Роман М. Турье "Пятница, или Тихоокеанский лимб" в диалоге с романом Д. Дефо "Робинзон Крузо"

Размещено на http://www.allbest.ru/

РОМАН М. ТУРНЬЕ «ПЯТНИЦА, ИЛИ ТИХООКЕАНСКИЙ ЛИМБ» В ДИАЛОГЕ С РОМАНОМ Д. ДЕФО «РОБИНЗОН КРУЗО»

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА 1. РОМАН Д.ДЕФО "РОБИНЗОН КРУЗО" В КУЛЬТУРНОЙ ПАРАДИГМЕ ЭПОХИ ПРОСВЕЩЕНИЯ

ГЛАВА 2. КОНЦЕПЦИЯ « НОВОГО ЧЕЛОВЕКА» В РОМАНЕ М. ТУРНЬЕ «ПЯТНИЦА»

ГЛАВА 3. СТРУКУРА РОМАНА М. ТУРНЬЕ "ПЯТНИЦА, ИЛИ ТИХООКЕАНСКИЙ ЛИМБ"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

1. РОМАН Д.ДЕФО "РОБИНЗОН КРУЗО" В КУЛЬТУРНОЙ ПАРАДИГМЕ ЭПОХИ ПРОСВЕЩЕНИЯ

В истории европейского общества XVIII век известен как эпоха Просвещения.

Идеология и культура эпохи Просвещения развивались в условиях освободительного движения, содержание которого определялось исторической необходимостью уничтожения феодализма и замены его капиталистическими формами отношений. Это была переходная эпоха, завершившаяся Французской буржуазной революцией 1789-1794 гг., обозначавшей крушение феодализма и начало нового этапа в истории европейского общества.

Английское просветительство не было вполне единым по своей социальной направленности. Одна часть просветителей выступала с поддержкой основ существующего строя, считая достаточными некоторые частные реформы. Это более умеренное крыло английского просветительства имело своих представителей в литературе в лице таких писателей как Поп, Дефо, Аддисон, Стиль, Ричардсон. Другое, более радикальное крыло просветителей боролось за решительную демократизацию управления государством, защищало интересы эксплуатируемых трудовых масс народа, крестьян и ремесленников. Наиболее значительными представителями радикально-демократического крыла английского просветительства были Свифт, Филдинг, Гольдсмит, Шеридан. [4 130]

Просветители верили в силы и возможности человеческого разума и выносили на его суд государственные порядки и идеологию феодализма. Ф. Энгельс писал: «Никаких внешних авторитетов, какого бы то ни было рода, они не признавали. Религия, понимание природы, общество, государственный строй - всё было подвергнуто самой беспощадной критике; всё должно предстать перед судом разума и либо оправдать своё существование, либо отказаться от него. Мыслящий рассудок стал единственным мерилом всего существующего». Цит. по [1; 99]

Литература берет на себя воспитательную функцию, прежде всего. Не случайно нравоописательный и, вместе с тем, нравоучительный очерк, стал в начале XVIII века одним из ведущих жанров просветительской литературы в Англии.

Самый термин «essay» - буквально «опыт», - издавна получивший право гражданства в английской литературе. «Опыты» писал и Ф. Бэкон. Они необычайно соответствовали всему духу Просвещения. Под «опытом» подразумевалось свободное исследование, проводимое пытливым мыслителем в любой области жизни, не стеснённое никакими формальными канонами и никакими законами, за исключением общечеловеческих законов «природы» и «разума». «Опыт» мог с одинаковым правом охватывать кардинальные проблемы бытия и мышления, и мелочи каждодневного быта. [12;176]

Просветители верили в наступление царства разума, но при этом преувеличивали значение идей, считая, что идеи могут изменить мир. В понимании социальной действительности и законов общественного развития они оставались идеалистами. Им был свойствен исторический оптимизм, будущее буржуазного общества рисовалось им в идеализированном свете. От подлинного историзма такие представления были далеки. Просветительский идеал гармонически развитого общества, вера в то, что подобная гармония возможна в результате уничтожения феодализма и его пережитков, не совпадали с реальными путями и формами капиталистического прогресса. Утверждавшийся буржуазный порядок опровергал иллюзии о возможности благоденствия для всех в условиях буржуазного общества. [1; 99]

Философы и писатели английского Просвещения выдвигали в своих произведениях ряд вопросов, которые считали основными для решения общественных противоречий. Просветители исходили из того, что не божественные силы, а сами люди должны решить эти вопросы. Хотя многие из них не отвергали официальной религии, тем не менее, просветительская мысль в целом характеризовалась стремлением найти решение социальным проблемам за пределами церковного учения. Большое распространение в XVIII веке получили деизм и материалистическая философия. Всю историю человечества просветители делили на две формы бытия человека. Первоначальной формой или «естественным состоянием» они считали жизнь первобытного человека на лоне природы. При этом просветители в противовес реальной истории полагали, будто бы люди сначала жили разрозненно, в одиночку и были поэтому совершенно свободны. Когда же люди объединились и стали жить большими коллективами, они создали «цивилизацию», то есть гражданское устройство, имевшее две основные формы - монархию или республику. Живя вместе, люди должны были выработать законы, определявшие их права и обязанности. В результате развития цивилизации человечество вышло из первобытного состояния и добилось расцвета культуры, науки, искусств. Однако по мере развития цивилизации появились пороки, которых не было у первобытного человека, когда он пребывал в «естественном состоянии». С развитием цивилизации большинство людей потеряло свободу.

Проблема «естественного состояния» и «цивилизации» была, в сущности, формой, в которой решался вопрос о свободе. Просветители на разных этапах общественной жизни XVIII века различно решали эту проблему. На первых порах просветители верили в возможность утверждения добродетели и создания свободных условий жизни в пределах существующей цивилизации. Чем больше углублялись общественные противоречия, тем очевиднее становилось, что это невозможно. Тогда возникла идея возврата к «естественному состоянию» как единственного пути возрождения человека и достижения им свободы. Культ «естественного состояния» был связан с идеализацией старого патриархального уклада.[4; 131]

Противоречия между просветительскими идеалами и реальными путями общественного развития ощущались многими мыслителями и писателями XVIII века. Это появилось в критике и сатирическом осмеянии существующих порядков, которые свойственны произведениям Свифта и Филдинга, Дидро и Вольтера, Лессинга и Гете. Это сказалось и в развиваемой просветителями концепции человека.

Кардинальный вопрос всего Просвещения - вопрос об исконной «добродетельности человеческой природы». К нему обращались философы и историки, писатели и политики. Просветители утверждали мысль о природной доброте человека, отвергали учение церкви о его врождённой греховности и порочности. Они считали, что пагубное влияние на природу человека оказывают неразумные условия жизни. По своим естественным свойствам человек прекрасен, однако его развитие зависит от воспитания и той среды, в которой ему приходится жить. Просветительский идеал прекрасной от природы человеческой личности приходил в столкновение с реальными нормами буржуазного существования. Гуманизм просветителей, оптимистическая вера в безграничные возможности человека сближают их с деятелями эпохи Возрождения.

К культуре Ренессанса просветители близки широтой своих интересов и фундаментальностью знаний. Энциклопедическая образованность - характерная черта великих людей. Просветители известны как выдающиеся учёные, философы, писатели и общественные деятели. Таковы Монтескье, Дидро, Вольтер, Руссо - во Франции, Шиллер и Гете - в Германии, Свифт, Филдинг, Локк - в Англии.

Просветительская идеология опередила содержание и направление развития различных отраслей знания и видов искусства XVIII века - философии, социологии, политики, педагогики, литературы, живописи и эстетики. Это был век интенсивного развития науки и техники, век промышленного переворота, значительных успехов в области естествознания.

Просветительский реализм XVIII века, подготовленный развитием искусства предшествующих веков, прежде всего эпохой Возрождения, является существенным этапом в истории мировой литературы. Стремление к воспроизведению объективной жизненной правды сочетается в нём с постоянным и пристальным вниманием к проблеме «человеческой природы» в её обусловленности обстоятельствами, средой, воспитанием.[1;102]

В творчестве просветителей отчётливо проявляется две основные тенденции: обращение к формам условно - философского обобщения явлений действительности и к формам реально - бытовым. Тяготение к всеобъемлющей масштабности сочетается с интересом к повседневной жизни с её мельчайшими подробностями и детализацией и обращением к гиперболе. Произведения Свифта, Вольтера, Дидро характеризуются универсальными философскими обобщениями; в романах Ричардсона и Филдинга, в драмах Лессинга выявляется интерес к реально-бытовой стороне жизни в её обыденных формах. Обе эти тенденции подчинены единой задаче исследования и правдивого изображения жизни. В некоторых произведениях просветительской литературы оба эти плана совмещаются, и гротескно-гиперболические приёмы изображения объединяются с воспроизведением подробностей реально-бытового характера (произведения Дидро, Филдинга, Лессинга).

Большое значение имело обращение просветителей к созданию образа положительного героя. В нём воплотилась их вера в возможности человека, представление о здоровых началах человеческой природы, исторический оптимизм. В качестве положительного героя выступает «естественный человек», действующий в соответствии с велениями разума, согласно своей «природе». Образы положительных героев просветительской литературы не лишены известного схематизма, определённой «заданности». Их структуре свойственна двуплановость, присущая стилю просветительского искусства. В образе Робинзона Крузо, например, обнаруживаются черты, характерные для «человека вообще», заключающие в себе начала «всеобщности», и вместе с тем - это вполне конкретное воплощение черт буржуа определённой эпохи. Для просветительского реализма характерен интерес к рядовому человеку в его повседневной жизни.

В литературе английского Просвещения преобладают прозаические жанры. Ведущее место занимает роман, представленный такими основными разновидностями, как роман приключенческий, философско-сатирический, семейно-бытовой, социально-психологический.

Своеобразие литературы английского Просвещения связано с тем, что буржуазная революция произошла в Англии в XVII веке, то есть намного раньше, чем в странах европейского континента. Развитие просветительской литературы в Англии происходило, таким образом, в эпоху, которая не предшествовала буржуазной революции, не подготавливала её, а следовала за ней.

На протяжении XVIII века в Англии продолжалось завершение преобразований, начатых в XVII столетии. Для Англии XVIII век был периодом утверждения буржуазных порядков.

Ситуация, сложившаяся в стране в XVIII веке, способствовала тому, что идеология и культура Просвещения зародились именно здесь, получив своё дальнейшее развитие во Франции и в других странах европейского континента.

Период с начала XVIII века до тридцатых годов обозначается в Англии как период раннего Просвещения. В этот период происходит формирование общих принципов просветительской идеологии, появляются нравоописательные очерки Стиля и Аддисон и первые реалистические романы Дефо и Свифта. [4; 133]

Даниэль Дефо назвал свой роман «Жизнь и удивительные приключения», с одной стороны, следуя утвердившейся в XVI - XVII веках традиции обозначать любое произведение авантюрного характера «необыкновенными» или «удивительными приключениями», с другой, это было время, когда все приключения и события, связанные с далёкими странами, воспринимались как некое откровение, как «необычайное» и «удивительное» по сравнению со знакомой обыденной обстановкой.

Но «необычайность» и «удивительность» заключается, прежде всего, в оригинальном использовании автором традиций приключенческой документальной и художественной прозы XVI - XVII столетий. Дефо создал не сухие документальные описания, а жизненно правдивые ситуации, проникнутые глубоким философским смыслом. На рубеже XVII - XVIII веков проявляется огромный интерес к различного рода книгам о путешествиях, отчётам мореплавателей, судовым дневникам, очеркам о необычайных приключениях того или иного моряка или торговца, документальным свидетельствам реальных людей о своих злоключениях за тридевять земель от Англии. Книги Дампьера и Роджерса - двух известнейших мореплавателей того времени - раскупались нарасхват, англичане зачитывались историей Нокса, проведшего долгие годы в плену на острове Цейлон, настоящей сенсацией стал очерк Стиля о судьбе Александра Селькирка, прожившего более четырёх лет на необитаемом острове. Английские писатели эпохи Просвещения - и, в первую очередь, Дефо - откликнулись на изменившиеся вкусы читателей: приключенческий сюжет позволял ненавязчиво вводить в повествование различные философские и социальные проблемы, эстетические рассуждения. Дефо неоднократно повторял, что вымышленное произведение, написанное увлекательно и просто, способно оказать большее воздействие на умы читателей, неужели сухое документальное повествование. [19;9]

Создавая авантюрно - приключенческую канву «Робинзона Крузо» Дефо во многом ориентировался на романическую традицию XVI - XVII веков и на документальные жанры своего времени. Кораблекрушение, нападение пиратов, бегство из плена, необитаемый остров, схватки с туземцами - всё это встречалось ранее в авантюрных романах. Вместе с тем, современная Дефо документальная литература изобиловала описаниями реальных, а не вымышленных штормов и кораблекрушений, пиратов и туземцев, необитаемых островов и их узников.

Дефо умело объединил эти два плана - художественный и документальный. С помощью точных для того времени географических и этнографических данных, почерпнутых из документальных источников, Дефо воссоздаёт полную и правдивую картину далёких стран и народов. Рассказы бывалых мореплавателей (в первую очередь Демпьера и Роджерса), подробные судовые отчёты помогли Дефо предельно правдоподобно описать действия команды во время шторма, кораблекрушение и в целом морское дело. Карты морских торговых путей XVII - первой трети XVIII века свидетельствуют о том, что Дефо буквально с карандашом в руках тщательно изучал их с тем, чтобы подробно и обстоятельно изложить в дальнейшем вымышленный маршрут Робинзона. Это - особый документальный пласт в романе. Функции его многообразны: он создаёт полную иллюзию реальности происходящего.

В эпоху Просвещения правда была «высшим мерилом искусства и человека». «Выдумывать достовернее правды»[34; 19] - принцип Дефо. Он придаёт повествованию масштабность и динамику, показывает читателю многообразие мира и, наконец, служит правдивым фоном, на котором развёртываются вымышленные приключения и события. Автор как бы самоустраняется. Особенностью этого документального пласта является то, что он лишён экзотики. Дефо максимально приблизил повествование к читателю, вводя в роман хорошо знакомые ему сведения о морском деле, о плантациях в Бразилии, о торговле неграми, о других странах.

Такое использование документального материала придало особый характер романической структуре произведения. Факт, по сути дела, ограничил вымысел определёнными рамками; и чтобы не нарушить правдоподобия, созданного с помощью документальной основы, необходимо было также найти новый тип героя, новый подход к описанию его приключений, изменить в целом принципы построения авантюрного произведения. [19;6]

Ядром повествовательной структуры произведения эпохи Просвещения является эксперимент, ставящий целью изучить поведение героя в экстремальных условиях.[34; 14] Такой эксперимент действительно ставится. Робинзон Дефо, пребывая на не обитаемом острове, раскрывается перед нами в лучших своих чертах и качествах. При этом он отнюдь не необыкновенный герой, а такой же человек, как тысячи других.

Крузо - образ, обладающий идеальной заданностью, в понимании эпохой. Это типичный герой эпохи Просвещения. Таких энергичных молодых людей, отправлявшихся на поиски приключений и за богатством в рискованные путешествия, было много в те времена. Англия являлась ведущей морской державой, и жизнь многих её граждан оказалась непрерывно связана с морем. Более того, морская торговля приобретала большие масштабы. Английские торговые корабли бороздили просторы океанов, а на борту находились такие же предприимчивые юноши, как и герой Дефо.

Дефо в своём романе затрагивает многие проблемы, волновавшие его современников. Главным же вопросом, стоявшим на повестке дня, был вопрос о Человеке, его месте в мире и самой Природе. Дефо рассматривает человека в нескольких аспектах: в историческом, религиозном, социальном «общечеловеческом», нравственном.

Исследователи обратили внимание, что Робинзон на острове повторяет весь путь, пройденный человечеством в своём развитии. Так, герой занимается вначале охотой и рыболовством, затем скотоводством и земледелием. Затем на острове возникает христианство. Робинзон случайно открывает Библию и полностью вверяется ей. С появлением Пятницы устанавливаются своеобразные рабовладельческие отношения. Спасённые от дикарей-людоедов испанец, отец Пятницы, капитан корабля и его товарищи по несчастью оказываются в полном подчинении у Робинзона; между ними и героем возникают такие же отношения, как в феодальном обществе. В конце концов, Робинзон Крузо возвращается в Англию, то есть в современную цивилизацию.

Робинзон Крузо выступает в романе творцом истории. Важным достоинством роман является то, что Дефо принципиально отказывается от принятого в то время взгляда, что первоосновой развития человечества является влияние на исторические процессы политических деятелей. Для Робинзона такой первоосновной является непрекращающаяся ни на минуту трудовая деятельность, которая способно обеспечить прогресс человечества. Движение человечества вперёд к совершенству - это неутомимая борьба Человека с Природой и самим собой.

От «языческого» и «первобытного» состояния к «разумному» - такова эволюция Робинзона. «Разумность» Робинзона подразумевает полный контроль над своими чувствами, огромную работоспособность как залог самой жизни, беспредельный оптимизм, веру в Провидение. «Разумным» становятся взгляды Робинзона и на общество.[19;10]

Образ моряка из Йорка по-разному истолковывается исследователями. Одни видят в Робинзоне ярчайшего представителя новой формации - Буржуазной. Другие рассматривают героя как Всечеловека, то есть его общечеловеческую значимость, заданность. Для многих Робинзон - олицетворение лучших качеств человеческой природы. Все эти мнения заслуживают внимания, потому что они в разной степени, но верно подчёркивают новаторский характер созданного Дефо типа Человека. Но для понимания подлинного смысла философско-аллегорической линии романа необходимого, прежде всего, выяснить самый важный вопрос - отношение Дефо к ценностям буржуазного общества и, соответственно, его трактовку социальной и нравственной сущности своего героя.

В начале романа происходит беседа отца Робинзона с непокорным юношей. Вернее сказать, это даже не беседа, а монолог. Монолог, восхваляющий буржуазные добродетели. Это - узловой момент романа. Последствия беседы будут ощущаться на протяжении всего повествования. Так, Робинзон, уже оказавшись на острове, станет сожалеть о том, что вовремя не послушался советов отца и не занял «золотую середину» в обществе. Дефо, в соответствии с христианской религией, даже наказывает Робинзона за непослушание: божественный гнев - причина кораблекрушения. Таким образом, молодой Робинзон решительно отказывается занять предназначенное ему от рождения райское место в жизни. Есть две причины, толкающие героя на эти необдуманные поступки, и Дефо их чётко обозначает: в первом случае - это «роковая страсть», во втором - жажда наживы. Для Дефо это - высшие признаки «неразумного» поведения, ибо Робинзон не может побороть силой разума «страсть», а во втором случае - порок. Таким образом, обосновывается исходное положение Робинзона на необитаемом острове - «неразумность». Лишь в итоге кропотливого труда, переоценки многих своих чувств и поступков в прошлом достигает Робинзон «разумного» состояния. Он обогащается нравственно, и не последнюю роль в этом процессе играет его анализ своей деятельности купца, предпринимателя и торговца. В целом Робинзон пытается определить сущность «среднего», то есть буржуазного сословия.[19;12]

Робинзон на острове отбрасывает многие фетиши буржуазного общества: власть, корысть, накопительство. В них он видит следствие «неразумности» человеческой природы.

Робинзон практичен, предприимчив и рассудочен. Дефо показывает и достоинства рационального образа жизни и эволюцию в сознании героя - от безрассудного поведения молодого Робинзона до «разумного» хозяйствования. С другой стороны, в самом широком смысле рационализм Робинзона основан на лучших человеческих качествах: трудолюбии, смекалке, оптимизме, самоконтроле. Вся жизнь героя на острове - это чередование радостей и горестей, борьба настроений. Робинзон достигает высшей степени «разумности» благодаря тому, что подчиняет своему разуму эту борьбу.

Герой Дефо - не добровольный отшельник, не противник человеческого рода. Наоборот, остров для героя - «остров отчаяния», «тюрьма», а самочувствие героя можно выразить словами самого Робинзона: «Я ни в чём не терпел недостатка, за исключением человеческого общества».[10;187]В романе много сцен, показывающих подлинную трагедию человека, лишённого связи с остальным человечеством. Видя в подчинении страстей разуму первооснову изменения человеческой природы, Дефо ни в коей мере не осуждает своего героя за внезапные неконтролируемые вспышки отчаяния, вызванные ощущением оторванности от людей.

Однако эта тоска по людям не означает некую идеализацию человеческого рода. След человеческой ноги на песке приводит героя в ужас. После стольких лет одиночества и тоски - страх перед человеком. [19;15] «Я, человек, единственным несчастьем которого было то, что он изгнан из общества людей, что он один среди безбрежного океана, обречённый на вечное безмолвие, отрезанный от мира, как преступник, признанный небом не заслуживающим общения с себе подобными, недостойным числиться среди живых, я, которому увидеть лицо человеческое казалось, после спасения души, величайшим счастьем, какое только могло быть ниспослано ему провидением, воскресением из мёртвых, - я дрожал от страха при одной мысли о том, что могу столкнуться с людьми, готов был лишиться чувств от одной только тени, от одного только следа человека, ступившего на мой остров! »[10;213]

Проблема одиночества имела для Дефо личные истоки. Его травили, преследовали, ставили к позорному столбу, бросали в тюрьмы; он хотел только добра своему отечеству, а его считали политическим преступником; он был талантливым писателем, а собратья по перу считали его ловким авантюристом. Так родилась книга о несломленной одинокой душе.

Герой возвращается «разумным», умудрённым жизненным опытом человеком, своего рода философом и моралистом. В этом обществе он занимает положение человека со «средним» достатком. По сути дела, Робинзон приходит к тому состоянию, о котором в начале рассказа говорит отец. Однако это состояние лишь по форме напоминает концепцию отца. Главное отличие от «среднего» положения, восхваляемого отцом героя, заключается в том, что Робинзон приходит к оценке достоинств такого состояния с качественно иной меркой. Нетрудно заметить, что Дефо, таким образом, во главу угла ставит, прежде всего, человеческие качества.

Роман и его герой - ярчайшие явления эпохи Просвещения, и в них отражены все идеологические, социальные и литературно-эстетические проблемы, волнование современников Даниеля Дефо. [19;6] Это проблема отрешения от общества и возвращения в него, проблема власти человека над самим собой и над силами природы, проблема познания самого себя и своих скрытых возможностей и их претворениях в жизнь. Книга Дефо была радостно встречена широкой демократической читательской публикой, потому что нравственный подвиг Робинзона Крузо «доказывал силу человеческого духа и воли к жизни и убеждал в неиссякаемых возможностях человеческого труда, изобретательности и упорства в борьбе с невзгодами и препятствиями». [17;48]

Из робинзонады Дефо выросли в будущем столь различные, несхожие друг с другом явления, как «Остров сокровищ» Стивенсона, поэзия Киплинга, трагическая антипросветительская фантазия Кольриджа «Старый мореход» и «Эмиль, или о воспитании» Руссо. [17;48] Данный роман послужил источником новой истории, рассказанной М. Турнье в романе «Пятница, или Тихоокеанский Лимб»

2. КОНЦЕПЦИЯ « НОВОГО ЧЕЛОВЕКА» В РОМАНЕ М. ТУРНЬЕ «ПЯТНИЦА»

Турнье обратился к сюжету, который обессмертил Даниэль Дефо. Однако уже заглавие романа указывает на то, как обращается автор с источником: ведь книга названа «Пятница», а вторая часть заглавия только подчеркивает разрыв с традицией. Остров, на который попал Робинзон, переносится из Атлантического океана в Тихий и уподобляется лимбу, го есть, по учению католических теологов, первому кругу ада, где пребывают невинные души младенцев, умерших до совершения таинства крещения, и находились души ветхозаветных праведников, ожидавших там чуда искупления.

Поначалу Турнье как бы верно следует канве просветительского романа. Исключение составляет лишь маленькая вводная главка, в которой не только дается краткая предыстория кораблекрушения, но и содержится предсказание того пути, который предстоит пройти Робинзону. Место и значение этого введения особые , что подчеркивается в оригинале даже шрифтом, отличным от остального текста, его смысл раскрывается значительно позже, неявно, по мере движения сюжета. Смысл введения до конца открывается читателю лишь в десятой главе, имеющей принципиально важное значение для понимания романа.

Итак, в первых шести главах Турнье сохраняет не только основное движение сюжета «Робинзона Крузо», но и характерные факты и обстоятельства, движущие этот сюжет. И кораблекрушение, и единственный спасшийся после него человек, достигший берега необитаемого острова и пытающийся на этом острове восстановить утраченный им мир. Мир внешний и мир внутренний. Труды Робинзона на земле, его деятельность администратора и законодателя - всё это, бесспорно, связано с романом Дефо, как связана с ним и сюжетная канва «Пятницы»: появление дикаря, новый этап жизни на острове, прибытие английского корабля.

Для Турнье решающим моментом в эволюции Робинзона является встреча с Пятницей, который появляется в седьмой главе. Вторая половина романа, шесть его глав -- полное и последовательное переосмысление того, что было описано в первых шести, абсолютное отрицание истин и принципов классической просветительской идеологии, которая под пером Турнье как бы выворачивается наизнанку. Стоит обратить при этом внимание на симметричность и равновеликость двух этих частей романа.

Для Дефо Пятница сам по себе не значил ничего, он едва ли не приравнивал его к одному из тех диких животных, которых приручал Робинзон. Он - существо низшее по сравнению с европейцем, единственно возможным носителем мудрости, знания, воплощением цивилизации. И Пятница Дефо припадает благодарно к этому источнику, превращаясь в безупречного слугу. «Никто ещё не имел такого любящего такого верного и преданного слуги, какого имел я в лице Пятницы: ни раздражительности, ни упрямства, ни своеволия; всегда ласковый и услужливый, он был привязан ко мне, как к родному отцу».[10;282]

Но Турнье не даром провёл два года в Музее человека, занимаясь этнографией. Встреча Робинзона и Пятницы на современном уровне знаний приобретает новое содержание, наполняется для Турнье другим символическим смыслом. Пятница интересен для писателя как носитель совершенно иной культуры, он олицетворяет совершенно иные, чем европейский человек, отношения с миром и природой. И именно эти отношения и воздействия их на типично европейское сознание интересуют Турнье прежде всего.[30;669]

Сам Турнье отнюдь не считает свой роман сугубо этнографическим. Основным сюжетом «Пятницы» он называет «столкновение и слияние двух цивилизаций» цит. по [22; 11], изучаемое как бы в лабораторных условиях. Таким образом, вслед за Дефо Турнье ставит свой эксперимент. «Меня интересовало, -- добавляет он, -- не сочетание этих цивилизаций на определенной стадии их развития, а уничтожение всяких следов цивилизации в человеке, который был подвергнут разрушительному воздействию бесчеловечного одиночества, обнажение основ существования и создание на этой расчищенной почве новою мира». Цит. по [22; 11] Процесс внутреннего перерождения Робинзона Турнье прослежен им со всей скрупулёзностью учёного. Однако этот эксперимент носит не просто эмпирический характер - ему сопутствует определённая философская задача: продемонстрировать три вида познания, сформулированная в «Этике» Спинозы: «Мы многое постигаем и образуем универсальное понятие, во-первых, из отдельных вещей, искажённо, смутно и беспорядочно воспроизводимых перед нашим умом нашими чувствами; поэтому я обыкновенно называю такие понятия - познания через беспорядочный опыт. Во-вторых, и знаков, например из того, что слыша или читая известные слова, мы вспоминаем о вещах и образуем о них известные идеи, схожие с теми, посредствам которых мы воображаем вещи. Оба эти способа созерцания вещей я буду называть впоследствии познанием первого рода, мнением или воображением. В-третьих, наконец, из того, что мы имеем общие понятия и адекватные идеи о свойствах вещей. Этот способ познания я буду называть разумом и познанием второго рода. Кроме этих двух родов познания существует, как я покажу впоследствии, ещё третий, который будем называть знанием интуитивным. Этот род познания ведёт от адекватной идеи о формальной сущности каких-либо атрибутов бога к адекватному познанию сущности вещей»[23;67, сх. 2]. Именно с ними и соотносит Турнье три этапа эволюции Робинзона.

Первый этап, соответствующий чувственному познанию у Спинозы, - это освоение Робинзоном острова и попытка приспособления к новым условиям, в которых он оказался. Он сопровождается усилением отчаяния Робинзона, познавшего одиночество, постепенным отказом от борьбы и началом его одичания. Кульминацией этого периода жизни героя становятся сцены его погружения в болото, где нежится в полуденную жару дикие свиньи. Состояния, в котором находится в эти моменты Робинзон, приближается к умиранию: дремлет мозг, притупляются чувства, исчезают желания.

За этой нулевой отметкой островной жизни Робинзона начинается подъём. Установив жесточайшую самодисциплину, он трудится, не покладая рук, и превращает остров в образцовую английскую колонию. В возрождении человеческого облика Робинзона играет основную роль не физический труд, но его духовная деятельность - он начинает вести «судовой журнал», куда заносит свои раздумья, фиксирует движения души.

Робинзон создает Хартию острова и Уголовный кодекс. Он всё старается упорядочить и осмыслить. Его обуревает страсть овладеть островом с помощью разума. «Я хочу, я требую, чтобы отныне всё вокруг меня было измерено, доказано, зафиксировано математически точно и рационально. Я не успокоюсь до тех пор, пока этот загадочный, непроницаемый остров, с его скрыто бродящими соками и колдовскими чарами не будет очищен и преображён мною в светлый и строгий дом, знакомый мне от погреба до крыши».[26; 74]

Так осуществляется второй этап эволюции Робинзона, связанный с рационалистическим познанием, с возвеличиванием научной и технической мысли. Этот этап ближе всего к духу пуританской морали и буржуазности, проповедуемым Дефо. Робинзон Турнье видит смысл человеческой жизни, залог духовного здоровья человека в труде и производстве материальных благ.

Правда, полное одиночество Робинзона как бы лишает смысла его труд, и он начинает задумываться о том, не является ли безумием то, что в системе его прежних представлений выглядело как высшая мудрость.

В это время происходит и изменение отношения Робинзона к самому острову. Постепенно из объекта приложения его сил остров как бы превращается в живое, равноправное с Робинзоном существо, живущее по каким-то своим, недоступным человеку законам.

Остров, олицетворяющий в романе женское начало (недаром он назван Сперанца), то оборачивается матерью Робинзона, то его возлюбленной, он хочет слиться с ним, раствориться в его непознанном бытии. Так в миросозерцании Робинзона постепенно происходят изменения, подготавливающие решительный разрыв с прошлым и рождение нового человека, о котором говорил Турнье.

Главную роль в этом процессе перерождения Робинзона писатель отвёл воздействию Пятницы. Его появление воспринимается Робинзоном с некоторым разочарованием, потому что, тоскуя в одиночестве, он мечтал об обществе себе подобного, а судьба предложила ему дикаря, «нечто самое примитивное и первобытное. Отныне задача моя ясна: включить раба в систему, которую я шлифовал и совершенствовал годами».[26; 162]

И поначалу Пятница, всё схватывающий на лету, кажется, покорно принимает уготованную ему роль раба, которого хотят приобщить к достижениям европейской цивилизации. Но само присутствие существа, нераздельно слитого с окружающей его природой и живущего по её законам, подтачивает незыблемость системы, которая держится лишь силой слепого повиновения и которая, как начинает ощущать сам создатель, органически чужда «естественной дикости» острова. И когда подспудная, неосознанно осуществлявшаяся Пятницей работа по разрушению всего достигнутого Робинзоном, наконец, завершается взрывом грота, происшедшим из-за неосторожности, то эпизод воспринимается как давно ожидаемое и как тщательно подготовленное автором разрешение конфликта. Начитается третий период в жизни Робинзона, заключительная часть романа. Это жизнь безмятежная и радостная, освобождённая от регламентаций и ограничений, от беспрерывного труда, рассматриваемого как единственная цель существования. Робинзон ещё сам не до конца представляет, что же приходит на смену прежнему порядку вещей, он знает только, что Пятница влечёт его к «иному укладу. Вместо ненавистного ему теллурического царства он должен был установить свой собственный порядок, который Робинзон горел желанием открыть для себя».[26; 209] Он понимал только одно, что свобода, исповедуемая Пятницей, есть не что иное, как отрицание порядка, стертого взрывом с лица острова. [30;669]

Рассказывая о преображении Робинзона и роли Пятницы в этом процессе, Турнье не чуждается назидательно демонстративных примеров, нагнетает порой излишне прямолинейные метафоры. Сам взрыв, происходящий по вине Пятницы, или такая, лежащая на поверхности параллель Робинзона и дикого горного козла, с которым борется мальчик и которого он, победив его, превращает в великолепного воздушного змея, гордо парящего над островом(этот итог как бы предсказывает будущее преображения Робинзона), игры Пятницы, который наряжает кактусы, найдя наконец применение одеждам, хранящимся в сундуках, перевезенных Робинзоном с разбившейся «Виргинии», или выкапывает деревья, похожие на плакучие ивы, и сажает их обратно корнями вверх, - всё это образы глубоко рационалистические, рождённые не столько поэтическим вдохновением, сколько стремлением продемонстрировать определённую мысль.

Пятница для Турнье - олицетворение детства во всей его наивности, непосредственности и чистоте. Дитя света и ветра, он противопоставляет земной стихии Робинзона стихию воздуха. Его единственное оружие - лук и стрелы, его единственная игрушка - воздушный змей, он развлекается, мастеря эолову арфу.

Примечательно, что в процессе «обращения» Робинзона протагонисты меняются ролями: из хозяина и наставника Пятницы Робинзон превращается в его примерного ученика, они становятся братьями, причём роль старшего чаще всего принадлежит мальчику-дикарю.

Так Турнье выворачивает наизнанку классическую историю, рассказанную Дефо, придавая ей сугубо современный смысл: у него природа побеждает цивилизацию, воспитатель превращается в воспитуемого, культура отступает под натиском первобытного мышления как более органичного, естественного. И если роман Дефо был гимном рождающемуся индустриальному обществу, роман Турнье отрицает основы этого общества, возлагая надежды на возможность обновления человека, возвращения к истокам.

Но, не останавливаясь на этом, он показывает в финале романа, что даже возможность вернуться на родину, которую так долго ждал Робинзон, потеряла для него всякий смысл. Увидев своих соотечественников, чудом попавших на остров, Робинзон был поражён суетностью и тщетой их устремлений, мизерностью их интересов. Весь их мир, которому некогда принадлежал и он сам, вызывает у него чувство тошноты, все существо Робинзона отторгает его от себя -- и физически, и нравственно. И хотя прибытие шхуны «Белая птица» таит в себе угрозу возвращения того прошлого, которого Робинзон оставил далеко позади, он сохраняет твердость. Ему совершенно ясно, что решение его окончательно и пути назад нет. Он с глубоким удовлетворением оглядывает мысленным взором свою жизнь на острове и «это необъятное, неподвластное никаким меркам царство времени, где в блаженном покое свершилась его солнечная метаморфоза». [26; 257 ]

Третий этап эволюции Робинзона завершился. Он сделал свой выбор. Он предпочёл Сперанцу. Полное и безраздельное слияние с природой, царство вновь обретённого - и теперь уже навсегда - детства.

Но в концовке романа есть ещё одна деталь, выходящая за пределы демонстрируемого философом Турнье тезиса, деталь, штрих, принадлежащий Турнье-романисту. Если Робинзон отказывается вернуться в мир цивилизации, отринутый им бесповоротно, то Пятница втайне от него покидает остров и остаётся с европейцами, не ведая, какая судьба ему уготована. Этот неожиданный поворот выдаёт склонность Турнье к парадоксу, которая характерна для его мироощущения и постоянно угадывается в его прозе. [30;670]

Рассказывая историю, созданную Дефо наоборот, Турнье не обходит вниманием те важные в историческом отношение вещи, на которых строилась и эволюционировала европейская цивилизация. Вслед за Дефо на страницах своего романа Турнье переосмысляет значение труда в жизни человека, денег, Библии, хлеба, времени, место человека в мире. В раскрытии этих тем разница двух авторов очевидна. Остановимся на некоторых из них.

Отношение к труду. Роман Даниеля Дефо - это гимн созидательному труду. Та часть, в которой автор рассказывает о первых годах пребывания Робинзона на острове, изобилует описаниями различных трудовых процессов: изготовление зонта, глиняных горшков, одежды, мебели и т. д.

Именно труд помог Робинзону остаться человеком. Оказавшись в полном одиночестве, наедине с природой, герой Дефо с присущей ему неутомимостью и деловитостью трудится над изготовлением предметов домашнего обихода, сооружает лодку, выращивает и собирает свой первый урожай. Преодолевая массу трудностей, он овладевает различными ремёслами.

В описании трудовых процессов автор «Робинзона Крузо» проявляет изрядную изобретательность, возвышая сам процесс труда с уровня физического на уровень духовный. Труд для него не рутина, а увлекательный эксперимент по освоению мира, первейшая жизненная необходимость.

Забросив своего героя на необитаемый остров, Дефо временно «выключил» его из реальных общественных связей, и практическая деятельность Робинзона по необходимости предстала перед читателями в общечеловеческой форме труда. Чисто человеческий пафос покорения природы сменяет пафос коммерческих авантюр, делая необычайно увлекательными даже самые прозаические подробности «трудов и дней» Робинзона. Бесхитростная история того, как построил Робинзон свою хижину, как сколотил свою первую скамью, как приручал коз, как вырастил и обмолотил хлеб, как научился плести корзины, как соорудил и спустил на воду лодку, волнует и захватывает воображение, ибо это история свободного, всепобеждающего труда.

При этом - и это очень важная сторона романа Дефо - герой его, отъединённый от общества, покоряет природу потому, что наследует лучшие результаты общественного прогресса человечества. Робинзон - не дикарь; он пользуется трудовыми навыками и опытом своего народа и всеми вещественными плодами цивилизации. Если бы не потерпевший крушения корабль, столь своевременно доставивший Робинзону необходимые инструменты и снаряжение, «робинзонада» Дефо выглядела бы совершенно иначе. Но «цивилизация» представлена на необитаемом острове Робинзона лишь своими техническими благами; общественные противоречия не существуют для одинокого, изолированного от общества героя. [12;118]

В том, что предпринимает на острове Робинзон, не ничего невероятного, далёкого от реальности. Напротив, автор стремится максимально последовательно и даже эмоционально изобразить эволюцию трудовых навыков. «…после двухмесячных неутомимых трудов, когда я наконец нашёл глину, накопал её, принёс домой и начал работать, у меня получилось только две больших безобразных глиняных посудины…».[10;163]Как отмечают исследователи, у героя Дефо не получались поначалу лишь те вещи, процесс изготовления которых сам автор хорошо знал на собственном опыте и, следовательно, мог достоверно описать все «муки творчества». К обжигу глины это относится в полной мере, поскольку в конце XVII века Дефо был совладельцем кирпичного завода. Робинзону понадобился почти год усилий, чтобы «вместо аляповатых грубых изделий» из-под его рук вышли «аккуратные вещи правильной формы».[10;195]

Каменщик, землекоп, плотник, столяр, судостроитель, гончар, пахарь, мукомол, хлебопек, портной, виноградарь, животновод, охотник, рыболов - вот далеко не полный перечень профессий и ремесел, которыми овладел Робинзон Дефо.

Мы ощущаем поэзию в самых простых, будничных занятиях Робинзона, хотя рассказ об этом ведётся сухо деловито, с большим количеством подробностей, которые неожиданно для нас приобретают в наших глазах значительность. [3; 77]

Второй этап в жизни Робинзона Турнье на острове (главы 3-6) ближе всего по духу роману Даниеля Дефо. Именно на этом этапе своей жизни Робинзон решает «любой ценой найти в себе силы вырваться из дьявольских тенёт… Он начнёт работать. Он бросит мечтать о несбыточном и заключит брак с неумолимой супругой - Одиночеством». [26; 46] Предсказания капитана Питера ван Дейсела начинают сбываться. Первой выпавшей картой при гадании был Демиург. «Демиург борется со вселенским хаосом, пытаясь одолеть его с помощью всевозможных подручных средств. Демиург одновременно и фокусник: его деяния - иллюзия, его порядок - иллюзорен. Вы (Робинзон) - иррациональный устроитель». [26; 5] Первым делом Робинзон обследует остров, составляет его карту, переименовывает его; из острова Скорби он становится Сперанцей. «Самозабвенный труд Робинзона» заполонил остров. Робинзон считает победой «нравственный порядок, который должен установить на Сперанце в противовес порядку природы, иначе называемому абсолютным хаосом. Нужно терпеливо и неотступно строить, приводить в норму, сообразовывать друг с другом вещи и явления. Каждая передышка - это шаг назад, шаг к болоту». [26;57]

«Ему пришлось убедиться, что единственным лекарством против разрушительного действия одиночества и отсутствия других людей является труд -- строительство, организация быта, издание законов». [26; 87]

Робинзон Турнье так же как и Робинзон Дефо строит, сеет, приручает животных, создаёт законы - всё на его острове подчинено строгому распорядку. Ван Дейсел, гадая, говорил: «Наш маленький Демиург одержал славную победу над природой. Он восторжествовал благодаря своей силе и теперь устанавливает вокруг себя порядок по своему образу и подобию… Вы благочестивы, скуповаты, непорочны. То королевство, чьим повелителем, возможно, вы станете, будет походить на наши огромные голландские шкафы, куда женщины складывают стопками белоснежные простыни и скатерти, перемежая их душистыми саше с лавандой». [26; 6] И действительно, его пещера-кладовая, «где он с вожделением скупца прятал все свои самые драгоценные сокровища: урожаи зерна, сушёные фрукты и вяленое мясо,… сундуки с одеждой, инструменты, оружие, золото, …бочонки с порохом» [26; 111], была похожа на такой шкаф.

Он решил собирать и накапливать урожай за урожаем, подчиняясь «правилу: всякая производительность есть акт творения и, следовательно, благое дело. Всякое потребление есть акт разрушительный и, следовательно, дурной». [26; 68] Иногда «мне случается работать, совершенно не веря в то, что я делаю, хотя это даже не отражается на качестве и количестве моего труда. Напротив, некоторые усилия приятны именно в силу опьянения бессмысленной монотонностью: ему, этому дурману, не трудно завоевать поле битвы, покинутая разумом, - поле работы ради работы, без всякого представления о конечном результате» [26; 129] Робинзон Дефо же хотя и проводил всё время в трудах, но «сеял ровно столько, чтобы хватило… Природа, опыт и размышление научили меня понимать, что мирские блага ценны для нас лишь в той степени, в какой они способны удовлетворять наши потребности, и что, сколько б мы ни накопили богатств, мы получаем от них удовольствие лишь в той мере, в какой можем использовать их» [10;176]

В романе Турнье всё меняется с появлением Пятницы, вернее после взрыва который он нечаянно устроил. До взрыва Пятница выполняет всё, что велит ему господин, даже бессмысленную работу (рытьё ям, натирание мастикой булыжников главной дороги). «Но под внешней покорностью Пятницы скрывалось полное неприятие таких категорий, как экономия, порядок, расчёт, организация». [26; 182] После взрыва Робинзон и Пятница живут по «правилам» Пятницы и обязательной работы нет. Робинзон восхищённо наблюдает за Пятницей, когда тот, увлекшись, делает воздушного змея и эолову арфу. От «безбрежной и первозданной лени» Пятницы не остаётся и следа. «Он не жалеет ни времени ни усилий, проявляя чудеса терпения, изобретательности и усердия». [26; 231]

Таким образом, для Робинзона Дефо труд - это моральное удовлетворение, восхищение результатами сделанного собственными руками. Именно труд помог ему остаться человеком. Для Робинзона Турнье труд - это средство от разрушительного действия одиночества, иногда он трудится даже не осознавая, зачем он это делает.

Религия. Большое место в романе Даниеля Дефо занимают вопросы морали. Этические идеи облечены в религиозно-моральную форму. Живя на необитаемом острове, Робинзон постоянно предаётся размышлениям. Очень показательна одна из его записей, сделанная вскоре после того, как попал на остров. Самая форма записи характерна для Робинзона. Он ведёт как бы двойную бухгалтерию, что сам отлично сознаёт: «…Я, словно кредитор и должник, записывал все претерпеваемые мною горести, а рядом всё, что случилось со мною отрадного». [10;95]

«Горький опыт… показывает, что у нас всегда найдётся какое-нибудь утешение, которое в счёте наших бед и благ следует на приход», [10;97] - рассуждает он. Иногда он отнюдь не столь философски оценивал своё положение, впадал в отчаяние: «За что же бог меня так покарал? Что я сделал? Чем провинился?» И сам отвечал себе: «Презренный! Оглянись назад, на свою беспутную жизнь, и спроси лучше, чего ты не сделал?». [10;130] Ко второй годовщине своего пребывания на острове Робинзон осознал, что прежняя его жизнь шла по неверному пути:

«Теперь, наконец, я ясно ощущал, насколько моя теперешняя жизнь, со всеми её страданиями и невзгодами, счастливее той позорной, исполненной греха, омерзительной жизни, какую я вёл прежде. Всё во мне изменилось: горе и радость и понимал теперь совершенно иначе; не те были у меня желания, страсти потеряли свою остроту; то, что в момент моего прибытия сюда и даже в течение этих двух лет доставляло мне наслаждение, теперь для меня не существовало». [10;153]

Робинзон завёл твёрдый распорядок занятий: «На первом плане стояли религиозные обязанности и чтение священного писания, которым я неизменно отводил известное время три раза в день».[10;154]

Мировоззрение человека того времени невозможно рассматривать вне влияния на его сознание религиозно-этических начал, и роман «Приключения Робинзона Крузо» безусловное тому доказательство. Многочисленные исследователи творчества Дефо не только находят в тексте романа прямые иллюзии с библейскими текстами, но и проводят аналогию между основной сюжетной линией «Приключений Робинзона Крузо» и некоторыми ветхозаветными историями.

Решение вопроса об истоках проповеди труда в этом контексте более чем просто: «Тяжёлым трудом будешь добывать хлеб свой, пока не вернёшься в землю, из которой взят», - сказал Бог Адаму, изгоняя его из рая. Трудолюбие же является одной из заповедей блаженства христианского вероучения. Всё это Робинзону приходится осознавать и с благодарностью принимать на необитаемом острове.

Размышления и чтения Библии открывают глаза Робинзону Крузо на мироздание, позволяют прийти к религиозному восприятию жизни. С определённого момента пребывания на острове он начинает воспринимать всё, что с ним происходит, как Промысел Божий. И здесь нам автор открывает ещё одну ипостась труда - духовного совершенствования: «…как только ко мне вернулись здоровье и силы, - сообщает герой, - я стал энергично работать над восполнением того, чего мне не хватало, и старался делать свою жизнь как можно более правильной».[10;135] В свете этих рассуждений можно предположить, что Робинзон упорно трудился на острове, благоустраивая свой быт, не только потому, что стремился к комфорту, но и потому - и для Дефо-проповедника это, по-видимому, наиболее важно. Ведь «познав истину», он перестал слепо стремиться к освобождению из заточения, начав со всей ответственностью воспринимать всё то, что ниспосылал Господь. «Человеку, постигшему истину, избавление от греха приносит больше счастья, чем избавление от страданий. Об избавлении… я больше не молился, я даже не думал о нём: таким пустяком стало оно мне казаться…»[10;134] - вот суть изменений, произошедших в сознании героя.[3; 193]

В этой связи пребывание героя на Острове Отчаяния можно сравнить с пустыней, по которой ветхозаветный Моисей сорок лет водил свой народ и которая стала символом освобождения не столько физического, сколько духовного.

Между тем, если уж проводить параллели между романом Дефо и Библией, то скорее напрашивается сравнение его с книгой "Бытие". Робинзон по сути создает свой мир, отличный от островного мира, но отличный и от оставленного им мира буржуазного - мир чистого предпринимательского творения. Робинзон Крузо строит этот мир шаг за шагом подобно Богу. Вся книга посвящена доскональному описанию творения предметности, ее умножения и материального наращивания. Акт этого творения, разбитый на множество отдельных моментов, оттого так захватывающ, что в основу его положена не только история человечества, но и история всего мира. В Робинзоне поражает его богоподобность, заявленная не в форме Писания, а в форме житейского дневника. Присутствует в нем и остальной арсенал, свойственный Писанию: заветы (многочисленные советы и наставления Робинзона по разным поводам, даваемые в напутствие), аллегорические притчи, обязательные ученики (Пятница), поучительные истории, каббалические формулы (совпадения календарных дат), временная разбивка (день первый и т.д.), ведение библейских родословных (место которых в родословных Робинзона занимают растения, животные, урожаи, горшки и т.д.). Библия в "Робинзоне Крузо" словно пересказана на заниженном, обытовленном, третьесословном уровне. И как просто и доступно по изложению, но емко и сложно в интерпретации Св.Писание, так же внешне и стилистически прост, но в то же время фабульно и идейно емок "Робинзон". [34; 12]