Сказкотерапия

Единство рационального и художественно-чувственного образа как сущность феномена сознания наиболее полно представлено в сказках, путь познания которых определяется культурными способами и формирует у ребёнка целостную картину мира. Сказки как носители ментальности позволяют ребёнку идентифицировать себя со взрослым и присваивать базовые ценности любви, доброжелательности, смелости и т.д. Семиотическое пространство сказки имеет значение в создании картины мира собственной культуры. В сказках создана определённая субкультура, представленная набором ценностей, традиций, стереотипов и правил поведения, выраженных особым языком, представляющим собой кладезь великой народной мудрости, сквозь века дошедшей до нас. Этот вид культуры органично входит в субкультуру детства, предоставляя возможность ребёнку самостоятельно встретиться и распознать искусство.

Мир феноменов детского сознания благодаря знакомству с фольклорными знаками и символами наполняется говорящими растениями, животными, великанами, волшебниками, феями, богатырями. Развитие феноменов сознания ребёнка - это путь сохранения детства, открытия и становления смысловой картины мира. Народный фольклор через систему эмоциональных образов объединяет мир в целостную картину феноменов сознания ребёнка. Границами мира человека выступают границы его языка. Чтобы понять ребёнка, педагог согласует слова и поступки не со своим личным смыслом, а с тем, что сообщает по этому поводу культура. Фольклор как специфический способ отражения целостной картины мира благодаря «культурному» тексту структурирует в сознании ребёнка лучшие смыслы и ценности, представляющие сущность феноменов его сознания.

Вторая фаза «вдоха» -- сказка

После возвращения с прогулки, которое символизируется, быть может, звонком колокольчика (дети обычно тянут руки, желая позвонить: «можно сегодня я?»), опять следует фаза «вдоха»: воспитательница рассказывает -- нет, не читает, а именно рассказывает -- сказку. Рудольф Штайнер сравнивал сказку с питанием души. Он говорил, что человеческая душа имеет неуничтожимую потребность вобрать в свою «плоть и кровь» вещества сказки, подобно тому как организм имеет потребность вбирать в себя питательные вещества. Значение сказки для детского развития -- это отдельная тема. Здесь лишь добавим, что для дошкольного возраста полезно в течение нескольких дней рассказывать одну и ту же сказку, так что дети спустя короткое время знают ее наизусть. Это ритмическое повторение благотворно влияет на детское развитие.

Обычно после рассказывания сказки (которое может быть заменено маленьким кукольным спектаклем, празднованием дня рождения какого-либо ребенка, о чем, впрочем, следует обязательно сказать накануне, так как многие дети с нетерпением ждут сказки) родители забирают детей домой. Считается, что не стоит слишком сильно отрывать детей от непосредственной тесной связи с родительским домом. Однако в наших (пост-советских) странах в силу социальных обстоятельств приходится создавать группы полного дня. Есть много примеров успешной работы таких групп. Вальдорфская педагогика не есть слепое следование каким-либо установившимся, пусть даже очень хорошим, формам. Главное -- это сохранить принцип построения дня, ритмическое членение, чередование занятий, которое в каждом детском саду может многообразно варьироваться в зависимости от внешних условий и характера воспитательницы. Но после установления благоприятного режима дня его рекомендуется придерживаться.

Как читают дети и какой от этого происходит вред

Доклад прочитан 11 марта 1897 г. на заседании Отдела критики и библиографии детской литературы Педагогического музея военно-учебных заведений. Печатается по: Семейное воспитание. Хрестоматия / Сост. П.А. Лебедев. М.: Academia, 2001.

Елизавета Ивановна Тихеева (1867--1943) -- педагог, деятельница в области дошкольного воспитания детей. Разрабатывала методику развития речи и мышления с использованием живого слова, народной словесности, произведений искусства («Родная речь и пути к её развитию», СПб, 1913). Важнейшую роль в обучении родному языку она отводила речевым образцам, в первую очередь -- речи родителей и воспитателей.

В ряду различных вопросов воспитания вопрос о детском чтении занимает одно из первенствующих мест. Важность и значение его всеми сознаётся. Стараниями многих потрудившихся над его разработкой лиц им заинтересовались семья и школа. Теперь каждый мало-мальски убеждённый и преданный своему делу воспитатель, если не в частностях, то в общем разделяет его основные, школой и воспитанием выработанные тезисы. А тезисы эти таковы: чтение должно служить развитию ума, чувства и эстетического понимания ребёнка, должно способствовать расширению умственного и научного кругозора его, должно знакомить его с жизнью, должно соответствовать его развитию индивидуальности; в нём должна быть система, оно требует руководства, проверки воспитателя; оно не должно быть праздной забавой, а должно служить единовременному и равномерному развитию всех сторон духа детей. <...>

Любовь к чтению прирождена человеку, как прирождены ему любознательность, пытливость ума, потребность быть в постоянном общении с тем, что находится вне его самого. Свойства эти проявляются очень рано, почти в младенческом возрасте, когда ребёнок ещё и читать не умеет, но когда присущие ему запросы духа уже могут найти некоторое удовлетворение. Для детей, едва вышедших из младенчества, есть целая область, могущая служить неиссякаемым источником для удовлетворения этих первых запросов его ума и чувства. Это область народной сказки. Народ по своим понятиям, воззрениям, вкусам стоит ближе к ребёнку, чем любой лучший писатель. Сила, молодость, энергия, простодушие народного творчества, его непосредственность и правдивость, выдвигаемая в нём на первый план любовь к природе и человеку, вера в жизнь являются теми могучими факторами, которые неминуемо оставляют благотворный след в открытой детской душе. Народная сказка является первой школой ребёнка, знакомящей его с Божьим миром в том виде, как он сам его себе представляет, -- живым и одухотворённым, школой познания добра и прекрасного, дающей первый толчок самостоятельной работе его духовных сил. Чем проще изложение народной сказки, чем ближе она к тому прототипу, который создал сам народ, тем больше воспитательное значение её.

К сожалению, многочисленные истолкователи и компиляторы народной сказки часто искажают её милую простоту, посягают на её неприкосновенность, и многие народные сказки в изложении Перро, Полевого, Афанасьева, не говоря уже о целом ряде бесталанных авторов, низвели её значение с той высоты, на которую возвел её автор -- народ. Ребёнка не следует лишать народной сказки, но не следует забывать, что всякая односторонность, всякое преобладание одного лишь воспитательного начала к явному ущербу других, столь же важных, в среднем выводе дают лишь отрицательные результаты. Достаточно сказать, какое влияние оказала народная сказка на Обломова... «Взрослый Илья Ильич хотя и узнал, что нет медовых и молочных рек, нет добрых волшебниц, хотя и шутит он с улыбкой сказками няни, но улыбка эта не искренна; она сопровождается тайным вздохом, сказка у него смешалась с жизнью, и он бессознательно грустит подчас, зачем сказка не жизнь и жизнь не сказка»... Этими строками Гончаров выразил свой взгляд на влиянием сказки на природу и жизнь ребёнка и отвёл ей видное место в ряду причин, влиявших на образование характера его героя. <...>

Народная сказка должна быть поэтическим элементом в разностороннем и стройном развитии всех способностей ребёнка, и тогда её влияние будет лишь благотворно. <...>

Одновременно со сказками в руки детей попадают книги и совсем другого рода, книги, долженствующие расширить их научные познания, знакомить их с природой, дать им толчок для самостоятельного изучения и познания окружающего… Как мало делает школа для развития в детях любви и интереса к естествоведению, известно. Роль семьи в этом отношении столь же незначительна. Дети растут в городах, отчуждённые от природы, не отдавая себе отчёта в происходящем вокруг них, равнодушные ко многому, что могло бы внести много разумной радости в жизнь их. Винят в этом условия городской жизни, но, кажется, есть тысячи способов заставить детей, живущих при самых неблагоприятных условиях больших городов, войти в общение с природой, заставить их полюбить животных и растения, вывести их летом в лес и поле, открыть их глаза на величие Божьего мира, возбудить интерес ко всему совершающемуся в нём. Этими прямыми, непосредственными способами, самой природой никто не пользуется для возбуждения в детях любви к творениям Бога, а хотят, чтобы любовь эту возбудили только журнальные статьи. <...>

Много пишется для детей повестей и рассказов, долженствующих знакомить их с жизнью человека; большую пользу в нравственном отношении должны приносить хорошие беллетристические произведения... Они увлекают за собой детей в малоизвестный им мир иной жизни, знакомят их с человеком и заставляют впервые звучать в них струны альтруизма. Их дети много и охотно читают. Что же, достигают ли они своей благой цели? Проявляют ли юные читатели хотя некоторое знакомство с жизнью? Выражают ли желание активно содействовать уменьшению столь возмущающего их в книгах зла? Мы видим это только в тех редких случаях, когда ребёнок растёт и развивается, как хотя и слабый, но активный член общества принимает хотя некоторое посильное участие в текущей вокруг него жизни, умеет отказываться от своей индивидуальности, входить в психическое состояние других, представляет себе чужое горе и радость. Но таких детей ужасно мало. Большинство же из числа наиболее увлекающихся правдивыми задушевными беллетристическими произведениями и проливающих над несчастной долей книжных героев искренние слёзы заявляют себя в жизни возмутительными эгоистами, проявляют полнейшее равнодушие ко всем реальным страданиям действительной жизни. Ребёнок в современной средней семье является совершенно обособленной единицей. Он спит, ест, учится, играет, читает книжки, говорящие ему о служении ближним, о страдании и долге, а кругом него кипит жизнь, радуются и страдают люди, часто его братья, живёт со своими мыслями и заботами служащая ему прислуга, часто как рыба об лёд для него же бьются его родители. В одном доме с ним ютятся нищета и горе. Он всего этого не видит и не замечает. Ведь только знакомство с действительной жизнью, с настоящими горестями и заботами, слёзы, пролитые над участью живых людей, чувство долга, обнимающее всю жизнь и распространяющееся за пределы приготовленного урока, учат, как на деле делать добро.

На чём основывается самостоятельный выбор детьми того или иного беллетристического произведения, понятно каждому, присматривавшемуся к их чтению. Выбором этим руководит тот же импульс, который заставляет их предпочесть необыкновенные приключения принца Саида простенькой сказке Мамина-Сибиряка, который заставляет их с одинаковым наслаждением читать глубоко правдивый художественный рассказ и фальшивую повесть, коль скоро оба в одинаковой степени действуют на его чувство, щекочат нервы и не тревожат его ленивого мозга.

Таким образом, неправильная постановка детского чтения, предоставленная детям свобода, отсутствие внимания к их не успевшим ещё получить правильного развития вкусам, к их неуравновешенным душевным способностям, сначала же влекут за собой два отрицательных явления, красной нитью проходящие через всю последующую жизнь детей: понимая, что чтение должно развивать в них чувство прекрасного, дают им книги, действующие лишь на податливые и без того излишне и бесплодно развитые в них стороны духа и этим отвлекают их внимание от истинно художественного, здорового, дающего пищу разуму; разделяя воззрение, что книги должны знакомить с наукой, природой и жизнью, и для этого поощряя детей к чтению, отвлекают их и от науки, и от природы, и от людей. Есть ли такие счастливые дети, которых опытная и разумная рука ведёт путём чтения к великим и правдивым целям? И если из 1000 маленьких читателей один представляет это отрадное зрелище, не является ли это скорее делом случая, чем обдуманного педагогического приёма?

...Воображение присуще каждому человеку, и в детях оно развито особенно сильно. Оно, кроме того, является той способностью человека, которая в нём особенно самостоятельна и для развития своего не требует со стороны самого человека никаких усилий. Но из двух родов воображения, пассивного и активного, цену имеет только последнее. Его следует развивать, и оно-то так редко себя проявляет, несмотря на совместное влияние подходящего чтения и других факторов. В пассивном воображении человек предаётся игре представлений без всяких со своей стороны усилий воли. Воображение это постоянно работает в детях; оно тем сильнее, чем слабее деятельность логической мысли, чем слабее воля и рассудок; развиваемое же чтением, оно часто приводит к полной потере логики, воли и рассудка. Среди детей слишком много жертв этой предательской, болезненно извращённой стороны человеческого духа. Она превращает их в своих рабов, лишает их воли настолько, что позднее, когда они рассудком поймут грозящую им опасность и попробуют бороться против деспотизма своего воображения, они в конце концов опустят руки в этой неравной борьбе. Пассивное, ни на что не пригодное воображение заставляет их читать без смысла и пользы; оно оставляет их равнодушными к прекрасному, отвлекает от здоровых чувствований, сплетает непослушные мысли их в нелепые ассоциации, в которых не участвуют воля и рассудок. Оно заставляет их часы, столь потребные для отдыха и физического развития, просиживать за книгой, оно развинчивает их нервы, с 15 лет лишает их сна; из правдивых детей делает лгунов, наполняет слабые головы их бездной фантастических, отрывочных, случайных мыслей, планов, желаний, из которых часто ни одному не суждено осуществиться, так как оно же отрывает детей от жизни, которая одна может дать нужные для активной деятельности средства. Оно превращает в забаву чтение, которое должно быть обдуманным и серьёзным мыслительным процессом, лишая ребёнка общества людей, которые могли бы научить его, как употребить свои силы с наибольшей пользой для себя и ближних, оно приучает его к одиночеству, к праздной жизни в области фантазии, к крайне опасному для большинства обществу своего собственного Я. Вот какое воображение развивает одностороннее чтение и к чему ведёт взгляд, что со страстью детей к чтению следует мириться.

Нужно человеку воображение активное, являющееся основанием всякой самостоятельной творческой деятельности. Нормальное воображение это вытекает из совокупной деятельности всех наших органов чувств, из впечатлений окружающей нас жизни... Воображение это развивается путём знакомства с людьми, жизнью, природой, со всем прекрасным во всех отраслях искусства и науки. Книги же, расслабляющие мысль, не доставляющие работы уму, дающие волю страстям, лишающие нравственной свободы, являются сферой, мертвяще действующей на это единственно желанное воображение. Ребёнок, не умеющий читать, создающий из чтения процесс случайной игры мыслей и разнузданного воображения, остаётся и впоследствии верным себе и перерабатывается в соответствующий тип взрослого читателя.

Возраст от 12 до 15 лет самый опасный в смысле успешного развития зла, причиняемого бесконтрольным чтением. Это возраст, когда дети, вообще любящие читать, читают с наибольшим рвением; притом это тот переходный от детства к юношеству возраст, в котором все западающие в душу семена пускают особенно глубокие корни. К этому времени ребёнок обыкновенно окончательно освобождается от контроля над его чтением семьи...

Многие защитники бесконтрольного чтения, доказывая, что всякое чтение, хотя бы чрезмерное, в итоге всё же приносит пользу, опираются обыкновенно на примеры из жизни великих людей. Гёте зачитывался-де чуть ли не с 4-летнего возраста и страшно любил сказки, Шекспир не отрывался от книги, Шелли в период университетской жизни читал по 12 часов в сутки. Примерам этим числа нет: Байрон, Пушкин, Лермонтов, Диккенс, Руссо, Крылов и великое множество других с самого раннего детства проявляли непреодолимую страсть к чтению, потребность иметь общение с миром, который открывали им книги. Но все примеры эти ничего не доказывают. Не о Гёте, Пушкиных и Шекспирах говорю я, ни даже о Помяловских, Пироговых и Герценах. Я говорю о наших обыкновенных средних детях, не отмеченных никаким талантом, о слабых, нервных детях нашего времени, из которых ни одному не суждено вписать своё имя в скрижали истории, но из которых каждый при внимательном к себе отношении со стороны воспитателя может стать полезным членом общества. <...>

...Знакомство детей лишь с прекрасным в области чтения, для того чтобы оно действительно было воспитательным средством, должно получить самое широкое распространение в семье и в школе. Для этого надо удалять от детей всё, что не вполне удовлетворяет непреложным законам истины, всё интересное в пошлом значении этого слова, всё, действующее на одно воображение, праздное любопытство, а не на лучшие дремлющие в каждом человеке, но требующие развития другие стороны духа. Надо значительно урезать число вращающихся в детских руках сказок, изгнать всю литературу, не имеющую другого значения, как занять, бесцельно развлечь детей, надо значительно сократить число фигурирующих в школьной библиотеке томов Ж. Верна, Г. Эмара и с их лёгкой руки донельзя расплодившихся авторов, и надо сделать роль, которую играют в этой библиотеке Пушкин и Гоголь, Гёте и Шиллер, -- словом, писатели, составляющие славу и красу нашей и иностранной литературы, более почётной и осмысленной.

Надо постараться вернуть книге то уважение, которое она в последнее время утратила в глазах детей. Для этого надо затруднить доступ ребёнка к книге. Пусть у него лучше будет одна книга, которую он полюбит, прочтёт несколько раз, к которой вернётся в минуты уныния и скуки, чем 10 книг, которые он прочтёт и забудет или поверхностно перелистает... Главное же, надо установить тесную связь между чтением детей, с одной стороны, и жизнью и школой -- с другой; надо следить за тем, чтобы книги, долженствующие знакомить с жизнью, не отвлекали от более могучего учителя -- самой жизни, служили бы лишь дополнением, иллюстрацией к ней, чтобы прочитанное ребёнком находилось в постоянной ассоциации с его личными и самостоятельными наблюдениями; чтобы литература, долженствующая расширить научный кругозор его, не являлась бы для него чуждым, случайным элементом, а вытекала бы логично из усвоенного в школе, давала бы детям связную систему знаний и представлений, стройное мировоззрение…

Сказка как жанр

Сказка - один из древнейших жанров словесного творчества и один из основных жанров фольклора. Будучи жанром эпическим, сказка чаще воплощается в прозаической форме, чем в стихотворной. Обычно издатели в соответствии с содержанием выделяют следующие виды сказок.

Волшебная сказка - сказка, в которой присутствует магия, или волшебство. Героями таких сказок обычно бывают люди, которым по сюжету приходится взаимодействовать с носителями сверхъестественных сил (феи, лешие, скатерти-самобранки и т.п.). До определению Дж. Толкина, «волшебная сказка - это такая история, которая имеет непосредственное отношение к Волшебной Стране, сама будучи любого жанра - сатирической, приключенческой, морализаторской иди фантастической» /6. - С. 188/.

Сказка о животных -- сказка, действующими лицами которой являются животные. Обычно такие сказки, подобно басням, иллюстрируют человеческие взаимоотношения.

Бытовая сказка - сказка, иллюстрирующая какую-то здравую мысль или социальную проблему при помощи бытового сюжета.

Авантюрная сказка - сказка, в основе которой лежит авантюрная история. (Однако авантюрность может присутствовать как в волшебных сказках, так и в бытовых, а так же в сказках о животных).

Иными словами, в основе сказочного сюжета всегда лежит вымышленная история волшебного, бытового или авантюрного характера.

Сказку следует отделять от легенды и предания, повествующих об исторических событиях (результат их поэтического переосмысления) или происхождении каких-либо предметов, и природных явлений и «привязывающих» настоящее к прошлому. А также от мифа, который кроме своей устремленности в прошлое, к началу начал, отличает высшей степени символичностью, когда каждый образ - олицетворение определенного явления природы. Миф - предлагаемая картина мира. Сказка - обладает относительно закрытой структурой и является скорее небольшой иллюстрацией, нежели развернутой панорамой.

В соответствии с авторской принадлежностью, сказки бывают фольклорными и литературными (созданные конкретными авторами).

Основными почитателями сказки считаются дети, начиная от трех лет и кончая отрочеством (одиннадцать, двенадцать лет). С.Г. Антонова в своем пособии для будущих редакторов причиной обращения писателей к жанру сказки называет то, что этот жанр очень любим детьми. «Они /дети/ любят и бытовые сюжеты, и «сказочные», «волшебные». Замечено, что особенно привлекательным для читателей является юмор, который, как правило, бывает во многих сказках одним из основных мотивов развития повествования» /2. - С. 24/. Однако никакой прагматический расчет, никакое педагогическое рвение не заставят писателя, неспособного органично существовать в сказочном жанре, создать талантливое произведение.

А поскольку сказки любят не только дети, то пристрастие автора к этому жанру может быть объяснено не столько его педагогическими и методическими изысканиями (поиск формы, наиболее доступной маленькому читателю), сколько просто складом его личности, особенностями мироощущения. ведь мы уже говорили, что вряд ли можно назвать детскими сказки О. Уальда и Г. Андерсена? То же и фольклорные сказки (за исключением так называемых ребячьих).

Вот что говорит о волшебной сказке Джон Толкин: «Большинство из тех, кто еще сохранил достаточно здравого смысла, чтобы не считать волшебные сказки вредными, полагают, что существует естественная связь между сознанием ребенка и сказками, подобная потребности детского организма в молоке. По-моему, это ошибка... и грешат ею чаще всего те, кто по разным причинам (например, по бездетности) считают детей особыми существами, чуть ли не особой расой, а не нормальными, хотя и незрелыми, членами, как конкретной семьи, так и человечества в целом.

На самом же деле склонность связывать волшебные сказки с детьми - побочный продукт истории нашего быта. Современный Литературный мир сослал сказки в детскую так же, как поцарапанную ими старомодную мебель ставят в комнату для детских игр... Дети в целом - впрочем, объединить их можно только по одному единственному признаку: недостаток опыта - любят волшебные сказки не больше и понимают их не лучше, чем взрослые. К тому же ничуть не меньше сказок их привлекает многое другое... Но на самом деле лишь некоторые дети и некоторые взрослые любят именно сказки, причем любовь эта не обязательно единственная и не обязательно самая сильная. Как и художественный вкус, любовь к сказкам, на мой взгляд, в раннем детстве вообще не проявляется без искусственного стимулирования. Зато с возрастом она не иссякает, а крепнет, если органична для конкретного человека» /выделено - Р.Б. /6. -- 253 с. -- С. 207-208/.

И все же нельзя не согласиться с тем, что сказочная форма повествования - это самый простой способ приобщения ребенка к реалиям окружающего мира (простым в том смысле, что он лежит на поверхности, подобно игровой форме обучения). Однако Дж. Толкин, конечно, прав в том, что умение воспринимать сказку само нуждается в искусственном стимулировании.

Сказка как инструмент освоения мира

Интеллект