Постсоветский украинский радикальный суверенизм в сравнительной перспективе: ультранационалистические партии и этноцентричное негражданское общество

За постсоветский период всего два года одна крайне правая партия, Всеукраинское объединение «Свобода» во главе с Олегом Тягнибоком, имела небольшую фракцию в Верховной Раде, с 12 декабря 2012 года по 27 ноября 2014 года, получив 37 из 450 мест в парламенте (Shekhovtsov 2013b). В течение примерно девяти месяцев у «Свободы» было, помимо этого, несколько министров в первом постреволюционном правительстве Украины в период с конца февраля до конца ноября 2014 года. На тот момент это обстоятельство вызывало международное беспокойство, в связи со, среди прочего, известными антисемитскими тенденциями в «Свободе» (Likhachev 2013d).

Тем не менее, относительный успех «Свободы» с результатом в 10,44% в пропорциональной части парламентских выборов в октябре 2012 года и ее включение в первое правительство после Евромайдана оказалось единственным коротким и, в целом, непоказательным эпизодом (Таблица 1). Кроме того, этот относительный успех крайне правых в 2012-2014 годах был следствием особых политических условий того времени (Likhachev 2013b). Специфические обстоятельства - как вскоре выяснилось, только временного - подъёма «Свободы», а также ее относительно образованный, проевропейский и городской электорат в октябре 2012 года уже тогда указывали на то, что ее относительно высокая поддержка среди украинских избирателей в этих парламентских выборах была скорее исключительным, нежели симптоматичным явлением (BeLitser2013).

Среди прочего, краткое продвижение «Свободы» в политику на национальном уровне было частично спровоцировано активизацией российской медиа-кампании и дипломатической активности, направленной против поворота Украины на Запад в результате «Оранжевой революции» и избрания умеренного националиста Виктора Ющенко президентом в конце 2004 года (UmLand 2009b; MotyL2012; Meister 2016). Временный взлет «Свободы» также можно частично объяснить тогдашним организационным беспорядком в национал-демократическом лагере. Парламентские фракции в 2007-2012 годах имели достаточно мандатов для формирования большинства в Верховной Раде. Тем не менее, «оранжевые» силы (названные так в память о восстании 2004 года) не смогли удержать часть своих депутатов в своих фракции после того, как весной 2010 года потеряли президентство и к власти пришел Виктор Янукович (UmLand2010).

Вступление «Свободы» в Верховную Раду после парламентских выборов 2012 года было, прежде всего, реакцией на явно пророссийскую деятельность различных членов нового украинского правительства с 2010 года (Likhachev 2013a). Своей явно пророссийской культурной и внешней политикой новоизбранный президент Виктор Янукович и его команда в течение почти двух лет радикализировали большую часть патриотического, в том числе и неэкстремистского электората Украины (Moser2013). Более того, в 2010-2012 гг. предпринимались очевидные попытки «политтехнологов» Януковича искусственно увеличить присутствие в СМИ тогда еще внепарламентских украинских крайне правых, в первую очередь представителей ВО «Свобода». Это делалось для того, чтобы разделить общий украинский патриотический электорат и партийный спектр, и чтобы получить, в виде «Свободы», удобного спарринг-партнера для будущих выборов (Atanasov 2011; Shcherbyna 2011; UmLand 2011; Shekhovtsov 2013f).

В то же время ряд депутатов, которые были избраны на предыдущих парламентских выборах 2007 года по спискам прозападных блоков «Наша Украина - Народная самооборона» и Юлии Тимошенко, предали в 2010 году свои парламентские мандаты после того, как Янукович стал президентом. Эти политики были в 2007 году избраны в парламент как национал-демократические депутаты по закрытым спискам. Однако, эти так называемые «тушки» весной-летом 2010 года перешли в пророссийскую правящую коалицию, поддерживающую кабинет явно пророссийски и евроскептически настроенного нового премьер-министра Николая Азарова несмотря на то, что их избрали как представителей «оранжевых» политических блоков Ющенко и Тимошенко. (Термин «тушки», т. е. предатели своих мандатов, не следует путать с «титушками», т. е. политическими головорезами, - лейблом, который появился только позже, с другой этимологией и другим значением). На этом фоне одно из ключевых предвыборных обещаний «Свободы» 2012 года - и, можно отметить, должным образом реализованное обязательство - заключалось в том, что ее кандидаты в депутаты в случае избрания в Раду не предадут мандат своих избирателей (Likhachev 2013c).

После победы «Революции достоинства» в начале 2014 года «Свобода» с несколькими министрами вошла в первый, переходный кабинет министров Арсения Яценюка после Евромайдана. Это, опять-таки, произошло, помимо прочего, из-за явных разногласий в «оранжевом» лагере. Включение «Свободы» в новое правительство явилось, в частности, результатом расхождений между двумя основными национально-демократическими фракциями, Всеукраинским союзом «Батькивщина» (Отечество), с одной стороны, и «УДАР» (Украинский альянс за демократические реформы), с другой. Распри среди национал-демократов в итоге привели к исключению УДАРа из постреволюционного временного правительства, хотя лидер этой партии Виталий Кличко был активным участником Евромайдана и на момент победы революции самым популярным политиком Украины. Чтобы избежать однопартийного кабинета, в конце февраля 2014 «Батькивщина» передала «Свободе» четыре правительственных поста - а именно, должности министра обороны (Игорь Тенюх), министра аграрной политики и продовольствия (Игорь Швайка), министра экологии и природных ресурсов (Андрей Мохник), одного вице-премьера (Александр Сыч), а также пост Генерального прокурора.

В течение следующих девяти месяцев «Свобода» Тягнибока во многом следовала политическому лидерству национал-демократов в правительстве. Например, министр обороны от «Свободы» Игорь Тенюх (который подал в отставку уже в конце марта 2014 года) согласился и поддержал спорное решение украинского руководства не противостоять военным путём насильственной аннексии Крыма Россией в феврале-марте 2014 года - позиция, которая неоднократно критиковалась разными праворадикальными активистами. В сентябре 2014 года парламентская фракция «Свобода» единогласно проголосовала за ратификацию Соглашения об ассоциации Украины с ЕС - в сравнительном отношении необычное поведение для европейской крайне правой партии.

Это и ряд других аспектов тогдашней «Свободы» ознаменовали её определённый сдвиг в сторону политического центра во время и после Евромайдана. Как выше уже указано, дальнейшие благоприятные для украинских этно-центристов изменения в составе общего электората Украины произошли в результате аннексии Крыма и войны на Донбассе, приведших к исключению из голосования миллионов избирателей, которые вряд ли когда-либо проголосовали бы за украинские этноцентричные партии. Тем не менее, «Свобода» потеряла более половины своей поддержки в процентном выражении на парламентских выборах в октябре 2014 года по сравнению с ее результатом на предыдущих выборах Верховную Раду в октябре 2012 года (Таблица 1) (Shekhovtsov 2014Ь). С результатом в 4,7% в пропорциональной части она не прошла пятипроцентный барьер, и получила лишь несколько парламентских мест в 8-й Верховной Раде 2014-2019 годов через избрание некоторых своих кандидатов в одномандатных округах.

На следующих парламентских выборах в июле 2019 года избирательная поддержка «Свободы» вновь сократилась более чем вдвое и составила всего 2,15%. Этопроизошло,несмотря на продолжающееся благоприятное для

ультранационалистов сокращение голосующего населения Украины в 2014 году, пять лет войны с Россией и, в отличие от октября 2014 года, успешное формирование единого списка крайне правых сил, который включил все релевантные украинские этноцентричные партии (Таблица 1). Таким образом, по состоянию на середину 2019 года, ультраправое политическое движение Украины, в целом, и ведущая украинская ультранационалистическая партия, в частности, снова оказались на позициях, на которых они находились в середине 2000-х годов после ребрендинга бывшей Социал-национальной партии во Всеукраинское объединение «Свобода».

Полномасштабная революция, межгосударственная война, территориальные потери, многие социальные и другие лишения, которые произошли в Украине в результате Евромайдана, как это ни парадоксально, не помогли украинскому партийному ультранационализму на электоральном поле. Вместо этого, коренные изменения украинского общества с конца 2013 года, привели - или, по крайней мере, не помешали - к новой относительной общенациональной маргинализации украинских праворадикальных партий в результате парламентских выборов 2014 и 2019 годов (ВеіІеЬеп 2016).

Украинский ультранационалистический потенциал

Тем не менее, Украина не является, касательно её постсоветского правого экстремизма, исключением во всех отношениях. Она, как и большинство европейских стран, имела и имеет дифференцированный спектр соответствующих партий, который начал появляться уже в конце 1980-х годов (NahayLo1994; Bendza1997; Kuzio1997; SoLchanyk 1999; Andryushchenko 2011; BerteLsen 2016). Как и в других ультраправых партиях по всему миру, антисемитизм был и остается характерной чертой дискурса некоторых их этих групп (RudLing2012). С 1991 года около десятка более или менее радикально националистических политических организаций приняли участие в национальных, региональных и местных выборах (VasiL'chenko2013; Iovenko2015). Иногда они создавали союзы либо друг с другом, либо с более умеренными партиями в избирательных целях (Mierzejewski-Voznyak2018). Кроме того, крайне правые, в той или иной мере, участвовали во всех трех недавних так называемых революциях в Украине, в «Революции на граните» 1990 года, в «Оранжевой революции» 2004 года и в «Революции достоинства» (т.е. «Евромайдане») 2013-2014 годов (KowaLetaL. 2019).

В руководстве крайне правых группировок Украины был и остается ряд видных персонажей с общенациональным признанием. Среди них:

• Юрий Шухевич, сын командующего УПА 1943-1950 годов Романа Шухевича (Rudling2016, Isayuk2015),

• Дмитрий Корчинский, яркий радикальный активист, часто выступающий в СМИ (Korchyns'kyy1999; Rumyantsev2006; Shekhovtsov 2013d; UmLand 2016a),

• Олег Тягнибок, лидер «Свободы» и кандидат в президенты в 2010 и 2014 годах,

• Дмитрий Ярош, один из основателей «Правого сектора» и кандидат в президенты в 2014 году,

• Андрей Билецкий (или Белецкий), один из основателей батальона/полка «Азов» и руководитель партии «Национальный корпус», или

• Руслан Кошулинский, зампредседатель 7-ой Верховной Рады и кандидат в президенты от «Свободы» в марте 2019 года.

Помимо относительного успеха «Свободы» на парламентских выборах 2012 года, украинские крайне правые также имели успехи на региональных и местных выборах и в ряде одномандатных округов во время парламентских выборов - особенно в Галиции (OLszanski2011; Shekhovtsov 2011a; Iovenko 2015). Более того, как и ультранационалисты в других европейских странах, крайне правые уже с 1990х годов имели своих представителей в культурной, интеллектуальной и молодежной жизни. Они частично связаны с псевдонаучной расистской публицистике и растущей неонацистской музыкальной сцене (Ivakhiv2005; RudLing2006; HaLushko2008; Bidochko 2013; Polyakova 2015b). В целом, различные формы более или менее радикального - хотя в основном либерального, а не интегрального - национализма с 2014 года завоевали популярность в украинском обществе, включая его русскоговорящие части (KuLyk2014).

Иногда крайне правые партии и их лидеры соревновались между собой, например, во время президентских и парламентских выборов 2014 года. В других случаях, напротив, они сотрудничали (или, по крайней мере, не конкурировали) друг с другом, как во время президентских и парламентских выборов 2019 года. В 2017 году три основные ультраправые партии - «Свобода», «Национальный корпус» и «Правый сектор» - вместе с некоторыми другими, менее значительными группами провели широко разрекламированный совместный конгресс. Они вместе приняли т. н. «Национальный манифест», которому было уделено внимание не только в украинских, но и в международных средствах массовой информации (UmLand 2019b).

Тем не менее, крайние правые так же, как и другие украинские политические лагеря, часто страдали от внутренней борьбы и расколов. В результате в постсоветской Украине всегда существовал разнообразный спектр ультранационалистических организации и ассоциации. Хотя не все более или менее значимые партии участвовали во всех выборах страны, в целом у Украины никогда не было дефицита «предложения» разнообразных форм политического экстремизма. Скорее, проблемой украинских правых радикалов было и остается отсутствие значимого «спроса» большинства граждан Украины на крайне националистическую идеологию, риторику и политику (Shekhovtsov&UmLand2013). На большинстве общенациональных выборов только небольшая или даже очень небольшая часть избирателей проголосовала за те или иные крайне правые группы или кандидаты (Bustikova2015).

Новым потенциальным ресурсом для ультранационалистов после Революции достоинства стал их гораздо более легкий доступ к оружию и, отчасти, даже к тяжелому оружию (Ferguson&Jenzen-Jones2014; Karmanau2016; Martyniuk 2017; BuscemietaL. 2018). Тем не менее, и этот мощный инструмент - так же как и ново- созданные крайне правые организации и их растущая общественная респектабельность с 2014 года - оказался непригодным для внутриполитических целей (ALiyev2018). В 2014 году все ведущие ультранационалистические организации организовали добровольческие батальоны, которые вышли на передовую (Fedorenko&UmLand2019; Shekhovtsov 2019a). Тем самым они, как и многие другие части украинского общества, быстро и более или менее законно получили доступ к огнестрельному оружию, боеприпасам (Heinemann-Gruder2019; Zajaczkowski2019). Некоторые, как полк «Азов», также получили в распоряжение бронетехнику и артиллерию (Bezruk&UmLand2015). Тем не менее, использование этого оружия новыми военизированными формированиями, в том числе и теми, которые были созданы крайне правыми активистами, во внутриполитических целях - своего рода «веймарский сценарий», которого многие опасались в 2014 году - осталось и остаётся к началу 2021 года табу в Украине (PugLisi 2015c; PugLisi 2015a; PugLisi 2015b; Sergackova 2015; HLadkaetaL. 2016; Karagiannis 2016; MaLyarenko&GaLbreath 2016; MartsenyuketaL. 2016; Hunter 2018; Kaihko 2018).

Существует ряд других, связанных с войной, внутренних тенденций, которые способствуют или могли бы способствовать политическому подъёму правого радикализма, такие как возникновение народных и нередко националистических муниципальных дружин для поддержания местного правопорядка после 2014 года (Shukan2020). Были случаи, когда различные отдельные правые группы уже применяли огнестрельное оружие в локальных политических или экономических стычках. Тем не менее, до начала 2021 года эти эпизоды оставались исключениями. Они не меняли кардинальным образом жизнь крупных городов и остались скорее знаками тех или иных негативных локальных развитий, чем индикаторами

национального политического восхождения крайне правых. Украинское центральное правительство и гражданское общество, в целом, до сих пор были успешными в предотвращении применения оружия на улицах Киева и региональных столиц.

Этноцентричное «негражданское общество»

Таким образом, многие украинские ультраправые активисты с политическими амбициями вынуждены были после Евромайдана ограничиться региональной и местной избирательной политикой или оставаться в рамках того, что в течение последних 30 лет стало называться в международных сравнительных исследованиях правого радикализма «негражданским обществом» (Kopecky&Mudde 2012). Этот термин обозначает категорию социальных групп, ассоциаций или сетей, которые не действуют ни как коммерческие, ни как партийные организации, и поэтому могут рассматриваться как части гражданской сферы, а не политического или экономического обществ (Boyd2004). В то же время идеи, цели, сети и действия этих «негражданских» НПО прямо или косвенно являются антидемократическими (Piotrowski2009). Некоторые из них готовы использовать силу и даже оружие (Payne

2000) . Следовательно, они не продвигают в узком демократическом смысле гражданские ценности, основанные на равноправии, толерантности и плюрализме (Chambers&Kopstein2001).

Такие «негражданские» НПО могут помочь своим членам, подобно обычным гражданским организациям, развить полезные организационные, интеллектуальные, риторические, эмоциональные и другие навыки, а также обеспечить точки входа в политику и карьерные лестницы для своих активистов (Berman1997). Но по мере того, как эти способности и достижения развиваются в группировках, не поддерживающих либеральную демократию и не способствующих ее функционированию, приобретенные умения и связи в таких НПО применяются не в пользу демократического развития общества, когда они используются в партийнополитической, избирательной и правительственной сферах (Pedahzur &Weinberg

2001) . Поэтому, когда лидерам или членам «негражданской» организации удается войти в политику, есть вероятность, что они будут использовать опыт и контакты, накопленные в подобных НПО, чтобы подорвать, а не поддержать демократический строй страны (Umland 2008a).

На протяжении почти всей украинской постсоветской истории большинство украинских крайне правых активистов вообще не имели доступа или же только временно входили в национальное политическое общество. (Об аналогичной ситуации до недавнего времени в Германии см.: Backes &Mudde 2000). Но они участвовали и продолжают участвовать в различных НПО, и особенно активно после 2014 года, когда гражданское общество в целом стало играть более важную роль в Украине в результате Евромайдана (Burlyuk&Shapovalova2018; Falsini2018). Иногда самопровозглашенные партии превращаются в де-факто-НПО, когда они остаются бесперспективными как политические силы, но продолжают свою активную внутреннюю и публичную жизнь.

Например, такие организации как «Правый сектор» и «Национальный корпус», явно хотели бы иметь как можно большую политическую власть и занимать важные позиции в украинском государстве. Изначально они выросли из маленьких домайданных полу-партийных «группускулярных» ассоциаций на краю политической жизни Украины (Griffin2003). Однако, после их медийной «раскрутки» - не в последнюю очередь, в российских и пророссийских СМИ - во время и после Евромайдана, эти группки развили политические амбиции. Это было задокументировано, среди прочего, членством бывшего лидера «Правого сектора» Дмитрия Яроша и нынешнего лидера «Национального корпуса» Андрея Билецкого - оба, кстати, выходцы из Восточной Украины - в качестве депутатов в 8-й Верховной Раде 2014-2019 годов. Однако, поскольку большинство крайне правых политических активистов только временно, как Ярош и Билецкий, или вообще не смогло войти в какие-либо центральные государственные институты, они разворачивают активность скорее в гражданском, а не в политическом обществе (Shapovalova2018).

«Правый сектор» в конце 2013 года вырос из разнородной сети различных националистических групп, объединившихся вокруг военизированного спортивного клуба «Трезубец Степана Бандеры» под руководством Дмитрия Яроша. Весной 2014 года «Правый сектор» основал нерегулярное вооруженное подразделение Добровольческий украинский корпус (ДУК) (Likhachev2015). Политическая партия «Национальный корпус» во главе с Билецким же была создана только более чем через год после Евромайдана и выросла из двух группировок, существовавших до Евромайдана - «Патриота Украины» и Социал-национальной ассамблеи (Umland 2019a). Их лидеры сформировали летом 2014 года ядро добровольческого батальона «Азов», ветераны и сочувствующие которого, в свою очередь, основали партию «Национальный корпус» в октябре 2015 года.

Как «Правый сектор», так и «Национальный корпус» в значительной степени приобрели сегодняшние признание и славу благодаря раннему и добровольному участию своих членов в военной защите Украины от России на Донбассе в 2014-2015 годах (Likhachev 2016b). Крошечные группки-предшественники «Правого сектора» и «Национального корпуса» едва ли были известны украинцам и ускользнули от внимания даже многих украинских политологов. И все же Ярош, Билецкий и другие бывшие маргинальные активисты с 2014 года стали украинскими национальными героями в результате их широко разрекламированного участия в войне на Донбассе (Likhachev 2016a). Ярош даже получил ранение в бою. Участие крайне правых националистов в войне, часто в составе их собственных добровольческих батальонов, привело к значительному увеличению их публичного авторитета, общественного положения, политической легитимности и общей популярности в Украине (Likhachev 2018a).

Но, парадоксальным образом, резкий рост международной известности и национальной приемлемости украинских ультранационалистов с 2014 года - в результате, в том числе, их активного освещения на телеканалах и сайтах под влиянием Кремля - не привел их к электоральным успехам, по крайней мере, не в общенациональных выборах (Shekhovtsov&Umland2014). Можно было ожидать увеличения - возможно, даже высокого прыжка - избирательной поддержки крайне правых после их активного, видного и широко одобряемого участия сначала в Революции достоинства, а потом в российско-украинской войне в 2013-2014 годах (РеЬогепко 2015; 1БИсИепко 2016; Ка^ИапоУБк 2020). Напротив, как упоминалось выше, поддержка избирателями «Свободы» на парламентских выборах 2014 года резко упала по сравнению с парламентскими выборами 2012 года, и, несмотря на пятилетнюю войну, еще больше уменьшилась на парламентских выборах 2019 года. Кандидаты в президенты от «Свободы» выступили с ещё более скромной поддержкой в менее чем 2%, в 2014 и 2019 годах. Эти итоги подобный результату Тягнибока на президентских выборах в 2010 довоенном году (Таблица 1).

Примечательно, насколько стабильной осталась низкая поддержка украинскими избирателями крайне правых партии в два очень разных периода новейшей истории Украины: до и после Евромайдана. Это тем более удивительно, учитывая, что украинское общество с 2014 года находилось в состоянии постоянного психологического и социального стресса в результате непрекращающихся военных действий (хотя и, в основном, низкой интенсивности) в Донбассе, аннексии Крыма Россией и разными невооружёнными формами гибридной кремлевской войны против Украины. Можно было ожидать, что это послужит благоприятным фоном для этноцентричных идей и лозунгов и приведёт к росту поддержки ультранационалистических групп. Однако, по крайней мере, до начала 2020 года в Украине не произошло ничего похожего на потрясающие успехи крайне правых партий в ряде других европейских стран.

Растущая социальная вовлеченность ультраправых

Несмотря на эту относительно позитивную картину и продолжающуюся электоральную слабость украинских ультранационалистов в национальных выборах, для международных правозащитных и исследовательских структур тщательный мониторинг крайне правой среды в Украине остается на повестке дня. Украинские ультранационалистические группы пока не имеют и, видимо, в обозримом будущем не будут иметь возможности войти, как таковые, в центральные властные структуры. Однако, они остаются заметными как - часто, правда, невольно - полу-политические публичные организации и активно участвуют в общественной жизни Украины после Евромайдана (Cheremys2019).

Будучи в значительной степени исключенными из национальной политики, многие ультранационалисты переключились на различные проекты в рамках украинского «негражданского общества» в самых разных областях, от дискуссии исторической памяти и активности против ЛГБТ до борьбы против экологических проблем и за защиту животных (Gankevich2017; Nonjon 2018c; Anti-EqualityMonitoring 2019d). Иногда крайне правым группам удавалось и удается получать различные виды государственной поддержки для своей деятельности, например, в рамках отдельных программ в области безопасности, поддержки ветеранов и образования (Kuzmenko2018; Anti-EqualityMonitoring 2019e; Colborne&Kuzmenko 2019b).

Активное участие многих крайне правых активистов в российско-украинской войне в качестве добровольных солдат снизило их изоляцию, стигматизацию и неприятие в украинском обществе, включая политический и культурный истеблишмент Украины (Butkevych2018). Уже до 2014 года среди политической элиты Украины была значительная готовность к сотрудничеству с крайне правыми. Это выразилось, например, в частичной кооперации умеренных и радикальных националистов в 7-й Верховной Раде, во время Революции достоинства и в переходном правительстве после Евромайдана (Yakovchenko2012). Тем не менее, эти союзы были скорее ситуативными и стратегическими, а не постоянными и идейными.

Однако, чем дольше длится вооруженный конфликт Украины с Россией, тем легче могут даже такие одиозные радикалы, как пресловутая неонацистская группка C14, интегрироваться в украинскую публичную жизнь (Shtohrin2018). Не только в политическом и социальном, но и в культурном и ментальном плане расстояние между политическим центром и краем, гражданским и «негражданским» обществом, умеренными и радикальными националистическими группами, постепенно сокращается. Официальная риторика Украины, дискурс в средствах массовой информации, политика в области культуры и исторической памяти, с учетом ежедневных репортажей с фронта и еженедельных жертв войны, становятся все более воинственными и патриотическими. В результате этих явлений ране маргинальные исторические и нынешние украинские крайне правые идеи, лидеры и организации приобрели общее общественное признание, если не частичную привлекательность для многих неэкстремистских украинских граждан (Movchan2018).

В западных демократиях основная политическая разделительная линия сегодня проходит между, с одной стороны, сторонниками, а с другой - противниками культурного и социального либерализма. В сегодняшней Украине же основные политические вопросы, напротив, вращаются вокруг отношения гражданина или его группы к национальной независимости, войне с Россией, коррумпированной олигархической системе и международной ориентации Украины, причем последняя понимается скорее как геополитическое направление, а не нормативно-ценностная позиция. Поскольку ответы на эти вопросы у ультранационалистов и этноцентристов Украины во многом схожи с ответами большинства украинских либералов и консерваторов, первые с каждым дополнительным годом войны становятся все более близкими к последним (Ishchenko2018).

В январе 2019 года постепенное приближение радикальных правых к украинскому мейнстриму выразилось, например, в неприкрытом присутствии лидера упомянутой неонацистской группки С14 Евгения Карася в составе украинской делегации, которая посетила Вселенский патриархат Константинополя в Стамбуле по случаю предоставления автокефалии новой Православной Церкви Украины (Komendantova2019). Публичное участие Карася в официальной церемонии вызвало скандал среди украинских правозащитников и международных наблюдателей правого радикализма в Восточной Европе (InstitutRespubLika2019). Однако, этот инцидент не вызвал особого внимания в украинском обществе, которое было более расстроено присутствием сомнительного украинского бизнесмена с криминальным прошлым на церковной церемонии в Стамбуле, чем присутствием Карася, хотя его группка С14 открыто использует фашистские символы (Anti-EqualityMonitoring2019g).

Для молодой демократии в Украине наиболее опасным может в будущем стать, скорее, не миниатюрная С14, и даже не «Свобода» или сегодня полностью маргинализированный «Правый сектор». Наиболее перспективным проектом на правом фланге сегодня представляется многоликое Азовское движение с его одноименным полком в Национальной гвардии, связями с руководством МВД, партией «Национальный корпус», объединением для сохранения общественного порядка «Национальные дружины» и разными другими структурам (Nonjon 2018b; Zhartovskaya&Kravets 2018). Правда, было бы преувеличением классифицировать полк «Азов» как террористическую организацию (Shekhovtsov 2019b). Но его различные политические и «негражданские» ответвления могут представлять собой самую большую долговременную правоэкстремистскую угрозу для украинского государства (Horbach &Petyk 2016).

Азовскому движению, в отличие от предыдущих украинских крайне правых проектов, удалось создать многомерную и отчетливо современную (и даже частично постмодернистскую) идентичность, которая привлекательна для части украинской молодежи. В отличии от преимущественно западноукраинской поддержки «Свободы», оно не имеет региональных ограничений (Gomza&Zajaczkowski2019). Более того, Азовское движение тесно сотрудничает с зарубежными группами единомышленников (Kuzmenko2019). Его международное сотрудничество даже включает контакты с некоторыми российскими неонацистскими группами (Gritsenko2015; Colborne&Kuzmenko 2019a).

Партия «Свобода», правда, к началу 2021 году все еще известней и организационно сильнее, чем Азовское движение (Таблица 2). Тем не менее, «Свобода» было и является важной политической силой лишь в Галиции (Polyakova2014). «Правый сектор», в свою очередь, потерял свой динамизм после Евромайдана 2014 года. Он стал незначительной сетью местных националистических групп после ухода его самого известного основателя Дмитрия Яроша, который, в свою очередь, не смог превратить так называемую «Государственническую инициативу Яроша» в значимую политическую организацию.

Напротив, «Национальный корпус» - ультранационалистическая партия, чей предшественник «Патриот Украины» изначально был основан в Харькове и которая сегодня более или менее равномерно присутствует по всей стране (Yavir2016). «Нацкорпус», как партию часто называют в Украине, пережил некоторые внутренние беспорядки, но, похоже, не пострадал от каких-либо серьезных расколов (Babych&Odnorozhenko2018). Прежде всего, Азовское движение в целом - динамичный «негражданский» проект, активно продвигающий различные локальные инициативы и зарубежные контакты (Colborne2019). Он стал признанной частью международной правоэкстремистской сцены и поддерживает связи с разными «негражданскими» (в основном расистскими) организациями, в частности, в Соединенных Штатах, Европейском Союзе и Российской Федерации (Nonjon 2018a).

Выводы

Продолжающаяся электоральная слабость украинских крайне правых после Евромайдана и во время войны обнадеживает. Низкая популярность украинского партийного ультранационализма особенно заметна на фоне недавних избирательных успехов правых популистов и экстремистов в других европейских странах (Shekhovtsov &PoLyakova 2016). Несмотря на активный вооруженный конфликт на востоке Украины и, как следствие, широкое распространение огнестрельного оружия в украинском обществе с 2014 года, крайне правые, как и другие политические деятели с доступом к оружию, воздерживались от его применения во внутриполитических конфликтах. Вопреки как оправданным опасениям, так и ряду явно клеветнических замечаний некоторых наблюдателей, украинский эквивалент феномену немецких т. н. «свободных корпусов» (Freikorps)в ранние годы Веймарской республики не появился, не говоря уже о серьезной угрозе захвата власти фашистами (MotyL 2015).

Тем не менее, есть, по крайней мере, четыре особенности украинского ультранационализма после Евромайдана, которые дают повод для забот. Во-первых, в результате продолжающейся войны России против Украины растет общественная терпимость в отношении исторических и современных радикально националистических идей, организаций, действий и лиц в украинском обществе (AntiEquaLity Monitoring 2019a; Anti-Equality Monitoring 2019c). Во-вторых, с 2014 года некоторые крайне правые организации - вследствие создания добровольческих подразделений - получили широкий доступ к оружию и отчасти даже к тяжелому оружию. Некоторые из них по-прежнему контролируют небольшие нерегулярные вооруженные отряды, такие как ДУК «Правого сектора» или т. н. «Украинская добровольческая армия» Яроша, хотя такие термины как «корпус» и «армия» гиперболичны для этих маргинальных военизированных формирований.

В-третьих, сохраняется более или менее значимое присутствие крайне правых организаций во внепарламентской партийной политике, гражданском обществе, культурной жизни, местном самоуправлении, международных отношениях Украины (Anti-EquaLity Monitoring 2019f; Anti-EquaLity Monitoring 2019b). После того, как «Свобода» к 2014 году разорвала большую часть своих прежних связей с крайне правыми партиями в ЕС, украинские ультранационалисты сегодня вовлечены в международную праворадикальную среду в первую очередь через иностранные связи Азовского движения и других, более мелких правоэкстремистских групп (CoLborne 2020). В-четвертых, в результате большей включенности некоторых ультранационалистических активистов в муниципальные политику и гражданское общество неоднократно возникали случаи официального сотрудничества между некоторыми правительственными учреждениями, такими как Служба безопасности Украины, Министерство ветеранов Украины или местными органами власти, с одной стороны, и крайне правыми группировками, с другой (Strana.UA2020).