В первом параграфе второй главы «Становление институциональной системы федерализма в России 1990-х гг.» определено, что федерализм является типом политико-территориальной организации общества, включает в себя множество форм политических систем. Федерализм обеспечивает демократическую саморегуляцию общества путем конституционно закрепленного распределения публичной власти. Современный федерализм -это не только институциональная структура государства, но и тип политических отношений сотрудничества между субъектами политического процесса, на основе политической культуры согласования интересов и компромисса.

Атрибутными признаками современного федерализма в политическом аспекте следует считать: двухуровневую территориальную структуру государственной власти, конституционное разграничение полномочий и предметов ведения «центра» и субъектов федерации при обеспечении государственного единства; верховенство федеральной конституции; автономию федерального и регионального уровней государственной власти в пределах их конституционной компетенции.

Постсоветская модель федерализма в России имеет устойчивую специфику, вызванную сочетанием исторических и краткосрочных факторов. Эту систему можно считать институциональным гибридом. Формальные демократические институты, «импортированные» из стран Запада и неформальные авторитарные институты интегрировались в достаточно прочную систему. Под влиянием российской политической культуры и неформальных практик приоритетными стали задачи эффективного территориального управления, согласования политических интересов между центром и регионами.

Российский федерализм выражает следующие противоречия: между конституционным и договорным типом формирования государства, между симметрией и асимметрией статусов субъектов федерации, между административными и этнонациональными принципом субъектного состава, между предметами федерация и полномочиями уровней власти в Российской Федерации. Эти противоречия при слабости гражданского общества и ценностей демократии привели к закреплению региональных этнократических режимов в ряде республик и автономий, к опасной дезинтеграции государства.

Второй параграф второй главы «Политические преобразования федерализма в России (1999-2007 гг.): итоги и перспективы» выявил, что реформы федерализма в 1999 2007 гг. имеют цели: восстановить единую систему государственной власти и сформировать симметричную конституционную федерацию. Эти цели потребовали создать формы федерального контроля, реализовать механизмы федерального вмешательства, сформировать новый состав субъектов федерации и территориальных органов исполнительной власти. Вместе с тем, тактика компромиссов между федеральной и региональной элитами имеет пределы своей эффективности. Реформы федерализма в России (1999 - 2007 гг.) исправили наиболее грубые и не правовые формы этнократии. Но ради поддержания стабильности центральные органы власти шли на компромиссы с «этническими» регионами. Взаимодействие федеральной власти и региональных элит развивается по модели пакта, т.е. обе стороны сохраняют автономные стратегии и ресурсы влияния, их компромиссы носят тактический характер.

Основные приоритеты преобразований федерализма таковы:

1) обеспечение полного и прямого действия Конституции Российской Федерации на всей территории страны в равной мере;

2) приведение конституций (уставов) и иных нормативно-правовых актов субъектов РФ в соответствие с Российской Конституцией;

3) создание единой систем исполнительной власти;

4) подавление очагов сепаратизма;

5) пересмотр модели разграничения полномочий и предметов ведения между РФ и её субъектами по централизованному типу;

6) централизация бюджетной и налоговой систем;

7) усиление института федерального вмешательства.

Вместе с тем основные противоречия российского федерализма, унаследованные от 1990-х гг., сохраняются. Новый вид федеративных отношений (модель «ограниченного федерализма») противоречит институциональной подсистеме, реформа которой доселе фрагментарна.

Перспективы российского федерализма - затяжная адаптация его конституционных норм и институтов к реальным политическим практикам. Реформы федерализма, вероятно, в краткосрочном будущем усилят его субсидиарность и симметричность, будут деполитизировать этничность. Возможна легитимация «двухуровневого» строения федерации, превращение федеральных округов в субъекты РФ первого (расширенного) уровня полномочий.

Третий параграф второй главы «Реформа территориального устройства России в контексте центр-региональных отношений» рассматривает проблему состава субъектов федерации.

Преобразования состава субъектов Российской Федерации является одной из важнейших задач долгосрочных реформ федерализма. Причина тому чрезмерные диспропорции статусов и ресурсов 88 регионов России. Процесс изменения состава субъектов федерации должен быть демократичным. Автономные округа и автономная область могут получить новые статусы в соответствии с их ресурсным потенциалом. В целом же укрупнение регионов требует разработать и принять Концепцию развития федеративных отношений в РФ с юридической силой федерального конституционного закона.

Сравнение дискуссий по объединению ряда регионов России доказывает, что уровень политической конфликтности зависит от степени политизации этничности, от геополитических условий. Интеграционный процесс целесообразно вести постепенно, с предварительным созданием его экономических и социально-культурных мотиваций. Цели и методы реформ должны обеспечивать равенство прав граждан России, независимо от их социально значимых черт.

Административно-территориальная реформа сама по себе не может решить проблем сепаратизма и региональной фрагментации. Реформа должна стать составной частью региональной стратегии государства, реализовывать принципы равенства исходных возможностей граждан, территориальной справедливости, соразмерности ресурсов субъектов федерации. Новый состав регионов России должен быть определен по итогам профессионального научного анализа и репрезентативных социологических опросов, с предварительным принятием конституционных законов. Число новых субъектов федераций, как и их границы, должны определяться вследствие референдумов с последующим утверждением органами федеральной власти. Надлежит также определить статус нынешних федеральных округов в конституционном законодательстве. Целесообразно разукрупнение федеральных округов с 7 до 12-15, пересмотр их рубежей «внахлест» с военными, экономическими, правоохранительными и другими территориальными структурами.

Третья глава «Региональные политии постсоветской России (институциональное и коммуникативное измерения)» реализует системный анализ политического пространства регионов.

В первом параграфе третьей главы «Региональные политии: проблемы определения, строения, функционирования» обосновывается оптимальность данного термина в сравнении с «региональной политической системой», «политической микросистемой», «политической структурой».

Региональная полития может быть определена как целостная совокупность субнациональных институтов, отношений, норм и политической культуры. Данная система обеспечивает реализацию властных отношений в повседневных политических практиках. Институциональная подсистема включает в себя не только органы государственной власти на уровне регионов, но и иные акторы политики: элиты, группы интересов, партии, общественные движения, лидеров и т.д. Весьма близки по смыслу понятия «региональная политическая система», «региональная полития» и «региональное политическое пространство». Они удачно интерпретируют строение политических сообществ на уровне региона. Применение понятия «региональная политическая система» даёт возможность компенсировать недостатки нормативно-этатистского подхода к теме. Региональные политии России рассматриваются в единстве их статичных (структурно-функциональных) и динамических (процессуальных) качеств. Они не самодостаточны, а являются необходимым элементом общероссийской политической системы многосоставной и территориально разнородной.

Региональная полития - термин, позволяющий поставить в центр внимания именно отношения между авторами регионального сообщества, устойчивые проявления региональной политической культуры. Автор реализовал методику анализа региональной политии в анкетном опросе «Социологический портрет Краснодарского края и перспективы региональной политики» (февраль-апрель 2007 г.).

Типология региональных политий России возможна по долгосрочным преобладающим ориентациям граждан, а также по институциональному строению данных систем, практикам взаимодействия их акторов.

Второй параграф третьей главы «Роль органов государственной власти субъектов федерации в региональных политических процессах» посвящен анализу институциональных эффектов разделения властей.

Органы государственной власти в постсоветской России первоначально строились многообразно. В силу многообразия социокультурных условий, а также слабости контроля федеральной власти сложился плюрализм институциональных моделей. Республики в составе РФ с согласия федеральных структур власти сохранили преемственность советской системы, лишь дополнив её институтом выборного президента (главы республики). Области, края, города федерального значения находились под качественно более жестким контролем общероссийской власти. В них сформировались «президенсиалистские» формы правления с назначаемым главой администрации, обретшим сильные властные полномочия. На выбор формы правления больше повлияли общероссийские процессы монополизации власти, чем персональные качества лидеров.

Качественные изменения институтов власти в субъектах РФ совершаются за 19992007 гг. вследствие реформ всей политической системы страны. Общий замысел реформ можно оценить как централизацию и рационализацию публичной власти, обеспечение единства и целостности Российского государства. Однако курс 19992007 гг. проводится путем «мелких шагов», сопровождается острыми конфликтами из-за согласования противоречивых групповых интересов. Идеологические и прагматические цели новой когорты правящей элиты выражены нечетко. Процесс выработки и принятия стратегических политических решений непубличен. Обрисованные качества власти влияют на динамику институционализации противоречиво. Юридически изживается пагубный сепаратизм и конфедерализм 1990-х гг. Но одновременно «усиление вертикали власти» ведет к концентрации полномочий в руках исполнительной ветви и главы государства, что усиливает монополизм центров принятия решений.

В третьем параграфе третьей главы «Региональные политические режимы России в системе коммуникаций «центр-периферия»» аргументируется сохранение данных режимов в РФ, дается их определение и содержательная характеристика.

Региональный политический режим - совокупность акторов политического процесса, институтов политической власти, ресурсов и стратегий борьбы за достижение и/или удержание власти. В контексте глобализации и затяжного кризиса российского общества региональные режимы долгосрочное явление, усиливающее диверсификацию политических практик и структур. Наличие регионального режима устанавливается по степени автономного влияния внутренних акторов субнационального сообщества. Россия после распада СССР яркий пример расколотого политического пространства, на котором складывались автономные режимы. Они развивались в качественно различных направлениях, принадлежали стадиально к разным эпохам.

Влияние региональных режимов на политический процесс наиболее адекватно постигается на основе моделей Т.КарлФ.Шмиттера и Дж.МункаК.Лефф, адаптированных к российскому материалу В.Я.Гельманом. Установлены такие модели постсоветских трансформаций политической системы, как: консервативная реформа, пакт, реформа «снизу», революция, навязанный переход. В большинстве регионов России преобладает последняя из моделей. Возможны сценарии выхода режимов из неопределенности: «война всех против всех», «победитель получает всё», «сообщество элит» и «борьба по правилам».

Теоретическая модель режимов, созданная в работе В.Я.Гельмана, М.Бри и их соавторов, логически непротиворечива и репрезентативна. Однако она использует слабо формализованные индикаторы. Однако она использует слабо формализованные индикаторы. Мала и выборка регионов для обобщений. Теории «среднего уровня» в осмыслении региональных режимов складываются в работе А.С. Кузьмина, Н.Дж. Мелвина и В.Д.Нечаева на основе «градуированного» подхода к демократии. Их методология позволила создать систему количественных индикаторов демократизации по критериям формального разделения властей, конкурентности выборов, уровня партийности регионального парламента.

Повседневные политические практики в России сводятся к дилемме: жесткий авторитаризм или ограниченная (делегативная) демократия. Подобные режимы характерны для полупериферии глобализации, воспроизводят политико-культурную зависимость своих регионов и модель «запаздывающей модернизации».

Четвертая глава «Региональные политические элиты как актор политических элит в России» состоит из трех параграфов.

Первый параграф четвертой главы «Сущность, социальный состав и функции региональных политических элит» определяет концептуальные основы анализа.

Региональная политическая элита представляет собой социальную страту, которая достигла наивысшего политического статуса, оказывает определяющее воздействие на процессы принятия стратегических политических решений в регионе. Элита обеспечивает согласование интересов субъектов политического процесса на уровне региона, а также интересов федеральной и региональной элит, элит различных регионов между собой. Элита также контролирует реализацию стратегических решений, влияет на ценностные ориентации общества. Она имеет наибольшее воздействие на цели, формы и направленность регионального политического процесса в сравнении с негосударственными субъектами политики: партиями, общественными движениями, профсоюзами.

Выявлено, что ядро региональной элиты составляет административно-властная элита во главе с губернатором. Специфика структуры региональной политической элиты России состоит в её высокой неустойчивости и сегментированности. Применительно к постсоветскому периоду (19912004 гг.) в масштабах России целесообразно применять термин «региональные политические элиты». В регионах сформировались элиты, своеобразные по ресурсам влияния, институциональному оформлению власти, политическим ориентациям, методам деятельности. Если в 1990-х гг. наблюдалась значительная степень автономии элит многих регионов от федеральной элиты, то реформы политической системы (19992007 гг.) ведут к вертикальной интеграции элит России.

Во втором параграфе четвертой главы «Модели рекрутирования региональных политических элит России» выявлены принципы и каналы обновления состава высокостатусных групп.

Установлена зависимость механизмов и каналов рекрутации региональных элит от преобладающих социокультурных традиций региона. Динамический фактор данной зависимости состоит в типе регионального политического режима, в особенностях распределения власти и влияния между субъектами политики. Преобладает гильдейский (номенклатурный) тип рекрутирования элит. Он означает отношения личной зависимости и преданности членов региональной властвующей группы своему лидеру, предполагает иерархическое соподчинение сегментов элиты на основе неформального обмена ресурсами влияния. Постепенно распространяется и противоположный тип рекрутирования элит конкурентный и гласный, прежде всего в регионах с высоким уровнем урбанизации и партисипаторным типом политической культуры. Он предполагает переход от принципа личной преданности к принципу «лояльного профессионализма», рост разнообразия источников рекрутирования элит.

Институциональная модель власти элиты оказывает весомое влияние на тип элитообразования, на каналы рекрутирования и формы политической деятельности элиты. Напротив, зависимость между институциональной моделью и политико-идеологическими ориентациями элит регионов крайне слаба. За 19901993 гг. сложился симбиоз советской системы с элементами конкурентной публичной демократии. В условиях идеологической и конституционно-правовой неопределенности регионального режима оформился полицентризм власти. Состоялась консолидация соперничавших сегментов элит вокруг Администрации региона и Советов народных депутатов. Но данная модель была шаткой и рухнула в итоге острых политических конфликтов между ветвями власти, а также центр-регионального противостояния. Напротив, для 19942007 гг. характерна институциональная модель, которая сочетает нормативно-правовое разделение властей с моноцентризмом реальной власти Администрации области (края). Модель предполагает неформальный консенсус ветвей власти под патронажем губернатора (президента) региона. Партии, общественные движения, негосударственные СМИ играют соподчиненную роль в системе политических институтов края. Можно прогнозировать нарастающую интеграцию региональных и федеральной элит вследствие реформ 19992007 гг.

Третий параграф четвертой главы «Ресурсы влияния и политические ориентации элит в российских регионах» выявляют стратегии активности региональных элит.

Ресурсы влияния региональных политических элит - это все материальные и социокультурные факторы реальной власти высокостатусных групп: экономические, политические, административные и информационные. К политическим ресурсам относятся представительство элит в федеральных органах власти и способность влиять на курс государственной политики; контроль над принятием властных решений регионального уровня; обладание консолидированной политической поддержкой населения региона. Административными ресурсами являются: неформальные практики согласования интересов акторов политики; вытеснение оппозиции из легальных форм активности; финансовый контроль элит над политическими кампаниями; представительство лояльных элит политиков в органах власти и местного самоуправления; нарушение баланса полномочий в пользу исполнительной власти; контроль данной ветви власти над основными партиями, избирательными комиссиями, НКО. Информационные ресурсы элит включают в себя: контроль исполнительной власти над ведущими СМИ; создание региональных идеологем и мифологии; влияние на образовательную и научную сферы региона; использование авторитета конфессий. Система ресурсов влияния обеспечивает элитам доминирование в политическом процессе.

Стратегии региональных политических элит во взаимодействиях с иными акторами политики делятся на силовые и компромиссные. Они предполагают выбор ориентаций элит в системе акторов по критериям: «власть-оппозиция», политических идеологий, «централизм-регионализм». Для региональных элит России характерно преобладание стратегий «победитель получает всё» (моноцентрической власти) и «сообщества элит» (олигополической власти). Доминирование поддержки федеральной «партии власти» (в 2003-2007 гг.) для региональных элит прагматично и не исключает внутриэлитной острой конкуренции. Стратегии элит в отношении федерального центра: 1) лояльность «проводников влияния»; 2) прагматический пакт с центром и попытки формировать автономный курс; 3) прагматический конформизм; 4) оппозиция на основе конфликта интересов.

Пятая глава «Институционализация партий и групп интересов в региональных политических процессах» посвящена анализу организационных, идеологических и коммуникативных аспектов феномена.

В первом параграфе пятой главы «Формирование политических партий в регионах России» установлены факторы, модели и специфика вариантов партогенеза 1990-х гг.

Политические партии играют в регионах постсоветской России противоречивую роль. С формально-правовой точки зрения, партии уже 15 лет являются полноценным участником электорального процесса и парламентаризма, призваны быть основным институтом согласования интересов между гражданским обществом и государством. Но в реальном политическом процессе сложилась автономия региональных «рынков» власти, т.е. в каждом субъекте РФ формировалась своя композиция протопартий, свои неформальные правила игры и ресурсные базы. Укрупнение и монополизация политических рынков в регионах, их встраивание в общероссийскую систему ведет к поглощению сугубо региональных партий федеральными. С 2000 г. выстраиваются вертикально интегрированные сети партий. Объективно партогенез в регионах РФ проходит начальные стадии, что ведет к незрелости создаваемых структур. Новейший тип партий картельный (рожденный в глобализируемых обществах Запада) своеобразно преломляется в условиях постсоветских регионов, многие из которых не прошли стадии зрелой политической модернизации. Постмодернистские технологии партийной активности могут усиливать неизжитый традиционализм в регионах, порождать эффекты «виртуализации» партий. Субъекты реальной верховной власти (исполнительная «ветвь» федерального и регионального уровней, корпоративные бизнес-группы) используют партии как рычаг внутриэлитной конкуренции. Вертикально интегрированные сети подобных партий поглощают «идеологических» конкурентов регионального и местного уровней. Процесс концентрации ресурсов влияния идёт неравномерно. Территории, имеющие патриархальный или подданнический типы культуры, легче воспринимают «виртуальную» партийность, чем немногие анклавы с партисипаторными традициями (крупнейшие города).

Теоретическая основа типологии партий в регионах России модель социокультурных размежеваний (расколов) по С. Липсету и С. Роккану. Конфликты постсоветской партийной системы многофакторны и нелинейны. Ю.Г. Коргунюк и К.Г. Холодковский выявили 5 измерений (осей) партийной фрагментации общества. Ввиду плюрализма институтов и систем власти в регионах РФ следует учитывать разнородность «траекторий и векторов» развития регионов.

Второй параграф «Тенденции и перспективы развития партий на региональном уровне» содержит анализ трансформаций партий в субъектах РФ на протяжении 2000-2007 гг. Выявлены политические последствия новелл в законодательстве о партиях: доминирование карательных партий, поглощение сетей региональных партий всероссийскими, виртуализация партийных коммуникаций, преобладание государственно-корпоративного типа партогенеза. В российских регионах преодолена автономия и плюральность партийных систем, сложилась вертикально интегрированная система с доминированием «партии власти» - «Единой России». В системе мотивов партийного структурирования обществ идеологические размежевания отходят на второй план, уступая главную роль прагматическому позиционированию в отношении правящих элит. С этими тенденциями связан кризис оппозиционных партий «первого поколения»: КПРФ, РДП «Яблоко», социал-демократических партий. Анализ общественного мнения по итогам анкетных опросов подтверэдает массовую поддержку центристского, либерально-консервативного тренда, а также национал-консервативных идеологем.

Перспективы развития партий России на уровне их региональных сетей зависят от влияния внешних, макрополитических факторов: социально-экономической динамики, степени консолидации элит, меры автономии СМИ. Преобладающим типом партий в регионах будет оставаться картельный в рамках модели «сообщества элит».

Третий параграф пятой главы «Взаимодействия групп интересов в региональных политических процессах» выявляет коммуникационный аспект субъектности корпоративных бизнес-объединений и неправительственных организаций.

Модель взаимодействия групп интересов в регионах России адекватно может быть осмыслена с позиций неокорпоративизма. Это означает, что сетевые структуры и практики отношений встроены в прочную патрон-клиентарную систему. Доминирование государства в российском политическом процессе ведёт к периферийной роли групп защиты и поддержки профсоюзов; правозащитников; движений: женских, молодежных, религиозных и проч. Важнейшим партнером правящих элит и госаппарата стал корпоративный сектор бизнеса, т.е. интегрированные бизнес-группы, занимающие ведущие или монопольные позиции в своей отрасли. В основе сетевых структур власти личные отношения обмена ресурсами (экономическими, административными, политическими) между крупным бизнесом и правящей элитой. Представляются наиболее точными оценки подобных групп интересов как «корпоративного капитала» и «вертикально-интегрированных бизнес-групп». Установлены три стадии взаимодействия корпораций с региональной властью постсоветского времени: «закрытость» регионов для внешних влияний (1990-е гг.) «открывание» регионов путем экспансии крупного бизнеса (с 1999 г. по 2003 гг.), переход к государственному регулированию корпоративного влияния (с лета 2003 г. по настоящее время).

Регионы, где установилось сильное влияние корпораций, вовлекаются в общероссийский и международные рынки, становятся более модернизированными и открытыми для унификации политических режимов. Обратная сторона экспансии крупного капитала попытки установить новую монополию власти. Курс федеральных институтов власти на централизацию и усиление государственного контроля противоречит «олигархической» власти в регионах. Но конфликт интересов носит внутрисистемный, тактический характер.

Неправительственные организации (НПО) трактуются нами в качестве всех добровольных объединений на основе автономного участия, защищающих общественно значимые интересы. НПО строятся по сетевому, координационному принципу и не имеют жестких организационных форм. В регионах России НПО чаще всего обладают слабыми автономными ресурсами; среди них преобладают группы интересов социальных и профессиональных групп. Преобладает государственно-корпоративная модель взаимодействия НПО с государственными органами и бизнесом. Вместе с тем сохраняются анклавы либеральной модели взаимодействия (Москва, Санкт-Петербург, города-«миллионники»).

Шестая глава «Электоральное поведение в регионах постсоветской России как способ взаимодействий акторов политических процессов» осмысливает закономерности сознания и активности избирателей, применяет теоретические модели анализа.

В первом параграфе шестой главы «Электоральное поведение избирателей в регионах России на федеральных выборах» выявлена специфика мотиваций и установок в ходе президентских и думских кампаний 1990-2000-х гг. за основу анализа принята многофакторная модель электорального поведения. Предпочтение в системе моделей отдано социологической модели (С. Роккан, С. Липсет, Г. Китчельт). Вместе с тем социально-политические размежевания (кливиджи) на уровне регионов России неустойчивы, отличаются от «классических», выявленных в странах Запада 1990-х гг. Наибольшее влияние на федеральных выборах имеют размежевания: «город-село», «консерватизм - либерализм», по уровню экономического и социального развития сообществ.

Установлены различия мотиваций и установок избирателей в сравнении «учредительных» и последующих выборов (тренд деидеологизации), а также в сравнении президентских и парламентских кампаний. Президентские выборы воспринимаются как важнейший фактор политического процесса в России. Мотивации голосования на них в большей мере объясняются социально-психологическими качествами электората, чем мотивации на думских выборах. Если в 1990-х гг. сегментация электората проходила, в первую очередь, по идеологическим основаниям, то в 1999-2007 гг. нарастает значение «проблемного» голосования по оси «инкумбент-претендент».

Анализ пространственных факторов голосований на всероссийских выборах предусматривал картографирование ареалов поддержки партий и лидеров, выявление «ядер» поддержки и электоральных лакун. Установлена многомерность электорального пространства. Важнейший раскол «город-село» интегрирует соподчиненные расколы: по уровню доходов и образования, по возрасту, профессиональной идентичности. В сравнении с расколом 1990-х гг. по линии «консервативный Юг - либеральный Север» возрастает в 2000-х гг. роль раскола «запад - восток». Растет удельный вес факторов пограничного расположения регионов и миграционной напряженности.

Во втором параграфе шестой главы «Выборы высших должностных лиц регионов: закономерности электорального поведения» изучена специфика губернаторских кампаний 1990-2005 гг. Отмечена роль постепенного введения выборов глав регионов в 1990-1996 гг., что усилило асимметрию статусов и ресурсов регионов. В первом электоральном цикле 1990-1994 гг. выборы оставались привилегией, даруемой по воле Президента РФ в основном республикам и столичным городам. Сложился плюрализм избирательных систем в регионах по губернаторским и парламентским кампаниям. Постепенно преобладание получила мажоритарная система относительного большинства, связанная с президенсиалистской моделью статуса глав регионов.

Второй и третий электоральный циклы (1995-2001 гг.) отмечены переходом от назначений к прямым альтернативным выборам глав регионов, что способствовало консолидации региональных режимов и повышало их легитимность. «Губернаторские» кампании данного периода отмечены жесткой поляризацией электората по оси «коммунизм-либерализм», хотя уровень формальной партийности глав регионов оставался низким (15-20 %). Типология губернаторских выборов может быть проведена по критериям: степени конкурентности, консолидированности региональных элит; эффективному числу кандидатов; удельному весу побед инкумбентов.

В третьем и четвертом циклах (1998-2005 гг.) главным конфликтом стала борьба корпоративных бизнес-групп, а раскол «коммунисты-либералы» отошел на второй план. С 2000г. возросла роль новых акторов избирательного процесса: полпредов Президента РФ по федеральным округам, правоохранительных и «силовых» органов власти. Электоральное поведение избирателей в данном цикле характеризуется ростом абсентеизма и голосования «против всех», преобладанием прагматических мотиваций. Одновременно шла консолидация региональных правящих элит на основе «пакта лояльности» В.В. Путину и новым федеральным элитам.

Отмена прямых выборов глав регионов (осень 2004 г.) вызвала коммуникативные эффекты отчуждения электората от политики, повысила статус выборов региональных парламентов и органов местного самоуправления. Косвенный порядок выборов соответствует модели государственного корпоративизма и обмену ресурсами власти в рамках «сообщества элит».

В третьем параграфе шестой главы «Тенденции электорального поведения на выборах органов законодательной власти в регионах» отмечается сравнительно низкая популярность региональных парламентских выборов. Причины тому - слабое полномочия региональных собраний, институциональная неразвитость партийных фракций и конкурентного законодательного процесса во многих парламентах. Плюрализм избирательных систем (до лета 2003 г.) облегчал административным элитам контроль над электоральными ориентациями. Наиболее распространена была мажоритарная система, препятствовавшая развитию партийных фракций в парламентах. Напротив, преимущества получали кандидаты от региональных «партий власти», коммунисты либо внепартийные бизнесмены. Слабы были политико-культурные мотивы закрепления партий в региональных собраниях. Вследствие патриархальной или подданнической политических культур граждане часто поддерживают харизматических лидеров либо участников политико-административных элит, а не представителей гражданского общества.

Переход с 2003 г. к смешанной избирательной системе на выборах региональных парламентов вызвал следующие эффекты:

-повышение интереса избирателей к региональным собраниям;

-оживление сети региональных отделений всероссийских пратий, рост их ресурсов и статуса;

-повышение компетентности и процедурной автономности законодательных собраний;

-рост конкуренции на парламентских выборах;

-устранение асимметрии избирательных систем, в т.ч. неравенства размеров округов, многомандатных и корпоративных округов, хаотичных ритмов кампаний:

-поглощение региональных и этнических политических объединений сетями общероссийских партий по модели «навязанного перехода».

Вместе с тем смешанная избирательная система сама по себе не обеспечивает консолидацию демократии, может использоваться в интересах доминирующих партий и элит. Итоги региональных парламентских и муниципальных выборов (2006-весна 2007 гг.) подтверждают, что электорат поддерживает оппозиционных кандидатов в регионах, где диверсифицирована экономическая структура, легитимирован плюрализм элит, укоренились элементы гражданской политической культуры.

В заключении диссертации формулируются ее выводы, подводятся итоги исследования.

Автор полагает, что система взаимодействий акторов региональных политических процессов находится на стадии динамичного становления. Эта система взаимодействий имеет вертикальное и горизонтальное, формализованное и неформальное измерения. Она соответствует государственно-корпоративной модели, предполагает неформальные обмены ресурсами между акторами политики. В дихотомии «элита-массы» система взаимодействий носит ярко выраженный элитистский характер. Наряду с этим цикличный тип региональных процессов в России оставляет альтернативные возможности либерализации и децентрализации системы взаимодействий в долгосрочном будущем.

Предлагаем ряд мер, создающих систему «сдержек и противовесов» на региональном уровне властвования:

- право законодательных собраний налагать вето на нормативно-правовые акты администраций и глав региона;

- право легислатур выносить вотум недоверия администрациям и проводить импичмент глав региона;

- взаимное право ветвей и институтов власти на запросы и представления об отмене правовых актов;

- разрешение конфликтов между «ветвями» власти в согласительных комиссиях и конституционных (уставных) судах регионов;

- право главы региона (президента республики, губернатора) на отлагательное вето по законам, принятым легислатурой;

- расширение численности депутатов законодательных собраний до 100180 чел. и введение постоянной оплачиваемой работы всего их состава;

- право Президента РФ досрочно прекратить полномочия любого главы региона на основании судебного решения о грубых нарушениях законодательства;

- право Президента РФ и главы региона досрочно прекратить полномочия законодательного органа региона на тех же основаниях.

По нашему мнению, в регионах России должна быть обеспечена симметрия институциональных систем «по горизонтали» (между краями, областями, республиками и т.д.). Следует нормативно и в повседневной практике властвования обеспечить модель смешанного правления, что приведет к эрозии моноцентризма влияния глав регионов.

Итак, предпринятое исследование позволило выявить институциональное и политико-культурное взаимодействия основных акторов региональных процессов. Сравнены основные концепции и гипотезы субъектности политических процессов, выявлены дискуссионные аспекты темы. Раскрыт преобладающий патрон-клиентарный тип отношений между акторами региональных процессов. Аргументируется предположение, по которому регионы России реагируют на вызов глобализации и запаздывающие реформы в русле мутаций традиционализма, цикла запаздывающих реформ.

ОСНОВНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ АВТОРА ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИИ

Монографии

1. Баранов, А.В. Акторы региональных политических процессов в постсоветской России. - Краснодар: Изд-во Кубан. гос. ун-та, 2005. - 344 с. (19 п.л.)

2. Баранов А.В. Взаимодействие акторов региональных политических процессов в постсоветской России. - М.: Изд-во «Социально-политическая мысль», 2007.-191с. (12, 0 п.л.).

Научные статьи в ведущих реферируемых журналах

3. Баранов А.В. Региональная политическая идентичность: методы исследования в Западной Европе // Социальная политика и социология. - М., 2006. - № 1 - С. 23-31 (0, 5 п. л.).

4. Баранов А.В. Политические ориентации избирателей Кубани в постсоветский период: социокультурные факторы // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. Приложение. - Ростов н/Д, 2006. - № 1. - С. 3-13 (0, 6 п. л.).

5. Баранов А.В. Цивилизационный подход в политических исследованиях // Человек. Сообщество. Управление. - Краснодар, 2002. - № 1. - С.44-61 (1, 0 п. л.).

6. Баранов А.В. Поиск концептуальных оснований политической регионалистики // Человек. Сообщество. Управление. - Краснодар, 2002. - № 1. - С.173-178 (0, 4 п. л.).

7. Баранов А.В. Историческое сознание в контексте региональной идентичности Юга России // Человек. Сообщество. Управление. - Краснодар, 2003. - № 2-3. - С. 86-96 (0, 5 п.л.).

8. Баранов А.В. Факторы современного геополитического положения на Кубани // Регионология. - Саранск, 2004. - № 4. - С. 78-89 (0, 7 п. л.).

9. Баранов А.В. Сепаратизм в современном мире: политико-территориальный аспект // Человек. Сообщество. Управление. - Краснодар, 2005. - № 3. - С.124-140 (1, 0 п. л.).

10. Баранов А.В. Рецензия: К.С. Гаджиев. Политическая наука. - М.: Сорос-Международные отношения, 1994. - 300 с. // Социологический журнал. - Москва, 1995. № 2. С.202-204. (0, 2 п. л.).

11. Баранов А.В. Становление политической регионалистики в постсоветской России//Человек. Сообщество. Управление.- Краснодар, 2006.-№4.-С.94-104 (0, 6 п.л.).

Учебники и учебные пособия

12. Баранов А.В. Политическая регионалистика: Курс лекций. В 5 вып. / А.В. Баранов, А.А. Вартумян. - М.: Изд-во МГСУ «Союз», 2003. - Вып. 1. - 172 с.; 2004. - Вып. 2. - 340 с.; 2004. - Вып. 3. - 332 с.; 2005. - Вып. 4. - 292 с.; Вып. 5. - 200 с. (81, 9/50, 0 п. л.).

Научные статьи и разделы монографий

13. Баранов А.В. Российская государственность и Северный Кавказ: критика идеологии «самостийности» // Кентавр. - М., 1993. № 6. С.34-41. (0, 5 п. л.).

14. Баранов А.В. Формирование гражданского общества на Юге России // Глобализация и регионализм: Черноморский регион. Балканы. -М.:Изд-во Интердиалект+, 2001. - С.213-219 (0, 5 п.л.).

15. Баранов А.В. Политические партии и объединения Кубани: география электоральной деятельности // Региональные выборы и проблемы гражданского общества на Юге России: Рабочие материалы. - М.: Моск. центр Карнеги, 2002. - № 8. - С.50-57 (0, 6 п.л.).

16. Баранов А.В. Политические партии в электоральном пространстве Кубани // Россия: центр и регионы. - М.: Ин-т социально-полит. исслед. РАН, 2002. - Вып. 9. - С.185-198 (0, 9 п. л.).

17. Баранов А.В. Реформа территориального строя России (20002002 гг.) в контексте эволюции политического пространства // Россия: центр и регионы. - М.: Ин-т социально-полит. исслед. РАН, 2003. - Вып.10. - С.4-12 (0, 5 п. л.).

18. Баранов А.В. Политическая глобализация: цивилизационные последствия для России // Современная российская политология в контексте глобализации и диалога культур. - Сб. статей к XIX Всемирному конгрессу Междунар. ассоц. полит. науки. Дурбан (ЮАР), июнь 2003 г. - М.: Ин-т сравнит. политологии РАН, 2003. - С.29-37 (0, 5 п. л.).

19. Баранов А.В. Electoral Field in Russian Regions (The Krasnodar Territory Study-Case) // Central Asia and the Caucasus. - Luleo (Sweden), 2003. № 4 (22). - Р.4248 (0, 5 п. л.).

20. Баранов А.В. Императивы безопасности (геополитические факторы) // Россия: центр и регионы. (Статья). - М.: Ин-т социально-полит. исслед. РАН, 2003. - Вып. 11. - С.231-246 (1, 0 п. л.).

21. Баранов А.В. Политические предпочтения кубанцев: влияние социокультурного раскола «село-город» //Российское село в XXI веке: проблемы и перспективы. - М.; Краснодар: Изд-во Кубан. гос. аграр. ун-та, 2004. - Вып. III. - C.101-119 (1, 0 п. л.).

22. Баранов А.В. Региональные «партии власти» в России: сравнительный анализ советского и постсоветсткого опыта // Политические партии России: прошлое и настоящее. - СПб.: Изд-во С.-Петерб. гос. ун-та, 2005. - С.297-304 (0, 5 п. л.).

23. Баранов А.В. Региональные властвующие элиты российских республик: политический облик / А.В. Баранов, А.В. Егупов // Социально-экономическая реальность и политическая власть. - М.; Ставрополь: Век книги, 2005. - Вып.1. - С.41-45 (0, 5/0, 3 п. л.).

24. Баранов А.В. Политическая регионалистика: дисциплинарная структура и основные направления исследований // Мировая политика: проблемы теоретической идентификации и современного развития: Ежегодник РАПН 2005. - М.: РОССПЭН, 2006. - С. 363-380 (1, 0 п.л.).

25. Баранов А.В. Электоральные предпочтения населения Краснодарского края: пространственно-временная модель // Социокультурный портрет региона: Типовая программа и методика. - М.: Ин-т философии РАН, 2006. - С. 272-280 (0, 5 п. л.).

26. Баранов А.В. Политические институты федерализма как фактор этнической конфликтности (на материалах Косова и Чечни) // Федерализм и российские регионы: Сб. материалов. - М.: ИНИОН РАН, 2006. - С. 78 - 94 (1, 0 п. л.).

27. Баранов А.В. Регионализация как политико-территориальный процесс: переосмысление базовых понятий // Вызовы глобализации в начале XXI века. - СПб.: Сев.-Зап. акад. гос. службы; Балт. гос. технич. ун-т, 2006. - Ч.1.-С. 196-204 (0, 5 п. л.).

28. Баранов А.В. Противоречия российского федерализма и задачи его реформирования: политический аспект // Реформы в России и Россия в реформирующемся мире. - СПб.: Изд-во Балт. гос. технич. ун-та, 2006. - Ч. 1. - С.46-50 (0, 4 п.л.).

29. Баранов А.В. Политические ориентации избирателей Краснодарского края в контексте политической культуры (по материалам парламентских выборов) // Политэкс: Политическая экспертиза. - СПб., 2006. - Т. 2. - № 2. - С. 25-35 (0, 6 п.л.).

30. Баранов А.В. Государственная политика Российской Федерации на региональном уровне // Краснодарский клуб гражданского образования. Дневник, 1999. - Краснодар: Южная волна, 2000. С.25-27 (0, 2 п. л.).

31. Баранов А.В. Электоральная география Краснодарского края // Человек. Сообщество. Управление. - Краснодар, 2000. - № 3-4. - С.35-44. (0, 6 п. л.).

32. Баранов А.В. Консерватизм как обоснование самобытного пути России в XXI веке: исторические основы идеологического выбора // Консерватизм и традиционализм на Юге России: Сб. науч. ст. - Ростов н/Д: Изд-во Сев.-Кав. науч. центра высш. школы, 2002. - С.46-52 (0, 4 п.л.).

33. Баранов А.В. Парадигмы эволюции геополитического пространства Юга России // Вестник Армавирского института социального образования (филиала МГСУ). - Армавир, 2003. № 1. № 1. - С.110119 (0, 6 п. л.).

34. Баранов А.В. Теории социокультурной самобытности в контексте устойчивого развития // Ученые записки Северо-Кавказской академии государственной службы. Серия «Государственное и муниципальное управление». - Ростов н/Д, 2003. - № 3. - С.137-140 (0, 3 п. л.).

35. Баранов А.В. Методы исследования истории контактных зон в политической географии // Новая локальная история: Пограничные реки и культура берегов. - Ставрополь: Изд-во Ставроп. гос. ун-та, 2004. - С.45-51 (0, 4 п. л.).

36. Баранов А.В. Региональная политическая идентичность: методы исследования // Социальная идентичность: способы концептуализации и измерения. - Краснодар: Изд-во Кубан. гос. ун-та, 2004. - С.77-86 (0, 5 п. л.).

37. Баранов АВ. «Консервативный пояс» на карте Кубани: факторы развития в условиях социальной трансформации // Человек и этносы в трансформирующемся обществе. - Ростов н/Д: Изд-во Сев.-Кав. науч. центра высш. школы, 2004. - С.31-46 (1, 0 п. л.).

38. Баранов А.В. Становление гражданского общества в условиях социокультурного раскола (на примере Краснодарского края) // Вопросы политики. - Волгоград: Изд-во Ин-та сравнит. анализа восточноевроп. конфликтов, 2004. - Вып. IV. - С.54-59 (0, 4 п. л.).

39. Баранов А.В. Краснодарский край в системе внутренней геополитики России: конфликтогенные факторы // Евразийский проект: кавказский вектор. - Ростов н/Д: ИППК Ростов. Гос. ун-та, 2005. - С.144-161 (1, 0 п. л.).

40. Баранов А.В. Кубанские реалии и черноморская аномалия: результаты думских выборов 2003 года в контексте политической культуры // Политический альманах Прикамья. - Пермь: Пушка, 2005. - С. 105-116 (0, 7 п. л.).

41. Баранов А.В. Социальный портрет Краснодарского края: основные параметры анализа / А.В. Баранов, И.В. Мирошниченко // Опыт апробации типовой методики «Социологический портрет региона». - Тюмень: Изд-во Тюмен. гос. ун-та, 2006. - С. 43-53 (0, 7/0, 4 п.л.).

42. Баранов А.В. Сравнительный анализ структур органов исполнительной власти на региональном уровне // Российские регионы в условиях трансформации современного общества. - Волгоград: Изд-во Волгогр. гос. ун-та, 2006. - С.33-39 (0, 5 п. л.).

43. Баранов А.В. Факторы и уровни региональных этнополитических конфликтов на Северном Кавказе // Бюллетень Отдела социально-политических проблем Кавказа Южного научного центра РАН. - Ставрополь: Изд-во Ставроп. гос. ун-та, 2006. - Вып. 2. - С. 127-129 (0, 3 п. л.).