Мировоззренческие константы древнейших мифологий

Размещено на http://www.allbest.ru/

Мировоззренческие константы древнейших мифологий

Соколов В.В.

Последующие публикации - начальная часть большого труда автора - «Предмет философии в историко-философском процессе». В публикуемой части дан краткий по сравнению со многими обычными историческими и литературными обзорами древнейших мифологий историко-теоретический анализ этих мифологий как необходимого этапа развития человеческой духовности, который у некоторых этносов трансформировался в философскую мысль, развивавшуюся в ряде случаев в системные построения.

Для прояснения дальнейшего изложения зафиксируем здесь общетеоретические положения и термины, которыми руководствуется автор (они составляют особый раздел в его публикуемом труде).

Максимально широким определением мировоззрения, которое в отличие от философии не претендует на системность, служит его определение в качестве самой широкой совокупности субъект-объектных отношений. Философия же определяется как максимально рационализированное мировоззрение определенной эпохи и у определенного этноса. Рассматривается глобальная эволюция понятий как субъекта, так и объекта на их философской стадии. Поскольку объектом по отношению к человеку всегда выступает не только природа, но и создаваемая на ее основе цивилизация, как бы вторая природа, определяющие черты цивилизаций занимают должное место на последующих страницах.

Стихийное возникновение и многообразное изменение мировоззрения, а затем и его трансформация в философию обобщаются термином органицизм. Нарастание цивилизационных аналогий в мировоззрении, а затем и в философии, отражающих все возрастающую активность человеческой деятельности, углубляющей цивилизацию, обобщается термином механицизм. Проекция нарастающей активности человека, невозможная без фактора речи, на образы богов (и в особенности единого бога) выражается термином креационизм.

Многообразно переплетающиеся образы мифологии в сознании человека образуют состояние веры, понимаемой в самом широком, гносеологическом смысле. Поскольку же рационализация мировоззрения и его трансформация в философию означают появление, расширение и углубление понятийного знания, гносеологическое содержание мировоззрения, а затем и философии определяется термином верознание, выражающим углубление пути от веры к знанию. В дальнейшем изложении эта схема будет конкретизирована.

ПРЕДЫСТОРИЯ СУБЪЕКТА

Исходным моментом мировоззренческого субъекта обычно признается «разумный», в сущности современный человек. Эффективное, многостороннее выявление его функциональных особенностей, главная из которых заключена в его деятельности, невозможно без уяснения предыстории субъекта. Его бытийный статус, неразрывная связь с противостоящим ему объектом диктуют нам усматривать максимально полную продолженность досубъектного процесса его становления.

И если это так, то мы вправе начинать этот процесс с возникновения жизни, ибо оно фиксирует раздвоение бытия. Бытие чисто материальное, как это многократно утверждалось философами, существует в пространстве и даже отождествляется с ним, а фактор времени исчезающе мал при его осмыслении. Категория вечности, вневременности, одна из определяющих мировоззренческо-философских категорий, имеет своим первым и главным объектом именно сферу материи.

Если дожизненное и внежизненное бытие укладывается в категорию вечности, то жизнь - все более сложные соединения углерода - приносит время и немыслима без него. Чем выше уровень жизни, тем сложнее и важнее для ее понимания становится фактор времени. При осмыслении миллиардно-миллионных изменений Земли ученые нередко говорят о геологическом времени. Аналогично философам при осмыслении эволюции и трансформации субъекта следует говорить о субъектном времени. Его решающая особенность - течение с нарастающим ускорением при приближении к человеку и тем более в мире человека. Здесь нет ни возможности, ни необходимости упоминать все убыстряющийся прогресс эволюции форм жизни доживотной и даже животной. Невозможно, конечно, игнорировать антропологический процесс.

Его начало современная археология и антропология относит во все большую глубь времени. Продолжительность существования так называемого «умелого человека» (homo habilis), происшедшего от австралопитековых обезьян, использовавшего гальки и даже раскалывавшего их, измеряется миллионами лет. Накопление антропологических изменений, явившееся результатом прежде всего трудовой и самосохраняющей деятельности предлюдей, образует уже «прямоходящего человека» (homo erectus - питекантропы, синантропы и др.). Его история измеряется уже сотнями тысячелетий. При приближении же к «разумному человеку», от палеолита к неолиту она сжимается до десятков тысячелетий, а в конце его и к тысячелетиям веков металла.

Фактор все ускоряющегося времени свидетельствует, полагаем, о нарастающей активности субъекта. Прямым ее выражением является сама деятельность - в подавляющей продолжительности антропостановления до мысли и без мысли, однако уже с зачаточной индивидуальной и коллективной целесообразностью. Тем самым и хронологически и принципиально человек сначала «кузнец» (homo faber) и лишь затем «мудрец» (homo sapiens). Противоположная последовательность - далеко не тотальное свойство даже во времена цивилизации и даже философии, о чем вся речь впереди.

СУБЪЕКТ-ОБЪЕКТНОСТЬ В МИРЕ ДОЦИВИЛИЗАЦИОННОГО ЧЕЛОВЕКА

История «разумного», современного - физиологически, антропологически и даже психологически, но еще «первобытного» человека измеряется десятками тысячелетий. Противостоящий ему объект - первозданная природа. Каменно-орудийная деятельность человека - собирательство, охота, и лишь в самом конце новокаменного века зачатки земледелия - в сущности еще полностью к ней приспособительна. «Современный человек» тех тысячелетий воспринимает себя неотрывной частью природы. Он не столько отличает себя от нее, сколько воспринимает себя неотъемлемой ее частью.

Индивидуальный же человек едва ли не столь же полно погружен в стихию коллективного субъекта. Противоположность коллективности и индивидуальности в основном потенциальна, а актуальна лишь анатомически и физиологически. Археология, антропология и этнография установили этапы эволюции человеческой коллективности. Групповая стадность - жизненно определяющее свойство уже «умелого» и тем более «прямоходящего» человека, сохраняющее и умножающее его перед лицом животного мира. Теперь же, на стадии «разумности», эта аморфная коллективность становится родоплеменной, значительно более сложной, структурной.

Рождается и даже развивается противоположность коллективности и индивидуальности. Если в предшествующие сотни тысяч и тем более миллионы лет она существовала лишь на уровне анатомическом и физиологическом, то теперь, на уровне «разумности», мы можем утверждать о рождении духовности - самого перспективного свойства человека. А оно тогда полностью определялось фактором речи, уже членораздельной речи, оперировавшей словами и усложнявшейся структурой их связи. Мышление же, мысль как синоним духовности человека в те многие тысячелетия неотрывна от слова, синкретична с ним, если смотреть на нее с более поздних времен цивилизации, когда мысль и слово как связаны, так и разделены. Неразрывность мысли-образа и слова составляет фундамент незыблемости веры в тождество образа и его объекта. Хотя такой фундамент зиждется на коллективности слова-образа, выявляется и значение речи для становления и углубления индивидуальности внутри коллективности. Оно заключено в открываемой ею способности человека к интериоризации коллективного опыта.

Нераздельность коллективного и индивидуального субъекта, их противоположность и взаимодействие - основная проблематика социальной и моральной философии от древности до наших дней. В этой противоположности решающая роль принадлежит коллективности. Онтологически, конечно, всегда на первом плане человеческий индивид, гносеологически же он неуясним без выявления закономерностей человеческой коллективности.

Они многократно, в самых различных аспектах, формулировались во многих концепциях, о которых будет речь в дальнейшем. Сейчас лишь заметим, что в новое время К. Маркс выдвинул свою доктрину развития человеческой коллективности. А уже в нашем веке еще более основательно, всесторонне и конкретно приоритет коллективности над индивидуальностью зафиксировали в своем социологическом учении Э. Дюркгейм и его школа, исходившие из других философских оснований.

Такой приоритет наиболее характерен и значим для тысячелетий первобытного человека.

Его субъектность выражается максимально широким понятием «душа», которым охватываются бесчисленные признаки его психической («душевной») жизни, которые в рассматриваемые тысячелетия фактически неотделимы и от признаков физиологических. Дуализм телесного и душевного в эти многие тысячелетия первобытности совсем начален, выражен едва. Он полностью согласован с погруженностью первобытного человека в природу. Компонент интеллектуальности, духовности человека выявляется, усиливается лишь с ходом тысячелетий, что приводит к дуализации и внутри человека и вне его - с окружающей природой.

Говорить о мировоззрении первобытного человека весьма затруднительно. «Разумный человек» этих тысячелетий - это главным образом, если не исключительно, эмоциональный человек. Его сознание тогда скорее мироощущение, чем мировоззрение. Оно заполнено бесчисленным множеством самых различных образов. Здесь мы подходим к глобальным понятиям «мифология» и «религия», выражающим определяющие особенности этого сознания.

Понятия эти осмысливались в истории философии от Платона и Аристотеля до Гегеля, Фейербаха и Маркса, исходя прежде всего из современного им человека, а само такого рода осмысление было в основном ретроспективным. При этом понятие «мифология» обычно поглощалось понятием «религия». С середины прошлого века и тем более в нашем в работах М. Мюллера, Г. Спенсера, Э. Тейлора, В. Вундта, 3. Фрейда, Д. Фрэзера, Э. Дюркгейма, Л. Леви-Брюля, Б. Малиновского, К. Леви-Стросса, С. Токарева и многих других общетеоретические анализы первобытного сознания были в различной мере ориентированы и на множество фактов, накопленных историей, филологией, этнографией, археологией, психологией. Можно обобщить первобытную субъект-объектность в свете сформированных ими идей и концепций фетишизма (сам термин появился еще в XVIII в.), тотемизма, анимизма, аниматизма, панпсихизма, гилозоизма, манизма.

В сущности все эти термины выражают перенос на природу психофизических свойств человека, его неотделимость от природы. Такая неотделимость выражена, в частности, понятием тотемизма, фиксирующего зависимость, прежде всего пищевую, первобытного человека от различных животных. В целом же бытие природное воспринимается не столько даже антропоморфно, сколько биоморфно, ибо сам человек далек еще от противопоставления себя другим живым существам.

Уже на этой стадии развития человеческого мироощущения в перспективе его дальнейшей эволюции в мировоззрении следует употреблять термин органицизм. Он означает путь уже первобытного сознания от субъекта к объекту, а как результат его - оживотворенность всего бытия. Это сознание оперирует образами, которые скорее к концу первобытных тысячелетий слагаются в определенные предания, которые мы называем древнегреческим словом «мифы». В них заключено определенное осмысление животного мира и самого человека, его возникновения, жизни и смерти, космических и других явлений. Конечно, такое «осмысление» - результат не аналитических усилий мысли, а стихийной аналогии между миром человеческим и природным.

Такая аналогия осуществляется не просто между индивидуальным организмом и окружающей его природой, но еще более того между родоплеменной коллективностью и той же природой. Данная аналогия осмысливается термином социоморфизм. Ритм природных, в первую очередь космическо-календарных изменений осознается в антропо-социоморфической образности. Она фокусируется вокруг многообразных представлений о богах, о которых мы многократно будем говорить ниже.

Мифологическая «фантастика» становится религиозной, когда ее образность сочетается с умножающимися элементами культа - все более усложняющегося почитания природных, человеческих, как и социальных явлений. Мифы усложняются по мере произведенных успехов человека и отражения в них родо-племенной структуры общества. Миф сам по себе как совокупность образов не несет религиозно-культовой нагрузки, но служит ее «теоретическим» фундаментом.

Уже некоторые философы древности пытались увязать фактор религии со страхом первоначальных людей перед грозными явлениями природы и темной перспективой загробного существования. Эта идея плодотворна, ибо она отражает огромную, максимальную по сравнению с последующими тысячелетиями и веками цивилизации, зависимость первобытного человека от мира природы, как и темноту его представлений о себе самом, о своей душе. Отсюда умилостивительная позиция религии, выражающаяся, в частности, в различных жертвах богам, включая и человеческие. Усложняющаяся догматика культовой практики, во многом отличающаяся в различных регионах, племенах и народах, призвана к поддержанию их социальной стабильности перед лицом других племен, других народов. Отсюда максимальный консерватизм религиозных культов и ритуалов. И в этом они отличаются от многовариантности и текучести мифопредставлений и сказаний.

В первобытном сознании резко преобладает чувственно-эмоциональная компонента. Конечно, эмоциональность - всегдашняя особенность субъекта, выражающая переживания человека в его отношениях к природным объектам и в особенности к другим людям. На стадии же первобытности «разумный человек» рассуждает, подчиняясь прежде всего законам психологических, аффективных ассоциаций по сходству, по сложности в пространстве и времени, по контрасту. Вместе с тем окружающий мир в его представлении пребывает в непрерывном изменении и становлении, в котором любая вещь, любое явление природы в принципе может стать любой другой вещью, любым другим явлением. Эту фундаментальную особенность первобытного мифологизирующего сознания иногда называют «оборотнической логикой» (А. Лосев) и обычно обобщают грекоязычным термином генетизм.

Другое определяющее качество первобытного мифологизирующего сознания состоит в максимальности компонента веры в комплексе верознания. Сходство образа с объектом воспринимается как тождество. Образы богов, от которых в принципе можно ожидать добра, и демонов, в основном носителей зла, образы, укорененные в сознании коллектива, неколебимы уже в силу этого обстоятельства. Неустойчивость, многовариантность этих образов в их отношении друг к другу, будучи одним из следствий ассоциативности первобытного сознания, приобретает неколебимость в силу той же коллективности.

Ассоциативность, будучи фактором сугубо психологическим, дает основания некоторым исследователям характеризовать мышление первобытного человека как мышление дологическое (Леви-Брюль). Во множестве дошедших до нас сказаний и изображений мифологических сюжетов, зафиксированных уже в более поздние времена цивилизации, весьма часто не соблюдены логические законы противоречия и исключенного третьего. Такие констатации - одно из оснований в понимании первобытного сознания как сознания прежде всего и главным образом психологического.

Но стопроцентно таковым оно быть не может. При всей многовариантности мифа-образа невозможно игнорировать его конкретно-обобщающей сути. А она закреплена в слове. Вот почему структуалистская концепция мифа (Леви-Стросс) указывает на содержащиеся в нем элементы анализа и классификации. При всем генетизме мифосознания образы богов по сравнению с вещами и явлениями природы и тем более с человеком все же изъяты из потока времени. Но тень их устойчивости падает и на природу, и на человеческий мир, предвещая понятие субстанциальности, которое фиксируется на самых поздних стадиях эволюции мифологических сюжетов.

Элементы анализа и обобщения, стимулирующие компонент знания в комплексе верознания, возникают и развиваются прежде всего в производственной практике первобытного человека. Он уже многого достиг в употреблении огня, в совершенствовании своих каменных орудий, в применении лука, в гончарном деле, в приручении животных, в зачатках земледелия. Расширяются его пищевые и жилищные возможности. Увеличение численности племен трансформирует многие из них в народности. Но потребности людей, в сущности, всегда шире их возможностей. Особенно в первобытные тысячелетия, когда они были максимально зависимы от природных обстоятельств. Конечно, элементарно, что первобытный человек стремился воздействовать на них, чтобы получить желаемый результат. При этом всегда его действенное начало обгоняло мыслительное, предшествовало ему, что было выше констатировано уже в самой хронологии антропогенезиса.

Знания человека, хотя и погруженного тогда в наибольшей мере в биоморфные верования о бытии, было достаточно для уверенности в наличии некоей универсальной связи, тотальной причиненности всего со всем. Отсюда и стремление столь отдаленного от нас человека воздействовать на различные вещи и обстоятельства - сначала природные, а затем и человеческие. Такие стремления принято обобщать грекоязычным термином магия.

Человек осознает свою сопричастность к мировой причинности (Леви-Брюль). Он действует в полной уверенности достичь желаемого результата, исходя от части к целому, «моделируя» ритуально или даже только словесно тот процесс, в который ему хочется эффективно вмешаться (например, для успеха в охоте). Магию нередко именуют волшебством, колдовством, говорят о сверхъестественности представлений человека, стремящегося на их основе достичь желаемого результата. Однако при этом забывают, что от философских представлений о естественности и сверхъестественности такого человека отделяют тысячелетия, что для него все «естественно», поскольку включено в цепь окружающего бытия.

Хотя практический результат магических действий приближается к нулю, магизирующая компонента первобытного сознания, можно сказать, противостоит религиозной. Последняя, как уже отмечено, выражает умилостивительную позицию человека, совсем не уверенного в своих силах, его жертвенную просьбу к богам поддержать его участь, а вторая - его наступательность по отношению к природе, в принципе игнорирующую божественную помощь. И сколь ни мала познавательная база такой позиции, основанной на эмпирических успехах древнейшего человека, она важна уже тем, что увеличивает его уверенность в своих силах. Существование же названной базы дает основание усматривать в магии предшествование науки (А. Чанышев).

Однако противопоставление магии и религии не может мыслиться неким тотальным дуализмом. Незначительность отмеченной выше познавательной базы и страстное желание человека добиваться самых невероятных результатов предопределяют множество самых различных суеверий, без которых невозможна и религия. Особенно наиболее древняя.

Возвращаясь опять к мифологии и вспоминая ассоциа-ционистичность ее образов, весьма важно отметить, что и слова, их выражающие, связаны в мифах прежде всего семантической связью. Мифосказания вместе с тем метафоричны, и зоо- и антропоморфные образы приобретают символический смысл. При этом первоначально, в древнейшие тысячелетия своего возникновения, такие образы еще весьма аморфны, а их взаимосвязанность неопределенна и непрочна. Но вместе с производственно-познавательными успехами человека, углублением его представлений о самом себе и о связи с другими людьми растут объем, системность и символичность этих сказаний. Возникнув еще в дописьменную эпоху, они существуют лишь в изустном повествовании.

Дальнейшая эволюция мифопредставлений и их трансформация в философию происходят уже во времена цивилизации и государственности.

История древнейших цивилизаций измеряется тысячелетиями. Все они - египетская, шумеро-вавилонская, индийская, китайская - возникли и развивались в тепло-жарких условиях благоприятных почв, образованных разливами больших рек. Хотя жизнедеятельность человеческих коллективов этих стран, как и во времена первобытности, оставалась прежде всего приспособительной к окружавшей их природе, вместе с тем активность коллективной субъектности многократно возросла - использование естественных почв стало дополняться их искусственным орошением. Земледелие, существовавшее в первобытном состоянии в зачаточных формах, становится теперь ведущим фактором жизненной деятельности, а животноводство при всем его огромном значении - фактором, подчиненным земледелию.

ДРЕВНЕЕГИПЕТСКАЯ МИФОЛОГИЯ

Обращаясь теперь к древнеегипетской цивилизации, констатируем огромный рост «производительных сил» (К. Маркс), осуществлявшихся тогдашними египтянами с помощью каменных, медных и бронзовых орудий. Значительное увеличение пищевых ресурсов, как и успехи в жилищном, бытовом и другом строительстве, естественно, сопровождалось значительным ростом населения.

Важнейший признак цивилизации, исходя из самого этого термина, - государственность. Более мелкие ее образования (номы), возникшие уже в IV тысячелетии до н. э., в следующем трансформировались в огромное по тем временам государство среднего и нижнего Нила с его дельтой. Субъект-объектные отношения, это ядро мировоззренческой проблематики, все больше усложняется в условиях цивилизации, ибо здесь и индивиду, и коллективу противостоит не только сама природа, но и результат их деятельности, таинственный для них. Происходит как бы раздвоение субъекта, деятельностная сторона которого рождает государственность, другие социально-экономические институты, как и феномены духовной культуры. В социальной мысли начинается многовековое шествие проблемы отчуждения, с которой нам предстоит встретиться в дальнейшем.

Верховная власть фараона («большой дом», позже сам его обладатель) была совершенно не ограниченной в принципе никакими общественными институтами. Тем не менее она предполагала уже значительную дифференциацию населения. Классовость - другой необходимый признак цивилизационной коллективности. В Египте тех времен, как и в других древнейших цивилизациях, классовую дифференциацию следует признать минимальной. Подавляющее большинство населения составляли земледельцы-общинники, мало меняющиеся формы коллективности которых застывали на века и тысячелетия. В марксистской традиции первая классовая формация обычно именовалась рабовладельческой, но рабы, в эти века и тысячелетия чаще всего принадлежавшие к внеегипетским этносам, - результат завоеваний и покупки - численно существенно уступали формально свободным общинникам. Число ремесленников внутри общин и в особенности в городах тоже было явно несопоставимо с преобладающей массой земледельцев-общинников.

Все классы в подавляющем своем большинстве взаимонепроницаемы. Один из главных признаков застойности древнейших цивилизаций - неизменность образующих их классов, часто именуемых португальским словом касты. А таковыми были и «эксплуататорские классы» - крупные землевладельцы, в особенности группирующиеся вокруг верховного владыки - фараона. К этой же категории принадлежало и другое весьма важное сословие - каста жрецов, носителей и функционеров религиозных культов, но одновременно и образованности, и всегда ценных знаний, без которых не могли существовать ни экономика, ни духовная жизнь. И здесь мы подошли, возможно, к самой значимой особенности цивилизаций.

Умения и знания цивилизация многократно увеличивает и углубляет по сравнению с первобытностью. Здесь прежде всего следует сказать о факторе языка. Мысль первобытного «разумного человека» в своем знаковом аспекте поднималась лишь до рисунка, преимущественно пиктографических изображений зверей на стенах пещер и примитивных человеческих скульптур. Знаковость речи в наступивших цивилизациях развивалась в направлении символизации. В Древнем Египте появилась иероглифическая письменность, сочетавшая фигуры зверей и людей со знаками слов и отдельных речевых слогов. Последующая схематизация этого письма лишала его рисунчатости, усиливая элемент скорописи. Такое письмо принято называть древнегреческим словом иератика, так как мастерами его были прежде всего жрецы. Выше было отмечено, что появление и развитие речи уже на ее дописьменной стадии сопровождались индивидуализацией коллективного опыта и интериоризацией мысли. Такой процесс тем более усиливался при овладении письменной речью.

При принятом нами широком понимании науки как последовательного расширения и углубления умственного труда, который естественно начинается с опытного, эмпирического уровня и постепенно накапливает обобщенные элементы, фиксируемые в речи и тем более в ее письменных знаках, даже древнейшие цивилизации невозможны без науки. В Древнем Египте произошло уже довольно масштабное отделение умственного труда от физического. Носителями умственного труда были не только жрецы, но и обычно подчиненная им многочисленная категория писцов. Усложнившаяся хозяйственная деятельность и административные потребности государства требовали все более тщательной письменной фиксации. Памятники египетской литературы донесли до нас высокую оценку писцового искусства нередко от имени самых высших сановников государства.

Наука, невозможная без письменности, разумеется, не сводится только к ней. Потребности хозяйства породили умение проводить различные вычисления, фактически оперировать дробными числами и решать задачи с простыми и даже квадратными уравнениями. Необходимость вычисления земельных и других площадей, а также объемов различных емкостей привела к той науке, которая великим историком Геродотом, посетившим Египет в V в. до н. э., названа геометрией («землемерие»). Конечно, науки эти были еще вполне эмпирическими. Дедуктивно-теоретический компонент, слагавшийся в процессе множества ходов исчисляющей мысли, в них только зарождался, но не выделился еще в самостоятельную сферу мысли.

Еще более эмпиричной была медицина. Магические элементы, с необходимостью в ней присутствовавшие, сочетались с реальными, хотя и весьма скромными, знаниями человеческого организма и умением помогать ему при некоторых заболеваниях. Медицина в сущности наиболее эмпирическая изо всех естествоведческих наук. Таковой она считается и в наши времена, при всех своих успехах.

Вполне эмпирично и происхождение астрономии. Необходимость определять время разливов и отливов Нила увязывалась жрецами с появлением Сириуса. Более широкие потребности хозяйственной деятельности привели жрецов к установлению календаря. В Древнем Египте он был солнечным - 12 месяцев по 30 дней плюс пять дней в конце года. При всем своем эмпиризме, подтверждаемом ежедневно, астрономия - важнейший компонент мировоззренческих представлений, в чем мы многократно убедимся в дальнейшем.

Наука Древнего Египта, будучи делом жрецов и писцов, имела выдающихся представителей. Таковым был Имхотеп (XXVI в. до н. э.), везир (первый министр) фараона Джосера, строитель первой пирамиды, врачеватель и морализирующий мудрец.

Здесь мы можем перейти к собственно человеческому фактору древнеегипетской цивилизации.

Характеризуя духовную сторону человеческого фактора, обычно пользуются латиноязычным словом культура, которое еще более многозначно, чем слово цивилизация. И это совершенно закономерно, ибо нет и не может быть более сложного объекта познания, чем человек.

Степень его индивидуализации в древнеегипетском обществе высока. Основанием для такого суждения служит литература, дошедшая до нас на папирусных свитках и на каменных скрижалях. Она довольно разнообразна. Например, лирическая поэзия с высокой культурой любовных и иных человеческих чувств. Дошли до нас и сказки, и бытовые рассказы, описания чудесных приключений. Но все это анонимная литература.

В мировоззренческом отношении более значим жанр так называемых поучений. Они высказаны уже от имени конкретных лиц. Это лица высокого сана. Таким был упоминавшийся Имхотеп, поучение которого до нас, к сожалению, не дошло (а о самом существовании этого поучения известно из более поздних источников). Другое поучение исходило и от Джедефхора, сына фараона Хуфу (Хеопса, XXV в. до н. э.), строителя его самой высокой пирамиды. От этого поучения дошли лишь незначительные отрывки. Но полностью дошло поучение Птаххотепа, везира фараона Исеси (тоже Древнее царство), адресованное его сыну. Немало здесь бытовых, прагматических советов, рекомендующих скрывать свои мысли, держать язык за зубами, чтить начальство. Содержится высокая оценка искусства писца. Но еще важнее призыв к скромности:

Ученостью ты не кичись!

Не считай, что один ты сведущ!

Не только у мудрых -

И неискушенных совета ищи.

Искусство не знает предела.

Разве может художник достигнуть вершин мастерства?¹

Добродетель начальника, поставленного над многими людьми, всегда стремится к добру, избегая зла. Примечательно, что уже тогда некоторые сановники и даже жрецы разочаровывались в ритуальной, уже весьма сложной практике и смысл своей деятельности видели в том, чтобы не лгать, помогать по возможности бедным и т. п.

Тем самым этический компонент мировоззрения древних египтян появляется очень рано, еще в дофилософскую эпоху.

Посмотрим теперь на само это мировоззрение.

Хотя формирование мифообразов происходило еще в догосударственные времена древнеегипетской истории, наши познания о них и об их многообразных изменениях опираются на тексты продолжительностью свыше двух тысячелетий - тексты, зафиксированные на стенах пирамид фараонов Древнего царства (XXVI-XXIII вв. до н. э.), «Тексты саркофагов», начертанные уже в эпоху Среднего царства (начиная примерно с XXI в. до н. э.), «Книги мертвых», написанной в основном на папирусе уже во времена Нового царства (примерно с XVI в. до н. э.) и содержащей магические заклинания, гимны богам и другие ритуальные формулы, а также на другие литературные источники (вплоть до сообщений Геродота (V в. до н. э.) и Плутарха (I-II вв. н. э.).

Одна из самых настойчивых черт древнеегипетских мифообразов - сочетание в них зоо- и антропоморфности. Множество зверей, птиц, водных и земных пресмыкающихся и даже растений - почти постоянные компоненты этих образов. Тотемистическая родословная древнейшего мировоззрения проявлялась в Египте тех веков и тысячелетий едва ли не с максимальной настойчивостью. В ходе времен нарастает, конечно, антропоморфизация богов, но она всегда отягчена зооморфностью.

Представления о мироздании и его компонентах запечатлены самым примитивным эмпиризмом окружающей природы и человека. Так, одна из распространенных картин рисует мироздание в виде огромной небесной коровы, на нижней часта живота которой изображен млечный звездный ряд, вдоль которого плывут две ладьи. В одной из них стоит мужчина с солнечным диском на голове, несколько мужчин поддерживают ее ноги, а самый высокий из них - бог воздуха Шу - тоже крепит руками ее живот. Несовместимость некоторых образов на этих (и на многих других) изображениях - один из показателей первобытной «дологичности». Но она как бы смягчается иероглифами, начертанными около лба коровы и между ее рогов и подчеркивающими символичность всей композиции. На другом, более позднем рисунке на папирусе небо изображает изогнувшаяся богиня Нут, касающаяся земли своими ногами и руками, под ней же распростерся бог земли Геб. Функции богов неоднозначны, они отражают переплетающиеся феномены природного и человеческого мира. К тому же в различных жреческих центрах - Мемфисе, Гелиополе, Фивах и других - формировались свои комплексы богов, которые в дальнейшем переплетались или вытесняли друг друга.

Основные природные стихии, определявшие фактор физической жизни древних египтян, - Солнце и воды Нила, даровавшие благодатный ил. Они образуют главные компоненты космогонических циклов.

В важнейшем из них исходное божество - стихия Нун - ни от чего не зависит и существует как первозданный водный хаос, образуемый ежегодными разливами Нила. Но речная вода мыслится здесь и морской и дождевой. Из этой «отцовской» стихии рождается бог Солнца Атум, сливающийся во многих версиях с ослепительным Ра. Процесс этот весьма эмпиричен. Атум - олицетворение всякой жизни, невозможной без Солнца, появляется на холмиках, которые в изобилии образуются в процессе спада вод Нила. Возможно, такие холмики послужили первоначальными «моделями» для пирамид. По одной из версий, на одном из холмиков вырастает лотос, из которого и рождается Атум. По другой версии, Ра вылупляется из яйца, снесенного огромной небесной птицей, а по третьей - он появляется как теленок, рожденный небесной коровой, упомянутой выше. Во всех этих вариантах процесс появления Атума-Ра с очевидностью органистичен, но одновременно и креационистичен. Так, люди, по одной из версий, возникли из его слез. Вместе с тем, Атум-Ра, проглотив собственное семя, творит, выплюнув из собственного рта, божественных близнецов - ТТТу, воздух, и его женское дополнение Тефнут - олицетворение влаги.

Можно уже сейчас заметить, что бинарные оппозиции, игравшие решающую роль в дофилософской «методологии», имеют, таким образом, органистический исток.

Дальнейший процесс порождения-творения производит, с одной стороны, небо - Нут, с другой - землю - Геб, с которыми мы уже встречались. Завершающее поколение богов - Осирис с сестрой-женой Исидой и Сэт с Нефтидой, а также сын первой пары Гор. Системность богостихий выражена здесь в родстве названной девятерицы (без самого Атума). Особый и весьма перспективный сюжет связан с борьбой Ра, олицетворяющего свет и жизнь, с чудовищным змием Апопом, олицетворяющим мрак и зло. Обитая в глубинах земли, Апоп стремится поглотить всю влагу Нила, когда Ра ночью плывет по нему в этих сферах. В напряженной борьбе Ра принуждает Апопа исторгнуть из себя всю влагу, поглощенную им, чтобы, плывя по Нилу, снова стать земным светилом.

Рассмотренный комплекс мифопредставлений разработан гелиопольскими жрецами. Наряду с ним существовал комплекс, разработанный мемфисскими жрецами. Здесь главой всех богов выступал Птах. Как бы перечеркивая Нун, он более антропоморфен. Как покровитель ремесел и искусств, Птах по сравнению с Атумом наделен более четкими, креационистскими, демиургическими способностями. Успехи древнеегипетской цивилизации нашли свое отражение в образе этого бога, который первоначально образует некий план в собственном сердце, а затем оформляет в слове (творит «сердцем и языком»). Так, он творит другую девятерицу богов; Среди них впоследствии появляется уже знакомый нам Имхотеп. Творческой деятельности Птаха обязан в сущности и весь мир древнеегипетской цивилизации. Другой, менее значительный бог, бараноголовый Хнум создал человека из глины на гончарном круге, изобретенном египтянами около 3000 г. до н. э. В качестве демиурга Хнум сближался с Птахом, а также с Амоном-Ра.

В этом же контексте следует упомянуть бога счета и письма - ибисоголового Тота, образ которого разрабатывался жрецами Гермополя. Его астральный аспект выражался в отождествлении с Луной и владении свойством служить сердцем основного солнечного бога Ра. Важнее же интеллектуальные функции Тота. Именно ему были посвящены 5 дней, завершающих год. Более того, ему приписывалось создание всего календаря, а равным образом письма и счета, без чего и календарь терял свое значение и роль. Покровитель библиотеки Гермополя Тот считался языком самого Птаха.

Особо значительную роль в представлениях о жизни и смерти природы и человека древних египтян играл Осирис, тесно связанный со своей женой-сестрой Исидой и сыном Гором. Вместе они составляли важнейшую троицу (аналогичные триады существовали и в других мифологических циклах). Будучи правнуком Ра-Амона, внуком Шу и сыном Геба, Осирис олицетворял непрерывно рождающую силу природы. С ним в особенности были связаны представления об успехах цивилизации в Египте - освоение посева злаков и виноградников, изготовление продуктов из них, добыча и обработка меди и золота. Лишь благодаря этому египтяне смогли уйти от дикой жизни, людоедства.

Другие, не менее важные функции Осириса обращают нас к древнеегипетским представлениям о человеке. Таинство его жизни, смерти и посмертной судьбы, как и повсюду, увязывалось с тем, что принято именовать душой. Выше уже было отмечено, сколь трудно создать какое-то целостное понимание ее. Даже в современной психологии. В древнеегипетских мифологемах загробная жизнь представлялась фактически зеркальным повторением земной. Все действия с покойником, весь сложный ритуал и магическая символика были устремлены к тому, чтобы потусторонняя жизнь стала вечной - какой она была у богов. Сама же человеческая душа в сущности распадалась на представления о различных функциональных аспектах человеческого организма. Один из важнейших из них связывался со словом Ка, выражавшим первоначально жизненную силу, энергию богов и фараонов, а впоследствии, в «Текстах саркофагов» и «Книге мертвых», и всех людей. Впрочем, душа понималась и как Ба, способное перемещаться по царству мертвых и покидать его, поднимаясь к богам.

При всей специфике «души» она тесно связана с телом даже посмертно. Отсюда обычай мумификации покойников. Пирамиды Древнего царства мыслились как надежнейшее укрытие для царственных тел и душ. Грандиозность этих сооружений, строительство которых было бы невозможно без множества знаний и практического искусства, до сих пор зримые свидетельства того состояния верознания, о чем говорено выше.

Осирис - царь и загробного мира. С этим связана одна из самых драматических историй древнеегипетской мифологии, разыгравшихся во множестве религиозных мистерий (иногда и с участием фараонов). При жизни Осирис - добрый и щедрый владыка, поддерживавший все живое и цветущее. Противоположен ему брат Сэт - бог бесплодной пустыни и злобный завистник. Предательским образом он заключил Осириса в гроб, бросил в Нил, и Осирис умер в низовьях реки. Но верная супруга Исида отыскала тело мужа. Сила Ка была в нем еще столь велика, что богиня беременеет от мертвого мужа. Рождается младенец Гор, которого она выхаживает в камышах. Полна варварского драматизма и последующая борьба. Гора и Сэта, шедшая с переменным успехом. В одном из ее эпизодов Сэт вырвал у Гора глаз - волшебное око Луны, ночного светила, а Гор оторвал его тестикулы. Отобрав затем у дяди волшебное око, Гор дал проглотить его отцу, и Осирис ожил. Он отказался вернуться на землю, оставаясь богом ее глубин, поддерживая всю вселенную. Нил, в частности, образуется из его рук - одно из выражений великой идеи тождества микро- и макрокосмоса - фундамента органистического мировоззрения. Во времена Нового царства Осирис отождествляется и с Солнцем, изображаясь с солнечным диском на голове.

Но важнейшая функция Осириса - правосудие в загробном мире, наполненное моральным содержанием. Как описано в «Книге мертвых», умерший предстанет перед судом Осириса. Его сердце, концентрирующее в себе все замыслы и деяния покойного, укладывается на одну чашу весов, а на другую - статуэтка богини Маат, образ, олицетворяющий честность, истину и справедливость. Если покойный вел себя тихо и терпеливо, не крал, не злословил против фараона, был «чист сердцем», чаши весов приходили в равновесие. Тот, супруг Маат, записывал результаты взвешивания, а Осирис награждал его вечным блаженством. Если чаша весов Маат решительно перевешивала противоположную, крокодило-львиное чудовище пожирало покойного.

После победы Гора над Сэтом и отказа Осириса стать снова царем Египта на суде богов им становится соколо-головый Гор - излюбленное олицетворение фараона. Потомок Амона («сокрытый», «потаенный») - Ра Гор вместе с тем часто отождествлялся с этим первоначальным божеством. Главный смысл такого отождествления - обожествление самого фараона и его власти. Более того, трансформация его в бога. Невозможно было отрицать, что фараон рожден смертной женщиной. Но отцом его провозглашался Ра. Тем самым культ богов провозглашался культом фараона. Он - добрый пастырь своих подданных и одновременно посредник между ними и Ра, как и всеми его ипостасями. Тем самым он становился верховным жрецом всего Египта. Фараона нельзя трактовать как деспота, считающегося лишь со своей волей, пренебрегающего всеми обычаями и установлениями. Такое представление о фараоне поверхностно, ибо тогдашнее египетское общество было связано множеством обычаев, ритуалов, оно исповедовало множество культов и почти не знало писаной законности. Такому обществу было еще далеко до общества гражданского. Как многосторонне ритуализированное общество Египет тех тысячелетий представлял собой государство, основанное на весьма развитой экономике, глубоко упорядоченную целостность.

Из этого контекста можно начертать и некую единую концепцию пестрых и противоречивых образов древнеегипетской мифологии. Из хаоса дочеловеческих стихий вырастает более упорядоченный мир природы и животно-человеческих существ. Их спонтанное органистическое происхождение все больше сочетается с креационистическими представлениями о богах. Амон-Ра, фиванский вариант солярного культа, приобретший наибольшее влияние в период Нового царства, наделен творящими функциями не меньше, чем Птах. Амон не только творит богов, людей, животных, птиц и рыб для их пропитания, но и распоряжается всей землей, направляет работы на ней.

Казалось, что древнеегипетская религия идет к единому, монотеистическому культу. И действительно, фараон Аменхотеп IV (конец XV в. до н. э.) вступил на путь радикальной религиозной реформы, сменив Амона на Атона и приняв имя Эхнатон. Появились новая столица, новые роскошные храмы, новые жрецы. Однако многотысячелетняя древнеегипетская цивилизация и религия, опиравшиеся на множество старых храмов и многочисленных жрецов, приобрели столь мощную инерцию, что после смерти Эхнатона все вернулось «на свои места».

Сформировавшаяся за множество веков застойность древнеегипетской цивилизации и ее духовной культуры все же не могла исключить известных индивидуальных отклонений от общепринятых воззрений. К концу Древнего - началу Среднего царства (конец 3-го - начало 2-го тысячелетия до н. э.) появился весьма интересный анонимный памятник, который принято именовать «Песнью арфиста». Здесь высоко оцениваются блага реальной жизни, содержится призыв «умножать свое богатство», «следовать желаниям сердца». Эти стремления становятся основными ценностями, поскольку гробницы богов и таких широкоизвестных мудрецов, как Имхотеп и Джедефхор, пришли в запустение или даже в забвение. В этом контексте высказана и более обобщенная скептическая мысль, что «никто еще не приходил оттуда, чтобы рассказать, что там»². Сходные мысли высказаны и в другом литературном памятнике той эпохи - «Споре разочарованного со своей душой».

Дошли до нас и другие документы, свидетельствующие о разочаровании в традиционных ценностях и о проблесках личностной рефлексии. Но до широкого философского уровня древнеегипетская мысль закономерно подняться еще не могла.

ШУМЕРО-ВАВИЛОНСКАЯ МИФОЛОГИЯ

В тысячелетия древнеегипетской цивилизации возникла и претерпела определенную эволюцию и цивилизация Месопотамии, образованная двуречьем Тигра и Евфрата.

Начало ей было положено в низовьях этих рек шумерами - народом неясного происхождения, язык которых филологи до сих пор не могут соотнести ни с одним из древних и нынешних языков. Шумерская цивилизация существовала длительное время (4-е - начало 3-го тысячелетия до н. э.) как ряд городов-государств (номов, так было и в Египте до его объединения), каждый из которых возглавлялся правителем («большой человек»), сочетавшим в своей деятельности и функции жреца. Единая шумерская государственность появилась здесь во второй половине 3-го тысячелетия до н. э., но оказалась неустойчивой вследствие борьбы между номами. Большую устойчивость государственность в этом регионе приобрела тогда, когда сюда стали переселяться (примерно с XXVII в. до н. э.) семиты, основавшие свои города и постепенно ассимилировавшие шумеров. Древнейший их город Аккад, где существовало в XXIV-XXII вв. до н. э. централизованное государство с хорошо организованной для тех времен армией. Шумеро-аккадская цивилизация, постепенно становившаяся семитской (шумерский язык оставался языком культа), во 2-м и 1-м тысячелетиях существовала главным образом как цивилизация Вавилонии и Ассирии.

Государства Месопотамии по сравнению с Египтом во времени менее продолжительны, но, быть может, именно благодаря этому более динамичны.

Экономическая основа месопотамской цивилизации в принципе была той же, что и египетской. Весьма эффективное орошаемое земледелие было ее главным компонентом. Скотоводство «черноголовых» зависело уже от него. Разумеется, в городах существовало развитое для тех времен ремесло. Умственный труд - определяющий признак цивилизации - в Месопотамии, как и в Египте, был сосредоточен прежде всего в руках идеологически весьма влиятельного жречества. Огромные ступенчатые храмы-зиккураты, верхние площадки которых были особенно удобны для наблюдения неба, составляли примерно такой же внешний признак месопотамской цивилизации, как пирамиды - древнеегипетской. Жрецам и «большим людям», как и в Египте, подчинялись писцы. В целом же грамотность - отличие немногочисленных верхов общества. Сама письменность, созданная шумерами, из пиктографической, рисунчатой на путях символизации трансформировалась в так называемую клинопись (по внешнему виду знаков, оттиснутых на влажных еще глиняных дощечках заостренными тростниковыми «писалами»).

Характерно, что потребность в экономной письменности первоначально возникла для нужд хозяйственной деятельности и лишь много позже стала и необходимым инструментом «литературы». Знаки клинописи - вертикальные, косые, горизонтальные штрихи различной длины - выражали как идеограммы - понятия, так и логограммы - слова. И вторые, и тем более первые многозначны, что составляет едва ли не наибольшую трудность их прочтения. Упрощение написания знаков и сокращение их числа, хотя и далеко не довело шумеро-аккадскую письменность до алфавитной, но, безусловно, свидетельствовало о процессе рационализации культуры, много позже распространившемся и на мировоззрение.

От древней письменности неотделима и наука Месопотамии. Велики были успехи шумеро-вавилонян в арифметике, которая, как и письменность, возникла прежде всего для подсчета количества полученного зерна, животных и для других хозяйственных потребностей. Главный успех месопотамской арифметики - появление позиционной системы исчисления, в которой клинописные (крючковатые) знаки меняли свое значение в зависимости от занимаемого ими места. Шестиричная система, возможно, была обязана своим возникновением магии (6 и 36 считались счастливыми числами). Она в дальнейшем дополнялась и десятиричной (конечно, без знака нуля). Эта арифметическая традиция оказалась столь устойчивой, что и до сих пор сохраняется деление часа на 60 минут, а круга на 36 градусов. Уже во втором тысячелетии шумеро-вавилонские математики решали задачи на квадратные уравнения, определяли длину окружности, площадь круга, отношение диагонали квадрата к его стороне, измеряли объемы параллелепипеда, цилиндра, пирамиды. Но в сущности все эти интеллектуальные успехи определялись запросами экономической жизни, потребностями хозяйства. Астрономия, игравшая огромную мировоззренческую роль, весьма многим обязана наблюдениям месопотамских жрецов. Здесь был разработан лунно-солнечный календарь. Уже в конце 3-го тысячелетия была установлена периодичность солнечных и лунных затмений.

Не упоминая здесь других естественнонаучных и медицинских достижений шумеро-вавилонян, необходимо указать на их социально-правовые достижения. Так, уже в конце XXIV в. до н. э. правитель шумерского Лагаша издал правовые акты, рассчитанные на. смягчение возникшей здесь социальной напряженности. В первой половине XVIII в. до н. э. могущественный царь старовавилонского государства Хаммурапи «издал» (запись на базальтовой стеле) обширный правовой кодекс, точнее судебник, первый в истории цивилизации. Его почти триста статей расчленены тематически. Историки пишут иногда о наличии здесь статей по гражданскому, уголовному и административному праву. С одной стороны, в них очевиден «классовый подход» - суровые наказания строптивых рабов, двойственная мера к некоторым категориям свободных и др., однако вместе с тем здесь имеются пролог и эпилог, в которых Хаммурапи, обращаясь к богу Солнца, «великому судье небес и земли» Шамашу (изображенному здесь, упомянуты и другие, еще более важные боги), дает этическую оценку этого документа, дарованного им в принципе всем «черноголовым». Хаммурапи убежден, что боги вдохновили его составить этот документ, «чтобы справедливость в стране заставить сиять, чтобы уничтожить преступников и злах, чтобы сильный не притеснял слабого»³.

Основные мифологические сюжеты возникли у шумеров, аккадцы и вавилоняне изменили имена богов, внесли вой варианты в объяснение их назначения и действий. Устойчивость мифологических сюжетов при всей их многовариантности - важнейшая особенность дофилоофского мировоззрения в условиях вековой и тысячелетней неизменности социальных порядков и сознания человека тех времен. Социальные функции божеств - поддержание устойчивости в общинах, городах и государствах - определяли их огромное число. Однако само увеличение государств и нарастание обобщающих тенденций в мировоззрении определяли уменьшение этого числа, в особенности выделение главных богов. По сравнению с древнеегипетскими шумеро-вавилонские боги более антропоморфизированы, у них меньше зооморфных черт, хотя, конечно, в их облике и атрибутике сохранилось множество тотемистических реликтов. Социоморфность мифологических мирообъяснений постоянно проявляется в силу различной родственности богов и разнообразия их власти над людьми.

В мифах шумеров первичное состояние мира мыслилось, как водный хаос, олицетворяемый богиней Намму, рождает огромную гору. Вершина ее - небо и бог его Ан-Анум - в принципе верховный бог и отец всех остальных. Однако в земной жизни он проявляется в силу деятельности его сына Энлиля - бога ветра, грома, грозы. Земля же раздваивается в своих космическо-жизненных функциях. С одной стороны, она Нинмах - женское начало, рождающее и горы, и людей, и даже богов. Вместе с тем, поскольку без воды никакое рождение невозможно, земля выступает как Энки - бог животворных вод, просачивающихся из огромного моря и текущих в реках, каналах, колодцах. Подвижность воды в отличие от неподвижной и пассивной земли делает мужчину - Энки активным и даже творческим началом. И здесь он оборачивается как Нун, крупный и мудрый советник в государстве, и как Эйя - олицетворенный ум, инициатор важнейших явлений культуры.