Размещено на http://www.allbest.ru/

Северный Кавказ в сфере геополитических интересов стран Запада, Ближнего и Среднего Востока

Оглавление

• Введение
• Глава I. Северный Кавказ как предмет геополитического анализа
• § 1. Северный Кавказ: географическая и социокультурная характеристика
• § 2. Северный Кавказ и проблематика безопасности
• Глава II. Северный Кавказ в контексте интересов стран Ближнего и Среднего Востока
• § 1. Северный Кавказ и государства Ближнего Востока
• § 2. Северный Кавказ и государства Среднего Востока
• Глава III. Северный Кавказ в перспективе геополитических интересов стран Запада
• § 1. Северный Кавказ и вопросы безопасности
• § 2. Северный Кавказ и вопросы логистики энергоресурсов
• Заключение
• Список использованной литературы

социокультурный кавказ энергоресурс

Введение

Данная работа посвящена анализу места и роли Северного Кавказа, как в мировой политике, так и в политической стратегии России. Весь регион следует рассматривать как единое целое безотносительно к государственным, административным, этнонациональным и иным границам, разделяющим его изнутри. Обоснованность такого подхода определяется общностью тесных многовековых экономических, культурных, политических и иных связей, исторических судеб, близостью форм, стандартов и стереотипов поведения, особенностями менталитета и др. У народов Северного Кавказа есть и общие цели, интересы, особенно в обеспечении и поддержании в регионе мира и стабильности, преодолении последствий войн и конфликтов, предотвращении нового витка конфронтаций, защите его этнокультурного и природно-экономического своеобразия.

Актуальность темы заключается в том, что после распада СССР Северный Кавказ оказался приграничным районом, в который вмешивались иностранные государства, а также нерешительная политика самой России.

После развала СССР и разрыва единого союзного и российского экономического пространства многие северокавказские субъекты Российской Федерации оказались на обочине даже тех ущербных реформ, которые происходили в стране. В результате эти регионы «провалились» с точки зрения занятости населения, наполнение бюджетов, жизненного уровня граждан, предоставления обществу даже минимальных социальных гарантий. Люди, что чрезвычайно опасно, утратили нормальную перспективу. Существенное обострение социально-экономической ситуации на Северном Кавказе провоцирует неблагоприятные трансформации в политических настроениях населения региона и многих общественно-политических и других организаций и движений, которые нередко становятся легкой добычей для всякого рода экстремистов, националистов, сепаратистов, зарубежных религиозных проповедников и эмиссаров и т.д.

Однако при всем своем единстве и однородности стоящих перед Северным Кавказом как едином регионом проблем приходиться говорить также о довольно широком диапазоне различий между населяющими его народами с точки зрения как природно-географических условий, наличия тех или иных ресурсов, факторов и видов хозяйственной деятельности, транспортной инфраструктуры, так и интеллектуального потенциала, качества рабочей силы.

Анализируя отношения соседних стран дальнего зарубежья с закавказскими государствами, нельзя абстрагироваться от их отношений с Россией, а в частности и Северного Кавказа, поскольку эти две группы отношений взаимосвязаны. Наиболее отчетливо это можно продемонстрировать на примере Турции и Ирана, которые занимают ключевое место в регионе, являются конкурентами и в отношении России, и в борьбе за сферы влияния в регионе. Конкуренция между Россией, Турцией и Ираном за контроль над экспортными потоками энергии определяет характер международных отношений в регионе.

Как один из крупнейших членов мирового сообщества Российская Федерация вносит посильный вклад и несет соответствующую долю ответственности за решения волнующих человечество глобальных проблем:

- предотвращение и прекращение вооруженных конфликтов - войн,

- нераспространение и сокращение ядерного оружия и ликвидация других видов оружия массового уничтожения,

- обеспечение экологической безопасности - реализация программ «устойчивого развития»,

- предотвращение голода, нищеты, эпидемий, огромной волны наркомании и преступности, от которых страдают сотни миллионов людей и т.д.

Российская Федерация участвует в миротворческих и других акциях ООН, выдвигает инициативы в поисках мирного решения проблем на Ближнем и Среднем Востоке и т.д. Такая внешняя политика России получила широкое призвание. Известный аналитик всемирной «большой шахматной доски» З. Бжезинский считает, что на этой доске Россия, станет ли она европейской демократией или азиатской империей, во всяком случае «останется игроком первого плана».

1998-1999 года стали полосой испытаний международной роли России. Большой бум подняли патриоты, когда руководители стран ОБСЕ осудили действия войск Российской Федерации в Чечне, представлявшимся им нарушением прав и свобод людей.

Довольно противоречивой оказалась для России картина на ближне- и средневосточном направлениях. Весьма сложно, например, сбалансировать политику на израильском направлении с усилиями по укреплению связи с радикальными режимами исламских стран, прежде всего с Ираном. Вопрос о российско-иранском сотрудничестве в области атомной энергетики был одним из главных, которые поднял премьер-министр Израиля Б. Нетаньяху в ходе своего визита в Москву в марте 2000 года; вопрос остался неразрешенным.

Недостаточно учла российская дипломатия и сложность положения в самих странах Востока, с излишней легкостью делая ставки на тех или иных деятелей. Так произошло, например, с фундаменталистски настроенным спикером иранского парламента Натек-Нури, которого прочили в президенты, торжественно принимали в Москве, даже простили ему явно провокационные высказывания, а победу на выборах в мае одержал гораздо умеренный кандидат, к которому, кстати, уже внимательно присматривался Вашингтон.

Если расчет России в Иране нельзя назвать фатальным (ведь в Тегеране никто не ставит под вопрос важность развития связи с Москвой), то события в Афганистане могут иметь гораздо более тяжелые последствия для всего южного периметра СНГ. Начавшееся в конце мая 2000 года наступление талибов на север страны, хотя и привело к ее объединению под властью этого движения, но нарушило баланс сил, прежде всего благодаря свержению генерала Дустума. Ошибка заключалась в том, что Москва слишком понадеялась на Дустума (этнического узбека), вообще делало ставку на те афганские фракции, которые имеют в качестве базы непуштунские народы (прежде всего таджиков). Между тем пуштуны - это все же доминирующий этнос в Афганистане, и без них никакое афганское урегулирование невозможно.

На Центральную Азию распространяется западное влияние. В середине марта Генеральный секретарь НАТО Х. Солана посетил Казахстан, Кыргызстан и Узбекистан, как страны, участвующие в программе «Партнерство во имя мира». Представляется, однако, что натовский аспект - неглавный предмет опасений России в этом регионе, тем более, что центрально-азиатские лидеры, хотя и не питают особых чувств к Москве, но все же выразили Х. Солану свою озабоченность чрезмерным напором атлантистов (сказывается боязнь, что Россия попытается отыграться на этих странах в качестве компенсации за поражение на западе). Гораздо большой вызов российским интересам представляет геоэкономический аспект проблемы. Основной интерес США заключается в установлении надежного контроля американских компаний над нефтяными и газовыми месторождениями в Центральной Азии и Закавказье, над путями транспортировки сырья, что неизбежно ведет к вытеснению России из сферы ее геополитического влияния. Некоторые государства региона (богатые сырьевыми ресурсами) стремятся почувствовать в реализации подобных планов, готовы платить любую цену за уменьшение своей транспортно-экономической зависимости от России. Но они не редко забывают, что в военно-политическом плане продолжают зависеть от нее.

Страх лидеров центрально-азиатских стран СНГ перед исламским фундаментализмом может стать хорошим рычагом воздействия на тех из них (особенно в Узбекистане), кто не прочь извлечь выгоду из своего подыгрывания геополитическим проектам США и Турции, а за одно и разоблачить «имперские амбиции» России.

Цель данной работы - проанализировать место и роль Северного Кавказа в сфере геополитических интересов стран Запада, Ближнего и Среднего Востока.

Однако в той или иной степени эти вопросы были исследованы в работах дагестанских ученых. При работе над данной работой были использованы труды Абдулатипова Р.Г., Гаджиева К.С., В.В. Макаренко, Османова Г.Г., К.Э. Сорокин и многие другие.

В работе Абдулатипова Р.Г. на широком историческом фоне государственного устройства рассматриваются национальные отношения, изучаются этнополитические проблемы.

В работе Гаджиева К.С. раскрывается сущность геополитики Кавказа, особенности геополитических концепций каждого государства и общие тенденции геополитических амбиций ряда государств этого региона.

Монография Сорокина К.Э. затрагивает проблемы развития геополитики как науки, адаптации ее классических вариантов к быстро меняющимся условиям современности. В книге также приводится всесторонний анализ нынешней модели мироустройства, который позволяет выявить и систематизировать совокупность ее основных характеристик (многополярность, передел сфер влияния, динамичность, нестабильность), а также научно обосновать перспективы дальнейшего развития этой модели. Особое внимание уделено определению геополитического положения России сегодня и в обозримом будущем, изучению сильных и слабых сторон ее взаимодействия с ведущими глобальными региональными центрами силы. На основании проведенного исследования сделаны систематические рекомендации по адаптации внешнеполитической деятельности России к реалиям высокодинамичной геополитической ситуации в мире.

Главная внешнеполитическая проблема нынешней России, в частности Северного Кавказа - проблема выбора союзников, считает Макаренко В. В своей книге он рассматривает особенность современного положения России, которая впервые за последние несколько веков окружена странами или коалициями, превосходящими ее или близкими к ней по военной мощи.

Объект анализа - Северный Кавказ, а предмет - проекция геополитических интересов стран Запада, Ближнего и Среднего Востока.

Методы исследования. Наряду с основными общенаучными методами широко применялись также такие частные методы познания, как логический, исторический, сравнительно-правовой, системно-структурный, статистический, корреляционный, контент-анализ прессы, и др.

Данная работа по своей структуре состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы. В первой главе Северный Кавказ рассматривается как предмет геополитического анализа. Во второй главе отражены взаимоотношения Северного Кавказа с государствами Ближнего и Среднего Востока. Третья глава представляет собой отражение интересов стран Запада в Северо-Кавказском регионе.

Глава I. Северный Кавказ как предмет геополитического анализа

§ 1. Северный Кавказ: географическая и социокультурная характеристика

Основные характеристики Северного Кавказа в значительной степени определяются физико-географическими, территориально-пространственными, климатическими и иными особенностями, которые на протяжении всей истории оказывали и продолжают оказывать глубокое влияние на его этнонациональный состав, исторические судьбы народов и стран, конфигурацию политической карты и т.д. Размеры и масштабы территории конкретного государства, ландшафт, климат, условия для сельскохозяйственного производства, наличия природных ресурсов, доступ к морям и океанам во многом определяют целый ряд параметров, указывающих на потенциальные и реальные возможности как отдельно взятых, так и региона, на их место в мировом сообществе стран и народов.

Как показывает исторический опыт, земля, территория, государство составляют тот стратегический ресурс, который превосходит все остальные ресурсы. Очевидно, что географическое положение влияет на государственные решения не только на экономическом и внутриполитическом уровнях, но также определяет основополагающие внешнеполитические цели государства.

С незапамятных времен Северный Кавказ рассматривался как один из важнейших геостратегических регионов, отделяющих Восточную Европу от азиатских степей, православие от ислама, как барьер между Византийской, Османской, Персидской и Российской империями и арена борьбы империи и межнациональных конфликтов. В то же время расположенный на стыке Европы и Азии Северный Кавказ представляет собой удобный плацдарм для продвижения в глубь Среднего и Ближнего Востока, а также в бассейны Каспийского, Черного и Средиземного морей. Одновременно он является связующим звеном между этими регионами. В течение всей своей писаной истории Северный Кавказ пережил бесконечное количество войн и конфликтов между различными воинственными кланами, ордами, племенами, религиозными конфессиями, государствами и империями. Весь комплекс особенностей региона самым непосредственным образом отразился на исторических судьбах народов и стран Северного Кавказа.

Северный Кавказ всегда был и остается сложным регионом как по разнообразию естественно-географических условий, так и по многонациональному и многоконфессиональному составу населения. Причем историю каждого кавказского народа невозможно рассматривать изолированно, вне рамок общекавказского исторического процесса и социокультурного народа Северного Кавказа.

Северный Кавказ -- географическая область, включающая Предкавказье, северную часть склона Большого Кавказского хребта (исключая его восточную часть, относящуюся к Азербайджану), западную часть южного склона до реки Псоу (по которой проходит граница между Россией и Абхазией). Частично совпадает с Южным федеральным округом России.

Северный Кавказ - один из наиболее развитых экономических районов России, обладающий мощным природно-сырьевым потенциалом, разнообразными отраслями промышленности, высокоинтенсивным сельским хозяйством и существенными транспортными коммуникациями.

Площадь - 355 тыс. км², население около 18 млн. Состав района: Краснодарский и Ставропольский края, республика Дагестан, Чеченская, Ингушская, Кабардино-Балкария, Северная Осетия, Карачаево-Черкесия, Адыгея.

Северный Кавказ - самый южный район России, располагается в двух почвенно-климатических зонах: степной и субтропической, что способствует возделыванию разнообразных сельскохозяйственных культур, часть из которых возделывается только в этом районе. ЭГП выгодное: район находится на стыке трёх государств: Украины, Грузии и Азербайджана, имеет с ними общие границы большой протяженности; омывается водами трёх морей, через порты которых налажены внешнеэкономические связи со многими зарубежными странами.

Район располагает богатыми природными ресурсами. Плодородные земли (черноземы, каштановые, горнолесные и горно-луговые). Здесь протекает около 35 тысяч больших и малых рек, расположено 4,5 тыс. озер, несколько десятков водохранилищ. Значительными запасами пресной воды располагают ледниковые системы: насчитывается более 1400 ледников общей площадью около 1 тыс. км. Однако степная часть находится в зоне недостаточного увлажнения и для получения высоких урожаев требует орошения. Лесные ресурсы сильно сократились; общая площадь лесов - около 3 млн. га, в основном в верховьях рек Кубань и Терек.

Разнообразные минеральные ресурсы, в первую очередь, отметим топливно-энергетический: нефть и природный газ - Краснодарский и Ставропольский края, Чечня, Дагестан, Адыгея; уголь - Ростовская область. Значительные запасы металлов: полиметаллы (Садонское - в Северной Осетии), вольфрам и молибден (Тырныауз - в Кабардино-Балкарии), есть медь, железная руда. Крупнейшие запасы строительных материалов (известняковые маргели, кварцевые пески, огнеупорные глины, гранит, мрамор, гипс, мел).

При оценивании социокультурных характеристик современных горских народов надо учитывать и то, что русский народ на протяжении многих веков находился в рамках жесткой государственной структуры, жернова которой перемалывали в том числе и то «вольнолюбие», которое столь характерно для горцев (в том числе и современных), которые подобного собственного опыта практически не имели (за исключением, пожалуй, относительно недолговременного и не выдержавшего «российской конкуренции» мюридистского «модернизационного проекта») и преобразовывать свои традиционные ценности в связи с интеграцией в российское государство зачастую не желали или были не в состоянии. Данная констатация обусловливает такие недавние и современные рецидивы горского традиционализма, как возрождение работорговли, набеговой практики и кровной мести в Чечне во время дудаевского и масхадовского сепаратистского правления, усиление значения клановости в жизни горских народов. И если с первыми тремя проявлениями, хочется верить, покончено, то с последним дело обстоит намного сложнее, ведь эта клановость фактически успешно врастала и в советскую действительность, будучи при этом очень далекой от тогдашних официальных идеалов. К сожалению, нередко случается, что такие внешне привлекательные традиции, как этническая и родственная сплоченность, закон гостеприимства оборачиваются в конкретных обстоятельствах разнообразными примерами несоблюдения государственного порядка и законности.

Практически любой историк знает, что такое неравномерность исторического развития. И его, если он русский по национальности, не должно будоражить то, что в Египте или в Двуречье государства возникли почти на пять тысячелетий раньше, чем у восточных славян. Иначе могут последовать анекдотические «поиски и находки» вполне в духе «альтернативной истории». Между тем, подобные «находки» есть, и в среде современных горских народов они пользуются определенной востребованностью в условиях той «этнической мобилизации», для которой необходима именно однозначно героическая, насыщенная незыблемой правотой по этническому признаку, мифологизированная история. Это тоже является одной из отличительных черт современной региональной социокультурной действительности и объективно не способствует стабильности на Северном Кавказе.

Современная культура Северного Кавказа исторически сложилась в результате полилога кавказской горской, исламской и русской (российской) цивилизаций и культур, модернизационных процессов ХХ века. К сожалению, можно признать, что в последнее время обозначилась тенденция ее сегментации по этно-конфессиональному признаку. Для преодоления данной опасной для российского многонационального государства тенденции необходимы значительные и, желательно, согласованные усилия представителей всех народов Северного Кавказа, в том числе - в плоскости исследования региональных социокультурных характеристик, чрезвычайно значимых для анализа российско-горского взаимодействия в общем контексте закономерностей и особенностей исторического развития нашей страны.

§ 2. Северный Кавказ и проблематика безопасности

В феврале 2014 года на известном черноморском курорте Сочи прошли XXII зимние Олимпийские игры. В канун этого события проблемы безопасности на российском Северном Кавказе были одной из самых острых дискуссионных тем среди журналистов, экспертов и политиков всего мира. Ранее ни одна из Олимпиад не проходила в непосредственной близости к турбулентному региону, переполненному многочисленными угрозами и рисками. Многие обозреватели предсказывали Сочи судьбу Мюнхена или, как минимум, Атланты. К счастью, неприятных эксцессов в ходе главного спортивного соревнования не произошло.

По завершении Олимпиады украинский политический кризис вытеснил на второй план северокавказскую проблематику. Между тем, игры в Сочи были всего лишь небольшим историческим эпизодом, который сам по себе в отрыве от других контекстов не мог внести кардинальные изменения в северокавказскую динамику. И в нынешних условиях обращение к ней вне привязки к Олимпийским Играм представляется чрезвычайно актуальным. Еще в 1999 году в канун своих первых президентских выборов Владимир Путин говорил: «Моя миссия, моя историческая миссия, - это звучит пафосно, но это правда, - разрешить ситуацию на Северном Кавказе». Если не сегодня, то завтра и внутри России, и за ее пределами будут оценивать то, насколько эффективным оказался российский лидер в выполнении своей стратегической цели.

Регион повышенной турбулентности

По итогам 2013 года общее число жертв вооруженного насилия на Северном Кавказе сократилось по сравнению с предыдущим годом на 239 человек или на 19,5 %. Но ситуация здесь по-прежнему далека от того, чтобы считаться стабильной и безопасной. Во-первых, на общем фоне снижения числа жертв, увеличились потери среди гражданского населения. Во-вторых, с 1 января по 30 декабря 2013 года на территории Южного и Северо-Кавказского федеральных округов были совершены 33 террористических акта, 9 из которых были совершены при участии террористов-смертников.

Достаточно сказать, что в «Едином федеральном списке организаций, признанных террористическими Верховным судом Российской Федерации» среди 20 структур 3 связаны с Северным Кавказом (остальные 16 иностранного происхождения, главным образом из стран Ближнего Востока, Афганистана, Пакистана). Это - «Высший военный Маджлис-уль-Шура Объединенных сил моджахедов Кавказа», «Конгресс народов Ичкерии и Дагестана» и «Эмират Кавказ». Последняя (из трех перечисленных) террористических организаций стала единственной структурой, действующей на российской территории и включенной при этом в «террористические списки» иностранного государства. Что же касается организации «Объединенный Валаят Кабарды, Балкарии и Карачая», то решением Верховного Суда Кабардино-Балкарской Республики от 09 июля 2010 года она была запрещена за ведение экстремистской деятельности.

При этом в 2013 году в список террористических структур была внесена и так называемая «Автономная боевая террористическая организация» (АБТО). Участники этой структуры в 2009 - начале 2010 года совершили восемь терактов против сотрудников правоохранительных органов и выходцев из республик Кавказа. Стоит отметить, что решение о включении в него АБТО - первый случай, когда данная мера применяется к праворадикальной, а не к исламистской структуре. Но он также показывает, что в среде крайних русских националистов формируются попытки именно террористического ответа на угрозу, исходящую из Северного Кавказа.

Сегодняшний Северокавказский регион распространяет нестабильность далеко за пределы самого региона. Террористические атаки северокавказских джихадистов имели место на железной дороге (атака поезда Невский экспресс между Москвой и Санкт-Петербургом в 2009 году), Москве (атаки московского метро в 2010 году, аэропорта Домодедово в 2011 году), в Волгограде (взрывы городского автобуса, здания железнодорожного вокзала и троллейбуса в 2013 году). Джихадисты Северного Кавказа также заявляли о распространении своей активности на территорию Поволжского федерального округа.

Весной 2010 году лидер «Эмирата Кавказ» Доку Умаров заявил о готовности «освободить Астрахань и поволжские земли, находящиеся под «оккупацией» «русских кяфиров»». В ноябре 2010 - январе 2011 года сторонники и последователи Умарова опубликовали несколько материалов и создали сайт, посвященный деятельности так называемого «Валаята Идель-Урал» (Волга-Урал), его границам (на сегодняшний день он заблокирован), в котором пообещали бороться за создание «исламского порядка» на «освобожденных» от «неверных» волжско-уральских землях. В последние несколько лет исламистские группы, включая и радикалов, стали в последние годы намного более значимым фактором в социально-политической жизни Волжско-Уральского региона.

В Татарстане 19 июля 2012 года была совершена двойная террористическая атака против тогдашнего муфтия Духовного управления мусульман республики Илдиса Файзова (был ранен) и известного исламского богослова Валиуллы Якупова (убит). Через три месяца после этого ФСБ РФ заявило о предотвращении теракта в Казани, запланированного в канун празднования мусульманского праздника Курбан Байрам. При этом два человека, подозреваемые в покушении на Файзова и Якупова, были ликвидированы в ходе антитеррористической операции. Все эти акты стали своеобразным сигналом: Северный Кавказ опасен не только внутри себя, он может экспортировать турбулентность далеко за его пределами. При этом лидеры северокавказского подполья не единожды заявляли о своей готовности сорвать проведение Олимпиады в Сочи, подвергнув атаке либо олимпийские объекты, либо гражданские цели в любой точке России. Это делали лидеры т.н. «Джамаата Шариат», также известного, как «Валаят Дагестан» или «Дагестанский фронт» (2007), а также Доку Умаров, лидер самой крупной северокавказской террористической сети «Эмират Кавказ» (июль 2013).

Безопасность Северного Кавказа имеет помимо регионального и общероссийского измерения международное значение. В этой связи отнюдь не случайно, что Госдепартамент США 26 мая 2011 года обозначил «Эмират Кавказ» в качестве угрозы не только для национальных интересов РФ, но и Соединенных Штатов. За год до этого лидер «Эмирата» Доку Умаров был включен в персональные списки террористов, чья деятельность представляет собой угрозу американским интересам.

Самая крупная террористическая атака на территории США после 11 сентября 2001 года, произошедшая во время марафона в Бостоне, принесла всемирную негативную известность двум братьям аварско-чеченского происхождения Тамерлану (1986-2013) и Джохару Царнаевым. При этом старший из них Тамерлан (был убит в результате операции по поимке предполагаемых террористов) допрашивался ФБР по поводу возможных связей с северокавказским подпольем (2011). В 2012 году он в течение полугода пребывал на территории Российского Северного Кавказа, где, скорее всего, имел связи с представителями кавказских джихадистов.

И хотя последнее слово в этом процессе будет сказано судом присяжных, дискуссия вокруг «дела Царнаевых» заставила официальный Вашингтон не только минимизировать критику в отношении к российским действиям на Северном Кавказе, но и интенсифицировать кооперацию по обеспечению безопасности игр в Олимпийском Сочи. В июне 2013 года президенты США и РФ Барак Обама и Владимир Путин заявили о наличии общего интереса к кооперации по вопросам безопасности, а в ноябре Мэттью Олсен, Директор Национального контртеррористического центра США подтвердил, что уровень сотрудничества спецслужб двух стран в преддверии зимней Олимпиады значительно улучшился.

Северный Кавказ оказался «засвеченным» и во время эскалации украинского кризиса. Российские СМИ сообщали о том, что лидер праворадикальной националистической организации «Правый сектор» (ПС) Дмитрий Ярош, якобы, обращался за помощью к лидеру «Эмирата Кавказ» Доку Умарову с просьбой о поддержке киевского «Майдана» и тех, кто участвовал в свержении президента Украины Виктора Януковича. Однако эта информация была опровергнута пресс-секретарем ПС. Тем не менее, среди членов ПС есть те, кто отметился участием в боевых действиях в Чечне (наиболее известным среди таковых был куратор «Сектора» на Западной Украине Александр Музычко, убитый 25 марта 2014 года в ходе столкновения с силами украинского МВД.

Одним из центральных вопросов сегодняшней международной повестки дня является положение дел на Ближнем Востоке в целом, и в первую очередь в Сирии. И хотя Москва и Вашингтон достигли компромисса относительно утилизации запасов химического оружия, имеющегося у сирийского правительства Башара Асада, сирийский гражданский конфликт продолжается. И российское руководство чрезвычайно обеспокоено вовлеченностью выходцев из республик Северного Кавказа в ближневосточное противостояние. Этот сюжет является одним из факторов, определяющих отношение Москвы к сирийскому конфликту. Так, в сентябре 2013 года первый заместитель директора ФСБ РФ Сергей Смирнов заявил, что порядка 300-400 граждан России принимают участие в конфликте на стороне противников президента Башара Асада. При этом одной из наиболее многочисленных иностранных групп, вовлеченных в конфликт, была «Катаиб аль-Мухаджирин». Ее возглавлял этнический чеченец Омар аль-Шушани (он, вероятно, был убит в сентябре прошлого года). Согласно информации информационного агентства Reuters (февраль 2013 года), 17 выходцев из Чечни были убиты в столкновении у города Алеппо. В середине июля 2013 года информацию об участии этнических чеченцев в событиях в Сирии подтвердило руководство Чеченской республики. В своем сентябрьском выступлении Сергей Смирнов особо подчеркивал, что выходцы из Северного Кавказа могут вернуться на родину и принести с собой новую дестабилизацию. Таким образом, от качественного реагирования на имеющиеся вызовы во многом зависит не только безопасность России, но и положение дел в сопредельных странах и территориях (Черноморский регион, Ближний Восток).

Трансформация «чеченского конфликта»

В 2000-х годах на Северном Кавказе принципиально изменился характер угроз. Во-первых, вопрос о выходе Чечни из состава РФ на сегодня перестал быть актуальным. Геополитическая угроза российскому единству более не зарифмована с чеченским национально-сепаратистским проектом. Чечня - это единственная из непризнанных республик (breakaway republics), отколовшихся от новых независимых постсоветских государств, которая была возвращена под контроль центральных властей. И не просто была возвращена, а превращена в витрину образцовой лояльности центру. Глава Чечни Рамзан Кадыров публично называл себя «пехотинцем Путина». Его усилиями в республике стал насаждаться культ российского лидера (повсеместно размещаются его портреты, а его именем называют школы и улицы). При этом результаты голосований на парламентских выборах за правящую партию «Единая Россия» и на президентских кампаниях за действующего президента РФ являются традиционно одними из самых высоких показателей по России в целом. Как правило, они превышают 90 % и стремятся к стопроцентной отметке.

Республика под началом сначала Ахмада, а потом его сына Рамзана Кадырова (действующего главы Чечни) стала важным политическим символом для Владимира Путина, пришедшего к власти под лозунгами замирения Кавказа и борьбы с терроризмом. И политическая стабильность ставится в заслугу Кадырову, как федеральной властью, так и экспертным сообществом. В 2009 году в Чечне был отменен режим КТО (контртеррористической операции) республиканского значения. Этот режим в Чечне был введен 23 сентября 1999 года указом Президента РФ Бориса Ельцина «О создании Объединенной группировки войск на Северном Кавказе и о подготовке контртеррористической операции на территории Чечни».

В 2009 году в столице республики Грозном был открыт международный аэропорт (первый рейс в Саудовскую Аравию состоялся 16 ноября 2009 года). Защитники сепаратистского проекта либо физически ликвидированы (Аслан Масхадов, Шамиль Басаев), находятся в эмиграции (Ахмед Закаев), либо перешли на службу к Рамзану Кадырову (Магомед Хамбиев). Количество террористических атак, несмотря на то, что они по-прежнему сохраняют свою актуальность, уменьшается. В 2012 году от них пострадало 174 человека (82 убитых), что незначительно меньше, чем за 2011 год (186 жертв, 92 убитых). Для сравнения, в соседнем Дагестане в 2012 году жертвами терактов стали 695 человек (405 убитых). В 2013 году жертвами в Чечне стали не менее 101 человека, 39 из них убиты и 62 ранены.

Осенью 2011 года было объявлено, что Кадыров окончательно искоренил кровную месть - вековой институт, побороть который не удалось ни царской, ни советской власти. За год Кадыров примирил 450 семей, и уже распустил созданную им за год специальную комиссию по примирению за ненадобностью. Благодаря масштабным федеральным трансфертам республика стала региональным инвестиционным лидером. В последние годы оттуда регулярно поступали сообщения не только о восстановительных работах, но и об открытии масштабных объектов (мечеть в столице республики Грозном считается самой крупной в Европе, комплекс небоскребов «Грозный-сити», аквапарк). Приглашение известных «звезд» шоу-бизнеса, кино и спорта (Жерар Депардье, Майк Тайсон, Ксения Собчак, Филипп Киркоров и многие другие) стало частью пиара республиканской власти.

Однако у этой блестящей стороны есть обратная медаль. Прежде всего, следует вести речь о «цене вопроса» инкорпорирования Чечни в состав России. Модель «чеченизации» предполагает, что в республике де-факто устанавливается особый политический режим. На ее территории законы Российской Федерации действуют далеко не в полном объеме (фактически игнорируется конституционный принцип отделения религии от государства и от образования, гендерное равенство). Более того, федеральные власти (суды, прокуратура и воинские части на территории Чечни) могут выполнять свои прямые функции лишь в определенной степени. Сегодня правоохранительные органы Чечни де-факто подчинены главе республики. Рамзан Кадыров - единственный из лидеров республик, кто контролирует силовые структуры на своей территории. Сама же республиканская власть фактически проводит кампании по борьбе с радикальным подпольем. При этом благодаря «эффекту Кадырова», группы боевиков просто передислоцируются в другие республики Северного Кавказа (Ингушетия, Дагестан, Кабардино-Балкария) и за пределы России. В Чечне также существует определенная категория преступлений, которые не могут расследовать находящиеся в Чечне российские следственные органы (убийства, похищения людей), а наказания уроженцы республики проходят только в исправительных учреждениях на территории Чечни (в случае их задержания за пределами республики их должны доставить этапом на их историческую родину). Чеченские призывники не проходят действительную военную службу за ее пределами в других субъектах РФ. Сам призыв фактически охватывает лишь небольшой круг призывной молодежи (в 2012 году в армию были призваны только 150 юношей из Чечни).

При этом глава Чеченской республики претендует на роль главного политика на всем Северном Кавказе. В 2012 году Рамзан Кадыров интенсифицировал территориальные претензии к соседней Ингушетии (Сунженский район), что выразилось в принятии поправок в закон о данном муниципальном образовании республики. В феврале 2013 года эти поправки вступили в силу. Согласно им в состав Сунженского района Чечни оказались включенными ряд населенных пунктов Ингушетии. Данный шаг вызвал негативную реакцию ингушских властей. И хотя в дальнейшем территориальный спор не получил своего развития, проблема в двусторонних отношениях между соседними республиками сохраняется.

От национализма к политическому исламу

Конфликты 1990-х годов развивались преимущественно вокруг этнополитических сюжетов (суверенизация, взаимоотношения республик с федеральным центром и друг с другом). Однако, начиная с 2000-х годов, значительно возросло значение ислама в северокавказской политике. На первое место вышли конфликты на религиозной основе. Это расширило географию конфликтов, выведя их далеко за рамки формата «Федеральный Центр - Чечня». Центр террористической и диверсионной активности, начиная с 2005 года, переместился из Чечни в Дагестан. В 2011 году в результате вооруженного насилия в Дагестане погибли 413 человек и 411 получили ранения. В 2012 году в этой республике погибло 405 человек, 290 были ранены. Несмотря на незначительное снижение количества инцидентов, Дагестан продолжают сотрясать резонансные убийства. Так в августе 2012 года в результате теракта был убит известный суфийский шейх Саид-Афанди аль Чиркави (или Чиркейского), а в январе 2013 года произошло убийство судьи республиканского Верховного суда Магомеда Магомедова (в свое время он выносил приговор по громкому теракту во время военного парада в Каспийске 9 мая 2002 года).

По сравнению с предшествующим периодом повысился уровень нестабильности в Ингушетии и в западной части российского Кавказа. В первую очередь, речь идет о Кабардино-Балкарии (КБР), которую в 1990-х годах называли «спящей красавицей Северного Кавказа». В 2009 году увидело свет исследование известного российского кавказоведа Константина Казенина под названием ««Тихие» конфликты на Северном Кавказе: Адыгея, Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия». Опытный журналист и политолог, имеющий за плечами солидный опыт полевой работы, противопоставлял относительно стабильные образования западной части российского Кавказа (с «тихими конфликтами») беспокойным образованиям на востоке региона (Чечне, Дагестану, Ингушетии): «Ситуация в Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии лишь в редкие моменты достигала того накала, который стал уже привычным для восточных соседей этих республик, а Адыгея и вовсе счастливо избежала в постсоветское время каких-либо грозовых событий. Однако во всех западных республиках Северного Кавказа в последние годы происходили весьма непростые процессы, и не раз приходилось слышать прогнозы, что имеющиеся там внутренние противоречия могут вырваться наружу и вызвать серьезные социальные катаклизмы». И тогда подобный подход, наверное, разделили бы многие профессиональные кавказоведы, несмотря на то, что в октябре 2005 года при нападении боевиков на Нальчик эти «серьезные катаклизмы», упомянутые Казениным, уже вырывались наружу.

Однако сегодня назвать события, происходящие в Кабардино-Балкарии (КБР), «тихими конфликтами» язык не повернется. Террористическая атака на Нальчик 2005 года была событием из ряда вон выходящим. Она воспринималась, скорее, как политическая сенсация. В последние три года сообщения о терактах, взрывах и нападениях из КБР стали привычным явлением. Кабардино-Балкария все больше напоминает Дагестан, Ингушетию и Чеченскую Республику. В 2010 году Ингушетия, а в 2011 году Кабардино-Балкария даже обходили Чечню по количеству террористических инцидентов. В Ингушетии локальные режимы КТО вводились в 2010 году 7 раз, а количество жертв терактов и диверсий составило 326 человек (134 из них погибли). В Кабардино-Балкарии в 2010 году случилось 48 взрывов, 21 обстрел и 14 покушений на сотрудников правоохранительных структур и спецслужб. Жертвами вооруженного насилия стали 161 человек (79 были убиты). За этот же период локальные режимы контртеррористической операции вводились в КБР дважды. При этом операция в Тырнаузе продолжалась 2 месяца (с 20 октября по 25 декабря). В 2010 году в результате терактов были убит муфтий КБР (известный своими непримиримыми взглядами в отношении к радикальным исламистам) Анас Пшихачев, а также известный этнограф, один из ярких лидеров кабардинского движения Аслан Ципинов. В первом полугодии 2011 году КБР вообще вышла на второе место по количеству террористических инцидентов после Дагестана, а в сентябре того же года перешла на третью позицию. Жертвами вооруженного насилия стали 173 человека (129 убитых). Ситуация в КБР несколько улучшилась в 2012 году (жертвами стали 156 человек при 105 убитых), а в 2013 году тенденция сохраняется (погибли 92 человека и не менее 31 человека получили ранения). В Ингушетии в 2011-2013 гг. пострадали соответственно 108, 167 и 94 человека при 70, 84 и 36 убитых. Однако говорить о кардинальных изменениях в лучшую сторону по-прежнему не представляется возможным.

Многие западные эксперты видят причину такого поворота в политике президента РФ Владимира Путина по централизации власти и управления в стране, репрессивной политике Москвы, а также деградации российского федерализма. Но данная оценка выглядит, как упрощение. Напряженность в отношениях между представителями суфийского («традиционного») и салафитского ислама была отмечена еще в 1994-1995 гг., когда Владимир Путин еще не занимал постов на федеральном уровне власти. Имели место и другие конфликты между представителями Духовных управлений мусульман, поддерживаемых светской властью и их оппонентами.

И хотя чеченское сепаратистское движение 1990-х годов не было связано с салафитами, оно использовало ислам, как инструмент для политической легитимации (в 1995 году был объявлен джихад России, начавшей незадолго до этого операцию по восстановлению юрисдикции над территорией отколовшейся республики). Заметим также, что укрепление позиций неофициального ислама и радикального исламизма в последние годы происходит и в Волжско-Уральском регионе, который долгое время рассматривался, как пример для выстраивания конструктивного диалога между представителями различных религий, а также между центром и регионами. В отличие от Дагестана и Чечни на территории Татарстана или Башкирии не проводилось масштабных военных действий, не создавалось непризнанных республик. Там разрабатывались прогрессивные формы мирного сотрудничества, поддерживающие отношения между людьми различных религиозных взглядов. «Татарстанский вариант» договорной федерации рассматривался в качестве возможной модели для урегулирования этнополитических конфликтов руководством Азербайджана (армяно-азербайджанский конфликт из-за Нагорного Карабаха) и Грузии (разрешение конфликта в Абхазии). Однако сегодня и российское Поволжье демонстрирует немало признаков нестабильности и конфликтности именно на религиозной основе.

Для превращения политического ислама в ведущий дискурс на Кавказе были свои причины, не связанные с той или иной конкретной личностью. Прежде всего, следует отметить разочарование населения в светском национализме. Под этими лозунгами в начале 1990-х годов многие политики пришли во власть, однако оказались не в состоянии разрешить проблемы, стоящие перед северокавказскими республиками. При этом многие из них оказались вовлечены в процесс приватизации власти и собственности в узкогрупповых интересах. Сыграл свою роль и провал государственного проекта «Чеченская Республика Ичкерия», резко противопоставивший чеченцев всему Кавказу и явивший миру непомерную цену амбиций сепаратистских лидеров. В ходе двух военных кампаний непризнанной республики против российской армии и частей внутренних войск наиболее боеспособными оказались джихадисты, взгляды которых стали разделять и те полевые командиры, которые изначально не были ориентированы на эти воззрения (самый яркий пример - Шамиль Басаев). Кроме этого рост популярности исламских норм в отдельных населенных пунктах в других северокавказских республиках связан не столько с усилиями местных или иностранных проповедников, сколько с распадом светских систем регулирования различных сфер жизни. В этом контексте следует особенно отметить земельный дефицит и продолжающуюся урбанизацию. Сельские населенные пункты пустеют из-за того, что больше нет работы. Привычные этнические ареалы размываются, а принципы частной собственности вступают в противоречия с представлениями о собственности этнической, когда представители «своего народа» могут иметь преференции при доступе к имущественным и властным ресурсам на той или иной территории. И все это происходит на фоне недостаточно эффективной судебной и управленческой системы. Отсюда и апелляция к мечети, шейхам или салафитским группам, как к возможным арбитрам. В итоге такая «конкуренция юрисдикций» ведет и к конфликтам, и к насилию, ибо есть проблемы с признанием того или иного религиозного авторитета единственно легитимным.

У процесса «исламизации» на Кавказе есть свои границы. Укрепление религиозных начал неравномерно и географически (религиозное возрождение развивается намного успешнее в Дагестане и намного менее заметно в Карачаево-Черкесии, не говоря уже о Северной Осетии, где доминируют православные христиане). При этом религиозная «палитра» Северного Кавказа не сводима только к противостоянию между «традиционалистами» (суфиями) и салафитами (которых в СМИ называют ваххабитами). В общественно-политических процессах присутствуют и представители «неофициального ислама», то есть мусульмане, отрицающие террористические методы борьбы, но в то же время и не подчиняющиеся юрисдикции Духовных управлений мусульман республик. И в этих различных конфликтных полях исламский фактор используется по-разному и с разной мотивацией. Конечно, среди сторонников салафитов есть люди убежденные, искренне считающие необходимым вернуться к первозданной вере, очищенной от кавказских «искажений». В том числе и с помощью терроризма. Но есть и те, кто с помощью привлекательных лозунгов социальной справедливости и защиты чистоты веры пытается установить контроль над не менее привлекательными и прибыльными отраслями бизнеса.

Однако при этом было бы серьезной ошибкой представлять дело так, что представители «традиционного ислама» только и делают, что продвигают государственные интересы России. На самом деле, салафиты в значительной степени оказались втянуты в вооруженное противостояние и экстремистскую деятельность. Но и представители официального духовенства сыграли немалую роль в исламизации республик на повседневном уровне. Это видно и на примере Чечни, где суфийская традиция стала частью национального проекта, основанного на идее «особого пути» и укреплении региональной замкнутости на практике. Это же относится и к Дагестану, где республиканское Духовное управление в значительной степени способствовало минимизации светских принципов и сращиванию этой «официальной исламской структуры» с государственным аппаратом республики. Во время вторжения Шамиля Басаева и Хаттаба в Дагестан в 1999 году и впоследствии, во время замирения Чечни в начале 2000-х годов, «традиционалисты» оказали неоценимую помощь Москве. Но у всякого сложного вопроса есть много разных измерений. И помощь, которая была оказана РФ тогда, привела к фактическому сосредоточению всей религиозной политики в рамках Духовных управлений. Со всеми известными плюсами и минусами от такой концентрации.

Российские власти не раз пытались противопоставить развитию салафитского ислама на Кавказе поддержку официальных структур (Духовных управлений мусульман). Но уже давно отчетливо видно, что сейчас они не могут должным образом конкурировать с нетрадиционными и радикальными версиями исламской религии. В 1999 году под мощным давлением суфийского лобби был принят закон «О запрете ваххабизма и иной экстремистской деятельности на территории Республики Дагестан». Однако он не принес должного эффекта.

Причиной этого является то, что сам «традиционный ислам» находится в серьезном кризисе: он расколот, в значительной степени слился с властью и, как следствие, подвержен тем же порокам, что и она (например, присваивание общественных денег и роскошь на фоне нищенского положения паствы). В его современном виде, «традиционный ислам» служит, скорее, интересам мулл, имамов и местной администрации, а не интересам рядовых верующих. В понимании немалой части кавказцев-мусульман «традиционный ислам» является продолжением власти и это еще больше отталкивает от него значительную массу народа. В особенности недовольство официальными Духовными управлениями проявляет молодежь (в северокавказских условиях это крайне важно, ибо в Дагестане молодые люди от 18 до 30 лет составляют 33 % от всего населения). Сегодня на Северном Кавказе принадлежность к салафитскому исламу среди молодежи стала уже элементом моды. Само это течение превратилось в своеобразную квази-идеологию определенной части кавказской молодежной среды. Популярность салафитских взглядов определила еще одно связанное с ним явление - под сторонников радикального ислама стали мимикрировать многие откровенно бандитские группировки, прикрывающие свои дела исламом, но на самом деле далекие от религии вообще. Это приводит к тому, что, по мнению специалистов, определенная часть преступлений, относимых СМИ и общественных мнением на счет салафитов, на самом деле совершаются именно такими людьми из криминальных побуждений.

Существует разное отношение к попыткам интеграции салафитов в российский социум путем переговоров и непрямого воздействия. Самым ярким примером такой политики стал дагестанский проект, активно осуществляемый в период президентства Магомедсалама Магомедова (2010-2013). 15 декабря 2010 года в Махачкале прошел Съезд народов Дагестана, на котором прозвучали призывы подвергнуть коррекции республиканское законодательство по религиозным вопросам. Прежде всего, речь шла о региональном законе «О запрете ваххабизма и иной экстремистской деятельности на территории Республики Дагестан» (1999). На тот момент Постпред республики при президенте РФ Гаджи Махачев (в настоящее время заместитель Председателя дагестанского правительства) заявлял, что данный документ противоречит российскому законодательству: «Раз мы находимся в составе России, надо отменить закон». Затем весной 2011 года были предприняты попытки организации диалога между различными направлениями ислама, а в ноябре того же года была создана Комиссия по адаптации боевиков и экстремистов, решившихся перейти к мирной жизни. Указом № 264 президента Дагестана от 2 ноября 2011 года Аббас Кебедов, лидер религиозного движения «Ахлю-сунна-ва-Джамаа», которое в прессе называют «мирными исламистами», был включен состав Комиссии для содействия в адаптации к мирной жизни лицам, решившим прекратить террористическую и экстремистскую деятельность на территории республики. В апреле 2012 года представители суфиев и салафитов достигли первой компромиссной публичной договоренности. Однако переговорный процесс вошел в состояние «застоя» после трагического убийства влиятельного суфийского шейха Саида-Афанди Чиркейского. Как бы то ни было, а по итогам 2012 года уровень политического насилия в Дагестане (теракты, диверсии, нападения) снизился по сравнению с 2011 годом, хотя и сегодня он остается стабильно высоким, большим по сравнению с другими республиками региона.

Аналогичные попытки были предприняты и в Ингушетии. 9 сентября 2011 года ее глава Юнус-бек Евкуров создал Комиссию по оказанию содействия в адаптации к мирной жизни лицам, решившим прекратить террористическую и экстремистскую деятельность на территории республики. 20 октября 2012 года Юнус-Бек Евкуров призвал членов вооруженного подполья явиться с повинной. Он пообещал «каждому, кто придет с миром и сдастся, обеспечить все условия и защитить его права». Для тех, кто хочет воспользоваться предложением, он даже оставил в своем блоге мобильный телефон для связи с ним. До июня 2013 года под гарантии республиканского руководства сдались около 45 человек.

Однако после убийства в результате террористической атаки Ахмеда Котиева, Секретаря Совбеза Ингушетии, куратора Комиссии по адаптации к мирной жизни (27 августа 2013 года), риторика Юнус-бека Евкурова заметно изменилась. Он, в частности, выступил с инициативой сноса домов людей, укрывавших боевиков или оказывавших им содействие.