Право требовать признания ничтожной сделки недействительной: теория и практика
Краткая характеристика института недействительности сделок. Ничтожные и оспоримые сделки: проблемы разграничения. Основания возникновения, проблемы реализации права требовать признания ничтожной сделки недействительной в судебно-арбитражной практике.
Рубрика | Государство и право |
Вид | дипломная работа |
Язык | русский |
Дата добавления | 17.07.2020 |
Размер файла | 164,4 K |
Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже
Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.
Реституция не является единственным и исключительным последствием недействительности в силу того же п. 2 ст. 167 ГК РФ. Например, сделка купли-продажи имущества, находящегося в совместной собственности супругов. Формально супруг, согласие которого на совершение сделки не было получено, не является стороной сделки, в связи с чем лишен права на предъявление требований о применении последствий ее недействительности по мотиву ничтожности (при отсутствии прямого указания в законе). Аннулирование записи в ЕГРН как юридического результата сделки в этом случае происходит на основании судебного акта помимо воли сторон сделки, а применение последствий недействительности влечет восстановление права собственности не только стороны (продавца), но и второго супруга, по тем или иным причинам не являвшимся непосредственным участником сделки. Другой пример - предъявление требований в интересах третьего лица (оспаривание сделка, совершенной лицом, не достигшим 14-летнего возраста, недееспособным лицом, сделки, нарушающей публичные интересы, и т.п.). Очевидно, что в этих ситуациях лишение третьих лиц права ссылаться на ничтожность сделки и требовать применения последствий ее недействительности ничем не оправдано, а объяснение такого ограничения невозможностью применения реституции, скорее, может свидетельствовать о неэффективности самого реституционного требования как правовосстановительного инструмента.
Несмотря на вышеизложенное, внеся изменения в общие нормы о недействительности сделок (ст. 166 ГК РФ), законодатель не предусмотрел соответствующих корректировок в специальных правовых нормах, вследствие чего буквальное толкование абз. 1 п. 3 ст. 166 фактически исключило из числа субъектов, обладающих правом на предъявление требования о последствиях недействительности ничтожной сделки, всех лиц, не являющихся ее сторонами. Отметим, что ранее применявшаяся законодателем конструкция, предусматривавшая право предъявления требования о применении последствий недействительности ничтожной сделки любым заинтересованным лицом, хотя и оставляла достаточно широкое поле для толкования термина «заинтересованность», все же сохраняла возможность для третьих лиц инициировать соответствующую процедуру.
Полагаем, что именно опасность буквального толкования ст. 166 ГК РФ вызвала необходимость оперативного реагирования высшей судебной инстанции на подобную новацию законодательства. При этом Верховный суд РФ был вынужден, без преувеличения, принять на себя функции законодателя, т.к. статья сформулирована настолько однозначно, что любое ее расширительное толкование является, по сути, нормотворчеством.
В результате в п. 78 Постановления Пленума ВС РФ №25 содержится фактически новая норма права, согласно которой иск лица, не являющегося стороной ничтожной сделки, о применении последствий ее недействительности может также быть удовлетворен, если гражданским законодательством не установлен иной способ защиты права этого лица и его защита возможна лишь путем применения последствий недействительности ничтожной сделки. Нельзя не отметить, что разъяснения Верховного суда также не отличаются правовой определенностью, в связи с чем особую актуальность в настоящее время приобретает вопрос определения субъектного состава лиц, имеющих право требовать применения последствий недействительности ничтожной сделки. Так, приведенное в Пленуме разъяснение позволяет предположить, что для признания за третьим лицом права на предъявление соответствующего требования необходима совокупность как минимум двух обстоятельств:
1) гражданским законодательством не установлен иной способ защиты права этого лица;
2) защита возможна лишь путем применения последствий недействительности ничтожной сделки.
В связи с этим возникает вопрос о различиях между указанными признаками и о целесообразности выделения их как самостоятельных, хотя и применяемых в совокупности. Отсутствие в законодательстве иного способа защиты права, как представляется, означает и отсутствие иной возможности защиты, кроме как применения последствий недействительности. При таких обстоятельствах использованная конструкция представляется не вполне корректной, т.к. может привести к расширению предмета доказывания при решении вопроса о наличии у лица, заявляющего требования о применении последствий недействительности сделки, такого права.
По нашему мнению, смысл данных разъяснений сводится к тому, что при наличии у лица, не являющегося стороной в сделке, двух и более альтернативных способов восстановления нарушенного права, предпочтение должно отдаваться тем из них, которые не связаны с применением последствий недействительности сделки, т.к. последний является исключительным, экстраординарным правовосстановительным механизмом. Судебной практикой на основании вышеприведенного разъяснения Пленума выработано устойчивое и систематически повторяющееся в различных судебных актах определение третьего лица, обладающего правом на предъявление соответствующих требований: «заинтересованным лицом может быть признан субъект, в отношении которого просматривается причинная связь между совершенными сделками и возможной угрозой его законным интересам, когда его благо, прежде всего, имущественного характера, может пострадать или уже пострадало в результате совершения сделки».
Представляется, что данное определение не вполне отражает те признаки, которые как законодатель, так и Верховный суд предусматривают в качестве оснований для возникновения у третьего лица права требовать применения последствий недействительности ничтожной сделки.
Во-первых, в данном определении содержится лишь требование о наличии причинно-следственной связи между совершенной сделкой и негативными последствиями. Данное условие, в принципе, атрибутивно любому способу защиты нарушенного сделкой права, в т.ч. виндикации и эвикции, в связи с чем анализируемое определение не содержит видовых отличий раскрываемой категории прав.
Во-вторых, отсутствует какое-либо указание на уже упоминавшуюся выше экстраординарность требования о применении последствий недействительности.
В-третьих, используется понятие заинтересованного лица, исключенное из ст. 166 ГК РФ в ходе гражданско-правовой реформы. Вышеизложенное приводит к необходимости рассмотреть вопрос о внесении изменений в действующее нормативно-правовое регулирование в части определения субъектного состава лиц, имеющих право требовать признания ничтожной сделки недействительной.
Требование о признании ничтожной сделки недействительной независимо от применения последствий ее недействительности как следует из абз. 2 п. 3 ст. 166 ГК РФ может быть удовлетворено, если лицо, его предъявляющее, имеет охраняемый законом интерес в признании этой сделки недействительной.
В первую очередь обращает на себя внимание употребление законодателем словосочетания «может быть удовлетворено», отличное от использованного в абз. 1 этой же статьи «вправе предъявить». Если исключить из возможных причин такого различия желание законодателя избежать повторяемости лингвистических конструкций, обусловленное исключительно заботой об эстетике структуры текста, следует сделать вывод, что смысловое значение использованного словосочетания все-таки имеет собственное содержание. Буквальное его прочтение приводит к заключению о том, что само по себе право, например, на обращение в суд с требованием о признании ничтожной сделки недействительной без применения последствий, принадлежит не только лицам, имеющим соответствующий охраняемый законом интерес, но и иным субъектам. При таком толковании обращение любого лица с соответствующими требованиями не должно повлечь отказ в их удовлетворении по основанию формального несоответствия заявителя кругу управомоченных законодателем лиц. Само по себе указанное обстоятельство предполагает рассмотрение дела по существу в любом случае, вне зависимости от того, обладает заявитель статусом специального субъекта или нет.
Нельзя не отметить, что с точки зрения правовой определенности такой подход обосновать достаточно сложно. Почему в ситуации с применением последствий недействительности законодатель прямо ограничил круг лиц, имеющих право на предъявление соответствующих требований, только установленными законом исключениями, а формальное право требовать констатации факта ничтожности оставил за неопределенно широким кругом субъектов? Как и в случае с требованием о последствиях недействительности корректировка содержится в Постановлении Пленума Верховного суда РФ №25 от 26.03.2015, в котором указывается на то, что предъявление таких исков допустимо при наличии у истца законного интереса в признании такой сделки недействительной. Термин «допустимость» устраняет возникающие противоречия в толковании, прямо указывая на то, что только таким лицам принадлежит право на соответствующее действие.
Таким образом, высшая судебная инстанция вновь исправляет допущенные законодателем неточности, впрочем, в данном случае это действие вполне вписывается в понятие разъяснений. Рассматривая предмет доказывания при разрешении вопроса о наличии у заявителя соответствующего права, необходимо исходить из того, что интерес заявителя должен заключаться именно в признании сделки недействительной без применения последствий.
Как отметил К.И. Скловский, истец «должен доказать не только то, что сделка нарушает его интерес, но и то, что признание сделки недействительной без применения последствий недействительности будет достаточным для защиты его интереса». Особо следует остановится на использованном законодателем термине «охраняемый законом интерес», определение которого в нормативных источниках отсутствует. По мнению ряда авторов, использование такого термина обусловлено тем, что при совершении ничтожной сделки, независимо от того, произведены ли по ней имущественные предоставления, речь должна идти не о нарушении этой сделкой субъективных прав (последние могут быть нарушены предоставлением как таковым, но не самой сделкой), а лишь о возникновении охраняемого законом интереса в устранении правовой неопределенности, возникшей вследствие совершения сделки, и, следовательно, в судебном признании сделки ничтожной.
Примечательно, что по утверждению О.Д. Тузова, являющегося одним из соавторов Концепции развития гражданского законодательства, первоначально в ней было предложено «прямо предусмотреть возможность предъявления требований о признании недействительными ничтожных сделок, которые могут заявляться любым заинтересованным лицом», однако окончательная редакция, как мы видим из анализируемой нормы ГК РФ, была изменена и вместо «заинтересованного лица» введен новый для российского законодателя термин «лицо, имеющее охраняемый законом интерес». Учитывая отсутствие в законодательстве определение данного термина, представляется, что данная замена не позволила достигнуть определенности в установлении признаков субъекта, обладающего правом на предъявление соответствующего требования.
Не устранило такую неопределенность и неоднократно упоминавшееся Постановление Пленума Верховного суда РФ №25, в котором понятие охраняемого законом интереса также не раскрывается. Не наблюдается единства в понимании охраняемого законом интереса и в доктрине. Так, В.П. Грибанов под охраняемым законом интересом понимал потребность, не обеспеченную субъективным правом, но в отношении которой законом предусмотрена возможность правовой защиты. По мнению А.О. Иншаковой, напротив - «интерес является элементом субъективного права, составляет его существо».
2. Проблемы реализации права требовать признания ничтожной сделки недействительной в судебно-арбитражной практике
2.1 Квалификация сделки как посягающей на публичный интерес либо права и охраняемые законом интересы третьих лиц
Среди новелл, введенных в гражданское законодательство Федеральным законом №100-ФЗ, необходимо выделить такое основание для признания сделки ничтожной, как посягательство на публичный интерес либо права и охраняемые законом интересы третьих лиц. При этом, как указывалось выше, ни понятие «публичного интереса», ни различия между «правами» и «охраняемыми законом интересами» непосредственно в законодательстве не раскрыты, что с неизбежностью вызвало проблемы в толковании указанных терминов в правоприменительной практике и необходимость в формировании единого подхода к пониманию их содержания.
Сам термин «посягательство» также вызывает определенный интерес, в первую очередь в силу того, что в гражданском законодательстве он до настоящего времени использовался достаточно редко. Так, о посягательстве упоминается в ст. 150 ГК РФ, предусматривающей защиту нематериального блага путем пресечения или запрещения действий, нарушающих или создающих угрозу нарушения личного неимущественного права либо посягающих или создающих угрозу посягательства на нематериальное благо. Статья 343 ГК РФ упоминает необходимость защиты заложенного имущества от посягательств и требований со стороны третьих лиц. Из приведенных норм не вполне ясно содержание термина «посягательство». Так, представляется затруднительным провести разграничение между посягательством и действиями, создающими угрозу нарушения. Из буквального толкования ст. 150 можно сделать вывод о том, что посягательство понимается законодателем как уже совершенное действие, результатом которого может быть нарушение того или иного нематериального блага в то время, как действия, создающие угрозу посягательства, лишь формируют базу, совокупность формально-правовых условий для посягательства. Таким образом, можно прийти к выводу о том, что термин «посягательство» рассматривается в узком смысле, наиболее близким к которому является, например, понятие «покушение», раскрытое в уголовном и административном законодательстве. В литературе встречаются попытки дать самостоятельное определение понятию «посягательство». Так, по мнению Е.Ю. Качаловой и М.Б. Хузмиева, под посягательством на субъективное гражданское право следует понимать действия, создающие реальную угрозу причинения неблагоприятных последствий для управомоченного лица, которые в случае их продолжения могут привести к существенному нарушению, либо прекращению этого субъективного права.
Применяя данное определение к публичному интересу, а также правам и интересам третьих лиц, можно сделать вывод, что под сделкой, посягающей на такие права и интересы, понимаются действия граждан или юридических лиц, создающие угрозу причинения неблагоприятных последствий для неопределенно широкого круга лиц (публичный интерес) или определенных субъектов, не являющихся стороной сделки. При посягательстве констатация ничтожности сделки является не способом восстановления нарушенного права, а способом устранения реально существующей угрозы его нарушения. Нетрудно заметить, что такое толкование исключало бы из числа ничтожных сделок те, в которых право или охраняемый законом интерес уже были нарушены, что, очевидно, не соответствует намерению законодателя и интересам гражданского оборота.
В этой связи представляется правильным использовать термин «покушение» как любые действия, не только создающие угрозу нарушения прав или интересов, но и уже повлекшие негативные последствия в виде таких нарушений. Отметим, что судебная практика, хотя и не заостряет внимание на определении понятия «покушения», но рассматривает его именно в таком широком смысле.
Тем не менее, отсутствие однозначного определения понятия «посягательства» создает поле для различных его толкований, оставляя открытым вопрос о том, может ли признаваться ничтожной сделка, сама по себе не создающая угрозу нарушения публичного интереса или интереса третьих лиц, но создающая риски для возникновения такой угрозы. Для ответа на данный вопрос и выявления актуальности затронутой проблемы необходимо проанализировать понятия публичного интереса, а также прав и охраняемых законом интересов третьих лиц.
Ориентиром для правоприменителей в части понимания термина «публичный интерес», является п. 75 Постановления Пленума ВС РФ №25, которым разъяснено, что под публичными интересами, в частности, следует понимать интересы неопределенного круга лиц, обеспечение безопасности жизни и здоровья граждан, а также обороны и безопасности государства, охраны окружающей природной среды.
Само по себе данное разъяснение представляется слишком общим и малоинформативным, т.к. признак публичности по определению означает невозможность персонификации субъектного состава, а безопасность жизни и здоровья граждан, не говоря уже об интересах обороны государства и охраны окружающей среды, едва ли могут быть выведены за пределы сферы публично-правового регулирования даже без указанных разъяснений. Тем не менее, оно является тем истоком, который формирует основное русло судебной практики, координируя и упорядочивая правоприменительную деятельность в границах заданных ориентиров.
Общий характер разъяснений Верховного суда, в свою очередь, привел к необходимости их конкретизации, с учетом фактически рассматриваемых судебных споров и их особенностей. Например, в Рекомендациях научно-консультационного совета при ФАС Уральского округа №1/2014 делается попытка раскрыть понятие публичного интереса следующим образом: "…под публичными интересами суды могут понимать интерес общества в правовой стабильности, правовой определенности, гарантированности защиты интересов экономически и социально более слабых членов общества в их отношениях с сильными, недопустимости нарушения явно выраженных законодательных запретов и обхода закона». При этом отмечается, что вопросы о том, нарушаются ли сделкой публичные интересы и необходимо ли суду признать сделку недействительной и (или) применить последствия недействительности ничтожной сделки, разрешаются судом исходя из характера и последствий допущенных при совершении сделки нарушений с учётом всех обстоятельств дела (например, удовлетворение заявленных требований имеет своей целью прекращение длящегося основанного на сделке правонарушения, устраняются вступающие в противоречие с нормами права последствия совершения сделки).
Данное толкование также в значительной степени абстрактно, однако содержит уже более четкие указания, которые напрямую применяются на практике:
- защита экономически и социально более слабых членов общества. Так, рассматривая спор по иску прокурора о признании недействительными (ничтожными) условий договора энергоснабжения, позволяющих теплоснабжающей организации прекратить подачу тепловой энергии в случае неоплаты поставленного ресурса, суды указали, что потребителем услуг по спорному договору является образовательное учреждение, относящееся к социально значимой категории потребителей, в связи с чем включение в договор такого условия свидетельствуют о нарушении публичных интересов заключающихся в надлежащей организации учебного процесса и здоровья школьников. Аналогичные выводы содержатся и в ряде других судебных актов, что позволяет рассматривать их уже в качестве определенной тенденции.
- недопустимость нарушения явно выраженных законодательных запретов. Квалификация сделки, при совершении которой был нарушен явно выраженный запрет, установленный законом, как посягающей на публичные интересы, напрямую установлена тем же п. 75 Постановления Пленума Верховного суда РФ №25 и является одной из наиболее проблемных в правоприменительной практике.
Возникает, как минимум, два вопроса: что представляет собой явно выраженный запрет, и действительно ли его нарушение посягает на интересы неопределенно широкого круга лиц.
Проблема с определением явно выраженного запрета является особенно актуальной для российского права со времен выхода в свет Постановления Пленума ВАС РФ от 14.03.2014 №16 «О свободе договора и ее пределах», установившего новые критерии для признания нормы императивной. Таковыми, в настоящее время, признаются, как известно, лишь те правовые нормы, которые содержат уже упомянутый «явно выраженный запрет», понятие которого раскрывается через приведенные примеры, а именно - если нормой предусмотрено, что соглашение о ином ничтожно, запрещено или не допускается, либо указано на право сторон отступить от содержащегося в норме правила только в ту или иную сторону, либо названный запрет иным образом недвусмысленно выражен в тексте нормы.
Таким образом, из системного толкования Постановления Пленума Верховного суда №25 и Постановлении Пленума ВАС РФ №16 получается, что нарушение сторонами сделки любой императивной нормы рассматривается как действие, противоречащее публичным интересам, что, в свою очередь, влечет ничтожность самой сделки. Такое определение в значительной степени сближает признаки ничтожности, содержащиеся в п. 2 ст. 168 ГК РФ в действующей редакции, с признаками, указанными в ст. 168 ГК РФ в дореформенный период. При этом, как справедливо отмечал М.И. Брагинский, «в отсутствие соглашения участников правоотношения об ином диспозитивная норма также превращается для них в императивную», что еще больше нивелирует различия между новой и старой редакцией статьи 168 ГК РФ.
Проблемы анализа текста правовой нормы на предмет выявления в нем «явно выраженного запрета» можно заметить, например, в делах об оспаривании кредитных договоров, содержащих условия о комиссиях за стандартные действия. Так, в одном из дел, расценивая условие договора о взимании банком комиссии за предоставление кредита как ничтожное, суд сослался на противоречие такого условия существу законодательного регулирования соответствующего вида обязательства, а также на нарушение явно выраженного запрета, установленного законом.
Несложно заметить, что попытка выявить прямой запрет на установление таких комиссий (в т.ч. с использованием маркеров - лингвистических конструкций, приведенных в Постановлении Пленума ВАС РФ №16) вызывает, как минимум, затруднения. В Гражданском кодексе нет указаний на ничтожность такого рода условий, не установлен прямой запрет, а также отсутствует указание на то, что сформулировать условия кредитного договора стороны вправе лишь каким-то определенным образом. Отсутствует и иным образом недвусмысленно выраженный запрет. Об этом свидетельствует анализ правовых норм, на которые ссылались суды в приводимом постановлении. Ни ст. 779 ГК РФ, являющаяся нормой - дефиницией для договора возмездного оказания услуг, ни специальные нормы (ст. ст. 819, 845 ГК РФ) ничего подобного не содержат. Более того - буквальное толкование ст. 819 ГК РФ позволяет сделать вывод о том, что установление любых условий (в т.ч., видимо, и комиссий за ведение счета), не только не запрещено, но вполне допустимо (заемщик обязуется возвратить полученную денежную сумму и уплатить проценты за пользование ею, а также предусмотренные кредитным договором иные платежи, в том числе связанные с предоставлением кредита).
Оставляя за рамками настоящего исследования вопрос о справедливости и правильности указанного решения в целом, нельзя не отметить очевидную натянутость мотивировки судов. В свою очередь причиной, обусловившей саму возможность появления такой мотивировки, является, по нашему мнению, расплывчатость и неконкретность понятий «противоречие существу законодательного регулирования соответствующего вида обязательства», а также на «нарушение явно выраженного запрета». Столь широкий подход к толкованию указанных понятий оставляет поле для произвольного их толкования и практически непрогнозируемого исхода рассмотрения любых споров, в которых возможность установления того или иного договорного условия прямо не предусмотрена законом. А это уже выходит за рамки даже тех критериев императивности, которые были введены Пленумом ВАС РФ №16.
Неопределенность термина «явно выраженный запрет» выражается также в том, что указанный запрет сам по себе может быть весьма общим. В одном из дел, например, заявитель (государственное бюджетное учреждение) использовал следующую цепочку рассуждений: в силу статьи 8 Закона №44-ФЗ контрактная система в сфере закупок направлена на создание равных условий для обеспечения конкуренции между участниками закупок. Конкуренция при осуществлении закупок должна быть основана на соблюдении принципа добросовестной ценовой и неценовой конкуренции между участниками закупок в целях выявления лучших условий поставок товаров, выполнения работ, оказания услуг. Таким образом, указанная правовая норма содержит явно выраженный законодательный запрет на совершение субъектами закупок любых действий, которые противоречат требованиям данного Закона, в том числе приводят к ограничению конкуренции, в частности к необоснованному ограничению числа участников закупок. Столь широкое понимание «законодательного запрета» не нашло поддержки у судов первой, апелляционной и кассационной инстанции, однако Верховный суд РФ передал дело на рассмотрение в Судебную коллегию по экономическим спорам, посчитав, что указанные доводы заслуживают внимания. На момент написания настоящей работы рассмотрение дела в Верховном суде РФ отложено, однако сам факт применения такой логики вызывает серьезные опасения, тем более, что ранее Верховный суд уже фактически констатировал принципы, содержащиеся в ч. 2 ст. 8 Закона №44-ФЗ как прямой законодательный запрет, указав, что Закон №223-ФЗ не содержит в отличие от Закона №44-ФЗ норм об явно выраженном законодательном запрете, аналогичном запрету, изложенному в части 2 статьи 8 Закона №44-ФЗ.
В другом деле суд посчитал, что поскольку выделение ассигнований на приобретение у коммерческой организации права требования к должнику, также являющемуся коммерческой организацией, не предусмотрено ст. 69 БК РФ, договор цессии, предметом которого являлось приобретение такого права требования, является ничтожным как нарушающий явно выраженный законодательный запрет, и представляет собой сделку, посягающую на публичные интересы.
Как видно, судебная практика под «явным законодательным запретом» понимает не только строго запретительные формулировки (например - запрет на дарение между коммерческими организациями подарков, стоимостью свыше трех тысяч рублей, установленный ст. 575 ГК РФ), но и формулировки, предписывающие определенные рамки, модели, принципы поведения в той или иной гражданско-правовой сфере. В этой связи можно предположить, что и нарушение общих начал гражданского законодательства (например - недобросовестность поведения стороны сделки в противоречие со ст. 1 ГК РФ), в этом случае может расцениваться как нарушение явно выраженного законодательного запрета, а, следовательно, будет установлено посягательство на публичные интересы, что приведет к ничтожности такой сделки.
Такой подход, хотя и не нашел пока своего явного выражения в судебной практике, все же не может быть исключен с точки зрения формального анализа нормативного регулирования, что также свидетельствует о недостаточной проработанности исследуемого вопроса.
Интересы неопределенно широкого круга лиц
Затрагивание оспариваемой сделкой интересов неопределенно широкого круга лиц представляется неотъемлемым, конституирующим признаком «посягательства на публичный интерес» как признака ничтожности сделки. Иное означало бы размытие границ не только между основаниями ничтожности и оспоримости сделок, но и между частным и публичным правом в целом.
Тем не менее, судебная практика, как будет показано ниже, вовсе не отождествляет указанные понятия, более того - понятие «публичных интересов», как ни странно, вполне применимо в ситуациях, в которых правовые последствия наступают исключительно для участников сделки. Например, в уже упоминавшемся деле об оспаривании условия о комиссиях за совершение стандартных действий, даже если усмотреть в действующих правовых нормах некий прямой запрет на их установление, наличие такого запрета в конкретном договоре с субъектом предпринимательской деятельности едва ли может затронуть интересы неопределенно широкого круга лиц. Рассматриваемая ситуация очевидным образом относится исключительно к частно-правовой сфере и никак не вписывается в категорию публичности. Представляется, что и нижестоящие суды, и Верховный суд РФ, едва ли могли пройти мимо столь явного различия между ключевыми понятиями гражданского права, однако иного способа мотивировать решение у судов просто не было, что и обусловило необходимость произвольного расширения узких рамок позитивного регулирования за счет его свободного толкования.
Соотношение понятий «публичный интерес» и «публичный субъект».
Всегда ли интерес публичного субъекта (например - муниципального образования) сам обладает признаком публичности? По нашему мнению, отождествление публичного субъекта с публичными интересами в контексте выявления оснований для признания сделки ничтожной едва ли оправдано, т.к. далеко не всегда нарушение прав такого субъекта затрагивает интересы третьих лиц, не говоря уже о их неопределенно широком круге, при этом такое толкование ставит субъектов частного права в неравное положение с публичными субъектами.
Несмотря на содержащееся в п. 75 Постановления Пленума ВС №25 разъяснение о том, что само по себе несоответствие сделки законодательству или нарушение ею прав публично-правового образования не свидетельствует об имеющем место нарушении публичных интересов, суды нередко считают, что интересы публичных субъектов также являются публичными.
Так, в одном из дел суд указал, что на заявителе (ФАС России) лежит обязанность доказать, что оспариваемой сделкой нарушены публичные интересы, то есть права и интересы государства, муниципального образования либо неопределенного круга лиц, и такое обращение в суд повлечет за собой их реальное восстановление. То есть суд фактически отождествил понятие публичных интересов и интересов публичных субъектов. Аналогичные по своей сути тезисы содержаться и в ряде других аналогичных актов судов.
Несмотря на то, что контекст использования термина «публичный интерес» в указанных случаях различается (в разъяснениях Верховного суда речь идет о признаках ничтожности сделки, а в приведенных судебных актах - о праве на обращение в суд за защитой публичных интересов), такая вариативность в применении одного и того же понятия, как минимум, не способствует созданию правовой определенности.
Отметим также что некоторые суды используют несколько отличную от приведенных выше формулировку, указывая, что «нарушение прав участников конкретной непубличной корпорации само по себе не может свидетельствовать о нарушении публичных интересов, в том числе интересов неопределенного круга лиц». На наш взгляд употребление признака непубличности в данной аргументации совершенно излишне, т.к. создает ложное впечатление о его значимости для определения публичного интереса.
В то же время, имеются случаи, когда нарушение публичного интереса представляется более явным, однако законодатель, напротив, прямо определяет сделки, в которых такое нарушение имеет место, оспоримыми. В качестве примера можно привести сделки, совершенные под влиянием насилия или угрозы (ст. 179 ГК РФ). Публичный интерес выражает общественные ценности, которые обеспечиваются правом и признаются государством. Положения Конституции (ст. 2, п. 1 и п. 2 ст. 21) указывают, что высшей ценностью являются права и свободы человека, соблюдение и защита которых, а также защита достоинства личности - основная обязанность государства. Представляется обоснованным, что применение насилия к любому члену общества уже является нарушением публичных интересов, однако законодатель относит сделки, совершенные под влиянием насилия, к оспоримым, о чем прямо указано в п. 98 Постановления Пленума ВС №25. Таким образом, к сожалению, проявляются некие двойные стандарты, при которых признак публичности то толкуется излишне широко, охватывая собой любое нарушение нормы права, то практически отрицается в ситуации, когда он, казалось бы, вполне очевиден.
При таких обстоятельствах разграничение ничтожных и оспоримых сделок в зависимости от телеологического толкования характера интереса, на который они «посягают», представляется весьма спорным с точки зрения обеспечения интересов гражданского оборота и соответствия декларированным целям реформы.
В этой связи заслуживает внимание и еще одно знаковое дело, подвергшееся многочисленным обсуждениям (и осуждениям) как практиков, так и теоретиков права. Так, Судебная коллегия по гражданским делам Верховного суда РФ вынесла определение, в котором фактически сделала вывод о недействительности (по мотиву ничтожности) условия договора поручительства, заключенного между банком и генеральным директором должника, о прекращении указанного договора с прекращением трудовых отношений между поручителем и должником.
Указанное Определение вызвало массу обоснованной критики, в т.ч. по основаниям, рассматриваемым в рамках настоящей работы. В частности, в данном судебном акте Верховный суд указал на то, что нижестоящему суду, признавшим такое условие непротиворечащим закону, надлежало указать закон, которым прямо предусмотрена возможность включения условия об одностороннем отказе по исполнению обязательств поручителя, чего сделано не было. Несмотря на то, что статья 168 ГК РФ прямо не упоминалась ни в Определении Верховного суда, ни в последующих актах судебных инстанций, ожидаемо признавших, что такие основания прекращения договора поручительства, как прекращение трудового договора между поручителем и заемщиком (должником) законодательством не предусмотрены, прослеживается явный посыл высшей судебной инстанции - условие договора прямо не предусмотрено законом, следовательно, оно недействительно. Поскольку в рассматриваемом примере ни одна из сторон о недействительности данного условия не заявляла, видимо можно говорить только о его ничтожности, в ином случае суд явно вышел бы за пределы полномочий, давая самостоятельную оценку упомянутому пункту договора. На самом деле ст. 168 ГК РФ в части упоминания «публичного интереса» в данном случае вполне могла бы быть применена судом, который мог усмотреть здесь посягательство на публичные интересы или на интересы третьих лиц.
В этой связи нельзя согласится с мнением В.К. Андреева, утверждающего, что «ныне в нормах закона провозглашается принцип нерушимости сделки, если только ее существо или содержание не нарушают публичные интересы или права, охраняемые законом интересы третьих лиц». Напротив, анализ судебной практики приводит к выводу о том, что в условиях максимально свободного толкования «явно выраженного запрета» и «публичного интереса» приходится констатировать, что, презумпция оспоримости любой противозаконной сделки носит, скорее, формальный характер, в то время как в ГК фактически действует презумпция ничтожности любой сделки, нарушающей закон.
При таких обстоятельствах попытка разграничить «посягательство на публичный интерес» и «нарушение прав публичного образования», нашедшая отражение в формуле - «само по себе несоответствие сделки законодательству или нарушение ею прав публично-правового образования не свидетельствует о том, что имеет место нарушение публичных интересов», выглядит, хотя и оправданной, но не вносящей ясность в рассматриваемый вопрос, т.к., констатируя недостаточность признаков в частном случае, не дает разъяснений относительно того, при каких же условиях их совокупность образует искомое «посягательство на публичные интересы».
Данная проблема, по нашему мнению, могла бы быть решена путем введения более строгих критериев для определения нарушенного интереса, исключив из него понятие публичности и предусмотрев, что ничтожными являются лишь сделки, на ничтожность которых прямо указывает закон. Безусловно, такое регулирование требует внесения дополнительных изменений в специальные нормы права, однако трудоемкость подобного процесса, во всяком случае, будет оправдана приданием презумпции оспоримости реального, а не декларативного характера.
2.2 Предъявление требования о признании ничтожной сделки недействительной лицом, не являющимся ее стороной
Как уже отмечалось, вопрос о наличии правовых оснований, предоставляющих право третьему лицу предъявлять требование о признании ничтожной сделки недействительной, разрешен в ст. 166 ГК РФ неоднозначно. Так, отдельно выделена возможность предъявления требований о констатации недействительности сделки без применения соответствующих последствий, в то же время внесены терминологические изменения в части способа описания субъектного состава лиц, обладающих соответствующим правом. В связи с такими изменениями закономерно возникли и вопросы о том, какими признаками должно обладать третье лицо, заявляющее требование о признании сделки недействительной, различаются ли такие признаки в зависимости от характера требования (с применением или без применения последствий недействительности), а также имеются ли существенные отличия третьих лиц в понимании постреформенной и ранее действовавшей редакции ст. 166 ГК РФ.
Законодатель формально различает состав лиц, обладающих правом на предъявление требований о признании сделки недействительной с применением последствий недействительности и без таковых. Если для первых использованная законодателем конструкция подразумевает необходимость наличия в специальных нормах права, регулирующих отдельные виды сделок, прямого указания на возможность третьего лица обращаться с соответствующими требованиями, то для вторых конструкция более общая и характеризуется наличием охраняемого законом интереса в предъявлении такого требования. Выше мы обращали внимание как на отсутствие прямо предусмотренных законом случаев для первой категории требований, так и на недостаточную проработанность дефиниции «охраняемого законом интереса» для второй. Указанные проблемы ожидаемо привели к появлению фактически нового массива правовых норм, нашедших свое выражение как в официальных разъяснениях высшей судебной инстанции, так и в укоренившихся в правоприменительной практике устойчивых правовых позиций иных судов.
В ранее действовавшей редакции ст. 166 ГК РФ, не предусматривавшей дифференциацию требований по критерию наличия последствий недействительности ничтожной сделки, право на предъявление требований о применении последствий недействительности ничтожной сделки признавалось за любым заинтересованным лицом. При этом возможность предъявления самостоятельных требований о признании сделки недействительной также признавалась правоприменительной практикой. Так, можно отметить правовую позицию Президиума ВАС РФ, содержащуюся в постановлении от 05.04.2011 №15278/10, о возможности применения такого способа защиты как признание недействительной (ничтожной) сделки без применения последствий ее недействительности. В п. 5 Информационного письмо Президиума ВАС РФ от 13.11.1997 №21 также отмечалось, что Кодекс не исключает возможности предъявления исков о признании недействительной ничтожной сделки, а споры по таким требованиям подлежат разрешению судом в общем порядке по заявлению любого заинтересованного лица. Таким образом, ранее действовавшая редакция ГК РФ формально устанавливала единый критерий ко всем субъектам, предъявляющим требования о признании ничтожной сделки недействительной (как самостоятельного, так и в совокупности с требованием о применении соответствующих последствий), определяя таких субъектов как «заинтересованных лиц». В новой редакции ст. 166 ГК РФ требования о применении последствий недействительности и требования о констатации факта недействительности ничтожной сделки рассматриваются как различные, в том числе по субъектному составу. Однако для того чтобы понять, насколько сильно терминологические изменения коснулись содержания предмета регулирования необходимо обратиться к судебной практике. В первую очередь необходимо определить, какой субъектный состав пришел на смену старому понятию «заинтересованного лица» в новой редакции ст. 166 ГК РФ.
Конкретизация (а фактически - изменение правовой нормы) нового субъектного состава приведена в п. 74 Постановления Пленума Верховного суда РФ №25, согласно которому из системного толкования пункта 1 статьи 1, пункта 3 статьи 166 и пункта 2 статьи 168 ГК РФ следует, что иск лица, не являющегося стороной ничтожной сделки, о применении последствий ее недействительности может также быть удовлетворен, если гражданским законодательством не установлен иной способ защиты права этого лица и его защита возможна лишь путем применения последствий недействительности ничтожной сделки. Данное разъяснение в свою очередь подверглось в судебной практике еще большей трансформации, вследствие чего был сформулирован новый, активно используемый судами тезис, - «заинтересованным лицом может быть признан субъект, в отношении которого просматривается причинная связь между совершенными сделками и возможной угрозой его законным интересам, когда его благо, прежде всего, имущественного характера, может пострадать или уже пострадало в результате совершения сделки». Как видим, в современной судебной практике понятие «лицо, указанное в законе», эволюционировало сначала до лица, чье право нарушено и отсутствует иной способ защиты права, кроме как применения последствий недействительности ничтожной сделки, а впоследствии и до «заинтересованного лица», определяемого как субъект, в отношении которого просматривается причинная связь между совершенными сделками и возможной угрозой его законным интересам, когда его благо, прежде всего, имущественного характера, может пострадать или уже пострадало в результате совершения сделки.
Таким образом, через последовательные преобразования и толкования круг лиц, обладающих правом на предъявление требований о применении последствий недействительности ничтожной сделки, вновь вернулся к понятию «заинтересованных лиц», содержавшемуся в прежней редакции ГК РФ. Конечно, можно предположить, что сам по себе такой термин достаточно широк и, возможно, имеет различное содержание. Однако столь широко используемый судами штамп «заинтересованного лица, в чью правовую сферу эта сделка вносит неопределенность» появился не на пустом месте, а представляет собой прямое заимствование из Определения Конституционного Суда РФ от 15.04.2008 №289-О-О.
Несложно заметить, что данное Определение было принято в период действия «дореформенной» редакции ГК РФ. Таким образом, «заинтересованные лица» в понимании ст. 166 ГК РФ в редакции до вступления в силу Федерального закона №100-ФЗ, суть те же самые «третьи лица» в новой редакции той же статьи. То есть сложившаяся судебная практика не видит различий между субъектным составом лиц, обладающих правом на предъявление требований о применении последствий недействительности ничтожной сделки по новому законодательству, и кругом лиц, обладавшим таким правом до реформы.
В этой связи можно сделать вывод, что формальное изменение термина не привело к изменению описываемого им понятия, во всяком случае - применительно к лицам, обладающим правом на предъявление требования о применении последствий недействительности ничтожной сделки.
В отношении лиц, предъявляющих самостоятельные требования о признании ничтожной сделки недействительной, можно отметить следующее. Предоставление определенным лицам права предъявлять требования о признании сделки недействительной без применения последствий такой недействительности является новеллой действующего законодательства (в части закрепления на нормативном уровне). В этом случае, очевидно, говорить о смешении субъектного состава с ранее действовавшей нормой сложнее, хотя бы потому, что в прежней редакции гражданского кодекса возможность предъявления соответствующих самостоятельных требований вообще не предусматривалась, хотя и признавалось судебной практикой. В судебной практике, сложившейся в дореформенный период, встречаются решения, свидетельствующие о том, что, несмотря на отсутствие в законе формальной дифференциации лиц, предъявляющих самостоятельные требования о недействительности сделки и лиц, требующих применения последствий такой недействительности, понятие «заинтересованности» для них различно.
Вполне допустимыми признавались ситуации, в которых требование о признании сделки недействительной удовлетворялось, однако в применении последствий недействительности такой сделки суд считал возможным отказать. Так, ФАС Поволжского округа, соглашаясь с решениями нижестоящих судов, посчитал возможным признать договор аренды земельного участка, заключенный между Администрацией и Предпринимателем, ничтожным, однако отказал истцу, не являющемуся стороной в сделке, в применении последствий ее недействительности в виде сноса возведенных на незаконно арендованном земельном участке павильонов, мотивировав это тем, что целью заявленных требований Истца являлось обеспечение возможности провести через арендованный земельный участок линии газоснабжения, что возможно и без сноса павильона. Таким образом, в указанном деле судом дана оценка заинтересованности истца в применении последствий недействительности ничтожной сделки.
В другом деле суд указал, что признание недействительной ничтожной сделки (договора аренды земельного участка, заключенного между Администрацией и Обществом), само по себе не приводит к восстановлению нарушенных прав истца, не являющегося стороной по сделке, без применения последствий ее недействительности, истец, собственность которого на спорном земельном участке отсутствовала, не доказал нарушение его прав и законных интересов оспариваемой сделкой и не указал, каким образом признание недействительным договора аренды приведет к их восстановлению Требование о применении последствий недействительности договора аренды истец не заявлял.
Вышеизложенное свидетельствует о том, что суды и раньше вполне различали заинтересованность в признании сделки недействительной и заинтересованность в применении последствий такой недействительности, не смешивая данные понятия.
В современной редакции ст. 166 ГК РФ субъект, заявляющий самостоятельные требования о признании ничтожной сделки недействительной независимо от применения последствий такой недействительности, должен доказать наличие охраняемого законом интереса в признании этой сделки недействительной. Сама по себе такая формулировка не отличается от тех выводов, к которым самостоятельно приходили суды без прямого указания на наличие такого предмета доказывания в законе. Анализ судебной практики современного периода также подтверждает отсутствие каких-либо существенных отличий в правовых подходах, используемых судами при разрешении аналогичных дел с применением новой редакции ст. 166 ГК РФ.
Так, в делах, рассматриваемых с применением актуальной редакции ст. 166 ГК РФ суды также ссылаются на правовые позиции ВАС РФ, отмечая, что позиция о возможности применения такого способа защиты, как признание недействительными ничтожных сделок без заявления требования о применении последствий их недействительности высказана Президиумом Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации (постановления от 27.05.2008 №4267/08, от 05.04.2011 №15278/10).
При этом Президиум указывал на то, что целью обращения лица в суд может быть подтверждение судом факта существования или отсутствия правоотношений (иск о признании), к числу которых относится иск о признании недействительной сделки.
Пунктом 84 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23.06.2015 №25 установлено, что согласно абз. 2 п. 3 ст. 166 ГК РФ допустимо предъявление исков о признании недействительной ничтожной сделки без заявления требования о применении последствий ее недействительности, если истец имеет законный интерес в признании такой сделки недействительной.
В одном из дел, например, истец, ставший обладателем имущественных прав в отношении объектов долевого строительства по договорам долевого участия на основании цессии, оспорил акты о приеме объектов недвижимого имущества, подписанные между застройщиком и цедентом после заключения договора уступки права требования. При этом суд констатировал, что такое требование без применения последствий недействительности ничтожных сделок направлено на защиту от негативных действий ответчиков (застройщика и цедента), создающих угрозу правам истца, т.к. вследствие подписания указанных Актов застройщиком в каждое из регистрационных дел (по регистрации соглашений о перемене лиц в обязательстве, заключенных с истцом) в Управление Росреестра было подано заявление о возражениях, государственная регистрация соглашений о перемене лиц в обязательстве была приостановлена.
В другом деле, отказывая в удовлетворении требований истца о признании недействительным (ничтожным) договора уступки прав, заключенного между ответчиками, суд указал, что если защита истца состоит только в признании сделки недействительной (ничтожной), он должен доказать не только то, что сделка нарушает его законный интерес, но и то, что признание судом сделки недействительной (без применения последствий недействительности) будет достаточным для защиты этого интереса. Недоказанность истцом указанных обстоятельств является достаточным основанием для отказа в удовлетворении заявленного требования. Налицо схожесть выводов судов (ср. с выводами, содержащимися в Постановлении ФАС Северо-Кавказского округа от 13.09.2006 №Ф08-4492/2006 по делу №А32-2296/2006-41/78 на стр. 85), несмотря на то, что данные судебные акты приняты в разных условиях правового регулирования.
Таким образом, в судебной практике не усматривается сколь либо значительного изменения правовых позиций в части регулирования прав третьих лицу на предъявление требований о недействительности ничтожных сделок.
Тем не менее, это не означает, что внесенные в ходе реформирования новеллы не имеют значения для современного правопорядка. Фактически наблюдается признание и одобрение законодателем тех гражданско-правовых институтов, которые создавались эволюционно и прочно укрепились в судебной практике если не вопреки, то, во всяком случае, без явной поддержки прежнего нормативного регулирования, что, по нашему мнению, должно рассматриваться как безусловный плюс проведенной реформы. Также отметим, что закрепление возможности предъявления таких требований на нормативном уровне способствовало в последнее время более смелому обращению участников гражданско-правовых отношений в суды с соответствующими исками, что, в свою очередь, позволяет лучше систематизировать выводы, выработанные судебной практикой поданной категории дел.
Подобные документы
Значение недействительности сделки. Формы сделок, ситуации их применения. Оспоримые и ничтожные сделки. Составы недействительных оспоримых сделок. Основания оспоримости и ничтожности сделок. Правовые последствия признания недействительности сделок.
курсовая работа [28,8 K], добавлен 10.11.2011Общие положения о сделке и ее недействительности в гражданском праве. Классификация недействительности сделки и правовые основания признания ее недействительной. Ничтожные и оспоримые сделки. Основные последствия признания сделок недействительными.
курсовая работа [74,1 K], добавлен 11.03.2014Понятие недействительной сделки. Общие основания и последствия недействительности сделок. Специальные основания и последствия недействительности сделок. Сделки с пороками субъектного состава. Сделки с пороками воли и волеизъявления.
дипломная работа [73,3 K], добавлен 01.06.2003Понятие и признаки сделки. Виды сделок и условия их действительности. Требования об установлении факта ничтожности сделки и о применении последствий ее недействительности. Основания признания сделки недействительной. Последствия недействительности сделок.
реферат [30,1 K], добавлен 20.06.2010Ознакомление с общими положениями о недействительности сделок по гражданскому праву России. Исследование и анализ проблемы соотношения недействительных и несостоявшихся сделок. Рассмотрение правовых последствий признания недействительной части сделки.
дипломная работа [443,2 K], добавлен 06.02.2018Развитие и современное понимание правового института недействительности сделок. Критерии признания сделки недействительной по законодательству Республики Беларусь. Классификация последствий недействительности сделок. Сделки с пороками содержания.
дипломная работа [60,6 K], добавлен 10.06.2014Признаки ничтожных и оспоримых сделок. Последствия недействительной сделки: виды и условия применения. Сроки исковой давности по требованиям, вытекающим из недействительных сделок. Проблемы применения последствий недействительности ничтожной сделки.
курсовая работа [41,9 K], добавлен 13.08.2010Понятие ничтожных и оспоримых сделок в соответствии с действующим законодательством. Виды предпринимательских договоров, их специфика. Правовые последствия недействительности сделки. Вопросы недействительности сделок в судебно-арбитражной практике.
курсовая работа [43,1 K], добавлен 09.12.2014Теория рассмотрения недействительной сделки в качестве правонарушения. Ничтожные и оспоримые недействительные сделки: критерии разграничения; правовое регулирование составов. Основные условия кабальности сделки. Разграничение понятий "угроза" и "насилие".
курсовая работа [118,6 K], добавлен 19.07.2011Понятие сделки в гражданском праве, основания признания недействительности. Договор с пороками субъектного состава. Оспоримые и ничтожные недействительные сделки. Двусторонняя и односторонняя реституция. Договора, заключенные под влиянием заблуждения.
курсовая работа [43,8 K], добавлен 08.04.2013