«Повесть о Ерше Ершовиче» - одно из замечательных произведений. В аллегорической форме она раскрыла сложный социальный конфликт между крестьянами и землевладельцами, показала бесправное положение «голых и небогатых».

«ПОВЕСТЬ О БРАЖНИКЕ»

Блестящим образцом сатиры, выходящим за пределы обличения духовенства, является «Повесть о бражнике», который попал в рай. Сюжет этот встречается во французской и немецкой литературе, а это дало повод в свое время А.Н.Веселовскому считать произведение неоригинальным. Однако, несмотря на международный сюжет, «Повесть о бражнике» оказалась тесно связанной с русской действительностью XVII века, при этом французский крестьянин и немецкий мельник в русском варианте заменены бражником. После учреждения в XVI веке «царевых кабаков», пьянство стало одним из народных бедствий и тема обличения пропойц заняла значительное место в русской литературе XVII века. Повесть эта не прославление пьяниц, она направлена против религиозного аскетизма, против утверждения церкви, что «пьяницы царства божьего не наследят». В повести ясно выражена критика некоторых догматов церкви. Неизвестный автор высказывает смелые суждения в адрес святых, выражает сомнение в справедливости божьего суда. Это и было причиной того, что повесть была включена церковью в индекс запрещенной литературы.

Повесть повествует о том, как пьяница весь свой век пил, но каждый раз, поднимая ковш с вином, славил имя божие. Бог отметил этот «подвиг» бражника и после его смерти поставил душу бражника к райским вратам. Бражник начал стучаться в рай, требуя, чтобы его пустили пребывающие там святые. Между бражником и каждым святым, выходящим на его стук, происходит диалог. Оказывается, рай населен святыми, совершившими столь тяжкие грехи, что они, собственно, недостойны пребывания там, суд божий был несправедлив. В самом деле, апостол Петр живет в раю, а сам трижды отрекся от Христа. Апостол Павел убил камнем первомученика Стефана. Царь Давид слугу своего Уляна на смерть послал, а жену его Вирсавию взял к себе на ложе. Царь Соломон поклонялся идолам. Не зная, как избавиться от бражника, святые послали к нему евангелиста Иоанна Богослова. Но и его бражник уличил в лицемерии, сказав ему: «Во еуангелии ты же написал: аще ли друг друга возлюбим, а бог нас обоих соблюдет. Почему ты, господине, Иван Богослов, еуангелист, сам себя любиш, и в рай не пустиш?» Иоанну Богослову пришлось пустить бражника в рай.

Одним из художественных приемов повести является повторение одних и тех же вопросов и ответов бражника и святых отцов: «И нача бражник еще толкатися у врат. Прииде ко вратам апостол Павел и рече: «Кто толкущеся у врат святых?» «Аз есмь бражник, желаю с вами в раю быти». И Павел рече: «Бражником не входимо в рай». И каждый раз, когда появлялся новый святой, вопросы и ответы повторялись.

Сатирическая сила повести в обличении бражником святых. Автор пересматривал традиционное представление о справедливости божьего суда, находил слова упрека для каждого обитателя рая, и бражник с его единственным грехом - пьянством - выглядел, по сравнению с другими, невинным агнцем.

«СЛУЖБА КАБАКУ»

К сатирическим пародийным произведениям XVII века, использующим форму церковной службы и жития святых, относится повесть «Служба кабаку».

Смысл повести состоит в обличении кабака, показе губительных результатов пьянства. Кабак, «несытая утроба», выступает в повести как всепожирающий Молох, от которого нет спасения слабому духом человеку. Автор описывает трагедию спившегося человека. Вот он приходит в кабак благонравный, разумный. Сперва начинает пить неволею, потом пьет с похмелья, а позже и сам пьет, и людей учит. И тогда уже, не помня себя, ходит по домам в поисках вина, хотя и не зовут его, и бранят. Его следует «отбегати - учит автор, яко ото лва, снедающе человека». За короткий час пития вина исчезает мудрость человека, наступает нагота, безумие, срамота. Пьянство приводит к опустошению дома, гибели семьи. Автор отмечает, что пьянство приводит к преступлениям. Пропив все, пьяницы обкрадывают приезжих и получают за это наказания. Как отмечает автор, старость пьяниц «нечестна, ни многолетна..., не христианскою смертию мнози человеци, от вина умирают».

В повести автор перечисляет всех, кто несет свою лепту в «несытую утробу» кабака. Здесь поп и дьякон. Они несут в кабак скуфьи, шапки, служебники. Монахи несут рясы, клобуки, дьяки - книги и переводы, философы мудрость меняют на глупость, «женки недобрые отдают блуд и скаредство», а добрые получают срам, повара мастерство меняют на винную чарку, лесники отдают куниц и соболей. Горестно, что все, любящие кабак, покидают родителей, и только когда наступает смерть, сетует автор, вспоминают они родителей, но поздно.

Сатирический эффект повести достигается использованием текста церковной службы (малой и большой вечерни), а также житийной литературы. Использует автор и недопустимое в то время сочетание высокой формы церковных песнопений с низким содержанием, изображающим все степени падения пьяниц. Пародируется в повести также и известная молитва «Отче наш»: «Отче наш, иже еси седиш ныне дома, да славитца имя твое нами... да будет воля твоя яко на дому, тако и на кабаке... и оставите должники долги наша, яко же и мы оставляем животы свои на кабаке... Но избавите нас от тюрьмы».

Эта талантливая сатира обличает «царевы кабаки» и такой человеческий порок, как пьянство. Пьянство изображено как выражение душевной слабости, с которой надо бороться. Пьянство - это нравственное падение человека. Оно приводит человека к позору, разорению, болезням, тюрьме. Повесть имела не только обличительный, но и поучительный характер.

Право искусства на художественный вымысел было признано русской литературой только в XVII веке. В связи с этим пришлось отказаться от нормативных предписаний средневекового историзма, который не признавал вымышленных героев и ограничивал круг литературных персонажей историческими лицами. Эти персонажи могли быть и псевдоисторическими, никогда не существовавшими, но средневековый автор и читатель не сомневались в том, что они действительно жили на земле. В исторической беллетристики XVII века остались лишь внешние приемы, лишь оболочка средневекового историзма. Авторы искали своих героев на страницах летописей и хронографов. Но не заботились о том, чтобы их поступки хотя бы приблизительно соответствовали тому, что сказано в летописях и хронографах. Источник не сковывал фантазию писателя, историческим оставалось только имя, а носитель имени становился вымышленным лицом. К таким произведениям исторической беллетристики относится цикл произведений о начале Москвы.

«ПОВЕСТЬ О ЗАЧАЛЕ МОСКВЫ»

Повесть начинается с упоминания об идее «Москва - третий Рим», но автор, не размышляя о Москве как последнем нерушимом оплоте православия, использовал только один мотив, сопутствующий этой традиционной идее, - мотив строительной жертвы. Согласно первобытным обрядам, этот мотив строился на убеждении, что всякая постройка, всякое здание лишь тогда долговечны, когда при их основании приносится человеческая жертва. Автор отмечает, что Рим и Константинополь («второй Рим») были якобы основаны на крови. На крови же возникла и будущая столица России. Обращаясь к этой теме, автор заявляет о том, что он не историк, а художник, так что этот мотив не столько историко-философский, сколько художественный.

Действие повести начинается с 6666 (1157-1158) г. от сотворения мира. С евангельских времен число 666 считается «числом зверя» - антихриста. Выбрав почти апокалипсическое число, автор хотел подчеркнуть, что в основании Москвы сказалась роковая предопределенность, что само время требовало крови. В этот год князь Юрий Долгорукий, остановившись по пути из Киева во Владимир на высоком берегу Москвы-реки, казнил местного боярина Кучку, который принял его не с «подобающей честью». Тогда именно князь и приказал выстроить на этом месте город и назвать по имени реки Москвой. Кучкову дочь он отдал в жены своему сыну Андрею Боголюбскому, к нему же были отосланы ее братья. Но одним убийством дело не кончилось. Понадобилась для строительства города еще и кровь Андрея Боголюбского. Этот благочестивый князь-храмоздатель, молитвенник и постник, думал только о небесном и скоро отказался от «плотского смешения» с Кучковной. После чего она подговорила братьев убить мужа. Кнзя убили, а тело бросили в воду. Убийцам и княгине отомстил брат Андрея Боголюбского. На этом и кончается фабула повести. Впоследствии к повести добавлялись другие записи, лишь косвенно связанные с московской темой. В этом произведении повесть как жанр еще не обособилась от исторических сочинений, с которыми генетически связана. Подобно всякой летописи, повесть сюжетно не замкнута, ее можно продолжить записями о более поздних событиях. Автор, тем не менее, связан с летописью формально, его не интересует политический конфликт Андрея Боголюбского с боярским окружением, - конфликт, которым летописец объясняет убийство князя. Автор сознательно пренебрег историческим и политическим смыслом летописного рассказа. Его привлекал романический фон, который он развил с помощью византийской Хроники Константина Манассии, которая была известна в составе Хронографа 1512 г., откуда он и взял мотив строительной жертвы.

Второе произведение цикла - это новый шаг в развитии исторической беллетристики, в овладении художественным вымыслом. В «Сказании» последовательно проведена беллетризация сюжета. Москва здесь не называется «третьим Римом», мотив строительной жертвы решительно отброшен. Философия истории в «Сказании» - это филосифия исторической случайности. Эта историческая случайность заявлена уже в начале повести, где автор говорит, что «вложы бог в сердце князю мысль», т.е. герою, созерцавшему красоту москворецких угодий, пришла мысль выстроить здесь город, и не более того. Автор отказывается от идеи божественного предначертания и дает волю художественной фантазии. В произведении господствует стихия чистого вымысла. Все достоверные исторические реалии здесь наперечет. Это - сообщения о том, что у Даниила, младшего сына Александра Невского и родоначальника князей московского удела, был брат Андрей, занимавший владимирский великокняжеский стол, и сын Иван - будущий Иван Калита. Надо отметить, что никакой кровавой драмы в семье Даниила Александровича не было, драму придумал сам автор. Рукописная традиция произведения говорит о полнейшем невнимании к истории - в разных редакциях «Сказания» герои носят разные имена: вместо Даниила - Борис Александрович, злодейка княгиня именуется то Улитой, то Марьей. Здесь полностью осуществлен переход от исторических имен к вымышленным. В произведении вымыслу отдан приоритет перед историей - меняя имена, автор не меняет сюжетную линию.

Даниил силой взял к себе на службу двух братьев - сыновей боярина Кучки. Они приглянулись княгине и она договорилась с братьями, чтобы они убили Даниила. На охоте братья напали на своего господина, но тот успел скрыться и спрятаться. Княгиня, узнав о неудаче, дала им совет - найти князя с помощью собаки, которая и помогла братьям найти Даниила. Практически преданный хозяину пес и выдает его. Тут Даниил Александрович и был убит. Но за брата отомстил владимирский князь Андрей. Сначала он казнил вдову, а потом братьев. Затем пришла ему мысль на месте «красных сел» злополучного боярина Кучки построить город Москву.

Если «Повесть о зачале Москвы» довольствовалась конфликтом между благочестивым мужем и похотливой женой, то «Сказание» осложнило этот конфликт мотивом преступной страсти героини к вассалам супруга.

Автор «Сказания об убиении Даниила Суздальского и о начале Москвы» опирался и на книжные источники, и на жизненную практику. Он последовательно соединял разнообразные и разнородные мотивы. В сюжетной конструкции автономные мотивы слились в органическое целое.

«ПОВЕСТЬ О ТВЕРСКОМ ОТРОЧЕ МОНАСТЫРЕ»

К исторической беллетристике относится и «Повесть о Тверском Отроче монастыре» - одна из самых замечательных повестей XVII века. Это - легендарный рассказ об основании Отроча монастыря при первом великом князе Твери Ярославе Ярославиче (умер в 1271 г.), внуке Всеволода Большое Гнездо. Автор этой повести, в отличие от авторов повестей московского цикла, не сторонник вольного обращения с фактами. Если он и ошибается, то не вследствие творческой установки на вымысел, а по неведению. Дело в том, что он переносит топографические и архитектурные реалии своего времени в XIII век. Отсюда анахронизмы, которыми изобилует повесть. У автора было мало документальных данных. Достоверным можно считать лишь факт женитьбы князя Ярослава Ярославича на женщине по имени Ксения. Из летописи известно, что это была вторая жена князя и что он женился в 1266 году в Новгороде, во время пребывания на тамошнем княжеском столе. В остальном повесть исторически не поддается проверке. Все обстоятельства, сопутствовавшие женитьбе, включая «подлое» происхождение невесты, - это вымысел, литературная обработка старинного тверского предания.

Повесть рассказывает о любовной драме. Три ее героя образуют классический треугольник. Дочь деревенского пономаря Ксения, на которой хотел жениться любимый княжеский «отрок» (придворный) Григорий, отвергает его в день свадьбы и внезапно выходит за князя. Отвергнутый Григорий скрывается с глаз людских, становится отшельником, а потом строит Отрочь монастырь, постригается в нем и умирает. Эта драма не преподносится как типичный конфликт злого и доброго начала, вообще в повести нет «злых» персонажей. Действие происходит в идеальном княжестве, где подданные живут в добром согласии со своим господином. Молоды и прекрасны ее главные герои. Даже после трагической развязки счастливые супруги и отвергнутый «отрок» не перестают любить друг друга. Для повести характерна атмосфера величавой красоты и торжественности. Но возникает вопрос: отчего в этом царстве любви, благолепия и кротости удел одних - счастье, а других - страдание. Впервые в древнерусской литературе автор ищет ответ на этот вопрос в сфере чувств: никто не виноват в том, что два прекрасных юноши любят одну прекрасную девушку. Не виновата и Ксения, которой пришлось предпочтение отдать одному из них. Любовь - вот источник и счастья, и страдания. Автор для решения этого вопроса вводит в повесть идею судьбы. Ксения, подобно «мудрым девам» фольклора, наперед знает, что ей «сужен» не отрок, а князь. Поэтому она не совершает никаких поступков, она ждет своего часа. Князь ни о чем не подозревает до встречи с Ксенией. Он - игрушка провидения, его судьба тоже предрешена.

Утратив любовь земную, отрок Григорий взамен обрел любовь небесную. Его отвергла «премудрая дева» Ксения, но приняла Богоматерь, которая, явившись ему во сне, повелела воздвигнуть монастырь и пообещала сократить его печальные земные дни. Потеряв Ксению, Григорий стал пустынником, потом монахом, отрекшимся от земных радостей.

ЛЕКЦИЯ 12. КНИЖНАЯ ПОЭЗИЯ ДРЕВНЕЙ РУСИ

Историю русской книжной поэзии начинают, как правило, с рубежа XVII столетия. Существует мнение, что в русской феодальной книжности не было специально стихотворных жанров, и если встречались в прозе ритмичность, рифмование или «напевность» - это шло от эпоса. Русских книжных стихотворений как самостоятельного рода не выработалось, по-видимому, до эпохи Московского государства.

Но былинный эпос указывает, что древние люди отнюдь не страдали отсутствием «поэтического чувства», и поэтому нередки попытки отыскать ритмическую и даже лирическую организацию в ряде древнерусских текстов, начиная с киевской эпохи.

Примерная схема русской словесной культуры периода возникновения и первоначального распространения письменности вырисовывается следующим образом: письменность на первых порах служила преимущественно культовым целям или же государственным и деловым потребностям, а «поэтическое чувство» русского народа удовлетворялось фольклором. Существовали профессионалы-творцы и исполнители подобного рода произведений. Сохранилось немало сведений о скоморохах, которые в письменных источниках и в устной речи именуются «веселыми молодцами», «веселыми гулящими людьми». Известия о скоморохах обыкновенно носят характер обличений, аскетически-христианского неприятия.

Даже по отрывочным сведениям, какие донесла до нас русская письменность домонгольского периода, можно судить, что среди скоморошьих профессий были и профессии «говорные», «бахарские», что декламационный стих издавна существовал в русском устно-поэтическом творчестве. Этих стихотворцев называли «смехотворцами», «сквернословцами», «глумотворцами», «кощунниками». Эта бахарская система «глумотворчества» достаточно выразительно представлена в «Молении Даниила Заточника».

Письменность киевской эпохи дает нам немало примеров, когда эпические песни так или иначе использовались в литературе. Именно на стыке книжности и устного народного творчества возникали наиболее выдающиеся, истинно художественные произведения древнерусской литературы («Слово о полку Игореве» - плачи; «Повесть о разорении Батыем Рязани» - отголоски песни о Евпатии Коловрате, «Сказание о Мамаевом побоище» - лиро-эпическая песня «О походе новгородцев на помощь Москве»).

Одной из самых распространенных книг в древней Руси была «Псалтырь». Псалмы пелись на всех службах и были известны буквально каждому. Поток сравнений и перифраз, стилистическая симметрия и другие виды синонимии, общий экспрессивный строй - все это, конечно, находило отклик у слушателей и читателей. Псалмы поэтичны по самой природе, однако лирическая их характеристика в славянском переводе не ясна.

XVI столетие - эпоха, когда в русской культуре возникает сильное «светское» течение и зарождается оригинальная беллетристика. Эти тенденции уже намечены в одном из сборников известного книгописца Кирилло-Белозерского монастыря Ефросима. В составленной им рукописи наряду с «Задонщиной» и «Хожением игумена Даниила» содержится «Слово о хмеле Кирилла философа словеньскаго». Это обличительное произведение, написанное в духе скоморошин, составленное «говорным стихом» с рифмой. В тот же сборник Ефросим включил другое поэтическое произведение - «Плач Адама о рае», начинающееся стихом «Плакал Адам перед раемо седя...», видимо, исполнявшийся напевом былин. Ефросиновский текст - первое звено в цепи многочисленных стихов «покаянных», «умиленных», «прибыльных», как они называются в рукописях XVI века. Тематика стихов «покаянных» определяется в значительной мере тем, что они были связаны с церковной службой (стихи помещались в служебных книгах и распевались на «восемь голосов»). Обычное душеспасительное «глаголание», христианская трактовка смерти - вслед за кончиной последует расплата за грехи, панегирик «прекрасной пустыне», мотивы раскаяния и покаяния - таков круг вопросов, затрагиваемых в этих «полезных», с точки зрения официальной церковной идеологии, песнопениях. Время от времени в потоке этого «душеспасительного глаголания» возникают светские ноты, призыв к защите родины. Постепенно форма стихов «покаянных» теснее сближается с народным эпическим стихом. Не случайно «Повесть о Горе - Злочастии» - шедевр русской поэзии XVII века - связывают и тематически, и формально со стихами «покаянными».

Столетие, протекшее от начала Смуты до петровских преобразований, дает в руки исследователей русской поэзии обширнейший материал - настолько огромный и разнообразный, что стихотворство более раннее остается, как правило, в тени. XVII век представляется иногда резким качественным скачком, появление книжной поэзии внезапным, и поэтому попытки истолкования этого явления привели к созданию взаимоисключающих, на первый взгляд, концепций. Одна из них - широко распространенное мнение о механическом перенесении польской и украинской версификаторской практики на русскую почву. Другая - так называемая теория «самопроизвольного» зарождения стиха в прозе.

Возникновение письменной поэзии в начале XVII века объясняется тем, что в это время фольклор стал уходить из города, поэтому «поэтическое чувство» горожан искало удовлетворение в книге - как в «высокой», силлабической поэзии, так и в попадавшей по необходимости в письменность народной, в эпосе, сатире, лирической песне, духовном стихе. Усиление роли города - вот причина появления стихотворства в XVII веке. Этот процесс, конечно, обуславливался и иными течениями русской жизни. Первые цари из семьи Романовых, Михаил и Алексей, резко усилили гонения на скоморохов. В «Судебнике» 1626 года указывалось упорствовавших в «глумствах» скоморохов за ослушание бить кнутом. Русский патриарх в 1636 году запретил держать в домах музыкальные инструменты, в случае же ослушания - ломать инструменты, а ослушников сурово наказывать. Скоморох с этого времени становится отжившею свой век историческою личностью. А новые личности, сочинители виршей, спустя некоторое время утверждаются прочно у царя «в верху».

Другой фактор появления стихотворства - стремление усвоить достижения европейской культуры. Итак, в XVII веке, «уйдя» из города, фольклор одновременно и «вернулся» туда в том смысле, что он стал проникать в письменность. Разумеется, фольклорные тексты (былины), воспроизводились неточно. Авторы записей создавали своеобразные переработки, иногда скрещивая различные сюжеты, иногда привнося лишь некоторые книжные черты. Эти черты изменяли поэтику памятника. Существенные изменения происходили и в ритмическом рисунке былины. Эти произведения («Сказание о киевских богатырях», «Повесть о Сухане») лишь условно можно считать стихотворными произведениями.

С большим основанием в разряд стихотворных произведений зачисляется знаменитая повесть «О Горе-Злочастии», возникшая где-то в середине столетия и представляющая собой философское повествование о «бесконечной нищете», «ноготе и босоте безмерной» простого человека, несчастья которого персонифицированы в образе Горя.

Силлабический стих утверждал себя в русской литературе XVII века постепенно. Сначала, по-видимому, он обслуживал лишь немногие жанры, в частности послания. В первой половине XVII века уже возникали целые сборники посланий, многие из которых становились образцовыми и попадали в письмовники, утрачивая конкретные приметы. В одном из таких сборников, в котором собраны стиховторения справщиков Печатного Двора - чернеца Савватия, Степана Горчака, Михаила Злобина, Михаила Татищева и др. - всего около пятидесяти посланий на разнообразные темы. Это и просьба о покровительстве, и порицания, и отповедь ученику. В первой половине XVII века силлабический стих встречаем не только в посланиях. Так в это время возникают силлабические вирши о гербах (вирши на герб патриарха Никона).

Расцвет русской силлабической поэзии падает на последнюю треть XVII века и связан с именами Симеона Полоцкого, Сильвестра Медведева, Кариона Истомина и Андрея Белобоцкого.

Самуил Емельянович Петровский - Ситнианович (Симеон - имя, которое он получил, когда постригся в монахи) родился в Полоцке в 1629 году. О днях его молодости нам известно только то, что он учился в Киево-Могилянской коллегии, крупнейшем тогда православном центре высшего гуманитарного и богословского образования. От 1648 года до нас дошел составленный им и собственноручно переписанный конспект теории поэзии, от 1653 года - сборник риторических упражнений на польском и латинском языках. В 1656 году, два года спустя после освобождения Полоцка русскими войсками, он принял монашество в Полоцком Богоявленском монастрые, а затем стал учителем в местной «братской» школе. В этом же году он впервые встретился со своим покровителем - царем Алексеем Михайловичем. В 1661 году принял решение навсегда переселиться в Москву, но решение это осуществил в 1664 году. Симеон Полоцкий еще до своего переезда в Москву в 1664 г., в Киево-Могилянской академии и в Полоцке, своем родном городе, стал известен как недюжинный поэт и ритор. Если его знаменитая декларация «Метры», которую он произносил перед царем Алексеем Михайловичем в 1656 году, почти буквально повторяет силлабическую «Просфониму», изданную во Львове в конце XVI века, то другое его произведение с тем же заглавием, читанное также во время посещения царем Полоцка, - это вполне самостоятельное произведение, яркий панегирик белорусской земле. Обращаясь к царю, поэт восхваляет его как освободителя Белоруссии:

Ты нас от нужды избавил,

Россию Белу на ноги поставил,

Прежде напастей бурею стемненну и оскорбленну.

В этих ранних произведениях уже достаточно ярко проявились характерные особенности творческой манеры Симеона Полоцкого. Если «Метры» написаны на белорусском языке, то в «Диалоге» сильна та «церковнославянская мова» - своеобразный сплав живых восточнославянских языков и языка церковных книг, которую Симеон Полоцкий ввел в русскую поэзию.

Московский период творчества поэта был самым длительным и плодотворным. Здесь он занял прочное положение при дворе, стал придворным учителем, стихотворцем и «премудрым философом», которому поручалось «состязание» со знаменитым Аввакумом, составление устава проектируемой академии, организация «верхней» типографии, которая до самой его смерти в 1680 году находилась в его ведении. Здесь он создал свой колоссальный по объему и значению сборник «Вертоград многоцветный» (1678), выпустил печатный стихотворный перевод «Псалтыри царя и пророка Давида» (1680), снабженный превосходной гравюрой А.Трухменского по рисунку Симона Ушакова, а затем положенный на музыку композитором В.П.Титовым. Он работал над «Рифмологионом», который должен был включить все его панегерические стихотворения.

Значение Симеона Полоцкого не в том, что он «ввел» стихотворство в русскую культуру - силлабические вирши писали и до него, - а в том, что он отошел от представления о них, как о забаве, обслуживающей лишь определенные потребности, что «рифмотворение» представлялось ему главным и, пожалуй, единственным способом создания новой словесной светской культуры. По словам Еремина, сборники Полоцкого «производят впечатление своеобразного музея, на витринах которого расставлены в определенном порядке самые разнообразные вещи, часто редкие и очень древние». У Полоцкого есть и сюжетные произведения, и стихотворные анекдоты, и «приклады» вроде известного рассказа о рабе Андрокле, и поэтические зарисовки («День и нощь» в «Вертограде многоцветном»), и в осбенности описание разных драгоценных камней, экзотических и фантастических птиц и животных. Поэт охотно прибегал к античной тематике. Но античный, раннехристианский и вообще исторический фон нужен поэту лишь как орнамент стихотворения. Полоцкий - это дидактический поэт, который в стихотворном воплощении всякой темы, всякого поэтического образа видел, в первую очередь, возможность «логической», морально-назидательной интерпретации. Поэтому так часты «лирические» отступления в сюжетном потоке - это риторическое восклицание, авторская ремарка, эмоциональная оценка. Симеон Полоцкий предпочитает вести непосредственный разговор с читателем, воздействовать не только поэтическим материалом, но и прямой сентенцией. Эти обращения адресованы либо к читателю вообще, либо к людям, для которых стихотворение, по мнению автора, должно представлять наибольший, чисто практический интерес.

О, родители, чадам не вручайте,

Всех богатств ваших,

Сами обладайте.

Поэзия Полоцкого в сущности замкнута в мире «вещей», к которым можно относить не только камни, предметы царского одеяния, но и одушевленных его героев. В отношении к мифологии и истории Полоцкий выступает как типичнейший представитель барокко: он не пользуется мифологией для постижения действительности, напротив - действительность он заключает в исторические и мифологические кулисы. Ренессансная стройность оборачивается у Полоцкого, как и у других поэтов барокко, схематизмом. Его интересуют внешние приметы вещей и явлений. А поскольку стихотворение для него тоже вещь, он увлекается графической его формой, пользуется изощренными акростихами и анаграммами, пишет стихи в форме креста, звезды, круга и т.д.

После смерти Симеона Полоцкого (1680г.) роль придворного стихотворца выполнял его ученик Сильвестр Медведев. Медведев не пользовался «славянской мовой» - искусственным языком, введенным в русскую поэзию Полоцким. Словарь Медведева - словарь русский, почти лишенный полонизмов и украинизмов. Пользуясь церковнославянизмами, Медведев иногда создавал стихотворения, по построению и поэтике напоминающие произведения народного творчества. В конце века стихи писали Карион Истомин и Андрей Белобоцкий - обрусевший поляк.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Значение древнерусской литературы состоит, во-первых, в том, что она помогает нам понять достижения великой русской литературы XIX-XX вв. В древнерусской литературе находятся истоки высокой гражданственности и идейности русской литературы нового времени. Древняя русская литература передала русской литературе нового и новейшего времени свою высокую идейность, свой огромный художественный опыт, гибкость и богатство литературного языка, образной системы.

Во-вторых, в древнерусской литературе есть произведения, которыми русский народ вправе гордиться независимо от того, насколько они оказались важны для дальнейшего развития русской литературы. К таким произведениям, ценность которых чрезвычайно высока, относятся прежде всего «Повесть временных лет» - первая русская летопись, «Поучение Владимимра Мономаха», «Слово о полку Игореве», «Слово о погибели Русской земли», «Повесть о разорении Рязани Батыем», «Повесть о Петре и Февронии», «Хождение за три моря Афанасия Никитина», «Житие протопопа Аввакума», «Повесть о Горе - Злочастии». Перечисленные произведения далеко не исчерпывают все то лучшее, что создала русская литература за семь веков.

Особенно русской литературе XVII века принадлежит заметная роль в развитии русской литературы нового времени. Она является тем звеном, которое соединяет средневековую словесность с искусством нового времени. Совмещение старого и нового, традиционного и преодолевающего традиции, наблюдается и в тематике произведений, и в миросозерцании писателей, и в литературных формах. Важное место занимает героика, тема защиты отечества звучит в произведениях «смутного времени», в повестях блестяще представлена ратная доблесть русских людей.

Религия продолжает играть важную роль в жизни человека, что находит свое отражение и в литературе: в религиозной оболочке предстают общественно-политические идеи века, вмешательством божественной и нечистой силы объясняются многие перипетии в судьбах героев, с проявлением божественной воли соотносится исторический процесс. Не играя такой значительной роли, как раньше, тем не менее продолжают существовать традиционные жанры. Сама литература остается, в основном, анонимной.

Русская литература XVII века обращена к будущему. Ей присущ острый критицизм по отношению к старым нормам жизни, обусловленный приобщением к творчеству демократических слоев населения. Произведения демократической сатиры и старообрядческой публицистики, наиболее полно отразившие классовые противоречия и протест народных масс, направлены против богачей, против попов, феодального суда, государственной организации, пьянства. Наступательный, обличительный характер литературы находит выражение в таких способах сатирического показа жизни, как ирония, гротеск, пародия, шутка. Критической направленностью литературы XVII века обусловлено появление вопроса о том, каким должен быть царь, что выразилось у Аввакума в гневном обличении царя-деспота, а у Симеона Полоцкого в создании идеального образа могущественного царя-просветителя.

XVII век открыл для читателей совершенно новую область художественного изображения - сферу частной жизни человека, мир человеческих чувств. Человек начинает рассматриваться как существо сложное.

В XVII веке происходит рождение литературы как самостоятельной области искусства. Она отделяется от деловой письменности и богослужебной литературы. Происходит осознание отдельными писателями их литературных позиций: Аввакум полемично избирает простоту и доходчивость стиля, Симеон Полоцкий тяготеет к формам барокко, первого литературного направления на Руси. Рождаются не только новые жанры, но и новые роды литературы - драматургия и поэзия, которым суждено будет играть основную роль в историко-литературном процессе XVIII века.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

ПОСОБИЯ

1. Гудзий Н.К. История древнерусской литературы. М., 1966г.

2. Кусков В.В. История древнерусской литературы. М., 1977, 1982.

3. Лихачев Д.С., Лурье Я.С., Панченко А.М., История русской литературы XI-XVII вв. Л., 1980.

4. Лихачев Д.С. Человек в литературе Древней Руси. М., 1971.

5. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. М., 1971.

6. Лихачев Д.С. Развитие русской литературы X-XVII вв. Л., 1973.

7. Лихачев Д.С. Великое наследие. М., 1975

8. Лихачев Д.С. Слово о полку Игореве и русская культура XVII века. Л., 1981.

9. Прийма Ф.Я. Слово о полку Игореве в русском историко-литературном процессе первой трети XIX века. Л., 1980.

10. Русские повести XVII века. Составитель Скрипиль М.О., Л., 1954.

11. ???????? ?., ?????????? ?. ?????? ???????? ????????????? (XI-XIII ???): ?????, 1949:

ТЕКСТЫ

1. Гудзий Н.К. Хрестоматия по древней русской литературе. Изд. 8-е. М., 1973.

2. Прокофьев Н.И. Хрестоматия по древней русской литературе. М., 1980.

3. Слово о полку Игореве / Под ред. В.П. Адриановой-Перетц. М.-Л., 1950. Серия «Литературные памятники».

4. Русские повести XV-XVI вв. / Сост. М.О. Скрипиль. М.-Л., 1958.

5. Русская повесть XVII века / Сост. М.О. Скрипиль. М., 1954.

6. Изборник (Сборник произведений литературы Древней Руси). Вступит. ст. Д.С. Лихачева. Сост. и общая ред. тома Л.А. Дмитриева и Д.С. Лихачева. М., 1969.

Размещено на Allbest.ru