок истории в мировоззрении раннего средневековья (общие замечания)» (1975), «Поэтика ранневизантийской литературы» (1977) и Н.В. Брагинской «Эон в «Похвальном слове Константину» Евсевия Кесарийского» (1975), имеющие значение для понимания особенностей генезиса терминологического аппарата. Предметом специального рассмотрения, хотя и различающегося по степени охвата материала, стали взгляды отдельных представителей патристики: св. Августина Блаженного в монографии Г.Г. Майорова «Формирование средневековой философии: Латинская патристика» (1977) в статьях О.Е. Нестеровой «Историко-философские предпосылки учения Августина о соотношении времени и вечности» (1988) и П.П. Гайденко «Понятие времени в античной и раннесредневековой философии» (2000); свт. Григория Нисского в статье М.Л. Хорькова «Учение Григория Нисского о времени» (2000). Ряд вопросов, связанных с особенностями понимания времени преп. Максимом, затронут, также, А.И. Сидоровым в комментариях к переводу его произведений (2004) и А.М. Шуфриным в составленных им «Схолиях» к переводу седьмой главы сочинения преп. Максима «О различных трудностях Богослова [Григория]» (2007).

Рядом авторов предпринимались попытки дать обобщающую характеристику особенностям патристического рассмотрения времени. Кроме упомянутой выше работы П.П. Гайденко укажем работы С. Астапова «Время и вечность в восточной патристике» (2004) и диссертационное исследование Т.А. Туровцева «Экзегетика Шестоднева и представление о пространстве и времени в новоевропейской философии» (2006). Отметим, что ряд положений, высказанных в работе Т.А. Туровцева вызывают у нас принципиальное несогласие, прежде всего, с чисто фактической стороны вопроса.

Существуют и другие диссертационные исследования, посвященные рассмотрению отдельных аспектов патристического понимания времени. Это - работы А.И. Иванникова «Время как сотериологическая проблема в «египетской патристике»» (2002) и П.Б. Сержантова «Феномен дискретного времени в философской антропологии (исихастский опыт)» (2008).

Что касается тех немногочисленных работ, где предпринимались попытки выявить общие закономерности в рассмотрении времени и вечности в патристике, то, к сожалению, следует отметить, что эти попытки обладают одним основным и так или иначе общим для указанных работ недостатком, суть которого в том, что предпринимались эти попытки на материале, на наш взгляд, совершенно недостаточного числа источников.

Из исследований зарубежных авторов можно отметить работы Д. Баласа (Balas) Balas D. Eternity and Time in Gregory of Nyssa's Contra Eunomium // H. Dцrrie et. Al., eds., Gregor von Nyssa und die Philosophie. - Leiden, 1976. - P. 128-158., Г. Бальтазара (Balthasar) Balthasar H.U. von. Presence and Thought. Essay on Religious Philosophy of Gregory of Nyssa - San Francisco, Ignatius press, 1995; Он же. Cosmic Liturgy. The Universe According to Maximus the Confessor / transl. by Brian E. Daley. - San Francisco, Ignatius press, 2003., С. Бура (Boer) Boer S. de. De antropologie van Gregorius van Nyssa. - Amsterdam, 1968., Дж. Каллагэна (Callahan) Callahan J. Four Views of Time in Ancient Philosophy. - Cambridge, 1948. - IX+209 p; Он же. Greek Philosophy and the Cappadocian Cosmology // Dumbarton oaks papers, Cambridge, 1958 (12). - P. 29-58; Он же. Gregory of Nyssa and the psychological view of time // Atti del XII Congresso Internazional di Filosofia. - Vol. 11. - Florence 1960. - P. 59-66; Он же. New source of Augustine's theory of time // Harvard studies in classical philology, 1958 (v.63). - Р. 437-454., Б. Оутиса (Otis) Otis. B. Cappadocian Thought as a Coherent System // Dumbarton oaks papers, Cambridge, 1958 (12). - Р. 95-124; Он же. Gregory of Nyssa and the Cappadocian Conception of Time // Studia Patristica (Berlin), 1976 (14). - Р. 327-357., П. Пласа (Plass) Plass P.S. `Moving Rest' in Maximus the Confessor // Classica et medievalia [Copenhagen] 35 (1984). - P. 177-190. Он же. Transcendent Time in Maximus the Confessor // The Thomist 44 (1980). - P. 259-277., П. Шервуда (Sherwood) Шервуд П. Максим и оригенизм БСЧЗ КБЙ ФЕЛПУ/ пер. Г.И.Беневича, научное редактирование А.М.Шуфрина // Преп. Максим Исповедник: полемика с оригенизмом и моноэргизмом / Сост. Г.И. Беневич, Д.С. Бирюков, А.М .Шуфрин. - СПб.: Изд-во СПбГУ, 2007. (Византийская философия. Т. 1; Smaragdos Philocalias). - С. 496-528; Он же. Ранние Ambigua преподобного Максима Исповедника и опровержение им оригенизма / пер. Г.И. Беневича, научное редактирование А.М. Шуфрина // Там же. - С. 389-495. , Р. Сорабджи (Sorabji) Sorabji R. Time, creation and continuum theories in antique and the early middle ages. - Ithaca (N.Y.), 1983., Л. Тунберга (Thunberg) Thunberg L. Microcosm and mediator. The theological anthropology of Maximus the Confessor. Diss. Lund, Gleerup; Copenhagen, Munksgaard, 1965., Х. Уэйсс (Weiss) Weiss H. An interpretative note on a passage in Plotinus' On eternity and time (III. 7. 6) // Classical Philology, 1941 (v. 36). - P. 230-239.. Работы Дж. Каллагэна, Б. Оутиса, Р. Сорабджи, Х. Уэйсс имеют значение для исследования генезиса, терминологического значения и употребления патристической мыслью и ее отдельными представителями таких ключевых понятий, как aidion, aeon, diastema. Из наследия Восточной патристики в центре внимания исследователей оказались труды представителей каппадокийской школы, а также представления о времени свв. Григория Нисского (Балас, Бальтазар, Бур, Оутис) и Максима Исповедника (Бальтазар, Плас, Шервуд, Тунберг). В работах Каллагэна и Оутиса обращается внимание на проблему соотношения взглядов Аврелия Августина и каппадокийских мыслителей, особенно св. Григория Нисского, что имеет большое значение для сравнительного анализа учения о времени и вечности в Восточной и Западной патристике, и показывает, что темпорология Аврелия Августина не является исключительным явлением для патристики. Безусловно, очень большое значение имеет работа Сорабджи, в которой рассматриваются взгляды практически всех античных и многих средневековых авторов, причем не просто по персоналиям, но в рамках ряда теоретических проблем. Тем не менее, обращает на себя внимание, что круг рассматриваемых представителей Восточной патристики и их идей далеко не полон.

В целом, можно отметить, и это весьма принципиально, что в тех работах, в которых рассматривается своеобразие понимания категорий вечности и времени в патристике в различных аспектах, мы обнаруживаем существенный плюрализм мнений, часто диаметрально противоположных.

Объектом исследования являются категории времени и вечности как предметы богословской и философской рефлексии в патристике в аспекте их соотношения с Богом, миром и человеком.

Предметом исследования являются взгляды святых отцов и церковных писателей периода II-VIII вв. относительно категорий времени и вечности и их соотношения в онтологическом, космологическом, гносеологическом и антропологическом аспектах.

Целью исследования является: провести комплексный богословско-философский анализ и осуществить реконструкцию взглядов святых отцов и церковных писателей периода II-VIII вв. на соотношение категорий времени, вечности, мира и человека в аспекте систематизации и анализа основных проблем, возникающих в связи с попытками рассмотрения патристического учения о времени и вечности на тематическом и доктринальном уровнях.

Поставленная цель предполагает решение следующих основных задач:

1) определить базу патристических источников периода II-VIII вв., содержащих высказывания о категориях времени и вечности;

2) проанализировать тексты святых отцов и церковных писателей периода II-VIII вв., содержащие высказывания о категориях времени и вечности, а также посвященные им исследования, выявить и систематизировать представления авторов исследуемого периода по проблеме темпоральных характеристик бытия;

3) выявить и проанализировать соотношение онтологических, космологических, гносеологических и антропологических аспектов в патристической традиции рассмотрения темпоральных характеристик бытия;

4) выявить своеобразие исходных метафизических принципов и логических посылок и специфику представлений святых отцов и церковных писателей II-VIII вв. относительно категорий вечности и времени;

5) выявить и проанализировать имеющиеся в богословских и историко-философских исследованиях попытки представить взгляды святых отцов и церковных писателей периода II-VIII вв. на проблему времени и вечности на тематическом и доктринальном уровнях;

6) провести в плане выявленных аспектов сравнительный анализ патристического учения о времени и вечности с аналогичным, созданным в философии языческой античности.

Теоретико-методологическая база исследования. Выбор методологических оснований данного исследования определяется с учетом характера предмета исследования, поставленных проблем и комплексного богословско-философского подхода к их рассмотрению, что обусловливает необходимость использования:

А) методологии историко-философского исследования;

Б) методологии богословского исследования.

А. Особенности формирования патристики, связанные, с одной стороны, с общностью предмета рефлексии, понятийного аппарата и интеллектуальной традиции сравнительно с античной языческой философией, а, с другой, своеобразием мировоззренческих посылок христианства, определяют необходимость использования следующих методологических оснований:

Во-первых, это единство этимологического, логического и исторического подходов. Особое внимание уделено этимологическому в связи с тем, что в патристике мы наблюдаем эволюцию ключевых для ее темпорологии понятий, пришедших из античной языческой философии.

Во-вторых, методы сравнительно-исторического анализа и историко-философской реконструкции. Последний включает приемы первичного, связанного с рассмотрением источников, и вторичного, связанного с привлечением различного рода литературы, исследования; метод имманентного интерпретирующего анализа, связанный с анализом философских построений христианских авторов, и метод синтеза, как соединения интерпретированного материала в новом качестве.

В-третьих, приемы герменевтики, в частности, интерпретация и понимание, а так же выявление специфики интерпретируемых текстов Писания с учетом исторических предпосылок и традиций патристической экзегезы, связанных с существованием различных направлений, например александрийского и антиохийского и их особенностей и методов, в частности аллегорического и буквалистского. Здесь необходимо учитывать также своеобразие интеллектуальной традиции Востока и Запада. Должного внимания требует и язык авторов, которые мыслят не только философскими категориями, но и в специфических смысловых и символических пространствах Писания.

В-четвертых, в связи с существованием проблемы включенности (и включаемости) тех или иных патристических источников в поле историко-философской рефлексии, необходимо оговорить общий критерий для этого. Таковым, как представляется, может быть только один: характер обсуждаемых проблем. Если их принято относить к числу философских, источник не может не учитываться. В противном случае будет нарушен критерий самой герменевтики.

Б. В числе собственно богословских методологических оснований, применение которых в данном исследовании обусловлено как общим его характером и предметной спецификой проблем, так и необходимостью учитывать ряд специальных моментов, можно указать следующие:

Во-первых, необходимо учитывать особый характер соотношения богословия и философии в патристике. С одной стороны, творения святых отцов нельзя рассматривать в качестве философствования как такового в качестве формы самовыражения личности и, тем более, инструмента поиска истины даже в том случае, если характер обсуждаемых проблем и сам предмет их принято относить к области философии. «Философии свойственно искать истины; а христианство уже имеет эту истину в откровении» Скворцов К.И. Философия отцов и учителей Церкви (период апологетов). - Киев, Изд-во имени святителя Льва, папы Римского, 2003. С. 7. Решение собственно философских проблем не было самоцелью, что, впрочем, не умоляет самостоятельной значимости патристической рефлексии проблемы времени и вечности как одного из способов рассмотрения ее в истории философии, но обусловливает требование принимать в расчет указанную его герменевтическую специфику. С другой стороны, философский аппарат мог использоваться в практических целях богословия, причем к теме времени и вечности это имеет самое непосредственное отношение. Поэтому, безусловно, применительно ко взглядам христианских авторов само понятие историко-философской реконструкции требует определенного уточнения с учетом тех критериев, которые существуют в православном богословии. К числу таковых следует отнести:

1. Необходимость руководствоваться девятнадцатым правилом Пятошестого Собора, которое определяет необходимость толкования книг Священного Писания не иначе, «как изложили светила и учители Церкви в своих писаниях», то есть в свете Священного Предания Давыденко О., иер. Догматическое богословие. Курс лекций. Ч. I. - М., 1997. - С. 56.. Именно в этой части расхождение между богословским и историко-философским критериями реконструкции взглядов являются наиболее вероятным.

2. Необходимость различать мнения отцов Церкви от мнений иных церковных писателей.

3. Необходимость различать догматы, богословские мнения и теологумены и руководствоваться критерием consensus patrum - согласия отцов.

Во-вторых, необходимо помнить, что святые отцы «не были кабинетными учеными, пишущими на произвольные богословские темы» Алипий (Кастальский-Бороздин), архимандрит, Исайя (Белов), архимандрит. Догматическое богословие. Курс лекций. - СТСЛ., 1994. - С. 16.. Их богословие всегда было обусловлено практическими задачами. «Церковь, - пишет свт. Василий Великий, - существует не для того, чтобы слушать отвлеченные рассуждения, а чтобы искать разрешения вопросов в целях [духовного] назидания» Беседа вторая о человеке, 8.. Подобное положение вещей необходимо учитывать, рассматривая вопрос об источниках учения о времени и вечности в патристике. Специфика их - отсутствие произведений, в которых данный вопрос, при всей его важности для данной эпохи, рассматривался бы самостоятельно и систематически. Отсутствие систем - общее место мысли патристического периода, связанное с особенностями восприятия Истины Мейендорф И.Ф., прот. Византийское богословие. С. 12.. Рассуждения многих авторов по данной проблеме необходимо искать в произведениях различного типа, и это создает дополнительные трудности, связанные с реконструкцией концептуальных направлений и рефлексии внутри самого исследуемого периода в отношении их проблематики. Поэтому, в связи с указанным обстоятельством, методологически оправданным представляется рассматривать проблему времени и вечности не как описание ее представления отдельными авторами, что, конечно, не исключает наличия авторских особенностей в их рефлексии данных проблем (хотя, безусловно, можно говорить о тех из них, у кого она получила более систематическое выражение - свв. Августине Блаженном, Григории Нисском, Максиме Исповеднике), а тематически и доктринально.

В-третьих, приемы герменевтики должны использоваться с учетом следующих особенностей:

1. Толкования Священного Писания в свете Священного Предания.

2. С учетом принципа единства Ветхого и Нового Заветов и понимания первого в свете второго.

3. С учетом существования различных экзегетических традиций в патристике.

Указанная сложность в использовании понятия реконструкции учения, требующего учета и богословских, и философских аспектов методологии, в свою очередь, обусловливает необходимость для нас сделать следующую оговорку. Употребляя термины онтологический, когнитивный, антропологический, аксиологический и т. п., мы вполне отдаем себе отчет в том, что сами христианские авторы их не употребляли. Термины эти принадлежат богословской и философской наукам, которые, преследуя цели систематического рассмотрения и изложения вопросов, определяют в этих целях некоторые предметные области исследования. Правда, при этом возникает трудность иного порядка, на которую указывает, например, Ю.А. Шичалин: «покамест определенная культура не знает того или иного понятия, не фиксирует это понятие с помощью определенного термина, пока она тем самым не осознает, не мыслит его как известную ей духовную реальность, оно в известном смысле и не существует» Шичалин Ю.А. История античного платонизма. - М.: Греко-латинский кабинет Ю.А.Шичалина, 2000. С. 36.. Таким образом, мы сталкиваемся с проблемой критериев интерпретации. И все-таки, на наш взгляд, для богословия это требование не может считаться столь же безоговорочным, как для философии, по крайней мере, по двум причинам. Во-первых, святоотеческая мысль является одной из форм Священного Предания. В этом смысле необходимо помнить, что богословие истину, в отличие от философии, не ищет. Истина уже имеется в Церкви. Различаются лишь способы ее раскрытия. Поэтому способы существования форм духовной реальности для философии и богословия различны. Во-вторых, истина может раскрываться не только внутри Церкви, она еще и доносится до внешних и может доносится на их языке. В этом - одна из задач апологетики. И здесь интерпретация играет особо большую роль, поскольку позволяет сделать мысль святых отцов - не в качестве факта исторического, а в качестве всегда актуального и действительного Предания - доступной для современного секулярного дискурса.

Научная новизна и теоретическое значение исследования.

- на основе привлечения большого числа источников осуществлен анализ своеобразия рефлексии категорий времени и вечности в Восточной патристике и проведена сравнительная характеристика с аналогичным античным учением;

- сделана попытка систематическая рассмотрения учения о времени и вечности в патристике на тематическом и доктринальном уровнях, предложена его комплексная, с учетом различных аспектов, реконструкция, показано центральное место категорий времени и вечности в онтологии, гносеологии и антропологии данного периода;

- исследовано значение принципа трансценденции Бога для понимания специфики категорий времени и вечности, проведен сравнительный анализ и прослежена эволюция данных категорий в онтологическом, гносеологическом и антропологическом аспектах у разных авторов;

- проведен комплексный анализ категориального и понятийного аппарата темпорологии в Восточной патристике, выявлены предпосылки, определившие его своеобразие сравнительно с языческим античным, систематически прослежен генезис понятий б?юн, ?Ядйпн, дйЬуфзмб;

- исследованы различные способы интерпретации категории «начала» в патристике и выявлена методологическая роль их синтетического рассмотрения для уточнения соотношения категорий «времени» и «вечности» и способа понимания номологического в тварном;

- предпринята попытка богословского и философского анализа проблемы способов понимания «тварной вечности»;

- проведен сравнительный анализ и выявлено соотношение психологического, онтологического и антропологического понимания времени в патристике;

- проведен богословский и историко-философский анализ существующих в литературе представлений об особенностях понимания времени и вечности в патристике.

Представляется возможным утверждать, что данное исследование способно восполнить существующий на сегодняшний день определенный пробел в богословии и истории философии в вопросе о существовании целостного учения о вечности и времени в патристике и его особенностях как в плане сравнительно-исторического анализа, так и в контексте его онтологической, гносеологической и антропологической специфики.

Основные положения, выносимые на защиту.

1) Понимание и обоснование онтологического статуса времени, которое складывается в патристике, принципиально отлично от того, которое мы наблюдаем в философии языческой античности. Для последней характерно существенное затруднение в вопросе об онтологической самостоятельности времени и преимущественно иконическое его понимание, в котором основной акцент делается на тех свойствах природы времени, которые сближают его с вечностью или демонстрируют соотнесенность с ней. В патристике темпоральность получает свое обоснование в качестве фундаментальной и своеобразной онтологической характеристики всего тварного, субстанциально отличного от Творца.

2) Проблема соотношения времени и вечности сохраняет свою актуальность и в патристике, но решается она на основе принципиально иных предпосылок, чем в философии языческой античности. Это связано с отказом от иконического рассмотрения времени, что, в свою очередь, позволяет, с одной стороны, более отчетливо выявить характеристики времени как природы, соответствующие его онтологической самостоятельности; с другой, обозначить и предложить целый ряд подходов к решению проблемы соотношения времени-природы и времени-протяженности, которые в совокупности и составляют одну из главных особенностей патристической рефлексии проблемы времени и вечности в период IV-VII вв.

3) Рассмотрение взглядов христианских авторов в контексте указанной выше проблемы соотношения времени-природы и времени-протяженности может служить своеобразным методологическим принципом, использование которого позволяет, во-первых, уточнить патристические представления об онтологическом статусе и свойствах вечного в тварном; во-вторых, выявить различные способы аргументации относительно существования времени-протяженности как объективной характеристики тварного бытия: антропологический, характерный для Великих каппадокийцев, и преимущественно онтологический, характерный для преп. Максима Исповедника.

4) Изучение представлений касательно онтологического и темпорального статуса начала в сочинениях свтт. Василия Великого и Григория Нисского и преп. Максима Исповедника позволяет говорить о необходимости двойственного понимания начала (своеобразном когнитивном дуализме), суть которого состоит в разграничении в нем принадлежащего к онтологической сфере Творца с одной стороны, и к сфере тварного, с другой. Подобный подход позволяет выяснить онтологический статус номологического в тварном и с учетом выявленной антропологической аргументации относительно обоснования времени-протяженности не согласиться с трактовкой В.И. Несмелова относительно понимания того способа, при помощи которого свт. Григорий Нисский обосновывает временной порядок дней творения.

5) Сравнительная характеристика генезиса и употребления таких терминов как б?юн, ?Ядйпн, дйЬуфзмб, которые используются как античными языческими философами, так и христианскими авторами для обозначения понятий вечности и времени, позволяет прийти к выводу, что в аспекте формирования терминологического аппарата в патристике мы имеем пример своеобразного богословско-философского синтеза, который состоял в том, что христианские авторы для решения богословских проблем использовали термины, заимствованные из философского аппарата языческой античности, однако переосмысливали их в контексте собственных оригинальных предпосылок. Новым и существенным результатом этого синтеза в патристике является:

с богословской стороны:

а) терминологическое разграничение понятий божественной вечности (?Ядйпн) и вечности тварной (б?юн), которое отсутствует в Священном Писании;

б) широкое использование для обозначения времени и сравнительной характеристики Творца и творения термина дйЬуфзмб, который оказывается термином философского, а не библейского происхождения, причем в патристике мы наблюдаем эволюцию в использовании данного термина именно в связи с богословской проблематикой;

со стороны философской:

а) формирование оригинального (благодаря использованию библейских предпосылок) употребления терминов б?юн и ?Ядйпн для обозначения понятия вечности сравнительно с языческим античным;

б) оригинальное использование термина дйЬуфзмб для обозначения и исследования такого свойства времени как длительность (протяженность).

6) Характерной чертой патристической рефлексии времени является существование в ней целого спектра способов обоснования его самостоятельного статуса, причем, так или иначе, обращает на себя внимание, во-первых, тесная связь онтологического и антропологического аспектов этого обоснования, характер которой обусловлен общим антропоцентризмом в космологических представлениях христианства, а во-вторых, то, что эти аспекты выявляются на трех разных уровнях, соответствующих трем способам понимания времени: времени как природы, времени-протяженности и времени-благовремения. Например, относительно первого уровня можно обнаружить как представление о времени-природе в качестве общей метафизической характеристики всего сотворенного; так и идею соотнесенность времени в качестве условия изменяемости всего существующего, с человеческой свободой. Относительно второго уровня, с одной стороны, время-протяженность может получать обоснование в контексте преимущественно онтологическом, как в системе преп. Максима Исповедника, который говорит о необходимости существования движения как разделяющего приведение в бытие и покой и протяженности как расстоянии от начала движения, с другой - протяженность времени может пониматься как постепенность устроения порядка в мироздании, который призван свидетельствовать человеку о Творце, так что само время в этом смысле выполняет «педагогическую» функцию. Относительно третьего уровня онтологический аспект проявляется в том, что благовремение, с одной стороны, является мерой, задавая аспект протяженности, ибо выявляется только в нем, а с другой, оказывается когнитивно соотнесенным со свободой в контексте правильного (или неправильного) пользования вещами и указывает на невозможность мыслить свободу вне единства двух форм темпоральности - природы и протяженности.

7) Особого рассмотрения требует вопрос о том, насколько взгляды св. Августина Блаженного относительно понимания времени, которые часто и преимущественно характеризуются как психологизм, являются характерными для патристики в целом, насколько черты подобного психологизма можно найти у каппадокийцев и каково вообще место концепции времени св. Августина среди взглядов христианских авторов. Необходимость подобного рассмотрения обусловлена как тем обстоятельством, что концепция времени св. Августина является одной из наиболее известных из наследия патристики, так и тем местом и ролью, которые ей отводятся в патристическом наследии в отечественной литературе. В предлагаемом исследовании показано, что психологическая концепция времени Августина не только не может рассматриваться в качестве основной, характерной для патристики в целом, но ее подлинное место может быть выяснено только с учетом онтологизма и антропологизма, характерного для каппадокийского понимания времени, а также с учетом влияния неоплатонизма на взгляды св. Августина.

Практическая значимость исследования. Результаты данного исследования могут быть использованы в преподавании богословских и философских дисциплин в духовных школах.

Апробация исследования. Материалы, изложенные в диссертационном исследовании, обсуждались на заседании кафедр философии ПСТГУ, Московского педагогического государственного университета, Московского государственного университета печати. По материалам исследования в 2008 году была защищена кандидатская диссертация Категории времени и вечности в средневековой философии (Восточная патристика II-VIII вв.). по специальности 09.00.03 - история философии. Материалы исследования нашли отражение в одной монографии и шести статьях.

Структура исследования. Текст исследования состоит из введения, пяти глав, заключения и библиографии.

Основное содержание работы

Во введении осуществляется постановка проблемы и обосновывается актуальность темы исследования, анализируется степень разработанности проблемы, определяются объект, предмет, цель и задачи диссертации, приводится характеристика теоретико-методологических оснований работы, освещается научная новизна исследования, формулируются основные положения, выносимые на защиту, раскрывается научно-теоретическая и практическая значимость работы, приводятся данные по апробации результатов исследования.

В первой главе «Понимание времени и вечности в античной философии» рассматриваются различные аспекты представлений о времени и вечности у античных авторов. Указывается, что необходимость подобного рассмотрения в контексте данного диссертационного исследования обусловлена двумя причина. С одной стороны, мысль святых отцов и церковных писателей II-VIII вв. в вопросе осмысления проблем времени и вечности, при всем своеобразии предпосылок и способов, которые характеризуют ее в этом аспекте, конечно, не была полностью оригинальной в самой постановки этих проблем, которые относятся к числу «вечных» для философской мысли, неизменно оказываясь в числе ключевых на разных исторических этапах ее развития. Поэтому, само собой разумеется, что в данном вопросе невозможно говорить о каких-либо особенностях и закономерностях, характерных для патристической мысли II-VIII вв., вне сопоставления ее с исторически предшествовавшей и оказавшей влияние (или, по крайней мере, связанной общностью проблем) мыслью античных авторов). С другой стороны, необходимо в достаточной мере определиться с оценками касательно самого античного наследия. И уже здесь мы сталкиваемся с существенной трудностью. Анализ имеющейся литературы показывает, что как среди зарубежных, так и среди отечественных исследователей, часто невозможно найти согласованной оценки взглядов тех античных авторов, вклад которых в понимание времени и вечности наиболее велик. И прежде всего это касается оценки аристотелевского учения о вечности и его соотношения с аналогичным платоновским. Кроме того, в отечественной литературе крайне незначительно представлен анализ учения о времени и вечности в позднем неоплатонизме и, в частности, в аспекте его сравнения с аналогичным, складывавшемся в патристике в сходные исторические сроки. Данное обстоятельство определило необходимость посвятить отдельную главу рассмотрению и систематизации наиболее, на наш взгляд, трудных и, одновременно, имеющих непосредственное отношение к патристическому пониманию, аспектов учения о времени и вечности в античной философии.