Политическая психология

Высший уровень в иерархии потребностей занимает потребность в самоактуализации. Эта потребность проявляется в реализации высших духовных начал личности, ее свободы, творческого потенциала. Наше исследование показало, что в отношении власти, особенно идеальной, респонденты высказывают немало пожеланий, истоки которых лежат в нереализованной потребности в самоактуализации. Они верят в то, что власть должна обеспечить свободу и права человека, заботиться о культуре, науке и образовании, следить за экологией, а не только способствовать решению материальных проблем17.

Потребности побуждают человека действовать, создавая определенное напряжение внутри организма. Но смысл действию придает лишь особый мотив, являющийся третьим членом в формуле поведения. Психологи подчеркивают, что мотив выполняет прежде всего функцию вербализации цели и программы, дающую возможность данному человеку начать определенную деятельность18. Мотивы тесно связаны с потребностями, и вместе выступают в качестве побудительных сил поведения.

В политическом поведении мы можем встретить широкий набор мотивов, как побуждающих к активному участию в политике, так и обусловливающих пассивность граждан. Приведем в качестве иллюстрации набор мотивов, побуждающих российских граждан к неучастию в выборах. Заметим, что исследование относится к апрелю и ноябрю 1994 г. и характеризует быструю динамику изменения мотивов на протяжении короткого отрезка времени (табл. 2). Обращают на себя внимание две цифры из приведенной таблицы. Во-первых, это резкий рост числа тех, кто не голосует из чувства протеста (с 8 до 13%). Во-вторых, это удвоение числа тех, что заявляет, что он «никогда не участвует», что характеризует также негативную мотивацию к участию19.

Таблица 13.2 ПРИЧИНЫ НЕУЧАСТИЯ В ВЫБОРАХ (в % к числу опрошенных)

Анализ мотивации политического поведения основан на фундаментальных закономерностях, изученных психологической наукой. Так, общепризнанной является классификация мотивов, предложенная Д. Маклелландом и Дж. Аткинсоном, где выделены три ключевых мотива: мотив власти, мотив достижения и мотив аффилиации (стремление быть с другими). Иногда мотив власти дополняется мотивацией контроля, который выступает четвертым в этой схеме.

Опираясь на классические теоретические разработки 3. Фрейда, Юнга и Мюррея, в течение нескольких предшествующих десятилетий психологи разработали методы измерения важнейших человеческих мотивов с помощью контент-анализа фантазий и прочих вербальных материалов, связанных с воображением. Мотив достижения подразумевает нацеленность на превосходство и уникальный результат; он ассоциируется с активной деятельностью, умеренным риском, основанным на знании возможных результатов и предпринимательской инициативе. Мотив аффилиации подразумевает нацеленность на тесные отношения с другими людьми. Иногда он ведет к теплоте и открытости межличностных отношений, но в условиях угрозы или стресса он может привести к «колючей», защитной ориентации по отношению к другим. Мотив власти, нацеленность на влияние и престиж, ведет как к формальной социальной власти, так и к расточительным, импульсивным действиям, таким, как агрессия, пьянство и чрезмерный риск. Эти три мотива отобраны из всесторонней таксономии Мюррея, как соответствующие некоторым из наиболее распространенных и важных человеческих целей и проблем.

Начнем с мотива обладания властью. В психологической концепции Д. Маклелланда речь идет не только о политической власти, но и о власти в семье, в отношениях на производстве и в иных сферах жизни. Власть -- это некая ценность, к обладанию которой стремятся в той или иной степени все люди. Но есть люди, у которых эта потребность доминирует над другими и тогда желание достичь власти становится для них высшей ценностью.

Есть данные, что гипертрофированное стремление к власти связано с обстоятельствами формирования личности, порождающими у нее низкую самооценку, страх пассивности, слабости, опасение оказаться под чьим-то «каблуком». В другом случае, потребность во власти может стать результатом развития агрессивных и деструктивных черт личности. Поэтому власть может быть желанна по многим причинам, причем у одного и того же человека в различное время эти причины могут быть иными. Условно можно выделить три типа причин, по которым власть может быть желанна:

* Доминировать над другими и/или ограничивать действия других, создавать для них определенную депривацию;

* чтобы над ним не доминировали другие и/или не вмешивались в его дела;

* чтобы иметь политические достижения.

Мотив контроля над людьми и ситуацией является модификацией мотива власти. Политические психологи придают этому мотиву особое значение, так как полагают, что поведение в политике напрямую связано с развитием этого психологического показателя. Известно, что по мере достижения социальной зрелости человек научается контролировать свое собственное поведение что дает ему чувство уверенности в своих силах, расширяет границы возможного участия в разных сферах жизни, в том числе и в политике. Так, американский политический психолог С. Реншон обнаружил зависимость между высокими значениями уровня субъективного контроля и степенью активности политического поведения. Он высказал гипотезу о том, что существует зависимость между уровнем личного контроля и верой в правительство, позитивным отношением личности к политической системе. Эмпирическое изучение американских студентов, предпринятое этим ученым показало, что есть корреляция между низким уровнем субъективного контроля -- недоверием к правительству, отчуждением от политики, тогда как лица с высоким уровнем субъективного контроля имеют среднюю и высокую степень доверия к власти20.

Действительно, с помощью теста на локус контроль (субъективный контроль) можно разделить всех людей на тех, у кого этот показатель имеет высокий уровень (их называют интерналами) и тех, у кого он имеет низкие значения (экстерналы). Первые верят в то, что в них самих содержится источник их успехов и неудач, будь это работа, личная и семейная жизнь или отношения с людьми. Вторые всегда ищут «козла отпущения», если терпят в чем-то поражение, но и свои успехи склонны приписывать удаче, фортуне, случайности или воле родителей, учителей и начальников.

Мотив достижения проявляется в политическом поведении в заботе о совершенстве, мастерстве, в стремлении добиться поставленных целей с максимальным эффектом. Этот мотив может сделать человека карьеристом, но он же может быть обнаружен у бескорыстного политика, поведение которого определяется его стремлением к общественному благу.

По мнению Д. Макллеланда и Дж. Аткинсона, которые привлекли внимание психологов к этому мотиву, он имеет отношение к мастерству, манипулированию, организации физического и социального пространства, преодолению препятствий, установлению высоких стандартов работы, соревнованию, победе над кем-либо. Как мы видим, это довольно широкая трактовка понятия «достижение», и в таком виде она может больше соответствовать мотивации политического лидера.

Люди, стремящиеся к достижениям, нередко ищут власти, чтобы достичь своей цели. Они более спокойно относятся к изменениям в окружающем мире. У людей с высокой потребностью во власти проявляется тенденция к сильной ориентации на задачу, причем неуспех в начале лишь делает эту задачу для них еще более привлекательной. Интересен вывод о том, что мотивированные на достижение политики рассматривают других людей или группы в своем окружении в качестве фактора помощи или, наоборот, помехи для их достижений. При этом они предпочитают быть независимыми и избегать таких межличностных отношений, которые могли бы привести их к зависимости.

Дж. Аткинсон и Н. Физер предположили, что поведение человека направлено на избегание провала столь же, сколь и на достижение цели21. Они выделили два мотива, связанных с потребностью в достижении: мотив достижения успеха и мотив избегания провала, причем оба они рассматриваются в контексте вероятности успеха. У. Стоун отмечает в этой связи: «Степень эмоционального подъема после достигнутого успеха или степень унижения после провала зависят от субъективных ожиданий человека относительно его возможности добиться определенного поста в учреждении»22.

Таким образом, выделяются два типа мотивационных схем:

* мотивация избежать провала выше мотивации достичь успеха. Такая мотивационная схема описывает поведение человека, покидающего поле боя со словами: «Я проиграл, потому что не хотел и не пытался выиграть»;

* мотивация достичь успеха выше мотивации избежать провала. Это типичная мотивационная схема поведения реальных политических лидеров.

Мотив аффилиации подразумевает дружественные, теплые отношения с другими. Личность с доминантой на мотиве аффи лиации предпочтет поведение, которое даст эмоциональный комфорт, скорее, чем контроль над другими, власть или успех. Для политика развитая мотивация аффилиации сделает значимыми одобрение со стороны партнера во время переговоров, дружественный климат и наличие команды единомышленников. Для рядовых граждан мотивация аффилиации во многом определяет принадлежность к политическим организациям, которые не только отстаивают те или иные интересы, но и дают ощущение единства, защищенности. Так, американские исследователи, изучавшие личности М. Горбачева и Дж. Буша накануне их встречи, пришли к выводу, что у обоих политиков доминировал мотив аффилиации, что позволило им эффективно провести переговоры и найти решение сложнейших политических проблем23.

Одним из важнейших компонентов политического поведения является политическая роль. В политической психологии роль понимается, прежде всего, как набор прав и обязанностей, как статус, как реальные функции, связанные с местом личности в политической системе. Вся политическая система может быть описана через различные наборы политических ролей.

13.3 Проблема политического участия

Поступки, действия в политике имеют и общечеловеческую логику, определяемую тем, что даже высшим политикам «ничто человеческое не чуждо», и чисто политические резоны, диктуемые существующими правилами игры и распространенными в данной политической культуре формами, в которые поступки отливаются. Но как бы ни были важны внутренние побуждения и внешние обстоятельства, подталкивающие нас к совершению того или иного поступка, но судить о человеке будут прежде всего по тому, что собственно им сделано.

Попробуйте, прервать на минуту чтение и провести маленький эксперимент. Возьмите несколько газет разных политических направлений и выпишите наиболее существенные политические действия, совершенные за один день. Можно так же просмотреть новости на разных каналах телевидения. Вполне может случиться что будут выделены разные события и освещены разные политические действия. Так, в один и тот же день выпуск новостей НТВ начинается с сообщения о том, что разбился наш самолет на авиационной выставке в Париже. А канал ОРТ начинает новости с событий на Балканах. Что в этих политических событиях было важным, а что несущественным? Ответить не так просто. Значимость тех или иных политических событий особенно трудно определить в момент их свершения, так как их смысл становится понятен далеко не сразу. Многие эпохальные по значению политические действия таковыми сразу не были признаны. Другие же немедленно привлекали к себе внимание. Политической характер может принять болезнь лидера, игра на бирже и т.п.

Чтобы разобраться в происходящем, выделить разные формы политического поведения не «на глазок», политическая психология строит специальные классификации. Основанием для выделения типов служат как объективные характеристики политического поведения, так и субъективное восприятие политики человеком, его понимание собственной роли в ней.

Приведем одну из наиболее разработанных схем политической деятельности, учитывающую как политические ее качества, так и психологические формы проявления.

1. Реакция (позитивная или негативная) на импульсы, исходящие от политической системы, от ее институтов или их представителей, не связанная с необходимостью высокой активности человека.

2. Участие в действиях, связанных с делегированием полномочий (электоральное поведение).

3. Участие в деятельности политических и примыкающих к ним организаций.

4. Выполнение политических функций в рамках институтов, входящих в политическую систему или действующих против нее.

5. Прямое действие.

6. Активная (в том числе и руководящая) деятельность во внеинституциональных политических движениях, направленных против существующей политической системы, добивающихся ее коренной перестройки.

Авторы этой классификации справедливо обращают внимание не только на формы политических действий, но и на формы иммобильности, такие, как:

а) выключенность из политических отношений, обусловленные низким уровнем общественного развития;

б) политическая выключенность как результат заорганизованности политической системы, низкой эффективности механизмов обратной связи между такой системой и гражданским обществом в целом, разочарование в политических институтах;

в) политическая апатия как форма неприятия политической системы (например, после чужеземного завоевания и оккупации, победы контрреволюции, кровавого подавления массовых социальных и политических движений);

г) политический бойкот как выражение активной враждебности к политической системе и ее институтам24.

Конечно, приведенные выше формы политического поведения отнюдь не равнозначны как в количественном, так и в качественном отношениях. Одни из них занимают очень скромное место в политической практике и представлены единичными акциями, в то время, как другие необычайно развиты и серьезно влияют на ход событий. Развитость или неразвитость каждой из этих конкретных форм поведения являются показателями, по которым можно судить о политической системе в целом, и о политической культуре в частности. Так из всех форм политической активности в политических системах развитых стран Запада выделяется прежде всего электоральное поведение. При этом в конкретных политических культурах этих стран «вес» электорального поведения среди других видов активности имеет сильный разброс. Так, в Великобритании в голосовании принимает участие в среднем 75% избирателей, в США -- 53%.

Однако само по себе участие в голосовании -- еще недостаточный показатель, чтобы судить о развитии политической деятельности. В той же Великобритании интересуются политикой 20% населения, 8% являются индивидуальными членами партий и 2% -- активистами этих партий. Эти данные говорят о том, что действительная активность, предполагающая компетентность и сложную политическую деятельность, -- удел незначительного меньшинства населения. В условиях быстро изменяющихся политических отношений в нашей стране появляются такие типы политического поведения, как митинги и забастовки, самосожжения и захват заложников, погромы и бунт. Но и в традиционных формах политического поведения возникло немало нового. Психологические сдвиги, приведшие к появлению всех этих типов поведения заслуживают специального анализа.

Политические психологи, изучающие поведение, давно пришли к выводу, что объективные показатели политического участия необходимо дополнить психологическими показателями, среди которых они особо выделили восприятие индивидом своего участия, чувство вовлеченности в политику и мотивацию участия. При наложении этих субъективных аспектов участия на разные типы и формы активности в политике получаются интересные классификации, дающие более объемное представление о политическом поведении. Исследования с использованием этих показателей обнаружили, например, что неактивны граждане, которые практически не во25влечены ни в какие действия, -- и психологически не имеют чувства вовлеченности или ощущения личного контроля над событиями. Напротив, активисты, участвующие во всех видах деятельности, имеют определенные навыки и психологически вовлечены в происходящие процессы. Так, английские политологи, интересовавшиеся политическим поведением своих соотечественников, обнаружили, что среди тех, кто участвует в движениях за мир и в экологических, женских и иных «новых» движениях, большой процент составляют люди из истеблишмента, одновременно входящие во всевозможные партии (в том числе и в правящую), правительственные комиссии и другие традиционные формы политической жизни.

«Только голосующие», как правило, не участвуют больше ни в каких других видах деятельности (сюда входит большинство взрослых британцев, предпочитающих эту самую простую форму поведения). Из приведенной ниже таблицы 3 видно, что «групповые активисты», например, больше представлены в США, чем в Великобритании. «Партийные активисты» или «участники кампаний» составляют также в Англии меньшую долю, чем в США.

Таблица 13.3 РАСПРЕДЕЛЕНИЕ ТИПОВ ПОЛИТИЧЕСКОГО ПОВЕДЕНИЯВ США И ВЕЛИКОБРИТАНИИ (в % к числу опрошенных)

Активная психологическая вовлеченность имеет разный смысл в каждой из политических культур. Так, в западных политических культурах членство в партиях воспринимается индивидом без обязательной «погруженности» в дела партии. Освоение этой роли происходит достаточно просто. Человек может быть активным или пассивным, посещать собрания, слушать радио или читать специальную литературу. Психологически, по своим интересам, ориентациям, насыщенности политическими контактами он мало чем отличается от более пассивной части населения. Его интерес к политике и знания о ней, а также социальный статус лишь незначительно выше, чем у других групп населения26.

Такая ситуация с партийным поведением связана с тем, что в своих активистах партии нуждаются преимущественно при регулярных поворотах избирательного маховика. Тогда происходит мобилизация сторонников для поддержки партийного кандидата на выборах. Отечественные политики тоже не прочь позаимствовать такую систему. Так, один из лидеров парламентских фракции в Думе следующим образом описал свой идеал политической жизни: два месяца сумасшедшей активности перед выборами и четыре года спокойной жизни. Однако, не похоже, чтобы российская политика была готова к применению западных образцов: наша политическая система все еще не стабильна. Партии и движения нуждаются в активистах, чтобы построить свои структуры. Этот процесс в России идет весьма интенсивно, хотя пока без особых результатов.

Характер вовлеченности в политику в российском контексте выглядит отличным от западноевропейского или американского. Обращает на себя внимание не только появление новых типов поведения, но и их динамика на протяжении коротких отрезков политический истории. Так в табл. 13.4 приводятся данные о сдвигах в разных видах политического поведения всего за один год27.

Таблица 13.4 УЧАСТИЕ НАСЕЛЕНИЯ В РАЗНЫХ ВИДАХ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ (в % к числу опрошенных)

Как видно из таблицы. За вторую половину 90-х годов произошло незначительное снижение электоральной активности. Зато возросло число тех граждан, которые готовы участвовать в митингах и забастовках, исполнять роль депутатов разного уровня. Обращает на себя внимание и рост тех, кто отказывается от всех форм политической активности, включая и участие в выборах.

Важным аспектом проблемы политического участия является определение его оптимальных границ, как с точки зрения стабильности системы, так и с точки зрения конкретных партий и движений. Так, когда в конце 60 -- начале 70-х в странах Запада возникла необходимость активизировать политическое участие ранее пассивных слоев населения, властные элиты разработали специальные программы для привлечения в политику таких слоев, как женщины, молодежь, этнические меньшинства. Но в результате их активизации произошел сдвиг политической жизни вправо: политические новобранцы оказались более консервативными, чем и вызвали поворот всего политического механизма вправо. Таким образом, воздержание от политической деятельности наиболее пассивных и консервативных слоев населения до определенного предела идет на пользу развитию демократических процессов.

Политическое поведение в организованных и стихийных формах

Институционализированные партии и движения отличаются прежде всего тем, что поведение их участников подчиняется определенным правилам, записанным в программах и уставах. Но и в той части, где правила игры остаются не зафиксированными, поведение организованных политических групп резко отличается от стихийных выступлений. Речь идет о наличии в первых четкой системы распределения ролей между лидерами и последователями, функционального распределения труда, иерархических отношений между членами. Для массовых политических организаций важны взаимодействие отдельных структур между собой, специализация видов деятельности. Поддержание жизнеспособности таких типов организаций требует и специальной работы по отбору и рекрутированию новых членов, их обучению и поддержанию сплоченности.

Эффективность политической организации базируется на ряде условий, среди которых одно из важнейших -- идентификация индивида со своей группой. Принадлежность к сплоченной группе помогает личности снизить тревожность, дает ощущение своей сопричастности социально значимым целям, удовлетворяет другие важнейшие человеческие потребности. Сказанное относится не только к отношениям внутри партий, но и в отношениях между партиями, блоками, с одной стороны, и их электоратом с другой.

В политической психологии партийная идентификация является одним из центральных объектов изучения. Если раньше партийная принадлежность или поддержка той или иной партии на выборах была семейной традицией из поколения в поколение, то в последние десятилетия даже в наиболее устойчивых политических системах такая идентификация является скорее исключением из правила.

Примерно четвертая часть молодых людей в странах Запада может поменять свои партийные пристрастия в течение двух месяцев. При этом есть данные, что в возрасте от 18 до 25 лет свою партийную принадлежность изменяет до 40% молодых людей помимо этого почти половина молодых американцев не видит себя среди сторонников ни одной из основных политических сил в стране Сложности с партийно-политической идентификацией нарастают и в странах Западной Европы29.

История последних лет в России дает возможность наблюдать неоднократную смену политической идентификации не только у молодых людей, но практически во всех возрастных группах, равно как и рост стремления отодвинуться ото всех политических партий. На протяжении последнего десятилетия граждане, отождествляющие себя с определенными политическими партиями успели несколько раз поменять свои пристрастия. Это относится, однако, не ко всем партиям. У коммунистов, например, исключительно преданные им сторонники. По опросам весны 1995 г. 93%, голосовавших за эту партию на выборах 1993 г., поддержат ее и в 1995 г. Избиратели «Яблока» несколько менее постоянны: 85% их сохранили свою идентификацию, а 13% перешли на позиции коммунистов. Сторонники «Выбора России» проявили еще меньшую лояльность: за них будут голосовать в 1995 году только 54% электората 1993 г. Более одной четверти бывших сторонников «Выбора России» перешли к небольшим партиям и свыше одной десятой части отошли к «Яблоку». Наибольшие потери понесла ЛДПР. В 1995 г. ей сохранили лояльность только 39% из тех, кто голосовал за нее два года до этого30.

Интересные данные были получены В. Байковым в исследовании 1999 г. по вопросу об отношении граждан к различным политическим партиям31. Так, за год (с 1998 по 1999 гг.) симпатия в отношении КПРФ уменьшилась на 5%, а неприязнь усилилась на 11%. Здесь явно наметилась тенденция отрицательного отношения к коммунистам. Так же снизилась и поддержка черномырдинского НДР и движения РНПР А. Лебедя. В то же время в отношении Движения «Яблоко» и ЛДПР чувства респондентов стали более амбивалентными. Так с одной стороны несколько увеличилось число их сторонников, но одновременно увеличилось и число их недоброжелателей.

Говоря о поддержке тех или иных партий и других организованных политических институтов в России, следует иметь в виду что как в силу традиций нашей политической культуры, а также в силу того, что сами политические организации представляют собой скорее квази-партии, их поддержка значительно менее значима для граждан, чем поддержка того или иного лидера. Так, в том же исследовании в марте 1999 г. В. Байков получил данные, свидетельствующие о том, что надежды населения на вывод страны из кризиса связаны прежде всего не с той или иной партией (36,7%), а с сильной личностью (71,9%)32.

Анализ организованного политического поведения будет не полон без учета климата организации, стиля межличностных отношений в ней. Этот стиль во многом определяется лидером. В частности, склонностью последнего к доминированию и диктату или, напротив, демократичностью отношений с последователями. В психологии принято выделять авторитарный, демократический и попустительский типы климата в организации, не вкладывая в указанные термины собственно политического смысла. Однако, следует заметить, что прямой связи между, скажем, демократическими убеждениями политика и стилем его отношений, нет. Так, например, Е. Гайдар, которого наши граждане чаще других российских политиков называли в 90-е годы «демократом», -- лидер довольно жесткий в отношении оппонентов и партнеров, хотя его отличает теплота в отношении к близким сотрудникам.

В отличие от организованных политических групп стихийные выступления предъявляют к своим участникам иные психологические требования. К числу стихийных форм поведения относятся как незапланированные поступки, совершаемые отдельными людьми, так и неорганизованные массовые выступления, бунты, восстания, митинги протеста и т.п. Политическую психологию значительно больше интересуют именно массовые формы как в силу их политической значимости, так и потому, что в них действуют иные психологические законы, чем в индивидуальном поведении.

До последнего времени мы мало интересовались такой экзотической проблематикой, как поведение толпы, паника, слухи. Со времен Г. Лебона и Г. Тарда психология мало что добавила к представлению о механизмах массовой агрессии или энтузиазма. Но события, происходящие в отечественной политике, подтолкнули поиск психологов в этом направлении. Нарастание стихийных элементов политического поведения показало неготовность властей, воспитанных в иных условиях, обеспечить безопасность граждан, участвующих в митинге, который выходит из-под контроля и превращается в погром.

Стихийное поведение чаще всего является массовой реакцией людей на политический кризис и нестабильность. Для этой реакции характерно преобладание иррациональных, инстинктивных чувств над осознанными и прагматическими. Причины и непосредственные поводы к возбуждению недовольства или энтузиазма толпы могут быть самыми разнообразными и необязательно политическими: от повышенной активности солнца до падения курса национальной валюты. Так, при наличии немалого числа и собственно политических причин, события 1989 г. в России некоторые аналитики предсказали на основании астрономических наблюдений. Доказано, что повышение солнечной активности коррелирует с возникновением массовых эпидемий, социальных волнений и политических эксцессов, участники которых этого могут и не осознавать.

Поведение толпы давно описано в психологии. Начиная с работ Г. Лебона, 3. Фрейда, В. Бехтерева исследователи подчеркивают, что в толпе человек чувствует себя анонимным, что подталкивает его к действиям более рискованным и безответственным. Эти действия могут быть героическими, но в той же мере вероятны насилие, вандализм и хулиганство. Иррациональность поступков объясняется стадным чувством, которое позволяет отдельным участникам отключить свою волю, сознание и действовать по законам толпы.

Толпа как тип социальной группы характеризуется аморфностью, однородностью структуры. В ней либо вообще нет лидера, либо, если он появляется (а нередко это происходит благодаря самоназначению), то все члены группы делятся на две роли: лидер и его последователи. При этом власть лидера бывает неограниченной, так как его последователи не размышляют, а слепо следуют его приказам.

Поведение людей в толпе определяется закономерностями разных уровней. Так, в ней действуют и чисто физические движения которым подчиняется география толпы. Эти законы имеют такую же физическую природу, как и законы колебания морских волн. На человека в толпе действуют духота, резкие звуки (выстрелы) Нередко стихийные действия подогреваются такими факторами как алкоголь и наркотики, что приводит к дополнительным эффектам, как это было, например, во время погромов в Баку, Душанбе и Фергане.

Собственно психологические факторы, такие как нарастание чувства неуверенности, страха, недоверия к официальным средствам информации, ведут к появлению слухов, панике, агрессии. Эмоции людей, находящихся в массе, распространяются по своим собственным законам: это многократное усиление эмоций под влиянием заражения и внушения, получившее наименование циркуляторной реакции.

Следует учесть, что хотя описываемые действия имеют действительно стихийный характер, всегда находятся политические силы, готовые использовать этот эффект стихийности и получить от них определенный политический капитал. Наиболее характерны в этом смысле разного рода экстремистские, правонационалистические движения и партии, для которых характерно стремление воздействовать на бессознательную, иррациональную мотивацию участников политического процесса. Политические психологи выявили, что именно для политиков этого спектра характерен «большой репрессивный потенциал, т.е. склонность к агрессивному поведению и применению насилия, авторитарная структура личности»33. Но не в меньшей степени важно и то, что такие политики опираются на определенные социальные слои, которые являются их социальной базой. Это прежде всего такие социальные группы, которые в силу условий жизни становятся благодатной почвой для соответствующего воздействия. В древности их называли охлосом (чернью) в отличие от демоса (народа).

Наиболее податливы к распространению стихийных форм политического поведения маргинальные слои в силу утраты традиционных ценностей, привычных социальных ориентиров, отчуждения. Быстро меняющиеся условия жизни вызывают протест против стирания вероисповедальных, национальных, расовых и иных барьеров, служивших опорой их мировоззрению.

Можно выделить целый набор ценностей и целей, установок и стилевых особенностей, которые характерны для экстремистского поведения. Первое, что бросается в глаза, -- это духовная ущербность и антиинтеллектуализм таких движений. Они апеллируют к предрассудкам, которые наиболее пышно расцветают именно в маргинальных слоях. Однако, идейные соображения не являются ни главным механизмом, ни главной ценностью экстремистских движений. В первую очередь они опираются на бессознательные структуры, эмоции, инстинкты, веру, предрассудки и суеверия. Стихийность, как правило, умело насаждается и умело используется политическими лидерами, что способствует сплочению людей вокруг них.

Подводя итог нашему анализу различных форм политического поведения, следует отметить, что политическая психология дает для его понимания целый арсенал средств, недоступных для традиционной политической науки. Эти методы не заменяют собой тех, которые позволяют исследовать политические институты, но дополняют их в той части, которая касается человека, действующего в политике и как субъект, и как объект.

Глава 14. Политическое лидерство

Ни об одном феномене не спорят так часто, как о лидерстве. К действиям и личностям лидеров, как правило, сводят сообщения о происходящих событиях. Размышления о высоких назначениях будоражат умы политических деятелей. Рядовым избирателям, уже изрядно разочаровавшимся в бесконечно сменяемых политических фигурах, тем не менее, не за что больше зацепиться взглядом в современной политической картинке, кроме лиц ведущих политиков, с которыми они отождествляют партии, движения, да и политику в целом.

Политическая психология, как и другие науки, изучающие феномен политического лидерства, пытается найти разгадку того, почему массы людей, подпадают под очарование той или иной личности, с которой они связывают решение собственных проблем, и которую они собственными руками возносят на политический Олимп. Откуда берутся эти политические идолы? В чем загадка их притягательности? Какова природа лидерства вообще и российского лидерства в частности?

Чтобы ответить на эти вопросы, попробуем бегло обозначить хотя бы некоторые подходы, уже опробованные исследователями.

14.1 Теоретические основы изучения лидерства

Как полагали с древних времен, лидером может стать кто-то особенный, наделенный своего рода божественным даром вести за собой, руководить. С легкой руки Макса Вебера этот дар стали называть как харизмой, то есть особой способностью внушать людям веру, сродни религиозной. Если объяснить это явление обыденным языком, то речь идет о своего рода обожании, которое лидер может вызвать у толпы или массы. Приземленные политологи предпочитают говорить о доверии и симпатии со стороны электората к тому или иному политику, измеряя при этом уровень их влияния и рейтинги в массовом сознании. Но смысл все тот же: лидер -- это избранник (не суть важно -- избран он Богом, гражданами или унаследовал легитимность от родителей-монархов). А раз так, то он выделяется среди обычных людей, он отличается от них. Возникает вопрос: почему, за счет каких качеств? Может быть лидеры -- некая особая порода людей?

Эти вопросы волновали мыслителей с незапамятных времен. Платон и Аристотель задумывались не только о том, как и почему человек берет в свои руки власть, но и о целях, которые он ставит перед собой, используя эту власть. Для этих философов не было сомнения в том, что хороший лидер должен стремиться к справедливости и честно служить государству. Аристотель особенно подчеркивал, что участие в политике для лидера -- высшая форма проявления человеческого достоинства. Примечательно, что античные мыслители, прежде всего, говорили не о «технологии», а о «нормативных аспектах» в исполнении лидерских ролей: о том, что должно знать тому, кто стремится получить власть.

В отличие от такого нормативистско-моралистского подхода к лидерству Н. Макиавелли акцентировал внимание на вопросе прагматического удержания власти лидером, особенно во времена перемен и нестабильности. Он был убежден, что хитрость и жестокость -- инструменты вполне дозволенные, если речь идет об удержании власти и применение их отодвигает вопросы справедливости и долженствования. Эти идеи сделали имя Макиавелли нарицательным для лидеров манипулятивного толка.

Начиная с середины 19 в., философы, социологи и социальные психологи в большей степени, чем Макиавелли сконцентрировали свое внимание на том, как лидеры возникают в группах и взаимодействуют с ними. Так, одним из наиболее влиятельных психологических механизмов, на которых основано воздействие лидера на своих последователей, была признана воля. Ницше одним из первых объявил волю к власти движущей силой истории. Он видел в воле к власти творческий инстинкт, который проявляется, прежде всего, у лидеров, которые не только ненасытно стремятся к проявлению власти и ее применению, но и преодолевают инерцию толпы, обладая сверхчеловеческими качествами.

Таким образом, Ницше впервые сформулировал два тезиса, которые в дальнейшем получили развитие в политической психологии. Первый тезис касается природы лидерства как иррациональной, инстинктивной силы, связывающей лидера и его последователей. Второй тезис приписывает лидеру выдающиеся качества, превращающие его в сверхчеловека.

Этот подход был близок к трактовкам лидерства в европейской социальной психологии и социологии середины -- конца 19 в. Такие психологи, как Г. Лебон, Г. Тард, С. Сигеле, В. Вундт, каждый по-своему, но в целом сходным образом трактовали природу политического лидерства -- как иррационального феномена, объединяющего лидеров и последователей. Г. Лебон, как и Ф. Ницше, видел в воле лидера то ядро, вокруг которого «кристаллизуются и объединяются мнения». Пока этого не произойдет, лидер управляет толпой, как «раболепным стадом, которое не может обойтись без властелина»1.

В этом подходе к лидерству также имплицитно присутствуют представления о нем как о двойственном -- рационально-волевом и одновременно иррационально-инстинктивном феномене. При этом второй аспект преобладает над первым, сводя ведущую функцию лидера к вере, которой он заражает последователей. При этом Г. Лебон не видит особого отличия веры религиозной от политической, или социальной. Г. Тард добавляет к этой модели еще один инструмент воздействия -- подражание последователей своему лидеру.

Идея гипнотического, завораживающего воздействия лидера на массу, толпу или народ была подхвачена 3. Фрейдом, на которого книга Г. Лебона оказала столь сильное воздействие, что он написал специальную работу2, где вступил в полемику с Г. Лебоном. Полагая, что природа лидера связана с особыми качествами, сродни гипнотическим, Фрейд ищет истоки тех механизмов, которые делают подобное воздействие возможным, -- это потребность любого человека в поклонении авторитетам, идущей от тоски по отцу.

В отличие от социальных психологов, делавших акцент на психологической зависимости между личностью лидера и массой, социологи того же периода (В. Парето, В. Михельс, Г. Моска, М. Вебер) больше интересовались феноменом политической власти, объясняющим природу лидерства. Так, М. Вебер определяет саму политику через понятие лидерства, которое в свою очередь определяется через понятие власти -- как главной ценности для лидера.

Существенно важным для социологической трактовки лидерства является рассмотрение власти лидера как социального, а не только индивидуального феномена. Работа Г. Моски «Правящий класс» выразила этот подход наиболее отчетливо. В. Парето рассматривает эту проблему в динамическом аспекте, показывая зависимость стиля лидерства от социального запроса, который приводит к циклической смене «львов» на «лис» и наоборот. Другой важной особенностью социологической трактовки является выделение ситуации как фактора, определяющего поведение лидера.

Исследователи середины -- второй половины XX в. внесли много нового в трактовку лидерства. Парадоксально, но при огромном числе работ по лидерству вообще, политологи, которые не могут обойтись без этого понятия в исследовании власти, мало способствовали развитию данной отрасли знания. Так, по данным Американской ассоциации политических наук, среди почти 5 тыс. статей, которые попали в каталоги американских библиотек с 1906 г., напрямую лидерству были посвящены только 42 статьи. Число книг было более существенным. С 1898 по 1975 гг. было опубликовано более 3 тыс. книг, а с 1975 по 1999 гг. -- еще 2151. Сегодня ни один исследователь лидерства не может обойти труды таких известных политических психологов, как Г. Лассвелла, который начал разработку этой проблемы еще в 30-е годы, А. и Дж. Джорджа, создавших биографию В. Вильсона (1956 г.). Исследования К. Шумахером личности К. Аденауэра (1965 г.), работы Б. Глэд о личности американского политика Ч.Э. Хьюза, труды Дж.М. Бернса, Р. Такера, К. Монро, Ф. Гринстайна, М. Херманна и многих других современных специалистов по лидерству отличаются многообразием методологии, в которой, тем не менее, преобладают различные варианты психоанализа и психобиографии.

Современные подходы к исследованию лидерства имеют не только различные истоки, но и различаются по своей дисциплинарной принадлежности. Это следует иметь в виду при поиске методологических ключей к исследованию. Так, следует прежде всего отметить вклад психологов, принесших в исследования лидерства различные варианты теорий личности. О вкладе психоаналитических концепций мы уже упоминали. Они наложили отпечаток на понимание личности лидер а, его различных характеристик и качеств, позволяющих лидеру стать во главе организации, партии или государства. Психологи также много внимания уделяют отдельным структурным компонентам личности (мотивам, потребностям, воле, эмоциям, темпераменту, здоровью, характеру, стилю, Я-концепции, самооценке и др.)

Не менее существенным оказался и вклад социальных психологов, разрабатывавших теорию лидерства в рамках психологии групп. Прежде всего, стоит назвать многочисленные экспериментальные исследования поведения лидера в малых группах. Но есть и не мало (правда, в основном старых) работ по психологии массового стихийного поведения, где лидеру уделяется особое внимание. Правда, специфика политического лидерства не выделяется ни в работах о личности, ни в работах о групповом поведении.

Политическая наука последних десятилетий, как это не парадоксально, оказалась плохо оснащенной для изучения феномена лидерства. Дело здесь, видимо, в том, что для большинства современных политологов оказалась ближе позитивистская методология, которая не оставляет для личности вообще и для личности лидера, в частности, особенно много места в анализе политического процесса. За последние годы эта проблематика все больше выводилась за пределы исследовательского поля, так что во многих учебниках этот раздел просто отсутствует. Даже такая авторитетная работа, как «Политическая наука: новые направления» не содержит даже главы по политическому лидерству3. Такое отношение отчасти объясняется и определенной настороженностью позитивистских ориентированных политологов к психоаналитическим теориям лидерства, сводящим поведение лидера к тем или иным формам отклонений от нормы.

В последние десятилетия мощным стимулом исследования лидерства стало развитие теорий менеджмента. Потребность практического использования социологических и психологических теорий лидерства для практический целей управления привело к разработке проблематики лидерства в рамках различных управленческих проектов. Один из наиболее известных специалистов по менеджменту Г. Саймон в своей книге «Административное поведение» (1965 г.)4 больше внимания уделяет институциональным, а не личностным аспектам лидерства, полагая, что последние используются тогда, когда нам не достает интеллектуальных инструментов для анализа организации. Личность лидера в теориях менеджмента присутствует, когда необходимо учесть и этот фактор с целью манипулирования организацией.

Если искать материал для изучения лидерства, то, прежде всего, стоит обратиться к историческим трудам. Многочисленные биографии и жизнеописания известных политических деятелей, написанных современными историками, дают прежде всего большой фактический материал. Но в поисках методологии, мы наткнемся на использование уже известных нам психобиографических методов, позволяющих оценить уникальный объект исследования, при этом описанный так, что его можно сопоставлять с другими не менее уникальными историческими объектами.

Таким образом, ни в политической науке, ни в психологии, ни в других смежных гуманитарных областях нет единого подхода к изучению лидерства. Нет общепризнанного представления о его природе и функциях. Политическое лидерство, как одна из форм лидерства, также не описывается в рамках некоей общей теории, а является областью компилятивной и междисциплинарной. Перед политической психологией как наукой стоят как вопросы, касающиеся природы лидерства в целом, так и более конкретные вопросы, относящиеся к политическому лидерству, которые нуждаются в прояснении.

14.2 Природа политического лидерства

Одним из важнейших вопросов природы политического лидерства на наш взгляд, является отнюдь не разрешенный до сих пор вопрос о том, в какой области следует вести поиск. Лежит ли разгадка природы лидерства в собственно личности политика, или для ее понимания следует прежде всего исследовать социальный запрос, электоральные предпочтения, то есть фактор среды, контекста? До сих пор акцент несомненно делается на факторе личности, хотя фактор среды также признается. Лишь небольшая часть исследователей реально занимается вопросом взаимодействия личности лидера и среды, не выделяя ни один из двух факторов. Рассмотрим все три компонента лидерства: личность, среду и их взаимодействие.

Для понимания природы лидерства и построения общей теории лидерства в сравнительной перспективе необходимо выделить несколько ключевых вопросов, касающихся методологии исследования и определения самой предметной области. Так, прежде всего необходимо выяснить, что является неотъемлемыми атрибутами лидерства, которые далее подлежат сопоставлению и измерению в эмпирических исследованиях.

1. Первое, что не вызывает сомнения у большинства исследователей -- это личностный компонент лидерства. Ставя задачу поиска в личности отдельных оснований для сравнения политиков между собой, исследователи пошли разными путями. Так, одни избрали своим предметом ролевые компоненты, имеющие более функциональный, чем собственно личностный характер. Сравнение, например, двух президентов, или двух депутатов парламента (см. раздел 3), выполняющих одну и ту же роль, позволяет сравнить собственно личностные факторы, определяющие исполнение этой роли. Здесь возникают возможности не только сравнить вес личностного фактора в целом при исполнении лидерской роли, но и подойти к эмпирическому изучению эффективности поведения лидера.

В данной области исследования есть немало дискуссионных вопросов. Среди них, например, остается далеко не решенным вопрос о том, что первично -- роль или личность политика, которая определяет выбор данной роли. Неясно и то, является ли лидер продуктом своего статуса или именно личность придает роли лидера блеск5. Так, недавний уход со своих постов двух крупных российских политических лидеров, последовательно занимавших пост премьер-министра -- В. Черномырдина и Е. Примакова, наглядно иллюстрирует роль личностных и статусных компонентов их лидерства. После ухода В. Черномырдина, несмотря на активные попытки вернуться в большую политику, его рейтинги резко упали. Е. Примаков, потерявший свой пост, не только остался среди фаворитов российской политики, его авторитет даже вырос. Ничем иным кроме обаяния личности в данном случае это объяснить нельзя.

Кроме роли, исследователи обращают внимание на такие личностные компоненты, как мотивационно-потребностная сфера. Существует множество различных личностных потребностей, которые так или иначе связаны с политической деятельностью лидера и могут быть объектом сравнения. Однако можно выделить несколько основных потребностей, мотивирующих политическое поведение лидеров:

* потребность во власти;

* потребность в контроле над событиями и людьми;

* потребность в достижении;

* потребность в аффилиации.

Потребности во власти и в контроле привлекли к себе наибольшее внимание исследователей политического лидерства. Сегодня никто не оспаривает тот факт, что каждая из четырех названных потребностей имеет собственное значение для поиска причин, объясняющих политическое поведения лидера. Сравнительный анализ этих мотивов, например, у двух президентов, позволил Д. Уинтеру с соавторами дать интересный сравнительный анализ личностей М. Горбачева и Дж. Буша накануне саммита6. Такого рода сравнительный анализ имеет не только сугубо теоретический интерес, он может быть использован для прогнозирования поведения сторон на переговорах и для других практических целей.

Несомненный интерес для исследователей политического лидерства представляет когнитивная сфера личности. То, как принимает лидер решения в сфере международной или внутренней политики, как ведет торг со своими противниками и выходит из конфликтов, все эти особенности поведения лидера коренятся в устройстве его когнитивных процессов, имеющих индивидуальные особенности. Исследования когнитивного стиля, стиля принятия решений, особенности политического менталитета и операционального кода лидеров лежат в данной плоскости.

Эмоциональная составляющая поведения лидера, как ни странно, изучена значительно меньше, чем когнитивная7. Казалось бы, именно иррациональный характер воздействия лидера на окружающих должен был подвигнуть исследователей обратить внимание на этот компонент личности. Но серьезных исследований, посвященных этой теме, -- единицы.

Еще одним компонентом личности лидера, привлекающим внимание политических психологов, является «Я-концепция» и самооценка лидера. Так, многие политические психологи, исследующие лидеров, обращают внимание в первую очередь на уровень самооценки политика, справедливо полагая, что сравнительный анализ этого параметра личности лидеров можно проводить как непосредственно, так и дистантно.

Так, выяснилось, что чем выше самооценка у политиков, тем хуже они реагируют на ситуацию, тем ниже их реактивность. Лидеры с высокой самооценкой меньше зависят от внешних обстоятельств, у них более стабильные внутренние ориентиры, на которых они и основывают свою самооценку.

Я-концепция, то есть осознание человеком, кто он, имеет несколько аспектов. Наиболее существенные из них это -- образ «Я», самооценка и социальная ориентация политического лидера. У. Стоун считает8, что самооценка -- это позитивное чувство в отношении себя, понимая ее как самоуважение. Д. Оффер и Ч. Строзаер9 рассматривают образ Я-политика, который соответствует «общей сумме восприятий, мыслей и чувств человека по отношению к себе»... «Эти восприятия, мысли и чувства могут быть более или менее ясно выражены в образе Я, в котором Я разделено на шесть различных, тесно взаимодействующих частей»: физическое Я, сексуальное Я, семейное Я, социальное Я, психологическое Я и Я, преодолевающее конфликты.

Важным параметром сравнительного анализа Я-концепции политических лидеров является ее сложность. Под этим термином Р. Зиллер и его соавторы10 понимают число аспектов Я, воспринимаемых политическим лидером, или степень дифференциации Я-концепции. Р. Зиллер в другом своем исследовании, проведенном в 1973 г., обнаружил, что люди с высокой сложностью Я-концепции имеют тенденцию стремиться к получению большей информации перед принятием решения, чем обладающие низкой сложностью Я-концепции. Поскольку уровень сложности Я-концепции связан с восприятием сходства с другими людьми, то политики с высокой сложностью Я-концепции более вероятно воспримут информацию от других. Политические лидеры с высокой сложностью Я-концепции имеют тенденцию легче ассимилировать как позитивную, так и негативную информацию и, таким образом, реагировать на ситуацию на основе обратной связи, чем лидеры с низкой сложностью Я-концепции.