Становление высшего исторического образования на Северном Кавказе в середине 40-х – 50-х гг

Вторым серьезным недостатком работ историков региона в первое послевоенное десятилетие, когда над ними довлел культ личности Сталина и строгая партийная цензура, являлась декларативность многих положений, 45 стремление «подогнать» региональные особенности революционных событий к общероссийской схеме. Особенно это проявилось в коллективных сборниках, конференциях и совещаниях, посвященных юбилейным датам, в частности на межвузовском совещании по истории на тему: «Революционное движение на Дону и Северном Кавказе в конце XIX - начале XX вв.», состоявшемся 25-26 января 1956 г. в г. Ростове-на-Дону. Многочисленные доклады, содержащие самые различные исторические факты, были нацелены не на то, чтобы вскрыть особенности революционных процессов в том или ином регионе, а, прежде всего, чтобы продемонстрировать «схожесть событий с общеустоявшейся схемой революционного движения в России в этот период»79.

Таким образом, в первое послевоенное десятилетие взаимоотношения историков и власти определялись неоднородностью функций исторической науки в советской системе. С одной стороны, историки продолжали оставаться объектом репрессий, которым подвергались не только отдельные ученые, но и целые научные коллективы. С другой - партийно-государственная система нуждалась в идеологическом обосновании своей деятельности, подготовке кадров для средней и высшей школы. Превратившись в главный инструмент идеологии, история и другие общественные науки сохранили признаки научного знания, рационального мышления и интеллектуального усилия. Об этом наглядно свидетельствуют сочинения историков Дона, Кубани и Ставрополья, которые не только существенно дополняли общероссийскую историографию, но и в условиях отсутствия учебников лежали в основе лекционных курсов преподавателей и составляли учебно-методическую базу всего образовательного процесса вузов.

2. Процесс восстановления исторических факультетов в вузах региона

Период становления, как начальный этап, сложен сам по себе. Для вузов Северного Кавказа становление высшего исторического образования совпало с трудностями послевоенного времени. Представить себе тот громадный комплекс проблем, которые предстояло решить вузам и созданным в них молодым историческим факультетам в первые недели и месяцы после войны позволяет любопытный документ, обнаруженный нами в фондах госархива. Подводя итог недостаткам работы Ставропольского пединститута в 1944-1945 гг., дирекция просит Наркомпросс выделить институту к следующему учебному году: 1) две автомашины (для повозки дров, так как окрестные леса вырублены до 1965 г.); 2) дать наряд на 120 литров спирта и 200 литров бензина (для лабораторий; 3) 500 тонн угля; 4) 50 к/м пиломатериалов; 300 килограмм краски; 500 квадр. метров кровельного железа (для восстановительных работ, которые ведутся крайне медленно);4) обеспечить утверждение набранных по конкурсу научных работников и командировать недостающих работников80.

Таким образом, сам набор первоочередных «нужд» института красноречиво свидетельствует о том, насколько тяжел был процесс восстановления вузов после войны, и в каких условиях проходили занятия. Развитие исторических факультетов наталкивалось на практически полное отсутствие материальной базы: учебные корпуса, библиотеки, лаборатории были разрушены и подлежали восстановлению, а лимитные средства, выделяемые государством, были недостаточными. Постоянной проблемой первых послевоенных лет была также нехватка человеческих ресурсов - отсутствие квалифицированных кадров, недобор и сильный отсев студентов. Понять, как шел процесс становления и развития исторических факультетов и кафедр, с какими трудностями пришлось столкнуться вузам Дона, Кубани и Ставрополья в первое послевоенное десятилетие - цель данного параграфа.

Среди первоочередных проблем, которые стояли перед администрацией вузов во время и сразу после войны - восстановление материально-технической базы. Как известно, большинство университетов и институтов продолжали функционировать во время войны. Временная оккупация и эвакуация (РГУ был эвакуирован в г. Ош Киргизской ССР) на время остановила учебный процесс, но занятия возобновились сразу же после освобождения Северного Кавказа, т.е. в условиях военного времени, тогда же начались и восстановительные работы.

Трудно представить, во что превратились здания вузов за время войны. Учебные корпуса и общежития РГУ во время войны и оккупации были почти полностью уничтожены, сильно пострадала университетская библиотека: во время бомбежек и оккупации было сожжено около 799 тыс. книг. По определению государственной комиссии ущерб университету составил 25 млн. рублей81. Как вспоминает ректор РГУ СЕ. Бел Озеров, занятия проводили в основном в общежитии, где жили студенты и преподаватели, лишившиеся квартир в разрушенном городе. Зимой в неотапливаемых аудиториях преподаватели работали в шапках и перчатках, вместо досок писали на стенах, за-крашенных черной краской . В зданиях не было мебели, учебного оборудования. Студенты слушали лекции, сидя на портфелях, не было книг и тетрадей, но, тем не менее, учебный процесс шел.

Исторический факультет в Ростовском педагогическом институте был создан еще в 1932 году, затем - в 1941 г. -- закрыт, его преподаватели и студенты влились в состав созданного в этом же году исторического факультета РГУ. В 1943 г. исторический факультет был восстановлен и в составе педагогического института. После освобождения города здание пединститута представляло собой жалкое зрелище - полуразрушенные стены, ни крыши, ни перекрытии - огромная коробка из камня. На закопченном фасаде учебного корпуса РГПИ белел плакат «Мы возродим тебя, родной Ростов!»83. Директор РГПИ в то время В.К. Вилор вспоминает: «С июля 1943 г. я заведовала сектором культуры и просвещения в обкоме партии. В начале ноября 1943"г. меня решением обкома партии направили работать исполняющим обязанности директора пединститута... За декабрь 1943 г. была проделана огромная организационная работа: регистрация сотрудников института, находившихся в то время в Ростове, студентов, ранее обучавшихся в институте. Была составлена опись убытков, причиненных институту немецко-фашистскими оккупантами. В общей сумме она составила 22 529,7 тыс. рублей. Вновь открывшийся пединститут начал свои занятия 2 января 1944 г»84.

Большой вклад в развитие института и организацию учебного процесса в институте в первые послевоенные годы внесли профессор М.В. Клочков, доценты В.К. Вилор, А.К. Хмелевский и молодые преподаватели И.С. Мар-кусенко, П.В. Соловьев и др. В РГПИ было восстановлено 5 факультетов, в том числе и исторический, на котором обучалось 60 студентов. С 1 марта 1944 г. по приказу наркома просвещения Потемкина Ф.В. учительский институт снова вошел в состав педагогического и институт обрел свое прежнее название: Ростовский государственный педагогический и учительский институт.

Оккупация прервала работу Краснодарского педагогического института: было сожжено главное здание института и здание бывшего реального училища, где в 1937-1942 гг. размещались исторический и литературный факультеты. В огне погибла богатейшая библиотека кабинета истории СССР и коллекция исторического музея, насчитывавшая 15 тыс. экспонатов. Однако, в апреле 1943 г., через месяц после освобождения г. Краснодара, занятия в вузе возобновились. Среди населения собрали мебель, сохранившееся здание студенческого общежития по ул. Октябрьской отвели под учебный корпус и приспособили для занятий в две смены; открылась студенческая столовая85. Рост числа студентов опережал увеличение учебно-материальной базы. Но-вый учебный корпус на улице К.Либкнехта 149 строился медленно. Во время сессий заочников занятия проходили в школах города.

В 1943/44 учебном году план приема на 1-й курс КГПИ составил: исторический факультет -- 30 человек, физико-математический - 60; естественно-географический - 30; филологический - 60; иностранных языков 90 (по 30 человек на отделение немецкого, английского и французского языков). Вместе со студентами старших курсов контингент обучающихся насчитывал 1145 человек. Поскольку институт был восстановлен во второй половине 1943 г., обычный режим работы вуза был нарушен. Первый семестр начался с апреля. До 1 июля шли теоретические занятия, с 1 по 31 июля - сессия, с 1 по 31 августа каникулы. Второй семестр начался 1 сентября. Пример в учебе подавали студенты фронтовики: В.Ф. Писаренко, И.М. Жилин, Ф.Т. Крейзо, H.F. Спиридонов, И.Е. Ампилов, А.А. Кельдыш и другие .Все они впоследствии стали кандидатами и докторами наук.

Профессорско-преподавательский состав пединститута в первые послевоенные годы насчитывал всего 84 человека, из них 2 профессора, 42 доцента, 4~ кандидата наук . Исторический факультет составили две кафедры: кафедра истории СССР, которой вначале руководил В.А. Голубицкий, а затем - М.В. Покровский и кафедра всеобщей истории, которую возглавил доцент Г.П. Иванов. Первым деканом исторического факультета стал И.А. Чер-кашин88. Преподавателей не хватало, но институт сумел начать работу с неполным составом преподавателей, одновременно приглашая на Кубань новые научные силы.

Довольно сложно проходило восстановление и других вузов региона. В отчете Ставропольского педагогического и учительского института за 1946-1947г. констатируется: институту, по данным комиссии, причинен урон в 3.134 тыс. рублей - «взорван и приведен в негодность главный учебный корпус, разграблены и разрушены кабинеты, лаборатории, библиотека, разорен геологический музей, вырублен ботанический сад».89

А между тем, новый 1944/45 учебный год в истории института был ознаменован открытием исторического факультета. Датой рождения его стало II июля 1944 г. В этот день директор института профессор А.В. Козырев подписал приказ: «В связи с организацией в составе пединститута исторического факультета, по представлению зав. кафедрой марксизма-ленинизма Г.П. Булатова, выделить исторические дисциплины в самостоятельную кафедру истории, заведование которой, вплоть до окончательного ее укомплектования, возложить на члена кафедры основ марксизма-ленинизма А.С. Звенигородского». Он же стал и первым деканом факультета.90 Первого сентября 1944 г. был издан приказ №200 «О зачислении абитуриентов студентами первого курса». На первый курс исторического факультета было зачислено 24 человека, в основном девушки, а также фронтовики, уволенные в запас по ранению91.

В уцелевших зданиях Ставропольского пединститута студенты занимались при отсутствии отопления и постоянных перебоях с электроэнергией. Институт был в среднем обеспечен мебелью на 20-30%, и занятия проходили в корпусе, расположенном по ул. Дзержинской.92 1949г. принес институту непредвиденные трудности: приказом Минпроса РСФСР на базе факультета иностранных языков был открыт институт иностранных языков. Для его размещения институт отдал 1 и 2 этажи корпуса на ул. Дзержинской, здание же главного учебного корпуса, куда должен был переместиться Сі 11И, еще не было восстановлено. Занятия проходили в сложных условиях: «в главном корпусе были разрушены центральный вход, пол, окна были без стекол. Строительных материалов не было, окна закладывали камнями, битым кирпичом, оставляя узкую щель,...поэтому в аудиториях всегда царил полумрак,...столы делали из 2-3 досок, садились на разрушенный пол, а ноги ставили на потолок нижнего этажа».93

Таким образом, материально-техническая база вузов, без которой невозможно их нормальное функционирование, в годы войны была значительно разрушена. Ее восстановлением занимались, в основном, преподаватели и студенты, здоровье которых и так было подорвано скудным питанием, отсутствием теплой одежды и обуви. Это сказывалось и на качестве учебы, и на возможности вести научно-исследовательскую деятельность.

Восстановление материально-технической базы вузов шло с трудом. В' ответе дирекции Ставропольского пединститута на запрос Наркомпросса о результатах работы в 1944-1945 гг., отмечается, что ремонт и восстановление главного корпуса осуществляется крайне медленными темпами из-за нехватки материалов и квалифицированной рабочей силы.94 Переломным стал 1947-1948 учебный год, когда государство выделило каждому вузу на ремонтные работы от 1,5 до 3 млн. руб. Капиталовложение в развитие РГУ, как наиболее пострадавшего от боевых действий, было несколько выше.95 Тем не менее, процесс восстановления не завершился полностью и к началу 50-х гг. Например, на восстановительные работы СГПИ государство выделило 1.532 тыс., но к 1947 г. было израсходовано только 600 тыс. и восстановлено менее половины.96 Отчет исторического факультета СГПИ за 1949-1950 гг. свидетельствует о чрезвычайно трудных условиях, в которых проходил учебный процесс и через пять лет после войны. Институт учился в две смены, но учебных аудиторий не хватало; были постоянные перебои с освещением; исторический кабинет, где хранились пособия всех трех кафедр, служил одновременно и учебной аудиторией, и деканатом.97

Для организации учебно-воспитательного процесса существенное значение имела работа библиотек и кабинетов исторических кафедр. Условия работы этих учебных подразделений, их оснащенность и фонды учебной и научной литературы во многом определяли качество подготовки специалистов, особенно гуманитариев. Пополнение библиотек шло как путем закупки книг и учебников на выделенные государством средства, так и безвозмездной передачей ценной литературы. Многие библиотеки вузов после войны собирались буквально по крупицам.

Так, для работы Краснодарского пединститута среди населения разыкали 5 тысяч томов учебной и научной литературы. Для обеспечения работы СГПИ, по рекомендации Наркомпроса, Пермский университет и Тамбовский пединститут передали безвозмездно 20 тысяч томов учебной монографической литературы. В приказе по Ставропольскому госпединституту от 6.0Г.45г. директору библиотеки вменяется в обязанность «обеспечить читальный зал библиотеки 4-мя исправными керосиновыми лампами, а каждого работающего -- горячим чаем».99 В тяжелейших бытовых условиях послевоенного времени такая забота об обеспечении работающих в библиотеке имеет большое значение.

Одним из ключевых вопросов в работе исторических факультетов после войны была катастрофическая нехватка профессорско преподавательских кадров. Во многом такая ситуация объяснялась последствиями войны: многие преподаватели не вернулись с поля боя, погибли в плену или оккупации. В сложных условиях военного времени мало внимания уделялось и послевузовской подготовке: многие способные студенты уходили на фронт. Создание новых учебных и научных центров после войны особенно усилил дефицит квалифицированных педагогов, и такая ситуация в конце 40-х гг. наблюдается в целом по стране.

Так, в Приказе Наркомпросса от 28 мая 1945г. об обеспечении кадрами констатируется, что «по многим вузам имеется значительное количество вакантных мест заведующих кафедрами. Слабо используется метод конкурсов на замещение вакантных должностей, не созданы условия для учебной и научной деятельности»100. В 1947 г. секретарю ЦК ВКП(б) Г.М. Маленкову было направлено письмо руководителей высшей школы, в котором указывалось на необходимость широкой подготовки специалистов в разных областях. Отмечалось, что в высших учебных заведениях не хватает профессоров, доцентов и ассистентов: математиков - 237, физиков - 288. химиков - 307, специалистов общественных наук -- 517, в том числе 75 историков101. Особенно остро стоял вопрос о преподавателях с учеными степенями: докторах и кандидатах наук. Таким образом, преподавателей катастрофически не хватало, и более всего в дипломированных специалистах нуждались общественные науки.

Помимо последствий войны, нанесших значительный урон вузовскому образованию, дефицит преподавательских кадров именно исторической специальности был обусловлен недостаточной подготовкой историков в предвоенные годы. Утвержденная Совнаркомом РСФСР и Наркомом просвещения республики программа развертывания исторических факультетов в конце 30-х тт. в ведущих университетах страны была сорвана. Вместо восьми исторических факультетов, которые предполагалось открыть по этой программе к началу войны, был открыт только один (в Саратовском университете)102. Фактически университеты, кроме Московского и Ленинградского, в 40-е гг. не стали базой для подготовки профессорско-преподавательских кадров. Созданные же в начале 40-х гг. исторические факультеты в провинциальных педвузах не обладали реальными возможностями для подготовки квалифицированных историков. Поэтому пополнение состава преподавателей-историков, особенно имеющих ученые степени и звания, в 40-е гг. шло крайне медленными темпами. Недостаток квалифицированных специалистов тормозил развитие образовательной работы вузов и научно-исследовательскую деятельность преподавателей.

Сталинское руководство было всерьез обеспокоено сложившейся проблемой. Приказом Наркомпросса в мае 1945г. руководству вузов предписывалось в кратчайшие сроки произвести учет бывших научных работников, работников по специальностям, и списки предоставить в НКВД; обеспечить условия для научной деятельности преподавателей (командировки, межбиблиотечный каталог).103 Этой же цели - удержать преподавателей в вузе и обеспечить им условия для научной деятельности -служил Приказ Наркомпросса от 18.04.45.Г. «освободить от призыва в Красную Армию студентов, преподавателей, научных сотрудников, лаборантов» и др.104 Пополнение и улучшение состава преподавателей шло через систему конкурсов и повышения квалификации, а также через аспирантуру. После окончания войны была предпринята попытка восстановить академическую подготовку научно-педагогических кадров. Постановление ЦК партии «О подготовке научно-педагогических кадров через аспирантуру» (1947) и последовавшее за ним постановление 1949 г. определили ряд мер, призванных улучшить и ускорить процесс подготовки научно-исследовательских работ. В постановлении 1947 г. отмечалось, что крайне неудовлетворительно организована учебная и научная работа аспирантов. Научное руководство аспирантами поручается недостаточно квалифицированным преподавателям. Ученые советы высших учебных заведений и научно-исследовательских учреждений, заведующие кафедрами и научные руководители относятся формально к составлению и утверждению индивидуальных планов работы аспирантов.

В связи с этим на Министерство возлагалась обязанность обеспечить тщательный отбор диссертационных тем, запрещалось руководство одному ученому более чем 5-6 аспирантами, вводилась ежегодная аттестация аспирантов и педагогическая практика, устанавливалось персональное распределение оканчивающих аспирантуру.105 Кроме того, преподавателям вузов разрешалось прикрепляться на три года к кафедрам ведущих университетов и пединстатутов для сдачи кандидатских экзаменов и защиты диссертации без отрыва от производства. Либо - прикомандироваться к аспирантуре сроком на один год для завершения диссертации, при этом соискателям сохранялась заработная плата.,06 Эти и подобные меры должны были в массовом порядке и в короткий срок обеспечить страну квалифицированными преподавательскими кадрами.

Насколько трудным было практическое воплощение этой правительственной программы, показывает реальное положение дел в вузах Северного Кавказа. Проблеме пополнения недостающих профессорско-преподавательских кадров посвящено множество запросов, найденных нами в местных архивах. Правительство в течение 1943-1946 гг. высылало срочные телеграммы с требованием отчета о составе кафедр, количестве вакансий. Руководство институтов в этот же период отправляло регулярные просьбы Наркомпросу пополнить, перевести из центральных вузов недостающих специалистов. Всю сложность кадрового обеспечения исторических факультетов наглядно показывает штатное расписание кафедр Ростовского госуниверситета за 1945-46 учебный год, обнаруженное в фондах Государственного архива Российской Федерации107- (См. Приложения, таблица 1). Из 14 штатных единиц было 5 вакансии, больше всего - на кафедре марксизма-ленинизма. Возрастной состав преподавателей также показателен: больше половины.-- предпенсионного и пенсионного возраста (хотя, следует отметить, что в те времена докторов наук младше 50 лет практически не было нигде). Вместе с тем, более 80% преподавателей исторического факультета РГУ в 1945/46 учебном году имели учёные степени и звания. Среди них были крупные учёные: уже упоминавшийся профессор Н.И. Покровский,. доценты М.В. Клочков, А.ВІ Фадеев и др.

Меры по укреплению кадрового состава были приняты сразу же после открытая факультета. В 1944 году в РГУ начал работать профессор М. В. Клочков. Его перу принадлежало свыше 100 научных работ, из которых наиболее известной является «Население России при Петре Великом» (магистерская диссертация). В ней он опроверг тезис П.Н. Милюкова о разорении и обезлюдении страны в первой четверти XVIII века в результате реформ Петра108.

С 1948 по 1950 год на кафедре истории СССР работал А.В. Фадеев -специалист в области русской истории. В эти годы он закончил докторскую диссертацию «Кавказский фронт в русско-турецких войнах XIX века», которую успешно защитил в МГУ. В дальнейшем он перейдет работать в Институт истории АН СССР и станет крупным специалистом по истории внешней политики России на Кавказе109."

В дальнейшем, как показывает анализ штатных расписаний РГУ 50-60 х гг., количество преподавателей РГУ, имеющих ученые степени кандидата и доктора наук, никогда не опускалось ниже 50%. Здесь имеет значение, прежде всего статус университета и его значение как крупнейшего научного центра на Северном Кавказа. Это, во-первых, обеспечивало приток сюда лучших педагогических и научных кадров из вузов региона, а во-вторых, сама система университетского (а не прикладного - педагогического или технического) образования способствовала быстрому становлению здесь научных исторических школ, созданию аспирантуры по разным специальностям, быстрой и качественной подготовке историков. Значительно медленнее процесс пополнения кафедр квалифицированными историками шел в педагогических институтах, где нередкой была ситуация, когда на историческом факультете не было ни одного доктора наук, и особенно «остро» стоял вопрос о квалификации преподавателей марксизма-ленинизма, которых в те годы иногда подменяли партийные «выдвиженцы», не имеющие достаточного опыта и образования .

Трудная ситуация с качественным составом преподавателей кафедр общественных дисциплин сложилась в Ростовском пединституте. Отсутствовала наиболее квалифицированная часть - профессора, а преподаватели, имевшие ученые степени, на кафедре марксизма-ленинизма, составляли всего 13,8%. На других гуманитарных кафедрах положение было чуть лучше: на кафедре истории СССР кандидаты, и доктора наук составляли 22,2%, на кафедре всеобщей истории - 16,7%, на философии - 11,1%, на политэкономии - 56 26,3%, на кафедре педагогики и психологии - 31,6%. Вместе с тем, кафедры характеризовались 100% партийным составом.111 Дефицит преподавателей высшей квалификации на кафедре марксизма-ленинизма РГПИ не был устранен к середине 50-х годов. Об этом свидетельствует в частности штатный формуляр кафедр общественных наук Ростовского педагогического института за 1955г.112.

Состав кафедры основ марксизма-ленинизма в основном стабилизировался только к середине 60-х годов. Более 50% преподавателей имели ученую степень кандидата наук. Многие закончили АО при ЦК КПСС и Высшие партийные школы. Доценты П.В. Барчугов, Д.И. Дубоносов, А.Т. Веденина, Н.М. Сныткин и некоторые другие имели правительственные награды, 100% были членами КПСС. Однако по-прежнему отсутствовали доктора наук, половина преподавателей была старше пятидесяти лет11 . Своей стабилизацией коллектив кафедры обязан был в значительной степени его руководителю -- доценту (позже профессору) П.В. Барчугову. Он обладал достаточно глубокими знаниями и умением работать с людьми. К нему за советом и поддержкой шли как преподаватели, так и студенты. Возглавляя кафедру основ марксизма-ленинизма, а затем кафедру истории партии, он сохранил лучшие качества вузовского работника: интеллигентность и внимательность к людям. А не превратился в тот тип лектора, преподавателя, обладающего только цепкой памятью на нужные цитаты из сталинского учебника.

Доктора исторических наук в конце 40-х гг. отсутствовали и на кафедре истории СССР, хотя здесь работал достаточно опытный состав: заведующая кафедрой В.К. Вилор закончила МИФ ЛИ, бывший работник обкома КПСС, К.А. Хмелевский - выпускник МГУ, раньше работал в Высшей партийной школе, профессор Клочков М.В. закончил ЛГУ, перешёл из РГУ. Остальные преподаватели: Л.И. Суханова, А.Г. Попов, И.С. Маркусенко, П.Л. Соловьёв начинающие работники высшей школы.

Кафедра всеобщей истории - небольшой, но трудоспособный коллектив: М.А. Люксембург, К. И. Звягина, Е.Д. Тарабушкина, Л.А. Мицкун, П.П. Корзун. Часть из них - М.А. Люксембург и П.П. Корзун - фронтовики.

После того, как в 1955г. исторический факультет РГПИ был временно закрыт, его преподаватели влились в состав кафедр РГУ, составив наиболее квалифицированную их часть.

Материалы штатных расписаний второй половины 40-х гг. позволяют проследить динамику роста научно-педагогических кадров на историческом факультете Краснодарского пединститута. Так, в 1943 г., первом году работы истфака, на двух кафедрах -- истории СССРи всеобщей истории, согласно штатному расписанию, работали два заведующих кафедрой, доцента; шесть доцентов кафедры и два ассистента. Общая численность преподавателей -- 10 человек.114 Значительно изменяется количественный состав кафедр в 1946г.: здесь работают два заведующих кафедрой, профессора; один профессор кафедры; 14 доцентов кафедры и 9 ассистентов; всего--26 человек.115 Однако преподавателей, имеющих ученые степени, было по-прежнему немного: в отчете 1947г. отмечено, что на историческом факультете работают четыре кандидата наук,116 т.е. ставки доцента и профессора на кафедрах занимали педагоги без степени кандидата наук. Такое же небольшое количество остепененных преподавателей сохраняется и в начале 50-х гг., но штат уменьшается до 12 человек.117

Вместе с тем, даже при беглом взгляде на ежегодную статистику научно-исследовательской работы преподавателей, обращает на себя внимание, что большинство преподавателей в конце 40-х активно работает над повышением квалификации: доц., к.и.н. М.В. Покровский, к.и.н. А. Вишнякова пишут докторские диссертации, преподаватели И. Сержанов, М.М. Бабичев, А.А. Пунчик, Г.Е. Улько, Б.П. Литов, З.П. Чеснюк, П.В. Звороно, Н.Н. Анфимова, М.М. Дубовицкий, Н.В. Анфимов и др. готовят кандидатские диссертации. И эта работа преподавателей приносит свои конкретные плоды: в 1947г. была защищена кандидатская диссертация преп. И. Сержановым, в середине 50-х гг. Н.В. Анфимовым и М.М. Бабичевым (1955 г.), подготовлена монография и докторская диссертация М.В. Покровским119. В планах на 1955 г. отмечена защита сразу двух аспирантов Ю.В. Колосова и Р.П. Гусе-ва.

Таким образом, на конкретном примере роста кадров Краснодарского пединститута видно, что государственная политика по подготовке квалифицированных преподавателей имела положительное воздействие. С помощью аспирантуры удалось закрыть вакантные места, несколько повысить процент преподавателей, имеющих ученые степени и звания, расширить сеть кафедр на исторических факультетах. Однако, в связи с тем, что аспирантуры существовали только при столичных вузах, в регионах же практически не было необходимых источников и литературы, плохо работала система межбиблиотечных каталогов, а аспирантская подготовка предусматривала в основном самостоятельную работу будущих кандидатов, кардинально повысить число преподавателей, имеющих ученые степени, не удалось.

Дефицит профессорско-преподавательских кадров во второй половине 40-х гг. наблюдался во всех вузах региона. Для исторического факультета Ставропольского пединститута, открытого в 1944 г., ситуация осложнялась тем, что преподавательский состав кафедр приходилось создавать практически на пустом месте, при отсутствии сложившихся исторических школ и традиций. Одно из первых штатных расписаний - 1944/45 уч.г. - показывает, что на двух кафедрах института (истории СССР и всеобщей истории) работали всего семь преподавателей, и оставалось три вакансии. Докторов наук на тот момент не было (кстати, тогда в Ставропольском пединституте вообще не было докторов наук). На кафедре всеобщей истории работали два кандидата наук, доцента (И.С. Дашков и A.M. Малинин) и два старших преподавателя. Коллектив кафедры истории СССР был еще меньше: три старших преподавателя и ни одного кандидата наук, ставка доцента оставалась вакантной.121

Кадровый вопрос был решен посредством приглашения квалифицированных преподавателей по конкурсу. В 1947-1949 гг. на кафедры Ставропольского пединститута были приглашены и поступили по конкурсу 15 научных работников: доценты А.С. Тройнин, Р.Н. Китайгородская. А.И. Долгов, Н.С. Дмитриев, В.А. Романовский, Т.М. Минаева, В.М. Векслер, Л.К. Кимберг и др., занявшие места заведующих кафедрами, ставки профессоров и доцентов.

Штатное расписание СГПИ за 1948-1949 гг. показывает изменения в преподавательском составе. На историческом факультете уже созданы три кафедры (истории СССР, всеобщей истории, методики истории). Кафедра истории СССР (зав. кафедрой, доц. Л.К Кимберг.) включала в себя шесть штатных единиц, методики (зав. кафедрой к.и.н. Романовский В.А.) и всеобщей истории (зав. кафедрой к.и.н. В.М1 Векслер) - по три штатных единицы. В этом учебном году в штат кафедры всеобщей истории дополнительно были приглашены ст. преп. Чёркасенко А.Н. и ассистент Смирнов Н.М,122, и, таким образом, состав кафедры увеличился до 5 человек. Преподавателей, имеющих ученую степень (кандидата исторических наук) было уже четверо: учитывая приглашенного в 1947 г. проф. В.А.Романовского, квалифицированные кадры истфака составляли кандидаты наук Т.М. Минаева, В.М. Векслер, И.Т. Козлов, средний возраст которых был около 50 лет. Таким образом, четверть состава преподавателей имели степень кандидата исторических наук, что не было достаточным. Однако если учитывать всю специфику и сложность работы вузов в послевоенный период, мерить мерками того времени, то даже такой состав преподавателей истфака (в котором уже были довольно крупные ученые В;А. Романовский, Т.М. Минаева и др.) мог подготовить качественных учителей для школ.

В дальнейшем ситуация с кадрами несколько улучшается: в начале 50-х гг. защищает докторскую диссертацию В.А. Романовский, подготавливают кандидатские диссертации П.А. Шацкий, Л.К. Кимберги Н.И. Иванько, часть вакантных мест вновь заполняется приглашенными по конкурсу историками. В 1955 г. исторический факультет СГПИ по сравнению с другими факультетами вуза имел самое большое количество преподавателей и самый квалифицированный их состав, а В.А.Романовский практически до конца 50-х гг. оставался единственным доктором наук в пединституте из более чем ста педагогов123.

Одним из центров подготовки историков на Ставрополье в послевоенные годы был Пятигорский педагогический институт, созданный в 1939 г. на базе педучилища. В нем вплоть до 1958 года существовал исторический факультет. Он работал по типовому учебному плану, готовил учителей истории для средних школ. На факультете работал довольно квалифицированный коллектив историков: доцент, к.и.н. СМ. Арутюнян, к.и.н. Е.В. Воробьев, доцент В.П. Кравцов, к.и.н. В.Н. Пейгашев, доцент М.В. Дрогалина, доцент, к.и.н., В.В. Комин, доцент, к.и.н. С.С. Давиденко, к.и.н. Петрова, доцент к.и.н. Ф.И. Кривожиха и другие.

Ряд его выпускников впоследствии стали крупными историками. В 1948 году исторический факультет ШІ1И закончил С.А. Чекменев, который затем станет ректором Пятигорского института иностранных языков. Из выпускников 1954 года вырос известный археолог В .А. Кузнецов, автор уни-кальных работ по археологии и средневековой истории Северного Кавказа . Приказом №126 от 24 апреля 1954 года исторический факультет Пятигорского пединститута был переведен в Ставропольский педагогический институт, а в Пятигорск - факультет иностранных языков Ставропольского пединститута.

Таким образом, во второй половине 40-х гг. в вузах Дона. Кубани и Ставрополья мы наблюдаем сходную картину дефицита профессорско преподавательских кадров. Разоренные войной кафедры начинали работу в условиях военного времени при минимуме педагогов, читающих несколько дисциплин сразу. Пополнение состава преподавателей шло разными путями - и наиболее «безболезненным», когда квалифицированные преподаватели приглашались «со стороны» и более трудоемким - путем повышения; квалификации уже имеющихся педагогов и воспитания новых кадров из числа выпускников.

Как показывает анализ, политика правительства по созданию научных кадров в вузах не имела должного результата в конце 40-х, а принесла свои плоды лишь в конце 50-х гг. Процесс создания кандидатов и докторов наук среди историков продолжал оставаться очень медленным. Большое значение, на наш взгляд имел и материально-бытовой фактор: в послевоенные годы достаточно остро стояла проблема выживания, и научные исследования в это время видятся нам почти подвигом. Кроме того, тотальный контроль, усилившийся в последние годы сталинского правления, являлся мощным сдерживающим фактором для всех наук, а для исторической в особенности. Жесткие рамки марксизма-ленинизма заставляли историков писать на строго определенные темы, в пределах одной известной концепции, что подавляло интерес и инициативу, так необходимые для творчества.

Жесткий диктат власти и идеологии проявлялся и в том, что слабость кадров, косность атмосферы, характерные для провинциальных вузов, устраивали власти, так как создавали лучшие возможности для управления покорной массой, преданной вождю. Сегодня восстанавливая историческую правду, надо говорить, что среди преподавателей исторических факультетов наряду с тем, кто целеустремленно работал ради науки и студентов, были и такие, которые не отличались серьезной подготовкой, а специализировались на том, что писали доносы на своих коллег. В январе 1950 г. в Ставрополе работала специальная комиссия из ЦК для проверки фактов анонимного доноса на 17 работников образования и культуры, среди которых оказались преподаватели института Н.И. Иванько, известный археолог Т.М. Минаева, философ Р.Н. Китайгородская и будущий известный писатель Л. Разгон.

Несомненно, что гонения на историков, репрессии, «проработки» и др. позорные явления 30-40х гг. имели в провинции меньший размах, нежели в Москве. Тем не менее, развитие исторической науки и образования в крае жестко определялось идеологическими рамками и «корректировалось» спускаемыми «сверху» партийными установками. Так, 1947 год прошел под знаком изучения доклада А.А. Жданова и материалов «философской дискуссии». Итоги этой дискуссии в СГПИ были обсуждены на открытом партийном собрании, которое наметило развернутые мероприятия по перестройке всей идейно-теоретической работы. Постановление ЦК ВКП(б) «О журналах «Звезда» и «Ленинград» было рассмотрено на заседании ученого совета, который констатировал, что произошел «заметный сдвиг в сторону идеологической работы». В связи с этим преподавателей обязали в лекциях и семинарах учитывать новую установку партии и «усилить перестройку научной и учебной работы».

Подобным образом идейные установки, отмеченные в партийных постановлениях, становились обязательными для «принятия к сведению» на всех исторических факультетах страны. Определяя задачи на 1948/49 учебный год, совет факультета РГПИ отмечал, что «основные задачи идейно-политической работы определяется решением ЦК ВКП(б) по идеологическим вопросам, материалами философской дискуссии, решением совещания по историографии и решением сессии академии сельскохозяйственных наук имени Ленина».129 Вышеприведённая формулировка задач факультета наглядно показывает механизм воздействия центральной политической власти на развитие региональной исторической науки и её преподавание.

Процесс «внедрения партийных указаний в жизнь» в региональных вузах проводился не менее рьяно, чем в столице. Страх перед возможными репрессиями, отголоски которых доходили и до края, заставлял историков «пересматривать» вопросы истории в соответствии с решениями партии. Это порой доходило до абсурда: на кафедре марксизма-ленинизма СГПИ в 1947г. обсуждалось выступление студента Светлищева о Великой французской революции. Почему он упоминает термин «великая»? - возмущается преподаватель Поволоцкий. - Мы знаем «Великую» только Октябрьскую Социалистическую революцию.130 Подобное слепое следование установкам правительства в определенные периоды истории было, к сожалению, не. редкостью для преподавателей провинции.

Помимо нехватки квалифицированных преподавателей, не менее важной проблемой вузов после войны было обеспечение студентами. Проблемы недобора студентов, низкой подготовки абитуриентов, сильного «отсева» в течение года волновали как центральные органы власти, так и администрацию провинциальных вузов, которая была обязана для нормальной учебы обеспечить студентов жильем и питанием. В послевоенные годы решить эти проблемы было очень сложно. В одном из отчетов о деятельности институтов в 1945-1946 гг., в частности, сказано, о том, что «снабжение научных работников за последний год (по литеру «Б») качественно ухудшилось. Студенты, как правило, питаются горячей пищей один раз в день, 240 студентов 63 получают дополнительное питание (10 из них - больны туберкулезом). Кроме того, институт больным студентам -- инвалидам Отечественной войны -отпускает немного молока... Снабжение промтоварами как студентов, так и научных работников института -- малоудовлетворительное...ощущается сильная нужда в одежде, обуви и белье»131.

Послевоенное студенчество во многом было особенное. Исследователь Е. Зубкова совершенно точно оценивает «поколение 1945» как «самое уникальное поколение в смысле реализации своих планов».132 Эти молодые люди, в отличие от предшественников, не знали страха 1937 г., не состарились преждевременно, пройдя ужасы войны. Кроме того, тяжелое военное детство сформировало определенную самостоятельность суждений, оптимистичный настрой и жажду жизни.

Новым явлением в жизни послевоенного студенчества стало его пополнение за счет вернувшихся с полей сражений фронтовиков. Всего в 1946г. студентами стали 41тыс. бывших фронтовиков. Студенческая среда заметно повзрослела: фронтовики имели большой жизненный опыт и становились признанными лидерами, но зачастую уступали вчерашним школьникам в знании наук. Безусловно, сказывался длительный перерыв в учебе. Хорошо понимая их тягу к знаниям, науке, преподаватели, среди которых тоже были фронтовики, помогали студентам дополнительными занятиями, консультациями. Вечерами в аудиториях и кабинетах вузов допоздна горел свет.

Вспоминая о тех годах, выпускник РГПИ 1951г. Владимир Хрущев пишет: «Вместе с однокурсниками аккуратно посещал лекции и семинары, старательно изучал все, что положено знать будущему учителю истории. После шестилетнего перерыва иной раз приходилось трудновато. Однако на экзаменах большинство фронтовиков получало «пятерки»... На дорогах войны истосковались мы по знаниям».133

Заметно изменилось соотношение между мужской и женской частью студенчества: большинство студентов исторических факультетов составляли женщины. Так, из 55 студентов первых двух курсов истфака СГПИ 45 были 64 женского пола, причем на других факультетах женщины составляли еще больший процент.134

Таким образом, состав студенчества конца 40-х во многом определялся последствиями войны. Как и преподавателей, студентов не хватало: большая часть погибла на войне или пострадала во время оккупации, некоторые остались в местах эвакуации, другие еще не вернулись с фронта. Для части студентов учеба в институте была просто недоступной из-за платы за обучение. Приказ по высшей школе от 28 августа 1944г. в связи с нехваткой средств предписывал руководству вузов «следить за своевременным взиманием платы за обучение, вплоть до исключения из вуза».135

В 1946 г. на первый курс высших учебных заведений страны было принято 205,2 тысячи человек (при плане в 195 тыс.). Это был самый большой набор за все годы существования высшей школы.136 Тем не менее, абитуриенты распределялись по разным вузам далеко не равномерно. После войны «популярны» были инженерные, строительные, медицинские специальности, и хотя учителей в школах тоже не хватало, педагогическим вузам пришлось приложить немало усилий, чтобы не сорвать утвержденный «сверху» план набора. Конкурса в вузы практически не было, принимали всех, получивших удовлетворительные оценки.

Многочисленные меры пропаганды, предпринятые правительством в первые послевоенные годы, позволяют судить о недоборе студентов на все факультеты вузов, на исторический в частности. Практическое отсутствие конкурса при поступлении, обусловили и низкую успеваемость студентов-выпускников. Это становилось серьезной проблемой для системы образования, так как недостаточно подготовленные педагоги шли в городские и сельские школы и, в свою очередь, выпускали плохо подготовленных абитуриентов. Создавался замкнутый круг, единственным выходом из которого становилось улучшение преподавания и в школе, и в вузе, конкурсный отбор абитуриентов.

Именно поэтому понятно пристальное внимание сталинского руководства к количеству и качеству студентов в послевоенные годы. Ряд приказов Наркомпроса в 1945г. регулировал набор абитуриентов и содержал выводы и отчеты об успеваемости студентов. Вот, например, как обстояли дела в Краснодарском пединституте в 1945 г.: «Уровень знаний студентов-выпускников учительского института (факультет языка и литературы и исторический факультет) и студентов 1 курса (историко-филологический факультет) является крайне низким и ни в какой степени не соответствует требованиям».137 В связи с этим, руководство предписывало дирекции институтов в 1945г.. улучшить набор студентов, провести «разъяснительную работу» среди молодежи. Как директива была выполнена, мы видим из отчета директора института А.А. Карпенко:

* в течение мая-июня постоянно публиковались объявления о приеме в газете «Советская Кубань» и передавались по радио;

* Отпечатаны и разосланы в райгороно пять тысяч объявлений на ста больших плакатах с условиями приема;

* систематически проводилась разъяснительная работа в станицах и городах края.

Результат был впечатляющим: всего подано 737 заявлений, принято 530 человек, из них с приемными испытаниями - 252 человека, без экзамена - 278 человек (отличники, участники войны и переведенные из других ву-зов)138.

Не менее активно велась пропаганда и в других вузах региона. Например, для обеспечения необходимого числа абитуриентов Ставропольского пединститута, в 1944-1945 уч. г. всем директорам средних школ от имени КрайОНО были отправлены письма с просьбами провести «вербовочную» работу среди выпускников; во все газеты г. Ставрополя, Пятигорска и Краснодара были отправлены платные объявления с информацией о приеме, во все школы края на каждого выпускника были посланы Правила для поступающих и т.п.1 9 Как отмечается в другом документе, такие меры приняты потому, что в середине лета на факультеты института поступило очень мало заявлений о приеме, хотя, в тоже время мединститут имеет не менее трех заявлений на одно место.140

На исторический факультет КГПИ в 1945-1946 г. поступило 69 человек, учительского института - 73. Это было больше, чем в предшествующие и последующие годы. Таким образом, политика правительства по привлечению студентов в вузы имела определенные успехи. Всего на истфаке КГПИ в 1945-46 гг. обучалось 228 человек (207 из них- женского пола).141 Таким образом, набор студентов был совсем небольшой. Интересно, что в дальнейшем набор студентов на истфак КГПИ неуклонно снижался: от 63 человек, принятых в 1946-1947'г., до ЗТв 1951г.142 Вероятно, количество абитуриентов снижалось год от года, в связи с чем и план набора был сокращен.

Состоявшийся в октябре 1952 г. XIX съезд КПСС потребовал увеличить выпуск специалистов высших учебных заведений вдвое. В это время в КГПИ (как ив других вузах региона) прокатилась волна объединения факультетов. Исторический факультет был слит с филологическим. Количество студентов, принятых на первый курс истфака КГПИ начинает расти лишь к 1954-1955гг., но и здесь не достигает уровня 1946г.

Подобная ситуация наблюдалась в первые послевоенные годы и в РГУ, в котором на 1 декабря 1949 г. обучалось 2179 человек.144 Историческое отделение было небольшим: всего 170 студентов. Из них на і курсе - 29 человек, на 2 курсе - 26 человек, на 3 курсе -- 37 человек, на 4 курсе - 36 человек и на 5 курсе - 41 человек. Таким образом, набор 1949г. был наименьшим по сравнению с предшествующими годами.

Контингент студентов СГПИ в послевоенные годы показывает, напротив, - рост набора на все факультеты педагогического и учительского института.145 (см. Приложения, таблица 3). Так, на историческом факультете пединститута с 1944 по 1948 гг. прием увеличился почти в четыре раза. Определенный рост контингента наблюдался и на историческом отделении учительского института.

Подобные «уменьшения» и «увеличения» контингента студентов в вузах края можно также объяснить большой подвижностью состава студентов после войны, который был обусловлен сильной миграцией населения. Так, только в 1945-1946 учебном году в СГПИ из состава студентов по разным причинам выбыло 164 человека. А прибыло из рядов Красной Армии - 143.

Причины большого «отсева» студентов, который тоже стал проблемой нормальной работы вузов Северного Кавказа в послевоенные годы, четко сформулированы в приказе Наркомпросса по учительским и педагогическим институтам в ноябре 1945 г. Согласно этому документу, основные причины «отсева» студентов их неуспеваемость, недисциплинированность и неудовлетворительное материально-бытовое обслуживание.146

Однако конкретные данные о причинах «отсева» студентов, которые по просьбе Наркомпросса ежегодно составлялись вузами, позволяет усомниться в правительственной «статистике». Например, согласно данным Ставропольского пединститута за 1944/45 уч. г., самой распространенной причиной ухода студентов из вуза стала их материальная необеспеченность. Многие студенты были исключены с 1 курса ввиду неявки на занятия, но, как говориться в отчете, большинство из них из-за военных условий не имели справки об окончании школы и вынуждены были пойти на курсы, чтобы получить аттестат. Значительное число студентов старших курсов отсеялись в результате реэвакуации. «Отсев» студентов по неуспеваемости становится главной причиной ухода из института лишь в конце 40-х, например, только за один семестр 1948 г. из СГПИ было исключено 36 человек.

Таким образом, причиной сокращения набора студентов могли стать разные факторы: как низкая подготовка абитуриентов, платная система высшего образования, так и просто нехватка средств для обучения: многие студенты вынуждены были прекращать учебу и идти работать, чтобы прокормить семью, т.к. часто они оставались старшими членами в семье, опорой овдовевших матерей или отцов-инвалидов.

Что же касается успеваемости студентов, то в послевоенные годы, как ни удивительно, она была на довольно высоком уровне. Так, результаты зимней экзаменационной сессии 1947/48 уч. г. студентов РГУ показывают, что успеваемость студентов по историческим предметам составила: на «отлично» - 42,4%, на «хорошо» - 30,9%, на «посредственно» - 26,7%. Общий вывод, который сделала кафедра на основании итогов зимней экзаменационной сессии 1947-48 гг. сводится к следующему: «Большинство студентов довольно хорошо овладели фактическим материалом в пределах программ и учебников, только не многие студенты-отличники выделяются глубиной знаний и обнаруживают навыки марксистско-ленинского исторического мышления... Главной причиной этого является недостаточное развитие навыков самостоятельной работы студентов над литературой и источниками, недостаточная работа над расширением своего культурного кругозора и идейно-политического развития»149.

Успеваемость студентов Ставропольского педагогического и учительского института в 1949/50 уч.г. составила на первом курсе - 100%, на втором - 97,3%, на третьем -- 100%, на четвертом - 100%, общий итог - 99,4 %. Таким образом, студентов-двоечников практически не было. В отчете о результатах учебного года исторического факультета также отмечено, что знания студентов не ограничиваются фактологическим материалом, но показывают достаточно хорошее знание первоисточников и монографической литературы. Например, «студент 1 курса Вельских на экзамене по истории СССР дал серьезный критический анализ основных положения дворянской и буржуазной историографии, обнаружил хорошее знакомство с трудами академика Грекова» . Среди недостатков в знаниях студентов преподаватели выделяют недостаточное знание студентами работ классиков марксизма-ленинизма.151

В послевоенные годы в связи с острым дефицитом учителей истории серьёзное подспорье в подготовке историков для школы оказывали учительские институты, созданные, как уже отмечалось, в конце 30-х гг. в городах Краснодаре, Ставрополе, Карачаевске, Черкесске, Майкопе. В их составе имелись исторические факультеты: набор в них, как правило, составлял несколько академических групп. Вот, например, как выглядит контингент студентов-историков Краснодарского учительского института: в 1949 г. - первый курс -147 человек, второй курс - 54 человека, третий курс - 54 человека, четвертый курс - 22 человека. В 1950 году - соответственно 120, 59, 107 и 18 человек152.

Следовательно, учительские институты представляли собой довольно интенсивную форму подготовки учителей истории для 5-7 классов. За период обучения студенты получали необходимый уровень теоретических и методических знаний, а также педагогических навыков. По воспоминаниям выпускников учительских институтов, эти учебные заведения отличались хорошей постановкой методической и воспитательной работы и в первое послевоенное десятилетие сыграли важную роль в обеспечении семилетних школ учительскими кадрами.

В тех городах, где имелись педагогические вузы, учительские институты организационно входили в состав этих институтов. Это означало, что они пользовались той же базой, что и студенты пединститутов, их библиотеками и в них работал тот же преподавательский состав. Особенностью учительских институтов же было то, что они давали способной молодёжи реализовать своё стремление к историческим знаниям, в тех условиях, когда по каким-то причинам они не могли этого сделать в университетах или педагогических институтах.