Страны Западной Европы, Россия, Китай: опыт модернизации

Как показала последующая практика, неверно понималась то природа самого социализма и условия его реализации, то неадекватно оценивался характер существовавшего устройства, подлежавшего преобразованию, то, как следствие этих заблуждений, ошибочно определялась стратегия и тактика перемен.

Делавшиеся в СССР ссылки на Маркса и Энгельса, хотя и помогали, сами по себе не давали необходимой для перемен концепции: ведь они сформулировали своё понимание социализма и путей перехода к нему, имея перед собой не Россию XX века, а развитой капитализм XIX века, обнаружившиеся тенденции его дальнейшего развития. В СССР шла речь о переходе к социализму стран, не прошедших стадии высокоразвитого социализма, что требовало своего подхода и своей концепции.

Горбачевская «революция сверху», пытавшаяся через партийно-государственную номенклатуру обеспечить разбюрокрачивание «дореформированного социализма», возвращение ему демократических и гуманных черт, внесла полную дезорганизацию во всю экономическую и политическую жизнь страны, возложила на плечи большинства граждан бремя самых разнородных бед и неурядиц, что быстро привело к утрате М. Горбачевым авторитета в обществе.

Сложилась ситуация в Советском Союзе: осознав отрицательные последствия ИСТОРИЧЕСКОГО ЗАБЕГАНИЯ и понимая необходимость ВОЗВРАЩЕНИЯ к еще неизжитым общественным формам, отечественные лидеры при этом утратили МЕРУ в понимании необходимого возвращения, превращая свой выбор из условия прогресса в обыкновенный регресс - в возвращение уже изжитым общественно-экономическим формам. Это выражалось и в отказе от прежней системы ценностей и в возврате к уже изжитым формам. «Они, - пишет Л.Р. Клейн о реформаторах, - пытаются одновременно ввести рыночную систему и продать или передать государственные предприятия в частную собственность. По их мнению, частные предприятия всегда более эффективны, чем государственные. В таких рассуждениях понятиям социального равенства, справедливости при распределении богатства отводится второстепенная роль».

Осуществлять параллельную ломку экономических и политических структур неразумно. И действительно: российское общество после 1985 г. всё время шло от кризиса к кризису. Коммунистические власти проводили преобразования нетоталитарного характера в года НЭПа до 1925 г., при Хрущёве до 1962 г., в годы перестройки с 1987 г., пытались реформировать коммунистический тоталитарный режим. Анализируя таблицу, видим, каково было отношение к частной собственности, экономической свободе, к гражданским правам, к оппозиции, преобразованиям в социально - экономической и политической сферах. И в итоге коммунистический тоталитаризм потерпел крах.

Три попытки реформировать коммунистический тоталитаризм

М.С. Горбачёв с середины 80^х хотел начать строить социализм с «человеческим лицом», сохраняя при этом руководящую роль КПСС в обществе.

Причиной распада великой державы - Советского Союза стала перестройка. Дэн Сяопин начал проводить экономические реформы ещё раньше Горбачёва и тоже при руководящей роли коммунистической партии. Тем не менее, Китай добился поразительных успехов. Так почему в СССР при коммунистах реформы не пошли, а в Китае при коммунистах они продолжаются, и довольно успешно?

а) Дэн Сяопин - инициатор рыночных реформ - прагматических реформ. Реформы были ориентированы на получение результата в ближайшем будущем. Коммунистическая партия Китая не отказалась от целей строительства социализма. Не подвергались критике и действия Мао Цзэдуна. Его идеи по-прежнему рассматриваются в Китае как основополагающие. В то же время в практической политике начали осуществляться преобразования, ведущие к возрождению элементов рыночной экономики.

· Ограничивались кооперативные формы хозяйства, ликвидировались коммуны. Крестьяне стали арендаторами на принадлежащей государству земле, получили возможность приобретать скот и технику в личную собственность, использовать наемную рабочую силу, реализовывать часть произведенной продукции на свободном рынке.

· Сократилась численность вооруженных сил.

· Приоритет отдавался производству потребительских товаров. В свободные экономические зоны привлекался иностранный капитал. Предприятиям предоставили значительную самостоятельность. Разрешили кооперативный и частный секторы в сфере производства, торговли и обслуживания. При этом Коммунистическая партия Китая сохраняла за собой руководящую роль в политической жизни страны.

Сочетание политической стабильности с открытой для зарубежных инвесторов экономикой сделало Китай одной из наиболее динамично развивающихся стран мира.

Среднегодовые темпы роста производимого ВНП на душу населения в Китае в 1980-1990-е гг. были самыми устойчивыми и высокими в мире - 8,2%. Китай, население которого является наиболее многочисленным в мире - 1200 млн. чел. - обеспечивает свои потребности в продовольствии. Производство ВНП на душу населения в 1990-е гг. достигло 620 долл. США, что примерно соответствует уровню СССР середины 1930-х гг.

Китай остается аграрно-индустриальной страной. Удельный вес городского населения за последние десятилетия возрос с 20 до 30%, но по-прежнему большая часть рабочей силы занята в сельском хозяйстве.

В то же время за счет промышленного производства в КНР создается около половины ВНП. Китай освоил производство продукции высоких технологий.

Относительно новой для Китая проблемой стал рост социального неравенства. Возник новый слой имущих - зажиточные крестьяне, городская буржуазия, увеличилось число чиновников, обогащающихся за счет служебного положения. Была начата кампания борьбы с коррупцией и незаконным обогащением.

А.П. Бутенко, доктор философских наук, профессор МГУ им. М.В. Ломоносова отмечает в статье «Рыночные реформы в России и Китае: сходство целей и различие результатов» следующее:

Общность объявленных целей по мере продвижения к ним при всех дипломатических заверениях о взаимной заинтересованности в углубляющемся сотрудничестве и при определенном развитии в самые последние годы взаимовыгодных политических и экономических связей показывает, что каждый новый шаг к провозглашенной цели России и Китая (вопреки торжественным заявлениям дипломатов) не только не сближает, а заметно настораживает друг друга.

Разумеется, политические лидеры обеих великих держав, прекрасно сознавая удельный политический вес и международную значимость другой страны, после некоторой «дипломатической паузы» начала 90-х гг. в последнее время заговорили даже о «стратегическом партнерстве», но, как все понимают, к этому оживлению отношений двух стран их внутреннее развитие не имеет никакого отношения, ибо наблюдающееся оживление двусторонних контактов - бесспорное следствие других - международных - причин, тех перемен и сдвигов, которые произошли и происходят на мировой арене в результате крушения двухполюсного мира и распада одной из супердержав - Советского Союза. В этой ситуации Россия и Китай желают жить в системе международных отношений без диктата в ней какой бы то ни было державы, в условиях многополюсного мира, поддерживаемого и Россией и Китаем, ибо в таком мир» каждая из этих держав рассчитывает занять свое достойное место.

Возникает вопрос: в чем же дело? Почему сходство, если не совпадение объявленных целей - желание - России и Китая восстановить рынок, перейти к рыночной экономике - не находит положительного отклика у наших либералов, почему позитивный опыт сегодняшнего Китая у буржуазно-демократических средств массовой информации не в чести? Кое-кому кажется, объяснение в том, что Китай, успешно осуществляя перемены, называет себя великой социалистической державой, а наши властвующие официальные демократы убеждены в том, что являются главными первопроходцами иного, вдохновляющего их маршрута - «перехода от социализма к капитализму». Но такое объяснение - только часть правды о причинах замалчивания позитивного опыта Китая. Важнее другое: реформы Китая - бельмо на глазах либеральных реформаторов. Ведь вопреки их утверждениям, что экономическая реформа и капитализация для «коммунистического мира» - одно и то же, что без преобразования «государственно-общественной собственности» в частную не выйти из экономического кризиса», - современный Китай своими переменами доказывает, что такое понимание - ложь, что рынок и капитализм (как это раньше хорошо знали уже первокурсники вузов) - разные вещи, что, можно восстановить рынок, создать преуспевающую рыночную экономику, принципиально или весьма существенно отличающуюся от западного капитализма, что для преодоления современных трудностей вовсе не нужно возвращаться к пройденным формам капитализма XVIII или XIX в., а тем более обращаться к криминально-мафиозным структурам.

Поэтому и нет ничего удивительного в том, что не только позитивный опыт Китая, но равным образом и современный опыт Вьетнама, стран, успешно развивающих рыночные отношения без разрушения устоев прежней жизни, сохраняющих социальные завоевания трудящихся, большинства граждан, не вызывает симпатии тех, кто защищает происходящее в России, твердит о ее возрождении. В свете такого позитивного зарубежного опыта трудно объяснить россиянам, в чем состоят достижения демократов, их рыночных реформ в России, если утверждаемые власть имущими рыночные отношения не оживляют, а разваливают национальную экономику, если огромная часть населения лишается элементарных человеческих прав - своевременного получения заработной платы и пенсий, если обозначился устойчивый процесс вымирания россиян, упадка всех сфер еще недавно столь уважаемой в мире российской культуры.

Эта несомненная политическая корысть, лежащая в основе сегодняшнего замалчивания позитивного опыта Китая (как и Вьетнама), очевидна для всех. «России не нужен позитивный опыт рыночных реформ, если они приносят благо народу, но не ведут к капитализму», - так думают, хотя и не говорят отечественные либералы. Поэтому почти совсем исчезла со страниц буржуазно-демократической печати объективная информация о Китае, эта печать готова предоставить свои страницы только тем, кто, не имея ничего общего с наукой, готов преподнести своим читателям любую «чернуху» о Китае, кто ставит политическое прислужничество выше научной добросовестности.

Совсем иначе относятся к происшедшему в СССР и к происходящему в России китайские власти, их средства массовой информации. Как отмечает французский специалист в области международной политики Анри Эйро, отношение китайского общества к событиям в бывшем СССР отличалось на первых порах сдержанностью и настороженностью, что нашло отражение в официальной политике Пекина. Эта настороженность и сдержанность объяснялась в первую очередь стремлением здраво осмыслить развитие СССР, а затем России после 1985 г., оценить плюсы и минусы этого развития, разумеется, со своих позиций. Китайские авторы ставили вопрос: «Каким образом Советский Союз, такое громадное социалистическое государство, обладающее богатыми природными ресурсами, многочисленным населением и добившееся блистательных успехов, что дало ему возможность соперничать с американской супердержавой, вдруг, в какие-то считанные годы могло рассыпаться как карточный домик».

По-мере изучения характера перемен на территории бывшего Советского Союза отношение к ним китайской стороны менялось. Анри Эйро пишет, что постепенно четко обозначилась критическая позиция китайского руководства к целям и методам проведения реформ в России и других республиках СНГ. Эту позицию поддерживали в конца 1992 г. китайские реформаторские кадры практически во всех крупных городах и провинциях. Ведь уже к этому времени для многих стал очевидным драматический характер перемен на территории СССР, - их негативные результаты не только для россиян, но и народов других стран СНГ, для всего международного опыта.

Это драматическое развитие Советского Союза - предметный урок для Китая. Профессор Пекинского университета Хуан Цзунлянь писал, что «провал советской модели социализма дал глубокий отрицательный опыт и урок делу строительства социализма в Китае. Это повысило в стране консолидацию и понимание безотлагательной необходимости продвижения вперед реформ и открытости с центром тяжести в экономическом строительстве, выполнения стоящих перед ними задач.

Развитие КНР в последние годы служит доказательством этого положения». Есть все основания утверждать, что драматический ход перемен в СССР, позже в России, их негативные последствия для материального положения - большинства граждан и для международного авторитета страны оказался охлаждающим душем для китайских радикалов как внутри страны, так и за ее рубежами. Стали раздаваться голоса, что подобное же развитие Китая с его 1 млрд. 200 млн. граждан может оказаться не только бедой для самого Китая, но и катастрофой для всего мирового развития.

Современный цивилизованный капитализм, оказался неспособным экономически поддержать Россию и страны СНГ. Что бы произошло, если бы и Китай по их примеру пошел по миру с протянутой рукой? Правда, политическая ситуация в России, по мнению китайских авторов, пока не позволяет однозначно определить ее будущее. «Российское общество после распада СССР оказалось в полосе перехода к иному социальному строю, - пишет Хуан Цзунлянь. - Отнюдь не решены вопросы о том, какой характер будет носить этот строй, и, в частности, какую создавать экономическую модель, политическую систему, какую формировать дипломатическую стратегию и т.д.». Однако неудача советского социализма - вовсе не конец коммунистических идеалов, а урок их сторонникам. «Изменение и развал СССР - это лишь поражение одной модели строительства социализма, существовавшей в прошлом, а ни в коем случае не поражение социализма в целом, - считают китайские авторы. - Оно поможет глубжё осмыслить, обобщить опыт и уроки, чтобы иметь возможность консолидировать внутреннюю и международную практику различных стран ради настойчивой борьбы за осуществление благородных идей коммунизма».

Чтобы лучше разобраться в возникающих проблемах, выясним: 1) в каком смысле можно говорить о сходстве и различии опыта; 2) почему России и Китаю необходим возврат к рынку, как следовало возвращаться, и кто мог осуществить поворот; 3) каковы уроки двух разных переходов?

В каком смысле можно говорить о сходстве и различии опыта?

Опыт исторического развития той или иной страны, опыт осуществляемых сегодня перемен в России и Китае - многопланов и разнообразен. Поэтому вполне естественен вопрос: насколько сходен и различен этот опыт, и в каком смысле можно говорить об использовании опыта одной страны для более удачливого осуществления перемен в другой стране?

Поскольку сейчас приватизация вкупе с рыночным регулированием ускоренно разворачивается как в постсоциалистических, так и в развивающихся странах, защитники такой стратегии уверяют, что другого пути просто нет. «На самом деле, - пишет лауреат Нобелевской премии Л. Клейн, - жизнеспособные альтернативы существуют. Китайская реформа, о которой было известно еще до середины 80-х гг., пошла по совершенно другому пути. Сельское хозяйство и малая предпринимательская деятельность были полностью экономически раскрепощены и либерализованы. В определенной степени происходила и приватизация, но она никогда не занимала центрального места. В некоторых сферах большое значение придавалось рыночному ценообразованию и индивидуальному принятию решений. Официально провозглашенная цель состояла в модернизации производства на основе рыночного социализма, без резкого массированного внедрения частной собственности». Но дело не только в этом. Успехи китайской реформы, писал Анри Эйро, ставят вопрос: не нашел ли Пекин новую модель «азиатского развития», обеспечивающую Китаю выживание после краха мирового коммунизма и распада социалистического лагеря во главе о СССР».

Идя по избранному пути, Китай предстал перед всем миром в образе быстро прогрессирующего гиганта, удивляющего современников своими головокружительными социально-экономическими успехами и неоспоримыми шансами играть на международной арене самую первую роль.

В начале прошлого века Наполеон предостерегал Запад: «Пусть Китай спит». И так пояснял свое предостережение: «Там спит гигант. И пусть он спит, потому что, если он проснется, вздрогнет весь мир». Китай проснулся.

Конечно, можно спорить, когда это произошло: во время освободительной войны против японского милитаризма, в ходе новодемократической революции, 1949 г. или позже, после смерти Мао Цзэдуна: в 1977 г.? Но сегодня всем ясно: Китай проснулся и удивляет мир. Английский еженедельник «Экономист», рассуждая на эту тему в сентябре 1992 г. в специальном выпуске, вынес в заголовок слова: «Когда Китай проснулся». В Европе, Азии и в Америке политики и экономисты, философы и социологи все внимательней следят за быстрым развитием Китая. С начала рыночных реформ ежегодный рост валового национального продукта (ВНП) здесь обеспечивается на среднем уровне свыше 9%. 12 ноября 1996 г. Чрезвычайный и Полномочный посол КНР в Москве Ли Фэнлинь заявил: «Досрочно достигнута цель, установленная на начальном этапе реформы, к 2000 г. достичь учетверенного увеличения ВНП по сравнению с 1980 г. Непрерывно улучшаются условия жизни населения в городе и деревне». В начале 1996 г. был «принят план развития на последнюю в этом столетии пятилетку и перспективные цели до 2010 г.

По сегодняшним наметкам, в этой пятилетке намечается достичь среднегодового роста ВНП в 8%, а за 10 первых лет следующего столетия также будут обеспечены темпы роста в 7%.

Цель состоит в том, чтобы к 2000 г. добиться учетверенного увеличения ВНП на душу населения по сравнению с 1980 г., а к 2010 г. удвоить ВНП по сравнению с 2000 г.».

Головокружительный фактический рост Китая не вызывает сомнений в том, что уже в ближайшие десятилетия Китай станет первой державой мира. Помощник госсекретаря США У. Лорд заявил: «Проблёма заключается не в том, станет ли Китай ведущей державой в делах глобальной и региональной безопасности, а когда и как он станет таковой». Это и понятно: еще в 1981 г. американский экономист Оуэн Клавейс предложил сделать покупательную способность мерилом масштабов экономики. На основе этой методики Р. Самс и А. Хэстон провели подсчеты среднедушевого ВНП Китая. Если Всемирный банк давал цифру 370 долл., то по новым подсчетам эта цифра равнялась 2598 амер. долл., т.е. была в 7 раз выше. В 1992 г. бывший главный экономист Всемирного банка Л. Самос утверждал, что, следуя этой методике, масштабы экономики Китая соответствуют 45% американской, что она к 2005 г. будет сопоставима с американской. Есть и такие экономисты, которые считают, что уже к 2000 г. китайская экономика скачком выйдет на первое место в мире.

Естественно, что все это вызывает разного рода опасения на Западе, заговорившем о «китайской угрозе» и необходимых мерах против нее. Английский еженедельник «Экономист» в июле 1995 г. в статье «Содержать Китай» так писал о Китае: «Простая и реальная политика считает, что колоссальная, неизменно процветающая страна склонна повсюду применять силу… У Китая налицо как шовинизм, так и недовольство… Сдерживать - значит согласиться с тем, что Китай - это сила, которая разрушает стабильность. Сдерживание необходимо, чтобы он осознал необходимость отказаться от силы для удовлетворения своего недовольства». Сложившаяся ситуация обострила и у республик бывшего СССР интерес к опыту Китая, к использованию его опыта, для чего были особые причины.

Не претендуя на охват всех вопросов, суть того, о чем необходимо сказать, сводится к следующему. У Советского Союза и Китая в прошлом была однотипная, в сущности, нерыночная экономика, официально называвшаяся «социалистической», экономика, все больше заводившая эти страны в социально-экономический тупик. Разумеется, были налицо и существенные отличия: не одинаков был уровень производительных сил, в СССР, дольше находившемся на этом пути, гораздо весомее был военно-промышленный комплекс, различался удельный вес сельского хозяйства и сельского населения, разной была культура основных масс населения, различался менталитет, развитость демократии, природа национальных традиций и т.д.

Так, побывавший в 1995 г. в Китае один из наших известных либералов - Григорий Явлинский, испытав эйфорию от увиденных позитивных результатов, вдруг заявил: «То, что есть в Китае, никоим образом невозможно использовать у нас».

Когда читаешь столь категоричные утверждения, хочется спросить: «Так уж ничего и нельзя использовать? Да есть ли хоть какой-то позитивный человеческий опыт, который нельзя использовать другим людям?» Но если следовать науке, а не примитивной политической корысти, думаю, что, сопоставляя опыт СССР и Китая, более прав Л. Клейн, который считает: «Из каждого опыта можно извлечь какие-то уроки, но особенно важно посмотреть на происходящее с теоретической точки зрения».

Подчеркивая общечеловеческую значимость накопления и использования уже имеющегося международного опыта созидания и совершенствования условий жизни людей, важно подчеркнуть, что для особенно внимательного изучения китайского опыта у нас есть свои специфические резоны, связанные не только с нашим «социалистическим развитием», но и с более конкретными причинами - со сходными неудачами на этом пути. Как известно, в условиях стагнирующей экономики каждая из двух стран: Китай уже в конце 70^х гг., а СССР с 1985 г. решили преодолеть возникшие социально-экономические трудности посредством глубоких перемен. То обстоятельство, что Китай пошел первым по этому пути и сразу же достиг позитивных результатов, не осталось незамеченным в СССР.

Как теперь очевидно всем, руководство России и Китая, каждое пошло своим путем и добилось существенно отличающихся результатов: об успехах рыночной реформы в Китае уже говорилось, иное положение в России. В Российской Федерации, пошедшей с 1992 г. по пути капитализации, только за три года производство сократилось наполовину, жизненный уровень основных масс населения упал больше, чем на треть, страну захлестнула волна преступности, коррупции и межнациональных конфликтов.

Разрушаются многовековые связи между Россией и другими республиками Советского Союза, спад производства сопровождается ростом безработицы, развалилась финансовая система: государство не в состоянии своевременно выплачивать заработную плату, пенсии. В Китае же, где и речи нет о распаде страны на разрозненные государства, сегодня успешно завершается переход к рыночной экономике, ежегодный прирост производства на протяжении многих лет составляет примерно 10%, существенно повысилось благосостояние всех, общество политически достаточно стабильно.

Однако, при всем различии полученных результатов и в России и в Китае неоднократно говорилось о том, что все беды прежнего экономического развития этих стран упираются в отсутствие, в конечном счете, должных стимулов производственного труда, что связано с проблемами рынка, товарно-денежных отношений, с непониманием сути и значения рыночной экономики для общественного прогресса. В Советском Союзе при этом часто вспоминали «новую экономическую политику» (НЭП) и тот быстрый подъем, который был тогда обеспечен благодаря возврату к рынку, вследствие широкого использования рыночных отношений. В Китае не было опыта собственного НЭПа, однако было достаточно свидетельств успешного развития соседних (Япония, Южная Корея, Тайвань) и несоседних стран с рыночной экономикой, что, естественно, порождало желание перенести позитивный опыт рыночной экономики зарубежных стран на китайскую почву.

Современные либералы заявляют, будто СССР и Китай как две страны «реального социализма» в силу утопичности социализма оказались в историческом тупике, выход из которого у обеих стран один - назад, к рыночной капиталистической экономике, которая, дескать, только и может вывести эти, как и другие страны «реального социализма», на дорогу прогресса.

Причем либералы считают, что Россия уже вступила на этот «спасательный путь», а Китай, все еще заявляющий о социализме, вот-вот тоже вступит на этот путь. Все эти рассуждения либералов - сознательная дезориентация!

Правда же такова: виноват вовсе не «утопический» социализм, а то, что Советский Союз и Китай относятся к странам, которые в своем «социалистическом прошлом» совершили сходное ИСТОРИЧЕСКОЕ ЗАБЕГАНИЕ, связанное с преждевременным, волевым упразднением рынка и рыночной экономики, а сейчас каждая из двух стран по-своему преодолевает негативные последствия этого забегания.

Прежде чем заниматься конкретной ситуацией, сложившейся в странах к началу реформ, следует сказать несколько слов о самом ИСТОРИЧЕСКОМ ЗАБЕГАНИИ как неизбежном спутнике всемирно-историчёского перелома в жизни общества при переходе от бедности, эксплуатации и антагонизмов к достатку и социальной справедливости.

Исключительная радикальность и сложность этого перелома заключается в том, что он может произойти, как это теперь очевидно, только после полного исчерпания возможностей капитализма, когда в основах жизни осуществляется смена доминирующих источников общественного богатства, когда ТРУД в своей непосредственной форме уступает эту роль РАЗУМУ, НАУКЕ как непосредственной производительной силе. А ведь именно этим исчерпываются условия существования рыночной экономики, эксплуатации и антагонизмов, подтверждая вывод, трактующий капитализм как «последнюю ступень развития стоимостного отношения и основанного на стоимости производства». Из такого понимания (когда конец капитализма является и концом рыночной экономики) Маркс и Энгельс делали вывод, что социализм будет нерыночным, бестоварным, о чем и заявлялось в «Критике готской программы». Однако жизнь не подтвердила этого: капитализм стал рушиться раньше, чем рыночная экономика исчерпала себя. Почему? Из-за неравномерности развития капитализма в разных странах и разных сферах. Из-за этой неравномерности возникают непредвиденные, нелепые и весьма опасные ситуации. Предполагая нечто подобное, Ф. Энгельс предупреждал революционеров, коммунистических лидеров об опасности преждевременного обладания государственной властью в обществе, которое «недостаточно созрело для господства представляемого (революционным вождем) класса и для проведения мер, обеспечивающих это господство».

Естественно, что пионером на этом пути исторического забегания был СССР - «первая страна социализма, колыбель Октября». Как известно, Октябрьская революция застала Россию на такой ступени развития, о которой говорили: «Россия еще не смолола той муки, из которой можно испечь пирог социализма». Большевики, В. Ленин прекрасно осознавали это и совсем не собирались «вводить социализм», понимая, что из этого ничего хорошего не получится. У них был план осуществления осторожной политики, рассчитанной на выход из войны, решительное завершение задач буржуазно-демократической революции и подготовки шаг за шагом объективных и субъективных условий, «цивилизационных предпосылок» для будущего перехода к будущему социализму. Эта осторожная политика должна была представлять собой нечто вроде НЭПа. Много лет спустя, Н. Бухарин писал: «По сути дела «Новая экономическая политика» была именно той политикой и программой, с которой мы вступили в революцию. Она составляла «идейный лик революции». И она была сорвана развитием гражданской войны и интервенции».

Итак, что удалось сделать за прошедшие годы экономических реформ Китая.

Во-первых, поддерживается устойчивое, стабильное, быстрое развитие народного хозяйства. Возросла комплексная мощь страны, заметно вырос уровень жизни населения. С 1979 по 1995 год среднегодовые темпы роста народного хозяйства составили 9,5%, в том числе в период с 1991 по 1995 год - 11%. В 1995 г. объем ВВП КНР достиг 5,77 трлн. юаней. В сопоставимых ценах это означает, что за 15 лет Китай досрочно реализовал первоначально намеченные на 20 лет (1980-2000 гг.) задачи увеличения ВВП в 4 раза. Значительно увеличился объем производства основных видов промышленной и сельскохозяйственной продукции.

По некоторым позициям, например производству зерновых, мяса, хлопка, рапса, угля, цемента, хлопчатобумажных тканей, телевизоров, Китай вышел на первое место в мире. По производству стали, химических удобрений, выработке электроэнергии, добыче нефти Китай занимает одно из ведущих мест в мире. С 1991 по 1995 год среднедушевые доходы населения в городах и поселках городского типа увеличивались в среднем за год приблизительно на 8%, а в деревне - примерно на 4,3%.

Во-вторых, постепенно формируется социалистическая система рыночной экономики, заметно вырос уровень социализации народного хозяйства, оно приобретает рыночный характер. Подверглись серьезному изменению распределительные отношения между государством и предприятиями, центром и периферией, а также распределение доходов населения, что позволило мобилизовать активность предприятий, местных структур и трудящихся масс.

Функции правительства по контролю над экономикой претерпели значительные изменения. Государство в значительной мере сократило рамки планового регулирования экономики. уменьшило административное вмешательство на микроэкономическом уровне. Постепенно был создан механизм взаимосочетания и взаимообусловленности планирования, денежного обращения и финансов.

Центр тяжести управления экономикой со стороны правительства переместился в сферу микроуправления и был ориентирован на достижение комплексной сбалансированности и размещение основных производительных сил, на комплексную координацию развития экономики, выработку нормативов и контроль за экономической деятельностью.

В-третьих, сложилась комплексная концепция политики открытости. Особые экономические зоны сыграли эффективную роль «баз» и «окон» в осуществлении политики открытости. Внешнеторговый оборот 5 особых экономических зон составил 55 млрд. долл. (почти пятая часть внешнеторгового оборота страны). Быстро развивается внешняя торговля, постоянно совершенствуется структура экспорта и импорта. В 1995 г. валовый объем экспортно-импортных операций достиг 280 млрд. долл., т.е. по сравнению с 1980 г. возрос в 5,3 раза. Кроме того, значительно выросли иностранные инвестиции. К апрелю 1996 г. общий объем использованных зарубежных инвестиций составил 146 млрд. долл.; официально зарегистрировано 270 тыс. предприятий с иностранным капиталом, с числом занятых до 17 млн. человек. Китай уже занял второе место в мире после США по использованию иностранных капиталовложений.

В-четвертых, в Китае растет внутренний рынок, созданы прекрасные условия для экономического развития, постепенно сформировался обширный экономический рынок. В последние несколько лет ежегодные инвестиции в основные фонды превышают 100 млрд. долл. В предстоящие 20 -30 лет значительно усилятся тенденции крупномасштабного строительства. Рост благосостояния населения стимулирует создание обширного потребительского рынка, который в свою очередь ведет к увеличению производства товаров.

Когда мы говорим о преобразованиях в Китае, необходимо иметь в виду, что стратегический курс обновления нашего общества состоит из двух компонентов: реформа и открытость, причем второй компонент вовсе не является менее важным. Открытость покончила с изоляцией и замкнутостью страны, привела Китай к приобщению к мировой цивилизации и мировой экономике. Тот факт, что внешнеторговый оборот Китая составил в 1995 г. 280 млрд. долл. (это почти 40% ВВП), говорит о высокой стёпени интеграции китайской экономики в мировую. Открытость - это не только привлечение иностранных капиталов, передовой технологии, но и собственное участие в мировом разделении труда и посильный вклад в мировое развитие, и чувство ответственности за судьбы мира. Открытость - это и развитие туризма. В 1995 г. Китай посетили 46 млн. иностранных туристов (пятое место после Франции, Испании, США и Италии), мы имеем доход от туризма почти 9 млрд. долл. В этой связи открытость обязывает иметь и хороший сервис авиакомпаний, улыбки сотрудников КПП и таможенников, свободное передвижение своих граждан и иностранцев, а так же конкуренцию отечественной продукции с зарубежной.

ЧТО ТАКОЕ СОЦИАЛИЗМ И КАКОВЫ УСЛОВИЯ ЕГО РЕАЛИЗАЦИИ?

Сегодня мы знаем, что социализм - это общество людей ТРУДА, свободных от эксплуатации и гнета, обладающих политической властью, распоряжающихся своими средствами производства и результатами своего труда. Это общественный строй, могущий возникнуть только на той ступени развития производительных сил, когда ТРУД в своей непосредственной форме и НАУКА как непосредственная производительная сила становятся столь производительными, что позволяют изжить БЕДНОСТЬ и НИЩЕТУ граждан, а вместе с ними устранить без ущерба для общества частную собственность, рыночную экономику, эксплуатацию и угнетение.

СХОДСТВО в толковании сути СОЦИАЛИЗМА в СССР и в Китае состояло в том, что и тут и там осуществление социализма отождествлялось с ликвидацией частной собственности и эксплуатации, а иногда и рыночной экономики, что связывалось с обобществлением (огосударствлением) средств производства, не считаясь с тем, возможно ли это, пока низок уровень развития производительных сил, пока ТРУД является главным источником общественного богатства, не разделяя этой роли с НАУКОЙ как непосредственной производительной силой. Никакое обобществление (огосударствление) средств производства не устранит НИЩЕТУ и БЕДНОСТЬ и связанную с ними борьбу людей за индивидуальное существование с использованием силы и власти, с ростом бюрократии, сохранением новых государственно-бюрократических форм эксплуатации и угнетения, соответствующих социальных антагонизмов, несовместимых с социализмом.

Следует сказать, что эта ошибочная теория, связывавшая социализм с невысоким уровнем развития производительных сил, отождествлявшая его лишь с обобществлением, постепенно, шаг за шагом, под давлением опыта изживалась (хотя многими она разделяется и сегодня!), ибо становилось все очевиднее, что обобществление средств производства само по себе социализма не дает, а преждевременное упразднение рынка, товарно-денежных отношений, частной собственности сплошь и рядом оборачивается застоем и упадком экономики, объявляющей себя социализмом.

РАЗЛИЧИЯ проявлялись в том, как реализовывалась эта ошибочная теория в каждой стране, какие это имело практические последствия и как, каким путем преодолевалась эта ошибочная трактовка. В СССР и ряде других стран эта ошибочная трактовка преодолевалась путем осуждения ИСТОРИЧЕСКОГО ЗАБЕГАНИЯ и преодоления его негативных последствий на практике. В Китае преодоление этого ошибочного понимания осуществлялось при помощи концепции начальной стадии социализма.

Если само ИСТОРИЧЕСКОЕ ЗАБЕГАНИЕ, опираясь на мысли Маркса и Энгельса, связывалось с неизбежным при нем перерождением социалистического развития в «казарменный коммунизм», предполагающий утрату социалистической перспективы и выход на историческое бездорожье, то китайская КОНЦЕПЦИЯ НАЧАЛЬНОЙ СТАДИИ СОЦИАЛИЗМА позволяла изобразить отрицательные черты сталинизма и маоизма как неизбежные издержки «начальной стадии социализма» (так оправдывалось многое содеянное властями как раз тогда), благодаря чему прямые следствия СУБЪЕКТИВНЫХ ОШИБОК и СОВЕРШЕННЫХ ПРЕСТУПЛЕНИЙ превращались в естественный результат ОБЪЕКТИВНЫХ УСЛОВИЙ того времени.

Нетрудно догадаться, что эти ПРИНЦИПИАЛЬНЫЕ РАЗЛИЧИЯ в подходе к негативным явлениям в жизни той или другой страны не раз приводили к ИДЕЙНЫМ РАСХОЖДЕНИЯМ и ОСТРОЙ ИДЕОЛОГИЧЕСКОЙ БОРЬБЕ между КПСС и КПК (например, в оценке сталинизма и культа личности, сущности коммун и их места в истории, роли термоядерного оружия, допустимости или недопустимости третьей мировой войны и вообще об отношении к принципу «цель оправдывает средства» и т.д.). Стремление китайских лидеров тем или иным путем оправдать крайние меры, весьма пагубные для дела социализма, было важным ориентиром маоизма в оценке пройденного пути, как в Китае, так и в СССР.

1) Урок первый, исходный. Нельзя решать частные вопросы, не решив предварительно общих.

С самого начала, когда обнаружилась невозможность жить по-старому, перед китайскими и советскими руководителями встал ОДИН и ТОТ ЖЕ ВОПРОС: что прежде всего необходимо знать, чтобы успешно руководить переменами в своих странах, сделать эти перемены органичными и результативными? СХОДНЫМ было также и то, что в СССР и в Китае перемены начинались и развивались (в Китае с 1978 г., а в СССР с 1985 г.). ВО ИМЯ СОЦИАЛИЗМА, в целях совершенствования и упрочения, его завоеваний.

Маоисткая модель организации китайского общества находилась в прямом противоречии с идеалами и принципами социализма, а потому невозможно назвать сложившуюся в Китае после 1949 г. систему ни социалистической, ни демократической. Это - тоталитарное общество, которое необходимо радикальным образом реформировать.

А какова официальная позиция китайского руководства? Отвечая на этот вопрос, автор констатирует, что суть ее «сводится к тому, что в Китае в результате революции, проведенных в 50-х гг. преобразований утвердился социалистической строй… Недостатки существующей системы, ее несоответствие идеалам и принципам научного социализма объясняются как субъективными ошибками Мао Цзэдуна, его неверными представлениями о социализме, его непониманием национальной специфики и реальных условий своей страны, так и тем обстоятельством, что Китай находится на начальной стадии социалистического развития, что его потенциал еще не раскрыт во всей полноте, но что его преимущества над капитализмом бесспорны».

Различаются оценки и того, каким было наше собственное общество до начала реформ. При этом такие оценки делались не только у нас, но и в Китае.

Если говорить об отечественных оценках, то они, по утверждению Л.П. Делюсина, сделавшего обзор этих оценок, имели свою специфику. В сравнении с китайскими оценками своего общества отечественные оценки «отличает большая прямота, резкость и острота в оценках дореформенной России, но, в сущности, споры идут по тем же вопросам. Одни категорически заявляют, что в Советском Союзе никакого социализма не было, что это было тоталитарное общество, нецивилизованное, поэтому задача, стоящая перед Россией, ввернуться на общечеловеческий путь мировой цивилизации, т.е. на капиталистический путь развития как естественно исторический, доказавший свое превосходство над социализмом. Социализм оценивается как тупиковый вариант исторического развития. Социалистическая система не только преодолела пороки, присущие капитализму, но наоборот, добавила к ним новые, более худшие, ведущие к тотальному подавлению личности и всякого творческого начала, к ликвидации правового общества, к уничтожению демократии и к моральной деградации». Разумеется, есть и другие весьма расходящиеся оценки, отличающиеся от вышеизложенных, чаще всего отстаиваемых власть имущими, т.е. демократами-реформистами. «Если одни ученые видят в сталинизме естественное, логическое развитие и применение на практике марксистско-ленинских идей, то защитники марксизма-ленинизма считают, что Сталин совершил принципиальный отход от ленинской модели социалистического строительства, а потому в Советском Союзе не было построено подлинно социалистического общества. Поэтому нельзя говорить о провале, крушении социализма, поскольку развалилась и разрушилась сталинская модель, которую ни при каких условиях нельзя считать социалистической. Сама по себе социалистическая идея остается жизнеспособной, ибо ее корни заложены в глубинной почве общественного бытия. Ее питали, и будут питать стремление людей к разумному, справедливому обществу, где не будет ни эксплуатации человека человеком, ни социального гнета, обществу, где будут на практике реализованы идеалы братства, равенства, свободы и справедливости».

В послесталинский период этот сверхцентрализм стал тормозом развития, что привело к целой полосе реформ: «Вслед за смертью Сталина, говорится в другой китайской книге, руководящее ядро страны постоянно менялось. После утверждения лидирующих позиций Хрущева СССР постепенно вступил на путь реформ. Последующие руководители Брежнев, Андропов, Черненко той или иной степени проводили реформы, однако в основном они ограничивались поиском в первоначально начертанных рамках и характеризовались несущественным продвижением вперед». Трудности и препятствия развития накапливались. «Когда Горбачев пришел к власти, не проводить реформы было нельзя, иного пути не было, однако вопрос в том, как нужно было вести реформы. Он пошел по пути полного отступления от социалистического направления, это и привело к изменениям в СССР и к его развалу».

Так обстоит вопрос с пониманием социализма как ЦЕЛИ перемен и оценки дореформенного общества как объекта намечаемых перемен. Но главной частью концепции перемен должна была стать трактовка самого ПЕРЕХОДА.

2) Урок второй. Мало иметь общую концепцию перемен, определяющую ОБЪЕКТ перемен, их ЦЕЛЬ, осознание необходимости пройти от первого ко второму. Нужна была СТРАТЕГИЯ ПРЕОБРАЗОВАНИЙ, определяющая то, как относиться к уже созданному, рисующая ПУТЬ, СРЕДСТВА и СИЛЫ, обеспечивающие необходимый переход, а также то, как обеспечить мобилизацию необходимых общественно-политических сил, творцов перемен.

МЕРА ВОЗВРАЩЕНИЯ - ключевой вопрос в понимании необходимых перемен, как для Китая, так и для России.

Другие не менее важные вопросы, связанные с переменами: какие общественные ценности должны лежать в основе перемен, чьи интересы должны ставиться во главу угла, какой должна быть цена перемен, кто должен быть демиургом, творцом намечаемых перемен?

В решении этих ключевых вопросов, определяющих суть перемен, и возникло принципиальное расхождение между тем, что делалось в Китае и что в России. Китай первым оказался перед этими проблемами. «До начала реформ экономика Китая, - пишет Тун Жуйши, - представляла собой закрытую плановую систему, скопированную с экономической модели СССР. Была создана замкнутая система самообеспечения тяжелой промышленности. Отрицание объективных экономических законов привело к таким уродливым явлениям, как «большой скачок» или «культурная революция». Влияние политики на экономику вызвало в ней серьезный дисбаланс». В этой обстановке состоялся исторический третий пленум ЦК КПК 11-го созыва (1978), принявший решение сосредоточить внимание на экономическом строительстве. Обращаясь к сути дела, китайские руководители приняли здесь весьма вывешенные решения. Поскольку в прежние годы созданная экономическая система при всех своих недостатках длительное время развивалась достаточно результативно, решая поставленные задачи, удовлетворяя многие общественные потребности, китайские руководители пришли к принципиальному выводу, что нет оснований для перечеркивания сделанного и отбрасывания недавнего прошлого, для отказа от уже пройденного пути разрушения уже созданных социально-экономических основ общественной жизни. Тем самым было определено главное - был избран путь не разрушительных катаклизмов и необдуманных переворотов, а путь взвешенных реформ, эволюции, градуализма, постепенности, путь исправления ошибочного и использования правильного», т.е. путь сохранения прежней экономики, удержания достигнутого и устранения негативного. Отсутствие катаклизмов - характерная черта перемен в Китае.

Но когда, веря в свои реформаторские способности в сфере экономики, перестройщики бросились реформировать политическую систему, а, потерпев неудачу, уступили место реформаторам, ведомым Б. Ельциным, обнаружилось: СССР сошёл с дистанции экономического состязания с Китаем, что СССР, а затем Россия избирают другую стратегию возвращения - к уже исторически изжитому капитализму. Однако, по мнению китайских авторов, именно М. Горбачев «пошел по пути полного отступления от социалистического направления, это и привело к изменениям в СССР и к его развалу». Критикуя его ошибки, проложившие дорогу утрате социалистических ориентиров, в Китае отмечают, что «в СССР пышным цветом расцветала буржуазная идеология, и свободно распространились антикоммунистические идеи. Поднимался на щит демократический социализм и отрицался реальный, перечеркивались великие достижения социализма. Было ликвидировано ведущее положение общественной собственности. Здесь начинается развилка, расхождение советских и китайских перемен, их смысла и результатов. Ведь ни у перестройщиков, ни у пришедших после «демократических реформаторов», ведомых Б. Ельциным, никогда не было ясного представления о природе существовавшего в стране общества, плюсах и минусах его экономики, а потому не было и обоснованного представления о том, с помощью каких средств и действий - революционных ломок или реформаторских изменений - вершить перемены. После того, как попытка ГКЧП вернуть страну к доперестроечным порядкам потерпела фронтальное поражение и пришли ельцинские реформаторы, они пошли по пути капитализации страны в надежде на то, что «разрушив до основания» существующий строй, принимаемый ими за социализм, они на его развалинах воздвигнут цивилизованный капитализм и тем обеспечат России выход на дорогу общественного прогресса. Поскольку эта трансформация находилась в глубоком противоречии с коренными интересами большинства россиян, противоречила их менталитету и вековым традициям, эксперимент либеральных демократов оказался обреченным на неудачу, что и стало все явственнее проявляться в жизни общества уже после 1992 г., но особенно после 1995 г.

3) Урок третий. Разработка общей концепции перемен, определяющей их ЦЕЛЬ, а также правильный выбор СРЕДСТВ, обеспечивающих достижение избранных целей или цели, еще не дает ответа на вопрос, с чего следует начать перемены: с идеологии, политики или экономики. Жизнь свидетельствует, что обоснованное решение этого вопроса часто оказывается крайне важным для хода и исхода преобразований.

Достаточно широко распространено мнение, согласно которому китайские лидеры, сконцентрировав свое внимание на экономике, экономических реформах, пренебрегают политикой, чуть ли не вообще отказались от перемен в политической системе. Уже говорилось о том, что без предварительной острой политической борьбы, выразившейся в том, что со смертью Мао была разгромлена и «банда четырех» - наиболее оголтелых леваков, был бы невозможен приход к руководству Китаем реформаторов во главе с Дэн Сяопином. Обеспечив политические предпосылки для глубоких экономических перемен, китайские лидеры действительно сосредоточили внимание на хозяйственных вопросах, а не стали заниматься переделкой политической системы. Разумеется, решение экономических проблем, улучшение материального положения народа - ключевая политическая проблёма, не снимающая проблемы политических перемен, заботы о правах граждан. Имеющиеся здесь позитивные сдвиги признают и критики китайского руководства. В отличие от этого отечественные руководители не имели принципиальной политики, определяющей последовательность перемен. Думаю, что многие российские трудности связаны с попыткой вести экономические и политические преобразования одновременно и параллельно. А китайские руководители, пришедшие к выводу, что начинать следует с экономики, а не с политики, что нужно сначала накормить население, а затем уже обратиться к политике и идеологии, начали поиск стопорящих развитие экономики механизмов. Они, и в первую очередь Дэн Сяопин, констатировали, что в Китае разладился механизм связи между производством и распределением, между трудом и его стимулами. А потому, чтобы справить ситуацию, нужно как можно шире использовать товарно-денежные отношения, перенести позитивный опыт рыночной экономики в китайское производство при сохранении основных социальных завоеваний трудящихся. На этом пути и сложилась концепция «социализма с китайской спецификой», учитывающая конкретную ситуацию, но охраняющая суть прежней экономики - ее нацеленность на реализацию интересов трудящегося большинства, а потому по-прежнему опирающуюся на поддержку трудящегося большинства.

В отличие от этого опыт наших российских перемен последнего времени (после 1991 г.) говорит о том, что, не сумев правильно оценить природу существовавшей в стране мобилизационной экономики, ее плюсы и минусы, наши горе-реформаторы в лице перестройщиков предали ее очернительству и остракизму, а реформаторы-либералы стали следовать советам мудрецов из МВФ, предложивших монетаристским методом перестроить нашу независимую экономику на колониально-капиталистический лад. В результате такого подхода, осуществленного в обстановке распада СССР, не только экономика страны пошла под откос, стали разрушаться, распадаться экономические и политические связи, складывавшиеся десятилетиями и столетиями, но и стало быстро нарастать социальное напряжение в российском обществё. Капитализация страны, осуществляемая посредством разграбления общенародной (государственной) и кооперативной собственности, достигаемая за счет обнищания огромных масс населения, оказалась не выходом из социально-экономического тупика и вовсе не экономической реформой, открывающей России путь к прогрессу, а средством разрушения ее экономики, все более глубокого раскола российского общества, его быстрого продвижения к экономической катастрофе, к социально-политическому взрыву.