Понятие постулата в философии

Размещено на http://www.allbest.ru/

Содержание

Введение

Глава I. Понятие «постулат» в докантовской новоевропейской философии

Глава II. Понятие «постулат» в ранних работах Канта

Глава III. Понятие «постулат» в критический период (теоретический разум)

§ 1. Математические постулаты

§ 2. Постулаты эмпирического мышления вообще

§ 3. Постулаты чистого теоретического разума

§ 4. Постулаты в естественно-научных произведениях Канта

Глава IV. Понятие «постулат» в критический период (практический разум)

§ 1. Постулаты чистого практического разума

§ 2. Правовые постулаты

§ 3. Рецепция и интерпретация практических постулатов Канта в России в XVIII-XIX вв.

Заключение

Библиография

Приложение

Введение

Постулаты играют важную роль в философии Канта. Это утверждение справедливо не только в отношении постулатов чистого практического разума (постулаты свободы, бессмертия души и бытия Бога), но и для теоретической философии кенигсбергского философа. Однако несмотря на то, что именуемые «постулатами» положения являются ключевыми для всей кантовской системы, тем не менее, понять их порой бывает очень нелегко. Волей-неволей мы сталкиваемся с необходимостью прояснения смысла, вкладываемого Кантом в сам термин «постулат». И здесь нас подстерегает ряд сложностей, основной из которых является размытость современного значения данного понятия.

«Постулат (от лат. postulatum - требование) - утверждение (суждение), принимаемое в рамках какой-либо научной теории за истинное, хотя и недоказуемое ее средствами, и поэтому играющее в ней роль аксиомы», - таково самое общее определение, которое можно дать рассматриваемому понятию. Безусловно, оно не отражает многих его сущностных характеристик. Но дать более четкое определение в наше время вряд ли представляется возможным. Сейчас этот термин употребляется настолько часто и в столь разных контекстах, что, порой, бывает очень сложно понять, что же он все-таки призван означать. Так, наряду с общеизвестными и уже традиционными естественно-научными постулатами, такими как постулаты теории относительности (принцип относительности и принцип существования предельной скорости) и постулаты Бора (постулат стационарных состояний и правило частот), можно встретить и постулаты поведения потребителей, и даже постулаты буддизма, основным из которых считается доктрина «сансары». Из приведенных примеров употребления рассматриваемого понятия можно сделать вывод, что постулатами в равной степени могут быть и принципы, и правила, и даже доктрины. Таким образом, попытки интерпретировать кантовские постулаты с позиций современного словоупотребления заранее обречены на провал. Если все же, абстрагировавшись от явных профанаций, такого рода попытки проводить, то мы рискуем упустить из виду ряд существенных для кантовской философии моментов: в частности, для Канта во многих контекстах немаловажным является различие постулатов и аксиом, тогда как сейчас эти два термина обычно отождествляются.

Но в таком случае нам не остается ничего другого, кроме исторического прояснения значения понятия постулата. Современное понимание данного термина восходит к Евклиду. В первой книге «Начал» сформулировано три (по другой версии пять) постулатов, которые Евклид отличает от определений и аксиом (общих понятий). Дефиниции данному термину он не дает, но у него постулаты, по сути, являются требованиями построения. Однако это понятие в античности встречается и в философии, где имеет несколько иной смысл. Так Аристотель, разводя значение гипотезы и постулата, определяет первую как «то, что хотя доказуемо, но сам [доказывающий] принимает не доказывая, если изучающему оно кажется правильным и он принимает его», а второй как то, что «принимают, в то время как изучающий не имеет никакого мнения об этом или имеет противоположное мнение». Эти две традиции, евклидовская и аристотелевская, пронизывают всю историю философии. В различных вариантах они встречаются затем у Прокла, Боэция, Альберта Великого, Фомы Аквинского и других философов. При этом уже со времен античности предпринимаются попытки выделить сущностные характеристики «постулата» и отделить его, тем самым, от смежных понятий, таких как «аксиома», «максима», «petitio», «гипотеза». Особенно актуальной эта проблема стала в Новое время в связи с поисками прочных основ, на которых можно без боязни строить здание научного знания. В ходу этот термин был и в Германии во времена Канта. Причем, не смотря на наличие весьма оригинальных интерпретаций, в общем и целом можно сказать, что его предшественники разделяли какую-нибудь из двух выше обозначенных традиций. Однако в кантовской философии эта проблематика обретает несколько иное звучание. Сам Кант неоднократно сравнивает свое употребление термина «постулат» с его традиционным математическим употреблением и тем употреблением, которое это понятие получило в современной Канту философии. Все это сопровождается немалым количеством дефиниций, даваемых самим философом этому термину. Однако они не всегда соответствуют друг другу даже в рамках одного и того же труда. Это и делает необходимым как дополнительный текстологический анализ работ самого Канта, так и исторический анализ предшествующей традиции использования понятия постулата.

Подобного рода исследований, посвященных непосредственно проблеме постулирования у Канта, как на русском, так и на западноевропейских языках, практически нет. Однако, характер проводимого исследования (выявление основных значений данного понятия и собственно кантовской специфики его употребления) подразумевает некоторую освещенность данного вопроса в изданиях энциклопедического типа. Не имея возможности осветить весь массив западноевропейской литературы, посвященной данному вопросу, ограничусь наиболее авторитетной и репрезентативной справочной литературой, доступной в России.

Наибольшее распространение терминологические исследования философии Канта получили в Германии, причем там они начались еще при жизни последнего. Так, теолог и философ Kарл Христиан Эрхард Шмид (1761-1812), последователь учения Канта в Йене, указывает четыре основных вида постулатов в кантовских трудах :

1) математический постулат - практическое положение, выражающее действие, посредством которого мы создаем понятие, и синтез, посредством которого дается предмет. В математике постулируют возможность действия, предмет которого a priori теоретически стал заранее известен как возможный с полной достоверностью;

2) у философов XVIII века постулат - объективно-синтетическое суждение, самоочевидное без обоснования;

3) для критики разума постулат - синтетическое суждение, связывающее понятие о предмете с познавательной способностью;

4) постулаты чистого практического разума, которые, по Шмиду, можно понимать двояко:

а) теоретические, спекулятивно недоказуемые, но неразрывно связанные с практическим законом положения,

б) необходимые в практическом отношении теоретические предположения из безусловно необходимой потребности разума.

Иоганн Христиан Лоссий (1743-1813), немецкий философ-материалист, критик Канта, выделяет следующие виды постулатов:

1) логические постулаты - практические непосредственно истинные основоположения, указывающие на возможность осуществления какого-либо действия, не нуждающиеся в доказательстве;

2) математические постулаты - практические положения, указывающие на действие, посредством которого образуется понятие об объекте;

3) постулаты критической философии - синтетические суждения, посредством которых к понятию об объекте ничего не прибавляется, однако оно связывается с некоторой познавательной способностью, за счет чего образуется новое понятие. Так как такого рода положения не сообщают о понятии ничего, кроме действия породившей их познавательной способности, они не являются объективно синтетическими, а суть лишь субъективно синтетические суждения. Объективно же синтетических суждений, не требующих обоснования в силу своей самоочевидности, в философии и вовсе быть не может, потому что, если к понятию о вещи прибавляется некоторое определение, необходимо если не доказательство, то, по крайней мере, дедукция правомерности такового. По этой причине в споре необходимо четко обосновывать право постулировать что-либо;

4) постулаты теоретического и практического разума. При практическом применении разума мы a priori (как необходимое) познаем то, что существует; при практическом применении разума - то, что должно произойти. И то, и другое может быть достоверно известно, но чем-то обусловлено. Тогда, если условие является случайным, оно предполагается (per hypothesin), если же необходимым - постулируется (per thesin).

Рудольф Айслер (1873-1926), австрийский историк философии, создатель направления «истории философских понятий», выделяет практические постулаты и постулаты эмпирического мышления вообще, предпосылая им общую дефиницию термина «постулат», взятую из кантовских лекций по логике под ред. Г. Б. Йеше, прежде всего относящееся к математическим постулатам.

Постулатам эмпирического мышления Айслер уделяет мало внимания. Гораздо более тщательный анализ контекстов употребления термина «постулат» проводится в отношении практической философии. Айслер опирается не только на «Критику практического разума», но и, по-видимому, желая продемонстрировать некое развитие данного понятия, приводит также цитаты из «Критики чистого разума» и одной из поздних статей. Опираясь на раздел «Трансцендентальной диалектики» первой «Критики», посвященный критике теологии, он указывает на основное значение постулата практического разума как предположения абсолютно необходимого в силу безусловной необходимости морального закона, от которого к нему заключают. Далее Айслер приводит основные определения термина «постулат» из «Критики практического разума», которые, по всей видимости, не составляют противоречия с уже рассмотренным значением из «Трансцендентальной диалектики», а скорее развивают и дополняют его:

1) постулат чистого практического разума есть теоретическое, недоказуемое положение, имеющее, однако, a priori безусловную силу, поскольку оно неотъемлемо присуще практическому закону;

2) все постулаты чистого практического разума (постулаты бессмертия, свободы и бытия Божьего) исходят из основоположения моральности и являются не теоретическими догмами, а предположениями в необходимо практическом отношении;

3) практические постулаты есть синтетические положения, дающие трансцендентным для чистого теоретического разума идеям объекты и являющиеся основаниями возможности того, чтобы сделать действительным необходимый объект чистого практического разума (высшее благо).

Наконец, Айслер приводит еще одно определение, взятое из поздней статьи Канта «Благая весть о близком заключении договора о вечном мире в философии» (1796), ничего нового к рассмотренным значениям не добавляющее. По всей видимости, этот факт для Айслера является достаточным доказательством того, что взгляд Канта на постулаты и их подразделение на теоретические и практические сформировался уже в период написания «Критики чистого разума» и в дальнейших работах не претерпел существенных изменений.

Кантовед Генрих Ратке, анализируя «Критику чистого разума», выделяет следующие виды постулатов:

1) логические постулаты (о систематическом единстве всех рассудочных знаний) и трансцендентальные постулаты (о систематическом единстве природы);

2) математические постулаты - практические положения, не содержащие ничего кроме синтеза, посредством которого дается объект и составляется его понятие;

3) постулаты эмпирического мышления вообще как основоположения чистого рассудка;

4) постулаты как положения, утверждающие безусловно необходимое условие чего-то несомненно достоверного.

Не обошел молчанием кантовские постулаты и Мартин Хайдеггер (1889-1976). Однако несмотря на его призыв не забывать, что термин «постулат» встречается «в высшей точке собственно метафизики Канта, где речь идет о постулатах практического разума», тем не менее, сам Хайдеггер подробно останавливается только на постулатах эмпирического мышления вообще. В своей работе «Вопрос о вещи» (1935) постулаты рассматриваются как высказывания, указывающие на то, что требуется для определения предмета как возможного, действительного или необходимого, то есть «постулаты соответствуют сущности того, посредством чего предметы вообще являются определимыми - сущности опыта». Важным для Хайдеггера является то, что группа постулатов соотносится с категориями модальности и не прибавляет никаких реальных предикатов к понятию предмета, в силу чего эти основоположения являются лишь субъективно синтетическими. Они ставят уже сущностно определенный посредством трех первых групп основоположений (аксиомы созерцания, атиципации восприятия, аналогии опыта) предмет в отношение к субъекту и к способу, каким этот предмет представлен. Поэтому Хайдеггер особо выделяет группу постулатов эмпирического мышления вообще, полагая, что это «вообще» значит, что «хотя постулаты названы в таблице основоположений чистого рассудка на четвертом и последнем месте, однако по рангу они первые, потому что им заранее должно удовлетворять всякое суждение о предмете опыта». Таким образом, значение кантовского термина «постулат» определяется в данном случае как «требование». И эти требования требуются самим мышлением от своего источника (единство трансцендентальной апперцепции) для осуществления возможности полагания предметности предмета, то есть для обеспечения возможности связывать многообразное в понятие о предмете. Еще одной важной особенностью данных положений для Хайдеггера является то, что их нельзя доказать, а можно только дать разъяснение их содержания. Это проистекает из их первоосновности. При попытке доказательства мы попадает в логический круг, в данном случае неизбежный и необходимый.

Патриарх англоязычного кантоведения Норман Кемп Смит (1872-1958) относился к постулатам эмпирического мышления гораздо более скептически. Он считает соответствующий раздел «Критики чистого разума» запутанным и противоречивым. Прежде всего, это связано с неоднозначностью употребляемых Кантом терминов (например, понятия возможности), что делает весьма затруднительным трактовку данного раздела. Причину такой противоречивости Смит усматривает, главным образом, в изменении целей Канта в процессе работы над первой «Критикой». По всей видимости, философ изначально не собирался давать отдельного постулата для каждой категории модальности и сделал это, в конечном счете, лишь для полноты системы. Как бы то ни было, название, подобранное Кантом для этой группы основоположений, Смит считает неуместным. В строгом смысле слова эти так называемые принципы вообще принципами не являются и идут вразрез с основами критической философии. По его мнению, в них явно прослеживается влияние лейбницианской традиции, с которой Кант на словах так яростно боролся.

Смит также затрагивает постулаты теоретического и практического разума. Наиболее важным для него в данном отношении является разведение терминов «постулат» и «гипотеза». Гипотезой может быть только такое мнение, которое основывается на опыте, то есть гипотеза может высказываться только о том, что с абсолютной достоверностью возможно. В противном случае, это будут всего лишь выдумки. Но если исходить из этого, то идеи не могут являться гипотезами, так как им никогда не соответствует какой-либо предмет опыта. Поэтому идеи у Канта постулируются, а не предполагаются.

Американский философ Льюис Уайт Бек (1913-1997) пытается прояснить значения термина «постулат» в своем «Комментарии к „Критике практического разума»« (1961). Прежде всего, Бек обращает внимание на подчеркнутое самим Кантом отличие его употребления данного понятия от общепринятого математического. Однако комментатор замечает, что при понимании данного кантовского различения могут возникнуть сложности, так как постулаты современной математики представляют собой нечто иное, нежели в XVIII веке. Математический постулат для Канта и его современников являлся недоказуемым практическим (технически-практическим) положением, дающим правило синтеза объекта в созерцании, когда возможность объекта известна a priori. В современной математике постулат становится предположением, принятым для того, чтобы сделать возможным решение определенной математической задачи. Соответственно, постулат XVIII века «провести через точку прямую, параллельную данной» сейчас трансформировался в «через точку, не принадлежащую данной прямой, на плоскости можно провести только одну прямую, параллельную данной». Такое значение «постулатов» скорее схоже со значением данного термина в кантовской практической философии. Кроме того, при таком подходе стирается различие постулатов и аксиом, которое имелось в XVIII веке.

В практической философии постулаты - это положения, утверждающие возможность или действительность объекта, как следствия признания обязательности морального закона. Они суть теоретические положения, не обладающие, однако, теоретической (аподиктической) достоверностью. При этом Бек акцентирует внимание на следующем положении: является ли положение практическим или теоретическим, зависит только от его функций и совсем не зависит от формальной структуры и содержания.

Так же, как и Смит, Бек подробно разбирает различие, проводимое Кантом между постулатом и гипотезой, встречающимся уже в «Критике чистого разума». Делает он это, следуя аналитической традиции. Если имеется некий X, который либо действителен, либо необходим, то Y постулируется, если a priori известно, что Y - единственное условие, при котором Х возможен. Если же Y принимается просто как некое объяснение X, тогда Y является гипотезой.

Что касается франкоязычной литературы, то ее вольнолюбивости был чужд жанр комментирования работ Канта вообще, и уж тем более такой энциклопедический его тип.

В России жанр терминологических исследований тоже не является распространенным. Однако, во второй половине XIX - начале XX века можно найти ряд изданий подобного типа.

Профессор Киевского университета Сильвестр Сильвестрович Гогоцкий (1813-1889) в «Философском лексиконе» (1857-73) в статье, посвященной постулатам, наряду с общей характеристикой этого термина в математике и логике, подробно разбирает аристотелевское значение этого термина и постулаты практического разума Канта. Кантовские постулаты практического разума определяются как «такия истины, которыя мы признаем и руководствуемся ими не потому, что оне неопровержимо доказаны научным путем, путем вычисления или наведения, но потому что оне составляют требование (postulatum) нашей нравственной природы». Сам Гогоцкий полагает, что кантовские практические постулаты отличаются от того, что говорит, в частности, Рид об истинах, «возникающих из нашего внутреннего инстинкта», лишь большей определенностью, так как они суть требования, только при условии действительности которых удается примирить две противоположные склонности человеческой природы - нравственный долг и стремление к счастью.

В статье о постулатах в «Энциклопедическом словаре» Брокгауза - Эфрона (1890-1907) Эрнста Леопольдовича Радлова (1854-1928) главным образом разбираются постулаты Аристотеля, Евклида и Канта. Автор отмечает двоякое употребление данного термина в критической философии:

1) в теоретической сфере, т. е. постулаты эмпирического мышления вообще;

2) в практической сфере, т. е. постулаты практического разума - положения, которые не могут быть доказаны теоретическим разумом.

Кроме того, здесь дается «общее определение постулята», взятое из кантовских лекций по логике: «Постулятом называется практическое, непосредственно очевидное положение или принцип, определяющий возможное действие, в котором подразумевается, что способ его выполнения непосредственно очевиден».

Преподаватель Казанского университета Константин Иванович Сотонин (1893-1944) составил первый в России «Словарь терминов Канта» (1913). Говоря о понятии постулата, он имеет в виду постулат чистого практического разума и определяет его, используя цитату из «Критики практического разума», как «теоретическое, но как такое, недоказуемое положение, поскольку оно неразрывно связано с практическим законом, имеющим значение a priori».

Кроме того, говоря о понятии возможного (mцglich), Сотонин определяет его как то, «что соответствует формальным условиям опыта (по созерцанию и понятиям)», и отмечает, что это есть один из постулатов эмпирического мышления. При этом возможное противопоставляется действительному: «Возможное обозначает положение представления о вещи по отношению к нашей способности мыслить, в противоположность действительному, которое обозначает положение вещи в себе, вне нашего понятия».

Итак, можно заметить, что в Германии исследования терминологического языка Канта начались еще при жизни последнего, причем в них в равной степени освещены как теоретические, так и практические постулаты. Для англоязычной литературы характерен в большей степени аналитический подход, выявление внутренних текстологических противоречий и попытка их разрешения из самих кантовских текстов. Французов в основном интересовали общие идеи критической философии; здесь мы сталкиваемся скорее с их продумыванием, нежели с исследованием. В России же внимание уделялось, прежде всего, постулатам практического разума, тогда как теоретические постулаты Канта особого интереса не вызывали. В то же время, все подобного рода исследования (как русскоязычные, так и иноязычные) являются либо вольной интерпретацией из основ своей собственной философии, либо же представляют собой лишь список видов кантовских постулатов или набор подходящих на роль определений цитат из основных работ Канта той или иной степени полноты. Внимание акцентируется в основном на постулатах чистого практического разума, где ярче всего прослеживается специфически кантовское понимание рассматриваемого термина, однако при этом отсутствуют попытки сравнения их с другими видами кантовских постулатов, выявления внутренней взаимосвязи разных видов постулируемых положений. Кроме того, полностью игнорируется возможное влияние в данном вопросе на Канта его ближайших предшественников и современников.

Целью данного исследования наряду с указанием на многозначность кантовского понятия постулата и основные контексты его употребления является также выявление его сущностных особенностей, для чего будет прослежено развитие этого понятия от ранних работ до поздних критических и проведено сравнение с предшествующей традицией использования этого термина. Следует заметить, что подобного рода исследования можно проводить в двух направлениях - терминологически и проблемно. При первом подходе основное внимание уделяется самому термину и его трансформации. В таком случае в предшествующей философии нас будут интересовать лишь случаи использования соответствующего термина, не зависимо от сути того, что этим термином обозначается. При втором подходе за основу берется сама суть положений, именуемых в кантовской философии постулатами. Соответственно, при сравнении с предшествующей традицией в поле зрения попадают случаи рассмотрения подобной проблематики, даже если отсутствует соответствующий термин. Как будет выявлено в ходе исследования, кантовское понимание постулата не укладывается полностью в рамки существующей тогда традиции и имеет ряд специфических особенностей, что делает невозможным применение собственно проблемного подхода. Но в то же время тенденции употребления этого понятия в XVII-XVIII вв. были весьма противоречивы, не всегда проводились четкие различия между такими видами основоположений, как постулаты, аксиомы, максимы, принципы. Нередко эти понятия были взаимозаменимы. К тому же в виду неокончательной сформированности немецкого философского языка возникала путаница с латинскими терминами и их немецкими аналогами. По этим причинам ограничиться только терминологическими штудиями так же вряд ли было бы разумно. Поэтому данное исследование будет включать в себя элементы обоих обозначенных подходов. В силу поставленных задач, основными методами исследования будут герменевтический и историко-сравнительный методы.

Глава I. Понятие постулата в докантовской новоевропейской философии

Новое время характеризуется, прежде всего, возникновением нового типа сознания, считающего себя вправе судить обо всем, не боящегося нововведений, верящего в безграничность своих возможностей и в принципиальную познаваемость окружающего мира. Это, в свою очередь, привело к колоссальным изменениям в философии, науке и культуре. Важной чертой того времени стало стремление к обоснованности и завершенности, выразившееся в попытках создания всеобъемлющих систем, как философских, так и научных. Единственным же возможным способом таких систематических построений являлось установление первоначальных элементов и правил их сочетания. Поэтому основной проблемой, на решение которой великие мыслители направляли свои интеллектуальные силы, являлось выявление основных понятий и основоположений, которые можно было без боязни положить в основу выстраиваемой системы.

В философии открывающего Новое время мыслителя Рене Декарта (1596-1650) можно найти множество постулируемых положений. Но, несмотря на это, четкого определения данного понятия сам Декарт не дает. Однако можно сделать вывод, что для него «постулат» - это некое требование, «необходимое условие» истинного философствования. Что касается аксиом, то Декарт именует их «несомненными истинами» или «общими понятиями», хотя и сам признает, что далеко не все его аксиомы являются таковыми на самом деле, так как, если придерживаться большей строгости, их лучше было бы назвать теоремами. Следовательно, здесь Декарт разделяет традиционный взгляд на аксиомы и постулаты как на недоказуемые положения.

Бенедикт Спиноза (1632-1677) отождествляет понятия постулата и аксиомы. Для него «постулаты и аксиомы, или общие понятия ума, являются такими ясными и точными выражениями, что никто, понимая истинный смысл слов, не может отказать им в своем согласии». Именно такого рода твердо познанные понятия должны быть положены в основание человеческого знания. Сам Спиноза нередко прибегает к постулированию положений. В его «Этике» (1677) мы можем найти немало постулатов. При этом сам философ утверждает, что его постулаты «едва ли содержат что-либо, что не было бы известно из опыта».

Проблема постулатов и аксиом не была чужда и британской мысли. Так, Джордж Беркли (1685-1753) понимал постулаты скорее как некие допущения. Критерием выбора этих допущений должна быть степень их разумности и последовательности. Аксиомы же для него - ясные и отчетливые всеобщие принципы.

Томас Гоббс (1588-1679) определяет первоначальные предложения, которые только и могут быть основами (принципами) доказательства, как дефиниции, не нуждающиеся ни в каком доказательстве в силу своего произвольного установления, и считает, что постулаты по праву относят к первоначальным принципам. Они «действительно представляют собой принципы, но это принципы не науки и доказательства, а искусства, то есть построения». Они «являются, правда, действительными принципами, однако принципами не доказательства, а конструкции, то есть не знания, а умения; иначе говоря, это принципы не теорем, имеющих спекулятивный характер, а проблем, которые относятся к практике и находят свое решение в действии». Аксиомам же Гоббс в первоначальности отказывает, так как, по его мнению, их можно доказать. Но так как они непосредственно не требуют обоснования, им все же удалось приобрести авторитет.

Джон Локк (1632-1704) в «Опытах о человеческом разумении» (1689) посвящает проблеме самоочевидных положений целую главу. По его мнению, существуют «особого рода положения, которые под названием „максимы» или „аксиомы» считались началами науки». По причине их самоочевидности они нередко считались врожденными. Однако Локк полагает, что их значение для человеческого познания сильно преувеличивается.

Самоочевидность максим и аксиом состоит в непосредственно воспринимаемом согласии или несогласии идей, входящих в рассматриваемое положение. Разбирая различные виды соответствия и несоответствия идей (тождество, отношение, совместное существование, реальное существование), Локк приходит к выводу, что самоочевидностью обладают не только общепризнанные максимы, но и ряд других положений. Так, тождество и различие дает нам столько же достоверных положений, сколько различных идей мы имеем. Их очевидность основана на непосредственном сравнении идей. Такого рода сравнение нередко пытаются представить подчиненным двум аксиомам («все, что есть, есть» и «невозможно, чтобы одна и та же вещь была и не была»), представляющим собой более общие положения. Однако, по мысли Локка, это некорректно, так как в каждом конкретном случае разум делает вывод о тождестве или различии идей непосредственно и может даже вовсе не знать при этом о существовании этих двух аксиом. В связи с различными отношениями мы можем получить достаточно много самоочевидных положений. Так, у математиков мы можем найти множество аксиом для одного лишь отношения равенства. Но такие общие положения, по мнению Локка, неоправданны, так как степень их очевидности ничуть не больше, если не меньше, степени очевидности положений, получаемых из непосредственного опыта. В отношении совместного существования мы располагаем незначительным количеством самоочевидных положений, однако они все же имеются. А вот в отношении реального существования таковых положений нет и быть не может. И ни одна из общепризнанных максим и аксиом не способна на доказательство существования субстанций вне нас.

Локк полагает, что все аксиомы, как наиболее общие положения, формируются путем отвлечения от самоочевидных истин, взятых из непосредственного опыта. Поэтому их нельзя считать ни первыми доступными нашему разуму истинами, ни принципами наук. Бессмысленно при помощи них доказывать или подтверждать конкретные фактические положения, так как они обладают большей степенью очевидности; нет ни одной науки, которую они способны продвинуть вперед. Следовательно, в доказательствах, где мы имеем ясные и отчетливые идеи, сии положения приносят мало пользы. Там же, где наши идеи спутаны, их применение опасно, так как если применять их к сложным идеям, не обращая достаточного внимания на правильное употребление слов, они могут привести к доказательству противоречивых положений, и своим авторитетом будут лишь закреплять ошибки и заблуждения. Таким образом, Локк сводит пользу максим только к педагогической и полемико-риторической пользе.

У Готфрида Вильгельма Лейбница (1646-1716) нет однозначной трактовки понятия постулата. С одной стороны, он склонен, следуя аристотелевской традиции, различать постулаты и аксиомы. В таком случае, постулаты - это, скорее, «допущения, которые принимают до тех пор, пока не удастся доказать их». С другой стороны, Лейбниц признает правомерность позиции, не проводящей существенных различий между этими двумя терминами, ссылаясь здесь на Евклида.

Проблеме аксиом Лейбниц уделяет гораздо больше внимания, вписывая ее в общий контекст поиска основных абсолютно достоверных принципов наук. Аксиомы определяются как самоочевидные предложения, которые в силу своей самоочевидности часто считаются врожденными. Но такое же определение Лейбниц дает и максимам. Несмотря на дальнейшее пояснение, что под максимами чаще понимаются просто некие «установленные предложения, как очевидные, так и неочевидные», приходится констатировать, что Лейбниц, как и Локк, не проводит четкого различения между этими двумя понятиями. Во многих случаях указанные термины Лейбницем отождествляются, или же аксиомы, наряду с теоремами, считаются разновидностью максим.

Лейбниц выделяет три вида аксиом: первичные, вторичные и аксиомы «в общем смысле». Первичные, или непосредственные и недоказуемые аксиомы представляют собой не что иное, как тождественные предложения. В «Монадологии» (1710) такого рода аксиомы отождествляются с постулатами.

Вторичные аксиомы суть некие «промежуточные предложения», без которых, строго говоря, «можно было бы обойтись и делать выводы непосредственно из тождественных предложений и определений». Но это чревато путаницей и неоправданной многословностью, поэтому, для облегчения продвижения вперед, можно допустить введение таких вторичных аксиом, по отношению к которым предполагается, что они доказаны, но само их доказательство опускается. Особенно продуктивны они в математике. Таким образом, мы видим, что вторичные аксиомы могут быть в принципе доказуемыми положениями, чье доказательство опускается за неимением такового. По всей видимости, именно такого рода аксиомы Лейбниц склонен отождествлять с постулатами в аристотелевском смысле. Сокращение числа такого рода аксиом он считает достижением, и именно их доказательство полагает чрезвычайно важным для усовершенствования «настоящего анализа». Однако вторичными аксиомами в равной степени могут быть и положения, в принципе доказуемые и уже доказанные, доказательство каковых опускается лишь для экономии времени и облегчения понимания, то есть то, что называется «теоремами». В этот же разряд положений попадают и максимы.

Аксиомами «в общем смысле» этого слова считаются непосредственные и недоказуемые истины. При таком понимании рассматриваемого понятия можно считать аксиомой и декартовское «cogito ergo sum», хотя в строгом смысле аксиомой этот тезис не является, так как это «фактическое предложение, основанное на непосредственном опыте, а не необходимое предложение, необходимость которого видна из непосредственного согласия идей». Можно также выделить собственно лейбницианское понимание аксиом как правил вывода следствий из имеющихся определений. Однако явно оно не формулируется.

Стоит заметить, что «Новые опыты о человеческом разумении» (1703-04) Лейбница полемизируют с соответствующим сочинением Локка. В частности, Лейбниц признает, разбирая четыре вида согласия идей, что существует много самоочевидных положений, которые, тем не менее, не считаются аксиомами. Но их степень очевидности не может быть выше, чем у всеобщих положений, так как «чувственные опыты не дают абсолютно достоверных истин, гарантирующих от всякой опасности иллюзий». Неверно также утверждать, что эти единичные познания сообщают аксиомам истинность. Напротив, в каждом конкретном случае «надо рассматривать аксиому как воплощенную в примере и сообщающую примеру истинность». Безусловно, каждый человек прежде знакомится с множеством конкретных проявлений общих положений, но ни один ребенок не подумает сделать специального предложения раньше, чем обратит внимание на аксиому, хотя прекрасно может сознавать разницу идей. Таким образом, Лейбниц считает, что аксиомы могут быть принципами наук и безмерно способствуют их продвижению вперед, являясь некими «верстовыми столбами». Поэтому никак нельзя упрекать Евклида за принятие им некоторых положений без доказательств, так как благодаря этому можно, допустив лишь несколько гипотез, знать, что все остальное надежно опирается на них и равно им по достоверности. Если бы подобное было сделано в философии, удалось бы избежать многих трудностей.

Христиан Вольф (1679-1754) продолжает традицию понимания постулатов как принимаемых без доказательства положений, но в то же время пытается уточнить это определение. По его мнению, постулаты (лат. Postulatum; нем. heischer Satz) (от нем. heischen - требовать) - это самоочевидные положения, утверждающие возможность чего-либо. При этом они являются недоказуемыми практическими положениями (Ьbungssдtze) (от нем. Ьbung - упражнение, тренировка), тогда как аксиомы (Grundsдtze) (от нем. Grund - основание) суть недоказуемые теоретические положения (Erwegungssдtze) (от нем. erwдgen - принимать в расчет) . Примеры и того, и другого Вольф находит у Евклида. Однако, по Вольфу, оба этих вида положений имеют сущностные различия. Постулаты утверждают, как нечто должно быть сделано или может быть сделано, тогда как аксиомами в строгом смысле слова могут являться лишь положения, в которых субъект и предикат совпадают. Эти положения не нуждаются в доказательстве, так как их истинность ясна каждому, кто задумается над дефинициями содержащихся в них терминов. Но необходимо следить за тем, чтобы термин «постулат» употреблялся правильно. Им не должны называться положения, доказательство которых необходимо, но затруднительно, что нередко встречается у тех, кто пытается использовать математический метод за рамками математики. По всей видимости, здесь Вольф имеет в виду философов, придерживающихся математического метода философствования (скорее всего, картезианцев).

Наследник Вольфа в университете Халле Георг Фридрих Майер (1718-1777) продолжает линию своего предшественника: «Недоказуемые суждения являются либо теоретическими суждениями (Erwegungsurtheile), либо практическими суждениями (Ьbungsurtheile). Первые суть аксиомы (axioma, Grundurtheile), вторые - постулаты (postulatum, Heischeurtheile)».

Такого понимания постулатов придерживались практически все вольфианцы. Так, Фридрих Христиан Баумайстер (1708-1785) сохраняет традиционное определение аксиомы (ein Grundsatz) как теоретического недоказуемого положения, постулат (ein Heischsatz) же определяет как практическое недоказуемое положение, выводимое из дефиниции. Александр Готлиб Баумгартен (1714-1762) также определяет аксиомы как теоретические недоказуемые положения, а постулаты - как практические недоказуемые положения, говорящие, что что-то должно быть сделано. И те, и другие, по Баумгартену, выводятся из дефиниций и относятся им к априорным познаниям. Также философ упоминает о существовании неких вторичных аксиом и постулатов, которые на самом деле являются доказуемыми.

Наиболее значительный философский противник вольфианства Христиан Август Крузий (1715-1775) все положения (Sдtze) делит на произвольные (которые зависят от человеческого произвола и указывают лишь на то, что принято считать истинным) и реальные (которые указывают свойства, принадлежащие самим вещам, и от человеческой воли не зависящие). Постулаты - это реальные положения, которые не могут быть со всей строгостью доказаны, но, тем не менее, могут считаться истинными. В свою очередь, постулаты могут быть двух видов. Если постулат содержит в себе нечто неверное или неопределенное, что, однако, не значительно и может по этой причине не браться в расчет или же не влияет на следствия, из него выводимые, то такой постулат есть «postulatum кбф' ?лЮиейбн» («постулат в соответствии с истиной»).

Если же сам постулат не содержит ничего неверного, и все признают его истинность, то такой постулат есть «postulatum кбф' ?нисщрпн» («постулат в соответствии с человеком»). К такому роду постулатов Крузий относит все опытные положения, которые постулируются как всеобщие. Любое человеческое познание, в конечном счете, кладет в основу ряд постулатов, однако истинность постулируемого может быть затуманена рядом причин (неопределенностью, непривычностью, невнимательностью и т. д.). Поэтому не стоит постулировать что-либо, исходя из одного лишь желания, а необходимо прежде со всей тщательностью обосновывать право на постулирование этого.

Как отдельный вид Крузий выделяет математические постулаты. Здесь он остается в рамках предшествующей традиции, определяя их как положения, утверждающие, что что-либо может быть сделано. Наряду с этим Крузий говорит о случайных постулатах (zufдllige Postulata), в которых постулируется то, что на самом деле может быть доказано, или же постулируются положения, доказательство которых возможно только путем индукции опытного знания.

Один из наиболее философски значимых современников Канта Иоганн Генрих Ламберт (1728-1777) подвергает критике метод Вольфа вообще (хотя Вольф впервые дал метафизике основательный, научный метод, он во многом был непоследователен и противоречил сам себе) и отношение к постулатам в частности. Несмотря на основной принцип Вольфа четко определять понятия и вещи, а также основывать дальнейшие рассуждения на этих дефинициях и положениях (постулатах), постулаты у Вольфа как таковые почти отсутствуют. Под постулатами сам Ламберт понимает «всеобщие, безусловные, самоочевидные, простые возможности» образования составных понятий. Соответственно, постулаты играют огромную роль в метафизике, которая вынуждена иметь дело с абстрактными понятиями и вещами, всеобщую значимость и объем которых она может определить только при помощи постулатов и аксиом.

Постулаты, по Ламберту, не могут быть выведены из дефиниции, так как сама дефиниция служит прояснением понятия или определением его объема. Простые же понятия, на возможности которых указывают постулаты, в силу их простоты самоочевидны. Соответственно, и постулаты, так как связаны с простыми понятиями, представляют собой простые возможности и являются ясными самими по себе. Однако они могут быть не только утвердительными положениями, указывающими на возможности образования сложных понятий из простых, но и отрицательными, указывающими на необходимые ограничения в составлении сложных понятий.

Помимо постулатов Евклида, относящихся к геометрии, у Ламберта можно найти примеры алгебраических постулатов (операции сложения, вычитания, деления, умножения, извлечения корня и др.); основным постулатом арифметики называется возможность повторения единицы при образовании числа; основным постулатом метафизики Ламберт считает ясность простых понятий.

Известный педагог Иоганн Бернард Базедов (1723-1790) придерживается традиционного понимания постулатов. У него постулаты - это практические основоположения о том, что может быть сделано. Под основоположениями же понимаются такие положения, чью истинность мы признаем, как только их мыслим и понимаем. Наряду с основоположениями Базедов выделяет всеобщие аналогичные опыты (analogische allgemeine Erfahrungen). Эти два типа положений составляют универсальные положения (Universalsдtze). К тому же, люди склонны доверять тому, что другие считают истинным. Такие положения, истинность которых узнают от других, Базедов называет инструкциями. Большинство универсальных положений являются, по сути, инструкциями. И даже сами постулаты и дефиниции предполагают такого рода знания, происходящие из инструкций.

Иоганн Николаус Тетенс (1736-1807) применял термин «постулат» непосредственно к геометрическим основоположениям. Постулаты, наряду с аксиомами, суть «такие положения, в которых понимающий смысл сказанного рассудок не может усомниться и которые не может опровергнуть». Однако проблема математических принципов вписывается в более широкую проблему всеобщих основоположений. В философии, по мысли Тетенса, имеются основоположения, сравнимые по степени очевидности и достоверности с математическими. Таковыми являются первые всеобщие основоположения (erste Grund-Gemeinsдtze), которые суть «некие всеобщие суждения о связях вещей и их свойствах в отношении друг к другу». В метафизике они рассматриваются объективно, однако, «являются в нас только субъективными способами представления и мышления, которые могут в нас наблюдаться, как и другие модификации и деятельности нашей способности мышления». Но эти субъективные способы проистекают из самой природы рассудка так, что рассудок как рассудок, как способность суждения не может судить иначе. И не важно, идет ли речь о человеческом, ограниченном чувственностью рассудке, или же о рассудке других существ. Рассматриваемые основоположения настолько всеобщи, что даже бесконечный рассудок не может судить иначе. Собственно говоря, из этой же необходимости и естественности способа мышления вытекает и их очевидность.

Итоги. Итак, мы видим, что для новоевропейских мыслителей был характерен взгляд на постулаты как на действительно недоказуемые положения, утверждающие возможность осуществления чего-то, или как на допущения, на самом деле доказуемые, но принимаемые без доказательства в силу необходимости. Некоторое своеобразие трактовок данного понятия было характерно лишь для немецких философов, в той или иной степени критиковавших Вольфа. Однако и здесь, при ближайшем рассмотрении, в большинстве случаев легко угадывается одна из двух выше обозначенных позиций.

Глава II. Понятие «постулат» в ранних работах Канта

В работах докритического периода термин «постулат» встречается довольно редко, но как в немецких, так и в латинских сочинениях. В «Исследовании степени ясности принципов естественной теологии и морали» (1762-64), проясняя первичное понятие обязанности (Verbindlichkeit), Кант приходит к выводу, что какому бы положению ни была подчинена практическая философия, это положение должно быть безусловно недоказуемым, так как «ни из какого рассмотрения вещи или понятия, каково бы оно ни было, невозможно ни познать, ни сделать вывод о том, что должно, если только предпосылкой не служит некоторая цель, а поступок - средством [для ее достижения]». Но если бы такое имело место, то подобное положение не было бы обязательно в строгом смысле слова, так как оно было бы предписанием, как нужно действовать для достижения определенного результата, но не обязанностью.

Сам Кант выдвигает два формальных основания всякой обязанности:

1) делай совершеннейшее из возможного для тебя;

2) не делай того, что с твоей стороны является препятствием к возможно большему совершенству.

Однако, так же как и в теоретическом познании, одних только формальных принципов недостаточно, необходимы еще и материальные принципы. Они выводятся из «неразложимого чувства добра», которое не является свойством самой вещи, но лишь некоторым определенным отношением к воспринимающему существу. А если это ощущение добра есть нечто абсолютно простое, то положение «нечто есть добро» является неспособным к доказательству. Единственным критерием остается именно само моральное чувство. Таким образом, если поступок представляется добрым самим по себе, то есть не содержащим некое другое благо в скрытом виде, то необходимость данного поступка есть недоказуемый материальный принцип. Далее Кант уточняет формулировку этого материального принципа: «делай то, что согласно воле Бога». Данный материальный принцип морали тем не менее выступает как подчиненный формальному правилу, но подчинение это является «непосредственным». Именно эти основополагающие принципы морали Кант именует постулатами. И хотя «в практической философии, как и в теоретической, не следует слишком легко принимать за недоказуемое то, что в действительности доказуемо», но вместе с тем «нельзя обойтись без этих принципов, в качестве постулатов содержащих в себе основания для остальных практических положений».

В диссертации «О форме и принципах чувственно воспринимаемого и умопостигаемого мира» (1770) могут быть интересными два случая употребления понятия «постулат». Рассматривая принципы формы чувственно воспринимаемого мира, Кант высказывает ряд основных положений, касающихся идеи времени, которое здесь уже предстает как «абсолютно первый формальный принцип чувственно воспринимаемого мира». Эти положения (в частности, непрерывность) названы Кантом «первыми постулатами чистого времени», против которых нелепо вооружать разум, так как «они следуют из законов, первичнее и ранее которых нет ничего, и сам разум, если он пользуется законом противоречия, не может обойтись без этого понятия - до такой степени оно основное и первичное». Сами эти положения без существенных изменений повторяются и в «Критике чистого разума», однако там они уже не именуются постулатами. Впрочем, чем они являются, если они не постулаты, остается неясным, так как, по сравнению с данной работой, принципиально их значение и статус в «Трансцендентальной эстетке» не изменились.

Далее, рассматривая метод метафизики, Кант выделяет три вида «подставных аксиом», содержащих смешение чувственных и рассудочных понятий (что Кант в данном сочинении считает для метафизики недопустимым). К этим трем видам подставных принципов в свою очередь примыкает ряд других подставных принципов, которые «не искажают данного рассудочного понятия чувственным познанием, но которые тем не менее вводят в заблуждение рассудок так, что он принимает их за доводы, заимствованные от объекта, тогда как они только рекомендуются нам в силу их сообразности со свободным и широким пользованием рассудка в соответствии с его особенной природой». Таких принципов три:

1) все в мире происходит сообразно естественному порядку;

2) причинное единство в мире;

3) никакая материя в мире не исчезает, а все изменения касаются только формы.

Собственно «постулатом» Кант называет только третий принцип, однако, по всей видимости, этот термин в такой же мере может быть отнесен и к первым двум. Фактически, эти «принципы сообразности» служат тем, что позднее, в «Критике чистого разума», Кант назовет регулятивными принципами, оставив в неизменном виде только один - принцип единства.

Таким образом, можно сказать, что в целом в ранних работах Канта превалирует старое значение понятия постулата. В конкурсной работе 1762-64 гг., именуя основные моральные принципы «постулатами», Кант придерживается напрямую заимствованного из математики и общепринятого в то время понимания постулата как недоказуемого положения. Безусловно, в данной работе уже можно найти основные черты собственно кантовской этической концепции, но все же она была сильно видоизменена в критический период, что отразилось и на значении и употреблении термина «постулат» в практической философии.

В диссертации 1770 г., считающейся начальной работой критического периода и близкой к критическим произведениям по содержанию, мы встречаемся со смешанным употреблением понятия постулата. С одной стороны, в перечислении основоположений, относящихся к идеи времени, названных постулатами, прослеживается влияние новоевропейской традиции перечисления в начале сочинения или главы основных положений, под заголовком «постулатов», «аксиом» или «общих понятий» (как, например, у Спинозы). С другой стороны, в разделе, посвященном «подставным аксиомам», Кант употребляет этот термин уже в значении, близком критическому. Здесь постулат - это уже скорее необходимое положение, только при допущении которого наше познание возможно.

Глава III. Понятие «постулат» в критический период (теоретический разум)

§1. Математические постулаты

Математическим постулатам в своих печатных работах Кант уделяет мало внимания. В основном, о них идет речь при сравнении их с постулатами эмпирического мышления и морально-практическими постулатами с целью выявления сущностных особенностей последних.

В целом, постулаты чистой математики, по Канту, являются недоказуемыми практическими положениями, обладающими аподиктической достоверностью, которые не содержат в себе ничего, кроме предположения, что нечто можно сделать, если требуется, чтобы это было сделано. В математике, таким образом, постулируется «возможность действия, предмет которого a priori теоретически стал заранее известен как возможный с полной достоверностью».