Проблема риска и ответственности субъекта научной коммуникации

Размещено на http://www.allbest.ru/

УЧРЕЖДЕНИЕ РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК

ИНСТИТУТ ФИЛОСОФИИ (ИФРАН)

На правах рукописи

Специальность 09.00.08 - философия науки и техники

Автореферат диссертации

на соискание ученой степени доктора философских наук

ПРОБЛЕМА РИСКА И ОТВЕТСТВЕННОСТИ СУБЪЕКТА НАУЧНОЙ КОММУНИКАЦИИ

Гутнер Григорий Борисович

Москва

2008

Работа выполнена в Центре методологии и этики науки Учреждения Российской Академии Наук Института философии (ИФРАН)

Научный консультант: доктор философских наук, А.П. Огурцов

Официальные оппоненты:

доктор философских наук, член-корреспондент РАН И.Т. Касавин

доктор философских наук А.Н. Кричевец

доктор философских наук, профессор В. Н. Порус

Ведущая организация: Кафедра философии естественных факультетов Московского Государственного Университета им. М.В. Ломоносова

Защита состоится 26 февраля 2009 г. в 15.00 часов на заседании Диссертационного совета № Д. 002.015.03 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора философских наук при Учреждении Российской Академии Наук Институте философии (ИФРАН) по адресу: 119992, Москва, ул. Волхонка, д. 14.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Учреждения Российской Академии Наук Института философии (ИФРАН)

Автореферат разослан 2008

Ученый секретарь диссертационного совета, кандидат философских наук В. И. Шалак

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. Идея субъекта - порождение Нового времени. Она разрабатывалась как основание эпистемологии вплоть до середины ХХ века. Во всяком случае, от Декарта до логического позитивизма в философии доминировало противопоставление познающего субъекта и познаваемой реальности. Теория познания, основанная на такой концепции, озабочена преимущественно вопросом об адекватном отражении реальности в сознании. Впрочем, еще во времена Декарта подобная адекватность выглядела проблематичной, поскольку исходный дуализм не позволял понять, как вообще возможна связь между мыслящим и познающим субъектом и подлежащей познанию материальной природой.

Важно, однако, что в философии Нового времени концепция субъекта всегда имела не только эпистемологическое, но и этическое измерение. Субъект представал как источник морального действия, способный взять на себя ответственность за свои поступки. Он обладает свободой выбора, причем эта свобода находится в известной корреляции с эпистемеологическим дуализмом. Будучи отделен от подлежащей познанию реальности, субъект не зависит от природных детерминаций. Он не подчинен материальным силам, действующим в познаваемых объектах. Это обстоятельство позволяет ему поступать ответственно и рационально, что особенно подчеркивается мыслителями, связанными с Просвещением. Субъект автономен и подчинен только Разуму. Более того, он выступает как носитель Разума, способный реализовать его требования в неразумном мире. Такой субъект существует вне сообществ и вне истории. Его моральные решения, как и его познавательные акты, носят безусловный и универсальный характер.

Пересмотр понятия субъектности, предпринятый во второй половине ХХ века связан во многом с разочарованием в идеалах Просвещения. Этому пересмотру способствовало включение в поле внимания философии двух взаимосвязанных сфер: языка и коммуникации. В эпистемологии последних десятилетий можно видеть стремление избавиться, наконец, от картезианского дуализма и это стремление реализуется в попытках представить познание как культурный и социальный феномен.

Реализация указанных тенденций предполагает отказ от прежних идеалов. Прежде всего, несостоятельными оказываются в рамках указанных представлений всякие универсалистские претензии. Сама идея субъекта при таком подходе должна быть существенно пересмотрена. Если рассматривать его эпистемологический аспект, то знание будет не следствием познавательных усилий индивида, а результатом деятельности сообщества, вырабатывающего принципы своей жизни. При понимании субъекта познания как сообщества в центре внимания оказывается не совокупность индивидуальных усилий, интеллектуальных и волевых актов, а коммуникативная структура. Субъект же, понимаемый как индивид, вообще может быть «вынесен за скобки», поскольку как познание, так и мораль сводятся к безличным процессам, проходящим в коммуникативной среде.

Тем не менее, можно видеть и обратное движение, связанное, если не с реабилитацией идей Просвещения, то более глубоким вниманием к темам универсальности, с одной стороны, и к индивидуальной субъектности, с другой. Различные варианты универсализма разрабатываются в последние годы, как в философии языка, так и в этике.

Наиболее существенным проявлением рассматриваемой тенденции являются концепции, развиваемые К.-О. Апелем и Ю. Хабермасом. Они напрямую обращаются к традиции модерна, тем не менее, пересматривая ее, опираясь на анализ коммуникативной деятельности. Пытаясь восстановить этический универсализм, рациональность и ответственность субъекта они пытаются учесть ту критику модерна, которая была развита в последние десятилетия. Субъект, представленный обоими исследователями, это, прежде всего, субъект коммуникативной деятельности, способный к рациональной аргументации в сообществе других таких же субъектов.

Идеи Апеля и Хабермаса служат отправной точкой для нашего исследования. Однако мы полагаем, что оба немецких философа не в полной мере смогли учесть ту критику принципов Просвещения, которая была развита философией XIX и ХХ веков. Основным недостатком концепций Апеля и Хабермаса следует считать недостаточное внимание к иррациональной стороне коммуникативной деятельности. В рамках их теорий субъект коммуникации выступает только как носитель рациональности. Однако, рациональность, даже понятая как коммуникативная, составляет лишь аспект человеческого общения. Предлагая рациональность и ответственность как основание действий субъекта, необходимо еще показать место этих принципов в коммуникативной деятельности. Разумность, ответственность и универсальная значимость действий субъекта не является необходимой составляющей социальной жизни, проходящей преимущественно в рамках социальных стереотипов и иррациональных привычек.

В связи со сказанным разработка современной концепции субъекта науки представляется весьма актуальной, как в этическом, так и в эпистемологическом аспекте. Важно понять, что ученый не является простым агентом социальных практик, выполняющим детерминированные извне исследовательские программы и, следовательно, избавленным от ответственности. Иными словами, он должен быть представлен как субъект исследовательской деятельности, способный свободно осуществлять им самим намеченные проекты и отвечать как за научную, так и за моральную состоятельность своих методов и результатов. Тема ответственности ученого и универсальной значимости научного результата особенно актуальна в связи с глобальным характером проблем, порождаемых современным состоянием науки и прогрессом технологий.

Степень разработанности темы. Рассмотрение понятия субъекта в последние десятилетия 20 века сводится, как правило, к критике картезианской парадигмы и восходит к трудам К. Маркса, Ф. Ницше, М. Хайдеггера. В работах Л. Альтюссера, Р. Барта, Ж. Бодрийяра, Ж. Деррида, Ю. Кристевой, Ж. Лиотара, М. Фуко с разных сторон демонстрируется кризис человеческой идентичности, показывается, что идея субъекта есть временное порождение определенных дискурсивных практик, идеологий, практик власти и т.д. Однако отказ от понятия субъекта не был повсеместным. А. Рено, противопоставляя понятия субъекта и индивида, утверждал, что постмодернизм критикует именно последнее, не схватывая самого понятия субъектности. В самом постмодернизме, начиная с 80-х годов вызрела идея «воскрешения субъекта». М. Фуко (в поздних работах), М. Готдинер, Дж. Уард и ряд других авторов говорят о необходимости преодоления кризиса идентичности. Фуко видит эту возможность осуществлении «практик себя», не сводимых к языку и дискурсивным практикам. Ряд авторов (например, Э. Левинас, П. Рикёр, Б. Вальденфельс) связывают обретение единства «я» с отношением к «другому», субъект-субъектной коммуникацией. В связи с открытием роли языка и социальных практик эту стратегию описания субъекта следует признать наиболее перспективной.

В англо-американской философии, связанной преимущественно с аналитической традицией также существует устойчивый интерес к теме субъекта. Широкий круг авторов поддерживает идею уникального, тождественного себе «я», расходясь, однако, во мнениях о природе этой самотождественности. Существует много редукционистских концепций, сводящих тождество личности либо к соматическим, либо к психическим факторам. К первой группе относятся концепции Е. Олсона, П. Сноудона, Дж. Томсон, Б. Уильямса. Ко второй - Д. Парфита, Дж. Перри, С. Шумейкера. Можно, кроме того, выделить концепции, рассматривающие тождество личности прежде всего с коммуникативной и этической точек зрения. В работах К. Корсгаард, А. Макинтайра, К. Ровейна, Ч. Тейлора тождество личности рассматривается не как эмпирический факт, нуждающийся в объяснении, а как исходное условие морального поведения и ответственности.

Понятие субъекта научной коммуникации активно обсуждается в современной философии науки. Для этого обсуждения существенна наметившаяся в первой половине ХХ века и окончательно совершившаяся в последние его десятилетия переориентация философии науки с рассмотрения чисто эпистемологических вопросов на исследование социальных аспектов научной деятельности. Подробно см. Огурцов А.П. Философия науки как конкуренция исследовательских программ //Методология науки: исследовательские программы. М.: Институт философии РАН. 2007. С. 84-115 Разные подходы к исследованию науки как социального института были продемонстрированы еще в трудах Л. Флека и Р. Мертона, а во второй половине ХХ в подробно развиты у Т. Куна, Д. Блура, Л. Лаудана, У. Ньютон-Смита, М.К. Петрова, К. Поппера, С. Тулмина, П. Фейерабенда и многих других. При всем разнообразии подходов, развиваемых указанными авторами, все они, в той или иной мере, предполагают человеческую размерность («человекоразмерность» - М.К. Петров) науки. Важной чертой этой тенденции является рождение такой новой сферы исследования, как социальная эпистемология Подробно см. Касавин И.Т. Социальная эпистемология: понятие и проблемы //Эпистемология & философия науки, т. VII, № 1, 2006. С. 4-13.. На стыке философии и социологии науки были сформулированы концепции научного сообщества (Л. Флек, Р. Мертон, Т. Кун) и этоса науки (Р. Мертон, Б. Барбер, Э. Барбер, Р. Богуслав, Дж. Займан, С. Фуллер). Нравственная позиция ученого и характер его индивидуальной ответственности за научную истину рассматривается рядом авторов (Р. Мертон, К. Поппер, К.-О. Апель, Х. Альберт, Дж. Агасси, Р. Брэндом, Дж. Займан, М. Ноттурно) как конституирующая черта научной деятельности. Важным достижением названных авторов является обнаружение неразрывной связи между этическим и эпистемологическим подходами к науке.

Еще одним существенным для настоящего исследования принцпом является личностный характер научного знания, описанный, прежде всего, М. Полани. Обращение к концепции личностного знания позволяет рассмотреть логику аргументации, далекую от классического идеала дедуктивного обоснования знания. В этой связи ряд исследователей (например, П. Фейерабенд, Л. Цеккарелли, А.П. Огурцов) отмечая «риторический поворот» в философии науки, обращаются к таким факторам научного исследования как субъективная убедительность, правдоподобие, «научная вера», опора на неявные и часто неосознанные предпосылки.

Анализ постнеклассической науки (В.С. Степин) и ее синергетической парадигмы (работы В.И. Аршинова, В.Г. Буданова, Л.П. Киященко, В.Н. Поруса, Я.И. Свирского, В.С. Степина, В.С. Швырева и др.) раскрывает феномен «человекомерной» науки и связанный с ним коммуникативный характер субъекта. В этих работах исследуется особый тип субъективности, характеризующийся открытостью, коммуникативностью, постоянным становлением.

Тема риска до настоящего времени, была, для философии периферийной. Она изучалась в экономике, политике, экологии, при разработке технологий для оценки качества решений. В работах, посвященных социологии и этике науки риск описывался преимущественно как этическая категория. Вопрос о риске и ответственности ставится в связи с правомерностью рискованных научных исследований. Иными словами, речь идет об ответственности ученого за возможные опасные последствия применения его результатов. В последние годы, однако, разрыв этического и социологического понимания риска преодолевается в работах, посвященных анализу рациональных процедур принятия решений, как морального, так и когнитивного характера (А. Гевирц, Э. Гидденс, Н. Грегерсен, Н. Луман, К. Шрейдер-Фреше).

Тема ответственности систематически разработана в трудах Г. Йонаса, Х. Ленка, М. Маринга. Йонас связывает ответственность с самим существованием человека, необходимостью заботится о другом и рассматривает отношения человека с природой как сферу особой ответственности. У Ленка и Меринга ответственность рассматривается преимущественно в социальном и правовом аспекте, описана структура ответственности в системе социальных связей. В этих работах, однако, не исследуется вопрос об ответственности субъекта коммуникативного действия, в том числе о связи ответственности с риском.

Объект диссертационного исследования. Объектом исследования являются коммуникативные практики науки.

Предмет исследования. Предметом исследования являются ответственные действия субъекта в рамках коммуникативных практик науки.

Цель и задачи диссертационного исследования. Целью работы является создание такой концепции субъекта науки, в которой достижения классической философии были бы модифицированы с учетом последующей критики. К указанным достижениям следует отнести прежде всего принцип рациональности, идеи ответственности и универсализма. В философии ХХ века значение этих идей и принципов нередко ставится под сомнение вследствие учета локальных социокультурных детерминаций научного знания, а также выявления значимости внерефлексивной и даже внерациональной компоненты деятельности ученого, выражающейся в его навыках, привычках, стереотипах и т.п. Более того, эти дорефлексивные габитуальные компоненты, представляют собой глубокий пласт «неявного знания» (М. Полани), и составляют необходимое условие научной коммуникации, которая приобретает вид иррациональной и бессубъектной. Чтобы избавиться от такого рода видимости и модифицировать идеалы классической философии, необходимо обосновать возможность ответственного рационального действия и описать его структуру.

Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:

Выявить основные характеристики субъекта, представленные в классической философии, условия возможности ответственных познавательных и моральных актов субъекта, исходя из общих черт этики и эпистемологии модерна.

Описать место субъекта в коммуникативном сообществе. Рассмотреть возможные источники риска при принятии коммуникативных решений и значение риска в принятии на себя ответственности и конституировании субъектности. философия критика универсализм ответственность

Рассмотреть следование правилу как основу коммуникативной деятельности. Выявить аспекты бессубъектности (габитус) и субъектности (рефлексия) в следовании правилу.

Описать габитус как сферу бессубъектности в коммуникативной деятельности. Рассмотреть место габитуса в научной коммуникации и выявить границы габитуса.

Показать роль рефлексии в научной коммуникации. Рассмотреть связь рефлексии с рациональным и ответственным действием субъекта.

Рассмотреть взаимосвязь габитуса и рефлексии.

Рассмотреть место универсальных правил в рациональной деятельности субъекта научной коммуникации. Определить возможности трансцендентального подхода к обоснованию универсальных норм в рациональной аргументации.

Методологическая и теоретическая основа исследования.

В основе методологии исследования лежит идея трансцендентального обоснования действия субъекта, как основы его конституции. Такое обоснование предполагает рациональность и универсальность действия. Рациональность подразумевает предельное обоснование правила действия, т.е. его сводимость к базовым (т.е. общепонятным и общезначимым) нормам. Универсальность вытекает из рациональности, поскольку указанная сводимость и делает правило универсальным.

Для обоснования базовых норм используется трансцендентальный аргумент, т.е. демонстрация того, что любой аргументированный отказ от этих норм потребует обращения к ним в процессе аргументации. Указанные нормы рассматриваются, соответственно не только как универсальные, но как трансцендентальные, т.е. являющиеся условием любого возможного действия субъекта.

Задача трансцендентального исследования состоит в установлении необходимого минимума условий рациональной коммуникации, а не в построении какой-то целостной системы, претендующей на всеобщность. Трансцендентальные нормы обязательны постольку, поскольку мы остаемся в рамках разумности, языковой коммуникации и, в конечном счете, человечности. Эта рамка может быть чрезвычайно широка, но не безгранична.

Важным методологическим допущением работы является показанная К.-О. Апелем общность эпистемологических, логических и моральных норм. Все три указанных типа являются нормами рациональной коммуникации и определяют разумные отношения между субъектами.

Другим важным для методологии исследования принципом, является кантовский тезис о границе разума. Трансцендентальный аргумент работает только в рамках рациональной аргументации, поскольку проясняет принципы только рациональной коммуникации, а не коммуникации вообще. Поэтому методологически важно прояснить границы применимости этого аргумента, т.е. описать границу рационального и иррационального в научной коммуникации. Метод исследования состоит в последовательном описании возможностей иррациональной коммуникации с одной стороны и рациональной - с другой и попытке обнаружить границу этих возможностей.

Указанное описание основывается на необходимости следования правилу в любой коммуникативной деятельности. Поэтому методы исследования во многом основываются на результатах дискуссии о проблеме следования правилу, широко представленной в современной философской литературе. В качестве исходных допущений в работе приняты взгляды С.А. Крипке о социальном характере следования правилу. В ходе исследования эти взгляды корректируются с учетом концепции П. Бурдье о принципах порождения социальных практик, идей П. Уинча о значении рефлексии в следовании правилу, а также собственных идей автора о роли риска в коммуникации.

Исследование носит междисциплинарный характер. В нем использованы результаты, полученные в социологии, лингвистике, социологии науки, истории науки и других дисциплинах. Однако эти результаты рассматриваются не как эмпирические факты или понятия (что естественно для указанных дисциплин). Обращение к ним мотивировано необходимостью исследования коммуникативной деятельности вообще. Такие понятия как «габитус» (П. Бурдье), «неявное знание» (М. Полани), «парадигма» (Т. Кун) вводятся как необходимые аспекты научной коммуникации, а не как результат наблюдений некоторого рода научных практик. В этом смысле методология исследования является собственно философской.

Новизна диссертационного исследования состоит в следующем:

выявлена принципиальная важность понятия границы для конституирования субъекта и установлении перспективности кантовского трансцендентализма для описания субъекта научной коммуникации;

понятие риска использовано для анализа коммуникативной деятельности в научном сообществе; установлена связь между риском и ответственностью в коммуникативных практиках;

продемонстрировано, что риск коммуникативной ошибки является источником ответственности и конституирует субъекта коммуникации;

разработано понятие габитуса научного сообщества, интегрирующее и модифицирующее концепции габитуса П. Бурдье, неявного знания М. Полани и научной парадигмы Т. Куна;

выявлены бессубъектные формы научной коммуникации, которые полностью определены габитусом, основаны на автоматизмах коммуникативного действия и нерефлексивном полагании целей и средств;

научные новации представлены как нестандартные действия, не согласующиеся с установленными автоматизмами и нарушающие границу габитуса;

выявлен коммуникативный смысл рефлексии, как акта, совершаемого на границе габитуса. Показано, что рефлексия подразумевает осознание альтернативы при выборе коммуникативного правила и тем самым порождает риск и ответственность коммуникативного субъекта;

установлено, что универсальность научного результата является коммуникативной нормой, подразумеваемой актом рефлексии;

показана взаимная дополнительность габитуального и рефлексивного модусов коммуникации; введено понятие трансцендентальной альтернативы как предельного условия риска и ответственности субъекта;

выявлены континуальность и дискретность форм коммуникативной деятельности, представленные габитуальным и рефлексивным модусом коммуникации, соответственно;

установлена связь ответственности субъекта с идентифицируемостью формы коммуникативной деятельности, которую субъект выбирает, отличая ее от других, ясно идентифицируемых форм.

Положения, выносимые на защиту.

На основании анализа теории познания И. Канта установлено, что определение субъекта связано с понятием границы познания. Вследствие своей принципиальной ограниченности, познание сталкивается с трансцендентной реальностью, а потому знание есть субъективная конструкция, по определению не совпадающая с реальностью самой по себе. Этот подход делает обоснованным понятие субъекта, поскольку предполагает неснимаемое различие между ним и познаваемой реальностью. Граница же обусловлена априорными условиями познания, которые создают неизменную структуру всякой познавательной деятельности.

Понятие риска и ответственности субъекта получено в результате экстраполяции кантовских идей на коммуникативную деятельность. Существование априорных норм коммуникации создает границу публично интерпретируемой реальности. В результате субъект в ходе коммуникации неизбежно сталкивается с трансцендентной реальностью, в частности с трансцендентностью другого. Это столкновение порождает риск коммуникативной ошибки. В таких условиях субъект должен брать на себя ответственность за свои коммуникативные решения. Именно риск коммуникативной ошибки конституирует субъекта. О субъекте незачем говорить, если гарантирована безошибочность коммуникации.

В основе постоянно воспроизводимых, регулярных коммуникативных практик научного сообщества лежат спонтанные автоматизмы, неявно принимаемые сообществом. Такие практики не подразумевают субъекта коммуникации, поскольку не требуют ответственного действия. Указанные автоматизмы составляют габитус (habitus) научного сообщества и представляют собой форму неявного знания (М. Полани). С другой стороны, понятие габитуса научного сообщество близко к понятию научной парадигмы у Т. Куна. Габитус научного сообщества, определяя характер научной коммуникации, включает в себя онтологические допущения, разделяемые сообществом, определяет характер целеполагания, представления о причинности, способы постановки и решения научных задач.

Выявлено существование границы габитуса и неизбежность столкновения с ситуациями, в которых не работают габитуальные автоматизмы. В таких ситуациях возникает необходимость явного представления правил коммуникации. Новизна в науке возникает именно тогда, когда действия в рамках габитуса невозможно. Научные новации представляют собой новые коммуникативные правила, не предусмотренные габитусом.

Явное представление коммуникативного правила не может быть однозначным и всегда допускает альтернативу. Наличие альтернативы создает риск ошибки и заставляет актора взять на себя ответственность за предложенное сообществу правило. Именно такой актор называется субъектом. Явное представление правил есть акт рефлексии и приводит к прояснению габитуса и рационализации научной коммуникации.

Существует два дополнительных друг к другу модуса деятельности ученого: габитуальный и рефлексивный. Их дополнительность является необходимым условием научной коммуникации. Новые научные результаты обязательно предполагают рефлексию, возникающую при сбое коммуникации на границе габитуса. Габитус, будучи консервативным компонентом научной деятельности, закрепляет исследовательские навыки и обеспечивает регулярность научной коммуникации.

Основной нормой субъективного действия в рефлексивном модусе является универсальность предлагаемого сообществу результата. Ученый, явно формулирующий свой научный результат, исходит из требования, подобного категорическому императиву: он действует так, как по его убеждению должен действовать любой член научного сообщества. Предлагая новый метод исследования, формулируя открытый им закон и т.п. он исходит из того, что этот результат будут в дальнейшем разделять все.

Трансцендентальной нормой рациональной коммуникации является отношение тождества и различия форм коммуникации. В рефлексивном модусе соблюдается требование идентифицируемости этих форм. Это требование распространяется и на самого субъекта научной коммуникации, который, будучи ответственен за свои коммуникативные акты, постоянно сохраняет тождество с самим собой. При обосновании требования идентифицируемости использован трансцендентальный аргумент.

Деятельность в рамках габитуального модуса не описывается отношением тождества и различия. Габитус предполагает существование континуума форм коммуникации, которые не могут быть однозначно идентифицированы и отношения между которыми описываются принципом семейного сходства (Л. Витгенштейн).

Научная коммуникация, как единство двух дополнительных модусов, с необходимостью осуществляется в одной из двух альтернативных форм: в дискретности строго идентифицируемых правил или в континуальности переходящих друг в друга навыков. В этой связи введено понятие трансцендентальной альтернативы, определяющей фундаментальный выбор субъекта в рамках рефлексии. Он может выбрать рефлексивный модус и тем самым взять на себя ответственность за явно идентифицируемое правило научной коммуникации. Но он также может вернуться к габитуальному модусу, продолжая действовать в рамках привычных автоматизмов. Выбирая первое, субъект выбирает и самого себя в качестве субъекта.

Научно-теоретическая и практическая значимость исследования определяются актуальностью темы и новизной результатов и состоит в описании основных форм коммуникативной деятельности в науке и определении места субъекта в системе научной коммуникации. Результаты работы могут быть использованы в исследованиях по философии науки, философии языка, социологии науки, а также при разработке учебных курсов и написании учебных пособий для студентов высших учебных заведений гуманитарных и естественнонаучных специальностей.

Апробация исследования. Диссертационное исследование обсуждалось и было рекомендовано к защите в Центре методологии и этики науки Института философии РАН. Положения диссертации неоднократно излагались автором в докладах и выступлениях на научных конференциях и семинарах, в том числе: III Российском философском конгрессе «Рационализм и культура на пороге третьего тысячелетия» (Ростов-на-Дону, 2002); международной конференции «Науки о человеке в современном мире» (Санкт-Петербург, 2002); Международном симпозиуме «Знание и общество» (Москва, 2005); Всероссийской научной конференции «Провинция и столица: центробежные и центростремительные процессы духовной эволюции культуры» (Белгород, 2006); Научной конференции «Проблема текста в гуманитарных исследованиях» (Москва, 2006); Международной конференции «Ответственность религии и науки» (Москва, 2006); Международной конференции «Философия математики: актуальные проблемы» (Москва, 2007); Международном научном семинаре «Личность в XXI веке» (Фессалоники, 2007); Международной конференции «Взаимодействие науки и религии» (Афины, 2007); Международной конференции «Демократия и ценности» (Вильнюс, 2008); I Всероссийской конференции «Наука, образование, инновации» (Москва, 2008).

Результаты исследований представлены в монографии «Риск и ответственность субъекта коммуникативного действия» (2008) и 21 статье.

Исследования по теме диссертации поддержаны грантами РГНФ: проекты № 02-03-18195а (Субъект математического рассуждения) и № 07-03-00228а (Ответственность субъектов научной коммуникации).

Материалы диссертации использовались при разработке спецкурса «Философия диалога», прочитанного в 2006/2007 учебном году в магистратуре Свято-Филаретовского православно-христианского института.

Структура и объем работы. Структура работы определяется целью и задачами исследования. Диссертация состоит из шести глав, введения, заключения и библиографии.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обоснована актуальность темы исследования, рассмотрена степень ее научной разработанности, определены объект и предмет, цель и задачи, раскрыта научная новизна, охарактеризованы методологические и теоретические основания исследования, указана теоретическая и практическая значимость диссертационной работы, приведены данные об апробации ее результатов, описана структура диссертации.

Глава 1. Трансцендентальный анализ понятия субъективности

В главе 1 рассматриваются концепции субъективности у Декарта, Канта и некоторых более поздних мыслителей нового времени. Анализируется поиск предельных оснований человеческого познания у названных мыслителей и их попытки понять, какие мыслительные ходы приводят нас к необходимости говорить о субъекте, как одном из таких оснований. Вводится понятие трансцендентального исследования, т.е.такого, которое обнаруживает исходные условия какой-либо деятельности, те условия, без которых указанная деятельность не может осуществляться.

1.1. Вопрос о субъекте. В первом параграфе рассматривается возникновение понятия о субъекте в контексте генезиса науки. Особое внимание уделяется взглядам Декарта. Важнейшей чертой научного познания представляется необходимость рационального обоснования его результатов. Требование обоснованности приводит к вопросу о методе. Метод должен быть таков, чтобы любой желающий мог сам удостовериться в истинности результата. Научное исследование в идеале должно быть контролируемым на каждом шаге. При этом первый шаг предполагает опору на очевидное, не вызывающее сомнения знание. Знание обосновано тогда, когда выводится из не вызывающих ни малейшего сомнения первых принципов.

Однако наряду с вопросом о редуцируемости знания к очевидности возникает и вопрос о субъекте. Естественно спросить: кому это должно быть очевидно и кто способен проконтролировать процедуру получения научного результата? Отвечая на этот вопрос, необходимо застраховаться от случайности. Реальная ситуация научного исследования вроде бы требует от исследователя особой подготовки, достаточно высокого уровня образованности, индивидуальных природных способностей. Если достоверность научного результата ставится в зависимость от подобных факторов, то она должна быть признана весьма условной. Следовательно, речь должна идти о таком субъекте, каждый шаг которого был бы прозрачен для любого мыслящего существа.

1.2. Основные характеристики картезианского субъекта. В данном параграфе рассматривается характер познающего субъекта, описанного как чистое мыслящее «я». Первой характеристикой такого субъекта является его универсальность, состоящая в том, что любое действие чистого мыслящего «я» должно представляться обоснованным всякому, кто в состоянии мыслить. Такой универсальности Декарт достигает, проводя процедуру радикального сомнения. В ходе ее последовательно устраняются все знания, могущие оказаться недостоверными. Эти знания получены от других людей, от собственных чувств, от собственных интеллектуальных усилий. Отказавшись от них, мы тем самым устраняем все, что связано с частными (т.е. случайными) условиями возникновения знания. Мыслящее «я», обнаруженное в качестве неустранимой основы всякого мышления, не обременено никакими исторически и биографически обусловленными представлениями. Я, открывшийся себе в результате сомнения, ничем не отличаюсь ни от какого другого мыслящего существа. Поэтому все, что смогу счесть достоверным я, будет столь же достоверно и для любого.

Другой характеристикой субъекта является предметность его мышления. Даже сомневаясь во всем, я должен иметь некий предмет сомнения. Поэтому субъект конституируется в результате противопоставления объекту. С другой стороны, первым и наиболее достоверным объектом выступает он сам. Исходным знанием, которое должно стать началом познания, является знание о самом себе.

Важнейшей характеристикой субъекта является также его неустранимость из всякого возможного мышления. Невозможно ограничиться утверждением, что мышление существует. Необходимо утверждать именно, что я мыслю, т.е. что существует субъект мышления. Это утверждение опирается на трансцендентальный аргумент. Всякая попытка опровергнуть суждение «Я мыслю» будет опираться на неявное признание его истинности, поскольку опровержение есть мыслительный акт опровергающего.

1.3. Достоверность и трансцендентальные условия познания. Рассматриваются основные идеи трансцендентальной эпистемологии Канта. Задача последней состоит в поиске формальных условий всякого возможного знания. Тем самым вводится иное, по сравнению с Декартом, представление об универсальности знания. Универсальность достигается не в силу абсолютной достоверности, а в силу того, что знание организовано сообразно всеобщим и необходимым формам.

Эти формы составляют трансцендентальные условия познания, помимо которых никакое познание в принципе не может осуществляться. При этом необходимо отличить само познание от его формальных условий. Обычно кантовский априоризм связывают с попыткой обосновать возможность априорного познания, результат которого обладал бы достоверностью в силу априорности. Однако описанные Кантом категории рассудка - это условия любого познания вообще. Даже такого, которое не обладает полной достоверностью. Те условия познания, которые ищет Кант, не позволяют открывать «подлинную реальность». Они представляют собой систему формальных схем, в рамках которых конструируется всякое возможное знание. Универсальность связана только с их априорностью формальных условий, но не с содержанием знания. Априорные формы предшествуют опыту в том смысле, что без них никакого опыта просто нет. Априорные условия познания составляют его трансцендентальные условия, т. е. такие, которые обеспечивают саму возможность познания. Познание может быть эмпирическим, но неизбежно содержит априорную составляющую.

1.4. Трансцендентальные условия и трансцендентная реальность. Знание, построенное в рамках трансцендентальных условий, имеет четко установленную границу. Раз наше познание осуществляется в рамках a priori заданных правил, то мы не можем знать ничего, не соответствующего этим правилам. Реальность познается лишь в той мере, в какой она сообразна способностям познания. Трансцендентальные условия и составляют границу знания.

Понятие границы с необходимостью полагает понятие о трансцендентном, т. е. лежащем за ней. Это понятие можно выразить словами «сама реальность», т. е. нечто, существующего безотносительно к нашим способностям познания, обозначенное Кантом как «вещь в себе».

Трансцендентность последней означает, что сколь бы далеко не продвинулось наше познание, ему всегда придется сталкиваться с чем-то ему принципиально чуждым. Наше знание принципиально субъективно, т. е. сконструировано в рамках априорных условий. Однако мы не живем в мире, построенном нашими собственными усилиями. Конструируя знание о мире, мы не конструируем мир. Тот факт, что познанные нами вещи вовсе не таковы, каковы они «на самом деле», не означает будто этого «на самом деле» вообще не существует. Вещь в себе, пребывающая за трансцендентальной границей, выступает как источник нового знания. Но в поле зрения познающего субъекта она входит лишь, будучи преломлена через призму априорных форм.

1.5. Субъект как условие знании. Развитый Кантом подход требует рассматривать познание как синтезирующую деятельность, вводящую неоформленный субстрат в рамки категориальных схем. Знание представляется как оформленная материя. Материю знания составляют данные чувств. Однако всякая попытка описать их содержание может быть осуществлена только в рамках трансцендентальных условий. Поэтому нам суждено иметь дело только с оформленной материей познания. Нет никакого представления, которое не было бы уже упорядочено сообразно категориальным схемам.

Таким образом, материя познания в собственном смысле этого слова всегда лежит за пределами знания. В каждом акте познания мы предполагаем, что за пределами всех возможных синтезов существует реальность, не подвергшаяся концептуализации. Эту реальность допустимо отождествить с трансцендентной вещью в себе.

Понимание познания как синтетической деятельности приводит Канта к понятию субъекта. Оно появляется здесь как понятие об априорном единстве апперцепции, как о высшем условии возможности познания. Это условие оказывается нужно именно потому, что всякий акт познания состоит в синтезе многообразия. Сказанное означает, что познание осуществляется в рамках единого сознания, удерживающего это многообразие и создающего из него единство, вводя в рамки определенной формы.

Субъект, как единство апперцепции не может быть обнаружен помимо материи познания, поскольку его дело состоит в том, чтобы ее оформлять. Но он существует, как и любая категориальная форма, независимо от этой материи, т. е. a priori. Субъект есть высшее из трансцендентальных условий. Через него осуществляются все прочие.

1.6. Субъект и трансцендентная реальность. В данном параграфе кантовское описание познания используется для рассмотрения деятельности субъекта науки при выдвижении научных гипотез.

В пределах, обозначенных априорными формами, субъект обладает существенной свободой. Система правил рассудка не является исчерпывающим сводом предписаний, полностью определяющим познание. Кант обращает на это внимание в «Критике способности суждения». Наряду с категориальными законами знание включает и частные законы эмпирического происхождения.

Рефлектирующая способность суждения, создающая эмпирические законы, рассматривается Кантом как промежуточное звено между рассудком, дающим априорные правила и разумом, указывающим на трансцендентную сферу. Ее задача состоит в том, чтобы найти общее, если дано особенное. Можно усмотреть параллель между рефлектирующей способностью суждения и способностью выдвижения гипотез, объясняющих совокупность наблюдаемых фактов. Но гипотеза никогда не может быть единственной. Она всегда предполагает альтернативу. Именно поэтому описание реальности предполагает, во-первых, выбор из ряда альтернатив, а, во-вторых, творческий акт, состоящий в индуктивной догадке. Гипотеза не вытекает с необходимостью ни из совокупности наблюдаемых фактов, ни из общих предпосылок. Она должна быть согласована и с тем и с другим, но при этом представляет собой нечто новое, не обусловленное уже имеющимся знанием.

Та относительная общность, которой обладают гипотезы, есть нечто промежуточное между наблюдаемыми фактами и предельно общими законами природы. Последние, если следовать Канту, представляют собой правила рассудка. Что же касается наблюдаемых фактов, то они представляют собой нечто не очень определенное. Проблема состоит в том, что довольно сложно провести границу между гипотезой и фактом. Научное исследование часто основывается не на непосредственном наблюдении, а на ранее выдвинутых гипотезах. Попытка обнаружить суждение, фиксирующее прямое наблюдение приводит к вопросу о «предложениях наблюдения», вокруг которых строилась вся философия логического позитивизма. Опыт этой философии свидетельствует о неразрешимости указанного вопроса.

Выдвижение гипотезы есть действие, происходящее в промежутке между предельно общим и предельно частным уровнем. Этот промежуток не пуст. Он может быть заполнен «сверху» (гипотезами более общего характера), и он всегда заполнен «снизу» (совокупностью частных знаний, которые мы в данный момент хотим объяснить). В рамках анализа кантовской концепции мы можем сказать, что предельно общий уровень составляют априорные условия познания. Предельно частный уровень следует рассматривать как «реальность в себе», составляющая последний предмет нашего познания. Знание об этой реальности мы пытаемся выразить в гипотезах. Но наше знание всегда гипотетично, а реальность сама по себе, трансцендентна. Мы «имеем ее в виду» в любом акте познания, но результат нашей познавательной деятельности никогда ее не выражает.

Любое, относящееся к реальности суждение, всегда гипотетично и допускает альтернативу. Выбирая именно эту гипотезу, субъект отвечает за свой выбор. Высказав то или иное суждение, всегда приходится учитывать, что истина может быть иной. Трансцендентность предмета познания оказывается при этом определяющим фактором. Он таит в себе недостижимую истину, которая ставит под сомнение любой субъективный акт и буквально «обрекает» познающего субъекта на риск.

Наличие трансцендентной реальности значимо для проявления «я» как единого центра синтетических актов. Я сознаю себя как субъект синтетического акта постольку, поскольку несу ответственность за него.

Глава 2. Субъект коммуникативного действия

Во второй главе описано место субъекта в коммуникативном сообществе. Рассмотрены возможные источники риска при принятии коммуникативных решений и значение риска в принятии на себя ответственности и конституировании субъектности.

2.1. Преодоление «методического солипсизма» в трансцендентальной философии. При всей своей продуктивности и эвристической значимости кантовская теория субъективности кантовский априоризм полностью вписывается в общее русло классической философии с ее «методическим солипсизмом» Термин заимствован у К.-О. Апеля. См. Трансформация философии. М., 2001, с. 196.. Все правила мышления, как и моральные нормы, исходят от самого субъекта. Он сам устанавливает принципы своей деятельности. Описанный Кантом субъект не допускает присутствия рядом с собой другого, равного себе субъекта. Указанное обстоятельство позволяет идти «дальше Канта» в попытке развить трансцендентальный анализ субъективности, исходя из коммуникативного характера познания. Первый шаг в этом направлении был сделан Ч.С. Пирсом, который вместо единства сознания, созидающего корпус научного знания, рассматривает единство сообщества. Правила мышления, сообразно которым строится знания, есть предмет общего согласия, постоянно воспроизводимого в ходе коммуникации. В рамках трансцендентального подхода к анализу коммуникации (развитого в конце ХХ века Апелем) осуществляется попытка найти такие правила, которые подобно кантовским условиям всякого возможного опыта, можно было бы назвать условиями всякой возможной коммуникации.

Всякое мышление вообще может существовать лишь как коммуникативная деятельность. Мы не можем говорить о мышлении, игнорируя язык, в котором оно совершается. Отсюда следует, что любая попытка прояснить природу мышления должна учитывать публичный характер последнего. В этих условиях возможен «лингвистический поворот» в рамках философского априоризма. Поиск априорных условий всякого возможного мыслительного акта естественно приводит нас к анализу языка, поскольку без него неосуществимо никакое мышление. Язык и есть априорное условие мышления. Эта констатация носит трансцендентальный характер, поскольку должна быть распространена на всякое мышление вообще. Впрочем, если мы намерены исследовать конститутивные априорные правила, то нам необходимо исследовать конкретные языковые формы, лежащие в основании всякого мыслительного акта.

2.2. Коммуникативные нормы и онтология. Конститутивные априорные формы, присущие языку (т. е. заданные его грамматической структурой) определяют границу и структуру реальности. Это означает, что любой объект, воспринимаемый чувствами, устроен сообразно языковой форме, лежащей в основе его описания. Существует известная близость между кантовской философией и концепцией лингвистической относительности Э. Сепира. Тот факт, что структура мыслимой реальности не есть форма реальности самой по себе, но является проекцией грамматической системы языка, коррелятивен кантовскому различению явления и вещи в себе.

Концепция лингвистической относительности, которая, с одной стороны, подтверждает кантианский тезис о том, что реальность приводится в соответствие с мышлением (а не наоборот), с другой стороны, указывает на множественность языков и, следовательно, множественность способов мышления и образов реальности. Однако сам факт использования языка есть априорная предпосылка всякого возможного мышления. Независимо от того, на каком языке сделано высказывание, оно является языковым и, следовательно, потенциально понятным для любого носителя любого языка. Даже у самых отдаленных языковых систем есть определенная структурная общность, делающие эти системы языковыми. Они могут сильно отличаться и по грамматике и по онтологии, но все же это будет именно грамматика и именно онтология. Наличие общих структур означает наличие общих правил. Наличие общих правил в языках влечет и определенную общность в онтологиях. Поэтому мы все же вправе говорить об априорных конститутивных правилах, определяющих как деятельность любого носителя языка, так и структуру всякой, доступной языковому описанию реальности.

Это согласуется с развитой Апелем концепцией трансцендентального коммуникативного сообщества. Презумпция потенциальной понятности любого высказывания связана с распространяемым на все языки единством априорных конститутивных правил.

Предложенная версия априоризма позволяет принять кантовский тезис о существовании границы мышления (и, соответственно, мыслимой реальности) и необходимости допущения трансцендентной реальности в себе.

2.3. Вопрос об источнике коммуникативного действия. Коль скоро язык оказывается источником правил мышления и структуры реальности, становится невозможным признать автономное сознание субъекта в качестве законодателя. Язык существует только в сообществе. Всякая мыслимая реальность интерсубъективна. Правила, конституирующие эту реальность суть правила коммуникации. Если мы пытаемся определить априорные правила, то мы должны (вслед за Апелем) говорить о трансцендентальном сообществе, объединяющем всех возможных участников любой возможной коммуникации.

Однако невозможно приписать трансцендентальному сообществу функции трансцендентального сознания. Субъект, обладающий сознанием, не просто предписывает реальности правила. Он осуществляет синтезирующее действие. Такого рода активность не может быть атрибутирована сообществу. Значение трансцендентального единства апперцепции в том, что оно свидетельствует о тождестве действующего сознания. Без такого тождества невозможен никакой мыслительный акт. Единство сообщества означает лишь консенсус относительно правил. Поэтому невозможна простая замена одного источника правил на другой.

Для описания мышления как публичного феномена необходимо принять идею интерсубъективности в собственном смысле слова. Этот подход требует признания того (на первый взгляд очевидного) факта, что сообщество состоит из индивидов, каждый из которых является субъектом мышления. Исходный смысл понятия коммуникации включает именно эту предпосылку. Однако столь популярная в последние десятилетия идея смерти субъекта требует дополнительных аргументов для ее принятия. Эти аргументы развиваются далее в настоящем исследовании.

2.4. Коммуникативное сообщество и субъект мышления. Мыслящий индивид (субъект мышления) может занимать по отношению к сообществу положение внешнего наблюдателя. Это происходит тогда, когда сообщество делается объектом исследования, например, в деятельности ученого, исследующего общественные процессы. Подобное позиционирование неизбежно приводит к относительному методологическому солипсизму. Исследователь является выделенным из сообщества субъектом. Само сообщество есть в этот момент лишь объект. Однако объективация сообщества есть лишь эвристически оправданное допущение. Оно необходимо для эффективного исследования общества, но принято может быть лишь на время. Здесь имеет место абстрагирование, во-первых, от некоторых особенностей социальной науки (о которых говорится следующем параграфе), а, во-вторых, от того сообщества, к которому принадлежит сам исследователь. Объективное исследование сообщества предполагает, в свою очередь, существование сообщества исследователей, точно так же, как исследование языка - существование метаязыка.

Возникает возможность последовательных объективаций, выводящих исследователя за пределы очередного сообщества. Так социология, делающая различные общественные группы своими объектами, сама может быть объектом исследования, например, историков науки. Однако существует предел возможных объективаций. Не всякое сообщество может стать объектом. Не подлежит объективации, по крайней мере, то сообщество, которое мы выше назвали вслед за Апелем трансцендентальным.

Мыслящий индивид не объективирует то сообщество, членом которого является. Это не означает, что сообщество не доступно рациональному осмыслению с его стороны. Существо осмысления состоит, с одной стороны, в понимании действий других членов сообщества и, с другой стороны, в совершении понимаемых, т. е. публично и рационально интерпретируемых действий. Основой этой рациональности является освоение правил коммуникации. Ситуацию, в которой находится мыслящий индивид, как член сообщества, можно назвать герменевтической, поскольку само его существование обусловлено пониманием.

2.5. Трансцендентальное коммуникативное сообщество. Трансцендентальное коммуникативное сообщество описывается в настоящем параграфе как условие возможности социальной науки. Объективное исследование в рамках социальной науки отличается от естественнонаучного тем, что значительную часть необходимых данных получает лишь благодаря свидетельствам сообщества о самом себе. Такое исследование невозможно без понимания, без прямой или косвенной коммуникации. В конечном счете, без коммуникации исследователь едва ли даже сможет заключить, что его объект является не природным образованием, а сообществом разумных существ Аналогичную аргументацию развивает в своих работах К.-О. Апель. См. Трансформация философии, с. 129 и далее.. Сообщество исследователей и сообщество-объект должны придерживаться каких-то общих коммуникативных правил и иметь общий язык. Неизбежно наличие сообщества, которому принадлежат как исследователи, так и исследуемые.