Главная Коллекция "Otherreferats" Литература Произведения коккэйбон в японской литературной традиции XVIII–XIX веков

Произведения коккэйбон в японской литературной традиции XVIII–XIX веков

Активное внедрение в литературу разговорного языка как одна из основополагающих характеристик произведений гэсаку. Ракуго — японский литературный жанр начала XVIII века, представлявший собой короткие устные рассказы, близкими по форме к анекдоту.

Рубрика	Литература
Вид	диссертация
Язык	русский
Дата добавления	31.10.2017
Размер файла	1,6 M

посмотреть текст работы

скачать работу можно здесь

полная информация о работе

весь список подобных работ

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Страница:

Интересно отметить, что одновременно с выпуском «Укиёбуро» Самба открыл аптеку, которая впоследствии оказалась весьма прибыльным предприятием. Литературная деятельность Самба оказалась неразрывно связана с торговой: так, реклама товаров из его аптеки часто помещалась в книгах писателя.

Помимо богатого литературного наследия, Сикитэй Самба также взрастил нескольких учеников, одним из которых был Тамэнага Сюнсуй, впоследствии прославившийся как автор произведений в жанре ниндзё?бон.

Композиция и структурные особенности.

Говоря о структуре «Укиёбуро», многие литературоведы называют это произведение «вывернутым наизнанку» «Хидзакуригэ». В отличие от сочинения Икку, где фигуры главных героев, неизменно перемещающихся от одной локации к другой, становятся основным связующим элементом произведения, единственной постоянной характеристикой в системе координат «Укиёбуро» остается место действия. В «Укиёбуро» перед читателем предстает калейдоскоп несвязанных друг с другом сцен, небольших зарисовок из жизни посетителей общественной бани. По утверждению Мидзутани Футо?, именно тот факт, что в «Хидзакуригэ» все события воспринимаются читателем глазами главных героев (он называет это «вращательным» построением), тогда как в «Укиёбуро» ситуации, происходящие в микромире общественной бани отражаются через множество несвязанных между собой и постоянно меняющихся персонажей («разворачивающаяся» структура), и является фундаментальным различием между этими двумя сочинениями. При этом если в «Хидзакуригэ», несмотря на всю эпизодичность его структуры в целом, еще присутствует некое подобие повествования, объединенного мотивом путешествия, то сочинение Самба более всего напоминает совокупность сюжетов, «снятых скрытой камерой». Персонажи, с их повседневными разговорами и типичными проблемами «маленького человека» появляются на страницах «Укиёбуро» с тем, чтобы через какие-то мгновения навсегда раствориться в людском потоке и уступить место героям следующей сцены. Иногда, правда, герои могут переходить из одной сцены в другую, но это происходит крайне редко и не создает какой-либо прочной связи между эпизодами. В свете этого интересным представляется тот факт, что в первой сцене первой части и в одном из завершающих эпизодов второй части фигурирует один и тот же герой, колоритный балагур Бутасити “ШЋµ, примерно в одних и тех же обстоятельствах, пытаясь попасть в купальню и вступая в конфликт с другими посетителями. Это напоминает «закольцовывание» композиции, однако учитывая, что «Укиёбуро» в принципе не обладает какой-либо жесткой структурой и не представляет собой единого повествования, появление Бутасити в финале произведения является, скорее, ностальгической отсылкой Самба к началу «Укиёбуро», а также средством дополнительного подогревания интереса читателя к произведению.

«Укиёбуро» Сикитэй Самба состоит из четырех частей (яп. •Т), которые в свою очередь дробятся на более мелкие в структурном плане разделы, в целом их насчитывается девять. Перед каждой частью традиционно помещается вступление, имеется также общая вводная часть, написанная Самба ко всему произведению. Принцип организации произведения представляется весьма интересным: первая и четвертая части посвящены мужской бане, тогда как вторая и третья -- женской, при этом в первой и частично во второй части сцены сменяют одна другую в хронологическом порядке, от раннего утра и до позднего вечера, когда баня, наконец, закрывается. Далее хронология уступает место весьма хаотичному нанизыванию эпизодов один на другой. Стоит отметить, что эпизоды «Укиёбуро» различны по своему характеру. Так, например, Р. Лейтнер выделяет в произведении три типа сцен: фрагменты, описывающие непосредственно устройство бани и создающие фон, атмосферу, в которой разворачиваются беседы персонажей; собственно комические эпизоды; зарисовки из повседневной жизни городских обывателей. Дальнейшее рассмотрение «Укиёбуро» в данной работе будет вестись именно исходя из классификации Р. Лейтнера.

«Укиёбуро», будучи построенным в форме диалога, следует основному принципу структуры коккэйбон. Персонажи по большей части не действуют, а говорят, авторские же комментарии, как и в «Хидзакуригэ», ограничиваются пояснениями по поводу появления очередного персонажа («Тут в купальню зашла женщина лет тридцати…»), места действия («В это время в раздевалке…»), времени суток и прочих подробностей; они так же записываются более мелкими знаками в два столбца. Принцип оформления речи персонажей -- тот же, что и в сочинении Икку -- имеется обязательное указание на то, кто какую реплику произносит.

Ряд исследователей выдвигает предположение о том, что «Укиёбуро», по своей сути, является сборником коротких рассказов, близких по форме и содержанию к разговорным жанрам периода Токугава. Учитывая особенности построения произведения, многочисленные отсылки к популярным устным рассказам и анекдотам и близость эпизодов «Укиёбуро» к ханаси и ракуго по своему характеру в целом, а также замечание самого Самба, указывающего, что источником вдохновения для него послужили истории известного рассказчика Сансё?тэй Караку, представляется, что эта гипотеза также не лишена оснований.

Система образов.

Как и в «Хидазкуригэ», в сочинении Самба перед читателем предстает большое количество разноплановых персонажей, голоса которых, звучащие в непрекращающихся беседах, и составляют канву произведения. Как уже говорилось выше, в «Укиёбуро» отсутствуют центральные, связующие персонажи, герои обычно не задерживаются в произведении дольше одной-двух сцен, а возвращение их и вовсе является фактом исключительным. При этом, учитывая ограниченность пространства, в котором разворачивается действие «Укиёбуро», спектр представленных персонажей, несомненно, уже, чем в произведении Икку. Самба сосредотачивается, главным образом, на жителях Эдо среднего достатка, реже появляются в произведении люди более низкого социального положения -- слуги, нищие, бродяги и т. п. В отличие от «Хидзакуригэ», персонажи Самба не обладают набором определенных функций, их диалоги раскрывают насущные проблемы, волнующие героев, их мироощущение, стремления и интересы и, скорее, позволяют делать предположения в рамках их психологического портрета. Еще одна особенность заключается в том, что Самба гораздо сильнее, чем Икку, делает акцент на возрасте персонажей, отмечая его практически для каждого героя, появляющегося в произведении. Отметим также, что, в противоположность сочинению Икку, у Самба гораздо большее количество персонажей носит имя. Это, возможно, является проявлением авторской позиции: рисуя в своем произведении типичные образы, Самба все же относится к своим персонажам как к личностям, хоть и совсем незначительным в общем потоке изменчивого мира, проявляя, таким образом, теплоту и сострадание к простому городскому обывателю. В целом, можно сказать, что в отличие от персонажей Икку, поведение и речь которых зачастую исключительно гротескны и направлены на усиление комического эффекта, герои Самба представляются более реалистичными.

Персонажей «Укиёбуро», по-видимому, удобно классифицировать исходя из принципа, заложенного самим писателем, разделившим свое произведение на «мужские» и «женские» части.

Мужские персонажи.

Условно их можно подразделить на посетителей и работников бани. Работники бани (смотрители, банщики) появляются достаточно редко и, по сути, являются проходными персонажами, поддерживающими смену одной сцены другой. Пожалуй, наиболее значительным эпизодом, где фигурируют работники бани, является сцена у ворот купальни из четвертой части, где банщик ведет с посетителями разговор о том, как нужно правильно воспитывать детей. Гораздо более многочисленны посетители: городские жители без указания профессии разных возрастов (от старика лет семидесяти до совсем маленьких мальчиков), уличный торговец, врач, пьяница, игроки в японские шахматы, актеры театра дзё?рури, сочинитель стихов хайкай ”oж~, рассказчики гидаю? ‹`‘ѕ•v, аптекарь и прочие. Разговоры этих мужчин разнообразны, но в них прослеживается и несколько общих тем: мужчины обычно обсуждают недавние события и новости, как, например, в сцене, где пожилой мужчина рассказывает о землетрясении, случившемся прошлой ночью; финансовые вопросы, например, о разорении одного из землевладельцев или о чрезмерной трате денег; личное времяпрепровождение или просто сплетничают. Реже говорят они о болезнях и об искусстве, как в сцене, где сочинитель хайкай обсуждает поэзию с другими посетителями. Мужчины также часто подшучивают друг над другом, создавая комические ситуации, по характеру напоминающие юмористические эпизоды «Хидзакуригэ». Таков, например, знаменитый эпизод с Бутасити, открывающий произведение, или эпизоды с участием пьяницы из первой части. Часто в этих сценах действуют персонажи из провинции, что еще более усиливает комический эффект и сближает в этом плане «Укиёбуро» с произведением Икку. Типичный пример подобной сцены -- эпизод с мужчиной с острова Сикоку ЋlЌ‘, который, будучи незнаком с правилами поведения в столичной купальне, по ошибке умывает лицо набедренной повязкой одного из посетителей, который оставил ее отмокать в тазу. Житель района Камигата, ставший свидетелем этой сцены, потешается над выходцем с Сикоку.

Женские персонажи.

В «Укиёбуро» Самба уделяет женским персонажам большое внимание, представляя читателю большое количество разнообразных героинь, короткие зарисовки из жизни которых демонстрируют достаточно глубокое проникновение в женскую психологию. Героини Самба, как и мужские персонажи, отличаются друг от друга по возрасту (от пожилых до младенцев) и положению, среди них также много женщин, чей социальный статус и занятие не указывается. В «Укиёбуро» появляются также служанки, гейши и рассказчицы гидаю?. В особую категорию можно вывести матерей, в большом количестве представленных в произведении. Это либо достаточно молодые женщины, которые обыкновенно появляются в купальне вместе со своими малолетними детьми и обсуждают в основном вопросы их воспитания, либо уже пожилые, тогда их разговоры крутятся вокруг замужества дочерей и женитьбы сыновей, а также непочтительного поведения выросших детей. Вообще, обсуждение детей, своих и чужих, и, шире, семейная тема в принципе, является одним из наиболее частотных предметов обсуждения в женских купальнях «Укиёбуро». Помимо вопросов о детях, сюда также входят разговоры о мужьях, рассуждения об идеальном мужчине и о семейных ссорах. Другая важная тема -- внешний вид (одежда, прически, макияж), как свой, так и окружающих. Таковы, например, сцены, где женщины сравнивают прически, которые они носили раньше и которые стали модными в последнее время, эпизоды, где молодые подруги обсуждают кимоно других посетительниц и т. д. Ряд предметов обсуждения до некоторой степени связывается с особыми категориями персонажей, к примеру, для старух характерны жалобы на жизнь и разговоры о болезнях, тогда как служанки обычно заняты сплетничаньем и перемыванием косточек своим хозяевам. В беседах женщин иногда всплывает и искусство, они обсуждают театр дзё?рури, поэзию кё?ка и «Повесть о Гэндзи». Как и при создании мужских образов, Самба вводит в повествование и женщин из других провинций, которые, вступая в конфликт с жительницами Эдо, оттеняют, таким образом, различия в образе жизни столицы и провинций и одновременно рисуют Эдо как город, куда стекаются жители со всей Японии. Наиболее ярким примером этого может служить эпизод, где женщина из Камигата и коренная жительница Эдо спорят о том, чей диалект лучше.

Что касается речи персонажей, то здесь Самба пошел еще дальше Икку. Он уделил реалистичному воспроизведению говора обывателей Эдо самое пристальное внимание, активно используя для этого, прежде всего, графические средства. В предыдущей главе уже упоминалось о том, как Самба для передачи звуков, характерных для столичного диалекта, придумывал для них обозначение на письме с помощью уже имевшихся знаков; во всем произведении насчитывается большое количество таких примеров. Метод Самба является предметом большого количества лингвистических изысканий, однако для данной работы детальное рассмотрение этого аспекта не представляется необходимым. Отметим лишь, что Самба, несмотря на то, что он во многом основывался на достижениях своих предшественников в этой области (прежде всего, на сярэбон Санто? Кё?дэн), перевел диалоговые части в «Укиёбуро» на качественно новый уровень не только благодаря своей искусной технике, но и за счет того, что воспроизведение речи было для него не самоцелью, а способом характеристики персонажа. Этот момент, по-видимому, и составляет основную художественную ценность произведения Самба.

Особенности юмора «Укиёбуро».

Юмор в произведении Самба, как и в «Хидзакуригэ» Икку весьма разнообразен по своему характеру и может быть условно подразделен на два основных типа, которые следуют классификации эпизодов по Лейтнеру: собственно комические сцены и забавные зарисовки из повседневной жизни посетителей общественной бани.

Юмор первого типа во многом схож с комическими эпизодами «Хидзакуригэ». Эти ситуации чаще всего представляют собой «комедию положений», и основываются на нелепом поведении странных, колоритных персонажей и их необычной речи, обычно наполненной экспрессивной, эмоциональной лексикой и словесными играми. Как уже упоминалось в предыдущем разделе, такие эпизоды более характерны для частей, посвященных мужской бане; примерами чисто комических сцен могут служить эпизоды с Бутасити, фрагмент о мужчине с Сикоку, эпизоды с пьяницей, а также сцена с деревенским мужчиной, рассказывающим историю о том, как батат превратился в угря. Для «женских» частей такие сцены практически не характерны, однако отдельные примеры встречаются и здесь. Таков, например, эпизод, в котором две служанки, сплетничая о своих хозяевах, вдруг замечают в помещении одну из их родственниц, и в смятении убегают в купальню.

Однако начиная уже со второй части «Укиёбуро» «комедия положений» уступает место другим эпизодам комического характера. Воспроизводя на страницах своего произведения повседневные ситуации и разговоры городских обывателей, Самба через них посмеивается над типичными, общечеловеческими слабостями и недостатками: мелочностью, скупостью, глупостью, тщеславием и т. д. Способность Самба к типизации в принципе отмечается литературоведами как одно из наиболее ценных художественных достижений «Укиёбуро». Жалующиеся на жизнь и детей старухи, служанки, сплетничающие за спиной хозяев, мужчины, проводящие все свободное время за азартными играми -- эти и другие универсальные, «вневременные» образы создает Самба в «Укиёбуро». Применяя метод угати, Самба выставляет на смех пороки этих легко узнаваемых типов, однако сцены такого рода представляют собой не жесткую сатиру, а скорее легкую иронию, сопровождаемую искренним сопереживанием писателя изображаемым им персонажам. Так, например, брюзжание старух Сару и Тори, которое начинается с обсуждения неудачной женитьбы сына Сару, перерастает в спор о том, стоит ли этот мир, полный тягот и невзгод, того, чтобы продолжать жить в нем и радоваться этой жизни. Эта житейская философия, приправленная жалобами на хвори и злословием по отношению к неблагодарной невестке, несомненно, вызывает улыбку, однако одновременно заставляет читателя задуматься и о собственном существовании. «Вот как помрешь, так сразу и захочется тебе еще разочек пожить», -- говорит Тори собеседнице, -- да только поздно уже будет -- все равно что хвалить первую жену сына, которую ты сама и прогнала прочь, и поносить вторую» -- комические сцены такого типа полны подобных брошенных вскользь замечаний, которые при общей легкости и развлекательности самой ситуации несут в себе более глубокие наблюдения и переживания. Как пишет сам автор в предисловии ко второй части, «…глядя на других, можно и себя изменить к лучшему, поэтому и моя книга, несомненно, должна стать для читателя кратчайшей дорогой к учению». Он, таким образом, отрицает, что «Укиёбуро» носит исключительно развлекательный характер, выражая надежду на то, что «…если люди будут внимательно и с наслаждением читать и такие, пустяковые, на первый взгляд, шуточные произведения, то они осознают, что и в малом непременно таится великое».

Произведение Самба, как и «Хидзакуригэ», было направлено, прежде всего, на то, чтобы рассмешить читателя. Многие литературоведы, однако, отмечают, что, несмотря на ряд очевидных сходств, по своему характеру юмор «Укиёбуро» все же несколько отличается от комизма сочинения Икку. Это различие проявляется, прежде всего в том, что Самба постепенно отходит от «смеха ради смеха», от беззаботной «комедии положений», так характерной для «Хидзакуригэ». Смех в «Укиёбуро» часто сопровождается «тяжелым вздохом», а забавные ситуации складываются вовсе не вследствие нелепых поступков персонажей; комическое начало выявляется в самых обыденных, повседневных действиях и разговорах героев. Создав целую галерею образов, Самба в своем произведении представил коллективный портрет среднего жителя Эдо, изобразив как положительные, так и отрицательные его черты. При этом нужно учесть, что для создания комических сцен обоих рассмотренных выше типов, Самба использует в первую очередь технику ракуго -- как при выборе персонажей, так и при конструировании их взаимодействия, которое происходит почти всегда исключительно в форме диалога.

Изменчивый мир «Укиёбуро» как пространство произведения.

Как уже было упомянуто выше, действие в сочинении Самба целиком и полностью сосредоточено в общественных банях Эдо. При этом писатель не останавливается на каком-либо конкретном заведении, а, скорее, рисует идеальную модель пространства, в которую помещает разнообразных персонажей.

Общественные бани выбраны местом действия неслучайно. В Японии периода Токугава бани были невероятно популярны среди городского населения (в начале XIX в. в одном Эдо их насчитывалось более шестисот), и это было связано прежде всего с тем, что у большинства жителей среднего и низкого достатка не было домашних ванн. Однако это не было единственной причиной, поскольку общественные бани, помимо исполнения своей основной функции, служили также местом времяпрепровождения и отдыха, заведением, где можно было не только помыться, но и пообщаться с другими посетителями и узнать последние новости и сплетни. Спектр посетителей таких заведений был достаточно широк, что, по-видимому, и привлекло Самба, стремившегося изобразить многообразие жизни городских обывателей. Общественная баня становится для него «Эдо в миниатюре» (хотя и весьма идеализированным Эдо -- так, писатель практически не включает в свое повествование выходцев из маргинальных слоев общества и не касается «темных» сторон городской жизни), и, как отмечают исследователи, Самба, сам будучи коренным жителем столицы, воплощает свою любовь к родному городу в создании пространства «Укиёбуро» и «населяющих» его персонажей.

Сам писатель в предисловии к «Укиёбуро» объясняет свой выбор следующим образом: «Если хорошенько поразмыслить, то, в самом деле, нет более короткого пути к учению, чем тот, что пролегает через общественную баню. Все потому, что согласно естественному мироустройству, все, умные и глупые, добрые и злые, бедные и богатые, высшие и низшие, принимая ванну, раздеваются догола. И Будда Шакьямуни, и Конфуций, и простые служанки и слуги -- все вновь приобретают тот вид, в котором когда-то родились…». Эта обнаженность и раскрепощенность, как физическая, так и душевная, вкупе с избранной Самба техникой схватывания живого диалога, практически лишенного авторских комментариев, максимально приближает читателя к персонажам, и устанавливает между ними своего рода «доверительные отношения». Общественная баня становится для Самба идеальным местом воплощения как «пяти конфуцианских добродетелей», так и многих человеческих слабостей и пороков, что создает все условия для реализации писательского замысла -- создания разносторонней картины нравов городского жителя.

В свете этого интересен и выбор названия для произведения. Помещая в него многозначное слово укиё, понятие, по сути являющееся определяющим для всей культуры, и, шире, мировоззрения периода Эдо, Самба подразумевает, что общественная баня в его сочинении является, по сути, метафорой всего «изменчивого мира укиё» в целом. Герои появляются в этом эфемерном микромире со своими мелкими радостями и злоключениями и буквально через несколько мгновений исчезают навсегда, растворяясь в жизненном потоке. При этом функционирование бани с их уходом не прекращается -- так же как и с уходом отдельного человека течение жизни не останавливается. Самба, таким образом, мягко посмеиваясь над мелочностью и ограниченностью своих персонажей, все же подспудно касается и некоторых серьезных проблем человеческого существования.

Итак, «То?кайдо?тю? хидзакуригэ» Дзиппэнся Икку и «Укиёбуро» Сикитэй Самба по своим характеристикам представляют собой типичные сочинения жанра коккэйбон. Являясь в первую очередь произведениями развлекательными, юмористическими, они строятся в форме диалога многочисленных колоритных персонажей, максимально приближенное к реальности воспроизведение которого становится для писателей одной из основных задач. Оба произведения обнаруживают в себе глубокое влияние ракуго и ханаси, театрального искусства, а также заимствования из предшествовавших им жанров литературы гэсаку -- сярэбон, дангибон и кибё?си. Однако несмотря на всю свою типичность, «Хидзакуригэ» и «Укиёбуро» по праву можно считать вершиной жанра коккэйбон. В своих сочинениях Икку и Самба изобразили обширную картину быта и нравов современной им Японии, создали целую галерею легко считываемых и узнаваемых ярких образов, представили прекрасные образцы юмора, который зачастую носит «вечный», «вневременной» характер. Под внешней несерьезностью и карнавальностью они смогли, хотя зачастую и косвенно, мимоходом, коснуться ряда проблем как тогдашнего японского общества, так и человеческого бытия в целом. «Хидзакуригэ» и «Укиёбуро» задали направление для дальнейшего развития жанра, и, кроме того, оказали влияние на становление литературы последующей эпохи.

Заключение

В ходе написания данной диссертации было рассмотрено развитие жанра коккэйбон в контексте литературной традиции гэсаку, а также был выявлен ряд структурных и художественных особенностей коккэйбон, находящих свое воплощение в «То?кайдо?тю? хидзакуригэ» Дзиппэнся Икку и «Укиёбуро» Сикитэй Самба как в типичных произведениях данного жанра. Жанр коккэйбон, гармонично соединивший в себе юмор и тонкую наблюдательность за окружающей бытовой жизнью с техниками и приемами предшествовавших ему развлекательных жанров, прежде всего, сярэбон, кибё?си и дангибон, театрального искусства и комических рассказов, органично вписывается в процесс развития литературы гэсаку. Данное сочетание комического характера и разнообразных техник наблюдается и в исследуемых произведениях. При этом, в результате рассмотрения и сопоставления особенностей композиции, образов персонажей, типов юмора и изображаемого пространства был сделан вывод о том, что реализация их в каждом случае, несмотря на значительное сходство, обнаруживает и ряд различий, что свидетельствует об уникальности авторского подхода. Оба писателя сосредотачиваются, прежде всего, на комическом, и ставят своей главной задачей отображение современных им нравов и быта, типичных персонажей путем максимально реалистического воспроизведения живой разговорной речи героев и помещения их в среду, олицетворяющую собой само течение окружающей жизни, будь то макромир тракта То?кайдо? у Икку или микромир общественной бани у Самба. При этом Икку концентрируется, скорее, на «чистом» юморе, фарсе, тогда как Самба склонен уделять большее внимание бытовым зарисовкам из жизни горожан, попыткам найти смешное в обыденном.

По итогам работы был также сделан вывод о том, что «Хидзакуригэ» и «Укиёбуро» с их легким, юмористическим характером, повествованием, состоящим из вполне самостоятельных эпизодов и ведущимся в форме диалога персонажей, многочисленными отсылками к комическим рассказам и прочими характерными особенностями коккэйбон, хоть и следуют основным принципам жанра, однако во многом и преодолевают его каноничность. Во-первых, техника реалистического воспроизведения разговорной речи в данных произведениях, несомненно, достигла очень высокого уровня. Кроме того, Икку и, в особенности, Самба, сделали попытку создать психологический портрет героев через их диалоги. В области комического писатели внедряли в свои произведения нетипичные для коккэйбон элементы иронии и сатиры. Наконец, им удалось создать великолепные образцы «вневременного» юмора и целую галерею типичных персонажей, что делает эти произведения близкими и понятными и современному читателю. Все это не только значительно повысило художественную ценность сочинений Икку и Самба, но и внесло вклад в развитие в Японии реалистической литературы нового типа. Многие литературоведы говорят о несомненной связи литературы гэсаку, в том числе коккэйбон, с мэйдзийской литературой; ряд ученых, например Миёси Масао, отмечают, что развлекательная литература эпохи Токугава заложила основу и для современной японской прозы. Здесь, однако, важно отметить, что при подобной оценке влияния коккэйбон следует быть осторожными и не отрываться от общего контекста литературной традиции гэсаку, учитывая тот факт, что «Хидзакуригэ» и «Укиёбуро» были прежде всего произведениями развлекательными, а создание их определялось во многом коммерческими целями. Тем не менее, значимость этих сочинений не подлежит сомнению, и игнорирование их при изучении развития японской литературы не представляется возможным.

Литература

1. Дзиппэнся Икку Џ\•ФЋЙ€к‹г. То?кайдо?тю? хидзакуригэ “ЊЉC“№’†•GЊI–С (На своих двоих по тракту То?кайдо?). Серия «Японская классическая литература», том 62. Токио: Иванами сётэн Љв”gЏ‘“X, 1958. 503с.

2. Сикитэй Самба Ћ®’аЋO”n. Укиёбуро •‚ђў•—C (Современные бани). Серия «Японская классическая литература», том 63. Токио: Иванами сётэн Љв”gЏ‘“X, 1957. 310с.

3. Хидзакуригэ гадзё?: То?кайдо? мэйсё “ЊЉC“№–јЏЉ•GЊI–С‰ж’џ (Альбом «На своих двоих»: достопримечательности То?кайдо?). Рис. Фудзикава Тамэнобу“Ўђм€ЧђM Токио: Такамидзава мокуханся Ќ‚Њ©‘т–Ш”ЕЋР, 18с.

4. Григорьева Т.П. Японская художественная традиция. М.: главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1979. 368с.

5. Гришелева Л.Д. Театр современной Японии. М.: «Искусство», 1977. 237с.

6. Завадская Е.В. Японское искусство книги (VII - XIX века). М.: «Книга», 1986. 214с.

7. История Японии. Т. I. С древнейших времен до 1868 г. / Под общ. ред. А.Е. Жукова. М.: Институт востоковедения РАН, 1998. 659с.

8. Кин Д. Японская литература XVII - XIX столетий. М.: главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1978. 432с.

9. Конрад Н.И. Японская литература. От «Кодзики» до Токутоми. М.: главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1974. 567с.

10. Лещенко Н.Ф. Япония в эпоху Токугава. М.: «Крафт +», 2010. 352с.

11. Прасол А.Ф. От Эдо до Токио и обратно: культура, быт и нравы Японии эпохи Токугава. М.: Астрель: Corpus, 2012. 528с.

12. Редько Т.И. Повествовательная проза: [Японская литература первой половины XIXв.] // История всемирной литературы. Т.6. М.: «Наука», 1983. С. 631 - 635.

13. Aston W.G. A History of Japanese Literature. London: William Heinemann, 1907. 409 p.

14. Cross B. Representing Performance in Japanese Fiction: Shikitei Sanba (1776 - 1822) // SOAS Literary Review AHRB Centre Special Issue, 2004. P. 1 - 20.

15. Gerstle A.C. The Culture of Play: Kabuki and the Production of Texts // Oral Tradition, v. 20, 2005. P. 188 - 216.

16. Harootunian H.D. Late Tokugawa Culture and Thoughts // The Emergence of Meiji Japan, ed. by Janson M.B. Cambridge University Press, 1995. P. 53 - 143.

17. Janson M.B., ed. The Nineteenth Century // The Cambridge History of Japan. V. 5. Cambridge University Press, 2008. 812 p.

18. Jippensha Ikku. Shank's Mare. A translation of the Tokaido volumes of Hizakurige by Thomas Satchell. North Clarendon, Vermont: Tuttle Publishing, 2001. 414 p.

19. Kornicki P.F. Nishiki no Ura. An Instance of Censorship and the Structure of a Sharebon // Monumenta Nipponica, v. 32, No. 2. Sophia University, 1977. P. 153 - 188.

20. Kornicki P.F. The Survival of Tokugawa Fiction in The Meiji Period // Harvard Journal of Asiatic Studies, v.41, No. 2. Harvard-Yenching Institute, 1981. P. 461 - 482.

21. Leutner R.W. Shikitei Sanba and the Comic Tradition in Edo Fiction. Harvard University Asia Center, 1986. 300 p.

22. Miyoshi Masao. Against the Native Grain: The Japanese Novel and the “Postmodern” West // Postmodernism and Japan, ed. by Miyoshi Masao and H. Harootunian. Duke University Press Books, 1989. P. 143 - 169.

23. Shirane Haruo, ed. Early Modern Japanese Literature: an Anthology, 1600 - 1900. New York: Columbia University Press, 2002. 1027 p.

24. Shores M.W. Jippensha Ikku, Hizakurige and Comic Storytelling // Early Modern Japan: An Interdisciplinary Journal, v.20. Ohio State University, 2012. P. 46 - 75.

25. Shores M.W. Travel and “Tabibanashi” in the Early Modern Period: Forming Japanese Geographic Identity // Asian Theatre Journal, v. 25, No. 1. University of Hawai'I Press, 2008. P. 101 - 121.

26. Talamo M. To?kaido?chu? hizakurige: popular work or fruit of a well-planned commercial strategy? An inquiry from a sociological perspective // Acta Asiatica Varsoviensia, v. 26. Instytut Kultur Њrуdziemnomorskich i Orientalnych PAN, 2013. P. 7 - 23.

27. Traganou J. The To?kaido? Road: traveling and representation in Edo and Meiji Japan. Taylor & Francis e-Library, 2005. 267 p.

28. Walker J.A. The True History of the Nineteenth-Century Japanese Novel // Modern Philology, v. 106, No. 1. The University of Chicago Press, 2008. P. 128 - 141.

29. Wells M., Stewart R. History of Humor: Premodern Japan // Encyclopedia of Humor Studies, ed. by S. Attardo. V.1. SAGE Publications, Inc., 2012. P. 319 - 324.

30. Jippensha Ikku. A pied sur le To?kaido?. Roman picaresque traduit du japonais par Jean-Armand Campignon. Editions Philippe Picquier, 1998. 392 p.

31. Дзимбо Кадзуя ђ_•ЫЊЬњ\. Макки Эдо симин-но вараи ––ЉъЌ]ЊЛЋs–Ї‚МЏО‚ў (Юмор горожан в конце периода Эдо) // Кокубунгаку кэнкю? љ •¶›{Њ¤‹† (Исследования по японской литературе), № 5. Университет Васэда, 1951. С. 26 - 36.

32. Durham V. О?бэй ни окэру нихон кинсэй бунгаку-но кэнкю?: гэндзё? то тэмбо? ‰ў•Д‚Й‚Ё‚Ї‚й“ъ–{‹Яђў•¶Љw‚МЊ¤‹†ЃFЊ»Џу‚Ж“W–] (Изучение литературы периода Кинсэй на Западе: нынешнее состояние и перспективы) // Japanese Literature, v. 51. Japanese Literature Association, 2002. P. 25 - 40.

33. Ёсимару Юя ‹gЉЫ—YЌЖ. Сикитэй Самба то кё?ка Ћ®’аЋO”n‚Ж‹¶‰М (Сикитэй Самба и кё?ка) // Japanese Literature, v. 48. Japanese Literature Association, 1999. P. 33 - 41.

34. Исигами Сатоси ђОЏг•q. Дзиппэнся Икку ни окэру Хидзакуригэ-но исо? Џ\•ФЋЙ€к‹г‚Й‚Ё‚Ї‚йЃu•GЊI–СЃv‚М€К‘Љ (Измерение «Хидзакуригэ» в работах Дзиппэнся Икку) // Japanese Literature, v. 41. Japanese Literature Association, 1992. P. 14 - 23.

35. Исигами Сатоси ђОЏг•q. Сикитэй Самба ни окэру фури: Фу?рай Сандзин то но какавари о тю?син ни бунтай-но рон тоситэ Ћ®’аЋO”n‚Й‚Ё‚Ї‚йЃu‚У‚иЃvЃF•——€ЋRђl‚Ж‚МЉЦ‚н‚и‚р’†ђS‚Й•¶‘М‚М_‚Ж‚µ‚Д («Притворство» в работах Сикитэй Самба: его стиль и влияние Фу?рай Сандзин) // Japanese Literature, v. 47. Japanese Literature Association, 1998. P. 38 - 46.

36. Конита Сэйдзи Џ¬“с“cђЅ“с. Эдо гэсаку-но рэнсай ко?со? Ќ]ЊЛ‹YЌм‚МЃuAЌЪЃvЌ\‘z(Идея публикации произведения по частям в литературе гэсаку) // Japanese Literature, v. 5. Japanese Literature Association, 2004. P. 2 - 10.

37. Нарамото Тацуя, сост. “Ю—З–{’C–з•Т. Дзусэцу Нихон сёмин сэйкацуси ђ}ђа“ъ–{ЏЋ–Їђ¶Љ€Ћj (Иллюстрированная история быта японского народа). Т.5. Эдо тю?ки Ќ]ЊЛ’†Љъ(Середина периода Эдо). Токио: Кавадэ ‰НЏoЏ‘–[ђVЋР, 1962. 248с.

38. Нихон рэкиси дайдзитэн “ъ–{—рЋj‘еЋ–“T (Большой энциклопедический словарь по истории Японии). Т. 2 (‚±-‚Д). Токио: Сё?гакукан Џ¬ЉwЉЩ, 2000. 1185с.

39. Окамото Масару, Кира Суэо, сост. ‰Є–{ЏџЃE‰_‰p––—Y•Т. Кинсэй бунгаку кэнкю? дзитэн ‹Яђў•¶ЉwЊ¤‹†Ћ–“T (Энциклопедический словарь по литературе периода Кинсэй). Токио: О?фу?ся Ќч•–ЋР, 1986. 498с.

40. Симмура Идзуру, сост. ђV‘єЏo•Т. Ко?дзиэн ЌLЋ«‰‘. 5-е издание. Токио: Иванами сётэнЉв”gЏ‘“X, 1998. 2988с.

41. Судзуки То?дзо —й–Шћ©ЋO. Нихонго-но сярэ “ъ–{Њк‚М‚µ‚б‚к (Шутка в японском языке). Токио: Ко?данся Ќu’kЋР, 1979. 367с.

42. Танака Син “c’†ђL. Сикитэй Самба-но хо?хо? Ћ®’аЋO”n‚М•ы–@ (Метод Сикитэй Самба) // Кокубунгаку кэнкю? љ •¶›{Њ¤‹† (Исследования по японской литературе), № 3. Университет Васэда, 1950. С. 85 - 92.

43. Тотио Такэси “И”ц•ђ. Коккэй-но нагарэ ЉЉЊm‚М—¬‚к (Происхождение юмора) // Japanese Literature, v. 15. Japanese Literature Association, 1966. P. 782 - 798.

44. Укиё-э корэкусён •‚ђўЉGѓRѓЊѓNѓVѓ‡ѓ“ (Коллекция гравюр укиё-э). Хидзакуригэ, Кумодзу •GЊI–С ‰_’Г.

45. Фудзии Ото? “Ў€д‰і’j. Эдо бунгаку кэнкю? Ќ]ЊЛ•¶ЉwЊ¤‹† (Исследование литературы периода Эдо). Осака: Найгай сюппан “аЉOЏo”Е, 1921. 424с.

46. Хонда Ясуо –{“cЌN—Y. Коккэйбон ЉЉЊm–{ // Нихон бунгаку дзэнси “ъ–{•¶Љw‘SЋj (Полная история японской литературы). Т. 4. Токио, 1986. С. 396 - 407.

47. Ямагути Такэси ЋRЊыЌ„. Эдо бунгаку то симин сэйкацу Ќ]ЊЛ•¶Љw‚ЖЋs–Їђ¶Љ€(Литература эпохи Эдо и жизнь горожан). Токио, Сюндзю?ся ЏtЏHЋР, 1924. 118с.

Приложение 1

Дзиппэнся Икку. «На своих двоих по тракту То?кайдо?».

Начало путешествия.

«Цветы мисканта белым облаком покрыли равнину Мусасино» -- так писали поэты в те далекие времена, когда людей приводили в восхищение хижины на берегу залива или птицы, в сумерках улетающие с болота, и когда никто даже не думал любоваться вечерним видом на веселые кварталы Эдо. Теперь же, когда и в воде поднятой из колодца может оказаться рыба, в Эдо строятся все новые побеленные амбары, в которых уже нельзя, как прежде, бесплатно хранить соленья и соломенные мешки для риса. Дошло до того, что плату берут даже за хранение сломанных зонтиков -- настолько в городе стало мало свободного места. Так процветают в наши дни столичные землевладельцы. Провинциалам же кажется, что дорога в столицу, должно быть, усыпана золотыми и серебряными монетами, поэтому бесчисленное их множество отправляется в Эдо на заработки.

Одним из таких был и беспечный Тотимэнъя Ядзиро?бэй из провинции Суруга. Родители его были торговцами. В средствах Ядзиро?бэй стеснен не был, но интересовали его только выпивка да женщины из веселых кварталов. А в довершение всего Ядзиро?бэй влюбился в молодого актера по прозвищу Хананоскэ, из бродячей труппы Ханамидзу Тарасиро?. Полностью отдавшись этому увлечению, которое доставляло ему такую радость, словно он откопал котелок, полный золота, болван Ядзиро?бэй, разбрасываясь деньгами направо и налево, оказался разорен до нитки. В конце концов, пришлось ему вместе со своим возлюбленным со всех ног улепетывать из родного города.

Выросли долги

Так, как высится Фудзи.

Что тут поделать?

Бежали из Суруга

Под покровом ночным.

Итак, отказавшись от своей веселой и приятной, словно чай сорта Асикубо, жизни в Суруга, Ядзиро?бэй и Хананоскэ, наконец, добрались до Эдо, где и поселились в небольшом домике в Хаттё?бори, в районе Канда. У них оставались кое-какие сбережения, на которые можно было существовать, они питались рыбой, выловленной в прибрежных водах, и пили дорогое сакэ из Тосима, в те дни популярное в столице, а бочки из-под него использовали в качестве тазов для умывания. В конце концов, они истратили все свои деньги до последней монетки.

Тогда Ядзиро?бэй, решив, что так дальше продолжаться не может, объявил Хананоскэ, что тот уже совершеннолетний, и, причесав и переодев того так, как полагается выглядеть взрослому мужчине, дал ему новое имя -- Китахати. Затем он отдал Китахати в услужение одному из торговцев, и тот, с самого начала проявив себя как уверенный и хваткий работник, завоевал расположение хозяина лавки и вскоре сколотил небольшое состояние. Сам же Ядзиро?, вновь вспомнив то, чему когда-то учился на родине, стал рисовать на продажу картины маслом, да тем и жил. Питался он от случая к случаю, когда к нему заходили бродячие торговцы, да и покупал только толченый рис, измельченные бобы натто? и мясо моллюсков. При такой жизни лишних денег у него, ясное дело, не водилось. Одежда, в которой он ходил еще в Суруга, совсем износилась, а из порванного рукава торчала ватная подкладка.

Собутыльники Ядзиро?, видя, в каком плачевном состоянии находится их товарищ, посоветовали ему жениться. Вскоре ему сосватали женщину по имени О-Фуцу, она была старше Ядзиро? и прислуживала в одном из богатых домов. Как говорится в пословице, на каждый котел найдется своя крышка, так и О-Фуцу, оказывается, прекрасно подошла Ядзиро?. Она изо всех сил заботилась о нем, штопала громадные, словно волчья пасть, прорехи на его одежде и усердно выполняла всю нелегкую работу по дому. Ядзиро?бэй был чрезвычайно доволен своей женитьбой, он даже решил, что ему стоит изменить свой образ жизни -- так, он стал раньше ложиться.

Но прошло уже десять лет, а батат так и не превратился в угря -- Ядзиро? был все также беден, однако оставался при этом беспечным и постоянно шутил по этому поводу, хотя шутки у него были весьма плоские. Жилище его превратилось в место попоек всех окрестных бездельников, в кухонном стоке постоянно валялись пустые бутылки из-под сакэ, в доме все время шумели, бренчали на сямисэне и горланили песни так, что суп мисо скисал в мисках.

Однажды, когда Ядзиро?бэй не было дома, и О-Фуцу готовила на кухне, в заднюю дверь заглянула О-Тёма, полная женщина в фартуке с узким пояском, жившая в одном из соседних переулков.

-- О-Фуцу, будь так добра, займи немножко соевого соуса! Опять шумели у вас вчера ночью. Видела, как твой муженек наклюкался. Не вернулся еще, да? Недавно вот пришел он, уже когда стемнело, да как начнет ломиться в ворота, аж доски затрещали! Его даже жена нашего хозяина выругала. Хотя мой такой же болван, да и сам хозяин тоже хорош. Как начнет орать, чтобы, мол, не задерживали плату за жилье! Да если уж ты такой строгий, так хоть бы мостки над канавой заменил, все доски уже прогнили, сколько раз мы его просили. А как он убирает собачье дерьмо только перед своим домом. Что люди-то подумают? А, О-Кун? -- с этими словами О-Тёма повернулась к женщине, сидевшей на крыльце дома напротив и кормившей ребенка грудью.

Та вскоре подошла к О-Фуцу и О-Тёма.

-- Вы бы не кричали так громко, о таких-то вещах, -- сказала О-Кун. - А то вон тот лысый грубиян из дальних домов как раз к уборной идет, еще услышит и расскажет все жене хозяина, подхалим проклятый. Везде сует свой нос, все-то он знает, что у кого да как. А вы слышали, оказывается, девица, которая поселилась недавно вон в том доме, это младшая сестра жены хозяина. Представляете, говорят, что она прислуживала в каком-то богатом доме. Ну, по ней сразу видно. Как она себя ведет -- уму непостижимо. Позавчера вот пошла она наниматься на службу в какой-то дом в Ситая, да так вырядилась, вы не поверите! Не зря, верно, болтают, что она любовница одного пожилого приезжего господина - на одежду не меньше двадцати рё? тратит. Нет, вы представляете -- с такой-то рожей и чья-то любовница! Ха-ха-ха, да раз уж эту с ее жидкими волосенками и наростами на ушах кто-то содержит, то мы уж и подавно смогли бы стать чьими-нибудь любовницами! О-Фуцу, а Ядзи еще не вернулся? Ой, вот и он, легок на помине.

С этими словами О-Кун, а вслед за ней и О-Тёма засобирались по домам. Как только они скрылись из виду, к дому действительно подошел Ядзиро?.

-- Ну конечно, опять эта проклятая шавка дрыхнет у нашего дома! -- недовольно указал на спящую около входа собаку Ядзи. -- О-Фуцу, чаю вскипятила?

-- Ах, опять ты пил, не закусывая!

-- Знамо дело, я ж ведь в кабак ходил, а не в закусочную.

-- Еще приходил опять человек от Китахати, чего ему нужно, в самом деле?

-- Да Китахати просил у меня денег взаймы.

-- Глупость какая! В чем дело?

-- Просто ему недавно пришлось из-за пожара переехать во временное жилье, а он ко всему еще и хозяйские денежки растратил, немного, правда. Если все откроется, уволят его, как пить дать. А это сейчас ох как некстати. Ты спросишь, почему? Я тебе отвечу: да потому что приказчика той лавки, где служит Китахати, на днях хватил удар, и он помер. А хозяин-то у них тоже не промах, даром, что старикашка, а женился на молодой и красивой. Да только у него тоже здоровьишко слабое, глядишь, помрет не сегодня-завтра. Вот Китахати и решил взять эту вдовушку в оборот. Если все получится, он страшно разбогатеет. Он бы тогда нас не забыл, я и сам рад бы помочь, да только денег нет -- что тут поделаешь! Ладно, О-Фуцу, пожрать-то дашь? Есть чего к рису?

-- Есть бульон из выжимок тофу.

-- Это вообще съедобно? Ладно, хоть резать не надо, и на том спасибо.

С этими словами Ядзиро? зажег фонарь, поскольку уже начало темнеть, и только было собрался сесть ужинать, как вдруг в дверях показалась незнакомая фигура. Это был мужчина лет пятидесяти в дорожном одеянии.

-- Извините за беспокойство, - заговорил незнакомец, -- здесь ли проживает господин Ядзиро?бэй из Суруга?

-- Да, вот он, -- ответила О-Фуцу, -- А вы кто такой, и что вам от него нужно?

-- О, не волнуйтесь! Я ему зла не желаю, -- с этими словами незнакомец вошел в комнату, ведя за собой женщину лет тридцати. Ядзиро?бэй наблюдал за ними, затаив дыхание, и вдруг вскочил, как громом пораженный.

-- Да это ж Хё?тадзаэмон с сестрой!

-- Да я не Хё?тадзаэмон, а Хэйгодзаэмон, -- возразил гость.

-- Хэйгодзаэмон, конечно. Чего пожаловал?

-- Экий ты грубиян, Ядзи. А я вот, между прочим, сестру тебе в жены привез. Удивляешься? А я тебе сейчас все объясню! Ты ведь, еще когда в Суруга жил, с моей сестрой спутался -- она мне все потом рассказала. Я, понятное дело, ужасно разозлился, да и она хороша: твердит, мол, ни за кого, кроме Ядзи, замуж не пойду. Ну, О-Тако у меня единственная сестра, так что я поуспокоился и решил, пусть выходит замуж за того, кого любит. Вот и привез ее сюда, к тебе. Ты уж позаботься о ней. А теперь давайте-ка все это отпразднуем, да выпьем свадебного сакэ. Ну же, скорее!

-- Ой-ой-ой, а я ведь ничего и не знаю о тебе, муженек, кто ты да откуда! -- всплеснула руками О-Фуцу. -- Так ведь если все это правда, что вы говорите, дескать, Ядзи, поклялся вашей сестре в вечной любви, а потом обманул ее и бросил, то так глупо с вашей стороны теперь приезжать и пытаться женить его на ней! Сестра сестрой, да был бы еще приличный мужчина, а то этот -- рожа смуглая, вся заросшая щетиной, глазенки злые, рот большой, от груди до живота лишаи, на ногах болячки круглый год, по ночам изо рта воняет. Жизнь вот вынудила за него замуж пойти -- сама теперь мучаюсь.

-- Эй! Ты что же такое про собственного мужа болтаешь! -- возмутился Ядзи.

-- Ха-ха-ха! Мужчины ведь они как -- готовы сойтись с любой, хоть кривой, хоть косой. И мой муженек, должно быть, со многими путался, да только ведь разве назовешь его приятным мужчиной? Вы первые, кто за ним вдогонку пустился, -- продолжала О-Фуцу. -- Что-то многовато жен собралось для такой маленькой комнатенки, глядишь, так и полы провалятся, а тогда домовладелец нас сразу всех и выселит, а здесь откроет лавку. Давайте-ка, пока никто вас не видел, возвращайтесь туда, откуда явились!

-- Ох, рот-то у тебя закроется наконец или как? Ты вообще кто такая? -- спросил Хэйгодзаэмон.

-- Да я ведь и есть жена Ядзиро?бэй, -- ответила О-Фуцу.

-- Какая еще жена?! Так ты что, еще и женат, негодяй?! Глаза бы мои тебя не видели! -- воскликнул Хэйгодзаэмон. -- Ну, тут уж ничего не поделаешь, вот сейчас я тебя свяжу как следует, Ядзи, и повезу обратно в Суруга, -- с этими словами он достал из кармана крепкую веревку, которой связывают преступников, и набросился на Ядзиро?.

-- Эй-эй, зачем же связывать-то! -- взвился Ядзи. -- Разве это преступление -- жениться?! Возмутительно! Размахался тут своим тупым ножичком, того и гляди разрубит напополам, как пить дать!

-- Что-то ты слишком много возомнил о себе, Ядзи. Слушай внимательно, -- начал свой рассказ Хэйгодзаэмон. -- Мы с сестрой приехали сейчас по распоряжению главного советника даймё? Суруга. Все потому, что Ёкоска Рикинда, один из тех, кто ему служит, захотел жениться на моей сестре и прислал к нам сватов. Поскольку лучшего жениха и пожелать нельзя было, мы быстро сговорились и даже успели обменяться свадебными подарками, как вдруг сестра напрямик заявляет, что, дескать, пообещала Ядзиро? стать его супругой, и как мы ее не уговаривали, отказалась выходить замуж за Ёкоска Рикинда. Представляешь, как я был удивлен? Ну, делать нечего, отправился я к Рикинда и говорю, мол, знать не знал, ведать не ведал, что сестра водила шашни с этим самым Ядзиро?бэй, а иначе никогда бы дело так далеко не зашло. Говорю, сестра не хочет замуж ни за кого, кроме этого своего любовника. Так что, продолжаю, мне ничего не остается, как отрубить ей голову и преподнести вам. Но Рикинда ответил, что этим делу не поможешь -- дескать, поскольку о свадьбе уже было объявлено всем родственникам и друзьям, то никакие, даже самые глубокие извинения, не смогут восстановить его пошатнувшуюся репутацию. Поэтому, продолжал он, я не вижу другого выхода, кроме как сразиться с тобой в поединке. И когда я, тоже преисполнившись решимости, уже принял его вызов встретиться следующим вечером на берегу реки Абэ, тут вдруг нас обоих вызвали к главному советнику даймё? Суруга. Тот пристыдил нас, сказав, что мы, собравшись сразиться из-за своей личной вражды, тем самым только предаем своего господина, который выплачивает нам жалование. Затем он рассудил, что, так как я не знал о тайном любовнике сестры, из-за которого она отказалась выходить замуж, то и нельзя только меня обвинять в нарушении договоренности с Рикинда. Раз брак так и не был заключен, то, значит, обе стороны сохранили честь и достоинство. Поэтому он повелел нам отныне забыть все старые обиды и впредь продолжать ревностно служить на благо своего господина. А по поводу моей сестры О-Тако советник заметил, что вся эта история о том, как она, неосмотрительно дав обещание одному мужчине, теперь отказывается выходить замуж за другого, говорит лишь о ее безграничной верности данному слову. Советник радушно воспринял это ее стремление несмотря ни на что стать женой мужчины, в которого она всерьез влюблена. А тут вот, значит, приезжаем мы, а этот самый мужчина уже женился! Не могу же я, Хэйгодзаэмон, храбрый воин, вернуться теперь, уныло потупив голову, так и не выдав сестру замуж. Так что если согласишься-таки жениться на ней, тебе же лучше, а заупрямишься -- я тебя непременно свяжу и привезу в Суруга, и обо все расскажу советнику. А потом, как обещал, отдам тебя Рикинда -- а иначе какой из меня воин? Придется тебя связать. Ведь ничего не остается, как схватить тебя, взять под арест и отвезти в Суруга, так?

-- Ну теперь, после твоего рассказа мне в самом деле все ясно, -- отвечал Ядзиро?. -- Но вы ведь, выходит, думаете лишь о собственной выгоде. Да если даже меня разрезали бы на кусочки и засолили, как рыбу, разве ж возможно, чтобы я, заботясь только о себе, бросил О-Фуцу, с которой мы столько всего пережили, и женился на твоей сестре! Но ты мне выбора не оставляешь. Ну что же, вяжи, -- с этими словами Ядзиро? решительно завел обе руки за спину. Но только Хэйгодзаэмон подошел к нему с веревкой, как тут же заговорила О-Фуцу:

-- Послушайте! В этой истории ваша правда, конечно. Но вы только представьте, а каково будет мне, если моего мужа, с которым я столько времени прожила, свяжут, как бандита какого-то, да повезут длинной дорогой в Суруга -- стыда не оберешься! А ну как и убьют там -- я же все глаза от горя выплачу. Так уж мне приятно сейчас было, как ты сказал, Ядзи, мол, что бы не случилось, а верную свою жену не брошу. Больше ничего не говори. Ты, пожалуйста, уходи. Раз уж ты сошелся с его сестрой еще в Суруга, задолго до того, как меня встретил, так конечно они теперь имеют полное право потребовать, чтобы ты на ней женился. Я это понимаю, а все же не переживу, если ты подчинишься этому господину и позволишь ему разлучить нас! -- всхлипывая, О-Фуцу схватила лежащий у кухонного стока нож.

-- Эй, ты чего! Совсем из ума выжила?! -- бросился к ней Ядзи.

-- Нет, ни за что не переживу! -- продолжала голосить О-Фуцу.

-- Вот те на, что ж теперь делать с тобой, ума не приложу! Послушай, О-Фуцу, а не пожить ли тебе пока у своих приемных родителей? -- предложил Ядзи. -- В самом деле, теперь и мечтать не приходится, чтобы я мог остаться со своей любимой женой. А что мы расходимся, так все это только из-за меня, -- продолжал он. Глядя на заплаканное лицо О-Фуцу, даже беспечный Ядзиро?бэй заметно погрустнел и изо всех сил бросился ее утешать. Он все продолжал твердить ей про возвращение в родительский дом, и О-Фуцу, наконец, кивнула сквозь слезы. Тут же из шкатулки достали тушечницу и наскоро составили и подписали бумаги о разводе. Сборы были недолгими, поскольку из вещей у О-Фуцу была только шкатулка с гребнями да кимоно, в которое она была одета. Увязав шкатулку в сверток, О-Фуцу, смахивая слезы, покинула их с Ядзиро? скромное жилище.

Как только она скрылась из виду, Хэйгодзаэмон тут же сбросил с пояса свои мечи.

-- Наконец-то! Ну и тяжеленные же они. Ну что, Ядзи, хорошо я сыграл свою роль?

-- Вот этот твой провинциальный говорок -- просто блеск! -- восхитился Ядзи. -- А костюмчик! -- продолжил он. -- Да приди ты к любой вдове, что принимает вещи в заклад, так получишь не меньше ста коку риса, как пить дать! Эх, Имосити, бросай ты торговать своими вареными бататами да осьминогами -- кому они нужны. Такой талант зря растрачиваешь! А ты, О-Тако, так хорошо изображала молодую благовоспитанную провинциалку, в жизни не догадаешься, что ты на самом деле обыкновенная уличная проститутка! Да, хорошо, что я вас попросил разыграть весь этот спектакль. Ловко мы избавились от О-Фуцу -- признаться, она в последнее время здорово надоела мне со своими упреками. Но, главное, теперь наконец-то сможем провернуть наше дельце, Имосити. Так срочно нужны эти пятьдесят рё? -- и тут такой удачный случай! Вовремя же этот богатый старикашка, обрюхатил свою служанку, а потом спохватился, что об этом пронюхают его законные дети, и выгнал ее из дому. Во дает! А на самом деле тайно приказал ее выдать замуж, а будущему супругу заплатить пятнадцать рё? отступных. Я как услышал об этом, так сразу понял, что дело как раз по мне. Да пусть хоть чертенка она там носит в себе, а денежки мои! Только как их получишь-то, если у меня уже есть одна женушка, которая, к тому же, надоела мне до невозможности. Вот я и сочинил весь этот спектакль, а благодаря вам двоим все прошло как по маслу. Эх, а скоро ведь должны привезти это ее приданое, а?

Страница:

диссертация "Произведения коккэйбон в японской литературной традиции XVIII–XIX веков" скачать

Подобные документы

Исследование коккэйбон
Коккэйбон ("забавные книги") - один из жанров развлекательной литературы гэсаку эпохи Токугава (1603-1867), получивший свое развитие в конце XVIII – первой половине XIX вв. История развития жанра коккэйбон в контексте литературной тенденции гэсаку.

диссертация [981,8 K], добавлен 18.11.2017
Английская драма XVIII в.
Становление английского театра в XVIII веке, появление нового жанра - драмы. Творчество Лоренса Стерна как значительное явление в литературе Англии XVIII века. Анализ его произведений " Жизнь и мнения Тристрама Шенди" и " Сентиментальное путешествие".

реферат [45,5 K], добавлен 23.07.2009
История русской литературы XVIII века
Характеристика и специфические особенности литературы петровской эпохи, рассматриваемые ею идеи и тематика. Внесословная ценность человека и ее художественное воплощение в сатире Кантемира. Жанр басни в литературе XVIII в. (Фонвизин, Хемницер, Дмитриев).

шпаргалка [997,4 K], добавлен 20.01.2011
Система персонажей французской волшебной сказки
Признаки жанра волшебной сказки. Французская литературная сказка конца XVII – начала XVIII веков. Проблемы структурно-типологического изучения произведения. Сказка как последовательность событий. Сюжетно-персонажная структура волшебной сказки "Золушка".

курсовая работа [63,4 K], добавлен 05.06.2011
Анекдот як жанр усної народної творчості
Дослідження походження сучасного анекдоту. Характеристика змін в типології анекдоту, що відбуваються у зв'язку зі зміною суспільно-політичних і соціальних реалій суспільства. З'ясування особливостей функціонування анекдоту серед населення села Йосипівка.

научная работа [36,8 K], добавлен 05.03.2015
Литература Западной Европы XVIII века
Социальные потрясения в жизни народов Западной Европы в XVIII веке, их отражение в литературе того времени. Эпоха просвещения и ее эстетические принципы. Место сентиментализма в европейской литературе XVIII столетия, его представители и произведения.

реферат [14,6 K], добавлен 23.07.2009
Жанр оды в литературе периода Отечественной войны 1812года
Ода как традиционный жанр литературы XVIII века. Особенности содержания произведений Отечественной войны 1812 года. Рассмотрение признаков траурной оды: целевая речевая установка на декларацию воззрений автора, адресная форма поэтического высказывания.

реферат [21,8 K], добавлен 05.05.2016
Русская литературная критика XVIII—XIX веков
Периоды развития русской литературной критики, ее основные представители. Метод и критерии нормативно-жанровой критики. Литературно–эстетические представления русского сентиментализма. Сущность романтической и философской критики, работы В. Белинского.

курс лекций [275,1 K], добавлен 14.12.2011
Первые шаги в упорядочении русского литературного языка на новой основе (А.Д. Кантемир, В.К. Тредиаковский)
Особенности формирования национального русского литературного языка (на примере творчества А.Д. Кантемира и В.К. Тредиаковского). Сатира как литературный жанр в рамках поэтики классицизма. Сравнительная характеристика разговорного и литературного языков.

реферат [19,9 K], добавлен 15.09.2010
Место Библии в русской поэзии XVIII века
Место Библии в общественной и литературной жизни XVIII в. Сравнительный анализ переложений псалмов Ломоносова, Сумарокова, Тредиаковского и Державина. Характеристика, особенности интерпретации и рецепции библейского текста в произведениях данных авторов.

дипломная работа [111,3 K], добавлен 29.09.2009

Другие документы, подобные "Произведения коккэйбон в японской литературной традиции XVIII–XIX веков"

весь список подобных работ

скачать работу можно здесь

сколько стоит заказать работу?

Работы в архивах красиво оформлены согласно требованиям ВУЗов и содержат рисунки, диаграммы, формулы и т.д.
PPT, PPTX и PDF-файлы представлены только в архивах.
Рекомендуем скачать работу.