Дополнительно перед государствами встает проблема предотвращения распространения недостоверной информации, то есть дезинформации, так как концепция сети Интернет web 2.0 (предполагающая активное потенциально положительное участие пользователей: блоги, вики-проекты, социальные сети и т.д.) кардинально изменила привычный подход распространения и получения новостной информации, нейтрализовав прежние «фильтры» в лице традиционных СМИ. Распространение недостоверной информации затрагивает не только политические и этические вопросы, подстегивая развитие негативных социальных явлений, но и может напрямую влиять на экономику, создавая основу для принятия недостоверных инвестиционных решений (манипулирование рынком).

В сложившихся технологических условиях, со стороны государство возможны следующие подходы к регулированию отношений, связанных с контентом. Во-первых, стоит отметить, что в новых технологических условиях государства вынуждены перекладывать свои обязанности в сфере контроля за распространением запрещенной и недостоверной информации непосредственно на сами субъекты, которые распространяют (организующих распространение) информацию в сети Интернет, и самостоятельно осуществлять вмешательство в деятельность данных субъектов в минимальном количестве случаев.

Государства ищут новые подходы к сочетанию государственного и негосударственного регулирования, а также новые способы принуждения к исполнению законодательства о распространении запрещенной или недостоверной информации.

Если рассматривать различные способы негосударственного регулирования, то стоит отметить различные виды саморегулирования, которыми являются не только традиционное для российского восприятия регулирование через общественные объединения «по интересам», но и иные виды саморегулирования: например, государство устанавливает обязанность для информационного посредника разработать политику противодействия распространению запрещенной информации или борьбы с недостоверной информацией и потом требует соблюдения данной политики под угрозой применения санкций. Говоря о различных способах принуждения к исполнению законодательства о распространении запрещенной или недостоверной информации, необходимо подчеркнуть, что в разных государствах встречаются такие меры воздействия на нарушителей, как штраф, блокировка ресурса, на котором размещается запрещенная информация, запрет на размещение рекламы, замедление скорости входящего и (или) исходящего трафика, предупредительная надпись (всплывающее окно), запрет на участие в государственных закупках.

В качестве успешного зарубежного нормативно-правового регулирования данного вопроса, можно привести систему удаления и блокирования незаконного контента в Германии, которая основана на саморегулировании Internet Content Regulation in France and Germany: Regulatory Paths, Actor Constellations, and Policies. 2018..

Саморегулирование по отношению к незаконному контенту осуществляется в Германии на двух уровнях. На первом уровне происходят мониторинг и удаление/блокировка незаконного контента, которые возложены на сами цифровые платформы (в том числе социальные сети). Решение о том, является ли контент незаконным, принимается цифровой платформой. Эффективность механизма саморегулирования со стороны цифровых платформ обеспечивается высокими штрафами в случае, если платформа не реагирует на поступившую жалобу о незаконном контенте (до 5 млн евро).

На втором уровне мониторинг незаконного контента и принятие решения о том, является ли контент законным или нет, может осуществляться уполномоченными СРО. Основания блокировки сформулированы в общем виде (например, блокировке подлежит информация, распространение которой запрещено Уголовным кодексом Германии, информация, разжигающая вражду по признакам вероисповедания), в связи с чем СРО и цифровые платформы сами должны принимать решения относительно того, считают ли они контент незаконным или нет, руководствуясь при этом принятыми в соответствующих СРО локальными актами. Другими словами, цифровые платформы и СРО в Германии сами могут определять правила удаления контента, оценки контента с точки зрения его законности/незаконности. При этом правом устанавливать критерии для оценки контента на предмет незаконности наделены и отдельные органы государственной власти.

Есть несколько органов государственной власти, которые контролируют распространение незаконного контента в Германии (например, Федеральная комиссия по надзору за распространением в СМИ информации, причиняющей вред несовершеннолетним (BPjM); Комиссия по защите детей от информации в СМИ (KJM); орган по делам молодежи (jugendschutz.net)). При этом контроль сфокусирован именно на проверке деятельности СРО и цифровых платформ по мониторингу и блокировке незаконного контента, однако в отдельных случаях органы контроля (надзора) обладают и самостоятельными полномочиями по проверке субъектов, распространяющих информацию, и выдаче им рекомендаций или предписаний.

В качестве методов принуждения к соблюдению информационного законодательства стоит выделить запрет на размещение рекламы.

Ограничение размещения рекламы на Интернет-ресурсах, нарушающих законодательство, осуществляется в основном в иностранных государствах в привязке к защите прав интеллектуальной собственности. При этом инициатива и инвестиции исходят от заинтересованной отрасли.

Меморандум Европейского союза о согласии по проблеме онлайн-рекламы вступил в действие 25 июля 2018 г. и представляет собой добровольное соглашение лидеров европейского рынка о прекращении размещения рекламы на пиратских сайтах на уровне Европейского союза, поскольку реклама все еще достаточно часто встречается на пиратских вебсайтах, которые публикуют украденную информацию и аудио-, видеоконтент. Основные негативные последствия от использования информации, нарушающей законодательство о защите интеллектуальной собственности, определены следующим образом.

Для юридических лиц: снижение доверия к бренду, снижение уверенности потребителей в своем выборе, снижение доходов, увеличение расходов на борьбу с нарушениями и уменьшение стимулов к инновациям.

Для физических лиц: виновность в потреблении краденого контента, получение контента низкого качества или товара, не соответствующего стандартам безопасности.

Для государства: снижение объема налогов, замедление экономического роста, конкуренции и рабочих мест.

Меморандум вовлекает в борьбу с незаконным оборотом контента стороны, которые размещают, покупают, продают или администрируют рекламу на интернет-сайтах: в их числе Гугл, ОпенХ, агентства по интернет-рекламе Италии, Франции, Испании, Чехии, Словакии, Великобритании и другие - всего 28 компаний.

Данные компании согласились минимизировать размещение рекламы на сайтах и мобильных приложениях, признанных нарушителями законодательства об интеллектуальной собственности судом и иными органами власти, а также самими владельцами прав на контент. Если реклама уже размещена ими, а сайт после признан нарушителем, то рекламу удаляют с этого сайта. Посредники - рекламные агентства могут в индивидуальном порядке пользоваться техническими средствами для распознавания пиратских сайтов и удаления рекламы с них.

Правила рекламных агентств должны широко публиковаться и применяться, так как массовая информированность в этом случае помогает бороться с незаконным оборотом контента.

Мониторинг исполнения и эффективности этих действий должен проводиться каждые три месяца, а итоги подводиться через год.

Рассматривая вопросы государственного принуждения в правоотношениях, связанных с регулированием вопросов «контента», стоит отметить, что на сегодняшний день не найдены универсальные решения для следующих проблем: во-первых, до каких пределов должна сохраняться прежняя роль государства как субъекта, устанавливающего правила и обеспечивающего их принудительное применение в рамках контент-регулирования (особенно с учетом трансграничного характера обмена информацией, нахождения информационных посредников за пределами юрисдикции государств, устанавливающих конкретные правила игры).

Во-вторых, остается открытым вопрос какие из прежних способов принудительного воздействия на субъекты в целях понуждения к выполнению требований государства (исполнению информационного законодательства) работают и какие новые способы могут быть эффективно использованы в рамках новых технологий.

В-третьих, в каких пределах привлекать к регулированию (установление правил игры, контроль за их соблюдением, исполнением) самих субъектов информационных отношений (в том числе потребителей информации).

И самый главный вопрос какие экономические и социальные стимулы (как позитивные, так и негативные) могут быть использованы для понуждения субъектов информационных отношений соблюдать правила контент-регулирования.

На сегодняшний день очевидно, что государство, взыскивая штрафы и блокируя информационные ресурсы за нарушение информационного законодательства, не может системно решить проблему распространения запрещенной информации и недостоверной информации.

Предлагаемые решения (в том числе принятый новый закон о противодействии распространению недостоверной общественно значимой информации (Федеральный закон от 18.03.2019 г. № 31-ФЗ «О внесении изменений в статью 153 Федерального закона “Об информации, информационных технологиях и о защите информации”») являются точечными, так как требуют задействования генерального прокурора или его заместителя для того, чтобы пройти весь путь от выявления информации, распространяемой с нарушением закона, и до момента, когда доступ к данной информации будет прекращен.

Без изменения подходов к регулированию (в том числе изменения традиционного в России взгляда на саморегулирование), изменению методов воздействия на нарушителей (переход к экономическим стимулам к соблюдению информационного законодательства) решение проблем контент-регулирования будет по-прежнему носить характер «латания дыр».

3.4 Правовое регулирование международного оборота данных

Область оборота данных имеет правовую сущность, которая пересекает все отрасли права и экономики, поэтому разработка эффективного нормативно-правового регулирования этого вопроса является одной из самых важных задач в условиях меняющихся правоотношений. Особо стоит отметить, что в вопросе оборота данных, необходимо соблюдение баланса с приоритетами по развитию цифровых активов задачами обеспечения прав и интересов владельцев и собственников данных. Помимо этого, новые модели бизнес-взаимоотношения в экономике данных, которые определены с точки зрения способности влиять на создание добавленной стоимости продукта, задают новые роли хозяйствующих субъектов, участвующих в этих взаимоотношениях Reference Architecture Model for the Industrial Data Space.<https://www.fit.frauhofer.de/content/fit/35321> (дата обращения: 28.04.2019).

Цифровая модернизация экономики вызывает изменения в правовой системе. К ним относятся, прежде всего, следующие обстоятельства:

* оборот «цифровых двойников» товаров и объектов становится важнее самих товаров и иных объектов;

* отсутствие границ в виртуальном мире и наличие границ и ограничений офлайн;

* доминирование глобальных игроков, вытеснение онлайн-платформами традиционных компаний и сервисов;

* глобальные цепочки поставок как цепочки создания стоимости; * вытеснение модели взаимодействия, основанной на документообороте, моделью, основанной на доступе к информации информационных систем и цифровых платформ;

* развитие технологий обработки неструктурированных данных, обеспечивающих, в том числе, возможность агрегирования данных из разнородных источников.

Изучения данной проблемы показывают, что в рамках данных изменений основными препятствиями для трансграничного оборота данных являются:

* неоправданные ограничения локализации данных государственными органами;

* правовая неопределенность в отношении законодательства, применимого к трансграничному хранению и обработке данных;

* отсутствие доверия к трансграничному хранению и обработке данных, связанное с обеспокоенностью властей относительно доступности данных в контрольных целях;

* трудности в смене поставщиков услуг (таких как облачных) Meltzer J., Lovelock P. Regulating for a Digital Economy: Understanding the Importance of Cross-border Data Flows in Asia. 2018..

При формулировании подходов к нормативно-правовому регулированию внутреннего и международного оборота данных необходимо рассматривать оборот данных в общем контексте цифровой трансформации, то есть глобального перехода к условиям цифровизации экономики. Безусловно, оборот данных является важным институтом, однако, его нельзя регулировать, не затронув проблемы, механизмов идентификации, защиты информации, механизмов построения и использования инфраструктуры, оптимизации барьеров входа на рынок, правил регулирования информационных продуктов, созданных в условиях цифровой экономики, а самое главное способов обеспечения обязательств и способов государственного и иного принуждения.

На сегодняшний день в мировой практике можно выделить четыре наиболее успешных способа регулирования трансграничного оборота данных. Самая первая модель, которую я предлагаю рассмотреть, предполагает установить минимальный набор требований по обработке, защите и обороту данных, минимум обязанностей операторам и прав субъектам, механизмам контроля за выполнением таких минимальных требований между государствами, на основе чего образуется глобальное цифровое пространство в качестве полноценного экономического поля. В связи с этим, такая модель имеет наибольший эффект для регулирования оборота данных как на трансграничном, так и на национальном уровне.

Важным достоинством данного способа является формирование экономического, информационного и правового пространства, в рамках которого осуществляется беспрепятственный трансграничный оборот данных, а установленные минимальные требования обеспечивают необходимую защиту таких данных в рамках общего пространства. Кроме того, требования национального законодательства стран, входящих в общее пространство, выполняются субъектами рынка один раз, после чего субъекты получают доступ ко всему рынку - это снижает барьеры для выхода на единый рынок новых технологий и платформ, создания новых экосистем в рамках формирования цифровой экономики стран, присоединившихся к общему цифровому пространству.

Данный способ может одинаково успешно применяться в различных цифровых платформах и экосистемах, поскольку она не связана с какой-либо конкретной архитектурой цифровой платформы. В силу этого даже коммерческие (негосударственные) цифровые платформы, такие как Alibaba, будут вынуждены соблюдать правовой режим, установленный в рамках реализации данной модели.

Если выделять минусы использования такого способа регулирования, то главным недостатком является необходимость прохождения длительного и зачастую болезненного процесса адаптации национальных законодательств к минимальным требованиям, установленным в ходе реализации данного способа регулирования. Кроме того, существенным изменениям должна быть подвергнута и правоприменительная практика, в частности, надзорные органы в сфере оборота данных, аналогично странам Евросоюза, должны быть замкнуты на систему координации их деятельности.

Второй способ регулирования трансграничного оборота данных предполагает закрепление правил оборота данных только применительно к их трансграничному обороту, т.е. к их передаче от оператора, находящегося в одной стране-участнице общего цифрового пространства, оператору или пользователю, находящемуся в другой стране общего цифрового пространства, посредством их передачи в общее цифровое пространство. Также второй способ распространяется на случаи передачи данных в международные информационные системы или получения данных из таких систем. В отличие от первого способа, второй не предполагает его реализации в национальном законодательстве стран-участниц общего цифрового пространства, за исключением общих положений, относящихся к базовым принципам модели регулирования трансграничного оборота данных. Достоинством второго способа регулирования является то, что данный способ направлен на регулирование конкретной, однородной и относительно обособленной группы отношений - отношений по трансграничной передаче данных. Это позволяет урегулировать конкретные актуальные вопросы такого рода отношений без трудоемкого и не всегда эффективного изменения национальных законодательств.

Второй способ может применяться только в отдельных случаях создания и эксплуатации цифровых платформ и экосистем, например, при имплементации на общем цифровом пространстве положений стандартов международных организаций, таких как ИКАО. Явным недостатком второго способа является ограниченная сфера его применения, в результате чего базовые вопросы регулирования оборота данных будут оставлены на усмотрение национальных законодателей. В связи с этим данный способ не позволяет решить проблемы несовместимости национальных режимов обработки данных, которые в отдельных случаях будут являться барьером на пути трансграничного оборота таких данных.

Следующий (третий) способ регулирования основан на «сквозном» регулировании цифровых платформ как на международном уровне (международным договором и актами в соответствии с полномочиями, предоставленными международным договором), так и на уровне национальных законодательств - применительно к использованию таких информационных систем и цифровых платформ (как правило, международных) в отношениях внутри данного государства. Как и первый способ, данный подход предполагает наличие механизмов имплементации отдельных положений о деятельности цифровых платформ и использовании (международных) информационных систем в национальное законодательство, а также наделение международного органа полномочиями по контролю и координации отношений, связанных с использованием таких информационных систем и с пользованием цифровыми платформами. Поскольку третий способ основывается на определенной архитектуре реализующих ее цифровых платформ, такая архитектура является принципиальной характеристикой данного подхода.

В качестве плюсов данного способа регулирования можно выделить выработку общих требований, непосредственно касающихся деятельности цифровых платформ, имплементированных уже на уровне национальных законодательств. Это позволяет решить острые и актуальные проблемы, связанные с обязанностями операторов и провайдеров таких цифровых платформ, правами их пользователей, ответственностью операторов и провайдеров цифровых платформ.

Таким образом, операторы информационных систем, цифровые платформы будут вести свою деятельность в рамках одного и того же информационного, экономического и правового пространства, что даст им несомненный стимул к развитию. Еще одним преимуществом третьего способа является его легкая масштабируемость, как в отношении присоединения к ней новых поставщиков информационных услуг, так и в отношении добавления в него новых видов информационных услуг, и в отношении присоединения к нему новых юрисдикций. Способ позволяет структурировать отношения применительно ко всем государственным и межгосударственным цифровым платформам, не распространяясь, однако, на негосударственные цифровые платформы, архитектура которых определяется их собственником (оператором). В то же время минусом такого подхода является передача значительных полномочий по правовому регулированию общей экосистемы на наднациональный уровень и связанные с этим процессы предварительного согласования.

Четвертый способ предполагает концентрацию правового регулирования трансграничного оборота данных в ЕАЭС на узком вопросе создания и использования цифровых платформ и международных информационных систем, которые развиваются на надгосударственном уровне. Высокая конкретизация вопросов регулирования в рамках данной модели позволяет в быстрый срок создать массив правил, которые специально предназначены для эксплуатации межгосударственных информационных систем и цифровых платформ, чтобы облегчить запуск таких систем и платформ в эксплуатацию.

Важным преимуществом данного способа регулирования является его конкретность и, как следствие, минимальные затраты (временные, финансовые, трудовые), требуемые для его реализации. Массив норм, требуемый в рамках данного подхода, может быть построен на основе анализа существующих проектов информационных систем и цифровых платформ. Минусом данного подхода является его базовый и не амбициозный характер, который может недостаточно способствовать экономической трансформации.

Рассматривая примеры регулирования обмена данных на практике, стоит выделить работу по информационной интеграции стран Европейского союза (ЕС), где приняты Регламент по защите персональных данных 2016 г., заменивший действовавшую ранее Директиву 95/46/EC, а также Регламент по обороту не персональных данных 2018 г Regulation (EU) 2018/1807 of the European Parliament and of the Council on a framework for the free flow of non-personal data in the European Union..

Таким образом, право ЕС уже несколько лет устанавливает принцип свободного перемещения в отношении персональных данных, при этом утверждая ряд жестких требований по соответствию. Новый Регламент о свободном обороте не персональных данных дополняет и представляет всеобъемлющий и последовательный подход к свободному перемещению всех данных в ЕС, в частности:

1. свободное перемещение неличных данных через границы: каждая организация должна иметь возможность хранить и обрабатывать данные в любом месте Европейского союза;

2. доступность данных для регулирующего контроля: государственные органы сохраняют доступ к данным, когда они находятся в другом государстве-члене или, когда они хранятся или обрабатываются в облаке;

3. простую смену поставщиков облачных сервисов для профессиональных пользователей. Комиссия начала содействовать саморегулированию в этой области, побуждая интернет-посредников разрабатывать кодексы поведения в отношении условий, при которых пользователи могут передавать данные между поставщиками облачных услуг и обратно в свои собственные ИТ-среды;

4. полную согласованность и синергию с пакетом кибербезопасности и разъяснение того, что любые требования безопасности, которые уже применяются к предприятиям, хранящим и обрабатывающим данные, будут продолжать действовать, когда данные хранятся или обрабатываются за пределами ЕС или в облаке.

Таким образом, Европейский Союз пошел по пути разделения данных на персональные и не персональные, к которым применяется наднациональное регулирование. Также ЕС планирует включать в будущие международные договоры о торговле с третьими странами положения, устраняющие барьеры для оборота данныхFioretti J. EU Moves to Remove Barriers to Data Flows in Trade Deals // Reuters. 2018.. Однако, модель регулирования в целом соответствует первому способу, который описывался выше. Кроме того, это обусловлено высокой степенью интеграции в рамках Европейского Союза. Это означает, что для других международных организаций либо просто в рамках сотрудничества государств (например, в рамках сопряжения с Цифровым шелковым путем, который активно развивает Китай) более приемлемыми могут быть иные модели.

Более того, регулирование не обязательно должно замыкаться на одной какой-то модели, а может интегрировать части различных моделей, формируя гибридную модель. При этом возможна как последовательная, так и параллельная реализация моделей в разных областях отношений. В таких областях, как, например, цифровые транспортные коридоры и цифровая торговля, за основу может быть взята более легкая в реализации третья модель (в рамках которой возможна реализация централизованной или децентрализованной модели цифровых платформ), а по мере ее масштабирования и расширения цифровых платформ и экосистем возможен постепенный переход к модели регулирования из первого способа, т.е. к регулированию оборота данных независимо от архитектуры платформ и экосистем, путем установления общих минимальных требований.

При рассмотрении перспектив развития регулирования трансграничного оборота данных необходимо в первую очередь иметь в виду баланс интересов развития и сопутствующих рисков. Регуляторный опыт на сегодняшний день показывает, что в мире наблюдается рост ограничений трансграничного оборота данных. Тем не менее некоторые способы минимизации рисков могут нести за собой новые риски, а негативные эффекты от ограничения трансграничного оборота данных в целом перевешивают позитивные эффекты от информационного протекционизма данных для экономического роста.

Для обсуждения моделей регулирования можно наметить следующие релевантные вопросы.

1) По какой модели и в каких случаях должно идти регулирование трансграничного оборота данных? Должно ли такое регулирование охватить все аспекты трансграничного оборота данных?

2) Как регуляторам соблюсти баланс между интересами развития и рисками свободного трансграничного оборота данных?

3) Какова должна быть роль государства и саморегулирования относительно деятельности цифровых платформ и экосистем как в отношении оборота данных, так и в отношении их функционирования в целом?

Учитывая, что право не успевает за стремительным развитием технологий, вопросы устранения правовых барьеров для оборота данных становятся ключевыми для развития цифровой экономики. Причем значение имеет не только устранение таких барьеров внутри международных организаций, но и в отношениях между интеграционными объединениями и третьими странами, а также в рамках менее формализованных отношений между государствами.



Заключение

Рассмотрев теоретические аспекты института государственного принуждения и проанализировав влияние технологических трендов на общественную жизнь и правовую систему, можно прийти к самому главному выводу, что в мире, как у государства, так и у хозяйствующих субъектов, появился совершенно новый спрос на современные институты и нормативно-правовое регулирование, как основу существования новых высокотехнологичных институтов.

Фундаментальные изменения общества и технологий, связанные модернизацией средств производства и внедрению инновационных методов в экономическую и правовую экосистему, повлекли к нескольким значимым изменениям в мировых трендах: монополизации рынков за счет использования электронных платформ; изменение задачи производства от поддержки уникальности продукта на локальном рынке к обеспечению признанной международной конкурентоспособности твоего продукта или услуги; изменение задачи научных направлений и исследований от прошлых целей к задаче иметь в решении научного вопроса пакет, который включает себя платформу, имеющую цифровое решение поставленной цели OECD. Measuring the Digital Transformation: A Roadmap for the Future. Paris: OECD Publishing, 2019. .; необходимость перехода от отдельных прецедентов и практик применения новейших правовых инструментов к глобальной трансформации фундаментальных институтов всей системы права, которые обеспечивают эффективное функционирование экономических и общественных процессов World Bank. Ensuring Quality to Gain Access to Global Markets: A Reform Toolkit // Handbook. World Bank, 2019. (дата обращения: 28.01.2019).

Исходя из данных трендов, в современном обществе, когда любая информация становится максимально открытой широкому кругу лиц, принуждение следует применять государству в интересах, прежде всего, личности для того, чтобы обеспечить ей независимое развитие. Принуждение, которое применяет государство, должно соответствовать принципам свободы и справедливости, а не только опираться на существующие законы. При этом права и обязанности индивида определяют границу и предел его допустимого поведения и тем самым позволяют ему избегать негативной оценки его поведения и принуждения со стороны государственных органов и общества.

Государство в правоотношениях, связанных с принуждением, является универсальным субъектом, который обеспечивает управление обществом и выступает в правоотношениях для реализации принуждения абсолютно со всеми субъектами права. Основным приоритетом в управленческих задачах государства является исполнение принуждения по отношению к субъектам, которые противостоят государству и могут оказать сопротивление и противодействие государственным органам, а также игнорируют предписания государства, установленные в нормативно-правовых актах.

Правовое принуждение по своей природе бывает внутренним и внешним, в зависимости от субъектов, на которых направлено.

Рассматривая основания применения принуждения, можно определить, что по законодательству меры принуждения могут быть применены только при выявлении подтвержденных оснований как фактических, так и юридических. Поскольку согласно теории государства и права, применения любой законной нормы может быть только после наступления соответствующего юридического факта Марченко М.Н. Теория государства и права: учебник. 2-е изд. М.: Изд-во Проспект; Изд-во Моск. ун-та, 2006. С. 612-613., можно выделить три основных основания для применения государственного принуждения, несмотря на структурные технологические изменения в обществе.

Во-первых, это правовое основание, то есть наличие юридических норм, которые предусматривают возможность применения принуждения к конкретным субъектам правоотношений. Принудительная норма, то есть норма принуждения, всегда является вторичной по отношению к регулятивной норме, которая предусматривает юридическую обязанность субъекта права, но при этом находится в неразрывной связи с ней. Норма принуждения не существует сама по себе, ее главная задача обеспечивать действие юридической регулятивной нормы в части исполнения субъектом обязанности.

Во-вторых, фактическое основание, то есть должен наступить юридический факт - деяние или событие, которое вызывает возникновение правоотношения.

В-третьих, формальное основание, то есть государственный орган обязан вынести правоприменительный акт, который будет содержать нормы мер принуждения к конкретному лицу. Принуждение в качестве фактической деятельности может быть применена специальными государственными органами только на основании административного акта или решения суда. Если отсутствует правоприменительный акт, то меры принуждения применить нельзя.

Структура правоотношения в случае применения государственного принуждения не отличается принципиально от общей структуры правоотношений, а также включает в свою структуру объект, субъект и содержание правоотношения.

Правоотношение в случае применения государственного принуждения всегда является двухсторонним, поскольку обязательным субъектом в любой ситуации является представитель государственного органа. Несмотря на то, что согласно Конституции Российской Федерации, источником власти и государством является многонациональный народ, являясь субъектом правоотношений, государство в данном составе не правомерно являться субъектом правоотношения. Поэтому появляется необходимость сформировать собственный орган управления, который состоят из отдельных субъектов, выступают от имени государства, не представляя своих собственных личных интересов, особенно в условиях меняющегося мира. То есть государство не может быть эффективным со своим прошлым аппаратом вынесения решений и их фактического исполнения в жизни: за последние двадцать лет скорость всех взаимоотношений хозяйствующих субъектов выросла в разы, в то время, как скорость судопроизводства только уменьшается за счёт того, что в судах завалы дел и огромные очереди на месяцы вперед.

Рассматривая перспективы развития нормативно-правового регулирования цифровой экономики и применения к субъектам правоотношений мер государственного принуждения, можно выделить ряд проблем, с которыми сталкивается законодательная власть в текущих условиях.

Первой проблемой является то, что развитие нормативно-правовой базы по предотвращению негативного влияния цифровизации в экономике и других сферах общественной жизни затруднено из-за высокой скорости социально-экономических изменений, вызванных использованием новых технологий, появлением новых видов экономической деятельности и бизнес-моделей. Уже сейчас мы наблюдаем, как государство на много лет отстает от фактического развития общественных отношений. Ярким примером этого является беспрепятственное использование запрещенного мессенджера «Телеграмм», несмотря на блокировки со стороны государственных органов.

Во-вторых, проблемой является то, что цифровизация требует от законодательных органов быстрой скорости принятия решений и глубинного понимания трендов в социально-экономическом и технологическом развитии.

В-третьих, серьезные эффекты от цифровизации экономики и общественных отношений могут быть достигнуты только при наличии больших экономических пространств с едиными правилами, поэтому важны меры по выстраиванию международных подходов к регулированию.

В-четвертых, для снижения рисков негативного воздействия цифровизации требуется не только совершенствование нормативно-правовой базы, но эффективная координация деятельности государственных ведомств, интеграция представителей научных организаций, компаний и гражданского общества в процесс разработки мер по поддержке использования цифровых технологий. То есть для того, чтобы регулировать цифровые отношения нужно самому стать интегрированным в цифровое поле.

В качестве пятой проблемы стоит выделить, что в Российской Федерации и в целом в мире существует большая нехватка специалистов с цифровыми компетенциями и в связи с этим на IT-специалистов огромный спрос и рыночная. Образовательные системы во многих странах нуждаются в реформах, направленных на формирование нового класса экспертов в области цифровых технологий, а также в области права цифровых технологий и других смежных областей.

В Российской Федерации развитие регулирования цифровых правоотношений идет, на мой взгляд, не верным путем, который подразумевает борьбу со следствием, а не с причинами. В пояснительной записке к законопроекту о внесении изменений в Федеральный закон «О связи» в качестве причины внесения законопроекта указывается то, что это ответ на документ, принятый в Соединенных Штатах Америки. Как отмечается в записке: «В подписанном Президентом США документе декларируется принцип "сохранения мира силой". В этих условиях необходимы защитные меры для обеспечения долгосрочной и устойчивой работы сети Интернет в России, повышения надёжности работы российских Интернет-ресурсов» Пояснительная записка к проекту Федерального закона "О внесении изменений в некоторые законодательные акты Российской Федерации" // официальный сайт Государственной Думы ФС РФ. Ссылка: https://sozd.duma.gov.ru/bill/608767-7 (дата обращения 28.04.2019). То есть законодатель не пытается найти способ регулирования цифровых отношений новыми институтами права и реформированием действующих, а в очередной раз пытается заблокировать то, что невозможно контролировать в условиях меняющихся технологических условий.

В связи с этим юридическое научное сообщество обязано инвестировать свои силы в проработку проблемы регулирования отношений в условиях цифровой экономики и предлагать законодателю альтернативные и эффективные способы регулирования правоотношений.

Помимо экономических отношений в цифровой экономике есть ряд крупных институтов, которые также нуждаются в законодательном регулировании, самые важные, на мой взгляд, темы, которым было посвящено в работе больше внимания это: социальные сети и цифровые платформы.

Подводя итоги изучения вопроса какие дальнейшие перспективы развития регулирования социальных сетей, необходимо в первую очередь иметь в виду, что введение ограничений на деятельность социальных сетей может нарушать некоторые права и свободы человека, а также ставить под угрозу свободный обмен информацией в мире.

В аспекте этой проблемы самый яркий пример регулирования социальных сетей - немецкий «закон о соцсетях» - широко критикуется даже на международном уровне в ОБСЕ OSCE Representative on the Freedom of the Media warns Germany Social Network Law Could Have Disproportionate Effects. и Совете Европы.

Исходя из имеющегося уже сейчас регуляторного опыта и обсуждения будущих моделей регулирования, можно выделить следующие релевантные вопросы.

Во-первых, по какой модели должно идти регулирование социальных сетей, и возможно ли вообще создать кодифицированные акты, которые смогут охватить все аспекты использования социальных сетей?

Второй вопрос, стоящий перед законодателем, как регуляторам соблюсти баланс между публичным интересом, требующим государственного вмешательства в работу социальных сетей, и правами пользователей социальных сетей?

И в-третьих, насколько социальные сети вообще должны регулироваться государством, какова роль саморегулирования?

Данные вопросы отражают классическую проблему, которая все чаще встает перед правом в эпоху новой цифровой экономики - право не успевает за стремительным развитием технологий, из-за чего образуется все больше и больше проблем в право применении. В случае с социальными сетями это осложняется глобальным охватом таких платформ, как Facebook и Instagram, где информация распространяется на огромную аудиторию за крайне малое время. В связи с этим регуляторы не должны ограничиваться правовыми инструментами - их необходимо дополнять сотрудничеством с индустрией, некоммерческими организациями, заинтересованными в сбалансированной работе социальных сетей, а также долгосрочными мерами, направленными на повышение медиа грамотности, социальной ответственности владельцев социальных сетей и их пользователей.

Большое внимание в работе уделено изучению вопроса регулирования цифровых платформ. Перед тем, как перейти к выводам о способах регулирования цифровых платформ, стоит привести классификацию современных платформ, нуждающихся в нормативно-правовом регулировании. Во-первых, транзакционные платформы, то есть технологии, которые выступают в роли посредника или доверенной стороны, облегчая трансакции между участниками рынка. Во-вторых, инновационные платформы - площадки, которые служат фундаментом, на котором другие участники, слабо организованные в инновационную экосистему, разрабатывают комплементарные технологии, продукты и сервисы. В-третьих, это интегрированные платформы - технологии, которая объединяет в себе транзакционную и инновационную составляющие. К этой категории можно отнести такие компании, как Apple и Google, имеющие площадки AppStore и PlayMarket и большую экосистему независимых разработчиков, обеспечивающих наполнение платформы контентом. И последняя классификация -- это инвестиционные платформы, то есть площадки, состоящие из компаний, которые разработали стратегию портфельного владения платформами и действуют как холдинговая компания или активный инвестор в платформы.

В итоге рассуждений в основной части работы, можно сделать вывод, что на сегодняшний день в мире можно выделить четыре способа нормативного регулирования международных цифровых платформ: централизованная модель, децентрализованная и гибридная, также в качестве отдельного способа можно выделить модель регулирования коммерческих платформ.

Рассмотрим подробнее каждый из способов: централизованная модель регулирования. В данной ситуации в основе создания цифровой платформы лежит международный договор (в том числе может быть использован договор о создании наднационального образования или международной организации). Все ключевые аспекты функционирования данной цифровой платформы нормативно закрепляются в договоре: функции платформы, порядок управления, статус субъектов взаимоотношений, их права и обязанности и так далее. Управление платформой осуществляет структурное подразделение созданной по договору международной организации или наднациональная структура данного объединения на основе нормативно-правового акта.

Внутренний обмен данными на цифровой платформе регулируется также при помощи международных договоров, в том числе общего характера. Отдельные вопросы, которые связаны с обработкой отдельных видов данных, являющихся конфиденциальными или персональными, регулируются на уровне нормативно-правового акта оператора платформы (политика конфиденциальности и иные аналогичные нормативно-правовые акты).

В качестве примеров цифровых платформ, которые на практике регулируются данным способом можно привести: глобальную платформу ООН WIPO Match, European Online Dispute Resolution Platform и другие.

Вторым способом регулирования цифровых платформ является децентрализованная модель. В данном способе платформа образуется на основании нормативно-правового акта международной организации, в котором прописаны все ключевые вопросы функционирования платформы (ее функционал, порядок управления, статус различных субъектов (их обязанности и права) и другие аспекты).

Используя данный метод регулирования, управление цифровой платформой осуществляет оператор, который назначен международной организацией исключительно для целей управления цифровой платформой (агентство, бюро или аналогичная организация.).

Обмен данными контролируется на уровне нормативно-правового акта оператора платформы, базирующегося на положениях общих актов об обмене данными, принятых в данной сфере (международные договоры, акты международной организации).

В качестве примеров платформ в рамках данного способа регулирования можно привести: European Cluster Collaboration Platform (ECCP), ASEAN Single Window (ASW), The Online S3 Platform (Европейский союз) и другие цифровые платформы.

Следующая модель, позволяющая контролировать цифровые платформы и обязать участников нести ответственность за свои деяния, является гибридная модель, которая подразумевает централизованное регулирование цифровой платформой с децентрализованной реализацией управления. Как это происходит на практике?

Международный договор создает единую (нейтральную) правовую среду, в рамках которой отдельные публичные и частные поставщики предоставляют свои сервисы их пользователям. Все ключевые вопросы функционирования единой (нейтральной) правовой среды (ее функции, порядок управления, статус различных субъектов (их права, обязанности) и т.д.) решаются на уровне международного договора.

Такая единая правовая среда предусматривает, наряду с национальными органами надзора, паритетный орган центрального регулирования и уведомления.

При использовании данного способа регулирования отношений, обмен данными регулируется как явно на уровне международных договоров, в том числе общего характера, так и неявно через регулирование отдельных характеристик предоставляемых сервисов. Политика конфиденциальности и иные аналогичные документы поставщиков (и операторов) сервисов, регулирующие обращение с данными, должна удовлетворять минимальным требованиям, установленным в единой нейтральной правовой среде. Примером такого решения является Регламент ЕС № 910/2014 (eIDAS).

Еще одной важной моделью регулирования является коммерческая модель, которая создается на основе нормативного акта, принятого частной компанией, создавшей цифровую платформу. Все основные вопросы функционирования данной платформы (ее функции, порядок управления, статус различных субъектов (их права, обязанности) и т.д.) решаются на уровне документов самой компании, к которым присоединяются все субъекты, использующие платформу (например, Договор оказания транзакционных услуг, Условия использования и информация правового характера, Соглашение о бесплатном участии, Политика конфиденциальности, Соглашение о предоставлении дополнительных сервисов и др.). При разработке указанных документов учитывается, прежде всего, национальное законодательство компании - создателя платформы, факультативно могут использоваться международные договоры, в которых участвует государство, в котором инкорпорирована компания-создатель.

В заключение работы хочется сказать, что от вопроса регулирования современных отношений законодательной власти напрямую зависит экономический успех страны на международной арене, а также соблюдение прав человека, потому что цифровые технологии с одной стороны, позволяют реализовывать свои права в невиданных ранее масштабах, но с другой стороны, угроза ущемления прав человека возросла, как никогда ранее. Поэтому законодательная власть и научное сообщество должны отвечать условиям динамично развивающегося мира и уделять особое внимание вопросам регулирования правоотношениям в цифровой экономике.



Список использованных источников

Библиография

1. Абушенко Д.Б. Проблемы взаимовлияния судебных актов и юридических фактов материального права в цивилистическом процессе. Тверь, 2013. 319 с.

2. Алексеев Н.Н. Основы философии права. СПб., 1998. 256 с.

3. Алексеев С.С. Социальная ценность права в советском обществе. М., 1971. 223 с.

4. Алексеев С.С. Общая теория права. В 2 т. Т. 1. М.: Юрид. лит., 1981. 354 с.

5. Алексеев С.С. Право. Азбука. Теория. Философия. Опыт комплексного исследования. М., 1998. 712 с.

6. Артемьева Ю.А. Исполнительное производство в США // Эффективность принудительного исполнения судебных решений и актов других органов: Сб. мат. Междунар. науч.-практ. конф. М., 2011. С. 36.

7. Ассинк Б., Деккерс М., Пепелс Н., Фернхоут Ф. Гражданский арест как средство принудительного исполнения судебных решений по гражданским делам: пережиток или необходимость? // Исполнительное производство: традиции и реформы. М.: Инфотропик Медиа, 2011. С. 351 - 366.

8. Братусь С.Н. Юридическая ответственность и законность. М., 1976. 215 с.

9. Валеев Д.Х. Исполнительное производство: Учебник для вузов. 2-е изд., доп. и перераб. СПб.: Питер, 2010. 432 с.

10. Васьковский Е.В. Курс гражданского процесса. Т. 1. М., 1913. 704 с.

11. Васьковский Е.В. Учебник гражданского процесса. М., 1917. 372 с.

12. Вершинин А.П. Выбор способа защиты гражданских прав. СПб., 2000. 384 с.

13. Викут М.А. Гражданский процесс России. М.: Юристъ, 2005. 480 с.

14. Винниченко Н.А. Научно-практический комментарий к Федеральному закону "Об исполнительном производстве" от 2 октября 2007 г. М.: Юрайт, 2009. 456 с.

15. Гальперин М.Л. Можно ли должников лишать водительских прав, или Кто должен писать законы? // Закон. 2015. N 2. С. 123 - 136.

16. Гамбаров Ю.С. Право в его основных моментах // Правоведение. 1995. N 4-5. С. 97 - 133.

17. Грибанов В.П. Ответственность за нарушение гражданских прав и обязанностей. М., 1973. С. 39.

18. Гуреев В.А., Гущин В.В. Исполнительное производство: Учебник. 4-е изд., перераб. и доп. М.: Статут, 2014. 455 с.

19. Иеринг Р. Цель в праве. Т. 1. СПб., 1881. 425 с.

20. Иоффе О.С. Вина и ответственность по советскому праву // Советское государство и право. 1972. N 9. С. 39.

21. Исаенкова О.В. Доктрина российского исполнительного права // Российский ежегодник гражданского и арбитражного процесса. 2005. N 4. С. 262 - 270.

22. Исаенкова О.В. Проблемы исполнительного права в гражданской юрисдикции. Саратов, 2002. 240 с.

23. Кистяковский Б.А. Философия и социология права. СПб., 1998. 800 с.

24. Кожевников С.Н. О принуждении в правоохранительной деятельности Советского государства // Сб. учен. тр. Свердл. юрид. ин-та. Вып. 22. Свердловск, 1973. С. 123.

25. Корельский В.М., Перевалов В.Д. Теория государства и права: Учебник. М., 2002. 616 с.

26. Коркунов Н.М. Лекции по общей теории права. СПб., 1907. 354 с.

27. Кудрявцев В.Н. Право и поведение. М., 1978. 192 с.

28. Кудрявцева В.П. Исполнение требований неимущественного характера. М.: Статут, 2015. 272 с.

29. Кузнецов Е.Н. Иммунитет от взыскания в отношении определенных видов имущества должника (сравнительно-правовой анализ на основе законодательства России и Франции) // Арбитражный и гражданский процесс. 2001. N 4. С. 37 - 44.

30. Кузнецов Е.Н. Исполнительное производство Франции. СПб., 2005. 280 с.

31. Кузнецов Е.Н. Астрэнт (astreinte) как способ принуждения должника в исполнительном производстве Франции // Российский ежегодник гражданского и арбитражного процесса. 2003. N 2. С. 430.

32. Кузнецов Е.Н. К вопросу о принципах исполнительного производства // Российский ежегодник гражданского и арбитражного процесса. 2007. N 6. С. 312.

33. Курылев С.В. Санкция как элемент правовой нормы // Советское государство и право. 1964. N 8. С. 48.

34. Леже Р. Великие правовые системы современности: сравнительно-правовой подход. М.: Волтерс Клувер, 2009. 584 с.

35. Лейст О.Э. Санкции в советском праве. М.: Госюриздат, 1962. 238 с.

36. Макарейко Н.В. Право и принуждение: к вопросу о взаимосвязи власти и права // Вестник Нижегор. ун-та им. Н.И. Лобачевского: Власть и право. Вып. 2(7). Н. Новгород: Изд-во ННГУ, 2003. С. 329.

37. Малышев К.И. Курс гражданского судопроизводства. Т. 2. СПб., 1875. 364 с.

38. Малюшин К.А. Принципы гражданского исполнительного права: проблемы понятия и системы. М.: Инфотропик Медиа, 2011. 256 с.

39. Марченко М.Н. Теория государства и права: Учебник. М.: Зерцало, 2004. 640 с.

40. Мейер Д.И. Русское гражданское право. Часть первая / Д.И. Мейер. М.: Статут, 1997. 290 с.

41. Мусин В.А., Чечина Н.А., Чечот Д.М. Гражданский процесс: Учебник. 2-е изд., перераб. и доп. М., 2001. 544 с.

42. Насонов Ю.Г. Ограничение права граждан на выезд из РФ в исполнительном производстве: исполнительное действие, элемент судебной защиты или наказание // Исполнительное право. 2013. N 3. С. 6 - 11.

43. Опалев Р.О. Оценочные понятия в арбитражном и гражданском процессуальном праве. М.: Волтерс Клувер, 2008. 248 с.

44. Петражицкий Л.И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности. Т. 1. СПб., 1909. 656 с.

45. Петражицкий Л.И. Право, государство и теория нравственности // Русская философия права: Антология. СПб., 1999. С. 324 - 325.

46. Поляков А.В. Общая теория права: проблемы интерпретации в контексте коммуникативного подхода. СПб., 2004. 863 с.

47. Попов Л.Л. Убеждение и принуждение. М., 1968. 159 с.

48. Ребане И.А. Убеждение и принуждение в деле борьбы с посягательствами на советский правопорядок // Уч. зап. Тарт. ун-та. Вып. 182. Тарту, 1966. С. 176.

49. Ребане И.А. О методологических и гносеологических аспектах учения об основаниях юридической ответственности // Уч. зап. Тарт. ун-та. Вып. 852. Тарту, 1989. С. 16.

50. Решетникова И.В. Исполнительное производство за рубежом // Право и экономика. 2001. N 3. С. 38 - 43.

51. Решетникова И.В. Комментарий к Федеральному закону "Об исполнительном производстве" и практике его применения. М.: Инфотропик Медиа, 2012. 752 с.

52. Тихонравов Ю.В. Основы философии права. М., 1997. 608 с.

53. Трубецкой Е.Н. Энциклопедия права. СПб., 1998. 183 с.

54. Фархутдинов Я.Ф. Исполнительное производство: Учебник. 2-е изд. СПб.: Питер, 2003. 288 с.