Право устойчивого развития: концептуально-методологические проблемы становления

По мнению упомянутых авторов: «Утверждение господства права на глобальном уровне сделало бы невозможными политические махинации, диктат, агрессивное поведение и применение насилия на международной арене, значительно снизило бы степень коррумпированности некоторых международных организаций, помогло бы сделать наш мир более справедливым и отвести угрозу новой мировой войны. Это помогло бы сконцентрировать материальные и людские ресурсы на решении подлинно глобальных проблем человечества, таких как экология, сырьевые и энергетические ресурсы, изменение климата, продукты питания, питьевая вода и т.д.

Утверждение и признание господства права и правового государства на глобальном уровне вслед за правами человека стало бы логичным и закономерным результатом развития в нашу космическую эру гуманитарных идей, заложенных еще в эпоху Просвещения» [20].

Глобализация господства права необходима для воплощения новых международно-юридических принципов, исходящих из принципов и целей стратегии и политики устойчивого развития. Поскольку переход к новой цивилизационной парадигме возможен лишь в глобальном масштабе, то приоритетными оказываются глобально-международные аспекты, принятые мировым сообществом в рамках ООН. Однако это не означает, что вначале должны быть разработаны международные аспекты права устойчивого развития, а затем лишь приняты нормативно-законодательные акты на уровне отдельных стран. Эти процессы развития права устойчивого развития должны идти одновременно и параллельно, подпитывая своими идеями друг друга.

Документы ВСУР рекомендуют государствам и народам планеты направить процессы глобализации по траектории перехода к устойчивому развитию. Многие глобальные процессы в ходе реализации этой рекомендации могут обрести новое содержание, что существенно повлияет на развертывание глобализации и на разрешение глобальных противоречий и проблем, что уже нашло свое отражение в литературе [21-27].

Формирование права устойчивого развития в условиях этого этапа глобализации и принятие законодательных актов, например, на национальном уровне, зависит от выработки концептуально-понятийного аппарата, которого в становящемся праве устойчивого развития пока не существует, по крайней мере, в достаточно разработанном виде.

Некоторые особенности формирования права устойчивого развития

Право устойчивого развития пока формируется на концептуально-теоретическом уровне и его контуры носят в основном мировоззренческий характер для правосознания. Сейчас важно понять его содержательное отличие от ныне действующего «права неустойчивого развития». И некоторые особенности уже можно выявить, хотя их гипотетический характер очевиден.

В отличие от нормообразования на основе обычаев (обычной нормы) как сложившейся практики поведения людей, которая складывается длительное время, в процессе «всеобщих», единообразных и повторяющихся действий субъектов права, право устойчивого развития не может формироваться только на этой основе. Уже в модели неустойчивого развития становление обычных норм не успевало за потребностями правового регулирования и поэтому на смену кодификационной деятельности пришло формулирование новых правил поведения, которые не установились в качестве обычая, т.е. речь идет о прогрессивном действии права, в частности становлении норм в области охраны окружающей среды. Особое значение приобретают рекомендательные акты, к которым относятся декларации, резолюции, заявления, доктрины, концепции, планы, программы, особенно в международном праве (что относят к так называемому «мягкому праву», а его применение - к использованию «мягкой силы»). Примером может служить Декларация тысячелетия, принятая в сентябре 2000 г. ООН, в которой предложено восемь целей, являющихся по сути дела важнейшими задачами перехода цивилизации к устойчивому будущему. К такого рода декларациям относятся и декларации, принятые на Стокгольмской конференции ООН по окружающей среде 1972 г., на ЮНСЕД, ВСУР, Рио+20, резолюция Специальной сессии Генеральной Ассамблеи ООН «Рио+5» и т.д. и т.п. Упомянутые и другие рекомендательные акты способствуют выявлению норм международного права, предваряют формирование обычных и договорных норм и играют важную роль в формировании общих принципов и концептуального аппарата права устойчивого развития. Как показывает практика нормотворчества, так или иначе основные идеи и положения рекомендательных актов как производных источников международного права (особенно предложенных на форумах ООН) находят свое дальнейшее воплощение в при принятии законов в национальном праве и в международных конвенциях.

Новое качество права будет формироваться в основном как реакция на предварительные рекомендательные акты, принятые на форумах ООН и других аналогичных международных совещаниях, где заранее достигаются в ходе согласительных процедур и предложений правила дальнейших действий субъектов мирового сообщества. Согласительный характер международных рекомендательных актов предваряет заключение будущих двух- и многосторонних договоров, регулирующих поведение субъектов международно-правовых отношений, включающих в себя соответствующие нормы. Эти рекомендательные акты выполняют также моделирующую функцию, формируя концептуальную установку в области перехода к новой цивилизационной парадигме на глобальном, региональном, национальном и местном уровнях.

Именно так были сформулированы официальные документы по переходу к устойчивому будущему во многих странах, которые взяли для себя в качестве образца-модели Рио-де-Жанейрскую декларацию по окружающей среде и развитию и особенно - Повестку дня на XXI век, адаптируя их содержание к своим странам.

Уже принятые национальные концепции, стратегии, программы и им подобные официальные прогнозные документы, а также принятые всеми странами ООН рекомендательные документы выполняют координирующую функцию, поскольку и в национальных рекомендательных актах (типа Концепции перехода РФ к УР) отражаются уже согласованные на международном уровне общеприемлемые императивы и действия в тех или иных областях, признанных в качестве приоритетных при переходе к новому типу развития.

Координирующая функция принятых ООН рекомендательных актов, вполне естественно, дополняется ориентационно-объяснительной функцией, которая в случае заключения международных договоров или принятия национальных законов трансформируется в основную - регулирующую функцию права устойчивого развития в созидании нашего общего будущего. Без этого будет невозможен согласованный переход к новой мировой стратегии всех субъектов мирового сообщества и их составляющих (в случае союзов, федераций и т.д.).

Международные рекомендательные акты по устойчивому развитию имеют также информационно-коммуникативную функцию для всех коллективных и индивидуальных субъектов, поскольку ознакомление с ними, а тем более их реализация означает получение новой информации и свершения коммуникативных действий по формированию будущего ноосферного сознания и миропонимания.

Формирующееся новое право в отличие от ныне действующего права будет иметь опережающий характер, и тем самым будет выполнять упреждающе-прогностическую функцию. Ведь устойчивое развитие представляет собой нормативный прогноз, который может реализоваться лишь в случае создания и реализации права устойчивого развития, причем создание «устойчивого будущего» должно идти благодаря действиям современных поколений людей.

Если ранее, т.е. в модели неустойчивого развития формирование правовых норм, в особенности обычных норм, требовал продолжительного периода времени (до ста и более лет), то в праве устойчивого развития нормы должны носить императивно-опережающий характер. Это дает основание в известном смысле считать право устойчивого развития «опережающим правом» в отличие от ныне действующего международного и национально-государственного права, которое можно в этом ракурсе считать «отстающим правом». Примеры таких отраслей права уже существуют, в частности, - это международное и национальное космическое право, многие составляющие нормы которых рассчитаны как минимум на десятилетние и даже более отдаленные перспективы (включение в нормы права больших пространств, в данном случае - космических, ведет к более отдаленным предполагаемым периодам их действия).

Поскольку будущее право УР распространяется на глобальные пространства, следует ожидать, что вместе с территориальным расширением до планетарных масштабов будет происходить процесс футуризации права и становление опережающего права. Дело в том, что в силу упомянутого предположения (гипотезы) взаимосвязи пространства и времени в правовой области глобализация имманентно предполагает футуризацию. Это связано с тем, что избавление от глобальных катастроф (а тем более от их последствий) возможно только на пути превентивных, упреждающих действий), т.е. речь может идти только о предотвращении глобальных катаклизмов.

Сейчас право устойчивого развития в отличие от ныне действующего «права неустойчивого развития» является не сущим, а должным и виртуальным. Пока создается лишь его концептуально-теоретическая модель, которая устремляется от сущего в сторону «должного будущего» и тем самым как бы теряет свою связь с реальной «правовой жизнью». Именно за это и упрекали деонтологические модели естественного права, считавшиеся весьма абстрактными и непонятно куда уводящими юридическую мысль. Однако теперь ясно, куда они уводили - в сторону концептуально-юридического моделирования определенных аспектов будущего права устойчивого развития.

Вряд ли в ныне действующем праве (как праве модели неустойчивого развития) появится особая отрасль - право устойчивого развития, подобно, например, экологическому праву. Такое развитие событий даже теоретически некорректно: разве может существовать в рамках нынешней модели права неустойчивого развития особая отрасль - право устойчивого развития? Ведь в общей теории права общепринятым является тезис о том, что все структурные элементы системы права должны внутренне едиными, согласованными между собой. Невозможно говорить о праве устойчивого развития как особой отрасли российского или иного национального или международного права и потому, что у такой отрасли должен быть особый предмет и методы правового регулирования, которыми характеризуется любая отрасль права. Сейчас делать какие-либо прогнозы о содержании такого предмета и метода говорить, по меньшей мере, преждевременно. Вероятно, в будущем качественно новое право сможет выступать не в виде отдельной отрасли права, наряду с другими отраслями, но как качественная характеристика, принцип формирования и функционирования всей системы правовых норм. Окончательно это произойдет тогда, когда вся система права во всех его структурных элементах (все нормы, институты, отрасли права) трансформируется в систему устойчивого права. Между прочим, это вовсе не означает, что в настоящее время нельзя вести речь о формировании особой отрасли российского или иного национального законодательства - законодательства устойчивого развития. Именно это законодательство (совместно с международными договорами и «мягким правом» - рекомендациями ООН) выступит в качестве того механизма и стимулятора, который постепенно преобразует всю существующую правовую систему, ориентированную пока что на модель неустойчивого развития, приведет ее в соответствие с новой цивилизационной моделью [8, 9, 28].

Право устойчивого развития тем самым выступит в качестве того «локомотива», который постепенно преобразует всю существующую правовую систему, которая, конечно же, пока в основном (если не сказать, целиком) ориентирована на модель неустойчивого развития. Право устойчивого развития, возможно, с самого начала своего существования окажется самым мощным стимулятором трансформации всех отраслей права, приведения всего законодательства в соответствие новой цивилизационной модели и тем самым ее социотехнологического проектирования и реализации.

Необходимо иметь в виду, что будущие законы (либо кодекс) об устойчивом развитии будет кардинально отличаться от уже принятых и принимаемых законов и в то же время должен быть четко выделен предмет правового регулирования. Принятие таких законов будет продолжением отхода от традиционного антропоцентрического видения системы права к новой нормативно-социоприродной системе, что уже было начато в результате формирования экологического права как юридической реализации экологической функции государства. В отличии от законов экологического права новый закон должен дать юридическую экспликацию не только упомянутой экологической функции, но и иных становящихся функций государства, реализующих принципы устойчивого развития. Имеется в виду не просто экологическое расширение границ правового регулирования, а законы (кодексы), которые, по сути дела, стали бы трамплином между экологическим правом и фактически всеми иными разделами права и преобразовали бы все другие уже принятые законы.

Законотворческий процесс в области устойчивого развития

В том, что необходимы законы, в которых присутствуют идеи УР, сейчас уже мало кто сомневается, хотя это не казалось очевидным почти два десятилетия тому назад [29]. Однако первые попытки законотворчества в этом направлении в России и других странах показывают, что они были преимущественно связаны с проблемами экологии и соответственно, с экологическим правом. Подобная «экологическая» тенденция в законодательстве об УР в какой-то мере была оправданной лишь на раннем этапе развития этого направления правовой деятельности, поскольку об УР, как уже отмечалось, впервые заговорили в связи с решением проблем экологии.

Экологическое право, как известно, существует всего лишь несколько десятилетий; его международно-глобальным стимулятором стала Стокгольмская конференция ООН по окружающей среде (1972 г.). Следующая конференция ООН по окружающей среде и развитию - ЮНСЕД жестко «связала» экологию и УР, что нашло отражение в ряде национальных нормативно-правовых актов, созданных на основе ее рекомендаций. Примером может служить «Закон об устойчивом развитии», принятый 22 февраля 1995 г. в Эстонии, в котором УР рассматривалось исключительно сквозь призму экологического видения будущего и фактически отождествлялось с обеспечением экологической безопасности. Названный закон устанавливал основы национальной стратегии УР, но в основном в плане бережного использования окружающей природной среды и природных ресурсов. Это, по сути дела, был не закон об УР в его системном видении, а редакционное некое «продолжение» экологического права, получившее новое модное наименование. Аналогом подобного закона в нашей стране стал Закон РСФСР «Об охране окружающей природной среды» (1991 г.), в котором, однако, понятие УР отсутствует.

1 апреля 1996 г. Указом Президента Российской Федерации была утверждена Концепция перехода Российской Федерации к УР. В ней намечены задачи, направления и условия перехода к УР, изложены критерии принятия решений и показатели этого типа социоприродного развития. Концепция исходила из широкого понимания УР и должна была стать стимулом для формирования соответствующей законодательно-правовой базы. И в этом отношении она уже сыграла немалую роль. Появились законы, цели которых, как указано в них, реализуются на основе принципа УР. И здесь уместно обратить внимание, что проникновение идей УР в законотворческий и многие другие социальные процессы происходит в двух направлениях (формах). Исторически первичной является та форма, которая предполагает использование идей УР во вновь создаваемых законах, какими, например, являются Водный либо Лесной кодексы и т.д. Сейчас происходит рост числа подобных законов, и если бы идеи УР были бы связаны только с экологией, то эту тенденцию можно было характеризовать как экологизацию законотворческой деятельности.

Однако подобная тенденция носит более системный, содержательный и широкий характер, как это следовало из изложенного в предыдущих разделах статьи. Это и внедрение в законы идей обеспечения безопасности, и системной взаимосвязи экологии с экономикой и социальной сферой и т.д. И хотя становление права УР исторически идет через экологическое право, но его становление теоретически возможно и через другие отрасли, фрагменты и направления развития правового сознания и деятельности. Не исключен вариант развития права УР через формирование «безопасного» законотворчества, юридической экспликации идей об обеспечении безопасности во всех возможных направлениях. Мыслимы и многие другие пути вхождения на «территорию» права УР, а не только через экологическое право. Современный «экологоцентризм» нарождающегося права УР обусловлен исторически преходящими обстоятельствами, но он уже зафиксирован в современной литературе по экологическому праву и праву УР.

Второе направление развития законотворческой деятельности в области УР состоит в формировании специального закона (законов, кодексов) об УР, возможное влияние которого на развитие права трудно переоценить. Специальный закон об УР в нашей стране пока не принят, хотя в планах Государственной Думы, начиная со второго ее созыва, некоторое время значилась разработка законопроекта «О государственной политике по обеспечению устойчивого развития Российской Федерации». В этот же период под эгидой Комитета по экологии Госдумы ФС РФ стала проводиться работа по формированию концепции проекта закона об УР. Участие в этой работе приняли представители и других комитетов Государственной Думы. Кроме того, по названному вопросу проходили парламентские слушания в обеих палатах Федерального Собрания РФ.

В результате многолетней работы, которая, на мой взгляд, велась все же недостаточно активно, так и не была выработана концепция названного закона. Не была подготовлена и государственная стратегия УР России, которая должна была стать необходимым этапом в разработке официальных государственных прогнозных документов, облегчающих создание законопроекта об УР.

И этому были свои объективные и субъективные причины. Так, на первом этапе разработки концепции закона в Комитете по экологии Госдумы доминировала точка зрения, что это должен быть закон, в котором устанавливаются конкретные нормы хозяйственной и иной деятельности, которые должны носить в основном экологодопустимый характер. Но в ходе последующего обсуждения "нормативно-экологической" концепции закона выявилось ее несоответствие нынешнему пониманию этих проблем как в самом Федеральном Собрании, так и в обществе, в том числе в научном сообществе. Было признано, что не следует ограничиваться лишь теми критериями и нормами, которые уже имеются в экологическом праве, ибо такой подход ничего нового не вносит в законодательство, а лишь фактически отождествляет право УР с экологическим правом. Вместе с тем, до сих пор не выявлены в достаточной мере критерии и нормативы, необходимые для перехода к УР, не только в области экологии, но и, что не менее важно, в экономике, социальной и других сферах деятельности (пока лишь предложены некоторые индикаторы и индексы УР). Нельзя не отметить и такое уже упомянутое обстоятельство, как отсутствие общепринятого в научной литературе определения понятия УР и связанного с ним «куста» понятий, которые составили бы концептуальную основу закона об УР.

Нелишне заметить, что само экологическое право в модели неустойчивого развития, т.е. ныне существующая отрасль права, в принципе не может остаться без существенных изменений при переходе к модели УР . Укажем лишь на две особенности экологического права, ориентирующегося на переход к УР. Во-первых, в качестве приоритетных для такого экологического права должны выступать не только соответствующие международные договоры, но и те глобальные императивы и принципы, которые не эксплицированы в международном праве, а существуют лишь в качестве политических рекомендаций ООН или выявленных пока только наукой результатов исследований, обосновывающих стратегию УР (так называемое «мягкое право» УР).

Во-вторых, экологическое право, ориентирующееся на УР, будет отличаться даже в своих нормах и принципах тем, что будет более системно связано с другими правовыми нормами и принципами, регулирующими экономику, социальную, политическую и многие другие сферы деятельности (увязывая в единую систему обеспечения безопасности и социально-экономическое развитие).

Это сопряжено с тем новым системным эффектом, который появляется в праве, когда в нем последовательно закрепляются принципы УР. В этом случае у права как системы взаимодействующих и согласованных между собой юридических норм формируется новое качество - направленность на решение задач перехода к УР. Специфический системный эффект права УР будет заключаться в том, что все нормы и принципы в различных его отраслях будут взаимосвязаны прежде всего с позиции соответствия их задачам обеспечения УР. В силу сказанного выше, как отмечалось, нет оснований говорить о формировании в составе ныне действующего права особой отрасли - права УР, подобно, например, экологическому праву.

Необходимо иметь в виду, что национальный закон (кодекс) об УР должен кардинально отличаться от уже принятых и принимаемых законов. Он будет знаменовать дальнейший отход от традиционного антропоцентрического видения системы права к новой социоприродной системе, который уже был начат в результате формирования экологического права как юридического способа реализации экологической функции государства. Закон должен будет иметь и свой, специфический, предмет правового регулирования. В отличие от экологического права, он должен дать юридическую экспликацию не только экологической, но и иных функций государства с позиции реализации ими принципов УР. Речь идет, таким образом, не просто об «экологическом расширении» границ правового регулирования, а о законе, который, по сути дела, стал бы трамплином между экологическим правом и фактически всеми иными разделами права и «преобразовал» бы все другие, уже принятые законы. В силу этих обстоятельств экологическому праву «уготована» немаловажная роль в «переводе» современного права в будущее право УР.

Предмет правового регулирования нового закона об УР должен, наряду с экологическим аспектом (ориентацией на сохранение экосистем и биосферы в целом и деятельность в рамках несущей емкости экосистем), учитывать также и цели выживания народонаселения нашей страны, возможность воспроизводства здоровых поколений, которым не будет угрожать любая антропогенная, прежде всего экологическая или другие катастрофы. То есть экологическая функция закона в понятиях, принципах и нормах закона должна быть соединена в одно целое с другими аспектами УР. Для иллюстрации практической значимости этого положения обратимся к конкретному примеру. Известно, что в настоящее время в Российской Федерации более 50% населения живет в зоне экологического бедствия. Совершенно ясно, что названная проблема не только экологическая, но и экономическая (нужны средства для разрешения этой проблемы), социальная (в наиболее трудном положении оказываются беднейшие слои населения), политическая (нужна власть, которая способна решать эту проблему). Наконец, решение этой проблемы напрямую связано с уровнем и характером демократии, которая позволяет или не позволяет людям ставить перед властями вопрос об улучшении их положения, а властям, в силу действия демократических механизмов управления, соответственно дает или не дает возможности уйти от учета общественного мнения. Только соединение воедино способов и методов разумного разрешения экологических, экономических, социальных и других проблем дает надлежащий синергетический эффект устойчивости социальной деятельности.

Столь широкий круг вопросов, который должен получить отражение в законе об УР, подводит к выводу о том, что необходимо работать не просто над законом, а уже и над соответствующим кодексом, включающим различные аспекты правового регулирования деятельности государства, общества, органов самоуправления, граждан по переходу к УР. Можно предполагать, что первый закон (кодекс) такого рода станет в значительной степени «рамочно-мировоззренческим», в котором будет изложена стратегия УР и который введет в юридическую теорию и практику идеи, принципы и базовые нормы УР. Конечно, до появления закона (кодекса) об УР должны пройти этапы научного обоснования самой этой идеи и разработки стратегии и понятийного аппарата теории новой цивилизационной парадигмы. Поэтому в Комиссии по проблемам УР Государственной Думы третьего созыва было решено вначале разработать научную основу стратегии УР, что и был завершено в 2002 г. [30].

От естественного права к праву устойчивого развития

В концептуально-мировоззренческом ракурсе идея включения природы (Земли и Космоса) в государственно-правовой процесс не нова. Она берет свое начало еще в античности, когда мысль о естественном, божественном и космическом предназначении права, выходя из сферы человеческих отношений, устремлялась в пространства Вселенной. Идея включения природы в правовые системы высказывалась стоиками, считавшими, что существуют вечные нормы природы, которым в своих действиях должны следовать люди. Ренессанс этих идей на новой научной основе возможен и в наше время. Такое мнение оказывается созвучным стратегии перехода на путь устойчивого развития ноосферной ориентации. Так, Г.В. Мальцев полагал, что «основой юридического мировоззрения в будущем могут стать идеи антропокосмизма, учение о ноосфере, но прежде всего, конечно, переосмысление на базе современных естественнонаучных и общественных знаний теории естественного права и естественной справедливости» [31, с. 33]. Под справедливостью при этом можно понимать и совокупность представлений о наиболее совершенном правовом порядке [32, с. 146].

Переход цивилизации на путь социоприродного устойчивого развития вызовет дальнейший интерес ученых-юристов к естественному праву. Согласно онтологической трактовке естественного права природа имеет нормативный характер, т.е. то, что существует, одновременно оказывается тем, чем оно должно быть. Естественное право выступает формой существующего объективного порядка вещей и их связей, упорядоченности и организованности Универсума, строгой иерархией природных норм. Онтологизация понятия природы, по Г.В. Мальцеву, проявляется в трех аспектах (направлениях): «Одно их них, самое широкое и, можно сказать, магистральное, исходит из того, что естественный закон выводится из порядка космоса, который рассматривается в качестве естественного правопорядка. Второе направление за основу естественного права берет природу как порядок вещей или природу вещей, из которой наш разум выводит законы, формулируя их в виде максим, принципов и аксиом. Третье направление исходит из природы человека в ее рационалистическом, телеологическом и даже эмпирическом понимании; природа человека есть основа и масштаб естественного права. Между этими тремя направлениями нет резкой демаркационной границы, элементы данных подходов в отдельных теориях сочетаются, синтезируются в рамках представлений о естественном праве как космосе» [33, с. 114].

Естественное право так или иначе ориентируется на порядок, упорядоченность, связь объектов и организованность в природе. И хотя естественное право обращает внимание на природу, однако оно формировалось в то время, когда еще не была сформулирована концепция универсальной (глобальной) эволюции (универсальный, или глобальный эволюционизм). Естественное право фактически не обращало внимания и на процессы развития в природе, их направленность в плане эволюционных процессов. Между тем с широкой точки зрения, которую можно именовать универсально-синергетической существуют, как минимум, два противоположных процесса развития, в которых участвуют природные образования (системы). Один из них связан с ростом негэнтропии (и убыванием энтропии), а другой - с возрастанием энтропии (и понижением негэнтропии). Один природный процесс ассоциируется с прогрессом, другой - с регрессом.

Речь, конечно, идет о вещественной Вселенной, поскольку, как уже отмечалось [34], в темной ее части ситуация иная, поскольку там наука не установила наличие ни эволюции, ни глобальной эволюции. В вещественной Вселенной существует единственная магистраль непрерывного прогрессивного развития, которая получила наименование супермагистрали универсальной эволюции [34, 35]. И все процессы эволюции в Универсуме (а, может быть и в Мультиверсе) могут быть представлены как окружающие эту супермагистраль и конкурирующие между собой за выход на нее. Именно на супермагистрали и происходит соединение сущего и должного, т.е. бытие сущего (с данной энтропией) переходит в бытие должного (с более низкой энтропией) как нормативного и, если это реализуется человеком, то это желаемое волевое и рациональное действие. Поэтому далеко не всякий порядок природы (космоса) оказывается нормой, которой должен следовать человек, а только тот, который связан с прогрессом, тот, который способствует человеку и человечеству увеличивать негэнтропию (информационное содержание) в сфере своего обитания и деятельности [36]. Поэтому, несмотря на существование в природе определенного, независимо от человека порядка и организованности, он должен выбирать из сущего именно то должное, которое соответствует антиэнтропийным тенденциям и с помощью нормотворчества «вписываться» в прогрессивную ветвь эволюции, помогающей выйти на супермагистраль универсальной эволюции.

Собственно говоря, такой естественный отбор совершается и в самой природе в ходе эволюции, и это было понятно уже после создания эволюционной теории Дарвина. Сейчас же стало понятным благодаря синергетике, что такой вселенский отбор (выбор) объективного характера существует, начиная с Большого Взрыва (а, может быть, и сам этот взрыв тоже был выбран естественными или иными процессами, если исходить из ныне модной космологической концепции Мультиверса как ансамбля параллельно существующих минивселенных, одной из которых является наша Вселенная).

Имеется в виду онтологический статус соционормативной культуры как одной из регулятивных систем в обществе, которая функционирует в нем наряду с другими его «дескриптивными» феноменами. И здесь мы согласны с Г.В. Мальцевым, что «в условиях распространения идей космизма и ноосферных подходов появляется возможность обсуждать, в какой мере наше земное и часто ошибающееся позитивное право соотносится с космическим миропорядком, как в зыбком и текучем правовом материале удержать универсальные, жизненно-устроительные начала. Нет смысла и дальше избегать так называемых метафизических проблем права, они всегда были и есть, поэтому правопонимание, игнорирующее указанную проблематику, ущербно» [33, с. 4].

Естественное право, в той или иной форме апеллирующее к нормативному видению природы, вовсе не должно видеть эту нормативность во всем космосе, во всем его порядке. На наш взгляд, нормативность относится лишь к тенденциям сохранения или понижения энтропии, т.е. к прогрессивным тенденциям либо нейтральному развитию, а не к регрессивно-деструктивным, где энтропия увеличивается. Тем самым даже в самой природе существующее и должное в принципе разделены негэнтропийными и энтропийными тенденциями (в обществе - это зачастую выражается в форме добра и зла) и совпадают только на супермагистрали универсальной эволюции, где идет перманентный рост негэнтропии. Тем самым речь идет о необходимости в будущем использовать широкое понимание УР как нерегрессивного, наиболее безопасного развития.

Видение правовых норм в духе естественного права должно учитывать двуединую природу этих норм и их противоречивость, т.е. направленность на сохранение регулируемого объекта и в то же время ориентацию на прогрессивное развитие, предполагающего инновационность. Правовые нормы больше выполняют «сохраняющую» функцию (в духе эволюционного консерватизма) и меньше - инновационную функцию. Это означает, что сохранение (или обеспечение безопасности объекта) для правовых норм более фундаментально и приоритетно.

И такая ситуация характерна и для природы, бытия материи во Вселенной, где самосохранение материи оказывается первичным и более фундаментальным, чем развитие и эволюция, где три четверти материального содержания мироздания существует в неизменном и неподвижном виде (темная энергия). Право раньше естественных наук установило приоритетность сохранения объектов в социальном мире. В естественном мире это стало понятным лишь в самые последние годы в связи с открытием темной энергии.

Однако правовые нормы, акцентируя внимание на сохранении объекта регулирования, тем не менее, должны допускать его прогрессивное развитие (но в определенном безопасном для общества нормативном «коридоре»). И это возможно аналогично тому, как это происходит на супермагистрали универсальной эволюции, где одновременно действует принцип эволюционного консерватизма и эволюционный принцип инноваций. В случае перехода на путь устойчивого развития «сохраняющая функция» правовых норм будет удерживать те позитивные процессы развития, которые перейдут в новую модель развития, ограничивая лишь то, что негативно влияет на прогрессивно-устойчивую эволюцию общества.

Однако здесь важно обратить внимание и на ту особенность взаимодействия человека и космоса, которая проявляется в так называемом антропном космологическом принципе, устанавливающем некую - виртуально-футуристическую связь между фундаментальными физическими константами и глобальными свойствами нашей Вселенной и появлением и существованием человека и человечества. Характер этой связи такой, что ее можно интерпретировать как активное влияние из будущего еще не существующего человека (человечества) на ранние процессы рождения Вселенной, на «тонкую подстройку» фундаментальных констант и последующее после Большого Взрыва развертывание пространственно-временных характеристик (топология, размерность и т.д.) Вселенной.

При такой интерпретации антропного космологического принципа [37, 38] появляется возможность выдвинуть гипотезу о том, что нормативность космоса «футуристическим образом» определяется природой человека. Такое предположение также не рассматривалось в естественном праве, поскольку специалисты в юридической науке не обращали внимание на те интересные идеи и результаты, которые были получены в науках о космосе, в особенности в космологии и астрофизике. На мой взгляд, именно эти достижения должны по-новому раскрыть возможности естественного права особенно в плане перехода к социоприродному устойчивому развитию. И хотя в естественном праве законы общественной жизни, а также права и свободы человека рассматриваются как естественные нормы, современное расширение и трактовка естественного права нуждается в существенной коррекции. Естественное право в традиционном понимании в современной глобальной экологической ситуации вступает в противоречие с естественной потребностью выживания человека и всего человечества. Те же права и свободы, которые человек приписывает себе, возвышаясь над другими естественными существами как «венец природы», как антропошовинист, в той или иной степени должны быть распространены и на иные живые существа. Это имеет место в Хартии Земли, уже в какой-то степени принятой международным сообществом (на мировоззренческом уровне), но еще не реализуемыми.

Хартия Земли - кодекс поведения людей, наций и народов в духе уважения к правам Земли с целью сохранения биосферы как возможного дома человека [39]. В этом смысле говорят о переходе от антропоцентризма к биоцентризму, а это означает сужение прав и свобод человека до узкого «коридора» экологически целесообразных. К тому же в понимании прав и свобод человека даже с позиций антропоцентризма требуются существенные трансформации: ведь в полной мере не меньшими правами (и свободами) должны пользоваться и последующие поколения людей. Подобные противоречия в ходе концептуального развития естественного права должны быть осознаны и оценены, намечены методологические подходы к их разрешению и реализации в законотворческой и иной правовой деятельности. Возможно, это существенно повлияет на изменение направления развития всего государственно-правового процесса, о чем большинство ученых пока даже не подозревают.

В последнее время право в духе естественного права развивалась в направлении расширения прав человека. В правовых нормах фиксировалось все большее число свобод и прав. Это касается и международных документов. В частности, в Международной хартии прав человека ничего не сказано об экологических правах и свободах человека, как, впрочем, и об ограничениях. Антропоцентрический характер такого пути развития естественного права очевиден. Для перехода на путь устойчивого развития он в принципе непригоден. От антропоцентрической системы права, вполне вероятно, настало время переходить к социоприродной правовой системе, с тем, чтобы включить человека в более широкую систему закономерностей и отношений, подвергающихся правовому регулированию. Если государство видится не просто как общественно-политическая форма объединения людей, но и как определенный социоприродный феномен, то и правовые отношения, наиболее тесно связанные с государством, также должны существенно экологизироваться, постепенно превращаясь в социоприродные коэволюционные отношения [40].

Правовому регулированию при переходе к устойчивому развитию должны подвергаться не только социальные отношения, но и в какой-то степени социоприродные взаимодействия. Проще говоря, люди обязаны соблюдать законы природы и не разрушать свою жизненную основу, а государство должно поставить в правовые рамки в качестве приоритетных объективные процессы естественного развития биосферы и даже космоса. Речь идет об экологическом расширении границ правового регулирования, о признании того, что современный человек не может безнаказанно нарушать естественные законы. Ему надлежит вписываться в эволюцию планеты и космоса, доказывая тем самым свою разумность не по наименованию (гомо сапиенс), а по существу.

Уже отмечалось, что документы ООН носят рекомендательный характер (мягкое право), мобилизуя на их соблюдение международное общественное мнение. От мягкого права устойчивого развития важно перейти к международным (а в перспективе и к глобальным) правовым документам, регулирующим в мировом масштабе более «жесткий» переход к устойчивому развитию. Существуют лишь соглашения, подписанные руководителями правительств и лидерами государств, официальные делегации которых приняли участие в ЮНСЕД, ВСУР, Рио+20 и в ряде мировых и региональных конференций, обсуждавших различные аспекты проблемы (социальные, демографические, климатические и др.) перехода к устойчивому развитию. Поэтому на современном этапе законодательно-правовой процесс перехода к устойчивому развитию способен в должной степени развернуться, прежде всего, в рамках конкретных государств-членов ООН. Это дает основание считать наиболее эффективной магистралью движения к глобальной устойчивости - национально-государственный путь, но «подталкивающий» мировой процесс перехода к новой цивилизационной стратегии. На определенном этапе в этот процесс будут вовлекаться и новые субъекты международного права (и вместе с тем - транснациональные акторы мировой политики). Ведь в этом случае появляется возможность задействовать более жесткие и широкие механизмы регулирования, чем договорные отношения на международном уровне. Необходимо при этом опираться на тот законодательный базис, который имеется в каждом государстве и идти по пути как изменения уже принятых законов, так и создания новых, все более отвечающих потребностям широко понимаемого устойчивого развития.

Включение рассмотрения социоприродных законов в юридическую науку - это, конечно, продолжение тенденции экологизации права и в этом смысле перед этой отраслью права открываются определенные горизонты развития. Однако к одной экологизации проблему освоения социоприродных законов свести нельзя, поскольку при переходе к устойчивому развитию природу и ее воздействие приходится учитывать во всех сферах деятельности человека. Однако это не значит, что правовое регулирование теперь будет распространяться и на природные процессы, а право станет если не естественной, то «социоприродной» совокупностью дисциплин. Это уже было выявлено в процессе анализа естественного права, когда отдельные теоретики видели в это праве совокупность естественно-правовых норм, выступающих в форме естественных законов. «Однако, - как заметил Г.В. Мальцев, - такая аналогия едва ли в состоянии дать четкое представление о структуре естественного права, которая не может быть предметно-материальной, ибо само содержание его нематериально» [33, с. 114].

В действительности правовые отношения будут по-прежнему распространяться на отношения людей, их коллективов, а не на природу. Воздействие либо его отсутствие человека на природу будет зависеть лишь от людей, которые включены в правовые отношения и только они подчиняются юридическим законам. Юридические законы не становятся социоприродными законами, хотя и могут распространяться на социоприродные системы и соответствующие им социоприродные законы. Однако сам факт участия человека в регулировании отношений не только между людьми, но и между ними и природой, должен осознаваться в правосознании и правоприменении, прежде всего, в том, что естественные законы являются первичными и более фундаментальными и их надо учитывать, по сути дела, приспосабливаясь к ним и другим природным факторам и процессам. Наличие природных и социоприродных законов означает, что из правовых сознания и практики должны исчезнуть факты некомпетентного вмешательства в природные закономерности и процессы, и на смену экономоцентристской и природопокорительной стратегии (в том числе и в области законотворчества) должна придти установка на следование принципам и целям социоприродного устойчивого развития.

Сам факт участия человека в регулировании отношений не только между людьми, но и между людьми и природой давно уже понимается в юридической науке в том смысле, что именно естественные законы, по сравнению с юридическими, являются первичными, и их надо учитывать при создании конкретной правовой нормы. Подобная точка зрения к этой проблеме еще в конце ХIХ века была высказана нашим правоведом Н.М. Коркуновым [41]. Социоприродные законы в некотором смысле имеют общие черты с традиционно выделяемыми в юридической науке технико-социальными нормами, регулирующими взаимоотношения между людьми в связи с использованием ими сил природы или технических устройств. Однако эта особая разновидность технико-социальных норм. Только те технико-социальные нормы выступают в качестве социоприродных законов, которые учитывают цели и задачи обеспечения устойчивого развития [8].

Вместо заключения. Футуризация права при переходе к устойчивому развитию

Как отмечает И.И. Лукашук: "Юридическая литература прошлого практически не уделяла внимания прогнозированию. Как правило, юристы скептически относятся к его возможностям. Этого мнения придерживаются и известные специалисты в области международного права…Этому не следует удивляться. Юридическому мышлению присущ консерватизм. Главная задача государства и права видится в поддержании существующего порядка" [42, с. 222-223].

В этом и кроется причина гораздо большего, чем во многих других общественных науках отставания права и нежелание устремляться в область будущего, которое весьма неопределенно. Вот почему уже упомянутый автор констатирует, что по сравнению, скажем, с социологами и экономистами, юристы уделили будущему немного внимания [42, с. 229], полагая, что "право способно лишь следовать за практикой" [42, с. 240].

Изучая модель неустойчивого развития общества юридические науки, как и многие другие общественные науки отстают даже от современности и это связано с общим традиционным подходом к социальному развитию, когда основное внимание уделяется прошлому. Однако очевидно, что такое отставание, в котором наука или отдельная дисциплина могла существовать в модели стихийного неустойчивого развития, должно быть сведено к минимуму в новой модели юридической науки. Поэтому процесс футуризации правового знания, смещение акцентов в сторону изучения, предвидения и прогнозирования будущего в основном в форме устойчивого будущего должен происходить весьма интенсивно для того, чтобы построить "законодательный" фундамент этого будущего. Можно сказать, что по аналогии с господством права и становлением правового государства, можно предполагать становление «правового будущего».

Однако для этого необходимо изменить концептуально-методологические основания правового знания, сформировав опережающее правовое сознание, включающее в себя знание, развивающееся более быстрыми темпами, чем многие другие социально-гуманитарные знания, так и как знание, которое содержит информацию о будущем, о наших действиях из настоящего для формирования желаемого устойчивого будущего. Для юристов это, видимо, непростая задача, и это подчеркивают видные специалисты. Как отмечает И.И. Лукашук: «Прогнозирование в юриспруденции, как и всякое социальное прогнозирование, по своей детализации и точности отличается от большинства прогнозов естественных наук. Объясняется это особой сложностью прогнозируемых явлений. Поэтому юридический прогноз является в основном предвидением сфер возможного и вероятного, их пределов и соотношения.

Прогнозирование зависит от знания как общих закономерностей социального развития, так и природы прогнозируемого явления. Поэтому по мере накопления соответствующих знаний возможности прогнозирования расширяются. Все это еще раз показывает, насколько важно знание природы государства и права для определения их будущего и соответствующей практической деятельности. Сегодня теория государства и права имеет прямое практическое значение.

Прогноз должен быть основан на наиболее общих закономерностях развития и учитывать границы применимости частных закономерностей, а также их соотношение. Особые трудности прогнозирования в международной сфере вытекают из ее сверхсложности, из большего числа действующих лиц, из многообразия возможностей и, наконец, из явно недостаточной изученности этой сферы» [42, с. 236] .

Однако подобные соображения о сложности прогнозирования в своей сфере исследования может высказать практически любой ученый. Но это не отменяет специфики прогнозирования и формирования опережающего правосознания. Ведь далеко не каждая отрасль науки тесно связана с законотворчеством и правоприменением, и именно здесь надо искать специфику футуризации права. Связь с нормативно-правовым процессом вовсе не означает того, что в юридических науках не может быть использовано поисковое прогнозирование, хотя нормативное оказывается наиболее важным.

Однако интерес к изучению будущего в соционормативных процессах появляется только с принятием ООН стратегии устойчивого развития, которая самим своим существом обращена в сторону грядущего. Стало понятным, что одной из самых кардиальных трансформаций в области инновационного развития станет его футуризация. Если модернизация в нормативной сфере призвана его реформировать в соответствии с требованиями современности, т.е. настоящего времени, то футуризация призвана сделать следующий важный шаг на пути инновационных процессов - адаптировать общество к устойчивому будущему.

Процесс футуризации права состоит из ряда важных составляющих, происходящих в самом нормативном процессе и в отношении его к другим сферам человеческой деятельности. Для того, чтобы реализовать переход к устойчивому будущему, необходимо в течение по меньшей мере нескольких поколений сформировать правосознание людей, принимающих и реализующих новую цивилизационную стратегию, предвидящих последствия своих решений и действий. Такое опережающее правосознание (ноосферное) необходимо сформировать не только потому, что устойчивое развитие в его глобальной реализации возможно только в будущем. Это связано также с тем, что как отмечалось, глобальная катастрофа (либо их череда), которая может наступить уже в XXI веке, не даст шансов человечеству ликвидировать ее последствия, как это делается сейчас, когда наступают локальные катастрофы, чрезвычайные ситуации, а затем устраняются их последствия. Глобальную (и прежде всего антропоэкологическую) катастрофу можно лишь предотвратить опережающими действиями, поскольку ликвидировать ее последствия будет некому. Именно поэтому в правовую сферу необходимо вводить знания и понимание необходимости предотвращения катастроф и умения антикризисного управления, с тем, чтобы не допустить возникновения необратимых катаклизмов, губительных для всего человечества. А это возможно, если в сфере права будет быстрыми темпами формироваться инновационно-опережающее ноосферное сознание, становление знания о будущем и умение и готовность к упреждающим действиям.

Отсюда следует важный вывод о том, что право для устойчивого развития должно будет развиваться не только более быстрыми темпами, чем современное право, но и существенно опережать другие формы деятельности, на которые оно оказывает существенное влияние, ориентируя их на реализацию новой модели развития. Динамизм футуризации инновационных процессов в праве должен будет существенно отличаться по своим темпам от модернизации права (хотя и строится на этой основе). Причем в случае футуризации права на нее должна будет оказывать существенное влияние нормативная часть исследования будущего, поскольку именно она будет положена в основу становления права устойчивого развития. Впрочем, это не только не исключает, но и предполагает поисковую часть исследования будущего, поскольку только так могут быть обнаружены другие более эффективные пути выживания и дальнейшего прогресса человечества. Сейчас совершенно очевидно, что переход от модернизации к футуризация права - это не теоретическая выдумка отдельно взятых ученых, а веление времени, когда без этого просто невозможно будет выживание человечества в форме его перехода к устойчивому будущему.

Футуризация права - это необходимая составляющая часть перехода к праву устойчивого развития, которое не просто какое-то новое направление в современном праве и даже не его модернизация. Право для устойчивого развития в своем зрелом и целостном виде - это принципиально новая форма, если угодно - кардинально иной тип инновационного правосознания и правоприменения.

Однако опережающие процессы при становлении права для устойчивого развития не сводятся только к более быстрому и все ускоряющемуся процессу выдвижения права на одно из приоритетных мест в общецивилизационном переходном процессе к новой эволюционной стратегии. В самом содержании нормативно-правового процесса должны будут произойти процессы футуризации, когда это содержание все больше станет наполняться «инновационным устойчивым будущим». Современное право даже при условии ускоренного развития в нем инновационных процессов и модернизации все же остается весьма консервативной системой, ориентирующейся в основном на прошлое. И в юридическую науку необходимо ввести «виртуально-деонтологическую» реальность как своего рода отвлечение от действительности, которая ее породила. Должная виртуальная реальность также имеет дело с иным предметом, нежели эмпирические науки, что не исключает и даже предполагает влияние виртуальной (должной) реальности на "настоящую" реальность (сущее) с ее фактами.