Технология 3D-печати как триггер четвертой промышленной революции: новые вызовы правовой системе

Технология трехмерной печати порождает новые вызовы, поскольку, как отмечает Даниел Брэн, меняются традиционные каналы поставки и распределения товаров, так как теперь сам потребитель становится их производителем, а продаваемым коммерческим продуктом теперь является простой цифровой файл (цифровая 3D-модель). Д. Брэн указывает, что распространение технологии 3D-печати выявляет пробелы в патентной защите, поскольку создание, использование, продажа, предложение о продаже или импорт таких файлов не является, согласно действующему законодательству, актом прям ого нарушения исключительных прав на объекты патентного права [11].

Действительно, диджитализация изобретений, полезных моделей и промышленных образцов ставит нас перед интересной ситуацией, поскольку создание, например, цифровой трехмерной модели запатентованного продукта еще не является его физическим воплощением, поэтому, формально, еще отсутствует сам факт нарушения исключительного права.

Если обратиться к правилу пункта 2 статьи 1358 ГК РФ, то использованием изобретения, полезной модели или промышленного образца считается, в частности:

1) ввоз на территорию Российской Федерации, изготовление, применение, предложение о продаже, продажа, иное введение в гражданский оборот или хранение для этих целей продукта, в котором использованы изобретение или полезная модель, либо изделия, в котором использован промышленный образец;

2) совершение действий, предусмотренных подпунктом 1 пункта 2, в отношении продукта, полученного непосредственно запатентованным способом. Если продукт, получаемый запатентованным способом, является новым, идентичный продукт считается полученным путем использования запатентованного способа, поскольку не доказано иное;

3) совершение действий, предусмотренных подпунктом 1 пункта 2, в отношении устройства, при функционировании (эксплуатации) которого в соответствии с его назначением автоматически осуществляется запатентованный способ;

4) совершение действий, предусмотренных подпунктом 1 пункта 2, в отношении продукта, предназначенного для его применения в соответствии с назначением, указанным в формуле изобретения, при охране изобретения в виде применения продукта по определенному назначению;

5) осуществление способа, в котором используется изобретение, в том числе путем применения этого способа.

Однако технология трехмерной печати истончает границу между физическим пространством и киберсредой до одного клика, одного нажатия клавиши. Поэтому путем простого клика трехмерная модель запатентованного продукта будет трансформирована в материальный объект посредством трехмерной печати. Учитывая бурное развитие и распространение технологии трехмерной печати, не пришло ли время расширительного толкования положений статьи 1358 ГК РФ?

Следует также учитывать и то обстоятельство, что правило пункта 2 статьи 1358 ГК РФ имеет открытый характер, поскольку содержит примерный, а не исчерпывающий перечень способов использования запатентованных изобретений, полезных моделей и промышленных образцов.

В качестве ответа на вызов Тимоти Холбрук и Лукас Осборн предложили рассматривать распространение цифровых трехмерных моделей (CAD-files) запатентованных изобретений, полезных моделей в качестве нарушения исключительных прав на указанные объекты интеллектуальной собственности. По их мнению, нарушение исключительного права на изобретение наступает в том случае, если имеет место очевидное присвоение экономической ценности изобретения путем продажи или предложения к продаже соответствующей цифровой трехмерной модели [21; 22; 23].

По мнению Даниела Брэна, к данной проблеме надо подходить с позиций патентоспособности цифровых 3D-моделей, в состав патентной заявки может входить в том числе трехмерное цифровое воспроизведение (цифровая SD-модель) изобретения (продукта), т. е. патентование таких цифровых файлов perse [11].

Таким образом, первая позиция основывается на тезисе об экономической эквивалентности «продажи» («предложения к продаже» - п. 2 ст. 1358 ГК РФ) трехмерной цифровой модели и охраняемого продукта, но не рассматривает ее в качестве «физического» воплощения запатентованного изобретения, поэтому создание трехмерной модели не является «изготовлением» продукта, по смыслу пункта 2 статьи 1358 ГК РФ.

Вторая позиция стремится распространить сферу патентной защиты на трехмерные цифровые модели per se. Поэтому при таком подходе создание трехмерной модели уже может трактоваться в качестве «изготовления» продукта, по смыслу пункта 2 статьи 1358 ГК РФ.

Следует отметить, что обе указанные позиции критикуются сторонниками консервативного подхода к сфере патентной защиты, рассматривающей в качестве нарушения исключительного права на изобретения только физическое воплощение запатентованного продукта [8].

Сторонники модернизации патентного права, его «диджитализации», ссылаются на правовую позицию, сформулированную по делу Transocean Offshore Deepwater Drilling, Inc. v. Maersk Contractor USA, Inc (Fed. Cir. 2010), согласно которой больше не требуется физического воплощения запатентованного изобретения для того, чтобы квалифицировать предложение о продаже в качестве нарушения исключительного права. Спор, однако, не касался вопросов диджитализации патентного права, а был связан с предложением о продаже бурового оборудования [22; 23].

Представляет большой интерес для решения проблемы «диджитализации» патентного права разъяснение пункта 31 Обзора судебной практики по делам, связанным с разрешением споров о защите интеллектуальных прав (утв. Президиумом Верховного Суда РФ 23 сент. 2015 г.), согласно которому разработка проектной документации, где использован каждый признак изобретения, может быть квалифицирована как использование изобретения.

Если следовать данной логике, то разработка (создание) цифровой трехмерной модели запатентованного продукта также может быть квалифицирована в качестве использования изобретения. Это позволяет купировать проблему без необходимости внесения соответствующих изменений в ГК РФ.

Однако российская цивилистическая доктрина придерживается постулата, что для нарушения исключительного права необходимо физическое воплощение запатентованного изобретения. Так, Е. И. Еременко отмечает, что «для признания нарушения патентных прав необходимо доказать нарушение патента в форме изготовления продукта, в котором воплощено запатентованное изобретение» [2, c. 441].

Это предопределяет негативное отношение ряда исследователей к высказанной выше позиции правоприменителей о допустимости квалификации разработки проектной (технической) документации в качестве использования изобретения.

Так, по мнению Л.А. Трахтенгерца: «Применением изобретения признается, по сути, его материализация в конкретных изделиях и способах использования материальных продуктов. И даже с учетом того, что этот перечень является примерным, становится очевидным, что он не охватывает применение изобретения в научно-технической (проектной) документации» [5, c. 28-32]. Аналогичную позицию занимает и В. Ю. Джермакян, указывающий на то, что объекты патентного права считаются использованными при их материализованном воплощении в реальном объекте техники и (или) технологи. Такое толкование исключает возможность считать использованием включение описания запатентованного изобретения, полезной модели или промышленного образца в какую- либо техническую документацию [3].

В пока еще единичных работах отечественных авторов, посвященных вопросам защиты интеллектуальной собственности в «эру» трехмерной печати, высказаны позиции pro et contra по данному вопросу. Так, А. Е. Сухарева при анализе вопроса о нарушении исключительного права на изобретения полагает, что «само по себе воссоздание или распространение CAD-файла на основе материального объекта не может являться нарушением» [4].

Однако в другой статье ее авторы (Р. А. Ахобекова, А. А. Загородная и В. Б. Наумов) указывают, что «более правильным представляется квалифицировать использование запатентованного решения в трехмерной модели, предназначенной для печати на трехмерном принтере, использованием соответствующего объекта патентного права. Таким о б- разом, у названных объектов появится своя электронная форма использования, которая относительно давно существует у объектов авторского права» [1].

Отечественные авторы обоснованно согласились с позицией, высказанной Тимоти Холбруком и Лукасом Осборном, что патентное право охраняет содержание, а не форму. Ранее использованием патента считалось его представление в материальной форме, однако, в эпоху развития трехмерной печати такая теоретическая конструкция перестала быть целесообразной [21].

Действительно, патентное право охраняет не только форму (пункты формулы изобретения), но и содержание, контекст, с учетом доктрины эквивалентов, предусмотренной в ст. 1358 ГК РФ. Консервативный подход к сфере защиты исключительных прав на изобретения, полезные модели и промышленные образцы оставляет патентообладателей безоружными в эпоху бурного развития и распространения технологии трехмерной печати.

Не надо транслировать опыт XIX века в XXI век. В прошлом нарушения патентных прав носили единичный характер в силу централизованного характера производства. Патентные права могли быть нарушены только достаточно ограниченным количеством конкурентов, выпускающих аналогичную продукцию [36]. Поэтому необходимость физического воплощения запатентованного продукта для квалификации нарушения в качестве использования изобретения была обусловлена конкретными социально-экономическими условиями.

В настоящее время социально-экономические реалии изменились. Технология трехмерной печати предопределят тенденцию по децентрализации производства. Возникает феномен «производящего потребителя», обладающего эффективными средствами производства материальных благ.

Технология 3D-печати стирает границы между материальным и нематериальным (цифровым) срезами социального бытия. Любой владелец 3D-принтера получает возможность скачать, например, на сайте thingiverse.com трехмерную модель запатентованного продукта, которая также может быть создана любым лицом. Граница между цифр о- вой трехмерной моделью и физическим воплощением запатентованного продукта исто н- чается до одного клика. Патентообладатель выставлен перед неизвестным множеством, неизвестной массой нарушителей его исключительных прав.

В таких условиях сфера патентной защиты должна быть пересмотрена, поскольку исключительное право на изобретение, полезную модель или промышленным образец должно распространяться и на их воплощение в виде трехмерной цифровой модели. Само по себе создание такой цифровой модели должно рассматриваться в качестве использования объекта патентного права. Наступает эпоха диджитализации патентного права.

Влияние технологии трехмерной печати на изменение стандарта ответственности информационных посредников

Стихийное распространения технологии 3D-печати с неизбежностью ставит вопрос об особенностях ответственности информационных посредников (intermediary liability), поскольку именно они создают возможность для размещения цифровых трехмерных моделей (CAD-files) и их последующего скачивания неограниченным кругом лиц. Таким образом, информационные посредники обеспечивают в киберпространстве «инфраструктуру» для совершения массовых деликтов, направленных на нарушение исключительных прав патентообладателей.

Своеобразным итогом первой глобальной «кибервойны», связанной с массированным посягательством на авторские и смежные права на музыкальные, аудиовизуальные произведения, исполнения и др., стало закрепление стандарта ответственности, сводимого к краткой формулировке «notice-and-take-down polices», который укрывал информационных посредников в «безопасной гавани» («safe harbor provisions»), поскольку такая ответственность была основана на виновном стандарте. Данный стандарт ответственности впервые был предусмотрен в США (Digital Millennium Copyright Act 1998), впоследствии был закреплен в Директиве ЕС (eCommerce Directive (EC) 2000/31) [17].

Через некоторое время, в 2013 г., аналогичный стандарт ответственности был установлен в статье 1253.1 ГК РФ. Например, в пункте 3 статьи 1253.1 ГК РФ - виновный стандарт ответственности хостинг-провайдеров. Согласно названной норме информационный посредник, предоставляющий возможность размещения материала в информационно-телекоммуникационной сети, не несет ответственности за нарушение интеллектуальных прав, произошедшее в результате размещения материала третьим лицом, если он не знал и не должен был знать, что использование такого материала является неправомерным, а также если он в случае получения письменного заявления от правообладателя о нарушении интеллектуальных прав своевременно принял меры для прекращения нарушения интеллектуальных прав.

Таким образом, информационные посредники были укрыты в «безопасной гавани» («safe harbor provisions»), поскольку законодательство, по сути, основывается на презумпции незнания ими фактов нарушения интеллектуальных прав, и если такой посредник был проинформирован правообладателем (notice) о факте нарушения его прав и контрафактный контент был удален (take down), то посредник освобождался от ответственности [28].

В англосаксонской цивилистической литературе была высказана позиция о целесообразности распространения правила notice-and-take- down и на сферу патентного права ввиду стремительного развития технологии трехмерной печати, которая породила фундаментальный вызов патентообладателям [14].

Однако для такой модели ответственности характерно отсутствие у информационного посредника обязанности по мониторингу контента и его фильтрации при загрузке третьими лицами (no monitoring obligation). Это подтверждается и практикой Европейского Суда Справедливости, неоднократно указывающего, что у информационных посредников (intermediary) отсутствует обязанность по осуществлению превентивного мониторинга контента [1 7] In respect of Internet access providers - Case C-70/10 SA- BAM v. Scarlet Extent SA [2011]; in respect of hosting providers - Case C-360/10 SABAM v. Netlog NV [2012]..

Таким образом, в случае загрузки деликвентом цифровой 3D-модели, нарушающей исключительные права патентообладателя, последний должен сам отследить факт нарушения его прав и направить письменное требование хостинг-провайдеру (информационному посреднику) о пресечении действий, нарушающих интеллектуальные права. За это время сотни, тысячи, десятки тысяч, а может и миллионы людей успеют скачать контрафактную цифровую 3D-модель. При этом, если кто-то из них повторно загрузит такую контрафактную 3D- модель, патентообладатель вновь должен будет обратиться к информационному посреднику уже по факту нового нарушения права.

Представляет интерес, что фундаментальный вызов, который порождает стремительное развитие технологии трехмерной печати, заставляет цивилистов задумываться о путях дальнейшего развития защитного механизма интеллектуальных прав. Так, в иностранной литературе предлагается проект законодательной реформы, направленной на повышение эффективности защитного механизма исключительных прав, основанного на трех составляющих: регистрация (registration), «клеймение» (stamping), репозиторий (repository). Соответственно, 3D-принтеры должны подлежать обязательной регистрации в реестре под конкретным номером (registration). Они должны быть снабжены устройством, позволяющим оставить уникальный след - «клеймо» на каждом напечатанном объекте. Печать должна быть возможна только при условии подключения к Интернету с обязательной авторизацией пользователя и принтера (stamping). И, наконец, необходимо создание «хранилища» цифровых 3D-моделей объектов интеллектуальных прав (repository) в целях защиты правообладателей и пресечения печати отдельных объектов [47].

По сути, указанные предложения могут быть использованы в целях создания технической возможности для информационных посредников по осуществлению активного мониторинга контента и пресечения правонарушений, связанных с незаконным размещением цифровых трехмерных моделей.

Интересно, что в мире уже наметилась тенденция, связанная с необходимостью возложения на информационных посредников обязанности по активному мониторингу контента.

Так, Джанкарло Фрозио в специальном исследовании, проведенном в 2017 г., обращает внимание на эволюцию судебной практики по данному вопросу. По его мнению, уже можно говорить о формировании глобального тренда, связанного с изменением правил об ответственности «информационных посредников». Указанный тренд метафорически характеризуется как «The death of no monitoring obligation», связанный с поэтапным возложением бремени по осуществлению мониторинга и пресечению правонарушений на «информационных посредников». Их ответственность трансформируется в так называемую алгоритмическую ответственность (algorithmic responsibility) [17].

В этой связи представляет интерес позиция бразильского судьи Луиса Фелипе Саломео по делу Google Brazil v. Dafra (Superior Tribunal de Justica 24.03.2014), указавшего, что если Google породил «неукротимого монстра», то только на него могут быть возложены неблагоприятные последствия, обусловленные отсутствием контроля за пользователями его сайтов. Таким образом, суд посчитал возможным возложить обязанность по превентивному мониторингу контента в целях пресечения правонарушений в цифровой среде (proactive monitoring obligation). Судом был отклонен довод ответчика, ссылавшегося на отсутствие технической возможности по идентификации вредоносного контента (отсутствие соответствующих фильтров), поскольку в порядке аналогии закона было указано, что отсутствие технической возможности для установления опасных свойств нового продукта не освобождает производителя от ответственности или от обязанности создать такую возможность.

В правоприменительной практике европейских стран также наметилась указанная тенденция. Так, по делу Delta TV v. Google and YouTube (Трибунал Турина, 07.04.2017): тел е- канал (истец) обратился к провайдерам Google и YouTube (ответчики) в связи с нарушением его исключительных прав на серии латиноамериканских «мыльных опер». Ответчиками ранее были исполнены их обязанности в рамках «notice-and-take-down policy» - видео были удалены после указания истцом конкретных URLs.

Суд согласился с истцом и обязал ответч и- ков предупреждать повторные попытки загрузки контента с контрафактным содержанием (используя Content ID software). Было указано, что обязанность по мониторингу обусловлена тем, что YouTube является хостинг -сервисом нового поколения и это возлагает на него большую ответственность по защите интересов третьих лиц.

По сути, была установлена не общая, а специальная обязанность по мониторингу, что не противоречило положениям Директивы ЕС (eCommerce Directive (EC) 2000/31) [44].

В этой связи представляет интерес то, что Европейский парламент 26 марта 2019 г. принял Директиву об авторском праве в едином цифровом рынке (Directive of the European Parliament and of the Council on copyright in the Digital Single Market) European Parliament legislative resolution of 26 March 2019 on the proposal for a directive of the European Parliament and of the Council on copyright in the Digital Single Market (COM(2016)0593 - C8-0383/2016 - 2016/0280(COD) .

В пункте 8 статьи 17 названной Директивы указывается на то, что в ней не устанавливается общей обязанности по мониторингу. Однако из анализа пункта 4 статьи 17 следует, что стандарт ответственности информационного посредника становится более строгим. Так, информационные посредники обязаны действовать в соответствии с высокими техническими стандартами деятельности и профессиональной осмотрительности, прикладывать все усилия в целях обеспечения недоступности определенных произведений, в отношении которых они были проинформированы правообладателями. В рамках стандарта «notice-and-take-down» они обязаны после уведомления правообладателя заблокировать доступ или удалить с вебсайта соответствующие произведения (или иные объекты), а также приложить все усилия в целях недопущения их повторной загрузки в будущем.

Таким образом, правообладатели получают право на защиту от будущих посягательств, поскольку на информационных посредников возлагается осуществление специальной обязанности по мониторингу контента в отношении конкретных произведений, по поводу которых они были проинформированы правообладателями, а также в целях недопущения повторных правонарушений в отношении определенных произведений.

Данный подход может быть использован и для защиты патентообладателей в целях пресечения правонарушений, связанных с незаконным размещением цифровых трехмерных моделей в киберпространстве, поскольку информационные посредники будут обязаны осуществлять специальный мониторинг в целях пресечения повторной загрузки контрафактных цифровых 3D-моделей. Если же будет создан репозиторий, содержащий данные о цифровых 3D-моделях патентообладателей, то это позволит исходить из презумпции информированности хостинг-провайдеров (посредников) о правах конкретных патентообладат елей в отношении конкретных объектов патентного права и будет являться основанием для возложения на них общей обязанности по осуществлению превентивного мониторинга загружаемого контента в целях недопущения размещения контрафактных цифровых 3D- моделей. При таких условиях возможно конструирование строгой (безвиновной) ответственности информационных посредников за размещаемый контент.

Если Google и другие провайдеры породили «неукротимого монстра», который является для них источником обогащения, то пусть они и принимают на себя риск неблагоприятных экономических последствий от своей деятельности, неся ответственность по строгому (без- виновному) стандарту. Или попробуют приручить «монстра», осуществляя превентивный мониторинг загружаемого контента.



Заключение

правовой пищевой трехмерный печать

Российская цивилистика вступила в эпоху «техно-детерминизма». Так, бурное развитие цифровых технологий уже повлекло внесение изменений в гражданское законодательство, связанное с закреплением феномена «цифровых прав» Federal Law No. 34-FZ `On Amendments to Parts One, Two, and Article 1124, Part Three of the Civil Code of the Russian Federation' of March 18, 2019. Collection of Legislative Acts of the Russian Federation. March 25, 2019. No. 12. Art. 1224..

Однако правовая система России отстает от стремительного развития научно-технического прогресса, поскольку цивилистическая доктрина еще не способна осознать все те вызовы, которые встают перед государством и правом в эпоху Четвертой промышленной революции. И одним из таких вызовов является активное внедрение технологии 3D-печати, которая на наших глазах, в течение ближайших нескольких лет повлечет за собой серьезные изменения в сфере социально-экономических отношений, поскольку будут нивелированы границы между физическим миром и киберпространством, кардинальным образом изменится структура производственных процессов в силу их децентрализации. Правовой системе придется адаптироваться к изменившейся социальной реальности.

Процесс такой адаптации будет выражаться как в создании новых правовых институтов, так и в эволюции уже существующих. Например, проблема защиты патентных прав в эпоху трехмерной печати может быть решена «консервативными средствами» - путем внедрения концепции диджитализации патентного права, а также изменения стандартов ответственности информационных посредников. Проблема массовых деликтов в ситуации неопределенности личности конкретного деликвента может быть решена путем рецепции иностранного опыта, связанного с использованием концепции альтернативной (социализированной) причинности.

Рассмотренные в данной статье вызовы правовой системе, порожденные развитием технологии 3D-печати, - это только верхушка айсберга. Поэтому продолжение следует...



Библиографический список

1. Ахобекова Р. А., Загородная А. А., Наумов В. Б. Проблемы правового регулирования трехмерной печати // Закон. 2017. № 4. С. 90-102.

2. Гаврилов Э. П., Еременко В. И. Комментарий к части четвертой Гражданского кодекса Российской Федерации. М.: Экзамен, 2009. 973 с.

3. Джермакян В. Ю. Комментарий к главе 72 «Патентное право» Гражданского кодекса РФ (постатейный). 4-е электрон. изд., перераб. и доп. Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс».

4. Сухарева А. Е. Некоторые вопросы охраны интеллектуальных прав при создании объектов путем 3 D-печати // Вестник гражданского права. 2018. № 1. С. 23-49.

5. Трахтенгерц Л. А. Использование запатентованного изобретения третьими лицами в проектной документации не относится к действиям, которые могут быть квалифицированы как нарушение прав обладателей патента // Комментарий судебной практики / отв. ред. К. Б. Ярошенко. М.: Ин-т законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Рос. Федерации, ООО «Юридическая фирма Контракт», 2017. Вып. 22.

6. Чуйко Н. А. Применение принципа предосторожности при разрешении спора о торговле генно-модифицированными продуктами в рамках ВТО // Право ВТО. 2016. № 1.

7. Alkandari M. H. 3D Printing: Law & Challenges (May 1, 2017).

8. Ballardini R. M., Norrgard M., Mins- sen T. Enforcing Patents in the Era of 3D-Printing // Journal of Intellectual Property Law & Practice. 2015. Vol. 10, №. 11.

9. Beck J. M. & Jacobson M. D. 3DPrinting: What Could Happen to Product Liability when Users (and Everyone Else in Between) Become Manufactures // Minnesota Journal of Law, Science & Technology. 2017. Vol. 18.

10. Behrenes M. A. & Anderson W. L. The «Any Exposure» Theory: An Unsound Basis for Asbestos Causation and Expand Testimony // Southwestern University Law Review. 2008. Vol. 37.

11.

12. Brean D. H. Patent Enforcement in Cyberterritories (April 12, 2018) // Cardozo Law Review. 2018. Vol. 40. (Forthcoming).

13. Chenglin L. Socialized Liability in Chinese Tort Law // Harvard International Law Journal. 2018. Vol. 59. Pp. 16-44.

14. Desai D. R. & Magliocca G. N. Patents Meet Napster: 3D-Printing and the Digitization of Things // Georgetown Law Journal. 2014. Vol. 2.

15. Doherty D. Downloading Infringement: Patent Law as a Roadblock to the 3D-Printing Revolution // Harvard Journal of Law & Technology. 2012. Vol. 26, №1.

16. Dubuisson T 3D-Printing And The Future Of Complex Legal Challenges: The Next Great Disruptive Technology Opportunity Or Threat? (October 23, 2014).

17. Endros B. A. “GMO”: Genetically Modified Organism or Gigantic Monetary Obligation? The Liability Scheme for GMO Damage in United States and the European Union // Loyola of Los Angeles International and Comparative Law Review. 2000. Vol. 22.

18. Frosio G. F. The Death of `No Monitoring Obligations': A Story of Untameable Monsters // JIPITEC. 2017. Vol. 8.

19. Geistfeld M. A. The Doctrinal Unity of Alternative Liability and Market- Share Liability // University of Pennsylvania Law Review. 2006. Vol. 155.

20. Gifford D. G. The Challenge to the Individual Causation Requirement in Mass Products Torts // University of Maryland Scholl of Law. Legal Studies Research Paper № 2005-34.

21. Greenе C. T. Determining Liability in Asbestos Cases: The Battle to Assign Liability Decades After Exposure // American Journal of Trial Advocacy. 2008. Vol. 31. Pp. 571-573.

22. Holbrook T & Osborn L. Digital Patent Infringement in a Era of 3D-Printing // University of California, Davis Law Review. 2015. Vol. 48. Pp.1319-1385.

Holbrook T. R. Boundaries, Extraterritoriality, and Patent Infringement Damages // Notre Dame Law Review. 2017. Vol. 92, Issue 4. Pp.1745-1794

23. Holbrook T. R. Extraterritoriality and Digital Patent Infringement // Research Handbook on Intellectual Property and Digital Technologies / T. Aplin ed. Edward Elgar Publishing Ltd., 2018.

24. Hornick J. 3D-Printing and IP Rights: The Elephant in the Room // Santa Clara Law Review. 2015. Vol. 55. № 4.

25. Jones M. A. Textbook on Torts. Eight Edition. Oxford University Press, 2007. 608 p.

26. Joob B. & Wiwanitkit V. Estimation of Cancer Risk Due to Exposure to Airborne Particle Emissions of a Commercial Three-dimensional Printer // Indiana Journal of Medicine Pediatric Oncology. 2017. Vol. 38.

27. Kennedy E. J. & Giampetro-Meyer A. Gearing Up for the Next Industrial Revolution: 3D-Printing, Home-based Factories and Modes of Social Control // Loyola University Chicago Law Journal. 2015. Vol. 46.

28. Kuczerawy A. The Power of Positive Thinking: Intermediary Liability and the Effective Enjoyment of the Right to Freedom of Expression // JIPITEC. 2017. Vol 8. Pp. 226-237.

29. Lipson H., Kurman M. Fabricated: The New World of 3D-Printing. Indiana: John Willey & Sons Inc., 2013. 320 p.

30. Li P, Mellor S., Griffin J., Waelde C., Hao L. and Everson R. Intellectual property and 3D-printing: a case study on 3D-chocolate printing // Journal of Intellectual Property Law and Practice. 2014. Vol. 9 (4).

31. Little R. K. Guns Don't Kill people, 3DPrinting Does? Why the Technology is a Distraction from Effective Gun Controls // Hastings Law Journal. 2014. Vol. 65.

32. Lupton D. & Turner B. Both fascinating and disturbing': consumer responses to 3D-food printing and implications for food activism // Digital Food Activism. 1-st Edition / Edited by Tanja Schneider, Karin Eli, Catherine Dolan, Stanley Ulijaszek. Routledge, 2018. 234 p.

33. Mendis D. «The Clone Wars» - Episode 1: The Rise of 3D-Printing and its Implications for Intellectual Property Law - Learning Lessons from the Past? // European Intellectual Property Review. Vol. 35(3). Pp. 155-169.

34. Oberdiek J. Philosophical issues in tort law // Philosophy Compass. 2008. №3/4.

35. Osborn L. Regulating Three-Dimensional Printing: The Converging Worlds of Bits and Atoms // San Diego Law Review. 2014. Vol. 51.

36. Overwalle G. van & Leys R. 3D-Printing and Patent Law: A Disruptive Technology Disrupting Patent Law? // International Review of Intellectual Property and Competition Law. August Vol. 48, Issue 5.

37. Polley J. Safety Standards Aim to Rein in 3D-Printer Emissions // ACS Central Science. Vol. 4. Pp. 134-135.

38. Robinson G. O. Multiple Causation in Tort Law: Reflections on The DES Cases // Va n- derbild Law Review. 1982. Vol. 68.

39. Rosenberg D. The Causation Connection in Mass Exposure Cases: A «Public Law» Vision of the Tort System // Harvard Law Review. 1984. Vol. 97. Pp. 849-868.

40. Schwartz V. E. & Behrens M. A. Asbestos Litigation: The Endless Search for a Solvent Bystander // Widener Law Journal. 2013. Vol. 23. Pp. 59-61.

41. Snider M. Asbestos and Additive Manu-

factoring: Addressing Early Concerns Surrounding Manufacturing 3D-Printing Technology Using Asbestos Litigation as a Model (February 27, 2019). Tran J. L. 3D Printed Food // Minnesota Journal of Law, Science & Technology. 2016. Vol. 17.

42. Tran J. L. Press Clause and 3D-Printing // Northwestern Journal of Technology and Intellectual Property. 2016. Vol. 14. Pp. 75 -80.

43. Ullrich C. Standards for Duty of Care? Debating Intermediary Liability from a Sectoral Perspective// JIPITEC. 2017. Vol. 8. Pp. 111 -127.

44. Wright R. W. Causation in Tort Law // California Law Review. 1985. Vol. 73.

45. Xiang Lee, Jigang Jin. Concise Chinese Torts Law. Springer, 2014. 327 p.

46. Yanisky-Ravid Sh., Kwan K. S. 3D Printing the Road Ahead: The Digitization of Products When Public Safety Meets Intellectual Property Rights - A New Model // Cardozo Law Review. 2017. Vol. 38. Pp. 921-958.

47. Zweigert K., Kotz H. An Introduction to Comparative Law. Oxford University Press, 1998. 708 p.



References

1. Akhobekova R. A., Zagorodnaya A. A., Naumov V B. Problemy pravovogo regulirovaniya trekhmernoj pechati [Legal Issues of 3D Printing]. Zakon - Zakon. 2017. Issue 4. Pp. 90-102. (In Russ.).

2. Gavrilov E. P., Eremenko V. I. Kommen- tarij k chasti chetvertoj Grazhdanskogo kodeksa Rossijskoj Federacii [Commentary on Part Four of the Civil Code of the Russian Federation]. Мoscow, 2009. 973 p. (In Russ.).

3. Dzhermakyan V. Yu. Kommentarij k glave 72 «Patentnoe pravo» Grazhdanskogo kodeksa RF (postatejnyj). 4-e elektronnoe izd., pere- rab. i dop. [Commentary on the Chapter 72 “Patent Law” of the Civil Code of the Russian Federation (article by article). 4th electronic ed., revised and enlarged]. Access from the legal reference system “СonsultantPlus”. (In Russ.).

4. Sukhareva A. E. Nekotorye voprosy ok- hrany intellektual'nykh prav pri sozdanii ob"ektov putem 3D-pechati [Selected Issues of IP Rights Protection in Course of the Creation of Objects by 3D-Printing]. Vestnik grazhdanskogo prava - Civil Law Review. 2018. Issue 1. Pp. 23-49. (In Russ.).

5. Trakhtengerc L. A. Ispol'zovanie zapa- tentovannogo izobreteniya tret'imi licami v proekt- noj dokumentacii ne otnositsya k dejstviyam, ko- torye mogut byt' kvalificirovany kak narushenie prav obladatelej patenta [The Use of the Registered Invention by Third Parties in the Project Documentation Does not Apply to Actions that Can Be Qualified as a Violation of the Rights of Patent Holders]. Kommentarij sudebnojpraktiki /otv. red. K. B. Yaroshenko [Commentary on Judiciary Practice; ed. by K.B. Yaroshenko]. Moscow, 2017. Issue 22. (In Russ.).

6. Chujko N. A. Primenenie principa pre- dostorozhnosti pri razreshenii spora o torgovle genno-modificirovannymi produktami v ramkakh VTO [Application of Precautionary Principle when Settling a Dispute on Trade of Genetically Modified Products within the WTO]. Pravo VTO - WTO Law. 2016. Issue 1. Pp. 47-56. (In Russ.).

7. Alkandari M. H. 3D Printing: Law & Challenges (May 1, 2017).

8. Ballardini R. M., Norrgard M., Minssen T. Enforcing Patents in the Era of 3D Printing. Journal of Intellectual Property Law & Practice. 2015. Vol. 10. Issue 11. (In Eng.).

9. Beck James M., Jacobson Matthew D. 3D Printing: What Could Happen to Product Liability when Users (and Everyone Else in between) Be

10. come Manufacturers. Minnesota Journal of Law, Science & Technology. 2017. Vol. 18. Issue 1. Pp. 143-150. (In Eng.).

11. Behrenes Mark A., Anderson William L. The “Any Exposure” Theory: An Unsound Basis for Asbestos Causation and Expand Testimony. Southwestern University Law Review. 2008. Vol. 37. Pp. 479-510. (In Eng.).

12. Brean D. H. Patent Enforcement in Cyberterritories (April 12, 2018). Cardozo Law Review. 2018. Vol. 40. (Forthcoming).

13. Chenglin L. Socialized Liability in Chinese Tort Law. Harvard International Law Journal. 2018. Vol. 59. Pp. 16-44. (InEng.).

14. Desai D. R., Magliocca G. N. Patents, Meet Napster: 3D Printing and the Digitization of Things. Georgetown Law Journal. 2014. Vol. 102. Issue 6. (In Eng.).

15. Doherty D. Downloading Infringement: Patent Law as a Roadblock to the 3D Printing Revolution. Harvard Journal of Law & Technology. 2012. Vol. 26. Issue 1. Pp. 353 -373. (In Eng.).

16. Dubuisson Th. 3D Printing and the Future of Complex Legal Challenges: The Next Great Disruptive Technology Opportunity or Threat? (October 23, 2014).

17. Endros B. A. “GMO”: Genetically Modified Organism or Gigantic Monetary Obligation? The Liability Scheme for GMO Damage in United States and the European Union. Loyola of Los Angeles International and Comparative Law Review. 2000. Vol. 22. Pp. 453 -462. (In Eng.).

18. Frosio G. F. The Death of `No Monitoring Obligations': A Story of Untameable Monsters. JIPITEC. 2017. Vol. 8. (In Eng.)

19. Geistfeld M A. The Doctrinal Unity of Alternative Liability and Market-Share Liability. University of Pennsylvania Law Review. 2006. Vol. 155. P 500. (In Eng.).

20. Gifford D. G. The Challenge to the Individual Causation Requirement in Mass Products Torts. University of Maryland School of Law. Legal Studies Research Paper. No. 2005-34. Available at: http: // ssrn.com/abstract=696561. (In Eng.).

21. Greene Ch. T. Determining Liability in Asbestos Cases: The Battle to Assign Liability Decades after Exposure. American Journal of Trial Advocacy. 2008. Vol. 31. Pp. 571 -573. (In Eng.).

22. Holbrook T & Osborn L. Digital Patent Infringement in an Era of 3D Printing. University of California, Davis Law Review. 2015. Vol. 48. Pp. 1319-1385. (In Eng.).

23. Holbrook T. R. Boundaries, Extraterritoriality, and Patent Infringement Damages. Notre Dame Law Review. 2017. Vol. 92. Issue 4. Pp. 1745-1794. (In Eng.).

24. Holbrook T. R. Extraterritoriality and Digital Patent Infringement. Research Handbook on Intellectual Property and Digital Technologies; ed. by T. Aplin. Edward Elgar Publishing Ltd., 2018. (In Eng.).

25. Hornick J. 3D Printing and IP Rights: The Elephant in the Room. Santa Clara Law Review. 2015. Vol. 55. Issue 4. Pp. 801-818. (In Eng.).

26. Jones M. A. Textbook on Torts. 8th ed. Oxford University Press, 2007. 608 p. (In Eng.).

27. Joob B., Wiwanitkit V. Estimation of Cancer Risk Due to Exposure to Airborne Particle Emissions of a Commercial Three-dimensional Printer. Indiana Journal of Medicine Pediatric Oncology. 2017. Vol. 38. P. 409. (In Eng.).

28. Kennedy E.J., Giampetro-Meyer A. Gearing Up for the Next Industrial Revolution: 3D Printing, Home-Based Factories, and Modes of Social Control. Loyola University Chicago Law Journal. 2015. Vol. 46. Issue 4. Pp. 955-988. (In Eng.).

29. Kuczerawy A. The Power of Positive Thinking: Intermediary Liability and the Effective Enjoyment of the Right to Freedom of Expression. JIPITEC. 2017. Vol. 8. Pp. 226-237. (In Eng.).

30. Lipson H., Kurman M. Fabricated: The New World of 3D Printing. Indiana: John Willey & Sons Inc., 2013. 320 p. (In Eng.).

31. Li P, Mellor S., Griffin J., Waelde C., Hao L. and Everson R. Intellectual Property and 3D Printing: a Case Study on 3D Chocolate Printing. Journal of Intellectual Property Law and Practice. 2014. Vol. 9 (4). Pp. 322-332. (In Eng.).

32. Little R. K. Guns Don't Kill people, 3D Printing Does? Why the Technology is a Distraction from Effective Gun Controls. Hastings Law Journal. 2014. Vol. 65. (In Eng.).

33. Lupton D., Turner B. Both Fascinating and Disturbing': Consumer Responses to 3D Food Printing and Implications for Food Activism. Digital Food Activism. 1st ed.; ed. by Tanja Schneider, Karin Eli, Catherine Dolan, Stanley Ulijaszek. Routledge, 2018. 234 p. (In Eng.).

34. Mendis D. «The Clone Wars» - Episode 1: The Rise of 3D Printing and Its Implications for Intellectual Property Law - Learning Lessons from the Past? European Intellectual Property Review. 2013. Vol. 35 (3). Pp. 155-169. (In Eng.).

35. Oberdiek J. Philosophical Issues in Tort Law. Philosophy Compass. 2008. № 3/4. Pp. 734748. (In Eng.).

36. Osborn L. Regulating Three-Dimensional Printing: The Converging Worlds of Bits and Atoms. San Diego Law Review. 2014. Vol. 51. (In ^Eng.⁾.

37. Overwalle G. van, Leys R. 3D Printing and Patent Law: A Disruptive Technology Disrupting Patent Law? International Review of Intellectual Property and Competition Law. August 2017. Vol. 48. Issue 5. Pp. 504-537. (In Eng.).

38. Polley J. Safety Standards Aim to Rein in 3D Printer Emissions. ACS Central Science. 2018. Vol. 4. Pp. 134-135. (In Eng.).

39. Robinson G. O. Multiple Causation in Tort Law: Reflections on the DES Cases. Vande r- bild Law Review. 1982. Vol. 68. (In Eng.).

40. Rosenberg D. The Causation Connection in Mass Exposure Cases: A “Public Law” Vision of the Tort System. Harvard Law Review. 1984. Vol. 97. Pp. 849-868. (In Eng.).

41. Schwartz V. E., Behrens M. A. Asbestos Litigation: The Endless Search for a Solvent Bystander. Widener Law Journal. 2013. Vol. 23. Pp. 59-61. (In Eng.).

42. Snider Ml. Asbestos and Additive Manu- factoring: Addressing Early Concerns Surrounding Manufacturing 3D-Printing Technology Using Asbestos Litigation as a Model (February 27, 2019).

43. Tran J. L. 3D-Printed Food. Minnesota Journal of Law, Science & Technology. 2016. Vol. 17. (In Eng.).

44. Tran J. L. Press Clause and 3D-Printing. Northwestern Journal of Technology and Intellectual Property. 2016. Vol. 14. Pp. 75-80. (In Eng.).

45. Ullrich C. Standards for Duty of Care? Debating Intermediary Liability from a Sectoral Perspective. JIPITEC. 2017. Vol. 8. Pp. 111-127. (In Eng.).

46. Wright R. W. Causation in Tort Law. Ca - lifornia Law Review. 1985. Vol. 73. (In Eng.).

47. Xiang Lee, Jigang Jin. Concise Chinese Torts Law. Springer, 2014. 327 p. (In Eng.).

48. Yanisky-Ravid Sh., Kwan K. S. 3D Printing the Road Ahead: The Digitization of Products when Public Safety Meets Intellectual Property Rights - A New Model. Cardozo Law Review. 2017. Vol. 38. Issue 3. Pp. 921 -958. (In Eng.).

49. Zweigert K., Kotz H. An Introduction to Comparative Law. Oxford University Press, 1998. 708 p. (In Eng.).

Размещено на Allbest.ru