Роль интеллектуалов в артикуляции протестных настроений общества

После возвращения России в мировую историю российские интеллектуалы получили возможность открыто исследовать мир. Автор пишет о существовании некой борьбы в российском интеллектуальном сообществе. Одна сторона характеризуется консервативностью мысли, выражающейся в уникальности российского общества. Другая, на чьей стороне и стоит автор, связана с интеграцией России в общемировые процессы. Мартьянов считает, что в первом случае можно снова уйти «в национальный тупик развития». Мартьянов В. С. Постсоветская Россия. Социально-теоретические размышления // Мыслящая Россия. История и теория интеллигенции и интеллектуалов. Неком. фонд «Наследие Евразии». Москва, 2009

Глава II. Анализ интервью

1. Взаимоотношение интеллектуалов и общества

Оценивая изменения, которые произошли в обществе, начиная с 2011 года, многие респонденты заметили, что они затрудняются судить о всем обществе, а некоторые ответили, что в целом общество почти не изменилось. В то же время подавляющее большинство респондентов считают, что в их социальном слое и в тех кругах, в которых они общаются (профессионально или лично) произошли заметные изменения: «мы поняли, что нас много», «люди стали более активно участвовать в политической жизни», «появилось гражданское общество, пока еще в зачатке». Впрочем, некоторые респонденты думают, что это относится только к большим городам. Ряд респондентов, отмечая подъем гражданской активности в 2011-2012, считают, что в настоящее время «наметился явный спад», «у людей наступило разочарование», «движение оказалось неэффективным».

«До этого каждый в Москве думал про власть: «Какие они все-таки козлы. Как они мне надоели», но в то же время следующий уровень аргументации был такой: «Ну ладно, я же один такой просвещенный, а все остальные за Путина». И когда люди вышли на Болотную площадь, вот эти сотни тысяч человек и увидели эту огромную толпу они поняли: «Елки-палки, нас много. Я не один такой. Нас целая огромная группа, пределы которой я даже не могу себе представить». Во время выборов Навального я часто встречал такую аргументацию: «Протесты показали, что большинство против Путина». Главный итог это то, что недовольные (не оппозиция, а недовольные) стали осознавать себя как некую группу».

Явное большинство респондентов сказали, что многие из их знакомых принимали участие в протестах. Фактически у всех респондентов среди знакомых доминируют следующие взгляды: «недовольны властью», «оппозиционны по отношению к власти», «критичны к власти», «есть скепсис по отношению к власти». Значительная часть знакомых респондентов придерживается либеральных взглядов, но у большинства знакомых политические взгляды самые разные: «одинаково лишь то, что их не устраивает существующая власть». Впрочем, в круге общения респондентов встречаются консерваторы, люди лояльные к власти, патриотически настроенные. Можно отметить, что некоторые респонденты заметили, что после событий в Крыму и на Украине в их окружении увеличилось количество людей, одобряющих действия Путина.

При обсуждении настроений в обществе мнения респондентов разошлись. Некоторые затруднились ответить на этот вопрос. Часть респондентов сказали, что их взгляды не находят понимания у большинства населения. Те, кто считают свои взгляды отражающими общественное мнение, оговаривались, что имеют в виду свой социальный слой, да и то в крупных городах. Была высказана и такая точка зрения: «говорить о настроениях страны в целом - это неправильно в корне». Ряд респондентов по поводу настроений в обществе отмечали, что «есть недовольство, но активно не выражается», «людям не нравится, но они это не связывают с политикой», «народ индифферентен, как минимум просто критикуют власть», «многие недовольны, но считают, что изменить не могут».

Мнения респондентов разошлись также при обсуждении оценки культурного уровня страны. Из 28 респондентов 11 негативно отзываются о культурном уровне в нашей стране, однако 7 респондентов отозвались о нем неплохо, а трое назвали уровень культуры «средним» или «ближе к среднему. 7 респондентов затруднились ответить на этот вопрос, ссылаясь на огромные просторы страны и многослойность (или фрагментарность) населения.

«...В первую очередь, оцениваю с сожалением. А далее, если бы мне понадобилось поставить оценку от 1 до 10, я, наверное, не смог ничего поставить потому, что есть Москва, есть Питер, Екатеринбург, Нижний Новгород, Калиниград, а есть город Орел, и, например, не знаю, Тверь и половина Сибири...»

Фактически все респонденты считают, что уровень образования влияет на активную гражданскую позицию. Но при этом многие полагают, что одного лишь уровня образования для гражданской активности недостаточно, а некоторые даже считают этот фактор не самым главным. В некоторых интервью высказывалась мысль, что уровень высшего образования не всегда проявляется в этом плане. Один респондент сказал, что гражданская позиция в основном связана не с уровнем образования, а с понятием интеллигенции, потому что «интеллигенция - не просто образование, интеллигенция - образование плюс гражданская позиция». Кроме высшего образования, респонденты называли самые разные факторы, влияющие на активную гражданскую позицию. Чаще других факторов встречались: воспитание в семье, экономические факторы (в том числе материальное положение), твое окружение, уровень информированности (возможность доступа к различным источникам информации).

«Катастрофически много зависит от воспитания. От того, что инкрустировали родители в ребенка изначально».

При обсуждении вопроса о влиянии интеллектуалов на общественное сознание и российское общество ответы респондентов сильно разошлись. Некоторые респонденты считают, что повлиять могут только «публичные интеллектуалы». Многие высказывают мнения, что нужно вести «просветительскую работу» с массами. Ряд респондентов считают, что если можно повлиять, то только, если все интеллектуалы будут «хорошо работать на своем месте», «занимать честную позицию» и «высказывать свое мнение», то какой-то сдвиг может произойти. Среди ответов респондентов интересно отметить такие, как «интеллектуал перед обществом в определенном долгу», «все зависит от рода деятельности интеллектуала и его желания действовать», «в своей трудовой деятельности нужно взаимодействовать с другими социальными группами», «интеллектуал должен развинчивать правительственную идеологию». Высказывались еще в разных формах мнения о «манипулировании общественным сознанием», но не уточнялось, как именно. Многие считают, что можно и нужно влиять на свой круг общения (друзья, родственники, знакомые, коллеги). Были мнения, что повлиять на общественное мнение никак нельзя, а один респондент даже выразил опасение, что «высказывание своей точки зрения перед рабочим классом может привести к печальным последствиям». Интересно заметить, что некоторым респондентам слово «интеллектуал» не очень нравилось, но при этом они противопоставляли себя и свое окружение населению страны в целом.

«На общественное сознание? Ну, производя, собственно, эту самую рефлексию и донося до людей результаты этой рефлексии и часто они мешают.. не знаю, но когда человек пишет статьи, книги, ставит спектакли, выступает на каких-то гражданских площадках, собственно, традиционные формы интеллектуальной, культурной деятельности, это осмысление реальности в доступных человеку формах - это первое и второе - чтобы эти формы деятельности была некоторая общественная атмосфера, гражданский диспут, публичная политика, в которой эти вещи могут доноситься до людей, да, чтобы был свободный интернет, чтоб был Facebook, чтоб был там, я не знаю, twitter, чтоб была нормальная свободная театральная сцена, где ставятся постановки какой-то газеты. Вот, и при этом, естественно, происходит распространение такого критического знания и происходит, в общем-то, по большому счету улучшение власти в обществе и создание такого мягкого давления на власть для улучшения эффективности».

Фактически все респонденты считают происходящее сейчас в российских государственных СМИ пропагандой, причем многие - пропагандой низкого качества. Некоторые, характеризуя пропаганду в российских государственных СМИ, используют такие характеристики как «грубая», «топорная», «карикатурная», «дикая», и даже сравнивают ее с пропагандой Геббельса. Подавляющее большинство респондентов считают, что пропаганда в СМИ сильно влияет на общество (например, «российское общество в восторге…оно всегда хотело, чтобы его так пропагандировали, а то в девяностые годы чувствовало себя брошенным на произвол судьбы»). При этом ряд респондентов подчеркивает, что на их круг общения этого влияния нет, но согласны с такой оценкой в отношении большей части населения.

При обсуждении вопроса, какие требования протестующих являются наиболее важными, респонденты высказывали самые разные мнения и систематизировать их трудно. Следует отметить, что ряд респондентов указывали на путаницу и отсутствие четкости и конкретности в выдвижении протестных лозунгов. Ингода, на одном митинге объединялись самые разные лозунги. По мнению некоторых респондентов, отсутствие четких и ясных лозунгов является одной из проблем протестного движения. В отношении конкретных лозунгов тоже мнения разошлись. Многие респонденты считают, что самым правильным и ясным лозунгом, начиная с 2011, был «за честные выборы». Но и в отношение этого лозунга единого мнения нет: некоторые считают «за честные выборы» «слишком наивным» лозунгом в наших условиях, другие называют этот лозунг «слишком абстрактным». Назывались еще лозунги «свободу слову», «свободу политическим узникам», но полного единства не было.

«Слишком наивно устраивать митинги за честность, за правду, за красоту и эстетику. Не надо выдвигать на митинге рыцарские требования. Митинг должен быть точечным, каким-то очень конкретным. В Норвегии когда-то, пусть это забавно, люди вышли на митинг и сказали: «Перестаньте курить в такой-то и такой кофейне». На этот митинг вышло довольно большое для Норвегии количество людей. Конечно, это смешно. Но запретили. Митинг должен быть конкретным. Если Вы хотите честные выборы, это красиво и прекрасно, но у честных выборов должны быть какие-то характеристики., какой-то набор резолюций. Который нужно принять, чтобы честные (условно) выборы заработали. Вопрос о честности весьма философский и, даже, этический вопрос. Если Вы хотите, чтобы распустили Госдуму, то это очень красиво, но напишите, кого и куда после этого. Роспуск Госдумы это анархия. Я любил анархизм, когда чувствовал себя юношей, которого любит мама. Анархия не имеет системности, а то, что вы предлагаете должно быть системным, если Вы хотите жить в цивилизованном государстве».

Большинство респондентов считают, что требования протестов не могут быть популярны у широких слоев населения, поскольку большей части населения не интересно, что происходит на митингах. Некоторые респонденты затрудняются ответить на вопрос о популярности протестных требований у населения в целом.

Почти все респонденты считают, что нужно принимать во внимание мнение широких слоев населения. При этом некоторые из них высказывали опасения, что большинство населения поддерживают правительственную политику в отношении Украины и Крыма. Один респондент в связи с этим сказал про мнения широких слоев населения: «Их нужно изучать, их нужно принимать во внимание. Но им не надо следовать». Высказывались мнения: «…интеллектуалы не могут жить вне реальности… в башне из слоновой кости», «у широких масс нет своего мнения, но с ними надо работать и информировать».

Обсуждалось также, какие условия должны сложиться в обществе, чтобы требования протестующих стали популярны у широких масс. Здесь ответы были самыми разными. Некоторые респонденты полагают, что нужно вести в массах просветительскую работу. В ряде интервью высказывается мнение, что это может произойти только в случае значительного ухудшения жизни в стране (в первую очередь, в экономике). Есть и мнения, что это не произойдет никогда.

2. Отношение к протестному движению

Большинство респондентов считают митинги эффективной формой («Конечно, но это как зародыш. Дальше должны идти следующие шаги, а их нет»). Правда некоторые подчеркивают, что последнее время их эффективность снизилась. Кроме того, ряд респондентов считают, что одних лишь митингов недостаточно («митинг - первый публичный шаг гражданского активизма», «митинг - индикатор происходящего», «митинг - зародыш», «митинг как обложка», «нужны еще какие-то другие действия», «вопрос в том, что будет после митинга»). В некоторых интервью высказывается мысль, что эффективность митингов зависит от конкретной ситуации. Многие респонденты подчеркивали, что необходимым условием эффективности митинга является его массовость: «стотысячный митинг - политическое событие, которое нельзя игнорировать никому», «массовые митинги должны менять атмосферу в обществе», «такие митинги важны с точки зрения политической консолидации». Некоторые респонденты подчеркивали, что митинг должен быть «мирным». Звучали и такие мнения, что митинги «ужесточили власть», «озлобляют ту часть населения, которая лояльна к власти».

«Как бы нельзя жить, нельзя делать вид, что ничего не происходит и все довольны, когда у Вас на одной из центральных площадей в городе сидят десятки тысяч людей и, там, бьют в барабаны. Вот, ну, то есть, вообще, мы, если спросим, как получается революция, то никто же не говорит, не объявляет на сцене: «Так, друзья, сейчас случится революция». Ну нет. Обычно начинается какая-то ерунда - хлебный бунт в Петрограде в феврале 17-го года, вот, и когда я студентов так часто спрашиваю, обсуждая некие философские концепции, сколько людей должно встать в очередь за хлебом, чтобы случилась революция? Понятно, что, если, там, тысяча человек встанет, то ничего не случится, если десять тысяч человек, тоже, наверное, общество не рухнет, а если там, ну, полмиллиона встанет, то просто социальная жизнь в городе умрёт в этот момент, и все структуры, все институты всей нормальной социальной жизни, они рухнут, потому что в этой очереди за хлебом будут стоять, там, люди, которые организовывали транспорт, чиновники, там, в этой же очереди, ну и так далее. То есть это просто как бы такой эффект создания события. И стотысячный митинг - это, в любом случае, политическое событие, которое нельзя игнорировать никому - ни тем людям, которые митингуют, ни тем людям, которые сидят во власти, ни каким-то внешним наблюдателям».

Большинство респондентов чувствовали себя частью чего-то важного во время акций протеста. При обсуждении вопроса, находили ли взгляды респондентов отражение среди оппозиционно настроенной части общества, мнения разошлись. Многие считают, что находили. Большинство респондентов говорят, что чувство страха во время протестных акций они не испытывали.

«Вообще-то да. Довольно приятное чувство, когда вокруг много людей, которые думают как ты и есть некоторая солидарность. Все это создает хорошее настроение. В основном там видишь хороших приятных людей на этих митингах, хотя народу там много и народ там всякий. Иногда там всякие националисты, есть и довольно неприятные с какими-то дикими лозунгами. Иногда бывают личности явно психически нездоровые».

У некоторых респондентов вызывает чувство неприязни присутствие на митингах таких крайних элементов как «имперцы», националисты, левые радикалы, у некоторых - коммунисты. «Слева кричат лозунги, от которых я должен умереть, справа кричат другие лозунги, от которых я должен умереть». Многие из этих респондентов не ассоциируется непосредственно с протестным движением. Другие респонденты относятся к радикальным элементам более терпимо: «они имеют право тоже митинговать и свое мнение заявлять», «их взгляды мне чужды, но я к ним терпимо отношусь», «главное, что они тоже против власти». Для подавляющего большинства респондентов присутствие на протестных митингах крайних элементов не является «камнем преткновения» для посещения митингов, поскольку они стараются находиться рядом с идейно близкими им людьми (например, «я стараюсь находиться в одном пространстве с людьми, которые придерживаются близких мне взглядов»).

Фактически все респонденты считают, что лидеры оппозиции для них роли не играют (или очень слабо). При этом многие полагают, что лидеры нужны и их отсутствие (или слабость) является одной из проблем протестного движения. Есть мнения, что отчасти по вине лидеров протестное движение не стало достаточно массовым (например, «российская оппозиция - это чисто московское такое тусовочное явление»). Ряд респондентов выделяют среди других оппозиционных деятелей Алексея Навального и подчеркивают его харизматичность, а некоторые отзываются о нем позитивно: «он для меня образец смелости и дерзания», «хороший юрист, отважный человек», «самое адекватное из того, что представлено оппозицией», «среди лидеров относительно исключение», «Навальный - крутой».

«Хороший лидер не должен быть на виду. У хорошего лидера должна быть все та же хорошая обложка, то, что сначала ты видишь. А если ты открыл обложку, то увидишь настоящего лидера. Его слова будут важны, если они появятся. Но пока я этого не вижу. Я вижу, как выходит и кричит Лимонов, как кричит Навальный. Все они кричат примерно одно и то же. Либо «хватит кормить Кавказ», либо «хватит кормить буржуазию», либо просто «хватит кормить». Все эти слова мне «до лампочки» и они никак не повлияют на мое отношение к протестному движению. Либо я участвую в конкретном протестном движении потому, что я считаю это уместным, либо я не участвую. Лидеры на мою позицию никак не влияют».

Но даже Навальный ни для кого не является полным авторитетом. Для большинства респондентов важно видеть на протестных митингах таких представителей творческой интеллигенции как Борис Акунин, Дмитрий Быков, Лия Ахеджакова, Леонид Парфенов («очень приятно, что у этих людей такое же мнение, как у тебя», «к ним больше доверия», «они придают митингам человеческое лицо»). Впрочем, это имеет значение не для всех («эти люди ничего нового не скажут», «на митингах я не слышал от них никакого конструктива»). Впрочем, и некоторые из респондентов, которые рады присутствию представителей творческой интеллигенции на митингах, подчеркивают, что «это не политики», «лидерами они не являются».

Большинство респондентов считают, что спад протестных настроений в обществе есть. Некоторые высказались еще более критически: «протестное движение уже полностью уничтожено», «это было понятно с первых же митингов». В числе главных причин респонденты чаще всего называют две. Во-первых, это разочарование протестующих, их утомление (апатия), и отсутствие понимания, что делать, кроме митингов и маршей («нет определенной программы», «многие из моих близких знакомых перестали в этом видеть какой-то смысл», «всем надоело и мне надоело», «нет результатов, а есть обратные результаты»). В качестве второй важной причины многие называют действия властей: «протест практически задавлен властью», «резкое увеличение репрессивной машины», «Путин очень ловко манипулирует», «власть всех обвела вокруг пальца». При этом некоторые респонденты уверены, что в связи с событиями, связанными с Крымом и Украиной, наметился некоторый подъем.

3. Взаимоотношения интеллектуалов и власти

При обсуждении вопроса о негативных сторонах проводимой государством политики, респонденты высказывали самые разные мнения. Чаще всего называется коррупция в разных ее проявлениях («безумная хамская коррупция», «весь бизнес подмят власть предержащими»), экономическая политика («несоответствие заявленного уровня с тем, что реально происходит»), произвол властей и отсутствие с их стороны уважения к простым людям («логика «я - начальник, ты - дурак» на всех уровнях возведена в принцип»), посягательство на свободу слова и лицемерие на государственном уровне («могут перевирать любые факты так, как им заблагорассудится», «всех считают за дураков»). В связи с последними событиями на Украине и в Крыму многие респонденты выражают недовольство «имперской политикой» наших властей, которая сопровождается «отвратительной имперской риторикой».

«На этот вопрос наверное можно долго отвечать. Но вот больше всего меня раздрожают лицемерие и ложь, они всех считают за дураков, пытаются выдать белое за черное и наоборот. Еще меня раздражает, что люди в России идут во власть чтобы обогатиться. Все хотят урвать кусок сена, прямо по картине Босха. Кто выше - у того больше».

Обсуждение вопроса, может ли интеллектуал повлиять на изменение политического курса государства, породил спектр ответов очень широкий: от полного отрицания такого влияния до утверждения, что может, но с оговорками. Высказывались и мнения об отрицательном влиянии: «исторический опыт показывает, что влияет обычно в худшую сторону», «может вляпаться в такую ситуацию, где он повлияет». О работе интеллектуалов в государственных структурах мнения высказывались неоднозначные. Разные мнения высказывались также на тему «прислушивается ли власть к мнению интеллектуалов?». Часть респондентов затруднились ответить на этот вопрос, а ответы остальных можно условно разделить на три группы: «не прислушивается», «частично и очень выборочно», «пытается, но не очень получается».

Фактически все респонденты считают, что критика власти необходима и без этого никак нельзя («это единственный инструмент хоть какого-то влияния», «это дает интеллектуальный результат», «чем больше мнений, тем плодотворнее развивается процесс», «критика нужна, чтобы почувствовать собственное достоинство»). При этом многие являются противниками «критики ради критики» и считают, что критика должна быть конкретной (например, «одно дело критиковать власть в своем фейсбуке, а другое давать конструктивную программу». Ряд респондентов считает, что в настоящих условиях критика власти ничего дать не может, хотя она и должна быть. По поводу реакции власти на критику мнения также разделились. Некоторые респонденты считают, что реакция власти на критику была «неадекватной, болезненной, патологической», «нетерпимой и раздражительной», «жесткой». Другие считают, что реакции в целом и не было, а было «принятие к сведению происходящего». Есть мнение, что «может она и не реагирует, но мониторинг отслеживает».

В вопросе о возможности компромисса с властью некоторые респонденты считают, что компромисс возможен (или «теоретически возможен», «в целом возможен»), но «власть не готова к компромиссу», «не идет на диалог», «власти это не нужно». Другие полагают, что с этой властью в данных условиях никакой компромисс невозможен («нет точек соприкосновения, в которых можно поддержать власть», «вопросы, которые волнуют меня, не волнуют наше руководство, и наоборот», «речь идет не о компромиссе, а об элементарном доверии к власти, а доверия нет»). Ряд респондентов настаивают, что все зависит от того, в каком вопросе нужен компромисс («не надо путать компромисс со сделкой с совестью», «должна быть граница возможности компромисса»). Некоторые опрашиваемые говорили, что могли бы пойти на компромисс с властью ради работы над проведением реформ в стране.

Обсуждалась проблема: не выгодно ли поддерживать власть, чтобы реализовать свой творческий потенциал. Подавляющее большинство респондентов высказываются по этому вопросу негативно («аморально поддерживать существующий режим», «можно вполне заниматься своей интеллектуальной деятельностью, не идя на сотрудничество с властью», «в любом случае власть поддерживать невыгодно», «когда начинаешь сотрудничать с властью, то лишаешься возможности жить свободно», хотя некоторые из них говорят, что это их личная позиция, а каждый должен выбирать сам. Ряд респондентов считают, что оправдать такую позицию можно лишь в том случае, если она направлена на какие-то высокие цели (например, благотворительность), но при этом многие оговариваются, что сами бы на это не пошли. На заданный вопрос «При каких условиях вы бы сами пошли на компромисс с властью» некоторые респонденты шутливо отвечали что-то в духе «мне никто компромисс не предлагал», «у меня нет прямого диалога с властью». Другие категорически отрицают возможность своего компромисса с «этой властью». В целом отношение к вопросу о своем компромиссе с властью либо сдержанное, либо негативное.

«Если бы от этого зависела моя карьера и мой успех, я не пошел был. Если бы от этого зависела жизнь моих родных и близких, то пошел бы».

«Это страшно актуальный вопрос в связи с подписанием письма деятелей культуры. Мне кажется, что это неправильный выбор, потому что ты идешь на сделку и ты теряешь профессию, ты уже не только режиссер кино, ты еще обязательный рупор оппозиции. И дальше это нарастает, и если ты не борешься за профессию, она отмирает, и другие профессии под нее попадают, т.е. на самом деле ты снимешь это свое кино, но кино, которое делится на разрешенное- не разрешенное, ворованный воздух - искусства, а не ворованный - не искусства - это мы уже знаем, это мы проходили. Мы знаем, что из разрешенных советских писателей почти никого не осталось в обиходе. Все, что мы читаем - это ворованный воздух. Да, есть и идея, что сейчас я скажу какую-нибудь маленькую подлость, а потом зато спасу двадцать человек. Это лучше, чем если ты делаешь подлость не потому, что просто хочешь много денег, а потому, что хочешь спасти двадцать человек, но опять-таки советский опыт нам показывает, что так не работает. Не надо приносить свою совесть в жертву культурному делу».

Большинство респондентов считают, что публичная поддержка или публичная критика власти представителями интеллигенции влияет на настроения в обществе. Многие респонденты считают, что нельзя осуждать за поддержку власти Чулпан Хаматову, поскольку она занимается «спасением физических жизней», «вопросами, которые выше любой политики». В то же время многие респонденты критикуют других деятелей культуры, поддерживающих власть («это люди, которые кормятся с государственной руки»), в частности, осуждают поддержавших власть в вопросе присоединения Крыма. Впрочем, некоторые считают, что подписывающих «проправительственные бумаги» нельзя осуждать, если они искренне верят, что это правильно.

«Конечно влияет. Есть некоторые люди, особенно артисты, к которым населения всегда проявляла повышенный интерес. И их позиция может повлиять на позицию людей. В конце концов кто-то может задуматься, почему какой-нибудь актер или писатель выступает с критикой власти, хотя материально то он обеспечен. Может быть люди как-то задумаются. Но к сожалению, многие представители творческой интеллигенции активно поддерживают нашу власть».

4. Рефлексия по поводу будущего

Большинство респондентов считает, что положительных изменений в ближайшее время не произойдет. Некоторые говорят, что «хотели бы верить в положительные изменения», но для этого «мало оснований». Оптимистов среди опрашиваемых в этом вопросе мало. Ряд респондентов не исключают в случае экономического ухудшения возможность «социального взрыва», хотя никому из них «этого бы не хотелось». Высказываются также мнения, что в связи с серьезным изменением в международной политике, делать прогнозы «стало затруднительно».

«Ну, я вижу два сценария. Либо такое вот сползание... Ну, ещё может быть, между... Вот эти все процессы, которые два года назад вот так вот ярко оформились, они сейчас совсем озверело себя проявляют, радикальный переход на позиции консерватизма, и такой псевдосталинизм какой-то социальный и общественный. Недосталинизм. Вот, я думаю, что всё это может долго ещё продолжаться, времена застоя, всё это может ещё десять лет продолжаться, там, двадцать лет продолжаться, если какой-то катастрофы не случится. Ну, катастрофа может быть такая: ну там, не знаю: какая-то экологическая, там, техногенная катастрофа, по образцу плотинной катастрофы, которая на юго-востоке в восьмом году... нет, в девятом, рванула... Вроде Чернобыля, там... Либо это какой-то должен быть экономический коллапс - социальное недовольство будет расти на фоне того, что, там, людям жрать нечего, вот, и в этом смысле тогда застой наш кончится, вот. Я думаю, что в этом смысле, к сожалению, что какого-то не катастрофического выхода из застоя пока не предвидится, потому что люди очень чётко взяли курс на то, чтобы никому власть не отдавать и ни при каких условиях. Ну, опять же, дело даже не в их личных качествах, а в том, что когда нет никакой конкуренции за власть, тогда наступает такой упадок».

На вопрос о мере личной ответственности за те изменения, которые произойдут или уже происходят в российском обществе, ответы респондентов были очень разными: «да», «нет», «отчасти», «не ответственным, а причастным» и т.д. Любопытно, что если не все респонденты испытывали ответственность перед страной и обществом, то все упоминали личную ответственность или «моральную отчетность» перед самим собой.

«Безусловно, чувствую. Но что меня расстраивает более всего, я, к сожалению, не делаю всего, что в моих силах, чтобы ситуация менялась. Какие-то эгоистичные вещи все же берут верх. А это неправильно. Ты можешь сейчас жить в комфорте и оградить свою семью от чего-то, но лет через 10 ты все равно столкнешься с проблемой. Но, наверное, мы не все знаем свой потенциал. То есть чувствую, но не удовлетворена».

«Сейчас я говорил не об ответственности, а исключительно о моей моральной отчетности себе самому. Когда вихрь политических событий, то один человек ничего не решает, тем более такой обыватель как я».

Из 28 респондентов 6 совсем перестали ходить на протестные акции, 5 человек посещают их значительно реже, чем раньше. Причины потери или снижения интереса называются разные: «личные обстоятельства», «загруженность на работе», «не вижу смысла», «пустое времяпровождение». Впрочем, все они сказали, что пойдут на протестные акции в случае, если произойдет какое-нибудь важное событие (новые выборы, резкие изменения во внутренней или внешней политике и т.д.), или на митинге будут выдвинуты четкие лозунги и конкретная программа, отвечающие их интересам.

Большинство респондентов ответили, что прекратят участие в протестном движении «в случае угрозы родным и близким», многие добавили, что при «уголовном преследовании» и «усилении закручивания гаек». Несколько человек добавили, что их протестную деятельность могут остановить крупные денежные штрафы, но в том случае, если митинг не будет представляться для них исключительно важным. Ряд респондентов высказался, что прекратит протестную деятельность в случае полного разочарования («все выльется в пустую, ни на кого не действующую болтовню», «причина митингов будет непонятна и цель неясна», «нужно искать новые формы, а не повторять старые ошибки»). К перечисленным выше причинам, два респондента добавили, что перестанут ходить на митинги, если они утратят мирный характер, а еще два - в случае положительных изменений в стране. Четверо респондентов сказали, что не прекратят протестную деятельность в любом случае, если их не посадят или не вышлют из страны. Некоторые из опрошенных не исключают для себя возможность покинуть страну в будущем.

«Я считаю, что если не будет соответствующей пропаганды, ответной пропаганды, скажем так, то тогда ничего не изменится. Если не будет активных действий, а будут просто шаблонные выходы на протест по 10 тысяч человек по какому-то поводу, например, что очередной политик как-то плохо поступил, ничего вообще не изменится. Нужно очень агрессивно делать ответную пропаганду. То, что было у Навального, все загнулось. Они часто просят деньги и, по-моему, у них закончились фонды. Должен быть очень сильный напор снизу. Это первое, что может изменить. И второе - это, я думаю, экономика. Уже все об этом сказали, что экономический коллапс приведет к увеличению протеста, и он уже перестанет быть протестом интеллигентов, станет протестом широких масс, и это может плохо кончится».

В отношении ближайшего будущего протестного движения прозвучали самые разные прогнозы. Девять респондентов из 28 придерживаются весьма пессимистичных взглядов на протестное будущее. «Разочарование. Еще большее разочарование в ситуации в стране, а еще и разочарование некоторое в самом протестном движении. Создавали же Координационный совет оппозиции для чего-то. И что же он сделал? Все про него уже давно забыли».

Впрочем, некоторые из них считают, что протестное движение все-таки сохранится («сохранится его костяк», «полностью не исчезнет», «протестные настроения будут всегда»), другие допускают, что «на какое-то время может прекратиться». Восемь респондентов считают, что протест сохранится, но «процветать не будет», «нас не будет меньше, но не будет и больше», «останется таким же, как сейчас». Только два респондента высказали оптимистический взгляд на протестное движение в ближайшем будущем. Двое из опрошенных считают, что протест может усилится в случае каких-либо важных политических событий (во внутренней или международной жизни). Один респондент считает, что протестное движение развивается «как синусоида: взлет, затем падение, затем снова взлет». Один респондент считает, что протестное движение сохранится только в том случае, если гражданские активисты «будут избираться в муниципальные депутаты, работать наблюдателями и членами разных комиссий». Еще один респондент сказал, что протест сохранится, если «выстроить понимание России, а не кричать о коррупции и плясать в храмах». Четверо из опрошенных затруднились высказать свои прогнозы о ближайшем будущем протестного движения. Как уже отмечалось, многие респонденты не исключают возможность социального взрыва. В этом случае, по их мнению, в борьбу с властью вступят новые слои населения («народные массы», «люди с вилами», «рабочий класс») и лозунги у них будут ни «за честные выборы» и «свободу слову», а «долой» и «дайте жратву».

«Тут может быть несколько стратегий. Первая стратегия, что все заглохнет, поскольку принимаются законы, которые все подавляют. Сегодняшние участники протеста не готовы к вооруженному восстанию. Либо люди изменятся и станут такими, как на Украине, либо все заглохнет. Вот таких два не очень радостных сценария».

Глава III. Реконструкция образа интеллектуала, участвующего в протестном движении

Сразу заметим, что на основании собранных интервью не получается единого образа интеллектуала, участника протестного движения. Тем не менее, можно отметить некоторые общие черты. Есть и серьезные различия. Заметим, что явное большинство среди опрошенных - это молодые люди обоего пола в возрасте от 22 до 30 лет, некоторые из которых в основном начинают свой жизненный путь. Есть и люди более старшего возраста, достигшие определенных профессиональных успехов (в частности, трое из них - профессора).

Если объединить общие характеристики, то получится, что это человек с высшим образованием, формирование которого как личности происходило в интеллектуальной и высококультурной среде. По своему происхождению он (или она) не относится к рабочим. Круг общения таких людей в основном состоит из высокообразованных и культурных людей. Четко понимает разницу между собой и большей частью населения страны, хотя не всегда это афиширует. В основном придерживается либерально-демократических взглядов, хотя часто не углубляется в идеологию. Серьезно относится к своему профессиональному интеллектуальному труду. Общечеловеческие ценности ставит выше общегосударственных интересов. Считает, что уровень образования влияет на гражданскую позицию. Уверен, что протестные события в России 2011-2012 сильно повлияли на тот круг людей, с которым он (или она) постоянно общается. Многие из знакомых этого человека принимали участие в протестных акциях.

Представитель этого типа людей всегда противопоставляет себя власти, хотя в профессиональных вопросах может иметь с ней точки соприкосновения. К существующей сегодня в России власти настроен оппозиционно и испытывает чувство неудовлетворенности от той политики (внутренней и внешней), которую проводит руководство страны. Такой человек считает, что критика власти необходима, и без нее невозможно обойтись. К происходящему в российских СМИ настроен весьма критически, считая это явной пропагандой, но сам, как и круг его (или ее) общения, под это влияние не подпадает. Информацию старается получать из источников, которые не контролируются (или слабо контролируются) государством. При этом ясно отдает себе отчет, что государственная пропаганда очень сильно влияет на широкие слои населения. В частности, понимает, что большая часть населения на сегодняшний день поддерживает государственную политику в отношении Украины и Крыма. Для него очевидно, что требования протестного движения не могут быть популярны у большей части населения, и многие лозунги (если не все) им неинтересны. В то же время считает, что необходимо считаться с настроениями широких слоев населения. Старается делиться знанием и информацией, которой располагает, с окружающими людьми. Лидеры оппозиции для него роли не играют (или играют очень слабую роль).

Такой человек не настроен сотрудничать с властью, чтобы реализовать свой творческий или интеллектуальный потенциал. В то же время, согласен, что в некоторых вопросах идти на определенный компромисс с властью нужно, но считает, что при сегодняшнем руководстве страны, это невозможно. Считает, что публичная поддержка или публичная критика власти представителями интеллигенции влияет на настроения в обществе. Люди такого типа не очень довольны состоянием протестного движения в нашей стране на сегодняшний день, хотя стараются духом не падать. Готов ходить на протестные митинги, если на них будут выдвигаться четкие лозунги и конкретная программа, отвечающая их интересам, либо произойдет очень важное событие во внутренней или внешней политике. С опаской относится к возможности экономического кризиса и социального взрыва в нашей стране. Прекрасно понимает, что в случае социального взрыва на арену политической борьбы выступят совсем иные слои населения, чьи методы борьбы будут совсем иными, и их лозунги и требования будут резко отличаться от лозунгов и требований сегодняшнего протестного движения. Протестный интеллектуал испытывает чувство ответственности, которая нередко является главной мотивацией для посещения митингов. Он может не испытывать ответственности перед обществом и страной, но у него всегда есть моральная ответственность перед собой.

Нужно отметить еще некоторые общие черты, которые во многом характеризуют сегодняшнее протестное движение в России. Хотя некоторые из опрошенных респондентов и терпимо относятся к представителям иных политических взглядов («имперцам», националистам, левым радикалам, коммунистам), но они не склонны с ними объединяться. Даже те люди, которые ничего не имеют против представителей иных политических взглядов, стараются на митингах держаться подальше от них. Вот такая неготовность фактически всех респондентов к объединению с представителями отличных от тебя взглядов во многом характеризует сегодняшнее протестное движение в России. Это в корне отличает протестное движение в нашей стране от того движения, которое мы недавно видели на Украине, где разные политические силы сумели на какое-то время объединиться для достижения общей цели - свержения существующей власти.

Следует также отметить, что никто из респондентов не готов к радикальным действиям и к нарушению в ходе протестов определенных границ. Это свидетельствует о том, что интеллектуалы, принимающие в последние годы участие в протестном движении в России, не являются революционерами в классическом понимании этого термина. Выше уже отмечалось, что все респонденты «далеки от народа». Все они осознают, что недостаточно хорошо представляют себе жизнь большей части нашего общества (хотя уровень их представлений об этом очень разный). Отсюда у всех респондентов явное опасение (в той или иной степени) возможной «народной революции», неприятие тех форм борьбы, которые при этом возникнут.

Разумеется, нельзя считать, что все участники интеллектуального протестного движения одинаковы. Все описанное выше представляет лишь общие черты создаваемого нами портрета. Однако на этом общие характеристики иссякают. Слишком детальное описание приведет нас к 28 портретам, а нашей задачей является обобщить характеристики респондентов. С этой целью можно условно создать три образа, различия в которых указывают на некоторые существенные особенности в образах интеллектуалов, принимающих участие в протестном движении.

Опишем первый из этих образов. Он соответствует человеку, который глубоко переживает за падения уровня образования в нашей стране, особенно, что касается общегуманитарных дисциплин. Считает, что для того, чтобы занять активную гражданскую позицию, одного лишь высшего образования недостаточно, а требуется еще умение критически мыслить. Четко осознает, что между его (или ее) кругом общения и остальной частью населения России (не менее 90%) лежит большая пропасть, и считает, что в этом заключается едва ли не главная проблема протестного движения в нашей стране. Склонен полагать, что недавние события в Крыму и на Украине еще больше увеличили эту пропасть. Считает необходимым изучать общественное мнение в нашей стране, но понимает, что влиять на общество может очень ограничено (в основном просветительская и информационная деятельность).

Главными требованиями протестного движения считает «за честные выборы» и «сменяемость власти». Не сомневается, что митинг можно считать эффективным только при условии, что он массовый (приходит не меньше сотни тысяч людей). Осуждает произвол властей и их нежелание считаться с простыми людьми. Считает, что власть неадекватно реагирует на критику и абсолютно не прислушивается к мнению интеллигенции. В то же время не может не признать, что власть весьма эффективно борется с протестным движением и ловко манипулирует общественным мнением большинства в стране, и это сильно отличает российскую власть от власти Януковича и его окружения на Украине. Такие люди уверены, что после вспышки протестного движения в 2011-2012 годах и временной растерянности властей, руководству страны удалось полностью взять ситуацию в обществе под контроль и изолировать протестное движение. Считает, что на сегодняшний день никакое сотрудничество с властью невозможно. Осуждает публичных интеллектуалов, которые поддерживают действия власти, в частности, негативно относится к подписантам так называемого «Крымского списка». Отмечает, что среди участников протестного движения многие испытывают разочарование, усталость и растерянность. Не верит, что в ближайшие годы в обществе могут произойти позитивные изменения. В отношении будущего протестного движения в России настроен довольно пессимистично. Но при этом сам собирается продолжать протестную деятельность в той или иной форме. Не исключает для себя в будущем уголовного преследования или отъезда из страны.

Теперь представим второй образ интеллектуала протестанта, который отличается от первого. Эти люди считают, что культурный уровень в нашей стране не такой уж низкий, как это принято считать. Не только в Москве и крупных городах, но и в других регионах среди молодежи есть большой потенциальный запас для пополнения культурной и высокообразованной прослойки. Люди такого типа склонны осуждать многих интеллектуалов за их тщеславие и нежелание работать с массами.

Одной из главных проблем современного протестного движения в России такой человек считает отсутствие конкретных лозунгов и реальных требований. Считает, что недостатком современного протестного движения было, что на одном митинге смешивались самые разные лозунги, а требования иногда выдвигались непонятные для широких слоев населения. Такие люди рады, что на протестных митингах появляются публичные интеллектуалы (известные писатели и журналисты, популярные актеры и т.д.). Такому интеллектуалу не нравится, что во властных структурах происходят сплошные злоупотребления (в том числе, коррупция). Во внешней политике осуждает имперскую политику и имперскую пропаганду. Такой человек допускает для себя возможность компромисса с властью при условии, что не будут нарушены некоторые моральные границы. Теоретически готов пойти на сотрудничество с властью, но не в личных целях, а для полезной работы в обществе (например, работа над проведением реформ). Впрочем, осознает, что на сегодняшний день это вряд ли осуществимо. Считает, что критиковать власть нужно, но не огульно, а конкретно, и при этом предлагать альтернативную программу. Считает, что поддержку власти со стороны публичных интеллектуалов можно оправдать, если их позиция искренняя, или направлена на полезные цели (например, благотворительность).

Такой человек хочет верить в положительные изменения в нашем будущем, хотя и считает, что в ближайшем будущем для этого мало оснований. В отношении протестного движения в ближайшем будущем старается быть оптимистом, хотя осознает существующие проблемы, но надеется, что гражданская активность в обществе в той или иной форме сохранится. Прекратит участие в протестном движении, если это будет угрожать его личному здоровью или безопасности или безопасности его родных и близких.

Можно представить еще третий образ, который во многом не совпадает с двумя первыми. Такой человек относится к большинству населения страны с некоторой долей высокомерия. Он (или она) осознает, что имеет довольно смутное представление о жизни и настроениях общества в целом, но ничего не собирается делать, чтобы изменить ситуацию. При этом прекрасно отдает себе отчет, что не считаться с общественным мнением нельзя, но считает себя не в состоянии как то воздействовать. Считает очень важным заниматься своим профессиональным делом, даже если это пойдет в ущерб протестному движению (кроме критических ситуаций). Полагает, что митинги были хороши в 2011-2012 годах, но сейчас их недостаточно и нужно искать новые формы проявления протестов. Очень важное внимание уделяет возможности получения информации из независимых источников и проблеме доступа к этим источникам. В государственной политике больше всего не нравится отсутствие работы налаженной государственной машины, которая свойственна для цивилизованных западных государств.

К компромиссу с властью не готов и не очень понимает, в чем может заключаться его (или ее) контакты с властью. Считает, что для реализации его интеллектуального труда сотрудничать с властью совсем необязательно, и с некоторой долей презрения относится к публичным интеллектуалам, поддерживающим власть. Считает, что критиковать власть необходимо, но это вряд ли даст результат, поскольку власть на критику не реагирует. Затрудняется делать прогнозы относительно положительных изменений в обществе, но больше склоняется к мнению, что в ближайшем будущем это вряд ли возможно. К успехам протестного движения в будущем относится с сомнением, но считает, что шансы есть, если найти новые формы. Прекратит протестное движение, если оно потеряет для него (или нее) всякий смысл, или, если усилится репрессивный режим.

Резюмируя все вышесказанное, главной мотивацией для всех трех условных образов интеллектуалов для продолжения активной протестной деятельности является не вера в успех протестного движения (в ближайшей или отдаленной перспективе), а ощущение личной моральной ответственности перед самим собой. И для первого образа интеллектуала, более пессимистически и прагматически настроенного, и для второго, более оптимистично настроенного, характерно, что они настроены продолжать в той или иной форме участие в протестном движении. Интеллектуал, которого можно условно отнести к третьему образу, ослабил активную деятельность или вообще перестал ходить на какие-либо акции протеста. Стоит отметить, что все опрошенные интеллектуалы не готовы переступить определенную черту, не готовы к радикальным протестным действиям, хотя при этом смотрят на события на Украине с интересом и в основном симпатией. Они все понимают, что среди участников протестного движения существуют разногласия, которые во многом способствуют тому, что движение заходит в тупик, но при этом не настроены объединяться с людьми чуждыми им по политическим взглядам.

Заключение

С конца 2011 года по настоящее время в России наблюдается определенный подъем протестного настроения в обществе, по сравнению с состоянием до этого времени. Протестное движение, пик которого пришелся на конец 2011 - почти весь 2012 год, нередко ассоциируется с протестом «креативного класса», студентов, высокообразованных людей. Несколько реже этот протест ассоциируется с интеллигенцией, и совсем редко с интеллектуалами. Благодаря многочисленным опросам общественного мнения, а также социологическим исследованиям, мы знаем, что уровень образования среди протестующих действительно высокий, и многих участников этого движения можно назвать интеллектуалами.

Это подтверждают качественные данные современной социологии, показывающие, что интеллектуалы всегда играют важную роль в политическом протесте, а также количественные исследования политических протестов по всему миру, отмечающие корреляцию высшего образования с протестной активностью. В тоже время нельзя не отметить, что при наличии большого количества людей с высшим образованием в России, уровень протестной и политической активности низкий.

Проблема данного исследования заключалась в противоречии между высоким уровнем образования протестующих и отсутствием фреймирования протеста как протеста интеллектуалов.

Из литературы мы знаем, что таких участников политических протестов называют «интеллектуалами». В обзоре литературы показан широкий спектр исследований, направленных на изучение интеллектуалов и их критическую позицию по отношению к власти, а также изучение связи уровня образования и гражданской активности. В первой главе своего исследования внимание было сфокусировано на работах Пьера Бурдье, исследовавшего пространство публичной политики и активной роли интеллектуала в преобразовании общества. Также были рассмотрены несколько работ российских исследователей, которые переносили некоторые идеи Бурдье, в том числе о борьбе интеллектуалов за символическую власть в публичном пространстве, для конструирования российской действительности.

Во второй главе было проведен анализ собранной эмпирической базы, для того, чтобы понять, в чем заключается особенность образованности именно протестной части населения. На основании поставленной цели выявления роли интеллектуалов в протестном движении с конца 2011 года по настоящее время, были собраны 28 интервью российских интеллектуалов, принимающих или принимавших участие в протестном движении. Интервью были исследованы с помощью проблемно-ориентированного анализа. Основными темами интервью были взаимоотношения интеллектуала и общества, в том числе и возможность влияния на общественное мнение, взаимоотношения интеллектуалов и власти, отношение интеллектуалов к самому протестному движению в целом и к его отдельным элементам в частности, а также перспективы протестных настроений и судьбы России.