"Красные линии" идеологии и идеология "красных линий" (современная российская власть в поисках консерватизма)

Размещено на http://www.allbest.ru/

2

«Красные линии» идеологии и идеология «красных линий» (современная российская власть в поисках консерватизма)

Лоскутов В.А.

Цель. Анализ условий и логики формирования «идеологии развития». Определение этапов развития и форм взаимодействия современной российской власти и идеологического строительства.

Методы. Проанализирована историческая динамика самоопределения современной российской власти, что позволило зафиксировать основные законы и системообразующие формы идеологического обеспечения ее развития.

Результаты и практическая значимость. Выявлены формы самоопределения современной российской власти, инициирующие возрождение идеологии. Определены условия, цели и формы перехода от возрождения идеологии к идеологическому строительству. Установлены «красные линии» данного процесса: традиционализм, фундаментализм, консерватизм.

Научная новизна. Идеологемы «суверенная демократия», «духовные скрепы», «идеология развития» представлены как исторические формы рефлексии современной российской власти. Определена роль и место национальной идеи в идеологическом строительстве. Сформулированы основные угрозы, с которыми может столкнуться в процессе своего развития «идеология развития».

Ключевые слова: «идеологические аппараты государства», «идеология развития», идеологическое строительство, идеология, консерватизм, национальная идея, современная российская власть.

идеологическое строительство самоопределение российская власть

По мнению руководства страны, одной из основных задач новой стратегии развития России, гарантирующей сохранение исторической, общественной гражданской идентичности российского социума, будет создание новой национальной идеологии - «идеологии развития» [5, с.10] . В своей статье мы выделим и проанализируем те, с нашей точки зрения, необходимые и достаточные условия, предпосылки и причины, которые формируют историческое пространство, в рамках которого в специфической форме зарождается и осуществляется реальная возможность разрешения этой стратегически важной для страны задачи. Определим исторические этапы самоопределения постсоветской идеологии и основополагающие векторы развития еще только становящейся «идеологии развития». В том числе зафиксируем возможные точки ее роста, стратегии и механизмы, цели и смыслы предстоящего этапа идеологического строительства обновленной национальной идентичности.

В своем небольшом эссе «Мысли в пути» Джордж Оруэлл писал: «читая блистательную и гнетущую книгу Малькольма Маггериджа «Тридцатые», я вспомнил, как однажды жестоко обошелся с осой. Она ела джем с блюдечка, а я ножом разрубил ее пополам. Не обратив на это внимания, она продолжала пировать, и сладкая струйка сочилась из ее рассеченного брюшка. Но вот она собралась взлететь, и только тут ей стал понятен весь ужас ее положения. То же самое происходит с современным человеком. Ему отсекли душу, а он долго -- пожалуй, лет двадцать -- этого просто не замечал» [4, с.232]. Нечто подобное произошло с бессмертной душой советского человека - двадцать лет тому назад ему ее отсекли, а он так и жил, не замечая своего бездушия. И только сейчас, когда, как та оса, он собрался перелететь на новое блюдечко с джемом, оказалось, что его историческая и духовная жизнь уже и не историческая, и не духовная. Так, или примерно так, представляют себе сытую, но рассеченную духовную жизнь постсоветского человека те, кто не мыслит ее без государственно-идеологического «джема». Считается, что в девяностые годы, когда государственная идеология покинула нас, в умах и душах людей случился хаос. Когда государство и общество самоустранились из сферы духовного возрождения постсоветского человека, пришедший им на смену рынок не смог оказать его рассеченной душе помощь и содействие в ее восстановлении и обновлении [5, с.9]. Если бы рынок мог услышать эту претензию, он бы очень удивился, ибо никто и никогда перед ним такие сложные и эпохальные задачи не ставил и поставить не мог. Но, наверное, если бы кто-то захотел это сделать, рынок, вероятнее всего, не стал бы отказываться от посильного участия в историческом повороте духовной жизни постсоветского человека. Что и произошло на самом деле, когда в темных переулках приватизации и столь же мрачных закоулках национально-духовного возрождения рынок и идеология все-таки встретились и заварили такую кашу, да еще и, как это водится на Руси, - с топором, от которой в ослабших от потери государственных и национальных ориентиров мозгах отсеченного от идеологического «джема» человека случился очередной хаос.

Процесс саморазрушения советской идеологии, возврата к которой нет и, по мнению В. В.Путина, уже быть не может [5, с.8] происходил в девяностые годы в двух доминирующих формах: как разгосударствление господствующей идеологии и как идеологизация новой экономической и политической власти. Сама по себе, в своем привычном виде и со всеми ритуальными отягощениями государственная идеология как бы исчезла из бурно развивающегося исторического пространства обновленной России. На самом деле это, конечно же, не так. Она осталась и достаточно активно включилась в строительство нового мира, решая задачу идеологического обеспечения власти и идеологических исканий постсоветского общества и человека. Советская идеология перестала быть духовным стержнем советского народовластия. Эта историческая утрата произошла не одномоментно и сопровождалась бурными, в том числе и идеологическими, схватками между сторонниками и противниками советского государства. Столь же напряженно и ответственно новая олигархическая экономика и политика пытались из обломков идеологического самовластья создать некое подобие идеологического обоснования уже произошедших под их непосредственным руководством исторических перемен. Невольно оказавшись заложницей всех этих изменений, «старая-новая» идеология, как это она уже не раз делала ранее, пошла на службу к победителям. Олигархическая власть, использовав ее в своих, исключительно демократических целях, задвинула по ненадобности новообращенные «пиар-идеологемы» на самые что ни на есть задворки общественной жизни. Отсюда у многих возникла иллюзия деидеологизации постсоветского общества. В каком-то смысле можно посочувствовать идеологии, оказавшейся между молотом всепожирающей олигархической экономики и наковальней всепобеждающей олигархической власти, да еще и в странных для себя одеждах целевых и ценностных ориентаций «молчаливого» демократического большинства. В определенный момент, исполнив свою историческую роль «Чего изволите?», она в муках сомнения действительно покинула авансцену истории и отошла в тень, за кулисы общественной жизни, превратившись во множество конкурирующих между собой псевдополитических программ.

Ее новая история началась в двухтысячных годах. Мы называем этот этап, в отличие от предыдущего, на котором своеобразной доминантой развития идеологии была скрытая и открытая идеологическая борьба, а также поиск таких форм ее выражения, которые бы соответствовали обновленному содержанию властного бытия, - этапом возрождения идеологии. И начался он отнюдь не тогда, когда идея о необходимости создания «идеологии развития» была провозглашена в 2013 году Президентом РФ В. В. Путиным, а значительно раньше. Прежде чем мы перейдем к его анализу, зафиксируем основные этапы становления современной российской власти, ибо возрождение идеологии - это всего лишь один из аспектов развития данного процесса.

Новая номенклатура, или Как управлять несвободой

Говоря о трех этапах исторического самоопределения современной российской власти [3], о трех основных задачах, которые она должна была решить в этом процессе, мы акцентируем внимание на некоторых безусловных доминантах властного развития в эти годы. Обращаем внимание в первую очередь на те процедуры и ключевые механизмы ее самообоснования, которые, с одной стороны, разделяют данный процесс на отдельные относительно самостоятельные этапы, с другой стороны, представляют его в виде единой и объективной логики ее исторического становления.

На первом этапе этого процесса решалась задача самоопределения новой формы развития олигархической власти - возвращения ей не формальной, но реальной легитимности. Для того чтобы ее решить, следовало вернуть власть в конституционное русло развития, усмирить безумных «демонов» революции и контрреволюции, обеспечить законность и стабильность деятельности основных властных институтов. В этом процессе были задействованы такие средства и способы властного долженствования, как государственная политика активного противостояния угрозе «цветных революций», «вертикализация» власти и администрирование демократических выборов, удаление наиболее одиозных олигархов из системы властных отношений.

На следующем этапе развития новой российской власти ставилась и решалась задача установления власти над властью. Необходимые, хотя и не достаточные условия для ее решения были созданы на предыдущем этапе ее самоопределения. После того, как с помощью различного рода доступных ей средств власть стала стабильной и вернула себе утерянную было в девяностые годы легитимность, на первый план властного строительства вышла проблема обеспечения ее преемственности - проблема расширенного воспроизводства. Основным способом ее разрешения стал процесс конструирования властью новой политической реальности. Первоначально эта реальность была достаточно сложно структурирована. Но в результате целенаправленной работы, носившей в основном административный характер, ситуация была в значительной степени упрощена и данный процесс был жестко и однозначно ориентирован на решение только одной проблемы - обеспечения преемственности существующей власти. В процессе конструирования политической реальности во весь рост встала проблема эффективного управления власти властью. Не без серьезных потерь, но эту задачу, с помощью механизмов ручного управления, в целом удалось решить. В результате установления власти над властью олигархическая пирамида властных отношений перевернулась. И дело не только в том, что в результате такого рода оборачивания основные субъекты экономической власти встроились в вертикаль власти государственной, но и в том, что с помощью созданных в это время государственных клонов олигархов удалось устроить единое властное и политическое пространство, в котором олигархи и их государственные клоны стали вместе работать над решением проблем обеспечения преемственности не только политического курса, но и тех объективных оснований, которые гарантировали стабильность существующих властных порядков. А самое главное, хотя и в ручном режиме, - обеспечивали целостность и непрерывность функционирования государственной формы осуществления этих порядков. На следующем, теперь уже третьем, этапе становления современной российской власти среди множества процедур ее самообоснования выделилась проблема установления власти власти над властью и обществом. В результате тех изменений, которые произошли с властью на двух предыдущих этапах ее самоопределения, в отношениях общества с властью возник серьезный дисбаланс. С одной стороны, он проявился в том, что в целевых, ценностных, нормативных ориентирах их совместного бытия и развития возникли явные противоречия. С другой стороны, произошла достаточно серьезная дестабилизация и дисгармонизация основных траекторий их движения. В результате проблемы легитимности и преемственности власти как бы отошли на второй план. На передовые позиции вышла проблема направленности (целостности) ее развития. Именно она оказалась в центре процесса установления власти власти над таким странным и разбалансированным объектом, который представляла собой связь власти и общества. Власть, естественно, попыталась решить эту относительно новую для себя проблему с помощью доступных и уже апробированных средств. Далеко не всегда такой подход был оправданным и эффективным. В том числе и потому, что на предыдущих этапах современной российской власти большинство из этих средств использовались преимущественно для целей манипуляции действиями различных, вовлеченных в эти процессы субъектов, институтов и властных структур. Нужны были более адаптивные, заточенные на решение конкретных проблем взаимодействия власти и общества, социально ориентированные способы и средства властвования. По ходу дела они, конечно же, появились. Произошло существенное переформатирование политической реальности, в том числе и изменение системы отношений государственной власти и различных политических институтов. Была развернута широкомасштабная административная реформа и проведены соответствующие преобразования государственной службы. Существенным образом изменилась повестка дня в системе федеративных отношений. Была организована массированная деятельность по реализации отдельных социально значимых государственных политик («национальных проектов»). Начали осуществлять достаточно сложные знаковые международные проекты, имеющие серьезное общественное звучание, как в стране, так и за ее пределами. Произошла серьезная перенастройка ключевых процедур и механизмов организации выборного процесса. Во всех этих изменениях угадывались два основных вектора движения власти, поставившей перед собой цель властвовать над единством власти и общества. С одной стороны, постоянный поиск путей и перебор средств, с помощью которых можно было бы эффективно превратить отношение власти и общества в объект системного и систематического управления со стороны власти. С другой стороны, власть, желающая властвовать не только над собственной «вертикалью» и созданными ей государственными и политическими симулякрами, предпринимающая массу усилий для решения этой задачи, постепенно, но неуклонно, по крупицам собирала и систематизировала соответствующий опыт практического разрешения этой проблемы. На локальных участках общественной жизни не без труда, иногда бессмысленно и бесполезно, часто с определенным, достаточно весомым эффектом и результативно превращала его в то, что можно было бы назвать развернутым потенциалом не только властного, но и социального развития власти. Не без ошибок и промахов она училась видеть, понимать и практически осваивать свою собственную историю и ее практический опыт.

Постоянный поиск, в который в начале двухтысячных годов погрузилась ищущая стабильности власть, инициировал сложные и противоречивые процессы самоопределения нового, более эффективного в государственном, политическом, экономическом, социальном и идеологическом смысле субъекта властвования. Особенно все эти противоречивые процессы обострились в последние годы, когда возникло очевидное противоречие между властью и обществом.

Современная российская власть решает проблему властного синтеза власти и общества особым образом. Она является постоянно действующим источником превращения властной реальности в административную. Речь в данном случае идет не о формальных трансформациях одного в другое, а о формировании особой, безусловно объективной логики изменения той власти, которая стремится установить свою власть над властью и обществом. Появление административной реальности свидетельствует о существенной перенастройке олигархической системы властвования. Дело не в том, что одни олигархи в системе властных отношений сменили других. И не в том, что все они, так или иначе, оказались встроены во властную вертикаль и превратились в обыкновенных «назначенцев». Самое главное, что произошло с властной реальностью в процессе административного самообоснования - это превращение ее в замкнутую, самодостаточную систему властвования, которая не просто поглощает власть и общество, но делает их важнейшими определениями своего самостоятельного бытия. Как раз в этом и заключается высший смысл олигархической системы властвования. С формальной точки зрения, административная реальность представляет собой совокупность определенных организаций, должностей и системы их административной зависимости. Их деятельность регулируется такими формами движения отношений административной зависимости, как «приказ» и «назначение». Она представляет собой развернутую, определенным образом структурированную, иерархически выстроенную сеть административных отношений, в которой организации и должности с помощью приказов и назначений не просто перемещаются, но производят определенные действия по принципу «стимул-реакция». В роли стимула выступает приказ, а в качестве реакции - исполнение приказа. Эффективность деятельности различных субъектов административной реальности измеряется тем, насколько качественно и своевременно исполнен приказ и насколько успешно и беспрепятственно он движется по многочисленным формализованным и неформальным сетям различных организаций, и насколько эффективно воспроизводится в системе разных административных отношений между должностями. Казалось бы, административная реальность полностью замыкает властную реальность на саму себя, погружая в хитросплетения ее самодостаточного бытия все многообразие властных и социальных отношений между людьми. Однако это не совсем так, ибо, в конечном итоге, смысл ее исторического существования заключается не в том, чтобы превратить все, что попадает в ее сети, в функцию самодвижущихся приказов, установлений и циркуляров, а в том, чтобы создать необходимые условия для управления несвободой. Не она превращает свободу в несвободу, но именно административная реальность из самой себя порождает механизмы и процедуры управления ей.

Сама по себе административная реальность не предполагает выделения в системе собственных изменений, какого-либо направления движения, кроме того, что она изначально направлена на саму себя. Но будучи всего лишь конкретно-исторической формой развития властной реальности, в которой на определенном этапе самоопределения проблема направленности с необходимостью становится доминантой ее развития, она соответствующим образом реагирует на эти изменения. В результате в недрах административной реальности из различных форм и способов самодвижения олигархической власти рождается новый субъект властвования - новая номенклатура.

В своих прежних работах [2] мы достаточно подробно анализировали основные закономерности и механизмы исторического развития советской номенклатуры. Те ключевые параметры ее функционирования, которые, в конечном итоге, обеспечивали ей более чем достойное место в системе саморазвития советского тоталитаризма. Нет особой нужды повторяться. Мы обратим внимание читателя лишь на те универсальные формы проявления родовых качеств «номенклатурного народовластия», которые в новых исторических условиях обеспечили сущностное обновление и расширенное воспроизводство новой номенклатуры.

Номенклатура - это особый исторический способ самоорганизации тоталитарной власти. И не просто власти, а ее свободы и самодеятельности. Она становится субъектом общественного и властного развития по мере того, как присваивает, осваивает и конструирует свободу в виде способа властного бытия. Которая, несмотря на серьезные противодействия, делает саму себя предельным основанием общественного и властного развития. Не всякая свободная власть осуществляется в форме номенклатурного долженствования и принуждения. Только та, которая полагает абсолютное тождество свободы и власти посредством их огосударствления. Номенклатура живет в «порах» государства. Искомое тождество она достигает путем освобождения власти от свободы и создания из свободной от свободы власти такого субъекта, который оказывается способен в расширенных масштабах воспроизводить собственную несвободу и производить из нее якобы свободу общества. Вне освобожденной от свободы государственной власти номенклатура не существует, а в ней она является субъектом, полагающим свободу и самодеятельность власти как основной механизм производства из самой себя всякой иной исторической реальности. Этот механизм отчуждает власть от общества и принуждает их к «сожительству» по законам несвободной власти - власти свободной от свободы. Номенклатура - это освобожденный посредством власти (огосударствления) от свободы и самодеятельности субъект властного развития исторической реальности. Новая номенклатура является продуктом и субъектом развития обновленной формы самоопределения современной российской олигархической власти.

Кому-то может показаться парадоксальным тот факт, что новая номенклатура пытается стать субъектом «идеологии развития». Той идеологии, которая реально может стать способом активизации самодеятельности всех иных субъектов общественной жизни страны. Которая потенциально способна стать источником значительного повышения степеней свободы их практической и идеологической деятельности. Ничего в этом необычного нет. Номенклатура всегда так действовала, стремясь постепенно, но неуклонно к монополизации этого процесса и превращению себя в если не единственного, то господствующего субъекта. Номенклатура может существовать и развиваться только путем превращения свободы власти в несвободу. Это основополагающий принцип ее существования. И если общество безмолвствует и проблема национальной идентичности его не волнует, то следует сформировать у него эту потребность. Если не получается сформулировать практическое, то хотя бы сконструировать идеологическое решение этой проблемы, а значит - создать условия для возможного освобождения власти и общества от их свободы. Номенклатуре нужна свобода, ибо только за счет ее потенциала и энергии она может быть универсальной исторической силой отчуждения власти от общества и от самой себя. Вместе с тем, не следует думать, что в этом процессе все предопределено. Инициировать его и реально управлять развитием свободы - это все-таки разные процедуры. В конечном итоге все будет зависеть от того, как, каким образом общество сумеет присвоить свою свободу и свободу власти. Научится ли оно эффективно управлять их единством и что оно сможет в действительности противопоставить системе управления несвободой. Сумеет ли оно противопоставить процессу освобождения власти от свободы свою самодеятельность, которая изменит природу данного процесса и освободит власть от того, что делает ее механизмом социального отчуждения.

Еще одно очень важное замечание, которое касается определения специфических свойств и качеств новой номенклатуры. Ее рождение было бы невозможно без глубокой и всесторонней рефлексии в тот путь, который уже прошла современная российская власть, в ту властную реальность, которую она уже сформировала в процессе демократического транзита советского тоталитаризма. Наиболее адекватной формой осуществления этой рефлексии была и остается идеология. О способах и формах идеологического самообоснования исторической миссии новой номенклатуры мы поговорим далее более подробно. А сейчас лишь заметим, что для нового субъекта власти нужна была новая, не придуманная в тиши кабинетов, а практически реализованная идеология активного действия, которая бы позволила ему не просто заняться самоанализом своего высшего предназначения и пройденного пути, а четко и последовательно ставить реальные практические цели и определять наиболее эффективные пути их достижения.

Появление новой номенклатуры является свидетельством того, что определенный этап развития современной российской власти и идеологии завершен, и она оказывается субъектом развития принципиально нового этапа их последующего, еще более тесного и углубленного взаимодействия на пути качественного обновления исторической природы постсоветского общества. О том, что и кто будет строить на обломках советской идеологии в ближайшие годы, мы поговорим в дальнейшем более подробно, но только после того, как выделим, более содержательно и глубоко проанализируем скрытую от непосвященного взгляда, объективную логику и соответствующие этапы исторического возрождения идеологии. Итак, вернемся вновь в начало двухтысячных годов. Как известно, во всяком случае, так говорят, в девяностые годы государство ушло из сферы идеологии, а рынок так и не помог выработке новой российской идентичности. И что же случилось далее?

Формы и способы возрождения идеологии

Идеологическая «буря и натиск» девяностых годов оказали существенное влияние на формирование экономического и политического ландшафта России начала двухтысячных годов, прямое и непосредственное воздействие, в том числе, на существенное изменение исторических форм развития постсоветского олигархического капитализма. Его последующие практические шаги по стабилизации общества были уже не столь агрессивны и авантюрны, как во времена лихих девяностых. Стали более осторожными, выверенными, в том числе и идеологически обоснованными. Так и не создав в результате разгосударствления государственно-партийной идеологии советского тоталитаризма нечто новое, не сумев в должной степени аккумулировать революционный потенциал демократического транзита и различные интересы его непосредственных участников, идеология, несмотря на все апокалипсические пророчества и псевдонаучные предсказания заинтересованных участников этого процесса не только ни сошла со сцены, но нашла для себя достаточно комфортную историческую нишу, в которой начала незаметно для посторонних взглядов ковать оружие будущих побед. В начале двухтысячных годов она с головой погрузилась в практику строительства новой исторической реальности - укрепление основ и расширение потенциала развития новообращенного олигархического капитализма. Что и явилось, в конечном итоге, источником ее последующего возрождения.

В процессе самоопределения современной российской власти, три основных этапа и формы осуществления которого мы уже выделили и кратко проанализировали, произошло то, что и должно было произойти - на авансцене вновь, достаточно шумно и с определенными, не всегда в достаточной степени обоснованными претензиями, появилась идеология. Открывая и закрывая универсальные клапаны, которые регулируют действие основных механизмов развития современной российской власти, она в специфической форме представляла решение тех проблем, которые лежали в основании данного процесса. Будучи рефлексивной формой его осуществления, она на каждом этапе подводила своеобразный итог, фиксировала определенный рубеж самоопределения власти. Возникающие в этом процессе идеологические формы самоопределения власти были не просто способом ее рефлексии в собственную деятельность, в те проблемы и противоречия, которые и в настоящее время остаются источником развития властного бытия, но и особой исторической формой возрождения идеологии как таковой.

Решая на первом этапе своего становления проблему восстановления власти как власти путем обеспечения ее легитимности и дееспособности на всей территории страны, современная российская власть подвела своеобразный идеологический итог этому процессу с помощью идеи «суверенной демократии». Идея В.Третьякова, ставшая на этапе стабилизации власти в умелых руках В.Ю.Суркова одной из основополагающих идеологем, использовалась в основном как средство ручного управления и строительства властной вертикали, приведения к единому знаменателю множества разноуровневых и разнокачественных процессов властного самоопределения. На следующем этапе развития современной российской власти, когда в центре внимания оказалась проблема установления власти над властью и задача ее расширенного воспроизводства, создания единого и гомогенного властного пространства властвования, аналогичную роль должна была исполнить высказанная В. В. Путиным идея о «духовных скрепах». У этой идеи как бы две основные ипостаси, которые фактически в процессе ее превращения в идеологему растворились друг в друге. Одним ликом она обращена на власть и, в конечном итоге, отражает потребность в ее устойчивом и положительном, расширенном воспроизводстве. С другой стороны, она является «благой вестью» для общества, ибо полагает для него приемлемые с точки зрения власти условия участия в этом процессе. Исходная раздвоенность идеологемы «духовные скрепы», на что обратили внимание многие, не позволила эффективно ее использовать в качестве средства конструирования и обновления системы координат самоопределения власти. Она оказалась настолько абстрактна и малопродуктивна, что ее использование в качестве меры тождества властных и социальных отношений процесса воспроизводства целостной властной реальности было существенно ограничено. Общество не торопилось превращаться в составную часть той властной реальности, над которой власть пыталась с помощью декларированных ей «духовных скреп» установить свою власть. И тут случилось нечто, что можно было бы в принципе спрогнозировать, но мало кто этого ожидал. Постсоветское общество уже успело забыть, как из одной, пусть даже в чем-то ущербной идеологемы можно создать целую идеологическую программу, а затем подогнать под нее новую властную и социальную реальность. Не завершенная и внутренне противоречивая идеологема «духовных скреп» заставила нас посмотреть на логику развития власти и связанной с ней идеологии под иным углом зрения. И мы, водрузив на себя эти идеологические очки, неожиданно обнаружили во властной реальности совершенно новую проблему, что позволило принципиально по-иному сформулировать исходную задачу установления власти над властью, переформулировать проблему обеспечения преемственности в развитии власти - поставить вопрос о направленности ее развития и об установлении власти власти над властью и обществом.

Власть инициировала этот в чем-то необычный и достаточно быстротечный процесс оборачивания на саму себя и соответствующие идеологемы, с помощью которых она пыталась воспроизводиться, не только в результате тех неординарных событий, которые случились во власти и обществе (мы имеем в виду, в первую очередь, то, что произошло в России после выборов Президента России в 2012 году), но и по причине того, что предпринятая ей попытка практической реализации идеологемы «духовных скреп» в практике властвования по той же схеме, по которой использовалась идеологема «суверенной демократии», не удалась. Оказалось, что снять, преодолеть ее внутреннюю противоречивость невозможно не изменив кардинально оснований, которые продуцируют постоянное воспроизводство данного противоречия. Для этого следовало переосмыслить и практически преобразовать ту исходную проблему самоопределения власти, которая лежала в основе ее развития. С целью решения этой проблемы, правда уже в несколько измененном виде - как проблемы установления власти власти над властью и обществом, была осуществлена рефлексия, но, как это ни покажется на первый взгляд странным, не только во власть, что естественно и закономерно, но и в ее достойного и репрезентативного «двойника» - в идеологию. Что само по себе, имея в виду конкретную логику развития современной российской власти и соответствующие закономерности возрождения идеологии, уже выглядит достаточно необычно. Власть и ее, казалось бы, неразрешимые проблемы создали реальную возможность, а идеология инициировала появление необходимости такого рода оборачивания в самих себя. В результате изменения направленности развития власти и внутренней трансформации идеологемы «духовных скреп» появилась новая идея - идея создания «идеологии развития».

Пока это только идея. Ее превращение в идеологему возможно, с одной стороны, путем своеобразного подведения, в том числе и идеологических итогов развития современной российской власти - всех трех этапов ее самоопределения, с другой стороны, к чему нас призывает автор этой идеи, посредством ее превращения в постоянно действующий источник становления и развития новой идеологической программы для постсоветской власти и общества. С ее появлением, как нам это представляется, процесс, который мы обозначили выше как возрождение идеологии, завершается - и начинается новый этап ее развития, на котором она должна будет стать из обычной идеологемы полноценной идеологией власти, стремящейся установить свою власть над властью и обществом.

Возрождение идеологии - это исторически конкретный этап ее превращения в важнейшую силу исторического самоопределения олигархической формы развития современного российского общества. С допустимой в таких случаях долей условности в качестве временных границ данного этапа можно определить - начало двухтысячных годов и время сегодняшнее. Существует целый ряд системообразующих признаков этого процесса. Мы выделим и кратко охарактеризуем всего лишь четыре таких признака. Каждый из них в той или иной степени обнаруживает себя на различных этапах возрождения идеологии, в виде достаточно пестрого по составу, но все-таки целостного и, что очень важно, объективного образа ее исторического возрождения. Одним из важнейших признаков возрождения идеологии является ее активное участие в строительстве нового дома для прошедшей «ужасы» и стрессы демократического транзита государственной олигархии. Мы не станет сейчас обсуждать вопрос о том, каким образом она это делала. Просто зафиксируем сам факт такого участия и подчеркнем одну особенность его проявления - он фиксирует необходимое, но недостаточное условие качественного обновления олигархической формы развития современного российского общества и власти. Относительно самодостаточным этот процесс становится лишь тогда, когда он осуществляется посредством сращивания возрождающейся идеологии и «перерождающейся» власти. И это является второй, очень важной особенностью процесса возрождения идеологии. Власть и идеология всегда, при любых исторических формациях оказывались между собой тесно связанными. Очень часто идеология выступала как практическая форма саморефлексии развивающейся власти, способ ее практического и духовного самоопределения. Казалось бы, ничего необычного и сверхъестественного в том, что в эти годы именно так и произошло, нет. Но есть одна особенность проявления их единства, которую мы не можем не отметить. Идеология встала на путь возрождения исключительно потому, что для нее открылись принципиально новые возможности самоопределения, связанные с ее участием в процессе разрешения соответствующих противоречий развития современной российской власти. Речь, в данном случае, не идет о каком-либо развернутом идеологическом обеспечении данного процесса. Это было бы слишком просто и, как показывает практика использования в этих целях, например, идеологемы «суверенной демократии», малоэффективно. Новой власти нужно было не идеологическое обоснование ее побед и защита ее будто бы универсальных интересов. Ей в тех конкретных исторических условиях необходима была идеология в качестве реальной практической формы, в чем-то очень важном и сущностном моделирующей, представляющей и замещающей действие основных механизмов разрешения противоречий, которые лежали в основании объективной логики развития современной российской власти. И она, как могла, откликнулась на этот властный призыв - взяла на себя часть ответственности за ее самоопределение и самообоснование. Еще одна, уже третья по счету, особенность процесса возрождения идеологии, которую мы в последующем попытаемся проанализировать более подробно, заключалась в том, что вслед за властным самоопределением он был достаточно жестко ориентирован на выделение, закрепление и представление в обновленной властной реальности практических потребностей и интересов той чрезвычайно подвижной неизменности и изменчивой в своей тотальной неподвижности социальной группы, которую можно было бы, хотя и с определенной долей условности, назвать «молчаливым большинством». Ее целевые установки и ценностные ориентации, хотя и не напрямую, а опосредованно объективной логикой развития власти и процессом решения ее идеологических проблем, о чем мы уже говорили выше, были и остаются постоянно действующим источником и мерой самоопределения возрождающейся идеологии. Когда власть решала проблемы собственного самоопределения и легитимности, очень важно было построить «молчаливое большинство» в марширующие колонны выборщиков и с помощью различного рода «административно-демократических» средств отправить их в нужном направлении. Когда перед властью во весь рост встал вопрос о возможностях ее властвования над самой собой, и в центре оказалась проблема вертикализации власти, «молчаливое большинство» было дифференцировано, распределено по различным секторам ее самоопределения. С помощью ручного управления оно принудительно политизировалось, объединялось и рассеивалось среди «наших». В результате формировалась достаточно устойчивая и непрерывная вертикаль политического нигилизма и социального конформизма, что явилось надежным основанием, обеспечивающим непрерывность и стабильность расширенного воспроизводства существующего властного порядка.

На третьем этапе самоопределения современной российской власти, когда она попыталась особым образом связать между собой власть и общество, «молчаливое большинство» превратилось из виртуального авангарда в объект целенаправленных властных и идеологических манипуляций. Так случилось потому, что наконец-то появился, сформировался вменяемый субъект, который оказался способен к существенному обновлению его роли и места в современной истории России. Основной смысл еще только предстоящей деятельности данного новообращенного субъекта заключается в том, чтобы с помощью доступных ему административных и политических средств «разогреть» общественную жизнь до такой степени, чтобы та форма синтеза («сплавления») властных и социальных характеристик «молчаливого большинства», которая была создана на предыдущих этапах самоопределения власти, была адекватно воспринята властью и обществом и использована для их окончательного властного отождествления - для формирования единственно возможной траектории развития их абсолютного тождества.

Четвертая особенность данного процесса - необычный способ и специфическая логика появления рядом с субъектом самоопределения современной российской власти нового субъекта, ответственного за возрождение идеологии и переход на более высокий уровень ее развития. В месте встречи этих двух субъектов пересеклись сразу несколько очень важных и неоднозначных траекторий развития различных объективных властных форм: огосударствление олигархии, мощные, хотя и скрытые процессы институционализации элитогенеза, появление достаточно устойчивых механизмов становления все новых и новых отрядов постсоветской номенклатуры. Мы об этом уже очень кратко говорили выше. Сейчас хотели бы подчеркнуть только то, что новый субъект власти и субъект возрождения идеологии, хотя и являются близнецами-братьями, но могут и в действительности существуют в качестве относительно независимых форм активности и способов решения тех проблем, которые стоят в настоящее время перед современной российской властью и идеологией. Завершение процесса возрождения идеологии и переход на следующий этап ее развития связаны, в том числе, с появлением особенного вектора деятельности и траектории развития самостоятельного субъекта новой идеологии.

Идеологическое строительство: «красные линии», национальная идея, «идеологические аппараты государства»

Появление на разных этапах самоопределения современной российской власти той или иной идеологемы, превращение ее в практическое руководство властвования всегда было тесно связано с попытками решения конкретных проблем, которые лежали в основании ее развития - проблемами ее легитимности, преемственности (целостности), направленности изменения. Но не только с этим. Дело в том, что, решая в очередной раз во многом традиционные для России проблемы, современная российская власть с необходимостью выходила на некие универсальные исторические рубежи своего развития, которые В. В. Путин образно назвал «красными линиями» [5, с.10]. Эти линии, за которые «нельзя никому заходить» [5, с.10], - суверенитет, самостоятельность, целостность России. Они являются по своей сути такими границами ее существования и развития, которые российская история не без помощи власти установила для себя сама. В условиях глубоких социальных и властных трансформаций вопрос об исторической идентификации этих границ всегда был особо значимым для определения стратегии развития России. То, что в последние годы происходило в процессе самоопределения современной российской власти, является ярким тому подтверждением. Когда на его первом этапе власть пыталась воссоздать себя как власть, она с необходимостью уперлась в одну из «красных линий» - попыталась с помощью идеологемы «суверенной демократии» зафиксировать суверенитет в качестве положительно устойчивой границы своего бытия. Когда на следующем этапе она порывалась окончательно и бесповоротно установить свою власть над властью, в том числе и с помощью идеологемы «духовных скреп», в эпицентре ее созидательной деятельности оказалась проблема преемственности и соответствующих границ ее целостного бытия. Наконец, в процессе решения проблемы установления власти власти над властью и обществом, на первом плане оказался вопрос о границах и возможностях самостоятельного развития современной российской власти и общества. «Оттолкнувшись» от этой границы, власть поставила перед собой и обществом задачу создания «идеологии развития», которая могла бы в будущем стать полноценной идеологией саморазвития российского общества.

История современной российской власти в очередной раз подтвердила тезис о том, что «суверенитет, самостоятельность, целостность России безусловны» [5, с.10], ибо, что бы ни происходило в этой стране и обществе, какие бы глубокие и существенные трансформации в ней ни случались, - все они, так или иначе, упираются в специфические «красные линии» - своеобразные естественные и объективные границы исторического бытия России. Не власть полагает эти границы, но сама история, в которую власть вплетена тысячью видимых и невидимых нитей. При определенных условиях она эти «красные линии» обнаруживает, актуализирует, конституирует в виде границ и принимает посильное участие в обустройстве пограничного бытия современной исторической жизни России.

Идеологическая рефлексия современной российской власти в саму себя и, естественно, в те «красные линии», которые ограничивают ее историческое существование, - процесс достаточно сложный и неоднозначный. Мы считаем, что в будущем он будет протекать в форме идеологического строительства. Целью которого станет присвоение «красных линий» исторической жизни России и превращение их из границ в пределы (механизмы) ее практического, властного, идеологического развития - в постоянно действующие источники саморазвития власти и идеологии. В результате мы должны будем получить идеологию, способную восстанавливать и обеспечивать развитие конкретного тождества власти и общества, а также способную гарантировать решение задачи установления власти власти над властью и обществом. Вслед за идеологическим строительством будут и иные этапы ее развития, появятся другие формы ее самоопределения. Но, и это важно понять уже сейчас, все, что будет происходить с ней, властью и обществом в дальнейшем, берет свое начало именно в этом процессе.

Важнейшим продуктом рефлексии современной российской власти в свою недолгую историю был процесс становления на плечах «молчаливого большинства» в широком контексте самоопределения обновленной административной реальности нового субъекта властвования, основные исторические претензии которого были связаны с решением задачи установления власти власти над властью и обществом. Одновременно с этим, что естественно и закономерно, вновь встал вопрос об исторических и властных границах его властвования. О тех границах, которые всегда на замке и которые при определенных условиях могли бы способствовать разрешению стоящих перед данным субъектом задач. Помогли бы ему превратить идеи и идеологемы, с помощью которых он пытался связать между собой прошлое, настоящее и будущее современной России, в средства развернутого идеологического самообоснования ее исторической идентичности.

В результате исторического самоопределения современной российской власти и возрождения идеологии «красные линии» исторической жизни России превратились, в том числе, в своеобразные границы ее идеологического самообоснования. Суть и смысл идеологического строительства заключается в том, что в этом процессе границы сначала становятся его «красными линиями», а затем преобразуются во внутренние механизмы (пределы) саморазвития произведенного идеологического продукта. Прежде чем подробно и обстоятельно ответить на вопрос, как и почему идеология оборачивается на саму себя и власть, каким образом она пытается за счет преобразования и качественного обновления «красных линий» истории создать постоянно действующий механизм идеологической идентификации, попытаемся определить тот системообразующий принцип, который лежит в основании данного процесса и определяет необходимость осуществления суверенитета, самостоятельности и целостности исторической жизни России не только в исторической реальности, но и в идеологической сфере. Постараемся выяснить все возможные пути и механизмы влияния возникающих в этом процессе пределов развития идеологии (превращенных «красных линий») на практические действия субъектов, устанавливающих конкретно-исторический смысл и ценность российской идентичности.

Мы не случайно, определяя в качестве произведенного в процессе самоопределения современной российской власти продукта некоторые идеологемы, практически не обращали никакого внимания на то содержание, которое они в себе заключают. В контексте нашего исследования важнее было понять то, на какие вопросы развивающейся власти и общества власть пытается ответить с помощью тех или иных идеологем. В самом общем виде мы зафиксировали как поставленные историей вопросы, так и сформулированные идеологией ответы. Сразу бросилось в глаза то, что вопросы касались в основном проблем самообоснования власти. Они отражали, как мы уже отмечали, потребность власти в обеспечении легитимности, целостности, направленности собственного развития. Каждый из них фиксировал проблему определения какого-то одного, уникального и в то же время универсального механизма самообоснования властной реальности. Разрешая проблему легитимности власти, мы, в сущности, пытались объяснить то, что в настоящих условиях является и должно быть постоянно воспроизводимым источником властвования. Когда история поменяла свои акценты, в центре внимания властвующего субъекта оказалась проблема целостного бытия современной российской власти. Все усилия в этом случае оказались сконцентрированы на вычленении тех предельных оснований властвования, которые определяют непрерывность и самодостаточность его осуществления. Наконец, обращаясь к теме направленности властного самодвижения современного российского общества, к вопросу о формировании его потенциальной и реальной субъектности, власть сумела вычленить во множестве векторов и механизмов его превращения только те, которые определяют возможность выбора самостоятельного пути исторического развития и необходимость превращения произведенного им выбора в развернутую систему властного саморазвития. Фактически через обретение и преодоление, в том числе и с помощью идеологии, внутренних проблем своего самоопределения и самообоснования, современная российская власть за очень короткий исторический срок сумела дойти, дотянуться до границ - до самых «красных линий» исторического мира России.

Она вернула себе и обществу шанс на восстановление в новых исторических условиях национальной идентичности российской исторической жизни. В свое время этот шанс нам «подарили» большевики. И мы стройными колоннами по призыву партии отправились на стройки социализма в поисках того «котлована» (А. Платонов), в котором покоится пока еще спящая новая историческая общность - советский народ. Был у нас шанс с помощью демократического транзита вернуться из застенков советского тоталитаризма в мировую историю и за счет выбора свободы восстановить разрушенную советским народовластием связь времен, воссоздать деформированный социалистическим строительством наш естественный и объективный исторический путь. Современная российская власть, пройдя определенный, достаточно напряженный, хотя и не долгий путь самоопределения, вновь дает нам реальный шанс на продолжение и эффективное осуществление нескончаемого диалога с самими собой - шанс на определение национальной идентичности. То, что этот процесс инициирует власть, - не хорошо и не плохо. В российской истории такой вариант развития событий практически уже стал константой. Важнее понять не то, кто начал, а кто сумеет продуктивно закончить этот процесс - воссоздать искомую идентичность в качестве надежной основы последующего развития российского общества и власти.

Современная российская власть не только поставила вопрос о необходимости достижения национальной идентичности, но и достаточно жестко определила параметры практического решения этой проблемы. Вновь вернула в исторический оборот, зафиксировала те «красные линии», которые образуют естественные границы его возможного решения. Причем, что очень важно, она воссоздала, представила их не только в качестве пределов практического поиска россиянами своей идентичности, но и как своеобразные «красные линии» еще только предстоящего идеологического строительства.

Ответ идеологии на соответствующие запросы современной российской власти был, на наш взгляд, абсолютно адекватным. Она предложила не просто некие более или менее осмысленные идеи и востребованные «молчаливым большинством» идеологемы, но представила в качестве своеобразных границ практического и идеологического поиска современной идентичности те духовные матрицы, которые традиционно использовались для идеологического обеспечения функционирования соответствующих процедур и механизмов самообоснования исторической жизни России. С их помощью идеология не просто отделяет идентичное от того, что таковым не является, но она особым образом присваивает «красные линии» истории и делает их границами своего бытия. В последующем, и это очень важно, она должна будет произвести из них конкретно-исторические пределы процесса идеологического строительства. И это будет его своеобразной вершиной. Очевидно, что в настоящее время мы находимся только в самом начале этого вероятно долгого и непростого пути.

Основной смысл идеологического существования тех духовных матриц, которые в настоящее время проявляются всего лишь как «красные линии» идеологического строительства - своеобразные «пустые» и «произведенные» формы духовного производства, заключается в том, что с их помощью, на их основе в последующем должны будут реально заработать универсальные механизмы развития национальной идентичности. Именно они будут задавать и формировать ключевые траектории идеологического самоопределения современного российского общества и власти.