Технология 3D-печати как триггер четвертой промышленной революции: новые вызовы правовой системе

Размещено на http://www.allbest.ru/

ТЕХНОЛОГИЯ 3D-ПЕЧАТИ КАК ТРИГГЕР ЧЕТВЕРТОЙ ПРОМЫШЛЕННОЙ РЕВОЛЮЦИИ: НОВЫЕ ВЫЗОВЫ ПРАВОВОЙ СИСТЕМЕ

Д.Е. Богданов

Доктор юридических наук, доцент, профессор кафедры гражданского права

Московский государственный юридический университет имени О.Е. Кутафина (МГЮА), г. Москва,

Введение

Стремительное развитие технологий уже позволяет утверждать о наступлении новой, Четвертой, промышленной революции. Одной из основных движущих сил названной революции является технология 3D-печати, которая трансформирует социальное бытие и меняет представления о пределах человеческих возможностей. Данная технология порождает серьезные вызовы правовой системе, которая в своем развитии отстает от научно-технического прогресса. Законодатель и правоприменитель в ближайшее время будут вынуждены дать ответ на вопросы, которые ставит перед ними Четвертая промышленная революция. Цель: выявить и проанализировать основные вызовы российской цивилистике, которые порождает технология 3 D-печати в наступающую эпоху «техно-детерминизма»; на основе проведенного анализа сформулировать выводы, направленные на совершенствование действующего законодательства и практики его применения. Методы: диалектический, формально-логический, функциональный и другие общенаучные методы исследования, а также специально-юридические методы: сравнительно-правовой и формально-юридический. Результаты: в статье рассмотрены основные цивилистические проблемы, обусловленные развитием технологии 3D-печати, в частности: обеспечение качества и безопасности товаров, изготовленных посредством использования технологии 3 D-печати, в том числе пищевых продуктов; обеспечение возмещения массово причиненного вреда в ситуации неопределенности личности конкретного деликвента; диджитализация патентного права; изменение стандартов ответственности информационных посредников. Выводы: проблемы безопасности и маркировки продуктов питания, изготовленных посредством технологии трехмерной печати необходимо решать по аналогии с генно-модифицированными продуктами питания.

В иностранной цивилистике уже выработаны эффективные инструменты, позволяющие обеспечить справедливое возмещение вреда в ситуациях, связанных с его массовым причинением неопределенному кругу потерпевших при неопределенности личности конкретного деликвента (множественности потенциальных деликвентов). Модель альтернативной ответственности (причинности) может использоваться в будущем при причинении вреда товарами, изготовленными с использованием технологии 3 D-печати. Необходимо установить солидаритет как в отношении лиц, изготовивших посредством технологии 3D-печати конечный товар с опасными свойствами, так и лиц, изготовивших соответствующие компоненты для печати, которые предопределили опасные для здоровья потребителей свойства конечного товара. Сфера патентной защиты должна быть пересмотрена, поскольку исключительное право на изобретение, полезную модель или промышленный образец должно распространяться и на их воплощение в виде трехмерной цифровой модели. Само по себе создание цифровой модели должно рассматриваться в качестве использования объекта патентного права. Необходимо возложить на информационных посредников общую обязанность по осуществлению превентивного мониторинга загружаемого контента в целях недопущения размещения контрафактных цифровых 3D-моделей. Целесообразно конструировать строгий (безвиновный) стандарт ответственности информационных посредников за размещаемый контент.

Ключевые слова: технология 3D-печати; патентное право; исключительное право; защита прав потребителей; деликт; ответственность; причинно-следственная связь; информационный посредник

3D PRINTING TECHNOLOGY AS A TRIGGER FOR THE FOURTH INDUSTRIAL REVOLUTION: NEW CHALLENGES TO THE LEGAL SYSTEM

D.E. Bogdanov

Kutafin Moscow State Law University (MSAL)

9, Sadovaya-Kudrinskaya st., Moscow, 125933, Russia

Introduction: recent rapid developments in technology suggest the arrival of a new technological revolution, `the Fourth Industrial Revolution'. One of the main drivers of this revolution is 3D printing technology, which transforms social existence and changes the vision of human capabilities and limits. This technology poses serious challenges to the legal system, which lags behind scientific and technological progress in its evolution. Law makers and law enforcers will soon have to answer the questions put by the Fourth Industrial Revolution. Purpose: to identify and analyze the key challenges posed by 3D printing technology to the Russian civil law in the upcoming era of `techno-determinism'; based on the analysis made, to formulate conclusions aimed at improving the current legislation and its practical application. Methods: dialectical, formal logic, functional and other general scientific research methods, as well as special juridical methods: comparative legal and formal legal. Results: the article considers the main civil problems caused by the development of 3D printing technology, in particular: quality assurance and ensuring safety of products manufactured using 3D printing techno logy, including foods; ensuring compensation for massive harm when the tortfeasor is unidentifiable; patent law digitalization; changes in information intermediaries' liability standards. Conclusions: the problems of safety and labeling of food products manufactured using three - dimensional printing technology should be addressed in a similar way to genetically modified foods. In foreign civil law, effective to ols have already been developed to ensure equitable comsian civil law in the upcoming era of `techno-determinism'; based on the analysis made, to formulate conclusions aimed at improving the current legislation and its practical application. Methods: dialectical, formal logic, functional and other general scientific research methods, as well as special juridical methods: comparative legal and formal legal. Results: the article considers the main civil problems caused by the development of 3D printing technology, in particular: quality assurance and ensuring safety of products manufactured using 3D printing techno logy, including foods; ensuring compensation for massive harm when the tortfeasor is unidentifiable; patent law digitalization; changes in information intermediaries' liability standards.

Conclusions: the problems of safety and labeling of food products manufactured using threedimensional printing technology should be addressed in a similar way to genetically modified foods. In foreign civil law, effective tools have already been developed to ensure equitable compensation for harm in situations involving its massive infliction to the public at large, when the tortfeasor identity is unknown (or there are many potential tortfeasors). The model of alternative liability (causation) can be used in the future when harm is caused by goods manufactured using 3D printing technology. It is necessary to establish liability in solidum both with regard to persons who have manufactured the final product with hazardous properties using 3D printing technol ogy, and those who have manufactured the appropriate components for printing, which have predetermined the final product properties hazardous to consumers health. The scope of patent protection needs to be revised, since the exclusive right to an invention, utility model or industrial design shall be extended to their implementation in the form of a three-dimensional digital model. Creation of a digital model in itself shall be considered to be a use of the object of patent law. Overa ll liability for proactive monitoring of downloadable content to prevent placement of counterfeit 3D digital models shall be imposed on information intermediaries. It is advisable to construct a strict (no-fault) standard of information intermediaries `liability for the placed content.

Keywords: 3D printing technology; patent law; exclusive right; consumer rights protection; tort; liability; causal relationship; information intermediary

Введение

Мир не стоит на месте, мир вновь на пороге перемен. Стремительное развитие технологий уже позволяет авторам указывать на феномен новой промышленной революции [27, рр. 955-988]. Goldman Sachs в своем отчете за 2013 г. «The Search for Creative Destruction» включил технологию 3D-печати в число восьми технологий, которые трансформируют наше бытие и меняют представления о пределах человеческих возможностей. В этом же отчете указывалось и на оборотную сторону данной технологии, поскольку ее развитие ведет к трансформации экономики, целым отраслям придется адаптироваться либо исчезнуть.

В очередной раз то, что ранее было уделом только научной фантастики, постепенно становится обыденной реальностью. Репликатор из фантастического киносериала Star Trek объективируется в виде 3D-принтера, позволяющего осуществлять печать различных продуктов питания в условиях невесомости. Данная технология в настоящее время активно разрабатывается в интересах Роскосмоса и NASA.

Наука и техника уже стоят на пороге создания эффективной технологии биопринтинга, позволяющей создавать посредством ЗБ-печати органы и ткани человека в целях их последующей трансплантации. Конечно, наука еще далека до возможности полной регенерации человека, как было, например, с главной героиней Лилу в фантастическом фильме «Пятый элемент». Однако наука развивается, уже успешно апробируются технологии печати кровеносных сосудов, нервной ткани, ушных раковин и т. д.

Россия вновь становится первой в деле освоения космоса. Космонавт Роскосмоса Олег Кононенко в декабре 2018 г. на МКС начал проведение первого в истории эксперимента по печати живых тканей на 3D- биопринтере «Органавт», и уже получены первые результаты эксперимента: в условиях невесомости создан органный конструкт щитовидной железы мыши.

Технология 3D-печати становится своеобразной волшебной палочкой, кардинально меняющей возможности человека. Делает его творцом, новым Прометеем, поскольку единственным пределом развития данной технологии остаются только воображение и потребности исследователя, моделирующего конечный объективный результат 3D-печати. Напечатать можно не только детали для космического спутника или воздушного суда, но и простой электромобиль для личного использования.

Например, компания Local Motors (Аризона) всего за 44 часа напечатала электромобиль Strati. Быстрота изготовления автомобиля была обусловлена тем, что вместо нескольких тысяч деталей, из которых состоит обычный автомобиль, в Strati всего 40 основных узлов и деталей.

«Волшебная палочка» трехмерной печати является примером концепции аддитивной технологии производства, отличающейся от традиционного субтрактивного производства. В основе аддитивной технологии лежит соединительный метод, суть которого заключается в том, что 3D-принтер посредством последовательного соединения «ингредиентов» (порошков, металла, полимеров и т. п.) осуществляет послойную печать нового трехмерного объекта. Естественно, что такая печать требует соответствующего программного обеспечения и, самое важное, цифрового шаблона (прототипа) будущего трехмерного объекта (Computer aided design files - CAD-files), который может быть получен, например, посредством трехмерного сканирования.

Однако волшебная палочка может оказаться и в руках злодея. Технология позволяет печатать огнестрельное оружие, взрывчатку, наркотики и др. Например, в США энтузиасты разрабатывают цифровые шаблоны для, по сути, бесконтрольной печати огнестрельного оружия. Одним из первых получил известность однозарядный пистолет Liberator («Освободитель»), однако предпринимаются попытки по созданию цифровых шаблонов и для печати автоматического оружия (штурмовых винтовок) [31, рр. 1505-1510].

Таким образом, технология трехмерной печати порождает серьезные вызовы правовой системе, которая в своем развитие отстает от стремительного научно-технического прогресса. Законодатель и правоприменитель будут вынуждены в ближайшее время дать ответ на вопросы, которые ставит перед ними Четвертая промышленная революция. Например, совершенствовать механизм защиты интеллектуальных прав, определить правовой режим биопринтных органов, регламентировать оборот товаров, полученных посредством трехмерной печати, определить режим ответственности за вред, причиненный такими товарами, и т. д.

Фундаментальный вызов обусловлен и тем обстоятельством, что технология трехмерной печати провоцирует «войну клонов», новую цифровую «кибервойну», войну пиратов с правообладателями в сфере интеллектуальных прав. Если ранее основным объектом для посягательств были авторские и смежные права, то 3Б-печать способна нанести сокрушительный удар по патентному праву.

В литературе прогнозируется, что после 2018 г. ежегодные глобальные потери правообладателей от посягательств на патентные права в связи с использованием технологии трехмерной печати будут составлять порядка 100 млрд долл. США [7].

Необходимо отметить, что еще до отчета Golden Sachs Group был анонсирован новый этап развития общества коллективного использования (sharing society) посредством создания возможности для совместного использования цифровых шаблонов для печати трехмерных объектов. Вызывает интерес то обстоятельство, что о таком новом этапе развития общества коллективного потребления заявил Pirate Bay - крупнейший ресурс, обеспечивающий незаконное скачивание объектов интеллектуальной собственности [33, рр. 155-169].

Фундаментальные вызовы правовой системе, порожденные развитием технологии трехмерной печати, стимулируют научную дискуссию по данной проблематике, в рамках которой формулируются полярные выводы proet contra в отношении данной технологии. В поддержку технологии указывается, что она открывает новую эру инноваций, которые скоро станут повсеместными, неотъемлемой частью жизни каждого человека. Трехмерная печать будет способствовать росту общественного благосостояния, стимулировать развитие малого и среднего бизнеса, рост количества стартапов и децентрализацию производства. Данная технология относится к числу ресурсосберегающих, поэтому она способна снизить уровень негативного антропогенного воздействия на окружающую среду. В этой связи в литературе указывается: «люди получат возможность свободно создавать все то, что они пожелают, это откроет двери для новой волны “домашних инноваций”» [13, рр. 1691-1715; 15].

Оппоненты указывают на то, что технология трехмерной печати порождает фундаментальные риски для правовой системы и экономики. В частности, открываются беспрецедентные возможности по подрыву ценности интеллектуальной собственности. Неконтролируемая трехмерная печать оружия, наркотиков, лекарственных средств создает угрозу общественной безопасности. Поэтому высказывается даже позиция о полном запрете использования 3D- принтеров частными лицами [47, рр. 125-128].

Все это свидетельствует о необходимости проведения самостоятельных научных исследований, которые будут направлены на выявление рисков, которые несет технология трехмерной печати для российской правовой системы, а также пути их купирования и нивелирования путем совершенствования законодательства, а также правоприменительной практики.

В данной статье мы ограничимся анализом отдельных вызовов правовой системе и цивилистической науке, которые обусловлены развитием технологии трехмерной печати, поскольку подробное описание всех вызовов заслуживает отдельного монографического исследования.

Трехмерная печать пищевых продуктов как новый вызов правовой системе

Следствием развития технологии 3D- печати может стать освобождение в скором времени женщин от «рабства тысячелетий», а именно от «кухонного рабства». Так, в юридической литературе отмечается, что в недалеком будущем 3D -принтеры станут обычным кухонным устройством [42, рр. 855-880], представляющим развитие концепции «smart kitchen» [32].

Так, Natural Machines Company с 2016 г. приступила к серийному выпуску 3D-принтеров «Foodini», которые могут использоваться для приготовления различных блюд, выпечки, десертов и др.¹ Доктором Liang Hao была разработана технология трехмерной печати шоколада, и в 2012 г. был выпущен первый 3D- принтер «Choc Creator 1».

Как указывается в литературе, активное внедрение технологии трехмерной печати в сферу производства пищевых продуктов будет иметь серьезные социально-экономические последствия, поскольку возникает феномен «consumer cocreation», т.е. включение потребителей в процесс производства различных благ (товаров), в том числе и продуктов питания. Начинает формироваться сегмент рынка, связанный с инновационной деятельностью потребителей (consumer-centric mass innovation) [30, рр. 322-332].

Бытовые 3D-принтеры предполагают печать продуктов питания из ординарных ингредиентов, однако разрабатываются принтеры в целях печати «самовозобновляемой» еды для дальних космических полетов. Такие принтеры будут осуществлять печать животной ткани на основе культивируемых живых клеток.

Технология трехмерной печати открывает беспрецедентные возможности для решения глобальных проблем: голод и недоедание, снижение антропогенного воздействия на окружающую среду. Например, в литературе отмечается, что, для того чтобы вырастить одну корову, необходимо затратить 20 000 галлонов воды (около 76 т) и 10 000 фунтов кормов (около 5 т) [42, рр. 855-880].

Население нашей планеты Земля постоянно растет, следовательно, необходимо обеспечивать постоянный устойчивый рост производства продуктов питания. Как отмечает Джейсон Клэй, вице-президент Всемирного фонда дикой природы, за последние 40 лет мы произвели такое же количество продуктов питания, как за предшествующие 8 000 лет. К 2050 году производство продуктов питания необходимо удвоить. Поэтому человечеству нужно найти более экологичный путь для решения данной проблемы [42, рр. 855-880].

Так, установлено, что производство заменителей мяса более экономично, является ресурсосберегающей технологией, поскольку происходит снижение затрат ресурсов в 5 -7 раз. Поэтому развитие технологии трехмерной печати продуктов питания, в том числе и в домашних условиях, повлечет за собой переориентацию пищевой промышленности и сельского хозяйства с производства конечных продуктов питания на производство ингредиентов для SD-печати. Помимо борьбы с голодом в третьем мире, трехмерная печать может поспособствовать в решении проблемы «болезни золотого миллиарда» - ожирения, так как каждый сможет «печатать» для себя индивидуально сбалансированную диету.

Однако децентрализация производства, связанная с внедрением новых технологий, означает возможность потери контроля за качеством и безопасностью пищевых продуктов.

В специальном исследовании отмечается, что технология трехмерной печати пищевых продуктов порождает две основные проблемы, требующие адекватного юридического решения. Во-первых, вопрос обеспечения качества и безопасности напечатанных продуктов (safety). Во-вторых, их надлежащая маркировка (labelling), т. е. донесение до сведения потребителя информации о том, что данный продукт не является органическим, а имеет синтетическую природу и произведен посредством технологии трехмерной печати [42, рр. 855-880].

Вопросы качества и безопасности продуктов питания необходимо рассматривать как с позиций краткосрочной, так и долгосрочной перспективы. Так, согласно статье 1 Федерального закона от 2 января 2000 г. № 29-ФЗ «О качестве и безопасности пищевых продуктов» Collection of Legislative Acts of the Russian Federation. January 10, 2000. No. 2. Art. 150., безопасность пищевых продуктов - это состояние обоснованной уверенности в том, что пищевые продукты при обычных условиях их использования не являются вредными и не представляют опасности для здоровья нынешнего и будущих поколений.

Поэтому вопрос обеспечения безопасности как любых товаров вообще, так и продуктов питания в частности, изготовленных посредством технологии трехмерной печати, необходимо рассматривать как одну из стратегических целей развития правовой системы.

Правовая система, как правило, отстает от развития технологий. Бурное развитие технологии влечет, прежде всего, трансформации в сфере социально-экономических отношений, на которые уже в рамках «догоняющего» развития вынуждена реагировать правовая система. В иностранной литературе указывается на отставание правовой системы в вопросе регулирования отношений, связанных с использованием технологии трехмерной печати, поскольку еще отсутствуют специальные правовые нормы [43, рр. 75-80].

Необходимо учитывать, что с позиций оценки рисков в долгосрочной перспективе у нас еще отсутствуют эмпирические данные о том, к каким последствиям, в том числе для здоровья будущих поколений, приведет замена натуральных продуктов питания на продукты, изготовленные с применением технологии трехмерной печати. При этом еда может быть «напечатана» не только из органических ингредиентов, но и синтетических. Поэтому ряд иностранных авторов считают, что проблемы безопасности и маркировки продуктов питания, изготовленных посредством технологии трехмерной печати, необходимо решать по аналогии с генно-модифицированными продуктами питания [42, рр. 855-880; 16, рр. 453-462].

Если рассматривать проблему генно- модифицированных продуктов в международно-правовом и сравнительно-правовом аспектах, то в настоящее время существует подход, основанный на принципе «существенной эквивалентности» (США, Канада, Бразилия, Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ), Продовольственная и сельскохозяйственная организация ООН (ФАО), в соответствии с которым такие продукты питания рассматриваются как безопасные по аналогии с традиционными органическими продуктами, если их основные токсикологические и питательные компоненты сравнимы с компонентами органических продуктов питания, а также при условии, что сама по себе генетическая модификация признана безопасной [6, с. 47-56].

То есть безопасность продуктов с ГМО оценивается только в сравнительном аспекте с обычными натуральными продуктами, имеющими длительную историю безопасного использования, без учета возможного риска неблагоприятных последствий конкретного продукта питания, содержащего ГМО.

Отсутствие эмпирических данных о негативных последствиях использования продуктов, содержащих ГМО, обусловило то обстоятельство, что страны Европейского союза стали основывать свое законодательство на принципе «предосторожности». Принцип, допускающий принятие превентивных мер, «мер предосторожности» в ситуации отсутствия точных научных данных, впервые был сформулирован в «Декларации Рио-де-Жанейро по окружающей среде и развитию» (принята в г. Рио-де-Жанейро 14 июня 1992 г.)¹. Концепция допустимости по принятию мер предосторожности получила свое дальнейшее развитие в «Картахенском протоколе по биобезопасности к Конвенции о биологическом разнообразии» (подписан в г. Монреале 29 января 2000 г.)².

Россия не является участником Картахенского протокола, однако в «Основах государственной политики в области обеспечения химической и биологической безопасности Российской Федерации на период до 2025 года и дальнейшую перспективу» в качестве одной из задач указывается на необходимость совершенствования регулирования трансграничного перемещения генетически модифицированных организмов и присоединения Российской Федерации к Картахенскому протоколу по биологической безопасности к Конвенции о биологическом разнообразии Fundamentals of the State Policy in the Field of Ensuring the Chemical and Biological Security of the Russian Federation for the Period up to 2025 and Beyond (approved by the Order of the President of the Russian Federation of November 01, 2013 No. Pr-2573). Access from the legal reference system `Consultant Plus'..

Таким образом, российская правовая система уже на протяжении нескольких десятилетий продолжает совершенствоваться в целях выработки эффективного ответа на глобальный вызов, связанный с производством и оборотом продуктов питания, содержащих ГМО. Так, указанные продукты в настоящее время подл ежат соответствующей государственной регистрацииDecree of the Government of the Russian Federation No. 839 `On State Registration of Genetically Modified Organisms Intended for Release into the Environment, as well as Products Obtained with the Use of Such Organisms or Containing Such Organisms, Including Specified Products Imported into the Territory of the Russian Federation' of September 23, 2013 (as amended on 01.10.2018). Collection of Legislative Acts of the Russian Federation. September 30, 2013. No. 39. Art. 4991..

Как уже указывалось, в современной науке отсутствует полная уверенность в безопасности продуктов питания, изготовленных посредством технологии трехмерной печати, особенно в отношении продуктов, при изготовлении которых использовались синтетические компоненты. Поэтому представляется обоснованным распространение концепции допустимости по принятию мер предосторожности и в отношении продуктов питания, изготовленных посредством трехмерной печати.

Потребитель имеет право знать, что он приобретает товары, изготовленные посредством технологии трехмерной печати, т. е. реализовать свое право на информацию о товаре (статья 10 закона РФ «О защите прав потребителей» The Law of the Russian Federation No. 2300-1 `On Protection of Consumer Rights' of February 07, 1992 (as amended on 29.07.2018). Access from the legal reference system `Consultant Plus'.), а также на безопасность товара (статья 7 закона РФ «О защите прав потребителей»).

Это предполагает необходимость установления обязательных требований к оборудованию и ингредиентам, используемым при производстве пищевых продуктов путем их трехмерной печати. Такие продукты питания должны подлежать обязательной маркировке.

Пищевые продукты должны быть безопасны как для нынешнего, так и будущих поколений. В этой связи возникает необходимость в выработке эффективной модели гражданско-правовой ответственности за вред, причиненный продуктами питания, изготовленными по технологии трехмерной печати, особенно, в ситуации, когда вред причиняется неопределенному кругу потерпевших при неопределенности личности конкретного деликвента, т.е. в условиях феномена «массового деликта» (mass products tort). Указанная неопределенность может быть обусловлена тем, что вред здоровью причинялся отдельным компонентом, ингредиентом, который выпускался на рынок десятками, сотнями производителей, а потом массово использовался гражданами при трехмерной печати продуктов питания.

Представляет интерес, что в специальном исследовании, посвященном юридическим проблемам трехмерной печати продуктов питания, автором допускалась возможность установления при таких обстоятельствах строгой (безвиновной) солидарной ответственности (jointly and severally liability) в отношении всех лиц, которые участвовали в производстве и реализации опасных продуктов питания или их компонентов (product liability). Вскользь в этой связи был упомянут известный прецедент по делу Summers v. Tice (California, 1948) [42, р. 873].

В этой связи необходимо в компаративном аспекте проанализировать тенденции развития института ответственности за вред, причиненный некачественными товарами (product liability), в целях выработки эффективной модели ответственности, которая может использоваться при возложении обязанности по возмещению вреда, причиненного пищевыми продуктами, изготовленными посредством трехмерной печати, а также их компонентами. Следует заранее отметить, что полученные выводы могут быть распространены и на другие ситуации, связанные с причинением вреда здоровью различными товарами, изготовленными посредством 3D-печати, например детскими игрушками.

Технология трехмерной печати как триггер тенденции по социализации деликтной ответственности

В иностранной литературе отмечается, что активное использования технологии трехмерной печати в повседневной жизни, производство при ее помощи товаров и пищевых продуктов может породить в недалеком будущем волну исков, связанных с ситуацией массового причинения вреда здоровью неопределенного круга потерпевших. Данная волна будет напоминать ранее прокатившуюся в США волну массовых требований, связанных с причинением вреда здоровью летучими волокнами асбеста, обладающего канцерогенными свойствами. Тогда за период с 1973 по 2005 год было подано более 600 000 исков, потерпевшим было выплачено более 54 млрд долл. США. Проводится интересная параллель в том, что история повторяется, поскольку ранее асбест назывался «магическим материалом» в связи с его уникальными свойствами. В настоящее время магической объявляется технология 3D-печати, хотя еще неизвестно, к каким последствиям для здоровья человека приведет вдыхание летучих фракций полимеров, которые используются как исходный материал для трехмерной печати [41].

Уже имеются исследования, которые указывают на рост риска заболеваний дыхательных путей, сердечно-сосудистых и онкологических заболеваний в связи с расширением использования технологии трехмерной печати. Во время работы принтеров происходит эмиссия вредных веществ и газов, которые будут попадать в дыхательные пути и кровеносные сосуды. Называются даже конкретные цифры: использование 3D-принтеров будет приводить к онкологическим заболеваниям в количестве 45 случаев на 100 000 человек [26, р. 409; 37, рр. 134-135]. Если условно переложить данную числовую пропорцию на количество жителей России, то получим пугающую цифру - около 65 000 случаев онкологических заболеваний.

Таким образом, магический принтер, волшебная палочка из детских грез тоже имеет свою «ахиллесову пяту» - создание риска развития скрытых и очень опасных для здоровья человека заболеваний. Следовательно, популяризация трехмерной печати, как и ранее асбеста, будет приводить к соответствующему росту количества заболеваний. С неизбежностью встанет вопрос о возмещении причиненного потерпевшим вреда здоровью.

В российской правовой системе данный деликт будет охватываться правилами статей 1095 и 1096 ГК РФ, возлагающими безвиновную ответственность за вред, причиненный вследствие конструктивных, рецептурных или иных недостатков товара, как на изготовителя товара, так и на продавца такого товара, независимо от того, состоял ли потерпевший с ними в договорных отношениях или нет.

Следует отметить, что установление ответственности независимо от вины деликвента за вред, причиненный вследствие недостатков товара (product liability), характерно для многих правовых систем. Например, можно указать на правовые системы США [9, рр. 143-150] и КНР [46, р. 90-93]. В Китае, однако, следует дифференцировать безвиновный стандарт ответственности для изготовителей товаров и виновный стандарт для продавцов (art. 41, 42 Tort Law of the People's Republic of China, July 1, 2010).

В российской правовой системе отношение к изготовителю товара еще более строгое, поскольку в пункте 4 статьи 14 Закона о защите прав потребителей установлено, что изготовитель (исполнитель) несет ответственность за вред, причиненный жизни, здоровью или имуществу потребителя в связи с использованием материалов, оборудования, инструментов и иных средств, необходимых для производства товаров (выполнения работ, оказания услуг), независимо от того, позволял уровень научных и технических знаний выявить их особые свойства или нет.

Таким образом, для освобождения себя от ответственности за причиненный вред изготовитель или продавец товара должны доказать, что вред возник в результате непреодолимой силы или нарушения потребителем установленных правил пользования товаром или его хранения (ст. 1098 ГК РФ).

Потерпевший должен доказать факт нанесенного вреда, обосновать его размер и наличие причинно-следственной связи между поведением деликвента и возникновением вреда у потерпевшего.

Таким образом, независимо от характера деликтной ответственности (виновная или независимо от вины) потерпевший обязан обоснованно указать на конкретного деликвента, причинившего конкретный вред. Потерпевшему необходимо доказать наличие физической связи между поведением деликвента и возникшим вредом у потерпевшего [25, рр. 222]. Это основной постулат индивидуалистического понимания деликтной ответственности, индивидуализированной причинности.

В литературе отмечается, что в целях создания возможности по возмещению вреда, причиненного здоровью потерпевших воздействием летучих волокон асбеста, произошло смягчение стандартов доказывания причинно-следственной связи. Это повлекло за собой выработку в судебной практике теории учета «любого воздействия» (any exposure) и так называемого Lohrmann Test, т. е. теста установления причинности на основе учета «частоты, регулярности и близости» (frequency-regularity-proximity) воздействия со стороны объектов, содержащих в своей структуре волокна асбеста [40, рр. 59-61].

Теория «любого воздействия» учитывает накопительный, кумулятивный эффект воздействия волокон асбеста на потерпевшего, поэтому не имеет значения, какова была степень такого воздействия конкретного асбестосодержащего объекта. Если был установлен факт такого воздействия со стороны любого асбест о- содержащего объекта, то его производитель может быть привлечен к обязанности по возмещению вреда, причиненного здоровью [10, с. 479-486].

Стандарт доказывания причинности, согласно Lohrmann Test, заключается в том, что потерпевший должен представить доказательства того, что асбестосодержащий объект, произведенный деликвентом, был одним из существенных факторов в причинении вреда его здоровью [20, рр. 571-573].

Следует отметить, что указанное смягчение стандарта доказывания причинно-следственной связи еще не означает отказа от классического «индивидуализированного» понимания причинности. Однако в отдельных случаях применения теории «any exposure» уже становится заметным эрозия классической трактовки причинно-следственной связи, например, в ситуациях, когда потерпевший подвергался в разное время воздействию нескольких асбестосодержащих объектов, произведенных разными деликвентами. Так, апелляционный суд Техаса по делу Celotex Corp. v. Tate (1990) указал, что деликвент, фактически причинивший вред потерпевшему, не может избежать ответственности лишь на основании того обстоятельства, что в причинении вреда аналогичным образом мог участвовать другой деликвент [41].

Стремительное развитие технологий и, как следствие этого, эволюция социальной и экономической сферы жизни общества обусловливают кризис учения о индивидуальной причинности в гражданском праве. На смену индивидуализированной причинно-следственной связи идет концепция социализированной причинности.

Серьезным вызовом по отношению к принципу индивидуализированной причинности стало развитие института ответственности за вред, причиненный недостатками товаров, работ или услуг (product liability) в ситуациях причинения вреда неопределенному кругу потерпевших однородными товарами, выпускаемыми различными производителями (mass products torts). По мнению Дональда Г. Гиффорда, взаимодействуя вместе, коллективный потерпевший и коллективный либо неопределенный деликвент породили фундаментальный вызов традиционному требованию индивидуализированной причинности в деликтном праве [19].

Социализация деликтной ответственности проявляется в усилении ее дистрибутивной, распределительной направленности. Так, например, согласно статье 1 Закона КНР о деликтах 2010 г., одной из его целей является обеспечение социальной гармонии и стабильности. С учетом такой «конфуцианской» цели в литературе отмечается, что функцией деликтного права в китайской правовой системе является дистрибуция убытков и обеспечение баланса социальных интересов путем перераспределения социальных благ. Данная функция деликтного права реализуется, в частности, посредством установления солидарной ответственности (joint and several liability), смешанной ответственности (mixed liability), «общей» ответственности (shared liability) [46, р. 19] и др.

Концепция социализированной причинности направлена на обеспечение справедливого распределения вреда (убытков) посредством переложения бремени доказывания с потерпевшего на предполагаемого причинителя вреда, выпустившего в оборот товар, обладающий опасными свойствами.

Одной из первых попыток деиндивидуализировать причинно-следственную связь в ситуациях, связанных с причинением вреда недостатками товара, стала концепция «ответственности пропорционально с долей в рынке» (market-share liability). Основным, базовым прецедентом данной концепции является решение по делу Sindell v. Albott Laboratories (California, 1980 г.). Спор был связан с причинением вреда здоровью синтетическом гормоном DES, который на протяжении двадцати лет (1950 -- 1970 гг.) часто предписывался к приему беременным женщинам. Впоследствии было установлено, что данный препарат обладает вредными свойствами для ребенка, находящегося в утробе матери. Возник даже термин «DES-дочери», поскольку именно у девочек развивались онкологические заболевания, связанные с приемом данного препарата их матерями.

Иск был подан одной из «DES-дочерей» к компании, которая наряду с другими выпускала в данное время препараты, содержащие вредоносный гормон. Потерпевшая не смогла указать на конкретную компанию производителя (деликвента), чьи препараты принимала ее мать во время беременности.

Формально суд мог отказать в удовлетворении исковых требований, однако суд вынес решение в пользу потерпевшей. Суд указал, что ответчик занимал значительную долю в рынке препарата, поэтому на него было переложено бремя доказывания того обстоятельства, что вред был причинен не им, а другим производителем. По сути, суд, с учетом доли в рынке ответчика, презюмировал наличие причинно-следственной связи. Поскольку деликвент не смог опровергнуть презумпцию причинности, то он был привлечен к ответственности за вред, причиненный здоровью потерпевшего в процентном соотношении с его долей в рынке данного препарата [19; 34, рр. 734-748; 48, р. 674].

Ответственность по данному делу возлагалась не за факт причинения вреда конкретному потерпевшему, а за сам факт выпуска в оборот опасного товара. Так, по мнению Дэвида Розенберга, ответственность в соответствии с долей в рынке представляет собой форму пропорциональной ответственности, связанной с созданием риска причинения вреда потерпевшему [39, рр. 849, 866-868]. Аналогичная позиция была высказана и другими авторами [38, рр. 713, 749; 45, рр. 1735, 1819-1820].

Как уже указывалось, авторы, анализирующие проблему возмещения вреда, причиненного товарами, изготовленными посредством трехмерной печати, а также их компонентами, допускают возможность установления при строгой (безвиновной) солидарной ответственности (jointly and severally liability) в отношении всех лиц, которые участвовали в производстве и реализации опасных продуктов питания или их компонентов (product liability). Упоминается при этом известный прецедент по делу Summers v. Tice (California, 1948) [42, р. 873].

Другие авторы считают, что ответственность производителей товаров, изготовленных посредством технологии трехмерной печати и их компонентов, следует конструировать по модели ответственности пропорционально с долей в рынке (marked share liability) [41].

Отметим, что в указанном решении по делу Summers v. Tice (California, 1948) Верховным судом Калифорнии была сформулирована концепция альтернативной ответственности (alternative liability) или альтернативной причинности. По данному делу потерпевшему было причинено огнестрельное ранение во время охоты. Он не смог доказать, кто конкретно из двух стрелявших лиц ответственен за причиненный ему вред. Суд посчитал, что опасными действиями ответчиком создана ситуация н е- определенности, поэтому будет справедливым переложить на них последствия такой неопределенности. Суд переложил бремя доказывания отсутствия причинно-следственной связи на ответчиков и сформулировал правило, что если каждый из ответчиков не представит доказательств отсутствия причинно-следственной связи между его поведением и возникновением вреда у потерпевшего, то все они будут нести совместную (солидарную) ответственность перед потерпевшим.

Вызывает интерес то, что суд Калифорнии, конструируя впоследствии модель ответственности пропорционально с долей на рынке, рассматривал ее как основанную на расширенной трактовке концепции альтернативной ответственности (alternative liability). В научной литературе также высказывалась точка зрения о доктринальном единстве ответственности пропорционально доли на рынке и альтернативной ответственности, в целях более успешного использования первой в судебной практике [18, р. 500].

Правовая позиция (ratio decidenti) данного решения была включена в параграф 433 Второго Свода о Деликтах 1965 г. (Restatement (Second) of Torts), а впоследствии в параграф 28 Третьего Свода о Деликтах (Restatement (Third) Of Torts), согласно которому если истец предъявляет требование к нескольким лицам и может доказать, что каждый из них своим поведением ставил потерпевшего перед риском причинения вреда и такое поведение причинило вред, но потерпевший разумно и ожидаемо не способен доказать, кто конкретно причинил вред, то бремя доказывания отсутствия причинно-следственной связи перелагается на ответчиков.

Необходимо отметить, что европейской доктрине также известна концепция альтернативной причинности. Так, согласно пункту 1 статьи 3:103 (Alternative causes) Принципов Европейского деликтного права See: Principles of European Tort Law. Text and Comme ntary. European Group of Tort Law. N.Y, Wien. 2005., в случае множественности действий, когда каждое из них в отдельности могло бы быть достаточной причиной возникновения вреда, но остается неясным, какое из них фактически его причинило, каждое из таких действий рассматривается как причина до той степени, которая соответствует вероятности причинения таким действием вреда потерпевшему.

Альтернативная причинность предусмотрена и статьей VI.-4:103 «Alternative causes» ¹ Principles of European Tort Law. Text and Commentary/ European Group of Tort Law. N.Y; Wi en, 2005.

DCFR, когда юридически релевантный ущерб мог быть причинен более чем одним либо несколькими инцидентами, за которые различные лица являются ответственными, и установлено, что ущерб был причинен одним из этих инцидентов, но неизвестно, каким именно, каждое лицо, которое ответственно за любое из данных инцидентов, презюмируется причинившим такой ущерб Model Rules of European Private Law. Available .

После недавней реформы в китайском законодательстве о деликтной ответственности также прямо предусмотрена модель альтернативной ответственности. Так, согласно статье 10 Tort Liability Law Act 2010 (далее - TTL), если двое или более лиц вовлечены в поведение, которое создает угрозы для личной или имущественной безопасности другого лица и такое поведение впоследствии причинило вред потерпевшему и конкретный причинитель не может быть установлен, то все лица, создавшие такую угрозу, несут солидарную ответственность.

Развитием модели альтернативной причинности является правило статьи 87 TLL, в силу которого если потерпевшему будет причинен вред любым предметом, сброшенным или упавшим со здания, и личность деликвента не будет установлена, то все лица, использующие здания, будут обязаны возместить причиненный вред.

В литературе указанный правовой феномен характеризуется как проявление тенденции по социализации деликтной ответственности. При этом отмечается, что в судебной практике КНР данный компенсационный инструмент использовался еще до вступления в силу нового законодательства о деликтной ответственности. Например, по одному делу потерпевшему был причинен тяжкий вред здоровью сброшенной со здания металлической пепельницей. В здании проживало 22 семьи, члены 2 семей смогли доказать, что в момент причинения вреда они отсутствовали. Суд обязал членов оставшихся 20 семей возместить вред потерпевшему в равных долях [12, рр. 29-31].

Как видно из анализа решения Summers v. Tice и сформулированной на его основе концепции альтернативной причинности, основной целью, которую преследовали судьи, являлось достижение справедливости при решении вопроса об установлении причинно-следственной связи. По сути, в данном деле было преодолено требование индивидуализированной причинности и возложена ответственность на лиц, которые совместно создали угрозу причинения вреда, в результате ответственность преодолела консервативные барьеры. При таких обстоятельствах для освобождения от солидарной ответственности каждый из ответчиков должен был представить доказательства того, что им вред не причинялся либо доказать, какой из ответчиков реально причинил вред (например, параграф 28 Restatement (Third) of Torts: Liability for physical harm).

В этой связи можно утверждать, что в иностранной цивилистике уже выработаны эффективные инструменты, позволяющие обеспечить справедливое возмещение вреда в ситуациях, связанных с его массовым причинением неопределенному кругу потерпевших при неопределенности личности конкретного деликвента (множественности потенциальных деликвентов). Представляется, что модель альтернативной ответственности (причинности) будет активно использоваться в будущем при причинении вреда товарами, изготовленными с использованием технологии трехмерной печати.

Следует также отметить, что неопределенность личности деликвента может быть обусловлена и тем обстоятельством, что вред здоровью потерпевших будет причиняться отдельным компонентом, ингредиентом, используемым наряду с другими при производстве товаров посредством технологии трехмерной печати.

В этом плане представляют интерес правила Французского ГК в редакции Ордонанса №2016-131 от 10 февраля 2016 г. (далее - ФГК) Так, в статье 1245-5 ФГК под изготовителем понимается не только производитель конечного товара (продукта), но и производитель сырья или отдельной составной части товара (компонента). Согласно статье 1245-7 ФГК, в случае причинения вреда дефектом изделия (продукта), инкорпорированного в другой товар, производитель отдельного компонента и лицо, осуществившие такую инкорпорацию, отвечают солидарно за причиненный вред. Таким образом, прямо установлен солидаритет в ответственности производителя технически сложного товара и лица, изготовившего его о т- дельные компоненты (составные части).

Представляется, что в целях обеспечения справедливой ответственности за вред необходимо установление подобного солидаритета как в отношении лиц, изготовивших посредством технологии трехмерной печати конечный товар с опасными свойствами, так и лиц, изготовивших соответствующие компоненты для печати (например, полимеры), которые и предопределили опасные для здоровья потребителей свойства конечного товара.

Технология 3Б-печати и тенденция по диджитализации патентного права

Развитие технологии 3D-печати является триггером тенденции по конвергенции материального и цифрового срезов социального бытия, стирания границ между физическим миром и киберпространством, поскольку грань между ними истончается до одного клика [11].

Указанная тенденция обусловлена активным распространением технологии трехмерной печати, позволяющей при наличии соответствующего оборудования и программного обе с- печения путем простого нажатия на клавишу, «клика», трансформировать трехмерный цифровой шаблон (CAD-files) в конкретный материальный объект.

Как отмечает Лукас Осборн, 3D-печать становится причиной наложения друг на друга миров атомов и битов. По мере распространения и совершенствования технологии 3D- печати трехмерные цифровые шаблоны (файлы САПР Computer Aided Design files - CAD files.) для многих продуктов станут эквивалентны их физическим аналогам. Регулирование таких файлов станет главным вызовом для правовой системы, стремящейся адаптироваться к миру 3D-печати [35, рр. 553, 620].

Представляет интерес то, что отдельные авторы применительно к тенденции по распространению технологии трехмерной печати используют метафору «слона в посудной лавке», поскольку она в силу своей неконтролируем ости порождает фундаментальный, глобальный вызов системе защиты прав на результаты интеллектуальной деятельности и приравненные к ним средства индивидуализации. Уже высказывались прогнозы, что после 2018 г. ежегодные потери правообладателей от распространения технологии 3D-печати будут составлять не менее 100 млрд долл. США. Отдельные цивилисты приходят к выводам с эсхатологическим оттенком, поскольку, по их мнению, система защиты прав на интеллектуальную собственность вскоре может утратить всякое значение [24, рр. 801-818].

В литературе 3D-печать даже наделяют эпитетом «разрушительной технологии» (disruptive technology), появление которой сопоставимо с изобретением Иоганном Гуттенбергом печатного станка [3 6, рр. 504-537]. До появления печатного станка у монастырей была монополия на знания. Книги воспроизводились путем простого переписывания манускриптов в скрипториях католических монастырей. Появление печатного станка в корне изменило ситуацию с распространением информации. Соответственно, появление технологии трехмерной печати также кардинальным образом меняет традиционные бизнес-модели производства и распределения товаров (экономических благ), поскольку происходит неконтролируемая децентрализация их производства.

Таким образом, с позиций цивилистической эсхатологии, бурное развитие технологии трехмерной печати является тем тектоническим сдвигом, энергия которого порождает всесокрушающее цунами, которое сметает на своем пути традиционный инструментарий защиты интеллектуальной собственности.

Однако цунами опасно только на побережье, поэтому под угрозой оказывается только внешний периметр защиты интеллектуальной собственности, которая не утрачивает своего значения. С позиций «диалектики вызова и ответа» бурное развитие технологии трехмерной печати просто заставит цивилистическое сообщество переосмыслить вопросы правового регулирования отношений, связанных с использованием и защитой прав на результаты интеллектуальной деятельности и приравненных к ним средств индивидуализации. Это будет не фукуямовский «конец истории», а толчок к эволюционному развитию, адаптация правовой системы к изменившимся социально-экономическим реалиям.

Следует отметить, что развитие цифровых технологий, появление киберпространства уже провоцировали серьезные вызовы правовой системе: например, массовые посягательства на авторские и смежные права, связанные с диджитализацией произведений и их неконтролируемым распространением в киберпространстве.