Психология XXI века: пророчества и прогнозы

Размещено на http://www.allbest.ru/

ПСИХОЛОГИЯ XXI ВЕКА: ПРОРОЧЕСТВА И ПРОГНОЗЫ

Уважаемые читатели!

Поздравляем вас с вступлением в новое тысячелетие! Для той части человечества, которая увязывает свою историю и жизнь с известной библейской датой, наступающее столетие, а тем более новое тысячелетие является вехой, которая заставляет людей подводить итоги и делать прогнозы. Такова уж традиция, что при наступлении круглой даты, касается она личной жизни любого человека или жизни общества, принято оценивать имеющиеся достижения и пытаться очертить некоторые перспективы своего развития. Вот и редакция нашего журнала провела "круглый стол " на тему "Психология XXI века: пророчества и прогнозы ". Заседание прошло 16 ноября 1999 г. в Психологическом институте РАО. Для обсуждения предлагался ряд следующих вопросов, рассмотрение которых может представлять интерес для психологического сообщества:

1. Станет ли XXI век веком психологии?

2. Сбылось ли пророчество В.И. Вернадского о вступлении человечества в психозойскую эру?

3. За какими психологическими направлениями и научными школами будущее?

4. На чьи работы отечественных и зарубежных психологов будут продолжать ссылаться в XXI веке?

5. Сблизятся ли в XXI веке психология, религия и искусство?

6. Нужна ли психологу клятва Гиппократа? Этика психологии и психология этики в XXI веке.

7. Какова судьба репрессированных наук и идей в психологии? Есть ли шанс у педологии и психотехники возродиться?

8. В чем исторический смысл психологического кризиса на рубеже XX и XXI веков? (К. Бюлер, Л.С. Выготский - кто следующий?)

Возможность высказать свою точку зрения была предоставлена не только членам редакционной коллегии и редакционного совета журнала, но также другим специалистам в области психологии и философии, присутствовавшим на заседании. Ниже публикуются тексты выступлений участников заседания "круглого стола ". В тех случаях, когда выступавший отвечал на конкретные вопросы из предложенного для обсуждения списка, в приведенных ниже ответах проставлены соответствующие номера пунктов.

Мы надеемся, что читатели отнесутся к итогам и прогнозам наших экспертов cum grano salis. И все же приятно осознавать, что все они оказались едины в своей любви к психологии, едины и в том, что наша наука, несмотря ни на что, будет развиваться.

А.В. Петровский, доктор психологических наук, профессор, академик РАО, зав. лабораторией Психологического института РАО

1. Нострадамусом от психологии я отнюдь не являюсь. Не претендую даже на сомнительную славу Глобы. Поэтому я считаю возможным только ориентироваться на динамику исторического процесса. XIX век отнюдь не видел психологию в числе ведущих отраслей знания. Вопрос "кому и как разрабатывать психологию? " уже в своей постановке исключал, что психологию могут разрабатывать сами психологи. Нет сомнений, что в XX столетии, во всяком случае, начиная со второй его половины, психология отнюдь не находилась на задворках научного знания. Отсюда вывод: будет ли XXI век веком психологии или не будет, но в числе первых научных дисциплин среди множества других ей место уготовано. Позволю себе закончить словами персонажа известного фильма "Карнавальная ночь ": "Есть ли жизнь на Марсе, нет ли жизни на Марсе, - это никому неизвестно ".

2. Для меня продуктивное значение имеет предложенное В.И. Вернадским разделение биосферы и ноосферы. Особенно сейчас, когда ноосфера успешно готовится к полному уничтожению биосферы. Недаром для нас актуальна задача охраны природы от окружающей среды. Что касается психозойской эры, то мы в нее вступили (я имею в виду человечество), по всей вероятности, когда обезьянолюди, или человекообезьяны слезли с дерева и вступили в общение друг с другом, используя язык для того, чтобы скрывать свои мысли. Всетаки скажу, что более эвристичным для меня выступает понятие "психосфера ", введенное П. Тейяром де Шарденом и Н.Н. Ланге. Психосфера детерминирована "снизу " биосферой и "сверху " ноосферой. Это позволило мне построить категориальную систему, описывающую многоуровневую сетку психологических категорий (см.: Петровский А.В., Ярошевский М.Г. Основы теоретической психологии. М., 1998 г., а также вскоре выходящую в свет книгу: Петровский А.В. Российская психология в развитии и ретроспективе).

3. Вопрос, бесспорно, интересный, но поставлен недостаточно корректно. В настоящее время в Университете Российской Академии образования готовится к изданию восьмитомный психологический лексикон. Каждый входящий в него словарь посвящен отдельной отрасли психологии (социальная, возрастная, клиническая и др.). В каждом томе представлен ряд направлений каждой из этих психологических областей. Соответственно, там получают отражение десятки психологических школ. Какая из них более перспективна, а какая - менее, не берусь сказать, не осуществив многотрудную работу по сопоставлению этих школ и оценки их весомости для XXI в. Не боюсь показаться нескромным, высказав предположение, что научная школа в области социальной психологии, связанная с моим именем, не окажется столь уж бесперспективной для нашего не такого уж далекого будущего.

4. На чьи труды будут ссылаться в XXI в.? Прежде всего это зависит от политической конъюнктуры. В 7080 гг. была обязательной ссылка на имена директоров научноисследовательских институтов, главных редакторов журналов, председателей и членов ВАКа. Я уж не говорю о поклонах в сторону классиков марксизмаленинизма. Надеюсь, что авторы в будущем станут ссылаться на труды не только тех, кто их славословит, но и на критикующих их творчество. Однако главное не в этом. На кого будут ссылаться - это не так важно, лишь бы читали научные труды, на которые ссылаются. Страшно об этом говорить, но, помоему, сегодня имена всех скольконибудь заметных психологов на слуху, а вот их книги, похоже, не читают.

5. Оставим в стороне искусство. Оно в равной мере представлено и в науке, и в религии. Доказательств не требуется: искусствознание, литературоведение, музыковедение - отрасли науки. Леонардо да Винчи, Рафаэль, Андрей Рублев - мощная подпитка религии. Другой вопрос, могут ли сблизиться наука и религия. Сблизиться? Да, в том случае, если они обращены к одному и тому же предмету, хотя и с разных позиций. Наука и религия существуют в параллельных пространствах, которые если и пересекаются, то вне эвклидовой бесконечности нравственности. Во всех других случаях закон параллельных прямых сохраняется. Беда, если геологи станут опровергать утверждение Библии, что Бог сотворил мир всего за несколько дней. Не дело, чтобы наука со своими методами вторгалась в сферу веры. Столь же недопустимо, чтобы высший религиозный коллегиальный орган опровергал научные данные, свидетельствующие с вероятностью один к пяти миллионам, что останки императора и его ближних именно этим особам принадлежат. Не следует вторгаться в чужую епархию. Другое дело, что и наука, и религия должны преследовать общие цели - нравственное совершенствование человечества.

6. Клятва Гиппократа психологам нужна так же, как и врачам, поскольку представители нашей специальности вторгаются (к примеру, будучи психотерапевтами) в святая святых - души человеческие. Это бесспорно уже хотя бы потому, что на психологию распространяется принцип "не навреди ". К сожалению, вопрос не в клятве, а в дипломе психолога. Особенно в тех сертификатах, которые выдают различного рода "пиквикские клубы ", гордо именующие себя "академиями ", "институтами ", "центрами " и т.д. Какие уж тут клятвы! Имея дорогостоящие, но по существу трижды уцененные знания, они способны не только навредить тем, кто им поверил, но и скомпрометировать нашу науку.

7. На этот вопрос ответить коротко не могу. Слишком много мною написано о репрессиях в отношении науки, о тактике выживания, которую использовали психологи для того, чтобы сохранить хоть что-то из научного багажа. Термины "педология " и "психотехника ", которые использовались для обозначения этих необоснованно и несправедливо репрессированных в 30е гг. наук, сейчас употреблять нецелесообразно. Им место в истории психологии. Сейчас то, что было предметом психотехники, вошло в компетенцию психологии труда, инженерной психологии, космической психологии, психологии рекламы и т.д. Такова же судьба педологии. Сейчас на ее месте возникло множество отдельных психологических дисциплин. В трагическом для нас постановлении ЦК ВКП(б) от 4 июля 1936 г., объявившем педологию лженаукой, было приказано "восстановить в правах педагогику и педагогов ". Наша задача - восстановить в исторических правах педологию и педологов, что мы и делаем. В частности, сейчас подготовлен к печати том "Педология ", куда включены труды П.П. Блонского, М.Я. Басова, Л.С. Выготского, А.Б. Залкинда, Г.А. Фортунатова, М.В. Соколова. Восстанавливать же термины - дело неблагодарное. В конце XVIII в. в ходу был термин "душесловие ". Не станем же мы осуществлять замену, следуя "традиции ", и именоваться не психологами, а "душесловами "!

8. В чем сегодня смысл психологического кризиса? Серьезный вопрос. Если мне журнал "Вопросы психологии " закажет статью на эту тему, я попытаюсь удовлетворить любопытство редакции.

А.А. Тюков, кандидат психологических наук, доцент Института социологии и управления персоналом ГУУ, Москва

Несомненно, тысячелетний рубеж - это хороший повод обсудить перспективы развития психологической науки. Однако следует иметь в виду, что психология в последние 20 лет уже сделала решающий шаг в осознании себя частью комплекса наук о человеке. Именно в контексте этого исторического шага, на мой взгляд, будет происходить развитие психологии как науки в XXI в. Соответственно мое выступление следует понимать также в этом контексте.

1. "Гуманитарная парадигма ", делающая человека мерой всего сущего, становится объемлющей рамкой всех форм рационального знания: о природе, об обществе и конкретном человеке. Поэтому XXI в. станет не столько веком психологии, сколько веком антропософии и антропологии. Правда, формироваться эти дисциплины будут не в известных нам направлениях классической философии: политической антропологии Н. Макиавелли, лингвистической - В. Гумбольдта, педагогической - К.А. Ушинского, биологической антропологии М.Ф. Нестурха, антропософии Р. Штайнера и других мыслителей прошлого.

Антропософия и антропология будут развиваться как методология и современный научный комплекс человекознания, человекотехники и человекопрактики. Комплексный подход со своей методологией, приходящей на смену методологии системного анализа, реализует гуманитарную парадигму в формах соорганизации многообразия научных взглядов и точек зрения (в том числе и психологических) в пространстве междисциплинарного взаимодействия.

2. Согласно периодизации геологической эволюции мы живем в период антропогена кайнозойской эры. В этот период, длящийся уже более трех миллионов лет, человек не только возник, но и стал царствовать над природой так, что это грозит гибелью ей - да и ему самому. В.И. Вернадский имел в виду эру "человека душевного ", любящего и охраняющего природу. Сегодня мало оснований верить такому пророчеству, но XXI в., несомненно, дает человечеству шанс стать человеколюбивым и устранить отрицательные последствия антропогенных воздействий.

На одном прогнозе я хотел бы остановиться отдельно. У меня есть много оснований утверждать, что ближайшее будущее станет периодом широкого распространения методологического принципа нового психологизма - нового, иного, нежели натуралистический психологизм уходящего века, т.е. такого психологизма, для которого фраза А.Н. Леонтьева о самой высокой точности человеческого чувства, позволяющего строить метрические шкалы в психофизике, становится методологически определяющей "научный подход " будущего. Это психологизм, в основании которого лежит научный принцип П. Тейяра де Шардена "...видеть больше и лучше - это не каприз, не любопытство "; психологизм, при котором подходить к изучению человека научно, т.е. видеть и описывать его как целостный феномен можно лишь в том случае, когда в центр анализа становится человек, изучающий человека, когда изучение осуществляется прежде всего субъективно, для самих себя.

3. Поэтому будущее в психологии за теми направлениями, в которых будет последовательно проводиться картезианская идея диалектики существа мысли и мысли о существовании. "Мыслю, следовательно, существую " - не метафора, а онтологический и гносеологический принцип - принцип несколько зашифрованный, но XXI в. его расшифрует и реализует. Только для ориентировки назову эти направления: "квалификационный анализ " в понимающей психологии и психоанализе (А.А. Тюков), "психосемантика " в когнитивной психологии (В.Ф. Петренко), "трансцендентальность смыслов " в психологии личности (Д.А. Леонтьев), "историография субъективности " в возрастной психологии (В.И. Слободчиков, Г.А. Цукерман), психологическое обеспечение в педагогической и клинической психологии (А.А. Вербицкий, В.С. Лазарев, С.Н. Ениколопов).

Я обозначил только магистральные направления - те, в развитии которых психология будет наиболее полно осознавать себя как научное ( "знаниевое - во всем комплексе человекознания ") обеспечение практики образования человека - как часть новой науки педагогики.

4. В условиях существования глобальных коммуникационных сетей говорить о статистике ссылок практически невозможно. Мне представляется, что основные ссылки в психологии будут даваться на исследования тех авторов, которые осуществляют общеметодологическую и частнометодологическую работы. С другой стороны, несомненно возрастет объем ссылок на результаты эмпирических исследований, прежде всего со стороны общих и частных методологов психологии. В целом можно прогнозировать расширение работ, систематизирующих "Монблан психологических фактов ".

5. Современные культурология и социология утверждают, что социум представляет собой взаимодействие сформировавшихся профессиональных сфер деятельности. Среди них для нашего обсуждения имеют значение такие, как религия, наука, философия, искусство. Как и все сферы, они функционируют и развиваются относительно автономно. Психология в XX в. основательно прописалась в сфере науки. Поэтому вопрос о сближении психологии, религии и искусства оказывается некорректным. Во взаимодействии сфер неправомерно говорить о расхождениях или сближениях. Необходимо говорить о кооперативном и коммуникативном взаимодействии представителей разных сфер и формах их кооперации и коммуникации в каждой отдельной сфере.

Что касается психологии, а точнее, психологов, то им предстоит понять, в какой сфере они работают как экспертыученые, обеспечивающие достоверными знаниями ту или иную практику: управление и политику, здравоохранение и физкультуру, производство и коммерцию, и т.д. В качестве примера приведу ситуацию с психотерапией: психолог, работая в сфере здравоохранения, не становится врачом (терапевтом) - он обеспечивает лечение недугов психологическим знанием, а психотерапевт как лечащий врач не становится ученымпсихологом - он остается терапевтом, пользующимся психологическим знанием в своей лечебной практике врачевания душевных недугов. Взаимодействие психологов с другими профессионалами в целях развития сфер социума в целом уже есть, хотя и происходит с огромными трудностями, противоречиями, аномалиями. С моей точки зрения, в преодолении таких трудностей и противоречий и состоит перспектива выхода психологии, а точнее, психологов из кризиса, который я бы назвал кризисом жанра: каждому из нас совершенно необходимо понять, в какой сфере мы работаем, в каких социальных институтах этих сфер мы находимся и, вообще, остаемся ли мы психологами.

6. Клятвы никакой не нужно. Мы ее фактически даем, принимая ценности научного знания.

7. Не бывает репрессированных идей и наук. Есть репрессированные мыслители и ученые. Уничтожая человека, можно уничтожить идею, но только на время. Остаются социальные обстоятельства, породившие человека, социальный институт, сообщество с их идеями. Нельзя уничтожить социальные обстоятельства, даже уничтожая ту или иную культуру (это, к сожалению, возможно). Рукописи горят, но бессмертными остаются идеи, сформулированные в этих рукописях и однажды публично высказанные, так как они пребывают в духе, а он, как это известно нам с давних пор, трансцендентален.

Что же касается педологии как науки о развитии ребенка от рождения до 18 лет и психотехники как инженерном и практическом искусстве воздействия на человека, то они как развивались, так и будут развиваться в будущем. Мы должны надеяться лишь на то, что это развитие станет социально ответственным, и мы с гордостью, невзирая на глупые ассоциации, вернем в психологию имена этих наук.

8. Вставая на позицию пророка, я предлагаю свою интерпретацию исторического значения кризиса научной психологии. Полностью соглашаясь с общей характеристикой кризиса, замечательно сформулированной еще 30 лет назад П.Я. Гальпериным, который назвал кризис "открытым ", хочу выделить и подчеркнуть причину появления такой характеристики и продолжительности самого кризиса. С точки зрения школы, к которой я принадлежу как методолог, причины многих кризисов современной науки лежат в онтологических категориальных основаниях (моими словами: "в исходных онтологиях "). Дело в том, что сущностные концепции опираются на монокатегориальные основания или на бинарные категориальные оппозиции. И те и другие остаются по сути натуралистическими и по своему происхождению не способными преодолеть "ошибки всего предшествующего материализма... взять предмет в формах конкретной практической, чувственной деятельности " (К. Маркс). Психология, как и вся современная наука, - по преимуществу натуралистическая; она не способна к собственной методологической рефлексии, а значит, и к выходу из непрерывно продолжающегося кризиса, к преодолению "снежного кома " эмпирических фактов и фактиков.

С моей точки зрения, психология обязательно выйдет из этого кризиса, приступив к построению теорий, основывающихся на "трехкатегориальных онтологиях ". Как общую методологическую идею такое понимание существования заложил еще Р. Декарт, предложив категориальную интерпретацию схем Евклидового пространства как пространства размерности и протяженности. В осуществлении этого шага, дающего пример всей сфере науки, и заключается, с моей точки зрения, историческое значение психологического кризиса.

Я предлагаю собственную конструкцию категориального ядра новой психологии в целостной картезианской картине "пространства существования и развития человеческой души ", задающего предмет психологии в целом как предмет комплексной науки и базовые предметы - как разделы психологической науки. Привычные и знакомые нам категории личности, сознания и деятельности вводятся как независимые и задающие отдельные базовые предметы и, соответственно, теории: личности, сознания, деятельности, а главное - возвращающие "душу " в качестве действительности психологического изучения.

В психологии будущего, где развитие души каждого человека - история его жизни - станет конкретной действительностью научного изучения, предметами станут: личность в развитии поступков, сознание в развитии рефлексии, деятельность в развитии события и событий.

Именно в таких формах осознания себя как части современной комплексной антропологии психологическая наука преодолеет кризис XX в. и станет, как задумывал В.В. Давыдов, психологией образования как всеобщей общественной формы развития человека.

А.Г. Асмолов, доктор психологических наук, профессор, членкорреспондент РАО, зав. кафедрой психологии личности факультета психологии МГУ им. М.В. Ломоносова

Сегодняшняя дискуссия напоминает мне особый конкурс - конкурс на роль дельфийского оракула. Этот конкурс уникален, потому что при обсуждении поставленных вопросов срабатывает механизм самосбывающихся пророчеств: стоит выдвинуть те или иные идеи, запустить их в ткань движения мышления, как у этих идей увеличивается вероятность родиться и заявить о себе. Я не буду касаться всего, что обсуждалось, но хочу поделиться своим удивлением. Меня сегодня поражает редчайший климат согласия в психологическом цехе. Если передвинуть стрелку времени на 30 или 25 лет назад, то мы вспомним, как кипели страсти, сталкивались психологические рапиры. А почему? Да потому, что мы были в рабстве моноидей: если ты влюблен в Д.Н. Узнадзе, значит, ты не можешь любить А.Н. Леонтьева, если ты за С.Л. Рубинштейна, то, значит, для тебя заказан путь к Л.С. Выготскому. И нам казалось, что стоящие за этими именами миры действительно взаимоисключают друг друга. Мы были рабами моноидеологии, которая по сути дела порождала непроницаемые перегородки в нашей науке.

Прорыва можно ждать прежде всего в сфере изменения мышления. В кризисе психологии, описанном Л.С. Выготским, как и в его последней работе, посвященной Б. Спинозе, была резко обозначена линия водораздела между спинозианским и картезианским мышлением. По сути дела то, что сейчас говорится и о субъектности, и о субъективности, доказывает, что идеи Б. Спинозы сбываются в психологии. И когда Б. Спиноза говорил, что человек является причиной самого себя, и когда он подчеркивал как главный момент существование панпсихизма в широком смысле слова, разве не правда стояла за его словами и так или иначе за несущими их в жизнь словами В.И. Вернадского о психозойской эре? Что происходит? По сути дела у нас был наиболее отрефлексирован кризис классических наук, а психология личности не может быть классической наукой. Лучшего, чем писал М.К. Мамардашвили о кризисе идеала рациональности, до сих пор ничего не написано. Это работа действительно является уникальным творческим прорывом, который определяет будущее, создает связующую нить между Б. Спинозой, Л.С. Выготским, М.К. Мамардашвили и нами, наблюдателями конца XX в. Мы уходим от традиционной причинной психологии и переходим к неклассической психологии. Мы приходим к эволюционноисторической психологии. Мы движемся, о чем неоднократно говорил Б.С. Братусь, к аксиологической психологии. И это все не случайно. А.Н. Леонтьев предостерегал от зова "Придите и княжьте нами ". Но мыто зовем варягов из своих предков!.. Когда на наших глазах возникают странные древние практики, можно, конечно, попытаться соблюсти свою первозданную научную чистоту и сказать "чур меня, я туда не пойду, там шаманы, экстрасенсы, колдуны ". Но есть и другой ход: если не сможешь остановить эти "практики ", надо осмыслить их как историю своей нации, ее архетипы и надо их возглавить. В нашей ситуации следует делать именно этот ход. Вот за это мы и взялись и за последние десять лет применили главный принцип неклассической психологии - принцип вмешательства в реальность.

Сегодня психологизация - это проникновение психологии в другие сферы и науки, и, хочу подчеркнуть, социальной практики. По сути дела, сбывается пророчество В.И. Вернадского о том, что психозойская эра настала. Что такое психозойская эра? Это психология как формообразование бытия. Например, психология сегодня пронизала полностью такую сферу практики, как образование, стала стержнем проектирования образования. Психологизация образования, начало эпохи вариативного смыслового образования - это реальность, которая дана нам не только в ощущениях, но и в воплях противников, и в ожидании учителей, ждущих от психологов действий. Этому были посвящены годы и годы, и в итоге мы победили, изменили и мир образования России, и статус психологии в этом мире.

Сегодня психология с бешеной энергией входит в политику. И слово "политтехнолог ", идущее со времен В. Штерна и особенно Г. Мюнстерберга, который говорил о психотехнике, - новая реальность. Психотехника входит в политологию как в науку, и в политику - как в жизнь. Не буду ходить далеко за примером: в журнале "Власть " помещен портрет Л. Кучмы, развешенный повсюду в предвыборный период. Психологи считали, если Л. Кучма будет похож на панка (а он на портрете изображен с гребнем голубых волос на голове), то молодежь отзовется. И действительно, поток электорального возбуждения возник. Результаты выборов на Украине, в которых есть и вклад психологов, весьма осязаемы. Второй пример. Недавно ко мне пришел один политик и обратился с вопросом: "Нельзя ли мне немножко, - глаза его стыдливо опустились, - сделать харизму по типу Лебедя?.. "; грустный юмор, но за ним вера, что психологи могут строить психологические миры в области политики.

Обратимся к экономике. Здесь всюду слышится: "менеджмент ", "маркетинг " и т.п. А это не что иное как производство потребностей, конструирование мотивов. Возьмем любые учебники по менеджменту. Не случайно в них неоднократно встречается имя великого К. Левина. Его теории побуждающих вещей, увы, товаров, имеющих власть над людьми, стали реальностью. Там, где экономика проигрывает, мы строим российскую реальность на основе идеи рационального человека, создаем экономические законы рационального человека. Где это рациональное поведение? Где этот рациональный человек? Вот и в экономике мы сталкиваемся с психологической реальностью.

Перейдем к области искусства. Смотришь фильм А. Тарковского "Сталкер ", перечитываешь роман С. Лема и видишь океан, который является простотаки символом психозоя, символом панпсихизма, - океан как живое существо. Уж какой тут Декарт! В "Зеркале " А. Тарковского происходят уникальные вещи. Живут там по З. Фрейду, как и в романах Г. Гессе, любят по З. Фрейду в рассказах А. Мердок. З. Фрейд достиг того, что его реальности, его теории стали мирами. Ну а сегодня в реальность вторгается В. Франкл. Мы уже говорим и думаем категориями В.И. Вернадского. Экзистенциальный вакуум - это проекция все той же психозойской эры. Мы переходим к другим языкам мышления, описания мира, произнося: "сенсорное пространство " (Ч. Измайлов), "психосемантическое пространство " (В.Ф. Петренко).

Рождается иное мышление, мышление неклассической психологии, за которым стоят фигуры В.И. Вернадского и Б. Спинозы. Они вторгаются в реальность искусства. И наконец, когда мы говорим о математике, надо понять, что и в нее начинает проникать психология. Математика движется к новым идеям, выходящим за пределы стандартных теоретикомножественных представлений, - к анализу неравновесных систем, к размытым множествам и др. И благодаря исследованиям В.В. Налимова, И.М.Фейгенберга, В. Лефевра, Л.М. Веккера и прежде всего Н.А. Бернштейна можно прогнозировать, что для описания поведения живых систем родится иная математика.

На рубеже XX и XXI вв. психология становится конструктивной наукой, движущей силой развития человеческой цивилизации. И кто знает, быть может, в новом веке станут говорить: "Вначале была психология... "

Д.И. Дубровский, доктор философских наук, профессор, ведущий научный сотрудник Института философии РАН

Редакция проявила важную инициативу. Мы вступаем в новое столетие и новое тысячелетие (редкая судьба!). Это побуждает к размышлениям о нынешнем состоянии психологического знания и перспективах его развития.

Обострившиеся глобальные проблемы земной цивилизации выявили роковую асимметрию в структуре нашей духовной и практической деятельности. Суть ее в том, что познание и, соответственно, преобразующая деятельность в основном устремлены во внешний мир и лишь в крайне слабой степени обращены человеком на самого себя. Между тем уже элементарный анализ показывает зависимость познания внешнего мира от самопознания и, соответственно, целей и способов преобразований во внешнем мире от уровня познания человеком (и человечеством) самого себя и умения управлять собой, умения осознавать и осуществлять свои главные, подлинные ценности и цели. Эта постоянно нараставшая асимметрия определила возникновение и неуклонное углубление глобальных проблем, грозящих существованию человечества. По расчетам академика Н.Н. Моисеева, для предотвращения глобальной экологической катастрофы нам отпущено не более ста лет. И в этом, как он справедливо подчеркивает, не помогут никакие технологии, тут необходимо изменить само мировоззрение, основные ценностные ориентации. Единственный путь - самопознание и самопреобразование человека и человечества, другого не дано.

Вот фундаментальная проблема нового века, в решении которой психологии и смежным с ней научным дисциплинам отведена ключевая роль. Это возлагает ответственность за судьбы земной цивилизации на тех, кто причастен к указанным областям исследований. Разумеется, такого рода ответственность лежит и на многих социальных институтах, и на всей мировой системе научноисследовательской деятельности, и в общемто на каждом из нас. Но это не умаляет ответственности именно психологии (тех, кто ее олицетворяет). Осознание, осмысление такой ответственности - важнейшее условие разработки стратегии психологического познания, концентрации творческих усилий на главных задачах. Когда мы слышим, что XXI век будет веком психологии, то это, безусловно, имеет рациональный смысл.

Первостепенное значение приобретают сейчас теоретические и методологические вопросы психологии, внимание к которым в последнее десятилетие ослабло. Психология переживает сейчас, особенно в России, прагматический бум. Усилия подавляющего числа психологов направлены на обслуживание практических нужд в области техники и организации производства, экономической и политической деятельности, массовых коммуникаций, педагогики, медицины, военного дела и т.д. При всей значимости этой огромной работы она зачастую оказывается удаленной от стратегических целей психологии или же связанной с ними крайне слабо. Как это ни сложно себе представить, новый век должен внести в развитие психологии существенный момент планомерности и управления с тем, чтобы добиться концентрации творческих усилий на решении главных задач.

Требуются новые идеи, подходы, методы в разработке экзистенциальной проблематики, психологии личности и массовых субъектов. Особую актуальность приобретают вопросы психологической герменевтики. Социокультурное развитие нагромождает виртуальные игровые миры, которые деформируют и подавляют наше чувство подлинности. Актер становится центральной фигурой публичной жизни. "Народные артисты " от политики, журналистики, всевозможной магии заполонили телеэкраны, правят бал в средствах массовой информации. Объективные критерии реальности все в большей степени подменяются и замещаются критерием правильного исполнения роли. Такая атмосфера исключительно благоприятна для изощренного обмана, для манипуляций личностью и массами, торжества интереса над истиной. Психологическая герменевтика призвана разрабатывать средства и методы постижения подлинного смысла и укрепления психологической защиты от дезинформации, противостояния манипулятивным и суггестивным воздействиям, разоблачения технологии обмана и творческих новаций в этой области (включая самообман; кажется, творчество нигде не достигало таких высот, такой изобретательности, как в деле самообмана).

Психологические дисциплины располагаются в широчайшем диапазоне, на одном краю которого они связаны с биологией и генетикой, нейрофизиологией и медициной, на другом - с социальными и гуманитарными дисциплинами. Однако такое линейное представление неполно. Психология контактирует с рядом областей физики и химии и особенно с дисциплинами, имеющими своим предметом информационные процессы, развитие компьютерной техники, проблематику искусственного интеллекта и кибернетического моделирования психических функций. Именно в этих пограничных областях намечаются многообещающие перспективы развития психологического знания. Ядерная психология, к сожалению, пока не располагает серьезным эвристическим потенциалом, изрядно выработана психоаналитическая парадигма, весьма уныло выглядят в последние десятилетия исследования, проводимые под рубрикой так называемой теории деятельности (это, конечно, не теория в точном смысле слова, а концепция и парадигмальная установка, задающая один из необходимых планов исследования, но сама по себе не сулящая ныне стратегически значимых результатов).

На мой взгляд, в первые два десятилетия нового века стратегические прорывы следует ожидать в области расшифровки мозговых нейродинамических кодов психических явлений. Подобно тому как биология достигла качественно нового уровня благодаря расшифровке генетического кода, породившей генную инженерию и геномику (последняя сегодня близка к полной расшифровке генома человека), психология обретет новую ступень знания и действенности в результате расшифровки нейродинамических кодов пусть вначале простейших явлений субъективной реальности и функций психического управления. Основания для этого заложены исследованиями Х. Дельгадо, У. Пенфильда, Дж. Экклза, Р. Сперри, Я. Сентаготаи, А.Р. Лурия, Н.П. Бехтеревой и других. Такие способы вторжения в субъективный мир человека поставят острые социальные вопросы, подобные тем, которые возникают сегодня в связи с развитием генной инженерии и вмешательством в геном человека (но гораздо большего масштаба!). Это существенно изменит также содержание самого предмета психологии, ибо тут решающую роль будут играть методы и понятия нейрофизиологии, теории информации, кибернетики. Но суть дела ведь не в сохранении чистоты привычного понимания психологии, а в адекватном понимании человеческой психики, в перестройке ценностносмысловых структур, отвечающей задачам сохранения земной цивилизации и возвышения человечности, расширения диапазона психического управления, его энергетических возможностей, укрепления воли к добродеянию. Ведь именно слабость воли не дает человеку в большинстве случаев претворять высшие ценности (как говорили в Древнем Риме, и мы можем это повторить: "Вижу лучшее и одобряю, но следую худшему ").

Однако при расшифровке нейродинамических кодов психических явлений исходный пункт составляет тем не менее сугубо психологическая задача: анализ и упорядочение психической феноменологии, квантификация явлений субъективной реальности, определение их личностных и межличностных инвариантов. Лишь после этого имеет смысл говорить об установлении определенных нейрофизиологических (и иных) состояний в головном мозгу, эквивалентных данному психическому явлению, и о выяснении их кодовой организации.

Как связаны мои ощущения, мысли с моими мозговыми процессами? Как может моя мысль, мое психическое побуждение управлять моими телесными изменениями? Эти вопросы, составляющие суть психофизиологической проблемы и казавшиеся неразрешимыми, получают ныне убедительные ответы на основе информационной парадигмы. Она позволяет объединить в одном концептуальном поле ценностносмысловые и пространственноэнергетические описания. Таким способом психическое явление связывается с определенными мозговыми процессами, как информация со своим материальным носителем, т.е. кодом. Психическая же причинность интерпретируется в качестве информационной причинности, а действия моего Я как самоорганизующейся системы, обладающей свободой воли, интерпретируются в качестве актов психической самодетерминации. Информационная парадигма открывает для психологии XXI в. широчайшие перспективы генерации новых идей, новых подходов в разработке актуальных проблем, возникающих на стыке психологии с естественными науками и теми дисциплинами, предметом которых является развитие компьютерной техники и ее применение, компьютерное моделирование психических функций, весь круг проблем конструирования так называемого электронного человека (А.А. Болонкин и другие).

Хотелось бы еще раз подчеркнуть плодотворность связей психологии и генетики, значительные успехи психогенетики (об этом свидетельствует, например, недавно вышедший выдающийся, по моему убеждению, труд В.П. Эфроимсона "Гениальность и генетика "). Это направление, безусловно, займет в новом веке важное место в решении стратегических задач самопознания и самопреобразования человека.

Обратимся теперь к вопросу о психологии и религии. Он поставлен, правда, не совсем ясно. Вряд ли можно говорить о каком-то сближении психологии и религии. Конечно, в произведениях религиозно ориентированных мыслителей, писавших о человеческой душе (таких, как С. Кьеркегор, Н.А. Бердяев, К. Ясперс, Г. Марсель, М. Бубер, П. Тиллих и другие), психолог может найти немало интересного и поучительного. Однако психология как наука своими теоретическими положениями и выводами противостоит религиозному миропониманию. Она обязана решительно противодействовать влиянию на массовое сознание тех новоявленных религиозных сект, которые расплодились в последние десятилетие, обязана противостоять той волне мистики, лженауки, иррационализма, которая так высоко вздымается сейчас не только у нас, но и на Западе.

У нас это проявляется в небывалом распространении парапрактики - деятельности всевозможных магов, колдунов, гадалок, экстрасенсов, целителей, астрологов и пр. По неполным данным число практикующих на этой ниве только в нашей стране достигает 400 тысяч человек. Сформировался гигантский рынок парауслуг и оккультных товаров, на котором оборачивается не менее миллиарда долларов в год. Научная психология оттеснена на задний план. Голос здравого смысла тонет в гуле парапсихологического базара. Этот новый феномен заслуживает основательного исследования, ибо выражает существенные изменения массового сознания, происшедшие за последнее десятилетие. Здесь нет возможности анализировать причины этих изменений. Заметим лишь, что помимо наших, сугубо российских, они имеют и более глубокие причины социального, гносеологического и психологического характера, которые определяют живучесть парапсихологии и парапрактики.

Особенно интересно рассмотрение гносеологических и психологических факторов, питающих паранауку и, в частности, парапсихологию. Коснемся лишь одного вопроса. Когда мы говорим о знании, то оно относится частично и к тому, чего мы не знаем. Такое знание о незнании определяется как проблемная ситуация. Постановка новой проблемы - существенный вклад в научное познание. Однако помимо проблемной ситуации, мы постоянно пребываем в ситуации незнания о незнании. Она легко обнаруживается ретроспективно. Двести лет назад мы не только ничего не знали об электронах, но и не знали, что мы этого не знаем. И сейчас, конечно, очень многое начисто скрыто от нас двойной завесой незнания; мы спокойны, не искушены новым вопросом или соблазном и потому всегда стоим на краю бездны незнания, но не испытываем страха, беспокойства, ибо не видим ее. Эту ситуацию я называю допроблемной; из нее обычно прорастает столь знакомая по истории психологии предпроблемная ситуация - когда в поле зрения попадают некие странные феномены, о которых нельзя сказать, реальны они или нереальны, ставят ли они новую проблему или это очередная псевдопроблема (подробный анализ этих ситуаций см.: Дубровский Д.И. Обман. Философскопсихологический анализ. М., 1994. С. 8598).

Осмысление указанных ситуаций представляет для нынешнего этапа развития психологии важное значение, ибо ориентирует на исследование загадочных явлений психики, поддерживает чувство открытости неведомому, нацеливает на понимание того, как формируются новые реальные проблемы и какие средства необходимы, чтобы отвергнуть псевдопроблему. Не исключено, что некоторые паранаучные феномены могут оказаться реальными или дать исследователю нить для новых открытий. Однако это предполагает строжайшее следование объективным научным критериям. Да, наука ограниченна, многого не знает о человеческой психике. Но она может проверять! Ее средства и методы достаточно эффективны для разоблачения иллюзий, вымыслов, утверждений, в которых желаемое выдается за действительное. Научная психология способна служить лучшим лекарством против общественного легковерия, отсекая весь ассортимент расхожих профанаций, выводя на чистую воду шарлатанов, мошенников. Мы уверены, что в новом веке психология достойно ответит на вызовы, бросаемые ей парапсихологией.

Процветание иррационализма и субъективизма во многом связано с интенсивным размыванием границ между наукой и религией, между наукой и паранаукой. Особенно стараются в этом отношении представители паранауки, но им подыгрывает немалое число дипломированных ученых (в том числе и психологов). Еще и поэтому психология должна жестко противостоять религиозным объяснениям психической деятельности, мистицизму и всевозможным суевериям. В этом отношении чрезвычайно актуальны психологические исследования феномена веры, понимаемого в широком смысле, т.е. включающего как религиозные, так и нерелигиозные формы. Образуя фундаментальный регистр всякой душевной жизни, пронизывая все уровни психики, вера выступает в качестве фактора субъективного "принятия " того или иного "содержания " как истинного, правильного, справедливого и т.п. Поскольку мы живем не только в лучах ясного знания, но по большей мере в "сумерках вероятности " (Дж. Локк), вера выполняет компенсаторную функцию, служит преодолению неопределенности. Она укоренена в бессознательном, в опыте, интуиции, может выполнять и догматическую, и творческую функции, служить самым невероятным заблуждениям и высочайшим порывам человеческого духа. Она интенциональна по своей природе, определяет векторы активности. Как формируется вера? В чем ее прочность, неподатливость, казалось бы, самым убедительным противоречащим вере фактам и аргументам? Что именно приводит к ее ослаблению и распаду? Вот вопросы, требующие дальнейшего глубокого исследования. Это относится и к пониманию психических состояний, тесно связанных с верой и ее проявлениями, таких, как неверие, сомнение, внушение, доверие, уверенность, убеждение. На первый план выдвигается необходимость основательного исследования феноменов легковерия и фанатизма. Существенную роль при этом могут играть материалы и результаты, накопленные в пограничных областях: на стыке психологии с философией, историей, социологией, особенно психиатрией. Обозначенное направление исследований приобретает стратегическое значение для психологии начала нового века.

Несколько слов о "кризисе " - излюбленном слове интеллектуальной элиты. Можно, конечно, говорить о кризисе в психологии, как и о кризисе в философии, или, например, в экономике, политике, культуре, или во всей земной цивилизации. В общемто кризис - перманентное состояние всякой сложной развивающейся системы, прелюдия к существенным преобразованиям. В нынешнем состоянии психологии трудно увидеть чтолибо слишком оригинальное. Да, она стоит на пороге крупных преобразований, требует, как отмечалось, серьезного анализа внутренних трудностей, противоречий, главных задач, организации усилий для их решения, обострения, если так можно выразиться, психологического самосознания. Слову "кризис " придают, однако, устрашительное, алармистское звучание, нагнетающее скепсис, некую безысходность. Одна из важнейших социальных функций психологии состоит в том, чтобы противостоять нарастанию абсурда и уныния, субъективистского своеволия и релятивизма, укреплять мужество духа и веру в будущее.

Б.С. Братусь, доктор психологических наук, профессор факультета психологии МГУ им. М.В. Ломоносова

психология научный религия ноосфера

1. Известны слова, что новый век либо будет веком гуманитарным, либо его не будет вовсе. Гуманитарность надо понимать здесь в самом широком значении - как ориентированность на человека, на всю высоту, полноту и назначение его образа. Психология при этом призвана выполнить необыкновенно важную, но все же служебную роль. Всякая подмена, редукция человека, в том числе и к его психологическому уровню, несет известную опасность. В XX в. человека уже сводили к экономическому началу, высшей нервной деятельности, социальным факторам и т.п. Последствия этих сведений печально известны, фашизм и коммунизм - это ведь тоже не что иное как подмена, подминание человека его составляющей, будь она национальной или классовой. На этом фоне редукция к психологическому кажется куда менее пагубной, но и она имеет свои неизбежные последствия: уплощение образа человека, примитивизация представлений о внутренней жизни, соблазн манипулирования и т.п. Поэтому психология, подобно любой науке о человеке, должна определить свое место, возможности и границы. Как говорил один крупный художник: "У меня есть маленькое видение великого, но оно мое ". Так и психология будущего века должна искать, овладевать и отстаивать именно свое: уникальное и неповторимое видение великого - человека, его жизни и судьбы.

2. Пророчество В.И. Вернадского о вступлении человечества в психозойскую эру если не сбылось, то, по крайней мере, сбывается. Психология давно проникла в обыденное сознание, все реже наблюдается стремление обозначить и объяснить поведение в традиционных понятиях прошлого: "поступок ", "страсть ", "страдание ", "искупление " и т.п., зато повсеместно слышится психологическая терминология: "потребность ", "комплекс ", "стресс ", "вытеснение ", "скрытые мотивы " и т.п. Что касается жизни общественной, то психология, различные формы ее применения пронизывают ныне всю политику, экономику, идеологию. При этом от психологии обычно ждут, например, не беспристрастного анализа личности какоголибо политика, а выполнения вполне определенного заказа, скажем, формирования имиджа "с заранее заданными свойствами ", т.е. изготовление маски, некой не существующей на деле конструкции, фантома, но обязательно такого, который бы нашел внутренний (психологический) отклик, заинтересовал как можно большее число потенциальных избирателей. Иными словами, из средства объяснения, понимания, познания человека психология к концу века во многом стала активным и даже агрессивным орудием манипуляции человеком. Психология действительно начинает конструировать миры, новую реальность, которую стали называть виртуальной, внутренней, но которая часто служит вполне внешним, прагматическим целям. С помощью могущественных средств информации навязывают не сам предмет, а формируют потребность или, точнее, квазипотребность, иллюзию потребности в нем, чтобы человек сам стремился, искал, навязывался этому предмету. Для того, чтобы все могло стать товаром, надо постоянно работать над психологией потребителя, делать ее пластичной, мягкой, легко порождающей новые квазипотребности в предметах не только необязательных, лишних, но порой и просто вредных (например, алкоголь, табак или явно бесноватый политик).

Причем манипуляции эти производятся в огромных масштабах, с миллионами людей, с привлечением новейших средств психологического воздействия. В целом это можно обозначить как борьбу с человеческим в человеке, борьбу с человеческой свободой и достоинством. И немудрено, что несмотря на обилие улыбающихся персонажей на психологически грамотно сделанных рекламах множество людей во всем мире переживает одиночество, покинутость, неудовлетворенную жажду внутренней жизни, целостности, а не частичности своего существования. Насколько серьезна эта жажда, видно из стремительно растущего числа наркоманий, неврозов, опасных суеверий, с помощью которых люди пытаются заполнить образовавшуюся пустоту. На пороге XXI в. с его электроникой, новейшими технологиями и высотами науки растет когорта магов, колдунов, гадателей, экстрасенсов (по некоторым данным в стране активно действуют более 400 тысяч), играющих на этой неудовлетворенности, на разрыве между подлинным и неподлинным, между изнутри желаемым и непосредственно навязанным. Современность показывает при этом нечто противоположное фрейдовскому постулату: навязанными становятся примитивные потребности, желания, влечения, а вытесняемыми, по сути неприличными, избегаемыми стали совесть, стыд, сострадание, поиск смысла и т.п. Влечения вышли из фрейдовских темниц подсознательного, взяли власть, а в подполье отправили своих бывших притеснителей и судий. Как заметил один коллега, стало стыдно стыдиться, равно как серьезно говорить о серьезном.

Поэтому я не радуюсь нарастающей "психозойности ", а хочу даже, чтобы она поубавилась и не искажала образ человека, в котором при всем многообразии, противоречивости и сложности внутренней жизни определяющими, оправдывающими, в конечном итоге, являются духовные устремления и смысл, или, как говорил Л.С. Выготский, вершины, а не глубины.

3. Говорить о будущем трудно. Явно, однако, что в канун нового века свершается некий круг. Более ста лет назад психология определила себя как науку, выйдя из недр философии и начав строить себя по образу естественных дисциплин, в рамках естественнонаучной детерминации. Сейчас интерес все более смещается к гуманитарному восприятию, к соотнесению психологии с науками гуманитарного цикла. В будущем можно прогнозировать возврат на новом витке к философии. Не в том, разумеется, что психология вновь растворится в философии, а в смысле соотнесения себя с философскими мировоззренческими горизонтами.

4. В начале нового, XXI в. (т.е. сегодня) будут продолжать ссылаться на тех же психологов, что и в конце прошлого, XX в. (т.е. вчера). А дальше все зависит от качества работы ныне действующих психологов и тех, пока еще неведомых, что сидят еще в университетских аудиториях.

5. Сблизятся ли в XXI в. психология, религия и искусство? Я бы выбрал другое слово - должно произойти не сближение, а сопряжение. Ибо психология, религия, искусство - суть разные области, подразумевающие разные и потому требующие дистанцирования языки понимания, разные единицы измерения. Напрасна боязнь некоторых психологов, что религия может поглотить, размыть, разрушить научную психологию, так же как напрасны опасения некоторых теологов, что психологические исследования могут разрушить веру. То же и в отношении искусства: психологу не выстроить произведение искусства, опираясь на все известные ему законы психического, а художнику со всеми его интуициями не написать научно выверенную главу о механизмах восприятия или эмоций. И хоть предмет у всех трех сфер един: человек, его судьба, назначение, душа, - но углы рассмотрения, уровни разные. Так, искусство отражает, живописует переживания души, психология занята строением, механикой этих переживаний, а религия - душой души, ее внутренней тайной, духом. Но различие это не отрицает, а, напротив, подразумевает напряженное смысловое поле соотнесения, сопряжения. Ибо душа едина, хоть и предстает в разных ипостасях. Отказаться от этого сопряжения, несмотря на всю его сложность и противоречия, - значит отказаться от самой реальности человеческого бытия, в частности, превратить нашу науку в психологию испытуемого, а не в психологию человека.

6. На мой взгляд, клятва Гиппократа нужна и психологу. Наряду с медициной, педагогикой, юриспруденцией психологию следует отнести к числу особых дисциплин, где от профессиональных решений и действий может зависеть судьба, здоровье, порой жизнь человека. И в этом плане психология должна пониматься как орденская профессия, имеющая свой особый кодекс.