Репрезентация Москвы в цикле очерков М.Н. Загоскина "Москва и москвичи" (1842-1850)

В главе под названием «Московские балы нашего времени», Бельский рассказывает о своем посещении бала у некоего Радушина. В этот вечер рассказчик знакомится с одним господином, и описывает его так: «Несмотря на довольно свежее лицо и румяны щеки, нетрудно было отгадать, что он давно живет на свете; на нем был форменный камергерский фрак, сшитый не очень модно, однако ж не по-стариковски. Мне с первого взгляда понравилась его открытая и веселая физиономия» (с. 88). Описание этого человека очень схоже с образом самого Загоскина. Так, мы знаем, что как раз в это время Загоскин уже получил чин камергера (это произошло в 1842г, на момент этого действия ему было примерно 50 лет). Сын Загоскина отмечает следующую отношение отца к одежде: «Вообще он одевался, с тех пор как я его стал помнить, по-стариковски и любил носить платья, свободно сшитые, не стеснявшие его движений» Загоскин С. М. Указ. соч. С. 579.. Это одно из доказательств, что Бельский встретился на балу с «Загоскиным», но стоит обратить наше внимание на следующий факт. Бельский и камергер (которого он не называет по имени, хотя Бельский дает имена практически всем персонажам своего рассказа) не раз встречаются и после бала. Так, во время случайной встречи в Петровском парке, между камергером и Бельским происходит следующий диалог: «Странная вещь, -- сказал камергер, -- у меня было предчувствие, что мы сегодня опять с вами встретимся, точно предчувствие! Мне кажется, что всякий раз, когда я бываю на балу, на гулянье, в театре -- одним словом, в большом обществе, я непременно должен с вами сойтись. Не знаю, почему, но только мне с вами так ловко, так свободно, как будто бы мы век прожили вместе. Уж не двойники ли мы?

-- А почему знать, -- сказал я с улыбкой, -- может быть, я и в самом деле ваш двойник» (с. 133)

Так и во время первомайского гуляния судьба их снова сводит: «-- Здравствуйте, любезный двойник! Вот мы опять с вами встретились; только сегодня это вовсе не случай: я искал вас по всему гулянью» (с. 312) -- говорит камергер. Далее мы видим снова ту самую их особенность, которую мы обозначили выше: нелюбовь к европейской моде. Замечателен следующий диалог:

«-- Так вы довольны сегодняшним гуляньем?

-- Очень! Мне так весело, что я даже без досады смотрю на эти уродливые шляпы, которые в нынешнее лето надели на себя все москвичи.

-- Знаете ли что, -- прервал камергер, -- мне, право, кажется, что парижане придумали носить на своих головах эти глупые башни для того только, чтоб испытать, до какой степени простирается наше рабское, безотчетное подражание всем их дурачествам» (с. 312-313)

Из Вступления к книге мы узнаем, что Бельский уже встречался с Загоскиным до публикации книги, но только под своим настоящим именем, то есть Бельский -- это псевдоним. То есть этот мнимый Бельский выходит самым настоящим подобием Загоскина, «условной маской, рупором идей», -- как замечает Охотин Охотин Н. Г. Указ. соч. С. 8..

Однако же самой главной особенностью, принадлежавшей как Загоскину, так и Бельскому является то, что оба имели следующую слабость: любили показывать Москву. Бельский признается в этом сразу, говоря: «Одно из величайших моих наслаждений состоит в том, чтоб показывать приезжим все диковинки и редкости города, в котором я живу», так и в разобранном нами в предыдущем разделе воспоминание Панаева о Загоскине мы можем отметить за писателем ту же самую черту.

Охотин отмечает, что «До неведомого Бельского, натурально, никому никакого дела не было. И чем настойчивей добросовестный издатель в кратком своем «возглашении» отпирался от бедного Богдана Ильича, тем яснее становилось читателям, что автор-то беспременно г-н Загоскин…» Там же. С. 5. . Биограф и друг Загоскина Аксаков, отзываясь о цикле очерков «Москва и москвичи», говорит следующее: «Оба выхода "Москвы и москвичей" имели особенный интерес для московских читателей. В некоторых лицах многие узнали своих знакомых, а потому и во всех остальных искали с кем-нибудь сходства. В ласковом камергере, который часто встречался и беседовал с Богданом Ильичом Бельским, все узнавали самого сочинителя» Аксаков С. Т. Указ соч. .

Таким образом, можно предположить, что данная литературная мистификация была необходима Загоскину потому что он не коренной москвич, а своего выдуманного персонажа он, конечно же, представил как человека всю жизнь жившего в Москве, а значит и очень хорошо его знавшего. Вероятно так же и то, что Бельский, достаточно часто произносящий критические и резкие суждения о современном ему обществе, таким образом «защищает» своего «издателя» от осуждения в дальнейшей полемике о «Москве и москвичах»

Так, мы можем с уверенностью утверждать, что Загоскин в цикле очерков «Москва и москвичи» выражал многие свои убеждения и мысли, но, что самое главное -- он показывал «свою» Москву, город, хоть и не родной, но ставший таковым.

ГЛАВА 2. ОБРАЗ МОСКВЫ В ЦИКЛЕ ОЧЕРКОВ М.Н. ЗАГОСКИНА «МОСКВА И МОСКВИЧИ»

Книга М. Н. Загоскина «Москва и москвичи» представляет собой сборник множества этнографически-бытовых очерков (порядка пятидесяти), разделенных на четыре части, «выхода», как их называет сам автор. Каждый из очерков является самостоятельным произведением, со своим сюжетом и героями (иногда одни и те же персонажи появляются в разных главах), однако все они объединены образом рассказчика, «автора» «Москвы и москвичей» -- Богдана Ильича Бельского. Само название книги объясняет ее содержание, так, Богдан Ильич в своем сочинении главным объектом описания и исследования избирает Москву, эту «древнюю столицу», которая в его представлении разрастается до вселенского масштаба: «Я изучал Москву с лишком тридцать лет и могу сказать решительно, что она не город, не столица, а целый мир -- разумеется, русский» (с. 19). Рассказчик уверенно заявляет, что в Москве возможно найти такие черты, присущие какому-то народу по отдельности: европейское просвещение Петербурга, хлебосольство великороссов, гостеприимство сибиряков, «обожание всего чужеземного наших русских европейцев и в то же время готовность их умереть за славу и честь своей родины <..>одним словом, вы найдете в Москве сокращенье всех элементов, составляющих житейский и гражданский быт России…» ( с. 19-20). Исследователь жизни и творчества Загоскина Н. Г. Охотин отмечает следующее: «И по строению своему, и по характеру Москва в книге -- прообраз всей страны, и поэтому изображающий ее должен делать волей-неволей самые широкие обобщения. Загоскин, надо сказать, от обобщений не отказывается; скорее наоборот -- стремится к ним, подчас пренебрегая частностями и деталями». Охотин Н. Г. Указ. соч. С. 11. Мы можем согласиться с этим высказыванием, однако лишь отчасти. Действительно, Москва -- это собрание городов, что неоднократно говорит сам Бельский, который, описывая персонажей своей книги прибегает к использованию обобщенных характеристик, свойственных многим русским людям. С другой стороны, Бельский не обезличивает сам образ Москвы, он уделяет большое внимание всему, что присуще только этому городу: нарратор рассказывает о торговле, культуре, архитектуре, истории Москвы, а также посвящает целые главы таким значимым местам Москвы как Кремль, Нескучное, Симонов монастырь, Петровский парк и многим другим.

Таким образом, чтобы описать и запечатлеть все особенности московского/русского быта Загоскин в своем сборнике очерков «Москва и москвичи» представляет целый спектр зарисовок из жизни московского общества своего времени. В этой книге мы сможем встретить описания балов, народных гуляний, литературных вечеров, сцены выбора жениха, рождение ребенка, сборы за границу и т.д. Однако стоит отметить тот факт, что главным героем в данной книге все же является Москва (вероятно, автор не случайно поставил название этого города на первое место в названии своей книги), ему важен именно город, неслучайно в своем письме к «издателю» Загоскину он пишет следующее: «Я изучал Москву с лишком тридцать лет…». Из этого следует, что он выделяет именно город, а не его жителей, они в данном случае являются лишь его частью, а не главной составляющей. Так, мы переходим к анализу образа Москвы, изображенного в книге «Москва и москвичи».

а) История города

В книге «Москва и москвичи» Бельский рассказывает не только о современной ему Москве 1830-40х годов, но и проводит для своих читателей исторические прогулки по городу. Так, примечательна глава из первого «выхода» под названием «Московская старина», в которой герой-рассказчик ждет своего друга, Николая Степановича Соликамского, для того, чтобы вместе с ним посетить Оружейную палату. Дожидаясь Соликамского, Бельский от скуки берется за перо и начинает писать историю об основании Москвы. Загоскин упоминает как официальную версию происхождения Москвы (упоминание в Ипатьевской летописи об основании города Юрием Долгоруким в 1147 году), так и разные легенды: что Москва была основана еще в 882 году Олегом Вещим, передана во владение боярину Кучке (которого убил Долгорукий, женил его дочь на своем сыне Андрее Боголюбском, который в итоге будущий будет убит сыном Кучки). Бельский пишет, что он, «как истинный москвич, готов от всей души поверить» (с. 56) в этот «романтический вымысел». Как отмечает С. М. Телегин, «Писателя притягивает мистика божественного происхождения любимого города» Телегин С. М. Словарь мифологических терминов: Учеб. пособие. М.: УРАО, 2004. С. 54. . Это божественное происхождение Москвы Бельский подтверждает следующим фактом: «Кругом всей Москвы считается тридцать пять верст; она, как Древний Рим и Византия, лежит на семи холмах; как от столицы святого Константина почти вся Греция именовалась Византиею, а от Рима получила свое название вся Римская империя, -- точно так же в старину все иностранцы называли Россию по имени ее столичного города Московиею, а русских москвитянами» (с. 57). Эту теорию о том, что Москва -- третий Рим Бельский подтверждает географическими реалиями. Так, Загоскин видит в Москве не просто город, а некое символическое пространство, со своими мифами и божественной историей, что несомненно возвышает статус Москвы по сравнению с другими городами. Стоит отметить и то, что Загоскин акцентирует внимание читателей на древнем названии России и россиян -- Москвии и москвитян. Здесь стоит вспомнить упомянутый нами в предыдущей главе труд голландского путешественника К. де Бруина «Путешествие в Московию», в котором он описывает свою поездку в Россию. Так, мы понимаем, что такое название России среди иностранцев было употребимо на протяжении многих лет.

С другой стороны кажется, что Загоскин будто бы отбрасывает тот факт, что Москва это не первый основанный на Руси город, а сразу же говорит о том, что «в 1328 году Москва была уже столицей всей России» (с. 56). Таким образом рассказ Бельского переходит от истории об основании Москвы как простого города к истории Москвы как важнейшего (в первую очередь православного) центра России.

Далее в этой главе друг Бельского, Соликамский (за которым рассказчик отмечает «странную славяноманию») рассказывает о том, когда и при ком были построены Кремлевские стены, сколько было ворот в кремле, чей дом стоял прежде на там или ином месте. Соликамский рассказывает не только сухие факты, но и то, что связано с этим местом, например: «В этом дворце по приказанию Самозванца умерщвлены супруга и сын Годунова, Федор Борисович, который был уже по праву наследства царем русским. В нем же, когда Москва стенала под игом поляков, жил польский коронный гетман Жолкевский. Ближе к Троицким воротам стояло Троицкое подворье, по имени которого названы и ворота. Это подворье достопамятно тем, что в нем совершилось избрание на царство Михаила Феодоровича Романова» (с. 60). Рассказ Соликамского не ограничивается пространством одного Кремля, так, «великолепный вид на Замоскворечье» с Кремлевского холма дает тему для продолжения исторического экскурса: упоминаются церковь Спаса на Бору, Житный двор, царские сады и дворцы.

Историческую справку о различных городских объектах Бельский дает не только в главе «Московская старина». Так, в главе «Бабий городок» Бельский передает нам рассказ одного «почти столетнего мещанина» об этом замоскворецком урочище, прибавляя: «Я могу сообщить вам об этом не историческое изъяснение, -- вы не найдете его в летописях, -- но изустное народное предание, которое, вероятно, имеет, однако ж, какое-нибудь основание» (с. 384). Это сказание тоже восходит к древним временам (как и предание об основании Москвы) -- набегам татар. Также интересна в этом плане глава «Прогулка в Симонов монастырь», в которой рассказчик повествует о поездке по Москве со своими знакомыми. Загоскин вставляет историческую справку в естественный разговор между друзьями:

«Княжна обратилась к Соликамскому с вопросом: не знает ли он, когда и кем основан Симонов монастырь?

-- Как не знать, -- сказал Соликамский, -- Симонов монастырь принадлежит к числу исторических монастырей нашей родины. Его основал при князе Дмитрии Иоанновиче Донском инок Феодор, племянник преподобного Сергия Радонежского, но только не здесь, а шагах в двухстах отсюда. Вон видите близехонько от заставы на правой руке несколько изб и домиков?

-- Кругом небольшой каменной церкви?

-- Да. Эта слободка и до сих пор называется Старым Симоновом.

-- Так вот где был сначала Симонов монастырь!.. А почему он называется Симоновым?

-- Потому, что это урочище принадлежало некогда одному именитому человеку из рода Головиных, по имени Симон. Когда перенесли монастырь на теперешнее его место, святой Феодор заложил во имя Успения божией матери соборную церковь, ту самую, которую мы с вами осматривали.

-- Так она должна быть очень стара?

-- Да. Она строилась двадцать шесть лет и освящена в 1405 году, следовательно, от основания ее прошло четыреста шестьдесят семь лет» (с. 363)

Прежде чем начать свой рассказ о прогулке в Нескучное, Бельский решает для начала дать краткую историческую справку об этом месте: «Это Нескучное, поступившее ныне в ведомство московской Придворной конторы, принадлежало некогда К.Ш., человеку доброму, радушному и большому хлебосолу. Я не знаю, кому принадлежал этот сад прежде, но только помню, что когда он не был еще собственностью К.Ш., то порядочные люди боялись в нем прогуливаться и посещали его очень редко. Тогда этот сад был сборным местом цыган самого низкого разряда, отчаянных гуляк в полуформе, бездомных мещан, ремесленников и лихих гостинодворцев, которые по воскресным дням приезжали в Нескучное пропивать на шампанском или полушампанском барыши всей недели, гулять, буянить. <…> Когда я познакомился с новым владельцем Нескучного, этот сад принял уже совершенно другой вид: дорожки были вычищены, знаменитый мост, соединяющий обе части сада, мост, который, к сожалению, теперь уж не существует, исправлен, укреплен и сделан безопасным» (с. 410-411). Так, повествователь старается рассказать всё, что знает о том или ином месте. Это помогает нам не только представить что представляло из себя то или иное место в «настоящем», но и каким оно было в прошлом.

В очерке «Москва-река» Бельский, подъехав к Крымскому броду увидел, что река, обычно в это время и в этом месте пересыхающая, ничуть не изменилась. Оказалось, что река осталась полноводной из-за сооружения плотины. На берегу Бельский встретил своего знакомого, офицера путей сообщения, который и рассказал «автору» «Москвы и москвичей» о сооружении и устройстве этой плотины. Мы узнаем, что все началось в 1833 году: был сооружен особый канал обхода Москвы-реки, но плотина лопнула и нужно было строить новую плотину и улучшать старую систему. И только в 1843 году была построена плотина, которой так удивился Бельский.

Стоит отметить, что в «Москве и москвичах» рассказывается не только об истории каких-либо мест или урочищ, но и о некоторых культурных событиях города. Например, Бельский посвящает истории театральных постановок в Москве целую главу («Первые театральные представления в Москве»). Бельский предполагает, что «В 1659 году российский посол Лихачев видел во Флоренции в первый раз театральное представление; ему более всего понравилась скорая перемена декораций и деревянные лошади, которые двигались, как живые. Вероятно, возвратясь в Россию, он подал мысль царю Алексею Михайловичу завести нечто похожее на театр в доме боярина Матвеева». Далее от приводит названия первых постановок, которые по своему содержанию были «духовными представлениями» или комедиями.

Наравне с историями мест и событий, Бельский рассказывает и о корнях некоторых традиций, которые, на самом деле, также тесно связаны с историческими событиями или преданиями:

«-- А знаешь ли ты, любезный друг, -- спросил меня Соликамский, -- почему, проезжая этими воротами, мы сняли шляпы?

-- Да если верить преданию, -- отвечал я, -- так это в память того, что в тысяча шестьсот двенадцатом году князь Пожарский, победя поляков, вошел с православным русским войском этими воротами в освобожденный Кремль.

Соликамский улыбнулся.

-- Ох вы, романисты! -- сказал он. -- Так, по-вашему, до тысяча шестьсот двенадцатого года, проходя этими воротами, русский человек и шапки не ломал. Нет, любезный, лет за сто еще до Пожарского все православные проходили сквозь эти ворота с непокрытыми головами, и, вероятно, потому, что, по их понятию, эти ворота были святые.

-- Да почему же они считали их святыми? -- прорвал я.

-- А вот почему, Богдан Ильич: в Спасских воротах благоверные цари русские, святители московские и бояре торжественно встречали следующие святые иконы: Владимирскую божию матерь из Владимира, Всемилостивого Спаса и Спаса Вседержителя из Новгорода, Благовещенье Пресвятой Богородицы из Устюга, Спаса Нерукотворенного из Хлынова и Святого Николая Великорецкого из Вятки; а сверх того в старину из двенадцати ежегодных крестных ходов девять проходили Спасскими воротами. Теперь понимаешь ли, почему все москвичи и до сих пор еще снимают шляпы, проезжая и проходя этими воротами?” (с. 359).

Все перечисленные нами выше исторические факты о Москве не являются для Бельского важными событиями (за исключением истории основания Москвы), все это является фоном, дополнительным материалом к более полному изображению Москвы. Важнейшим событием, которое делит историю города на две части для Бельского является сожжение Москвы в 1812 году. Именно это событие стало отправной точкой как в изменении облика города, так и в жизни самого Бельского. Рассказчик повествует о своем возвращении с войны следующим образом: «Я знал, что она горела, но никак не воображал увидеть то, что увидел, когда подъехал к Дорогомиловской заставе! <…> это огромное пепелище, которому не видно было и конца, эти безобразные кучи кирпичей и обгорелых бревен, которые, казалось, еще дымились; этот бесконечный лес из одиноких почерневших труб и кой-где закопченные дома без кровель с обвалившимися стенами… <…> Москва показалась мне свежей, еще не засыпанной могилою!..» (с. 27). Рассказчик лишился своего родного дома, от которого остались лишь развалины и, потом он «променял сгоревший каменный дом на деревянный домик за Пресненскими прудами» (с. 28). Так, оказывается, что пожар обеднил достаточно состоятельного человека, который раньше «не понимал, как может порядочный человек жить за Пресненскими прудами» Там же. С. 25-26.. Совершенно другое действие пожар оказал на Москву: «пожар двенадцатого года весьма способствовал к украшению Москвы» Там же. С. 130. , -- замечает Бельский. Рассказчику жаль того, что произошло с его любимым городом во время его службы, но, не случись этого страшного происшествия, Москва тогда « не была бы так хороша, если б ее не нужно было всю вновь перестраивать. Как жаль, что сравнение с фениксом, который возрождается из своего пепла прекраснее, чем был прежде, так часто употреблялось некстати и сделалось до того пошлым, что почти совестно употребить его, говоря о Москве» Там же. С. 130-31. . Бельский, говоря о современной ему Москве, часто сравнивает ее нынешний вид с тем, как она выглядела раньше:

«Нельзя довольно надивиться, когда посмотришь, что сделано для Москвы в течение последних двадцати пяти лет <..> Крутые спуски, от которых езда по Москве не всегда была безопасною, везде срыты, и грязные, заплывшие тиною пруды превратились в светлые бассейны, обсаженные тенистыми липами. Придет ли кому в голову, что этот широкий бульвар на Трубе, со своими зелеными полянами и гладкими дорожками, был не так еще давно почти непроходимым и зловонным болотом! Кто поверит, что несколько лет тому назад на том самом месте, где теперь красивые сады опоясывают западную часть кремлевской стены, был безобразный ров, заваленный всякою отвратительною нечистотою?» Там же. С. 131..

Так, в цикле очерков «Москва и москвичи» Москва представлена равноправной героиней данного текста, которая имеет не только свою историю, но мифы и предания. Рассказчик представляет не статичный образ города, а Москву в своем развитии, начиная с древнейших времен и заканчивая «современностью». Теперь мы переходим к анализу изображения Москвы, запечатленного Загоскиным в «Москве и москвичах».

б) Общий облик Москвы. Особенности городских урочищ, маршруты прогулок по Москве

Общий облик Москвы

В книге «Москва и москвичи» большое внимание уделяется описанию видов города, рассказчик не стесняется сказать следующее: «Мы, москвичи, избалованы прекрасными видами, мы встречаем их на каждом шагу и привыкли смотреть равнодушно на эти великолепные панорамы, которые пленяют всех иностранцев своею роскошною красотою и дивным разнообразием» Там же. С. 25.. Однако Бельский отмечает не только прекрасные виды своего родного города, но и обращает внимание на то, что не так красиво. Например, он говорит: «Маловодная Москва-река и ничтожная речка Яуза вовсе не замечательны как реки, но зато какие у них живописные берега!». Там же. Возможно, таким образом Бельский старается показать свою объективность в описаниях пейзажей Москвы. В «Москве и москвичах» рассказчик показывает город как с самой лучшей его стороны, так и рассказывает о его недостатках, но к этому мы подойдем чуть позже. Сейчас же обратим наше внимание на то, каким предстает Москва с лучшей ее стороны.

В главе «Взгляд на Москву» Бельский становится экскурсоводом по Москве для одного французского путешественника. Бельский пишет, что когда они «подошли к самой закраине кремлевской горы. Дюверние взглянул и обомлел от восторга. Я не буду описывать этот неизъяснимо пленительный вид с кремлевской горы на все Замоскворечье» Там же. С. 41. . Действительно, в этой главе читатель не встретит описания вида с этого места в Кремле. Однако интересно отметить следующее: Бельский сам про себя говорит: «Что грех таить, и у меня также есть господствующая слабость: я люблю… показывать Москву, -- да еще с каким кокетством, о какою сноровкою!» Там же. С. 34.. Так, Бельский проявляет то самое «кокетство» в этой главе, утаивая описание видов на Москву. На самом деле он не уклоняется от изображения этого прекрасного пейзажа, а играет с читателем: этот вид с кремлевской горы будет представлен в другой главе -- «Московская старина»:

«В продолжение этого разговора мы подошли нечувствительно к тротуару, который окаймляет вершину Кремлевского холма и с которого такой великолепный вид на все Замоскворечье.

-- Вот направо, -- продолжал Соликамский, -- эта церковь во имя Рождества Иоанна Предтечи, построенная на холме, от которого начинается съезд к Боровицким воротам <…> Прямо за нею под горою стоял Житный двор, левее, по скату горы, расстилались царские сады, или, как говорили в старину, огороды, принадлежавшие ко дворцу царей Михаила Феодоровича и Алексея Михайловича. В этом дворце было много великолепных покоев, Дворцовая палата, Золотая, Средняя подписная, Царицына Золотая палата, брусяная Столовая изба, в которой происходили царские свадебные церемонии, Столовая набережная, Сенники царские, Комнатный сад, в котором водились вишни и сливы, Постельная палата, Ответная, или Посольская, палата, Панихидная палата, Крестовая палата… Да ты меня не слушаешь, Богдан Ильич! -- вскричал Соликамский, прервав свой рассказ.

-- Слушаю, мой друг, слушаю! Я только позагляделся на этот прекрасный вид.

-- Прекрасный вид!.. Да что ты, в первый раз, что ль, смотришь отсюда на Замоскворечье!

-- Да разве можно когда-нибудь на это насмотреться!» Там же. С. 62. Далее цитирование по данному изданию с указанием страницы в скобках..

Таким образом, рассказчик и выдерживает интригу, и, вероятно, пытается увлечь читателя, чтобы он смог в своем воображении воспроизвести тот вид, который открылся перед глазами повествователя и как бы прочувствовать вместе с ним все те чувства восхищения и восторга.

Переходя к более конкретным описаниям города, стоит выделить самую главную черту Москвы -- её контрастность. В главе «Взгляд на Москву» французский путешественник замечает: «улицы ваши очень пусты» (с. 39). Бельский, задетый этими словами, показывает другую часть города: «…мы выехали на Красную площадь и остановились подле Лобного места, против самой Ильинки, которая была вся запружена экипажами и народом.

-- Вот, -- сказал путешественник, -- вот это жизнь, движение! И это бывает здесь каждый день?

-- Разумеется! Здесь средоточие московской торговли. На Кузнецком мосту экипажей несравненно больше, но зато менее народу.

-- Какая странная противоположность! Здесь везде движется народ, везде заметна деятельность, суета, а там, где мы ехали…» (с. 39).

Эта контрастность проявляется не только в количестве людей на улицах, но и в самом различии городского пространства. Так, Бельский называет Москву не городом, а «собраньем городов»:

«Кремль, Китай и Белый город, заслуживают вполне названия столицы; потом весь обширный Земляной город как будто бы составлен из нескольких губернских городов <…> части города, лежащие за валом, походят на великое множество уездных городков, которые, в свою очередь, обхватывают весь Земляной город этой огромной цепью прежде бывших слобод, посадов и сел. Я прибавлю к этому, что самый образ жизни, домашний быт и даже степень просвещения различных обывателей московских вполне отвечают этому топографическому подразделению Москвы на столицу, губернские города и мелкие уездные городишки» (с. 290).

В подтверждение этому суждению, автор приводит следующие доказательства. Например, на Кузнецком мосту «кипит столичная жизнь в полном своем разгуле; одна карета скачет за другою, толпы пешеходцев теснятся на асфальтовых тротуарах, все дома унизаны великолепными французскими вывесками; шум, гам, толкотня;» (с. 291), но стоит пройти немного дальше, то перед глазами возникнет совершенно другая картина: «…и вот работницы в простых сарафанах и шушунах идут с ведрами за водой. Вот расхаживают по улице куры с цыплятами, индейки, гуси, а иногда вам случится увидеть жирную свинку, которая прогуливается со своими поросятами» (с. 291). Рассказчик заключает, что «Живя в ином городе, разумеется за границею, вы можете совершенно забыть, что есть на свете деревни; в Москве с вами этого никогда не случится» (с. 290). Бельский, хоть и описывает такую «патриархальную жизнь нараспашку», но признается, что «стал менее любить эту простоту нравов и сельский быт многих москвичей, которые живут в Москве точно так же привольно и нараспашку, как привыкли жить у себя в деревнях» (с. 307). Такое отношение рассказчика к деревенской жизни Москвы сложилось из-за двух неприятных случаев, связанных с животными его друзей: однажды на него накинулись и покусали две злые собаки, а в другой раз козел ткнул его рогами в бок. Такая отчасти комическая причина нелюбви к сельскому быту москвичей характеризует героя-рассказчика как человека, ценящего, прежде всего, свою безопасность и, как следствие, безопасность других людей. Бельский не принадлежит к числу тех «московских европейцев», которые видят во всем русском одно невежество и варварство, которые присущи азиатским народам. Бельский отмечает, что он только стал «менее любить» этот деревенский образ жизни некоторых москвичей, но он ни в коем случае не становится ярым ненавистником России.

Бельский старается описывать и положительные характеристики Москвы, и отмечает отрицательные стороны этого города. Так, проезжая по Москве, он описывает городское пространство следующим образом: «Сначала бесконечная Калужская улица, то есть длинное песчаное поле, по одной стороне которого разбросаны огромные каменные здания, а по другой тянется длинный ряд плохих деревянных домов; потом неопрятный рынок с запачканными лавками, а там Крымский брод со своими грязными огородами и безобразным деревянным мостом. Дальше Зубовский бульвар с тощими липками; рядом с каменными палатами домики, конечно довольно красивые, но все-таки деревянные. Везде какое-то странное смешение городской роскоши с сельской простотою. Везде сады, огороды, овраги, горы, целые поля… Да это-то мне и по душе!» (с. 288-89).

В предыдущем разделе мы выяснили, что для Загоскина Москва -- это вся Россия, потому что в чертах и образе жизни москвичей можно встретить черты многих российских народов. Однако Москва напоминает всю Россию и своим территориальным городским пространством: «В России шестьдесят миллионов жителей, а ведь грешно сказать, чтоб им было тесно. И в Москве то же самое; в ней с лишком триста тысяч обывателей, а посмотрите, как они живут просторно. <…> Эти огромные пустыри и разбросанные по всей Москве поля не представляют ли вам в уменьшенном виде беспредельные степи наших восточных и южных губерний? Эти беспрерывные сады не напоминают ли вам о дремучих лесах нашей родины? Эти многочисленные церкви, эти древние обители иноков не возвещают ли всякому святую, православную Русь?» (с. 289). Так, в уменьшенном варианте в Москве усмотреть всю Россию: здесь есть и простор, и леса, и поля, и множество церкве. Здесь также задается еще одна важнейшая характеристика города -- его большие размеры.

В главе «Сцены из домашней и общественной жизни. Сцена 1-я. Выбор жениха» Бельский, рассказывает о том, что он редко видится со своей внучатой сестрой из-за одной «особенности нашей Москвы», которая заключается в том, что все живут друг от друга очень далеко: Бельский живет «за Пресненскими прудами, а она -- в Яузской части, <…> то есть мы живем друг от друга, по крайней мере, в восьми верстах, следовательно, всякий раз, когда я бываю у Маргариты Степановны, бедные мои лошади должны пробежать по бойкой мостовой шестнадцать верст, а у меня на конюшне никогда не бывает более четырех лошадей, так я их поберегаю» (с. 43-44). В главе «Четыре визита» Бельский намеревался сделать десять посещений, но успел всего четыре. Это произошло не только из-за того, что его ударил в бок козел и он стал себя плохо чувствовать после этого, но и из-за того, что дорога занимает слишком много времени.

Особенным делают облик «древней столицы» церкви, которых в этом городе очень много, что отмечает и сам рассказчик («Эти многочисленные церкви, эти древние обители иноков не возвещают ли всякому святую, православную Русь?» (с. 289), и герои данного цикла очерков («Церквей очень много, да все они такой безобразной старинной архитектуры!» (с. 377).

Таким образом, мы выявили, что Москва в книге Загоскина -- это большой город со множеством красивых видов, способных заворожить как иностранца, так и «московского старожила» Бельского; Москва как воплощение всей России: со своими европейскими магазинами, асфальтированными дорогами, деревнями, оврагами и полями; это контрастный город (что мы более подробно прокомментируем в подглавке «Москва: между Западом и Востоком»). Для того, чтобы более детально раскрыть образ Москвы в книге Загоскина, необходимо проанализировать некоторые городские урочища, который выделяет рассказчик в своем повествовании.

Особенности городских урочищ. Маршруты прогулок по Москве

Перед тем, как перейти к описанию мест особенно важных для книги «Москва и москвичи», стоит обратиться к определению «городского урочища», данного В. Н. Топоровым. Для начала стоит «определить некоторые аспекты, которые должны стать неприменными компонентами городского урочища. Речь идет прежде всего о различении и учете двух планов -- природного <…> и культурного -- и об умении увидеть в их соединении, представляющем собою результат параллельной или, точнее, «параллелизирующейся» работы природы и культуры, порождающей само урочище, и его «описателя» как восприемника образа урочища». Так, «Литературное урочище -- это и описание реального пространства для ''разыгрывания'' поэтических (в противоположность `'действительным'') образов, мотивов, сюжетов,, тем, идей; это -- место вдохновения поэта, его радостей, раздумий, сомнений, страданий; <…> место, где поэзия и действительность (''правда'') вступают в разнородные, иногда фантастические синтезы, когда различение ''поэтического'' и ''реального'' становится почти невозможным;» Топоров В. Н. Аптекарский остров как городское урочище // Ноосфера и художественное творчество. М.: Наука, 1991. С. 200-201. .

Самым значимым городским урочищем для Загоскина является Кремль. Практически с первых страниц Кремлю дается следующее определение: «Это наш русский Капитолий, наш Кремль, которого не могли разрушить ни татары, ни поляки, ни <…> французы» (с. 38). Как известно, Капитолий -- это изначально один из семи римских холмов, на которых возник древний город, на этом холме располагался Капитолийский храм, посвященный Юпитеру, Юноне и Минерве Капитолий. URL: https://dic.academic.ru/dic.nsf/dic_fwords/18697/КАПИТОЛИЙ (Дата обращения: 24.05.18.). Так, рассказчик снова вводит тему связи Москвы с Римом, что символизирует святость и избранность его родного города. Также он подчеркивает, что Кремль подвергался многим нападениям, но ничто не смогло разрушить его. Возможно, таким образом Бельский намекает на «бессмертность» этого места, подразумевается, что стены Кремля, пережившие столько бедствий, смогут простоять целую вечность. Стоит отметить, что такой же подход к описанию Москвы использован в работах Малиновского «Обозрение Москвы», Л. де Лаво «Путеводитель в Москве». Таким образом, Загоскин старается не отступать от намеченной до него «схемы» описания Москвы, соответствующей его концепции.

Рассуждая о том, что Москва -- это сердце России, Бельский приходит к мысли, что и «Кремль заслуживает это название относительно самой Москвы». Рассказчик дает такое определение Кремлю не только потому, что с Кремлем связаны важнейшие моменты истории России, что в Кремле находится множество святынь и это место пользуется популярностью как у москвичей, так и у путешественников. Находясь в Кремле, рассказчик испытывает такие чувства и эмоции, которые не вызывает у него никакое другое московское место. Так, в главке «Кремль при лунном свете» рассказчик советует полюбоваться Кремлем ночью: «Поздно вечером вы никого не встретите в Кремле; часу в одиннадцатом ночи в нем раздаются одни только редкие оклики и мерные шаги часовых. Внизу, под вашими ногами, гремят проезжающие кареты, кричат извозчики, раздаются громкие речи гуляющих по набережной; с противоположного берега долетают до вас веселые песни фабричных, и глухой, невнятный говор всего Замоскворечья как будто шепчет вам на ухо о радостях, забавах и суете земной жизни. Но все это от вас далеко, -- вы выше всего этого. Вот набежали тучки, светлый месяц прикрылся облаком, внизу густая тень легла на все Замоскворечье, потухли сверкающие волны реки и все дома подернулись туманом. Но здесь, на кремлевском холме, облитые светом главы соборов блестят по-прежнему и позлащенный крест Ивана Великого горит яркой звездою в вышине. Поглядите вокруг себя: как строи?но и величаво подымаются перед вами эти древние соборы, в которых почивают нетленные тела святых угодников московских» (с. 128).

Перед читателями раскрывается романтический пейзаж: ночь, лунный свет, тишина. Также намечается оппозиция: Кремль и весь остальной город. Кремль находится выше этого «суетного мира», он освещен лунным сиянием, которое становится ярче от золотых куполов церквей. Остальная часть города же погружена во тьму, её окутал туман; всё, что находится за пределами Кремля Бельский называет «низом», в котором до сих пор присутствует «движенье и суета: люди или хлопочут о делах своих, или помогают друг другу убивать время;». В Кремле же «торжественная тишина, это безмолвие, это чувство близкой святыни, эти изукрашенные терема царей русских и в двух шагах их скромные гробницы, -- как это отрывает вас от земли, тушит ваши страсти, умиляет сердце и наполняет его каким-то неизъяснимым спокойствием и миром!» (с. 128)

Бельский делится с читателями тем, что происходит в его душе во время созерцания Кремля в «тихой летней ночи»:

«Здесь все напоминает вам и бедствия и славу ваших предков, их страдания, их частные смуты и всегдашнюю веру в провидение, которое, так быстро и так дивно возвеличив Россию, хранит ее как избранное орудие для свершения неисповедимых судеб своих. Здесь вы окружены древнею русской святынею, вы беседуете с нею о небесной вашей родине. Как прилипший прах, душа ваша отрясает с себя все земные помыслы. Мысль о бесконечном дает ей крылья, и она возносится туда, где не станут уже делить людей на поколения и народы, где не будет уже ни веков, ни времени, ни плача, ни страданий…» (с.128).

В этих размышлениях «Кремль воспринимается как место, где небесное и земное, божественное и человеческое, вечное и временное объединяются, откуда душа человеческая может прямо попасть в Небесный град» Телегин С. М. Указ. соч. С. 56.. Телегин рассматривает эту главу с точки зрения помещенных в нее мифов. Так, он говорит: «Сакральным центром внутри Кремля оказывается колокольня Ивана Великого и храмы рядом с неи?. В мистическом смысле колокольня (как и башня) означает возвышение над обыденнои?, земнои? жизнью и подключение к божественным, духовным сферам. Колокольня и есть мифологическая Точка духовного просветления и восхождения в иное бытие, место связи земли и неба» Там же. С. 57.. В связи с этим стоит обратить наше внимание на еще один эпизод, раскрывающий данную тему. В главе «Нескучное», Бельский, поднявшись на один их холмов Нескучного, описывает превосходный вид на Москву, замечая следующее: «он оканчивается усыпанным позлащенными главами державным Кремлем. При первом взгляде казалось, на его высоких башнях покоились небеса, посреди которых выше всего блистал на главе Ивана Великого животворящий крест, осеняя своею благодатью священные гроба угодников божиих, святые соборы и древнее жилище православных царей русских» (с. 417). Так, Кремль для рассказчика становится особым священным местом, которое притягивает его не только своей красотой, но и тем, что оно дарит чувство приближенности к Небесам, Богу. Это чувство возносит героя над остальным миром; при созерцании красоты ночного Кремля, Бельского охватывает вдохновение, а такое состояние души несомненно важно для писателя.

Также интересно отметить, что не только Бельский любит посещать Кремль ночью, но и другие персонажи «Москвы и москвичей». Так, в очерке «Благородный вор» друг дедушки Бельского сказал следующее: «ночь была морозная, лунная, а вы знаете, господа, как весело прокатиться в светлую лунную ночь по нашей матушке Москве белокаменной и посмотреть, как эта русская красавица засыпает понемногу своим богатырским сном. Я приказал моему Ивану ехать за Москву-реку, чтоб посмотреть на Кремль» (с. 469).

Совершенно противоположные чувства вызывает у рассказчика «Москвы и москвичей» прогулка по Марьиной роще, одному из любимейших загородных мест гуляния горожан. В Марьиной роще, в основном, собираются крестьяне и цыгане. Свой интерес к такому месту Бельский объясняет следующим образом: «Я люблю вообще противоположности», в данном случае противоположность заключается в том, что Марьина роща находится достаточно близко к другому излюбленному месту для отдыха москвичей -- Петровскому парку, в котором собираются лучшие представители московский аристократии. Атмосфера, царящая в Марьиной роще, вызывает в герое самые различные эмоции. Так, например, Бельский говорит: «При самом входе в это средоточие народного воскресного гулянья я был поражен звуками, которые сильно потрясли мою душу; они воскресили в ней память о давно прошедшем, перенесли меня за семьсот верст, в ту деревню, где я, будучи еще ребенком, слышал так часто эту самую хороводную песню, которая раздавалась теперь в одном углу рощи» (с. 114). Однако вид этого народного гуляния в Марьиной роще навевает не только светлые воспоминания о прошлом, но и заставляет Бельского задуматься о нравах «простого» русского народа:

«Марьина роща -- также старое кладбище в двух шагах от Сущевского кладбища; одним словом, это место самых буйных забав, пьянства и цыганских песен окружено со всех сторон кладбищами. В этой Марьиной роще все кипит жизнию и все напоминает о смерти. Тут, среди древних могил, гремит разгульный хор цыганок; <…> кругом мертвые спят непробудным сном, а толпа живых, беспечно посматривая на эту юдоль плача, скорби и тления, гуляет, веселится и безумствует, не думая нимало о смерти. Что за чудная страсть у нашего простого народа веселиться на кладбищах? <…> Уж не остаток ли это наших языческих обычаев?» (с. 117-118).

Так, Бельский пытается ответить на вопрос, почему русские люди избрали кладбища в качестве излюбленных мест для веселья: «Быть может, в старину русский народ любил так же, как и теперь, сбираться в известные дни пировать на гробах своих предков и передал этот обычай своим потомкам. Я скорей хочу верить этому, чем думать, что наши мужички и ремесленный народ веселятся среди могил по какому-то грубому и безотчетному равнодушию к смерти, свойственному одним бессловесным животным» (с. 118). Мы понимаем, что Бельский не приветствует такой тип гуляний среди могил, для него кладбище является местом, которое должно возбуждать «чувство грусти и христианского умиления». «Языческие» гуляния простого русского народа, вероятно, не близки Бельскому и потому, что Москва для него является священным городом, третьим Римом. С другой стороны, рассказчик «Москвы и москвичей» верит в то, что у русского народа есть чувство уважения к почившим. Бельский апеллирует к «обычаям просвещенной Европы», которые, вероятно, в данном случае ему более близки, чем традиции его соотечественников.

В этот же день Бельский посетил Петровский парк, который является полной противоположностью Марьиной рощи. В этом месте собирается московская аристократия, в самом парке есть «Крытые широкие террасы, прекрасные галереи, чистые красивые комнаты и огромная зала в два света истинно изящной архитектуры» (с. 135). Рассказчик восторгается красотой парка: «с каким изящным вкусом разбросаны его рощи, опушенные цветами и благовонным кустарником, «какой свежей и яркой зеленью покрыты его обширные поляны, как мил и живописен этот небольшой пруд со своими покатыми берегами и прелестными мостиками!» (с. 132). Бельский также уделяет внимание тому, чем занимаются в Петровском парке гуляющие: дети и взрослые катаются на круглых и висячих качелях, прохаживаются по широким тротуарам, дамы отдыхают в беседках. Однако интересно обратить наше внимание на воксал Петровского парка, в котором «все мужчины в сюртуках, все дамы в шляпках; хороший ужин, музыка для желающих танцевать, отличный хор цыган <…> полковая музыка и фейерверк для всех» (с. 135).

Так, Бельский показывает читателям контрасты Москвы не только в плане ее городского устройства, но и различия между привычками и способами времяпрепровождения москвичей. Можно предположить, что автор ставил перед собой задачу изобразить город таким, каким он был на самом деле. Мы видим различные стороны жизни москвичей: от занятий простого народа, до предпочтений в отдыхе представителей московской аристократии. Также в «Москве и москвичах» представлены такие места «древней столицы», которые оказываются полной противоположностью друг друга.

«Одно из величайших моих наслаждений состоит в том, чтоб показывать приезжим все диковинки и редкости города, в котором я живу» (с. 417), -- говорит рассказчик «Москвы и москвичей», стоит отметить, что Бельский не раз признается в этом читателям. Так, в данном цикле очерков Бельский представляется не только бытописателем, но и проводником по Москве, который предлагает множество маршрутов по этому старинному городу. Я. Е. Морозова отмечает, что «Москва представлена в очерках как «родной» город самого писателя. Загоскин знает каждый ее уголок и проводит для читателей несколько экскурсий по Москве…» Морозова Я. Е. Образ Москвы в книге очерков М. Н. Загоскина «Москва и Москвичи» // Культура. Литература. Язык. Материалы конференции «Чтения Ушинского». Ярославль, 2012. С. 208..

В очерке «Взгляд на Москву» представлен подробнейший маршрут экскурсии по городу. В этой части Бельский становится проводником по Москве для французского путешественника по фамилии Дюверние. Рассказчик выбирает особый способ показа Москвы, он выбирает такую тактику, при помощи которой можно создать самое лучшее впечатление от «просмотра» города. Так, знакомство с Москвой обязательно стоит начать с окрестностей, потому что там «места гористые, с которых весьма приятный вид на Москву» (с. 35). Рассказчик не только говорит, куда нужно поехать, но и рассказывает каким путем до туда можно добраться: у заставы Смоленской дороги следовало свернуть с большой дороги направо, проехать мимо Скотного двора, переправиться через речку Сетунь, которая в этом месте впадает в Москву-реку, а потом нужно подниматься в гору. Таким образом можно добраться до Воробьевых гор, откуда открывается превосходный вид на город, от которого француз пришел в восторг: «-- Это прелесть! Чудо! -- кричал Дюверние. -- Я готов стать на колени перед Москвою!» (с. 36). Далее их путь лежал через Васильевское («путешественник был поражен необычайной красотою этого загородного дома» (с. 37), Каменный мост, с которого открывался замечательный вид на Москву-реку, Воспитательный дом, собор Василия Блаженного, Лобное место. В Кремле они «обошли кругом все соборы, поглядели на Ивана Великого, подивились Царь-колоколу, <…> Когда мы пересмотрели все: Арсенал, Сенат, терема, Николаевский дворец, монастыри Чудов и Вознесенский, Грановитую и Оружейную Палаты, то подошли к самой закраине кремлевской горы. Дюверние взглянул и обомлел от восторга» (с. 41-42).

Бельский советует посетить не только московские достопримечательности, но и загородные места для гуляний: «Коломенское, Кусково, Кунцево и еще несколько далее от Москвы: в Царицыно, Архангельское, Спасское, Братцево, Марфино, Кузьминки -- все эти царские потешные дворцы и подмосковные русских бояр, очаровательные или местоположением своим, или роскошью своих садов, открыты для всех посетителей» (с. 417). В очерке «Нескучное» Богдан Ильич рассказывает о местах, которые он посетил вместе со своим знакомым, приехавшим из Петербурга и желавшим посмотреть на Москву. «Четыре дня сряду я угощал моего приятеля Москвою, возил его из одного конца города в другой, ездил с ним в Коломенское, Царицыно, Кунцево, к Симонову монастырю; сходил вместе с ним под большой колокол, взлезал на Сухареву башню и смотрел с Ивана Великого на матушку Москву православную;» (с. 417). Так, Бельский, в основном, отдает предпочтения двум типам мест, особенно подходящих для знакомства с Москвой: либо это дворцово-парковые ансамбли, которые выделяются своей архитектурой и благоустройством, либо места на возвышенности, откуда открывается вид на город. Так, например, Бельский советует следующее: «Взойдите летом на Ивана Великого, взгляните кругом, и вы увидите перед собой не город, а беспредельное зеленое море, усыпанное домами» (с. 110). Также он замечает, что многие приезжают в Симонов монастырь, чтобы «полюбоваться колоссальной панорамой одного из самых живописных городов в мире» (с. 355). Бельский рассказывает о монастырской звоннице Симонова монастыря, которая «замечательна тем, что она выше всех московских колоколен». В очерке «Прогулка в Симонов монастырь» Бельский, Соликамский, княгиня Зорина и ее дочь решили подняться на эту колокольню. Так, Иван Ильич рассказывает о том, что оказывается в их поле зрения: «Взойдя на площадку башни, мы долго не могли налюбоваться разнообразием и красотой монастырских окрестностей. Прямо по реке от самой подошвы Симоновской горы начинается обширный зеленый луг с небольшими прудами; посреди его в песчаных берегах извивается Москва-река; за нею тянется вплоть до Данилова монастыря Серпуховская часть Замоскворечья со своими садами и огромными фабриками. Направо поднимается амфитеатром вся Заяузская сторона Москвы со своими каменными палатами и великолепными церквами. Вы обернетесь назад, и вот перед вами, вместо высоких холмов, усыпанных домами, широкие луга, темный сосновый лес, засеянные поля, живописные перелески, рощи, несколько деревень, Перервинский монастырь и вдали, на самом краю небосклона, знаменитое село Коломенское» (с. 362-63). Кажется, что Бельский рассказывает не то, что видел он и его знакомые, а как будто бы читатель сам находится на этом месте («вы обернетесь назад», «вот перед вами»). Так, рассказчик проводит экскурсии не только для героев своего повествования, но и для читателей.

В очерке «Нескучное» Бельский рассказывает о своем любимом месте в этом саду, откуда открывается еще один замечательный вид на Москву, который рассказчик описывает следующим образом:

«Внизу излучистая река, за нею обширные луга и Новодевичий монастырь; правее, по берегу реки, длинный ряд красивых Хамовнических казарм, а за ними сады и бесчисленные кровли домов; еще правее, вниз по течению реки, огромный амфитеатр, составленный из белокаменных зданий и разноцветных церквей; подымаясь все выше и выше, он оканчивается усыпанным позлащенными главами державным Кремлем. При первом взгляде казалось, на его высоких башнях покоились небеса, посреди которых выше всего блистал на главе Ивана Великого животворящий крест, осеняя своею благодатью священные гроба угодников божиих, святые соборы и древнее жилище православных царей русских. Налево, вверх против течения реки, возвышаются на полугоре большое каменное здание и церковь -- это Андреевская богадельня; выше начинается сад или роща, примыкающая к Васильевскому -- великолепному загородному дому, который принадлежит теперь графу Мамонову. За Васильевским подымаются Воробьевы горы; они тянутся по берегу Москвы-реки к Смоленской заставе и оканчиваются там, где речка Сетунь впадает в Москву-реку. Все это можно окинуть одним взглядом и, не переменяя положения, сидя спокойно на скамье, любоваться в одно время и Москвою, и ее прелестными окрестностями. Мой приятель был в совершенном упоении.» (с. 417-18). Можно сказать, что автор не только проводит экскурсии для своих читателей, но и рассказывает о пространстве города, становится понятно даже не москвичу, что находится рядом с тем или иным местом.