За годы своего существования Комиссия предоставила больше 500 выводов для 40 стран и осуществила более чем 80 научных разработок. Начиная с 2002 года, Европейский Суд по правам человека в Страсбурге ссылался на Венецианскую комиссию более чем в 50 делах. Комиссия образовала Всемирную конференцию в сфере конституционного судопроизводства и провела больше 200 семинаров при участии конституционных судов и университетов.

Венецианская комиссия является составной частью Совета Европы, ее Секретариат расположен в штаб-квартире Совета Европы в Страсбурге. Члены Комиссии собираются на пленарные заседания 4 раза на год в Венеции. Начав свою деятельность в 1990 году, Комиссия оказывает консультативную помощь странам новой демократии, которые стремятся получить конституцию европейского образца .

Комиссия устанавливает, разрабатывает и распространяет европейские стандарты в сфере функционирования демократических институтов, защиты прав человека, избирательного права и конституционного судопроизводства. На основе запросов она предоставляет выводы относительно конституций и законов в порядке amicus curiae (дружественного совета) национальным конституционным судам и Европейскому суду по правам человека в Страсбурге, а также в порядке amicus ombud национальным омбудсманам, осуществляя анализ европейской практики по вопросам, нарушенным в соответствующих жалобах .

Венецианская комиссия является надежным партнером в урегулировании конфликтов с помощью юридических консультаций. Формой работы Венецианской комиссии являются выводы и доклады, которые готовятся группами экспертов, которые осуществляют поездки к странам, где встречаются с представителями власти и гражданского общества. Проекты выводов и докладов обсуждаются и принимаются на пленарных заседаниях Комиссии, после чего направляются по запросам.

Главной сферой заинтересованности Венецианской комиссии является функционирование демократических институтов и защита основополагающих прав. Данный подход требует внимания к вопросам конституционной реформы, чрезвычайных полномочий, федерального уклада, регионализации, международного права, внутренней безопасности, статуса вооруженных сил, защиты основополагающих прав (свободы религии, собраний и ассоциаций), прав меньшинств, запрета дискриминации, а также парламентского иммунитета.

ГЛАВА 2. ПРАВОВАЯ ПРЕЕМСТВЕННОСТЬ ПОЛИТИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ ЕВРОПЕЙСКОГО КОНСТИТУЦИОНАЛИЗМА

2.1 Конституционализм как результат буржуазно демократической революции

Грандиозные события во Франции 1789-1799 годов привели к обрушению абсолютной монархии и установлению Республики вследствие непреодолимого конфликта между усложнившимся внутренним миром людей и отсталыми, традиционно-патриархальными связями между ними. Введение гражданства означало закрепление принципа формального правового равенства, отмену сословных и покровительствующих законов. Естественным правам человека придается абсолютное значение. Народ Франции преобразуется в единую политическую нацию. Все это так. Но мы не идеализируем Французскую Революцию и не преувеличиваем значение принятой Конституции. Оказалось, казнить аристократов и клерикалов во имя конституционных идей вовсе недостаточно для торжества нового строя. Начался революционный террор, в результате которого большая часть феодально-церковной знати была истреблена, а остальные оказались в изгнании. Как это чаще всего происходило, начав с требования свобод и прав, революция быстро скатилась к диктатуре с попранием ранее провозглашенных идеалов .

Совершенствование производства, свобода предпринимательской деятельности и торговли тормозились мелочной регламентацией, унаследованной от средних веков, цехами и гильдиями, за которые держалась свора чиновников, наживавшаяся на взятках, том единственном средстве, с помощью которого стало возможным обходить нелепые, искусственно придуманные стеснения. В ликвидации закостенелого цехового строя буржуазия видела свою важнейшую цель. Но в этом были заинтересованы и рабочие. Становясь все более влиятельной силой во французском обществе, буржуазия нуждалась в отмене внутренних таможенных сборов, увеличивавших продажную цену товара, в едином и свободном рынке, единой системе мер, весов, банковского кредита, что предполагает единую правовую систему. К тому же буржуазия добивалась контроля за расходованием налогов, участия в законотворчестве. Она требовала гласного суда взамен произвола, местного самоуправления взамен экзекуций. Но в осуществлении этих мер были заинтересованы все угнетенные сословия! Своим политическим требованиям буржуазия сумела придать общенациональное значение. Просвещенные, активные, опиравшиеся на наказы своих избирателей, депутаты из третьего сословия (туда переметнулись даже некоторые дворяне и священники, например, Мирабо и Сийес) смогли захватить руководство революцией и добиться желаемых результатов. Именно поэтому Французскую революцию и называют буржуазной .

Во многом благодаря знаменитой брошюре Эммануэля-Жозефа Сийеса «Что такое третье сословие?», появившейся в свете в январе 1789 года и произведшей колоссальное впечатление на страну, в ней сжато и ясно было сформулировано то, что было, так сказать, разлито во всей Франции и составляло характерную черту предреволюционной эпохи: желание «третьего сословия» выйти из того унизительного положения, в котором находилось оно при старом режиме, и осознание этим сословием буржуазией своего значения в государственной и общественной жизни Франции. «В самом деле, писал В. Богучарский, -разве первые два сословия духовенство и дворянство не были в конце XVIII века абсолютными паразитами на народном организме. Разве могло быть сомнение в глазах буржуазии, что именно она является, так сказать, творцом жизни, что в процессе производства материальных и духовных благ ей принадлежит все и вся, что без её капитала, знаний, талантов, энергии Франция никогда не могла бы играть той роли, которую так бесцеремонно приписывали мудрости своего управления её короли, своим заслугам перед Богом духовенство и уж совершенно перед кем дворянство» .

Едва, однако, осуществилось в полной мере стремление буржуазии стать на место первых двух сословий, едва исчезли сословные перегородки, заменившись юридическим равенством всех граждан, как пали иллюзии благостности для всех знаменитой формулы «laissez faire», обнаружились новые перегородки, но уже не вертикальные, а горизонтальные, вскрылась явственно классовая структура нового общества, новые социальные группы (рабочие, городская интеллигенция, зажиточные крестьяне) стали предъявлять буржуазии к уплате те самые исторические векселя, которые она предъявила в своей время сословиям «благородным». Как известно из истории, во время революции буржуа проявили себя самым отвратительным образом. Весь смысл реальных событий (Декларация прав человека и гражданина замечательный документ, только кто ж ее соблюдал), оказывается, состоял в перераспределении капиталов от дворян и духовенства к новой «элите», всевозможным оборотистым дельцам. Коррупция среди депутатов Учредительного собрания достигла невиданного размаха. Вот что пишет Ла Платьер, занимавший в 1791 году кресло министра внутренних дел: «Париж это всего лишь продавцы денег или те, кто деньгами ворочает, банкиры, спекулирующие на ценных бумагах, на государственных займах, на общественном несчастье» . Жирондисты, партия оголтелых буржуа, исповедовали вариацию английского либерализма, разработанную в ведомстве Дж. Бентама специально для Франции. Даже казнь лидеров жиронды ничего не решила, пути финансовых воротил и находящихся у власти якобинцев разошлись окончательно. По одной из версий, роковой для неподкупного Максимилиана стала затея с национализацией Французской Ост-Индской компании, около четверти акций которой принадлежали британским пайщикам. Чаша терпения в Лондоне переполнилась, стараниями британской разведки лидера якобинцев арестовали на заседании Конвента. Не помог и Культ Верховного Существа очищенный от многовековых наслоений лжи, цивилизованный и одновременно суровый вариант Христианства с самим Робеспьером в качестве верховного жреца, проводника идей «Гражданственности и республиканской морали».

Утверждение новых принципов и форм организации политической власти для французской буржуазии происходило в период, когда это уже имело место на Американском континенте. Разница, безусловно, присутствует. История колоний начиналась при наличии сложившихся в XVII веке элементов капиталистического порядка, феодализма как такового они не знали. Авторитет отцовоснователей для французов был непререкаем. Решительность произведенного государственного переворота вдохновляла реформаторов во Франции. Как пишет В.И. Лафитский, «в этом заключалась особая историческая роль американской революции, прозвучавшей, по словам К. Маркса, «набатным колоколом» для европейской буржуазии» . Но события стали развиваться совершенно по иному сценарию.

Революция с Конституцией были призваны кардинально изменить все важнейшие сферы жизни общества. Произошёл полный разрыв со старым порядком, широкие массы населения впервые были вовлечены в вооружённые столкновения с легитимной властью, проекты преобразований носили чрезвычайно абстрактный характер (один только политический девиз Революции «Свобода, Равенство, Братство», исключительно противоречивый по своей сути, чего стоит). Бесконтрольный доступ к ресурсам моментально разложил новую элиту, городские революционеры развязали настоящую войну в сельских регионах страны. Особое внимание обратим на тот факт, что во Франции XVIII века ещё не созрела экономическая основа для столь масштабных преобразований (лишь после июльской революции 1830 года буржуазия навсегда берёт власть в свои руки), поскольку развитие капитализма является обязательным условием для реальных конституционных преобразований.

Большинство исследователей тех событий склоняются во мнении, что Французская Революция с её конституционными идеалами была обречена на поражение. Так писал О. Шпенглер о «спроектированных, а не произросших органичным образом конституциях» , противопоставляя тем самым французский и английский пути развития. Современный автор И.И. Царьков убеждён, что «Французская буржуазная революция, в отличие от английской, высветила иные акценты преобразования общества революционным путём. Подготовленная идеями естественного права, революция неожиданно столкнулась с массой экономических и политических проблем, и самая популярная правовая теория того времени естественно-правовая оказалась не вполне приспособленной для решения поставленных революционерами задач, опыт реализации её абстрактных положений подорвал к ней доверие. [...] Стремление строителей нового общества сознательно изменить основы общественной жизни столкнулись с «силой обстоятельств», с социальной реальностью, которая оказалась не столь пластичной, чтобы в короткий срок её изменить. Обстоятельства оказались настолько сильными, что цели революции не просто изменились, а превратились в свою противоположность» .

Можно согласиться с тем, что «во французском конституционализме больше блестящих идей, революционных порывов при сравнительно скромных достижениях в конституционном устройстве государственности и общества» . О самомнении и честолюбии французов и говорить нечего. Даже умнейший аббат Сийес отрицает возможность заимствования английской политической традиции, когда в 1789 году пишет о том, что «идеал общественного благородства у нас теперь более правильный, чем был у англичан в 1688 году. Если же мы владеем истинным образцом хорошего, то зачем нам заниматься подражанием копии? Возвысимся сразу до самолюбивого желания стать самим образцом для других народов. [...] политическое искусство в конце XVIII века не должно стоять ниже конца XVII века. Англичане XVII столетия были на высоте эпохи, не отстанем же и мы от своего времени» .

Но призывы к борьбе за свободу и защиту прав личности обернулись повсеместной борьбой против личности, масштаб которой оказался несравним с теми нарушениями прав человека, которые были инкриминированы якобинцами Людовику XVI во время суда над ним. Практическая реализация доктрины Ж.-Ж. Руссо о народном суверенитете, помноженная на «революционную целесообразность», закономерно привела к диктатуре и наполеоновской империи в итоге. «Идеальные ценности существуют не для того, чтобы господствовать в реальной жизни (что и невозможно). Они существуют для того, чтобы «уравновешивать» ценности реальные, в какой-то степени ориентировать их в сторону идеала, видоизменять и совершенствовать. (...) одержимый манией идеала «здесь и сейчас!» деятель изобретает и пускает в ход прокрустово ложе. [И даже] если самый энергичный оказывается морально безупречен, как условный Робеспьер, то он в бескомпромиссной борьбе за всеобщее счастье так стрижёт головы множащимся врагам, что потом сто лет от крови не отмыться», умозаключил мудрый М. Веллер .

Не на правах доказательства, а в качестве замечания обратим внимание на тот факт, что неудавшийся конституционализм французской революции имел место в католической, а не протестантской стране. Возвышенные и абстрактно-теоретические идеалы французских революционеров не имели ничего общего с приземлённым и практичным протестантским вероучением. Значит, имевшие место события подтверждают правильность формулы «капитализм протестантство конституционализм»? Но прежде чем перейти к американскому конституционализму, сделаем необходимый промежуточный вывод.

События во Франции изменили ход европейской истории, а наполеоновские войны смели старые феодальные порядки на всём континенте. XIX век и начало XX века стали эпохой повсеместного крушения феодальных монархий и абсолютистских империй. Их уничтожили перемены в общественных отношениях, новые способы производства и перераспределения товаров и услуг. Но капитализм, как состоявшийся общественный строй, требует стабильности, предсказуемости и порядка, и это веление эпохи возвратило к жизни идею конституции, что и привело в XIX веке к появлению многочисленных конституционных государств. Одновременно набирает силу концепция правового государства, основывающаяся на верховенстве основного закона.

Разумеется, на содержание конституционных идей и их формальное воплощение накладывала отпечаток конкретная социально-политическая обстановка в этих странах, «будь то революционный порыв новых общественных сил во Франции или союз английской буржуазии с дворянством, или борьба английских колоний в Америке против метрополии» . Прежде чем выявить идейную направленность американского конституционализма, обратим внимание на ряд важных обстоятельств. В качестве «затравки» интереснейшее наблюдение З.М. Черниловского: «На разных этапах английской буржуазной революции XVII века то одна, то другая из борющихся партий искала выход в эмиграции. При этом дворяне поселялись на юг от реки Потомак, крестьяне и ремесленники на север от нее. Соответственно с этим на юге возникали крупные плантационные хозяйства, обслуживаемые руками ирландцев и негров-рабов; на Севере преобладает фермер, ремесленник, торговец, предприниматель.

На республиканском (по духу) Севере получают важное развитие органы самоуправления, чаще всего сосредоточенные в церковном приходе. Уполномоченные от городов и поселков составляют нечто вроде парламента колонии. Он избирал губернатора. На юге (например, в старейшей из колоний Виргинии) господствовали монархические убеждения; губернатор назначался королем и господствовала англиканская церковь» . Это объясняет многое, и вот почему.

Определенный стандарт личной свободы оказался адекватен капиталистическому строю: такая система общественных отношений не может развиваться без лично свободного товаровладельца (будь то владелец рабочей силы или средств производства). Но при этом сама личность и её собственность должны быть обеспечены защитой государства. «Правила игры» должны быть сформулированы на договорной (то есть взаимовыгодной) основе и зафиксированы в документе особого юридического значения. Его и назвали конституцией. Конституции, как правило, появляются на пике революционных преобразований, а их буржуазный характер обусловливает необходимость решения важнейшей задачи легитимации идеи прав человека, в основе которой лежит индивидуализм и персонификация личности. И вот здесь проявляется одно из принципиальных отличий между французами и американцами.

Считается, что французская ситуация развивалась в условиях абсолютной монархии. Это не совсем так. Но, как бы то ни было, в силу причин тысячелетней давности здесь всегда было государство и основные проблемы социально-политического характера решались в силу устойчивой политической традиции. Большинство людей работало на чужой земле под властью феодалов и клерикалов, а король выступал своеобразным гарантом сложившихся отношений (не случайно по проекту конституции 1791 года Франция конституционная монархия). Поэтому подданный мог мыслить о свободе только через государство, с его помощью. Так возникает модель общественного договора, подразумевающая, что поданные будут признавать власть монарха, а тот должен гарантировать их права и свободы. Предполагалось, что такой договор составит основу писаной конституции .

В действительности опыт Французской революции реализовал на практике интеллектуальную модель «естественного состояния» Т. Гоббса, объясняющую причины «войны каждого против каждого».

Поэтому вряд ли можно согласиться с тем, что эта революция показала, как «сторонники прогрессивной идеологии могут превратиться в реакционеров, в противников своих же собственных идей» .

После радикализации событий и массового террора вся Европа настороженно следила за ситуацией на родине конституции. По мнению И.И. Царькова, Европу «несомненно волновало отношение революции к религии, к нормам международного публичного права и особенно отношение к Людвику Капету. Судебный процесс над Людвиком продемонстрировал, что многочисленные защитники короля оказались более последовательными приверженцами естественно-правовых идей, нежели революционеры радикалы» . Не следует забывать и о том, что Конвент принял декрет, в соответствии с которым революция обязуется поддерживать любую нацию, которая желала бы сбросить с себя старые оковы, то есть открыто провозгласила принцип вмешательства во внутренние дела суверенных государств. Фактически революционная Франция заложила мину замедленного действия под основы европейской политики, настроив против себя все ведущие державы. По сути, такая Франция с её «прогрессивными» конституциями была обречена на войну со всей европейской коалицией, что впоследствии и произошло. Политический и экономический изоляционизм долго сказывался на развитии страны, Франция также понесла территориальные потери, претерпела новые революционные потрясения в 1830, 1848 и 1870 годах. Лишь германский милитаризм второй половины XIX века реанимирует Францию как одну из ведущих европейских держав.

Однако эпоха Французской революции стала для Европы (да и всего мира) переломной. Больше не было возврата к сословным, феодальным, абсолютистским порядкам. Был изобретён новый тип политического дискурса и практики. В формирующихся буржуазных государствах торжество принципов равенства, свободы и братства на основе общего политического волеизъявления стало пониматься как базис единства всего общества. Интеллектуальные последствия Французской революции для европейского мышления О. Забужко сформулировала следующим образом:

а) она утвердила суверенитет личности в обществе (правовая и рациональная идея гражданства была самой глубокой идеей революции);

б) поставила на повестку дня вопрос внедрения мировоззрения нового типа национального мировоззрения;

в) дала толчок для создания наций на остальных частях Европы .

Можно сказать, что впервые ясное формулирование национальной идеи произошло именно во Франции в период революционных и конституционных преобразований.

2.2 Влияние европейского конституционного развития на становление конституционализма в США

Всё происходило иначе на Североамериканском континенте, где историческая ситуация в конце XVIII века кардинально отличалась от французской. Очень образно, но в то же время точно её описал известный польский общественный деятель и правозащитник М. Новицкий: «Само слово «Свобода» по-разному воспринимается в Европе и в Америке. В Америке были огромные прерии, реки, где можно было намывать золото, и достаточно было поставить два камня и сказать: «Это моя земля, здесь я ищу золото».

И так со всем остальным. Перед людьми были невиданные перспективы. Для лучшей организованности они создали государство, но с минимальными функциями (армия, шерифы, судьи). На большее оно не нужно. Каждое его вмешательство ограничивало бы свободу человека и его возможности.

Действительно, многие исследователи американского конституционализма подчёркивали значимость географического, климатического, экономического факторов. Добавим сюда предпосылки идеологического, религиозного и психологического характера. В целом вырисовывается следующая картина.

Основание первых колоний на атлантическом побережье Северной Америки относится к началу XVII века. Огромные пространства Нового Света, неразвитость транспорта и отсутствие сколь-нибудь цельного плана освоения новых земель обусловили появление не одной, а нескольких колоний. К середине XVIII века английские колонизаторы вытеснили из этого региона основных конкурентов Голландию и Францию, и стали полновластными хозяевами обширных неосвоенных территорий. Местное индейское население вообще не считалось людьми и поэтому безжалостно изгонялось со своих мест либо уничтожалось. Государственность зарождалась, по сути, на пустом месте. Устанавливался новый порядок, основанный на идеях, которые никогда ранее в человеческой истории не были реализованы. Этот инновационный путь развития означал прежде всего подъем предпринимательского духа, интерес к делу, охоту к работе, увлечение техническими новшествами. Несколько наивное, но по сути справедливое замечание принадлежит В. Зомбарту: «Элементы капиталистического духа были свойственны американской народной душе с тех пор, как основаны колонии, и тогда еще, когда этому духу не соответствовало никакого «тела», то есть никакого капиталистического хозяйственного устройства» . Нелишне напомнить, что все без исключения выдающиеся организаторы американского общества в первую очередь занимались экономическими, а не сугубо политическими проблемами.

Действительно, в период борьбы за независимость Американской конфедерации реально могла противостоять только Англия, а переправка войск в Северную Америку была чрезвычайно затруднена. Причём в Европе не вызывало сомнений, что Лондон рассматривал колонии исключительно как источник доходов, то есть как объект эксплуатации. Поэтому по своему характеру война за независимость со стороны колонистов была справедливой и освободительной и не могла не дать мощный толчок развитию демократического процесса.

Обращаясь к истокам американского конституционализма (что очень важно, зарождался он с основами новой государственности), необходимо обратить внимание на идеологические и религиозные факторы, во Франции места не имевшие. Однако установить их возможно только через связь с метрополией и пониманием рецепции английского права.

Повсеместно в литературе подчёркивается, что перестройка государственных и общественных институтов в конце XVIII века происходила на основе политического течения, сформировавшегося под влиянием идеалов Просвещения и естественного права. Эти направления человеческой мысли тесно связаны друг с другом, но тем не менее между ними не поставишь знак тождества (хотя бы потому, что зародились они в разные исторические периоды). Дело в том, что в своей политической аргументации одни представители Просвещения чаще прибегали к аргументам гуманитарного плана (Ш.-Л. Монтескье, X. Вольф, Ч. Беккариа), а другие (Ж.-Ж. Руссо, К. Гельвеций, Г. Бабёф) предпочтение отдавали эмоциям .

В результате сформировались сильно отличающиеся друг от друга идейные течения. В части рассмотрения проблем политики и юриспруденции их можно охарактеризовать следующим образом. В первом, умеренном варианте, обнаруживаются сторонники компромисса и постепенных общественных преобразований. Например, Ш.-Л. Монтескье призывал правящий класс лишь потесниться и дать возможность третьему сословию занять достойное положение в государственной системе на основе принципа разделения властей. Во втором же случае радикалы типа Ж.-Ж. Руссо, сторонники народного суверенитета, остро ставили проблему социального неравенства и превозносили идею абсолютизации общей воли. Они являлись сторонниками революционных преобразований. Одни предлагали относиться с уважением к привилегиям и традициям, допуская рассредоточение власти между различными органами и социальными слоями. Вторые настаивали на безраздельном суверенитете народа, господстве общества (не обязательно состоящего из юридически равноправных граждан) над правами человека, конкретной личностью.

Различия этим не исчерпываются, мы лишь подчёркиваем наиболее важные положения.

В Англии, в отличие от Франции, не было абсолютной монархии, там много столетий утверждалась сословная политика . Зародившийся в XIII веке парламентский стиль следует признать элитарным, а не демократическим. По сути, всю свою историю Англия придерживалась эталона кабинетной дипломатии, аристократической и «благородной» по определению. А это значит, что к руководству страной не могли прийти случайные люди. Высшая знать самым жестоким образом пресекала все попытки «третьего сословия» претендовать на политическое влияние. Очень быстро Англия становится заглавной фигурой мировой политики. Дипломатическое искусство и мощная шпионская сеть становится ее визиткой на все времена. Гениальный Вальтер Ратенау был точен в оценках: «Только 300 человек, каждый из которых знает всех остальных, управляет судьбами Европы. Они выбирают своих наследников из собственной свиты и держат в руках средства, достаточные, чтобы покончить с любым государством, которое они сочтут «неразумным» . Класс олигархов и политическая власть быстро поняли друг друга.

Монарх с момента подписания Великой Хартии вольностей никогда не являлся средоточием государства (вспомним Людовика XIV с его общеизвестным «Государство это Я»). То, что в Англии называли оппозицией, представляло собой лишь позицию одной из партий знати, когда правительством руководила другая. Иными словами, политическую ситуацию в Англии можно охарактеризовать как сословное господство старинно-аристократической элиты под покровительством династии. На деле это приводит к тому, что «в её среде накапливается и передаётся по наследству драгоценный управленческий, полководческий и дипломатический опыт, а руководство государством рассматривается как единственное соответствующее сословию призвание и преемственное преимущественное право» . Столь точное наблюдение О. Шпенглера было сделано им в отношении Республиканского Рима IV века до н.э., но как идеально оно подходит для характеристики политической традиции Средневековой Англии.

Правда, может возникнуть закономерный вопрос: какое место в общественной структуре Англии играла буржуазия, ведь дух предпринимательства, торговли, свободных форм экономики для этой страны был свойствен, как никакой другой? Дело в том, что буржуазия на Европейском континенте концентрировала свои усилия на борьбе с абсолютным государством, но в Англии как раз таки эффективно функционировало сословное государство, то есть разрушать его было незачем. Необходимо было лишь занять свою нишу. Экономика, как известно, не заинтересована в социальных потрясениях. Поэтому представители капитала имели все возможности встроиться в органичный уклад государства, а парламентаризм этому только способствовал.

В лучших традициях Древнего Рима и Венецианской Республики образуется взаимовыгодная «спайка» светской знати и торгово-промышленных воротил. Понятиям, лозунгам и идеалам не придаётся никакого практического значения, во всём сквозит рационалистический дух (если присмотреться, во всех войнах Британии явный экономический смысл). Духовная свобода и свобода предпринимательства позволяют реализовать себя в общественной жизни и в экономике. Но не всем. Сложившаяся новая элита отстранила плебс от участия в принятии политических решений банальным, но действенным способом: имущественным цензом на выборах. Продуманный и апробированный политический курс вкупе с финансовой подпиткой торгово-промышленной элиты (ей законным путём были созданы все условия для экономического процветания) во многом и предопределил последующее мировое господство Британии .

Британия величайшая колониальная империя на свете, Лондон сердце международной капиталистической системы. Королевский флот не имел себе равных, фунт стерлингов мировая валюта. ОстИндская компания служила колониальной империи чем-то вроде станового хребта. Аккумуляция банковского и финансового капитала (еврейского по происхождению Бэринги, Ротшильды и пр.) предполагала всячески искать новые рынки сбыта для британских товаров в рамках объявленной Туманным Альбионом политики свободной торговли. Продолжался открытый грабеж богатейших колоний. Ну а за тем, чтобы все так и оставалось в дальнейшем, денно и нощно приглядывали две могущественные структуры британская разведка и британская дипломатия. К чему людские потери, траты на снаряды и пули, если гораздо разумнее подорвать государство изнутри? Во всех серьезных смутах и революциях Нового Времени английский след так называемой стратегия «непрямых действий», загребания жара чужими руками. Британия, хотя и называлась монархией, была, по сути, олигархической республикой, основу которой всегда составляют власть денег, конспирология, реальная политика. Это потрясающе эффективный проект! В XX веке он один к одному был воспроизведен в США.

Теперь понятно, почему Англия столь успешно пребывает всю свою историю без какой бы то ни было писаной конституции. Во всяком здоровом государстве буква писаной конституции имеет меньшее значение в сравнении с собственно конституционной традицией. Практические дела, устойчивые политические традиции и опыт стоят куда больше, чем лозунги и фразы, прожекты и идеалы. Очевидно, что конституционная традиция Англии выигрывает во всех отношениях против многочисленных доктринёрских конституций Франции. Не случайно история Английской революции складывалась иным образом, нежели Французской, она не дошла и близко до тех крайностей, которое пережило французское общество сто лет спустя. Вывод о необходимости политического компромисса как базового условия развития общества ещё более укрепил позиции «неписаной» английской конституции. Именно сопоставление французского и английского опыта позволяет понять истоки и смысл американского конституционализма .

Здесь пристальное внимание обратим на упомянутый религиозный фактор. Дело в том, что изначально в Северную Америку эмигрировал наиболее активный элемент европейского общества, предпочитавший тяжёлую, но свободную жизнь в Новом Свете безысходному прозябанию в феодальной Европе. Основной поток первых переселенцев шёл из Англии, Шотландии, Ирландии (редкое католическое исключение, но среди них большинство шотландские переселенцы), а также из Голландии и западных провинций Франции, населённых гугенотами. Несколько позже начался отток из германских и скандинавских государств. С конца XVII века начинается активный приток иммигрантов-евреев. Но религиозного единства среди колонистов не было.

Основная масса колонистов исповедовала протестантизм с его культом труда и предприимчивости, хотя в некоторых штатах были сильны позиции и официальной английской церкви. Не случайно одним из источников напряжённости стал идейный и политико-организационный конфликт между англиканской церковью и протестантскими общинами. Протестанты-пуритане обвиняли англиканскую церковь в том, что она всё ещё не избавилась от многих пороков римско-католический церкви, отрицательно относились к показной роскоши в быту и церковных обрядах, в то время как сами практиковали скрупулёзное соблюдение заповедей бережливости и воздержанности. Протестанты-пуритане (от латинского «чистый», «истинный») рассматривали Америку «землёй обетованной», где можно было бы жить в полном согласии с заповедями первых христиан, что было невозможно на оставленной родине.

Как утверждает Макс Вебер , реальная роль кальвинизма в экономической жизни заключалась в том, чтобы разрушить традиционную систему хозяйства. В английской революции его решающая роль состояла в том, что, опираясь на пуритан и еще более крайние секты, новому слою богачей удалось опрокинуть традиционную монархию, пользовавшуюся до того поддержкой большинства народа.

Поэтому не случайно пуритане подвергались гонениям со стороны королевской власти и англиканской церкви, многие общины были вынуждены скрывать свои взгляды и обычаи. Именно они под именем «отцов-пилигримов» составили Ковенант (соглашение), которое впоследствии в годы войны США за независимость было издано большим тиражом, а после принятия Конституции американские политики рассматривали Ковенант первоисточником конституционной истории, первым опытом и образом составления общественного договора об образовании государства, его организации и деятельности. На любопытный факт обращает внимание Патрик Дж. Бьюкенен: «Первые поселения в Америке основали протестанты. Евреи и католики составляли тогда крохотные меньшинства. Когда автор этих строк ходил в 1940-х годах в приходскую школу, монахини с гордостью рассказывали о том, что один из пятидесяти семи человек, подписавших Декларацию независимости, был католиком Чарльз Кэрролл из Кэрроллтона, штат Мэриленд» . То же можно сказать и о «религиозном составе» отцов-основателей Американской Конституции. И еще. Если в континентальной Европе антиклерикализм и враждебность по отношению к традиционной религии были всеобщими (особенно ярко это проявилось во Франции), то в странах, населенных англосаксами, критиковали не религию как таковую, а религиозный истеблишмент. Однако подобное истолкование корней американского конституционализма не лишено известных натяжек и противоречий, что отмечает В.Г. Графский . Дело в том, что переселенцы совсем не помышляли отвергать власть английского короля или объявлять о своей независимости по отношению к метрополии или лондонским купцам, с помощью которых они смогли покинуть Европу. В самом соглашении цель прибытия связывалась с основанием колонии в северной части Виргинии «во имя Бога, распространения христианской веры, ради чести нашего короля...» . Но дух свободного континента разительно отличался от консервативных устоев острова-метрополии.

Либеральная демократия, имевшая место в Англии и США, сформировалась и установилась совершенно разными путями. В Англии демократический режим развивался постепенно, король шаг за шагом утрачивал свои прерогативы, но к XVIII веку стали очевидными такие ценности, как парламентское представительство, разделение властей, независимые суды, свобода слова и печати, рыночная экономика. Все это признаки либерального устройства. Постепенное превращение в демократический режим давалось очень медленно, благодаря расширению избирательного права (последние цензы были ликвидированы только в 1948 г.) и развитию конституционной практики. Американский же опыт совсем иной: «власть уже принадлежала народу, когда в 1787 году законодатели собрались в Филадельфии. Перед американцами стояла задача не ослабить королевскую власть, как это было в Англии, но организовать власть народную. Американский режим родился современным. Таковым он был замыслен и установлен», отмечает А.А. Арутюнян .

Пожалуй, только в данном случае можно усмотреть в американской революции элементы «французского» рационалистического подхода, органичным образом наложившегося на «английское» эмпирическое мировоззрение. Как бы то ни было, спустя два века после своего рождения основанное на совмещении этих двух традиций американское государственное устройство выглядит прочным и эффективным. Отцы-основатели, размышляя над фундаментальными проблемами политической философии, отчетливо осознавали, что делали.

Лишь через полтора века стали очевидны те истины, на основе которых вершилась Американская революция: ликвидация колониальной зависимости, устранение феодальных пережитков, утверждение новых принципов и форм организации политической власти. Последнее имело решающее значение. Как заявил в 1792 году Томас Пейн: «Независимость Америки, рассматриваемая только как отделение от Англии, была бы делом небольшого значения, если бы она не сопровождалась революцией в принципах и практике управления» . Следует признать, что «разогревающими» факторами преобразований в Америке были не только политические и идеологические, а религиозные (притеснения со стороны англиканской церкви), социальные (очевидная статусная «второсортность» по отношению к жителям метрополии) и экономические (запреты на свободное владение землей, ограничения на торговлю и занятия ремёслами, высокие таможенные пошлины и налоги). Указанные предпосылки имеют мало чего общего с французской ситуацией. Впрочем, как и все остальные.

ГЛАВА 3. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И СОВРЕМЕННЫЙ КОНСТИТУЦИОНАЛИЗМ

3.1 Современный конституционализм в контексте международных ценностей и интересов

Эволюционная глобализация не исчерпывает всех процессов развития, в том числе в праве. Базовые конституционные изменения могут иметь и другие формы (например, в результате социальных революций, а иногда даже политических переворотов). Такие явления перерывов эволюционного развития также иногда становятся элементами общей глобализации.

Современная глобализация (начиная, видимо, с великих географических открытий ХVI в.) в целом является позитивным движением в развитии мирового сообщества, но, как и многие явления, она может содержать некоторые отрицательные стороны. Внедрение новых образцов конституционного регулирования может ломать традиционную культуру народа, его менталитет, иногда разрушает вместе с отжившими и некоторые позитивные институты общества. Это тоже важно учитывать, рассматривая «конституционную глобализацию» .

Конституционная глобализация отнюдь не означает процесса создания какой-то всеобщей, «мировой конституции». В исторически обозримый период это вряд ли возможно. Различия в подходах к основным конституционным принципам в странах мусульманского фундаментализма, либерально-полусоциального капитализма и тоталитарного социализма включают антагонистические, непримиримые противоречия.

Сближение, конечно, имеет место и в таких условиях (например, это демонстрируют конституционные поправки в Китае в 1988--2004 гг. о частной собственности, рынке, правах человека, правовом государстве и др. или давно развивающаяся модернизация права в большой группе мусульманских стран -- Египте, Ираке, Сирии и др.). В странах с однотипными глобальными правовыми системами происходит также определенная гармонизация правовых семей (особенно в Европейском Союзе). Однако даже такая гармонизация осуществляется с трудом (вспомним неудачу с принятием европейской конституции для ЕС, отвергнутой в 2004 г. на референдумах или в парламентах некоторых государств -- членов ЕС) . Тем более сближение разнотипных глобальных правовых систем не может быть завершено, а их гармонизация невозможна (поправки Китая тоже сохраняют прежние базовые принципы), пока не будут преодолены антагонистические противоречия, но глобализация в определенной степени все же преодолевает некоторые, казалось бы непреодолимые, границы, в том числе в конституционном праве, являющемся основой правовых систем.

На наш взгляд, глобализация в конституционном праве имеет несколько основных направлений. Первое -- это признание общественной необходимости конституции для государства. Идея конституции («установления», «устава») для установления определенного порядка, организованности в сообществе людей (затем -- в государственно-организованном обществе) зародилась очень давно. Не будем обращаться к истории. Вопросы появления первых актов, в чем-то подобных идее конституции, принятия первой конституции государства в США, распространения конституций на разных континентах, что заняло более двух веков, достаточно исследованы. Идея принятия конституции и принятие ее как особого документа (вопрос о содержании -- иной) не вызывала отторжения общества (кроме абсолютных монархов, феодальных кругов и стран мусульманского фундаментализма). Напротив, эти идея и факт часто приветствовались самыми различными политическими силами.

Глобализация в виде общественной необходимости создания актов конституционного характера победила (пусть преимущественно с формальной стороны) и в этих странах, хотя в особых формах и условиях.

Второе важнейшее направление глобализации связано с изменением менталитета народа по отношению к конституции. Конституция все чаще понимается не только с формальных позиций как основной закон, но и как документ, имеющий неформальный характер, -- акт типа общественного договора. Это вовсе не тот общественный договор «хороших» (по Ж.-Ж. Руссо в отличие от Т. Гоббса) индивидов, которые согласились создать государство, а реальное явление, которое можно документально констатировать и которое в разных формах имело место и в прошлом, но отчетливо обнаруживается в условиях современного, высокотехнологичного, информационного общества с развитыми, в том числе правовыми, формами установления общих интересов и с поляризацией интересов различных групп.

В сообществе людей всегда есть общие, совпадающие интересы. Без этого общество и его организация -- государство были бы невозможны. Такие интересы многообразны. Они заключаются, в частности, в устойчивом развитии общества, в достижении общественного прогресса, лучшей жизни для всех людей, в том, чтобы исключить такие конфликты, которые могут привести к братоубийственной войне, анархии и распаду самого общества. Последнее положение нашло отражение в преамбуле Конституции РФ, которая говорит о необходимости «гражданского мира и согласия».

Вместе с тем общество состоит из людей, которые имеют свои личные интересы, в любом обществе (что главное) существуют различные социальные (например, работники и работодатели) и иные (профессиональные, возрастные и др.) группировки людей, у которых есть свои частные интересы. Они могут быть иными, чем общие интересы. Возможен и практически всегда существует в какой-то степени конфликт между личными и общественными интересами, между частными интересами отдельных слоев и общими интересами, а также между частными интересами различных слоев. Таким образом, развитие общества происходит в условиях одновременного союза на основе совпадающих общих интересов и состязательности на базе частных.

Среди различных социальных слоев в обществе всегда выделяется слой, занимающий доминирующие позиции в экономике, политике, идеологии (его верхушку обычно называют элитой) . Этот слой доминирует и в определении основных параметров конституционного развития: через элиту формулируются общие интересы развития общества, учитывая и собственные частные интересы. Однако он испытывает и не может не испытывать давление других слоев, формулирует их потребности, понимая, что только такой учет может обеспечить как необходимую общественную стабильность, так и стабильность самой конституции. Нередко поиск компромисса идет через соглашение основных политических партий (Испания, Македония и др.) или путем созыва национальных конференций всех общественных сил, где вырабатываются общие принципы будущей конституции (конференции во многих странах Восточной Европы и развивающихся странах после крушения прежних режимов). Подобные акты о национальном примирении в 1943 и 1989 гг. принимали главные религиозные общины в Ливане (их положения затем были внесены в Конституцию, Декларацию принципов для разрешения длительного конфликта в конце 2015 г. подписали Всеобщий национальный конгресс и временное правительство в Ливии).

В отличие от прошлого (достаточно посмотреть содержание конституционных актов Великобритании ХIII в. -- первой половины ХХ в., Конституцию США 1787 г. и многие поправки к ней, конституции других стран Европы начала Х1Х в. -- первой половины ХХ в.) современные конституции, принятые после Второй мировой войны, более или менее отчетливо отражают состояние союза на базе общих интересов и состязательности на основе частных, достигнутый компромисс, который теперь в отличие от прошлого связан не с избирательными или иными личными и политическими правами, формой правления, правами палат парламента и т. д. (это для конституционных формулировок пройденный этап), а с вызовами социально-экономического характера . Именно такие положения, а не нормы о структуре органов государства или их взаимоотношениях особенно важны для населения, народа.

Изменения в менталитете народа по отношению к конституции получают свое формализованное выражение. Когда-то конституция рассматривалась как творение представителей народа, «знатоков», собранных в парламенте, учредительном собрании. Их голосованием завершалось принятие конституции. Советский опыт впервые ввел общенародное обсуждение подготовленного конституционной комиссией проекта конституции. Такие обсуждения в 1936 и 1977 гг. были во многом формальны, но сама идея была воспринята в некоторых развивающихся странах (Йемене, Шри-Ланке, Эфиопии).

Теперь часто считается, что принятия конституции парламентом или учредительным собранием недостаточно. После принятия конституции соответствующим органом она все чаще выносится на утверждение народа, референдум, и датой принятия считается утвердительное голосование на референдуме (Бразилия, Польша и др.). Правда, случаются и казусы. Демократическая Конституция Франции 1946 г., принятая Учредительным собранием, была отвергнута на референдуме, хотя преамбула, содержащая социально-экономические положения, населением была принята, сохранена и сейчас является составной частью неконсолидированной французской Конституции (она содержит четыре документа разного времени).

Третья базовая веха глобализации связана с отношениями конституционных основ союза и состязательности в обществе, но имеет самостоятельное значение. Конституция все чаще рассматривается как документ, устанавливающий основные правовые рамки для разрешения существующих в обществе противоречий (различия -- это тоже форма противоречий) .

Общие интересы человеческого сообщества исключают такие формы разрешения противоречий, которые ведут к перерыву постепенности в развитии общества, замедляют или прерывают научно-технический и общественный прогресс, влекут за собой жертвы и разрушения.

Конечно, народ имеет право на революцию, и такие события невозможно совсем исключить, но современная конституция содержит развитой инструментарий, дающий возможность разрешать противоречия в правовом поле, не прибегая к нежелательным и вредным для всего общества крайним мерам. Среди таких инструментов конституционные права и обязанности человека и гражданина, регулярные выборы, установленные законом равные требования к политическим партиям и их состязательность среди населения и в избранных органах государства, референдум, создание и инициативы общественных объединений, закрепленные в некоторых конституциях права политической оппозиции, точно установленные полномочия органов государства, роль конституционных судов и конституционных советов и др. В этом направлении сделано еще далеко не все, иногда имеет место эксцесс (выход за необходимые пределы) органов государства в отношениях, например, с некоторыми партиями и общественными объединениями (они не всегда нравятся доминирующему слою), но процесс идет.

Роль конституции и принятых на ее основе законов как правовой основы, дающей возможность мирными способами разрешить любые конфликты в обществе (кроме антагонистических, связанных, например, с терроризмом), теперь признается в менталитете общества.

Четвертое направление глобализации в конституционном развитии -- превращение конституций из чисто инструментальных в инструментально социальные.

Первые конституции государств мира (США, Франции и др.) были исключительно инструментальными.

Они регулировали систему и основные полномочия высших органов государства. Первые поправки, которые были внесены в Конституцию США, относились к некоторым личным и политическим правам человека и гражданина (США и в настоящее время не ратифицировали Международный пакт об экономических, социальных и культурных правах 1966 г.), во Франции личные и политические права до сих пор закреплены в отдельном конституционном документе -- Декларации прав человека и гражданина 1789 г. , социально-экономические -- в преамбуле Конституции 1946 г. (только она является действующей частью этой Конституции).

В науке западных стран первой социальной конституцией считают Веймарскую конституцию в Германии 1919 г. Она провозглашала всеобщее образование, хозяйственную свободу, возможность национализации («социализации») частных предприятий, предусматривала создание экономических советов с представительством различных профессиональных групп, рабочих советов на предприятиях и такого же общегосударственного совета, право рабочих и служащих вместе с предпринимателями участвовать в регулировании условий труда и, что особенно значительно, впервые сказала о социальной функции частной собственности (собственность обязывает и должна служить общему благу).

Эта Конституция не сыграла большой роли в развитии Германии, но еще до нее в советской России была принята своего рода экстрасоциальная социалистическая Конституция РСФСР 1918 г., разработанная при участии В. И. Ленина. Многие принципы, сформулированные в ней, были повторены в других социалистических конституциях СССР и зарубежных стран, десятилетиями определяли (а в некоторых странах и сейчас определяют) развитие общества. Тоталитарный социализм большинством социалистических стран был отвергнут, но некоторые положения тех конституций повлияли на содержание многих современных конституций (в том числе в развивающихся странах) главным образом в сфере принципов социально-экономического характера .