Политический конфликт в регионе: теории и социальные практики

Следовательно, возобновлению этнического конфликта способствуют микро- и мезопричины. В условиях сохранения межэтнической конкуренции по поводу контроля над материальными, властными и духовными ресурсами, местные националистические элиты и лидеры проводят пропагандистскую, организационную, военную мобилизацию своих сторонников, распространяют страх и преувеличивают угрозу физическому и культурному выживанию этногруппы. Только в случае пробуждения воинственного этноцентризма неэлитные массы будут поддерживать националистические требования сецессии и ирредентизма.

Существуют макроусловия, содействующие повторению этнических конфликтов. Межэтническую конкуренцию в регионе способна усиливать неконтролируемая государством свободная и вынужденная миграция. Она порождает этнический нативизм (местничество), конфронтацию местной этнической общины с чужими этническими иммигрантами. Инициатором конфликта чаще выступают местные жители, которые воспринимают поведение этнических пришельцев девиантные. В этих конфликтах частные группы используют принудительную тактику, варьирующуюся от предъявления иска до расправы и погромов. Внутренняя свободная миграция приводит к росту концентрации этнических переселенцев в процветающем регионе. Мигранты, обладающие новыми знаниями и иной этикой, конкурируют за лидерские позиции в экономике, которые могут быть главным показателем статуса местной этногруппы. На пути иммигрантов находится нативизм - барьер социальной мобильности. Местные националисты используют межэтническую конкуренцию для мобилизации сторонников принудительных акций и пропаганды сепаратизма и ирредентизма. Внешняя свободная миграция, вызванная экономическим неравенством стран также создает среду нативизма. А.И. Куропятник отмечает, что западные страны для урегулирования местниче6ских конфликтов применяют политику мультикультурализма. Она содействует культурной автономии и муниципальному представительству этнических мигрантов. Куропятник А.И. Мультикультурализм: проблемы социальной стабильности полиэтнических обществ. СПб, 2000. С. 7.

Стратегия мультикультурализма оказывается недостаточной в случаях вынужденной иммиграции. Вследствие затяжных конфликтов возникают потоки беженцев. Принимающий регион испытывает дефицит жизненных средств, что увеличивает вероятность местнических конфликтов и распространения этноцентризма. Например, массовые миграционные потоки в субрегионы Юга России горских народов были вызваны в 90-х годах вооруженными конфликтами в Чечне, Дагестане, Северной Осетии и республиках Закавказья. Русскоязычное население составляющее профессиональных кадров в науке, образовании, медицине оказалось вытесненным агрессивным национализмом. Исследователи отмечают, что ослаблению межэтнического напряжения способствуют защищенность мигрантов, материальная компенсация и помощь в обустройстве на новом месте жительства. Булатов Б.Б., Ромазанов Д.Ш. Деятельность органов государственной власти Республики Дагестан в области межнациональных отношений. Махачкала, 2000; Дзадзиев А.Б. Республика Северная Осетия-Алания: Современная этнополитическая ситуация. Владикавказ-Назрань, 2000; Хоперская Л.Л., Харченко В.А. Республика Ингушетия: Современная политическая ситуация. Владикавказ-Назрань, 2000. Возвращение вынужденных переселенцев на родину и мирные занятия будут свидетельством окончания затяжных конфликтов.

Модернизация в формах рыночной экономики, рационализации управления и демократизации государства не является прямой причиной этнического конфликта. Своими неконтролируемыми последствиями модернизация создает потенциал межэтнической конкуренции. Модернизация побуждает к контактам ранее изолированные этногруппы. Она содержит стимулы мобильности. Экономическая модернизация разрушает существовавшее этническое разделение труда, изменяет формы собственности, уменьшает ценность землевладения и одновременно повышает стоимость природных энергоресурсов. Индустриальная экспансия, развития транспорта и обязательное образование создают новые рынки труда. Рационализация управления увеличивает бюрократию и возможности должностной карьеры. Усиление свободной миграции приводит к этнической гетерогенности населения большинства регионов. Возникает потенциал местных конфликтов, обусловленный стремлением коренных жителей защищать свое традиционное пространство проживания от этнических мигрантов. Местничество оправдывается этноцентристским восприятием групповых различий, сопровождается стигматизацией и может не иметь доктринального характера.

Модернизация политической системы сопровождается демократизацией государства. Общества с неустойчивой демократической традицией отличаются уязвимостью к распространению национализма и шовинизма. Д. Шнайдер отмечает, что «демократизируемые государства сохраняют политические пространства, в которых националистические мифы быстро распространяются и медленно опровергаются». Snyder J. From Voting to Violence. N.Y., 2000. P. 57. Часто СМИ оказываются под влиянием сторонников сецессии и ирредентизма. Ангажированные СМИ позволяют националистам разжигать межэтническую вражду и провоцировать население. В 90-х годах, отмечает А.В. Овруцкий, пропаганда самопровозглашенной Ичкерии распространяла стереотип, что «милитаризованный центр погубит ростки демократии в республиках». Часть крупные российских СМИ оказались под влиянием этой пропаганды и заняли прочеченскую позицию в ходе военной компании 1994-1996 годов. Овруцкий А.В. Чеченский конфликт: социальные представления об агрессии, образы войны // Насилие в современной России. Ростов-на-Дону, 2001. С. 67-68. Лишь в ходе антитеррористической компании 1999-2000 годов практически все СМИ оправдывали необходимость защиты России от агрессии и угрозы, исходящей от политического экстремизма Чечни.

Следовательно, миграция населения и модернизация обществ не являются причиной этнических конфликтов, но своими последствиями создают конфликтный потенциал. Экономическая модернизация разрушает прежнее этническое разделение труда, создает новые рынки труда, увеличивает мобильность и миграцию населения. Повсеместное возникновение мультиэтничных регионов сопровождается ростом этнического напряжение, вызываемого стремлением коренных жителей защищать свое традиционное пространство проживания. Местная политика мультикультурализма и самоуправления способны предотвращать оппозиционный этноцентризм. Однако слабость демократической традиции модернизируемой политической системы общества делает ее уязвимой к распространению национализма. Следствием вооруженных конфликтов является внутренняя миграция. Если она не контролируется государством, то способна вызвать новое этническое напряжение в принимающих регионах.

В условиях трансформаций общественных систем просчеты государственного строительства становятся макропричиной этнических конфликтов. Этими просчетами можно объяснить распространенность этнических конфликтов в постколониальный период, начиная с 50-х годов, в странах Африки и Азии.

В колониальный период власти в метрополии часто перераспределяли политические ресурсы колоний, помогали субординированным группам колоний приобретать влияние, что увеличивало потенциал межэтнической конкуренции. Вследствие стереотипов или в целях ослабления традиционных элит, колониальные власти часто покровительствовали малым этногруппам. Некоторые из них через экономическое управление и религиозную миссию получали возможность продолжить образование. Практика использования старейшин в роли уполномоченных колониальной власти укрепляла убеждение населения, что этногруппа - основа администрации. Колониализм превратил неранговые этногруппы в ранговые. Развитие транспорта и коммуникации усиливало самосознание культурной самобытности группы.

После ухода колониальных властей появились новые национальные государства. Их границы соответствовали прежнему административному делению и не совпадали с этническими границами. Конфликтов, возникшие в постколониальный период, имели статусный характер и были связаны с определением официального языка, государственной религии и состава правительства. «Те, кто пришел к власти в постколониальную эпоху, - пишет М. Вайнер, - принадлежали к экономически низшей группе в существующем распределении труда, поскольку власть стала доступной численно преобладающим слоям». Weiner M. Sons of the Soil. Princeton,1978. P. 9. Развитие образования привело к появлению нового класса, статус которого отличался от групп родства, землевладения и богатства. Новые элиты разрушали традиционный порядок, стремились к должностям, ранее занимаемым европейцами. Каждая этническая группа, отмечает Э.Хобсбаум, стремились иметь образованный класс, что порождало соперничество элит за доступ к государственному аппарату. Хобсбаум Э. Нации и национализм. СПб, 1998. С. 249.

Лидеры многих стран третьего мира позаимствовали западно-европейскую модель унитарного государства с официальным языком этнического большинства, гражданским равноправием и демократическими институтами. Модель не предполагала пропорциональное этническое представительство в региональных и центральных органов власти. Поэтому после провозглашения национальной независимости и принятие в члены ООН, правительства повели внутреннюю борьбу против других племен и этнических групп, которые сопротивлялись культурной ассимиляции и требовали этнического представительства. Этно-государственные конфликты имели место в большинстве стран Африки, в Индонезии, Шри-Ланка, на Филиппинах и в других молодых государствах. «Возможно, - отмечает А. Ашрафи, - политика унификации управления, судопроизводства и образования была бы более успешной, если бы она сопровождалась устойчивым экономическим развитием». Ashrafi A. Ethnic violence: causes and consequences // Abstracts of Papers presented at the 18-th World Congress of International Political Science Association. Quebec, Canada, 2000. P. 3. В большинстве случаев этого не было вследствие моноотраслевой экономики, ориентированной на экспорт, отставание роста национального продукта от темпов роста народонаселения, неадекватного возрастания потребительских запросов под влиянием СМИ.

В странах третьего мира произошла эрозия модели национального государства. В мультиэтничных регионах распределение жизненных средств зависело от этнической принадлежности и лояльности. Преимущество имела этногруппа, которая контролировала местные ресурсы. Региональное этническое господство воспринималось окружением как угроза своему существованию, порождало этноцентризм межэтнических отношений и коррупцию бюрократии. Этнический фаворизм правительств поддерживал неравенство уровня жизни населения по этническому признаку. «Неудачи национально-государственного строительства, - пишет Ал-Фарух, - способствовали появлению этноорганизаций, стремящихся к политическому признанию посредством кровопролития и резни». Al-Frouh F. Ethnic violence in third-world countries // Abstracts of Papers presented at the 18-th World Congress of International Political Science Association. Quebec, Canada, 2000. P. 2. Вследствие просчетов государственной политики и затяжных конфликтов демократия оказалась неустойчивой, ее сменяли военные режимы.

Таким образом, в странах третьего мира просчеты национально-государственного строительства, вызванные копированием запападной унитарной модели национального государства и неудачей экономических реформ были макропричинами затяжных этнических конфликтов.

В период общественных трансформаций возрастает конкуренция элит в центре и на периферии, а также между ними. В обществе ослабевает традиционная легитимация политического лидерства, зависящая от критериев «правой», «левой» и «центристской» стратегии. Для части элит национализм служит новой основой политических полномочий. Национализм как способ оправдания политического представительства включает обязательную демонстрацию этноцентризма, лояльности референтной группе и нетерпимости к иноэтническому окружению. Одновременно этноцентризм является средством элиты для мобилизации сторонников. В период распада СССР и Югославии возникло множество националистических партий, лидеры которых использовали этноцентризм для оправдания своих полномочий и в качестве мобилизационного средства ведения борьбы за власть.

Бывшие СССР и Югославия были асимметричными федерациями с неравным политическим статусом этногрупп и административно установленными границами, что не препятсвовало развитию добрососедских отношений, кооперации и взаимопомощи. Режимы эффективно подавляли попытки национальной вражды, хотя своими действиями могли способствовать конфликтогенному потенциалу, например, сталинские депортации народов. В период демократизации, именовавшейся в СССР «перестройкой», коммунистическое руководство центра и союзных республик имели малую легитимность вследствие глубокого экономического кризиса и падения уровня жизни населения. Недостаток легитимности вызвал острую борьбу за власть лидеров и заинтересованных групп. Националистические организации имели мобилизационное преимущество по сравнению с классово ориентированными партиями, что предопределяло распад систем.

Для элит, видящих в этническом конфликте средство борьбы за власть, первостепенное значение имеет борьба за групповой престиж. Элиты, стремящиеся к представительству этнических интересов, могут извлечь выгоду при условии общественной значимости референтной группы. Поэтому националисты охотно выдвигают требования сецессии и ирредентизма, обесценивают гражданскую приверженность конституционному строю. Политические аналитики называют эту тактику элиты «разыгрыванием этнической карты». Д. Горовиц отмечает, что для многих этногрупп, не обладающих статусом титульного этносу, достаточным остается пропорциональное политическое представительство, чтобы влиять на условия контроля ресурсов. Когда элиты побуждают членов этногруппы отказаться от гражданского конформизма, индивиды испытывают двойное влияние - ранней социализации, требующей конформизма и элиты, отрицающие конформизм. Horowitz D. Ethnic croup's in Conflict. Berkeley, 1985. P. 167.

По мнению Т.Г. Стефаненко, в трансформируемом обществе возрастают социальные лишения людей и восприимчивость к национализму. Этническая идентичность становится психологической компенсацией нефункциональности общественных институтов и неопределенностью жизненных планов и карьер. Стефаненко Т.Г. Этнопсихология. М., 2000. С. 22. Националистическая пропаганда направлена на вытеснение этнической идентичности этноцентризмом посредством возложения вины за социальные лишения на соседний народ.

В этническом конфликте участвует два типа националистических элит - политическая и культурная. Политическую элиту образую лидеры, заинтересованные в принятии решений. Культурная элита состоит из националистической интеллигенции, создающей и пропагандирующей этническую идеологию. В отличие от культурной элиты, политическая элита может ограничиться показной демонстрацией своего этноцентризма. Оба типа элиты объединяет интерес в повышении статуса этногруппы, способного усилить позицию лидеров в конкурентной борьбе за власть и влияние. Элиты могут ускорять конфронтацию, будучи убежденными в справедливости своей борьбы (и лояльности намерений противника) или заинтересованными в контроле оппонента. Авторитет националистической элиты находится в прямой зависимости от распространенности в массовом сознании этноцентристских установок.

Активность элит обусловлена, скорее, внутренней конкурентной борьбой, нежели реальными этническими проблемами. Элиты могут намеренно обострять межгрупповые противоречия, отказываться от классовой мобилизации населения в пользу националистической пропаганды. Тактика «разыгрывания этнической карты» привлекательна для лидеров, вынужденных укреплять свою власть.

Например, в бывшей Югославии сербский лидер С. Милошевич избрал тактику этнической мобилизации, когда страна столкнулась с демократическим вызовом в социалистическом лагере. Перед распадом Югославии группа членов сербской компартии, националистических интеллектуалов, писателей и военных создали влиятельное сербское национальное движение. Лидеры движения, возглавляемого Милошевичем, рассчитывали, что в условиях экономического кризиса националистически настроенный электорат обеспечит победу движения на парламентских и президентских выборах. Несмотря на оппозицию руководства югославской компартии, влияние Милошевича возрастало в 80-х годах. Демонизируя другие этногруппы, он трансформировал политический диалог в этнические разногласия. В начале 90-х годов хорватские, словенские и другие сторонники сепаратизма провели активную мобилизацию своих этногрупп. Когда этнические организации объединились с вооруженными формированиями и начались гражданские войны, умеренные лидеры местного и федерального уровней оказались безвластными. Gagonon V.P. Ethnic Nationalism and International Conflict: The Case of Serbia // International Security. 1995. V. 19. № 3. P. 130-166.

В период этнической мобилизации националистические элиты используют популизм и очернение оппонента. Шовинистическая риторика преувеличивает внешнюю угрозу этногруппе и призывает к насилию как единственному средству обеспечения будущей безопасности. Внешнее окружение воспринимает риторику этнолидеров «доказательством» враждебных устремлений чужой этногруппы. Рост межгрупповых предубеждений ведет к углублению этнической напряженности и прерывности отношений кооперации.

Для усилия этнического напряжения и защиты от соперничающих демагогов элиты ведут пропагандистские компании в толпе, привлекающей уголовные элементы. Д. Мюллер отмечает, что в период распада Югославии этнические лидеры всех национальностей распространяли в пропагандируемой толпе бесплатные продукту и спирт. «Первичной целью уголовников, находящихся в толпе, были кражи и грабежи, а не обсуждение этнических вопросов. Свой бандитизм они скрывали борьбой с толерантным населением. Когда головорезы и мародеры становились боевой частью этноорганизации, они создавали беспорядок и усиливали напряжение». Muller J. The banality of Ethnic War // International Security. 2000. V. 25. № 1. P. 45. Интенсивное этническое манипулирование сопровождается борьбой с политически терпимой оппозицией. Ею запугивают, заставляют молчать или физически устраняют. Соперничающие лидеры используют головорезов и толпу для запугивания населения, не поддерживающего насилие.

Националистические элиты всегда маскируют свою конкуренцию иной формой конфликта. Элиты предостерегают о политических и военных угрозах, о вероятности дискриминации и гарантиях превосходства этногруппы даже в тех случаях, когда для предостережений нет реальных оснований. Конкуренция элит в этнических конфликтах способна инициировать возобновление насилия при двух условиях --недостаточной легитимности правительства и неспособности правительства контролировать соблюдение конституционного порядка в регионах.

В постсоветском пространстве недостаточная легитимность новых правительств способствовала насильственной борьбе элит за власть. Часть лидеров этноменьшинств избрала путь сепаратизма и ирредентизма. Например, в Грузии националисты, ведомые З. Гамсахурдиа, пришли к власти при поддержки грузинского населения. Две этногруппы, признавшие свой статус меньшинств в СССР, - абхазы и осетины, взялись за оружие, чтобы препятствовать своему включению в унитарное грузинское государство. С ирредентическими требованиями выступили националисты Нагорного Карабаха, что привело к войне государств Азербайджана и Армении. Введение российских вооруженных сил предотвратило распространявшееся насилие между националистами Молдавии и самопровозглашенной Приднестровской республики. Во всех этих случаях просчеты правительств, допускавших региональное господство одной этногруппы, воспринимались ущемлением этнического статуса и вызывали, под влиянием пропаганды, распространение воинственного этноцентризма.

Главной макропричиной возобновления политического конфликта является неспособность центрального правительства контролировать конституционный порядок на территории государства. Об этом свидетельствует существование в 90-х годах антиконституционного режима в Чечне. Попытка федеральных властей покончить с этим режимом вылилась в военную компанию 1994-1996 годов и подписание мирных соглашений 1996 году. Чеченский конфликт не был разрешен. В 1997-1999 годах в Чечне существовал преступный режим соперничающих вооруженных групп. Они пытались обрасти легитимность через обращение к радикальному исламу, а материальные средства найти через теневую экономику, торговлю людьми и внешние заказы на террористическую деятельность. В 1999 году с территории Чечни были осуществлены вооруженные вторжения в Дагестан и террористические акты в различных городах России. В ответ последовали массивные военные действия федеральных сил и разгром незаконных вооруженных формирований в Дагестане и Чечне в 2000 году. Хотя антитеррористическая операция остается незавершенной, восстановление конституционного порядка в чеченской республике создает возможность окончательного урегулирования затяжного конфликта.

Таким образом, в период общественных трансформаций усиливается конкуренция элит за политическую власть. Националистические элиты способны инициировать этнические конфликты, ведущие к распаду прежних форм государства, о чем свидетельствует распад СССР и бывшей Югославии. Главной макропричиной возобновления насильственных конфликтов в государствах-приемниках является неспособность центрального правительства контролировать конституционный порядок на территории государства. Причины этнических конфликтов находятся не только внутри государственных границ. Существуют внешние международные силы, которые поддерживают возобновление этнических конфликтов в насильственной форме.

Внешние силы могут ускорять возобновление политического конфликта. Вероятность ускорения возрастет, если внешние силы имеют исторические связи с одним из антагонистов. Например, рост шиитского радикализма в Иране и последовавшая исламская революция 1979 года вызвала тревогу сунитской элиты Ирака, опасавшейся, что устойчивые связи иракских и иранских шиитов приведут к революции в Ираке. Для предотвращение воспринимаемой угрозы иракское правительство запретило создание шиитских организаций, поддерживающих связи с Ираном. Алиев А.А. Иран и Ирак: история и современность. М., 2002. С. 39-42. У иракского руководства были для подобных мер основания, поскольку Иран призвал шиитские общины к распространению исламской революции во всех мусульманских странах. Игнорирование внешними силами различий образа жизни конфликтующих этногрупп может стать дополнительным конфликтогенным фактором. Инициированное в 60-х годах президентом Египта Г.А.Насером сунитское движение панарабизма усилило межэтническое напряжение в арабском мире. Евреи, берберы, курды, шииты усматривали в арабском национализме принижение своего статуса. В Ираке курды и шииты выступили против панарабизма из-за опасения культурной ассимиляции. Этнические меньшинства Сирии видели в панарабизме средство преобладания сунитов. Внешняя панарабская пропаганда способствовала обострению отношений ливанских христиан и сунитов; лидеры христианских общин полагали, что присоединение ливанских мусульман к широкому арабскому миру приведет к ограничению прав немусульман.

Внешняя поддержка способна усилить позицию сторонников сецессии этнорелигиозного гегемонизма. В интересах ослабления правительства Ирака, США и Израиль с 19960-х годов оказывает помощь курдским сепаратистам, вследствие которой курдско-иракский конфликт стал затяжным. В Ливане, стремящиеся к политической гегемонии враждующие этносекты, получают финансовую и военную помощь со стороны Сирии, Израиля, Ирана, Ирака, Ливии, ООП и Саудовской Аравии. Внешняя поддержка сохраняет потенциал насильственного конфликта внутри государства. Стаклицкий С.Л. Ливан: время событий. М., 1990. С. 166-169. На примере Ливана можно утверждать, что одностороннее вмешательство внешних сил во внутренний этнический конфликт мотивируется стремлением к региональному влиянию. Оно обеспечивает внешнему правительству экономические и политические преимущества в контроле ресурсов.

Внешние силы могут ослабить центральное правительство, уменьшить его способность к миротворческим акциям и защиты одной этногруппы против гегемонистских амбиций другой. Регулярные бомбардировки израильских ВВС палестинских лагерей в Ливане и неподконтрольность вооруженных палестинских организаций на Ливанской территории ослабили ливанское правительство. В результате враждующие этносекты объединились с вооруженными группами не только для самозащиты, но и борьбы за власть. После проведения в начале 90-х годов военной операции с США «буря в пустыне» против Ирака, ослабление иракского правительства выразилось в росте антиправительственной активности курдских и ишеитских организаций. В целях свержения правительства С. Милошевича страны НАТО политическими и военными средствами поддерживали сепаратизм в Югославии и способствовали гражданским войнам и распаду государства.

Внешние силы могут обострять конкуренцию элит, способных возобновить этнический конфликт. Элиты используют международные аудитории, предоставляемые внешними силами, для мобилизации сторонников. Индия поддерживает тибетских сепаратистов, чтобы ослабить распространение международного влияния Китая. После подавления иракским режимом вооруженного сопротивления курдов, их лидеры официально принимаются Ираном и получают поддержку. Внешние силы могут вмешиваться в суверенную сферу государства для защиты этнических лидеров, позволяя без особых помех проводить мобилизацию сторонников, Когда в 1982 году Израиль ввел свои войска в Ливан для подавления вооруженных групп ООП, иранцы ответили посылкой «стражей исламской революции», которые стали действовать под именем «Хезболла», наладили связи с ишеитской террористической группировкой - «исламский джихад» и оказывали ей финансовую и организационную поддержку. «Исламскому джихаду» принадлежат «новинки» в технологии террора: зонтичная организационная структура, широкомасштабное использование смертников - взрывников и индивидуальные похищения. Кудряшова И.В. Истоки ближневосточного терроризма // Международная безопасность и проблемы терроризма. Учебное пособие. Ростов-на-Дону, 2002. С. 111.

В 90-х годах на Юге России внешние силы поддерживали политический экстремизм - главное средство сторонников сецессии и ирредентизма. По мнению В.А.Тишкова, к внешним силам относятся: международные организации исламских радикалов, поддерживающих сепаратистов поставками оружия, денег, наркотиков и вербовкой наемников; международные террористические организации, преуспевшие в создании в Чечне баз по подготовке террористов; апологетика вооруженной сецессии со стороны западных либерал-националистов, что является пережитком старого мышления «холодной войны». Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте (этнография чеченской войны). М., 2001. С. 44-47.

В.А.Тишков полагает, что активность враждебных России внешних сил способствовали региональные и федеральные причины. К региональным причинам относятся: травма сталинской депортации кавказских народов и псевдонаучная мифология об истории народов Юга России, ставшие источником этноцентризма и мобилизационной основой вооруженной сецессии; длительное существование преступного режима в Чечне; дотационность Юга России, расширяющая социальную базу политического экстремизма. К федеральным причинам относится неспособность Центра в середине 90-х годов контролировать конституционный порядок на Юге России. Там же. С. 7-8. Следовательно, необходим комплекс внутригосударственных и международных мер по предотвращению повторения этнических конфликтов в насильственной форме.

Итак, определение причин политического конфликта относится к подготовительному этапу посредничества. Этнические конфликтов второй половины ХХ века - начала ХХI века возобновляются по поводу статуса этногруппы, то есть контроля материальных, властных и духовных ресурсов. Конфликты, мотивированные противоположностью интересов этногрупп в сфере контроля ресурсов и этноцентризма, предубеждением против мирного или нормативного урегулирования споров. Поэтому в конфликтах выдвигаются радикальные требования сецессии и ирредентизма.

Представители структурного анализа указывают на макроусловия расхождения интересов участников конфликта, тогда как представители перцептивного подхода подчеркивают мезоуровневую обусловленность этноцентризма прошлыми и актуальными отношениями этногрупп. В перспективе посреднического вмешательства в конфликт необходим многоуровневый анализ причин политического конфликта.

К мезоуровневым причинам политического конфликта относятся память о прошлых разногласиях и войны, межэтническая конкуренция, активность этногруппы. Ключевым мезоуровневым фактором является активность лидеров этноорганизации, выдвигающих националистические требования и мобилизующих этногруппу на непримиримую борьбу с оппонентом.

К макроусловиям политического конфликта относятся неконтролируемая миграция, просчеты национально-государственного строительства в период модернизации, трансформация общественных систем и конкуренция элит. В странах третьего мира просчеты национально-государственного строительства вызваны копированием унитарной модели национального государства и неудачами экономических реформ. В период общественных трансформаций национальные элиты способны инициировать этнические конфликты, ведущие к распаду форм государственного устройства, например, бывшие СССР, Югославия. Главная макропричина возобновления этнических конфликтов в государствах-приемниках заключается в неспособности центрального правительства контролировать конституционный порядок.

К макроусловиям относятся внешние силы, поддерживающие возобновление политического конфликта в насильственной форма. На Юге России 90-х годов ими были; международные организации исламских радикалов, международный терроризм, апологетика вооруженной сецессии западными либерал-националистами.

Вышеназванные причины образуют потенциал политического конфликта. Причины изменяются в ходе конфликта. Макропричины воздействуют на микропричины и усиливают их потенциал. Если разноуровневые причины совпадают, насильственный потенциал этноконфликта возрастает и наоборот.

В основе каждого типа конфликта находится своя мотивационная причина. Знание типа и содействующих условий конфликта является предпосылкой изучения способов управления борьбой и сдерживания насилия. В научных исследованиях анализируются целевая, уровневая, стадиальная классификации политического конфликта. Они помогают исследованию общественной обусловленности и тенденций конфликта, отличающегося политическими требованиями инициаторов борьбы, внутри- и межгосударственным уровнем и нелинейной динамикой. В аспекте изучения проблемы контроля этнического насилия рассмотренные типологии оказываются недостаточными, поскольку не учитывают мотивационных причин, побуждающих участников конфликта к насильственной борьбе. В зависимости от мотивационной причины можно определить четыре типа этнонационального конфликта. Защитный конфликт мотивирован дилеммой физической безопасности этногруппы. Статусный конфликт побуждается воспринимаемой угрозой культурному выживанию этногруппы. Гегемонистский конфликт мотивирован моралью этнической исключительности. В основе элитарного конфликта находятся амбиции этнических элит. Четыре мотивационные причины могут усиливать друг друга и побуждать людей к затяжной борьбе.

В определении содействующих условий этнонационального конфликта в научной литературе существуют два подхода. Сторонники структурного подхода указывают на макроусловия, ведущие к насильственному конфликту. Сторонники перцептивного подхода акцентируют внимание на мезо- и микроуровневых факторах. Конфликты возобновляются в результате намеренного выбора насилия ради присвоения ограниченных ценностей и долгосрочной выгоды. Поэтому в изучении возобновляющегося насилия необходимо использовать многоуровневый подход.

Защитный конфликт мотивирован потребностью в физическом выживании членов этногруппы в условиях отсутствия сильного правительства и сохранения оппозиционного этноцентризма в межгрупповых отношениях. Ситуацией защитного конфликта является дилемма безопасности, выбор между вероятной помощью слабого правительства и самопомощью посредствам вооружения. Второй выбор приводит к усилению межэтнического напряжения и нарастающему насилию, милитаризации и криминализации населения региона, этническим чисткам. Ситуация защитного конфликта может предшествовать другим типам этнонационального конфликта и быть их следствием. В первом случае она вызвана быстрыми социальными изменениями и нарушением равновесных отношений государства и этнических групп. Во втором случае дилемма безопасности возникает вследствие недоверия к правительству и неурегулированностью этнонационального конфликта. Следовательно, этногруппы общества, испытавшие насильственный этнонациональный конфликт в прошлом, чаще находятся в ситуации дилеммы безопасности в настоящем времени. Главными условями защитного конфликта являются взаимный страх этногрупп за свою безопасность и слабое или пристрастное правительство. Они побуждают этногруппы обращаться к насильственной самопомощи, чтобы карающим контролем внешнего противника уменьшить угрозу своей безопасности. Posen B.R. The Security Dilemma and Ethnic Conflict//Survival. 1993. Vol. 35, № 1, p. 27 - 47.

Статусный конфликт отличается от других типов политического конфликта. Это конфликт между национальным меньшинством и большинством полиэтнического общества. Инициатором конфликта является национальное меньшинство. Соловьев В.А. Реконструкция социально-политического пространства этнотерриториального конфликта. Ростов-на-Дону. 2001. с. 3. Статусный конфликт более вероятен в транзитивных условиях под влиянием событий, создающих межэтническую конкуренцию - деколонизация, модернизация, распад международных систем, миграция. Неопределенность, присущая трансформируемому обществу, усиливает тревогу этнического меньшинства возможностью культурной ассимиляции и политической субординации. Статусный конфликт протекает по поводу инструментальных и символических ценностей. К инструментальным ценностям относится желаемый статус этногруппы, в котором, в первую очередь, заинтересована элита. Символические ценности официального языка, образования, религии удовлетворяют потребность неэлитных слоев в социальном признании этнической отличительности и в престиже.

Статусный конфликт имеет доктринальный характер. В нем ключевую роль играет националистическая часть интеллигенции, создающая и пропагандирующая идеологию национализма. Если целью националистического движения становится сецессия, национализм поддерживает нетерпимость к мирному решению споров, что вызывает затяжной конфликт. Статусный конфликт развивается по спирали: борьба за статус этноменьшинства вызывает аналогичное движение национального большинства, опасающегося потери статуса. Чернобровкин И.П. Этнонациональный конфликт: природа, типы и социальный контроль. - Ростов н/Д, 2003. С. 65.

Гегемонистский конфликт является насильственной борьбой национального большинства и национального меньшинства, вызванной стремлением большинства к распространению своего культурного и политического преобладания в обществе. Принцип этнического гегемонизма заключается в полагаемом превосходстве образа жизни, что принимается за основание права доминирования в обществе. Основы гегемонистских амбиций этногруппы поддерживаются верой в исключительное право управлением обществом, цивилизационную миссию и «неполноценность» народов. Этой вере соответствуют три вида конфликтных установок: патернализм, культурная ассимиляция и социальное исключение других этногрупп. Насилие в гегемонистском конфликте возобновляется вследствие вооруженного сопротивления национального меньшинства принудительной внешней политике. Гегемонистский конфликт может быть причиной и следствием стремления меньшинств к безопасности и повышению статуса. В демократических обществах этнический гегемонизм может принимать форму вигилентных конфликтов между местными жителями и этническими иммигрантами, что требует адекватного правительственного контроля эпизодов насилия и гарантий гражданских прав. Brubaker R. and Laitin D. Ethnic and Nationalist Violence// Annual Review of Sociology. 1999, № 24, p. 423-452.; Гаджиев К.С. Геополитика Кавказа. М., 2001, с. 160; Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте (этнография чеченской войны). М., 2001, с. 142.

Выше охарактеризованные три типа политического конфликта - защитный, статусный, гегемонистский - имеют своим источником межэтнические проблемы. В этих конфликтах активность лидеров этногрупп является катализирующим или содействующим фактором относительно более глубоких причин межэтнических противоречий. Имеется особый тип политического конфликта, который вызван конкурентной борьбой элит за государственную власть. Для расширения своей социальной базы националистическая элита пробуждает экзофобию у неэлитных слоев, испытывающих социальные лишения, преувеличивает значение этнической идентичности и обесценивает гражданскую приверженность конституционному порядку. Интенсивное этническое манипулирование сопровождается насильственной борьбой с политической оппозицией. Элитарный конфликт становится затяжным в трансформируемом обществе, при обострении конкуренции элит и слабой демократической традиции.

Внешнее пособничество внутригосударственному политическому конфликту осуществляется через помощь националистическим элитам и лидерам этноорганизаций. Внешнее пособничество затяжному конфликту усиливает страх этногрупп за свое выживание, статусное недовольство национального меньшинства и гегемонистские притязания национального большинства. Внешнее пособничество ведет к усилению борьбы этнических элит за власть и духовное преобладание в обществе. Вероятность внешнего пособничества повышается при обострении конкуренции международных отношений. Пособничество снижается по мере ослабления этой конкуренции на глобальном и региональном уровнях. Стефаненко Т.Г. Этнопсихология. М., 2000. С. 22; Gagonon V.P. Ethnic Nationalism and International Conflict: The Case of Serbia // International Security. 2002. V. 19. № 3. P. 130-166.

Все типы политического конфликта, мотивированные дилеммой безопасности, статусной заинтересованностью, гегемонистскими амбициями и конкуренцией элит, имеют потенциал насильственной борьбы. Достижение одной этногруппой желаемого положения в обществе ставит ее в конфликтные отношения с периферийными группами. Если правительство способно предотвратить или разрушить условия, содействующие этническому насилию, тогда конфликт может быть урегулирован мирными средствами.

Во второй половине ХХ в. - начале XXI в. в результате распада социальных систем, модернизации обществ и усиления международной конкуренции произошло расширение пространства этнонациональных конфликтов. До 80-х гг. по мере появления новых государств наблюдалась тенденция роста статусных и элитарных конфликтов. Она была связана с деколонизацией стран Азии и Африки. Национальное строительство в постколониальных странах сопровождалось гегемонистскими конфликтами. С распадом СССР и коммунистических режимов в Европе распространились статусные конфликты в переходных обществах. В начале 90-х гг. в институционально слабых государствах и в государствах, осуществлявших политику этнического гегемонизма, возросло число защитных конфликтов (в странах Африки и на Ближнем Востоке). В постхолодный период наметилась тенденция отказа великих держав от пособничества местным конфликтам. К концу 90-х гг. уменьшилось число затяжных конфликтов за счет военных побед или уступок правительства, достижения мирных соглашений (Босния, Северная Ирландия, Филиппины). Отсутствие соперничества сверхдержав привело к урегулированию конфликтов в Латинской и Центральной Америке. Ослабла тенденция регионализации конфликтов на Северном Кавказе. Она сохраняется в Закавказье. Многие политические конфликты, возникшие в период холодной войны, остаются сегодня неурегулированными (в странах Африки, на Ближнем Востоке, в ряде азиатских стран).

3.Правительственный контроль политического конфликта в регионе

национальный гегемонистский конфликт

Эффективность и качество магистерских научных исследований зависит от умения моделировать региональные политические процессы, строить научные прогнозы их развития. Комплексной целью данного раздела является умение создавать модели стратегии и тактики силового контроля и подавление политического экстремизма в регионе, кооптации и политического участия в принятии политических решений, а также прогнозировать критерии эффективности этих стратегий в регионе, строить научные прогнозы возможных барьеров их развития.

Правительственный контроль политического конфликта есть процесс сдерживания насилия посредством монопольного права государства на применение силы и использования различных стратегий включения социальной группы в общественную систему.

Первой стратегией правительственного контроля является силовой контроль и подавление политического экстремизма.

Главная цель силового контроля - обеспечение безопасности жизни людей и ее инфраструктурных условий. Сущность силового контроля составляет противодействие этническому насилию посредством устрашения. Существует 4 типа силового контроля: первый тип - полицейский контроль, который включает в себя обеспечение безопасности групп посредством наказания за конкретный факт насилия. Второй тип контроля - выборочный контроль. Выборочный контроль включает в себя подавление лидеров и тех людей, которые стремятся создавать националистические организации. Третий тип контроля - грубая сила. Он включает в себя систематическое и широко распространенное использование силы для подавления любого проявления этнической деятельности, не взирая на то, имеется ли в ней компонент насилия или нет. Четвертый тип контроля основан на принципе «разделяй и властвуй», который препятствует созданию националистической организации через игру на внутренних разногласиях между членами этнической группы, а не применением наказания.

Стратегия подавления, используемая федеральной властью, противодействует политическому экстремизму во внутри- и внешнерегиональных отношениях. Авдеев Ю.И. О понятии типологии политического экстремизма и некоторых методах противодействия ему // Политический экстремизм в РФ и конституционные меры борьбы с ним. Материалы конференции. М., 2004, с. 99. Политический экстремизм - это незаконное насилие или угроза его применения в целях изменения основ конституционного строя. Экстремистские организации существуют легально, входя в состав официально зарегистрированных общественных движений, политических партий, или нелегально. Наибольшую опасность представляют конспиративные террористические группы, предназначенные для практической реализации целей экстремистских организаций. Вследствие наиболее опасной угрозы для жизни личности, общества и государства, политический экстремизм запрещен конституциями зарубежных государств и Российской Федерации (ст. 13).

В контроле конституционного порядка стратегия подавления означает пресечение действий экстремистских организаций посредством силы государства. Подавление имеет свой набор тактических действий - полиции, армии и официальной пропаганды и контрпропаганды. Д. Геймс различает несколько типов тактики подавления в зависимости от применяемых средств: физическое подавление (использование смертоносных средств армии; полицейские операции по подавлению сопротивления, занятию помещений и конфискации собственности; невооруженное подавление (угроза применения государственной силы, привлечение к уголовной правовой ответственности, введение информационных ограничений); разоблачение организационных тайн экстремистских групп для их подавления; контрпропаганда (поддержка авторитета федеральных органов власти, дискредитация лидеров, цели и тактики радикальных организаций). Hims J. Conflict and Conflict Management. N.Y., 1980. p. 265. Как видно, тактика стратегии подавления включает использование неюридических и юридических средств, предупреждающих и карающих методов.

Во всех современных федерациях право центральной власти подавлять политический экстремизм имеет конституционное закрепление в виде институтов чрезвычайного и военного положения. Например, в ФРГ при применении стратегии подавления может быть распущен парламент земли и назначен федеральный комиссариат, поддерживаемый полицией и армией. Аналогичные институты существуют в Австрии и Швейцарии. За годы действия Конституции Аргентины федеральное правительство вводило чрезвычайное и военное положение в различных штатах 220 раз. Чиркин В.Е. Основы конституционного права. М., 1997, с. 131-132.

Конституции РФ (ст. 13) запрещает политический экстремизм: «Запрещается создание и деятельность общественных объединений, цели или действия которых направлены на насильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности Российской Федерации, подрыв безопасности государства, создание вооруженных формирований, разжигание социальной, расовой, национальной и религиозной розни». Конституция РФ наделяет Президента вводить чрезвычайное положение в случае крупных общественных беспорядков, внутрирегиональных вооруженных конфликтов, а также стихийных бедствий и технологических катастроф (ст. 80).

Следовательно, нормативными предпосылками подавления политического экстремизма в регионах федерации являются конституционный запрет политического экстремизма и конституционное право федеральной власти вводить чрезвычайное и военное положение.

Применение стратегии подавления политического экстремизма в регионах федерации является результатом решения центральной власти. К выбору этой стратегии и отказу от переговоров с экстремистами способствуют ситуативные условия: превосходство силы федерации над силами регионального экстремизма; акты агрессии регионального антиконституционного режима.

Одним из ситуативных условий является сила федеральной власти. Если федеральное правительство обладает полицейской и военной силой во взаимодействии с атакующим противником, оно склонно реагировать на конфликтный вызов тактикой подавления. Данным фактором Л. Корявин объясняет решение правительства США 1968 г. о введении войск в Вашингтон для подавления насилия взбунтовавшихся масс негритянского населения. Корявин Л. Американский федерализм // Российская Федерация. 2002. № 17, с. 61.

Стратегия подавления политического экстремизма применяется в ответ на акты агрессии регионального антиконституционного режима. В международном праве применение вооруженных сил против суверенитета, территориальной неприкосновенности другого государства рассматривается тягчайшим международным преступлением. Например, чеченская война 1999-2000 гг. была вызвана агрессией чеченских незаконных вооруженных формирований и наемников против субъекта РФ Дагестана. В ходе военной операции, проведенной федеральными силами, незаконные формирования Ичкерии были разгромлены.

Таким образом, стратегия подавления означает систематическое пресечение действий политического экстремизма в регионах посредством применения силы федеративного государства. Нормативными предпосылками стратегии подавления являются конституционный запрет политического экстремизма и конституционное право федеральной власти вводить чрезвычайное и военное положение. Выбору стратегии подавления способствуют два ситуативных условия: восприятие центральной властью своего силового превосходства над силами регионального экстремизма и акты агрессии регионального антиконституционного режима. Отсутствие этих ситуативных условий означает наличие препятствий выбору стратегии подавления.

В демократических обществах легитимность силового контроля оценивается по критерию соблюдения прав человека. Поэтому кроме полицейского контроля, выборочный контроль, грубая сила и тактика «разделяй и властвуй» являются исключительными средствами сдерживания насилия. Силовой контроль делает использование насилия чрезвычайно невыгодным делом и прерывает процесс военной и открыто пропагандистской мобилизации экстремистской группы.

Примером стратегии может служить ситуация сложившаяся в 1948 г. до создания Израиля, когда еврейские боевики Палестины осуществляли теракты против местных арабов. После 1948 г. израильские евреи, несмотря на угрозу своей безопасности со стороны арабов, никогда не пересекали границу спорадического насилия и мести, потому что знали: правительство всегда будет стоять на защите их безопасности в случае необходимости Кудряшова И.В. Истоки ближневосточного терроризма// Международная безопасность и проблемы терроризма. Ростов н/Д. 2002. С. 89-91.. Израильские арабы же в 1990-е гг. все время жаловались на слишком жесткие действия полиции и армии, несмотря на то, что в это время насилие по отношению к ним было в несколько раз слабее, чем раньше. Расстрел в 2000 году демонстрации израильских арабов, поддерживающих интифаду, только разозлил арабскую общину, поскольку им было прямо указано на «второсортный» характер их социального статуса Бойман Д. Поддержание мира. М., 2002. C. 75.. Эта озлобленность может усиливаться и приводить к возникновению недовольства своим статусом. Отчасти потому, что арабы постоянно преследуются полицией и силами безопасности, у них мало оснований гордиться своим израильским гражданством, поскольку они воспринимают себя «гражданами второго сорта». Тактика «разделяй и властвуй» также может показаться оскорбительной, особенно для лидеров общин. Лидеры вполне справедливо усматривают в этой тактике путь к ослаблению их влияния и уменьшения влияния группы в целом.

Что касается Юга России, то в 90-е гг. там обозначилась тенденция повышения общественной опасности экстремизма многочисленных радикальных структур, стремящихся к ослаблению или вооруженному изменению конституционного порядка. Основным показателем тенденции является расширение практики и географии терроризма. Повышение общественной опасности экстремизма было вызвано антиконституционным режимом Чечни, соединением национал- и религиозно-экстремистских групп с организованной преступностью, сохранением очагов межнациональной напряженности на Северном Кавказе. Вследствие роста безработицы и теневой экономике произошло расширение социальной базы политического экстремизма. В целях противодействия повышению общественной опасности политического экстремизма на Юге России федеральная власть применила стратегию его подавления. Главными тактическими средствами стала антитеррористическая операция в Чечне, а также усиление уголовно-правового контроля и контрпропаганды. В ходе военной операции в Чечне 1999-2000 гг. были разгромлены незаконные вооруженные формирования, базы терроризма, отменена шариатская система власти и суда. Новая правительственная администрация совместно с федеральным центром стали восстанавливать светский конституционный порядок, правоохранительную систему, местные органы управления. В Чеченской республики началось восстановление экономической и бытовой инфраструктуры для возвращения беженцев.