Государственно-правовая поддержка детей-сирот в Советской России в 1920-e годы

8 февраля 1921 года в связи массовым голодом 1921-1922 гг. выходит Декрет "Об обеспечении продовольствием и предметами широкого потребления лечебных учреждений, учреждений по охране материнства и младенчества, школ и детских учреждений", который обязал Народный Комиссариат Продовольствия при утверждении представляемых с мест продуктовых смет потребления больных лечебных заведений Народного Комиссариата Здравоохранения и призреваемых детей Народного Комиссариата Здравоохранения и Народного Комиссариата Просвещения привлекать представителей указанных Народных Комиссариатов, а также издать циркулярное распоряжение местным Губернским Продовольственным Комитетам, устанавливающее порядок снабжения больных и призреваемых детей продовольствием, гарантирующий непрерывное и нормальное питание последних.

Декрет "Об обеспечении детских учреждений народного комиссариата просвещения и народного комиссариата" от 6 сентября 1921 года закреплял помещения за детскими учреждениями и гарантировал то, что принудительное выселение из помещений могут быть допустимы лишь в исключительных случаях в обстановке военных действий (ст. 1), уплотнение помещений, занятых детскими учреждениями, допустимым лишь в случае наличия излишней занимаемой ими площади, сверх норм, установленных для детских учреждений Народным Комиссариатом Просвещения совместно с Народным Комиссариатом Здравоохранения (ст.2). При этом обязывалось Губернским Исполнительным Комитетам предоставлять для указанных учреждений, как под вновь открывающиеся из них, так и взамен тех, кои не соответствуют по характеру помещения своему назначению, лучшие помещения в городах, населенных центрах и бывших помещичьих имениях (ст.3).

Личные, трудовые и имущественные права также были закреплены в Постановлении о порядке и условиях передачи воспитанников детских домов в крестьянские семьи для подготовки к сельскохозяйственному труду от 5 апреля 1926 года. Согласно постановлению в целях подготовки воспитанников детских домов к сельскохозяйственному труду допускается передача их в крестьянские семьи на основаниях, определяемых следующими статьями настоящего Постановления, воспитанники детских домов могут быть передаваемы в крестьянские семьи лишь при условии согласия на то крестьянского двора. В предусмотренном договоре должны быть указаны обязанности двора содержать принятого воспитанника наравне с остальными членами двора, приучать его к ведению сельского хозяйства и предоставлять ему возможность получения знаний и политического развития61. По истечении срока договора участок земли, получаемый двором на воспитанника, закрепляется за воспитанником, кроме тех случаев, когда воспитанник, по соглашению с двором, оставляется в его составе62. Со стороны же государства участок земли, полученный двором на воспитанника, в течение первых трех лет освобождается от уплаты единого сельскохозяйственного налога, и для хозяйственного обзаведения воспитанником крестьянскому двору, принявшему его, оказывается единовременная помощь за счет местных средств; размер таковой определяется соответствующим краевым, областным и губернским исполнительными комитетами и предусматривается в заключаемом с крестьянским двором договоре.

Также одним из важных законодательных актов, регулирующих право на обязательное бесплатное обучение и трудовые права, стал Декрет ВЦИК и СНК от 21 сентября 1925 г. В нем регулировалось размещение выпускников детских домов на производстве (для этого на предприятиях бронировался определенный процент мест - «бронь»), в школы ФЗУ, сельскохозяйственного ученичества, школы рабочих подростков. Этот же закон предоставлял право органам народного образования отдавать воспитанников детдомов «в обучение кооперативным объединениям, отдельным ремесленникам и кустарям». Принятое Постановление СНК от

14 апреля 1928 г. предусматривало расширение сети производственных мастерских при детских домах и увеличение штатных единиц инструкторского персонала, а Постановление СНК от 24 ноября 1929г. утвердило способы организации ученических бригад из воспитанников детских домов.

За двадцатые годы была сформирована основная законодательная база, регламентирующая основные права детей. Эти первые законы, конечно, были далеки от идеала. Целый ряд мер был недоработан. Многое из них на первых порах негативно воспринималось общественным мнением, особенно среди крестьян. Требовалось время, чтобы эти законы “прижились” и стали реально действовать. И все же основная часть данных правовых актов была несомненно прогрессивной. До сих пор семейное право в значительной степени строится на тех основах, которые были заложены в первые послереволюционные годы.

Глава 2. Реализация государственной политики в отношении детей сирот

2.1 Государственная система социальной защиты детей-сирот

Первым и важнейшим вопросом, вставшим перед советским государством, стал вопрос о функциях государства в системе воспитания детей. Систему становления воспитания детей сирот и детей лишенных родительской опеки можно разделить на несколько периодов. Первый - формирование советской «детской» политики, когда, по меткому выражению В.П. Лебедевой, возглавлявшей в Наркомате здравоохранения РСФСР отдел охраны материнства и детства, власти «пригоршнями бросали лозунги в массу, ставили задания себе и торопливо, стремительно строили». Несмотря на очевидную «торопливость» и неопределенность государственной «детской» политики, в ней с первых же дней просматриваются определенные тенденции. В частности, в сфере защиты детей, лишенных родительской опеки, данный период характеризуется, прежде всего, их передачей под опеку государства.

В первые же дни существования Советской власти забота о детях была провозглашена «непосредственной обязанностью государства». Декрет СНК от 31 декабря 1917 г. провозгласил государство «другом и опекуном» всех детей Республики, а «заботу о ребенке - прямой заботой государства». На государственную власть была возложена полная ответственность за материальное обеспечение, образование и духовно нравственное развитие всех детей и, в первую очередь, тех из них, кто по тем или иным причинам был лишен родительской опеки. Именно поэтому на государственный детский дом делалась основная ставка в сфере воспитания детей сирот.

Логическим продолжением провозглашения приоритета в воспитании детей сирот делалось на государственные организации, становится запрет на усыновление детей69. Кодекс законов о браке, семье и опекунстве (КЗоБСО) пояснял что данная мера вводится исключительно в интересах детей сирот, дабы оградить, прежде всего в крестьянских семьях, их от разных форм эксплуатации. Следует отметить, что после юридической отмены института усыновления, он не прекратил свое существование полностью. Сохраняли свою силу ранее возникшие усыновления (дети, усыновленные в дореволюционный период, приравнивались к родственникам по крови). Допускалось также усыновление, связанное с национальными традициями. В частности, Постановлением ВЦИК и СНК РСФСР от 15 сентября 1924 г. разрешалось усыновление в отношении коренного населения Туркменистана.

В отличие от усыновления, опека не только была сохранена Семейным кодексом 1918 г., но и в согласно статьям 184-246 КЗоБСО должна была занять весьма значительное место в социалистической системе воспитания детей, лишенных родительской опеки. Но надо отметить, что в соответствии с новыми принципами социально-политическими оказания поддержки в основу системы опекунства также легло государственная опека, осуществлявшееся в лице Народного Комиссариата соцобеспечения и его местных отделов (с декабре 1920 г. она была передана в ведение Наркомпроса), с достаточно широкими полномочиями в данном вопросе.

Постановление ВЦИК и СНК РСФСР от 15.09.1924 «О дополнительных изъятиях, допускаемых при применении в Автономной Туркменской ССР Кодекса законов об актах гражданского состояния, брачном, семейном и опекунском праве».

Согласно инструкции Наркомата соцобеспечения об организации в составе местных отделов социального обеспечения подотделов опеки, им предоставлялось право устанавливать опеку не только над сиротами, но и над семейными детьми. Однако в условиях послереволюционной разрухи, гражданской войны и массовой беспризорности, отделы опеки не успевали даже всерьез заняться устройством осиротевших детей, не говоря уже об установлении опеки над детьми, воспитывавшимися в семьях.

Наряду с государственной допускалась и частная опека над детьми сиротами, причем опека вводилась в обязанность и рассматривалась в качестве гражданского долга и граждане не имели права отказаться от возложенных в связи с этим опекунских обязанностей73. В первые послереволюционные годы частная опека на практике практически не применялась, выражаясь словами известного российского правоведа П.И. Люблинского, вплоть до конца 1920 г. она являлась не более чем «пустым местом».

Как было сказано ранее, если в дореволюционной России часто применяемым был такой вид патроната как раздача детей в крестьянские семьи на вскармливание и воспитание, то в Семейном кодексе 1918 г. оно уже даже не упоминалось. Аналогично, исходя из принципов государственной политики и задачам по обеспечению воспитания и благополучия сирот, частный патронат также не применялся. Тем не менее, отсутствие в Семейном кодексе 1918 г. запрета патронатного воспитания, впоследствии дало возможность для его достаточно широкого применения сначала как частные случаи, а в скором времени, в связи со сложившейся обстановкой, и в качестве общеупотребимой практики.

Таким образом, в первые годы Советской власти, несмотря на приоритет государственного воспитания детей-сирот, забота о них не ограничивалась лишь их воспитанием в детских домах, колониях и прочих детских учреждениях закрытого типа. Реальная ситуация была не столь однозначна.

В частности, в отношении младенцев приоритет семейного воспитания никогда не оспаривался. В отношении детей в возрасте до трех лет Отдел Охраны материнства и младенчества (ОММ) Наркомздрава РСФСР, с первых же дней своего существования последовательно отстаивал семейные ценности и необходимость именно родительского, а не общественного воспитания данной возрастной группы детей. В материалах ОММ неизменно подчеркивается стоящая перед государством задача приложить максимум усилий для сохранения ребенку матери. «Сохранение ребенку матери - первейшая задача: лучшая для него “капля молока” - из материнской груди», - говорилось в частности в циркулярном письме отдела ОММ от 21 мая 1918 г. Создание системы государственной поддержки семей и матерей-одиночек рассматривалось руководством органов ОММ в качестве одного из наиболее эффективных методов предотвращения детской безнадзорности и беспризорности. Так, в 1920 г. на Первом совещании ОММ о развитии государственной поддержки семей имеющих грудных детей было принято решение о создании сети учреждений помощи - ясли, молочные кухни, мед.кабинеты и т.д. Систему приютов и детских домов ОММ рекомендовало создавать только в случае крайней необходимости. При этом, ставился акцент на то, что приюты должны быть «мелкого типа», преимущественно с грудным вскармливанием детей. В месте с этим проводилась политика по искоренению случаев отказа от детей матерями-одиночками. В этом плане организовывались специальные общежития, а также создавались трудовые места для матерей одиночек с грудным младенцем на руках. Органы ОММ уделяли большое внимание вопросу детского патроната, но с оговорками об особом внимании к его применению. Одним из значимых в данном вопросе стал доклад на II-м Всероссийском совещании по охране материнства и младенчества, проходившем в апреле 1923 г. На нем особо подчеркивалось, что патронирование грудных детей должно осуществляться только там, где уже хорошо налажена система - осуществляется врачебная консультация и наблюдение, производится постоянный контроль патронажа местными органами ОММ. Данные меры оказались очень действенными, привели не только к высокому сокращению детской смертности, но и резко повысили социальную защищенность.

В отношении детей более старших возрастов, особенно детей- подростков, ситуация была сложнее и противоречивее. Воспитанию «нового человека», «борца за коммунистическое общество» придавалось важное идеологическое значение и, следовательно, ведущая роль в нем отводилась государству. Первые годы Советской власти, характеризующиеся радикальным сломом всей социально-политической системы, идеи целесообразности замены семейного воспитания общественным неоднократно поднимались на популярных в те годы конференциях, совещаниях и съездах по охране материнства и детства. Однако, декларируемый большевистской властью приоритет социального воспита- ния над частным не следует отождествлять с распространенными в те годы радикальными идеями теории общественного воспитания, высказываемыми такими его сторонниками, как А.М. Коллонтай, П.А. Лепешинский и др.

Исходя из понимания воспитания, прежде всего как пути к «осуществлению общественного блага», отдельные наиболее радикально настроенные педагоги и политики высказывали даже предложения лишать родительских прав родителей, которые дают своим детям «воспитание, противоречащее всем началам нового строя», несмотря на хорошее («с обывательской точки зрения») обращение с детьми80. Однако, эти и им подобные идеи так и не получили по-настоящему массовый характер и на практике реализованы не были. Напротив, ценности традиционного семейного воспитания не отрицались и многими советскими идеологами и практиками коллективных форм воспитания. В частности А.С. Макаренко в своих работах неоднократно подчеркивал ответственность родителей за судьбу ребенка и важность родительской любви для формирования полноценной личности:

«Если вы родили ребенка, - это значит, на много лет вперед вы отдали ему все напряжение вашей мысли, все ваше внимание и всю вашу волю […] Люди, воспитанные без родительской любви, часто искалеченные люди». В своих трудах А.С Макаренко не раз подчеркивал, что за воспитание детей должны отвечать исключительно родители или семья.

Со сложившейся обстановкой с приютами возникает вопрос о налаживании системы патронирования, первый опыт которого был крайне неудачен, так в 1918 г. из бывших приютов по указанию руководства Московского губернского отдела соцобеспечения было решено разместить воспитанников в семьи крестьян. В связи с экстренностью данных мер, воспитанников передавали без учета желания как самих детей, так и крестьян, при этом неучтена была даже материальная возможность семей на содержание ребенка. Совершенно закономерно, что такое отношение к делу привело к катастрофическим результатам, по докладу комиссара Московского губернского отдела социального обеспечения А.Д. Калининой, среди переданных на воспитание детей, смертность к концу 1920 года приобретает «катастрофические размеры». Данные результаты привели органы государственной власти к выводу об ошибочности и неэффективности применения частного патроната. Однако, уже весной 1921 г. решением Комиссии по улучшению жизни детей при ВЦИК (Деткомиссия ВЦИК) ввиду недостаточности мест в приютах и ситуации в стране с голодом, было решено временно размещать детей из голодающих районов у частных лиц. Данная мера вводилась с оговоркой на ее временность и исключительность.

Для правового регулирования данного процесса Наркомпросом РСФСР и Деткомиссией ВЦИК совместно была разработана правовая база -

«Правила о размещении детей голодающих губерний у частных лиц», состоящая из большого количества инструкций по обеспечению процесса патронирования. В данные Правилах основным принципом стал принцип добровольности, т.е. дети передавались исключительно в семьи, изъявившее желание взять ребенка на воспитание. Помимо изъявления желания, до передачи ребенка в семью органами местного отдела народного образования должна была проводиться тщательная проверка условий и семей, на воспитание которых передавался ребенок, помимо этого местными органами правовой защиты на каждого ребенка заводилась анкета, в которой помимо прочего, в специальных медицинских актах фиксировалось физическое состояние здоровья ребенка в рамках контроля патронажа, а из числа ответственных работников государственных органов назначался так называемый «коллективный опекун», в функции которого входило посещение семей и обследование состояния ребенка не менее одного раза в неделю. Наряду с этим вводилась материальная поддержка семей, взявших ребенка на патронаж. Данная помощь оказывалась в виде натурального вещевого обеспечения детей раз в сезон: вещами - пальто, шапка, белье и т.д. и регулярного денежного пособия семье, взявшей ребенка на патронаж. Все вышеназванные меры имели прогрессивный характер, они должны были гарантировать социальную защищенность ребенка, поддержать семьи осуществляющие патронаж, что могло популяризовать данную меру, снизив беспризорность и детскую смертность, а также снизить нагрузку на детские дома. Однако, тяжелые экономические условия в стране, нехватка материальных средств в семьях, а также глубокая нехватка квалифицированных социальных кадров, необходимых для контроля системы патроната приводило к неэффективности государственной политики в данном направлении. По описаниям патронатных семей современниками часто говорится об эксплуатации и унижении взятых на воспитание детей.

Несмотря на это, в январе 1922 г. Петроградская областная конференция по правовой защите несовершеннолетних единогласно приняла решение о необходимости «развить практику частного (семейного) патронирования, применяемого в отношении детей из голодающих губерний». На этот раз причиной послужило сильное уменьшение финансирования приютов и детских домов в 1923 - 1924 гг., на основании чего стали изыскиваться меры по сокращению воспитанников, что снова привело руководство к идее патроната. Рассматривая предыдущий негативный опыт, непосредственные государственные работники в сфере защиты детей сирот подчеркивали, что развитие системы патронирования возможно только при обязательном условии контроля над «возможными злоупотреблениями», при создании системы финансовой, материальной и медицинской поддержки и помощи семьям, взявшим ребенка на патронат. Однако все эти рекомендации так и остались лишь пожеланиями. На практике развитие патронирования приняло характер очередной кампании. Между местными властями возникло своеобразное соревнование за успешное выполнение задания центра. Они развернули широкую агитацию с призывом брать детей-сирот на воспитание в семьи и, едва добившись каких-то результатов в этом вопросе, спешили отрапортовать в центр о достигнутых успехах, не озадачивая себя проверкой тех условий, в которых оказались дети. Данные о численности размещенных в семьях детей регулярно размещались в агитационно-пропагандистских листовках, на страницах центральной и местной печати. Данные же о численности детей, возвращенных крестьянами, или сбежавших от своих патронатных опекунов, предавались огласке крайне редко. По данным Т.П. Бибанова, в 1923-1924 гг. в 32 губерниях РСФСР в патронатные семьи было передано свыше 52 тысяч детей-сирот. К сожалению, Бибанов Т.П. ничего не пишет о том, как сложилась дальнейшая судьба этих детей, как обращались с ними опекуны, была ли у них возможность учиться и т.п. Исследователь справедливо отмечает, что ячейки Всероссийского общества «Друг детей» (ОДД) обследовали семьи, взявшие на воспитание детей, помогали им налаживать быт. Можно добавить, что подобные выборочные обследования проводили и комсомольские организации, местные уполномоченные Деткомиссии, инспекторы РКИ. Однако обследования эти не носили систематический характер. Разработанная Деткомиссией ВЦИК и Наркомпросом система контроля над патронатными семьями на практике не работала, а случайные разовые проверки не могли спасти положение. Как видно из материалов обследований крестьянских патронатных семей начала 1920-х годов, жизнь их воспитанников была крайне тяжелой: у них «в большинстве случаев отсутствовало всё (подчеркнуто в документе), одежда, обувь, а также и скудное питание», «никакой воспитательной работы» не проводилось, и «в огромном большинстве своем дети эксплуатировались крестьянами».

Постепенно число противников патронирования стало расти даже среди работников детских домов, поначалу активно выступавших за его развитие. Вынужденное в 1920-х годах регулярно осуществлять «разгрузку» детдомов, их руководство возлагало на патронирование большие надежды. Однако, вскоре, вследствие систематического отказа крестьян от детей и бегства последних, оно пришло к выводу о том, что более перспективным путем борьбы с беспризорностью является материальное укрепление детдомов, их обеспечение мастерскими и подсобными хозяйствами, улучшение качества обучения воспитанников детских домов, а также разукрупнение детских учреждений с целью приближения условий жизни их воспитанников к семейным. «Казалось бы, отсюда один выход, -- писала по поводу крайней перегруженности детских домов заведующая отделом народного образования Иркутской губернии М. Золотарева в 1924 г., - направление ребят в деревню для распределения их по отдельным крестьянским семьям, где бы они, приучаясь к сельскохозяйственному труду, постепенно становились бы работниками деревни. Но если мы примем во внимание неуклонный возврат детей крестьянами, потерю детьми коллективных навыков, которые прививаются в детдомах через комсомольские и пионерские объединения, - то мы должны сказать, что и этот выход не даст нам желательных результатов и, главное, быстрого успеха».

Таким образом, на протяжении первой половины 1920-х годов развитие патронирования имело противоречивый и неравномерный характер. К нему периодически прибегали в качестве «исключительной меры», вызванной экстремальными условиями. Однако экстремальные условия неизбежно сказывались и на методах практического осуществления патронирования, - в спешке, с нарушением всех инструкций и правил. В результате, патронирование нередко из способа борьбы с детской беспризорностью превращалось в эти годы в дополнительный фактор ее роста.

Из вышесказанного можно сделать вывод, что основными формами устройства детей сирот на протяжении двадцатых годов становятся патронирование и система сиротских воспитательных учреждений, которые в некоторой мере дополняли друг друга, на данном этапе развития страны, из-за ряда объективных причин, приход только к одной форме устройства был невозможен.

Со второй половины 1920-х годов развитие патроната приобретает новый характер, что в значительной мере связано с постепенным осознанием в стране необходимости восстановления и развития в стране института семейного воспитания детей сирот, как одной из основополагающих составляющих государственной политики в отношении детей сирот и профилактики детской безнадзорности и социальной девиации. Впервые после 1917 г. государственные органы попытались пере- нести акцент с борьбы с беспризорностью как таковой и ее последствиями на борьбу с ее причинами. Еще до принятия в 1926 г. нового Семейного кодекса как в социально-педагогической работе, так и в государственной политике наметился поворот к пониманию крепкой семьи и семейных ценностей формирования советского общества. В соответствии с этим, в вопросах воспитания детей, лишенных родительской опеки, было рекомендовано перенести приоритет с системы воспитания в государственных детских учреждениях на разного рода формы семейного воспитания, среди которых по-прежнему делался уклон на систему патроната. Наряду с этим для развития системы семейного воспитания органами ВЦИК и СНК РСФСР принимается ряд постановлений, направленных на стимуляцию принятия сирот в семьи на воспитание. Данная государственная политика получила высокий положительный отклик среди педагогов, врачей и работников социальной сферы. В 1926 г. был восстановлен институт усыновления. С этого момента власть всячески поощряла усыновление гражданами сирот и взятие их под опеку. Однако продуманной государственной политики в этом отношении не было. Как говорилась ранее, система усыновления законодательно отсутствовала и работу, направленную на развитие данного института, не проводили ни органы опеки, ни Деткомиссия, ни какие-либо другие государственные органы. Усыновление также не упоминается ни в отчетах детских домов о «выбывших» воспитанниках, ни в планах местных Деткомиссий по борьбе с беспризорностью. В частности, в ежегодных отчетах детских домов и местных Деткомиссий в разделе «Выведено из детских учреждений» в качестве основных форм устройства воспитанников указываются следующие: патронирование в крестьянские семьи, патронирование в семьи кустарей, устроено на производство, устроено в профтехучилища и другие учебные заведения, устроено в колхозы и совхозы, в Красную Армию, к родным. Усыновление же упоминается в единичных случаях. Так, например, в отчетах местных Деткомиссий за 1926-1927 гг. сведения об усыновлении дали Нижегородская и Костромская губернии, в которых за отчетный период было усыновлено соответственно 182 и 62 ребенка. Нередко встречается неопределенная формулировка «устроено в семьи», однако, что конкретно подразумевается под этим «устройством», - патро- нирование, опекунство или усыновление, - остается неясным. В отчетах и планах 1930-х годов усыновление практически не упоминается.

Если об усыновлении, как массовом социальном явлении, в советском обществе, можно говорить лишь применительно к периоду Великой Отечественной войны, то практика передачи детей под опеку и в патронатные семьи заметно расширяется, начиная со второй половины 1920-х годов. Опекунами становились, прежде всего, родственники, реже соседи. Иногда опекунство оформляли и совершенно посторонние люди, причем не всегда по собственной инициативе, зачастую вынужденно, по поручению органов опеки. К сожалению, по системе развития системы опекунства по стране в целом нет точных статистических данных, и о развитии данной системы мы можем говорить из приблизительных данных по отдельным регионам. Например, по данным Нижегородской губернии за 1926-1927 годы из детских домов передали под опеку 225 воспитанников, а из детских домов Ленинградской области за 1927 -1928 годы под опеку было отдано 1507 воспитанников. По Москве к 1930-м годам на опекунстве находилось около 10 тыс. детей. При этом совершенно нельзя установить, служит ли причиной очень низкий уровень системы государственного социального контроля в области осуществления опекунства, и какое количество детей имело реальное надлежащее воспитание и заботу. Однако при этом фактически известно, что нередко опекунство оформлялось в корыстных целях, в частности, для прописки на жилплощадь опекаемых детей и получения прочей выгоды. Случалось, что опекаемые подростки становились и жертвами сексуального насилия со стороны своих опекунов. Контроль над выполнением опекунами возложенных на них обязанностей усилился только лишь во второй половине 1930-х годов в связи с принятием Постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 31 мая 1935 г. «О ликвидации детской беспризорности и безнадзорности», вводившим для опекунов, пренебрегающим своими обязанностями или злоупотребляющими ими, уголовную ответственность.

На протяжении двадцатых годов патронирование, как форма семейного воспитания детей сирот, получила набольшее развитие, несмотря на то, что негативный опыт применения в начале 1920-х годов создал если не скептическое, то, во всяком случае, настороженное отношение к нему, как и со стороны органов госвласти, так и непосредственных работников социальной сферы. Во избежание повторения прежних ошибок Деткомиссия, Наркопрос, Наркомзем и Наркомфин РСФСР стали разрабатывать инструкции, направленные на ужесточение условий о передаче детей в патронатные семьи, более жесткий контроль за их соблюдением. Например, в крестьянские семьи на воспитание было рекомендовано передавать только детей, не страдающих различного рода заболеваниями, «элементарно грамотных» и «имеющих психологическую

Инструкция Наркомпроса, Наркомфина и Наркомзема РСФСР «По применению постановления ВЦИК и СНК РСФСР “О порядке и условиях передачи воспитанников детдомов в крестьянские семьи для подготовки к сельскохозяйственному труду”» (5.04.1926); Инструкция Наркомпроса РСФСР «О порядке и условиях передачи воспитанников детдомов в крестьянские семьи для подготовки к сельскохозяйственному труду» (17.05.1926) и др.

Очевидно, что требование относиться к патронируемому ребенку, как к родному, носило исключительно декларативный характер и практического значения не имело в силу отсутствия механизма контроля за его выполнением. Значительно больший практический смысл имело развитие принципа материальной заинтересованности семей, берущих на воспитание детей. Однако положительное в принципе начинание, на практике нередко приводило к результатам, обратным желаемым, что наглядно проявилось в общероссийской кампании патронирования, проведенной в детских домах в 1926 - 1928 гг. Эта кампания преследовала две основные цели. Во-первых, «разгрузить» переполненные детские дома и, во-вторых, приобщить подростков к труду, помочь им приобрести определенные трудовые навыки с целью их дальнейшего «устройства в жизнь». Именно последнее, - «устройство в жизнь» - декларировалась в качестве основной задачи проводимой кампании, и именно эта задача обусловила ее широкую поддержку со стороны общественности. По данным М.С. Эпштейна, члена коллегии Наркомпроса РСФСР, одного из создателей и руководителей Главного управления социального воспитания и политехнического образования (Главсоцвоса), за 1926 г. в крестьянских семьях расселили 4400 детей, а в следующем, 1927г. - более 7 тысяч. На основании этих данных Эпштейн сделал вывод об успешности проведенной кампании патронирования. Однако добиться столь значительных результатов в кратчайшие сроки было возможно, лишь опираясь на массовую поддержку населения, на которое, собственно, и возлагалась основная нагрузка по воспитанию детей. Население же, как городские жители, так и крестьяне, отнюдь не торопилось разбирать детдомовцев. Понимая это, работники детских учреждений и уполномоченные местных Деткомиссий ВЦИК в подавляющем большинстве скептически относились к столь стремительному развитию патронирования, полагая, что успех проводимой кампании должен определяться не столько численностью размещенных в семьях детей, сколько качеством их дальнейшей жизни.

Как справедливо отметила Н.К. Крупская, «воспитывать озлобленных, больных, живших долгое время в тяжелых условиях звериной борьбы за существование, в атмосфере разврата ребят» было крайне сложно91. В этой ситуации главной побудительной причиной для крестьян, берущих на воспитание детей, нередко оказывались обещанные государством льготы и материальная помощь. Поскольку требуемые инструкциями обследования материального положения потенциальных патронатных воспитателей и выяснение их мотивации при взятии ребенка на воспитание на практике осуществлялись крайне редко, то патронирование фактически превратилось в своеобразный заработок для малоземельных и неимущих крестьянских семей. В результате патронируемые дети оказывались в противоречивом положении. С одной стороны, они формально обретали семью, с другой, - оказывались в тяжелых материальных условиях (зачастую даже худших, чем в детдомах), были лишены возможности получить должное внимание и образование, нередко были вынуждены нищенствовать и заниматься мелким воровством.

В то же время и сами крестьяне, бравшие на воспитание ребенка, зачастую оказывались в сложной ситуации. Их надежды поправить свое материальное положение с помощью патроната оправдывались крайне редко, так как обещанные государством льготы в более-менее полном объеме предоставлялись в основном в тех регионах, местные власти которых добросовестно выполняли свою работу, а таковых было немного. В частности, своевременно выплачивали денежные пособия патронатным семьям в Самарской губернии и в Иркутском округе93. Однако добросовестные работники, следуя инструкциям, передавали детей на патронат лишь после предварительного обследования потенциальных воспитателей, отдавая предпочтение относительно благополучным семьям, а, следовательно, не допускали возможности использовать патронирование с целью заработка. Власти же, торопившиеся как можно быстрее разместить детей, не задумываясь об их дальнейшей судьбе, и допускавшие передачу детдомовцев в практически нищие семьи, столь же халатно относились и к своим обязанностям по отношению к патронатным родителям и их подопеч- ным. Положенные льготы предоставлялись ими не регулярно и не в полном объеме. Особенно плохо обстояло дело с выплатой денежных пособий, в некоторых губерниях пособия не выдавались вообще.

К сожалению, регионы, в которых патронатное воспитание развивалось в целом благополучно, были скорее исключением, чем нормой. На большей части территории Советской России передача детей на патронат проходила массовым порядком, в спешке, без предварительного обследования семей и заключения с ними соответствующих договоров. Численность передаваемых на патронирование детей определялась не реальной ситуацией в регионе, не возможностями и желанием местного населения воспитывать сирот, а принимаемыми ОблОНО и РайОНО планами и контрольными цифрами. Выбирая между необходимостью выполнения плана и всех требуемых инструкциями условий патронирования (добровольность, материальная помощь, последующее наблюдение за судьбой детей), местные власти, безусловно, отдавали предпочтение плану. Руководство детдомов, в свою очередь, пыталось с помощью развития патронирования в кратчайшие сроки максимально сократить число своих подопечных из-за острой нехватки средств на их содержание9. Система же контроля над патронатными семьями в большинстве случаев по-прежнему существовала только на бумаге.

При изучении материалов Деткомиссии за вторую половину 1920-х-1930-х годов иногда возникает ощущение «дежавю». В принимаемых Президиумом Деткомиссии ВЦИК и местными Деткомиссиями ежегодных планах и периодических постановлениях об улучшении работы и о борьбе с беспризорностью из года в год почти слово в слово повторяются обязательства улучшить работу по патронированию детей и усилить контроль над патронатными семьями. Аналогичные требования содержатся также в партийных документах тех лет и в материалах местных органов власти. Областные и городские комитеты ВКП(б) ежегодно (а иногда и по несколько раз в год) принимают решение «обязать секретарей РК и председателей РИКов и зав. РайОНО организовать широкую работу по патронированию беспризорных детей и воспитанников детдомов в колхозах, возвращению родителям и близким родственникам и устройству переростков на работу в предприятиях, совхозах, колхозах и т.д.». Однако, принимая подобные решения, соответствующие органы зачастую не предпринимали никаких конкретных действий, направленных на их осуществление. «Не приняты конкретные меры, чтобы организовать патронирование детей»; «…в большинстве районов совершенно неудовлетворительно налажена работа по патронированию детей»; в «самом безобразном состоянии находится дело патронирования детей»; патронирование - самое «слабое звено» в работе, - вот типичная оценка практической работы по патронированию детей местными уполномоченными Деткомиссии ВЦИК.

Альтернативой патронированию в семьи стало в эти годы коллективное патронирование в колхозы и совхозы, реже - в рабочие бригады и Красную Армию. Колхозные патронаты получили достаточно широкое распространение (в некоторых регионах подобные патронаты были организованы в каждом селе), но в своей деятельности повторили все ошибки и недостатки, которые были присущи патронату семейному. Создавались колхозные патронаты в основном по указанию сверху, либо по решению руководства колхоза для выполнения плана, а не по желанию колхозников. Снабжение детей в них также зависело преимущественно от порядочности и добросовестности ответственных лиц, а не от установленных норм. Воспитания зачастую не было вообще никакого; многие дети, патронируемые колхозами, не посещали школу. Как показывают документы, дети, патронируемые крепкими колхозами, находились в «более или менее нормальных условиях»; в бедных же колхозах положение детей было крайне тяжелым. Тем не менее, прямой зависимости между финансовой состоятельностью колхозов и положением патронируемых ими детей нет. Известны случаи, когда крестьяне колхозов- бедняков проявляли значительно большую заботу о детях-сиротах, чем более состоятельные колхозники. В частности, проверяющие не раз сталкивались с ситуацией, когда дети колхозных патронатов голодали несмотря на то, что средства на их содержание были выделены сельсоветом или колхозными кассами взаимопомощи.

Обследования колхозных патронатов не раз приводили проверяющих к выводам о том, что коллективный патронат «не дает примеры коллективного воспитания беспризорных», а, напротив, «дискредитируют не только формы колхозного патроната, но и колхозы, которые взяли на себя опекунство». Выход из ситуации попытались найти в передаче детей из коллективных патронатов в семьи колхозников-ударников. Поскольку новые патронатные воспитатели принимали ребенка в семью вынужденно, то фактически дети оставались на попечении того же колхоза. Таким образом, возникает своеобразный замкнутый круг, - детский дом, патронатная семья, колхозный патронат, снова патронатная семья, либо очередной детский дом. Это перебрасывание детей от одних опекунов к другим не меняло принципиально их положение и, тем более, не могло радикально изменить саму систему патронирования. гарантия усыновление патронирование сиротский

Из-за отсутствия со стороны местных отделов народного образовании систематического контроля над патронатными семьями принуждало руководство Деткомиссии при ВЦИК и партийных органов периодически проводить выборочные обследования, которые в подавляющем большинстве случаев выявляли многочисленные нарушения при передаче детей в семьи, осуществляющие патронаж и тяжелые условия в которых эти дети находятся.

Таким образом, развитие в послереволюционной России семейных форм воспитания сирот носило противоречивый и неравномерный характер. Основной формой семейного воспитания детей, лишенных родительской опеки, в 1920-1930-е годы становится патронирование. Будучи инициировано властью и социальными работниками, развитие патронирования фактически приобрело характер массовых политических кампаний. В погоне за цифрами и показателями местные власти зачастую игнорировали соответствующие инструкции и постановления, передавая детей на воспитание в семьи и колхозы в спешке, без соблюдения необходимых условий. Принудительное насаждение патронирования, сопровождавшееся массированной агитационно-пропагандистской кампанией с призывами выполнять свой долг по отношению к детям- сиротам, но не подкрепленное выполнением властью взятых на себя обязательств в деле помощи патронатным семьям, вызывало у населения реакцию отторжения.

Тем не менее, в силу экономических и социальных факторов, система патронирования становится неотъемлемой частью устройства детей сирот, создается и постоянно совершенствуется правовая база, регламентирующая правовые гарантии и социальную защиту детей сирот в системе государственно-правовой данной социальной группы.

Система сиротских учреждений

В системе социальной защиты детей, создававшейся в послереволюционной России, детский дом занимал совершенно особое место.

На начальном этапе формирования системы детских домов очевиден постоянный рост количества детей в этих учреждениях. В 1917 г. в них находилось 25 666 детей, в 1918 г. уже - 75 000, в 1919 г. - 125 000, а в 1921 г. - 199 704 ребенка.

Детский дом рассматривался не только как основное средство помощи детям, оставшимся без попечения родителей и дающем детям необходимое социальное воспитание, как одна из форм ликвидации растущей беспризорности, но и как альтернатива семье. «Детский дом - вот нарождающаяся новая форма жизни детей при коллективном строе, форма единственно способная обслужить всесторонне ребенка»97. Работа обоих родителей, постоянные материальные трудности, рутинный быт - все это в среде широких народных масс приводило к тому, что дети росли без должного внимания и ухода, не говоря уже о воспитании и образовании. Рассматривая детские учреждения при капитализме, В. И. Ленин отмечал, что тогда они являлись «во-первых, редкостью, во-вторых,

- что особенно важно - либо торгашескими предприятиями, со всеми худшими сторонами спекуляции, наживы, обмана, подделки, либо "акробатством буржуазной благотворительности", которую лучшие рабочие по справедливости ненавидели и презирали».

В послереволюционный период, по мнению В. И. Ленина, характер данных учреждений должен был в корне измениться. Именно государство должно было взять на себя ответственность за обеспечение и воспитание детей, гарантировать им равные права и равные возможности. Наладить дело, как писал В. И. Ленин, необходимо по-деловому, по-пролетарски, «без того обилия фраз, суетни, свары, болтовни о планах, системах и т. п., чем "болеет" постоянно мнящая о себе непомерно много "интеллигенция".

Таким образом, создание системы детских домов базировалось на широкой идейной основе. А условия Гражданской войны, рост числа осиротевших и беспризорных детей делали реализацию этих программ практически необходимой.

Для полноценного решения поставленных задач предполагалось создать гибкую систему учреждений различных видов: по охране материнства и младенчества, дошкольному воспитанию, школьному и внешкольному образованию. Детские дома рассматривались как один из видов учреждений, но при этом объединяющий в себе функции всех вышеперечисленных. В первые годы советской власти целесообразность создания широкой системы детских домов обсуждалась на ряде съездов специалистов, которые проводились как в центре, так и на местах.

В феврале 1919 года в Москве состоялся Первый Всероссийский съезд деятелей по охране детства. Важнейшими были вопросы о месте, функциях и роли детских домов в системе государственной политики в новом, советском обществе, а также задачах советского социального воспитания в данных учреждениях в противовес семейному. И по итогам съезда основная масса участников высказывалось в пользу детдомовского воспитания - «детский дом даст много больше для всестороннего развития личности»101. Кроме принципиальной оценки в вопросе о самом существовании такой системы, - важно было решить, в какой именно форме будет существовать данное учреждение. Данной проблеме на съезде был посвящен отдельный доклад Несмеянова102. В нем указывалось, что мировая практика знала три типа устройства детских домов: казарменный, поселковый и систему малых семейных приютов. В исторической последовательности эти формы возникали одна за другой, и смена их вызывалась стремлением создать учреждения, наиболее отвечающие развитию детей. В приютах казарменного типа, где находилось большое количество детей, было наиболее сложно устроить жизнь так, чтобы она походила на семейную. В ходе практической работы была выявлена масса недостатков в организации приютов казарменного типа и, как отмечал докладчик, преимущественно вдали от города стали устраивать приюты поселкового типа. Дети жили там группами, но посещали общую школу, мастерскую. При каждом домике устраивали огород, птичий двор, в уходе за которыми дети принимали самое деятельное участие. В целях максимального приближения к жизни состав воспитанников подбирался и состоял из детей разного возраста. Размеры таких приютов по сравнению с казарменным типом были уменьшены, а процесс содержания и воспитания детей в таких приютах старался быть приближен к домашней обстановке, что сказывалось как на воспитательном и социализирующем процессе, так и на общем физическом состоянии детей. Но практика детского воспитания показала, что самый большой недостаток данной системы заключался в отсутствии непрерывно действующего контроля за детьми. Хотя, в целом, система разбросанных домиков была признана во многих странах наилучшей. Одним из наиболее ярких примеров ее применения была Англия. Кроме того, вполне приемлемой считалась система патроната, также позволяющая воспитывать осиротевших детей в привычных для них семейных условиях. Последняя имела широкое распространение, в том числе и в дореволюционной России.

Однако, как уже указывалось ранее, в послеоктябрьский период роль и задачи, возложенные на детский дом, сильно менялись. Исходя из того, что политический акцент был сделан не на семейное, а на коллективное воспитание, то и приближение детского дома к семейной обстановке было признано ненужным. В новых условиях общество не могло бросить на самотек такой важный аспект, как воспитание нового поколения, а четкий контроль за этим процессом был возможен только при условии создания крупных детских домов массового содержания детей - детских домов казарменного типа. Также решающим фактором была экстренность, за короткий срок требовалось организовать массовое количество мест для содержания беспризорных детей, детей сирот, и даже для детей из семей. Причем искусственность, оторванность от жизни создаваемых детских домов казарменного типа увеличивалась еще тем, что их четко разграничивали по возрасту детей (дошкольные, школьные, подростковые, и, достаточно организуемые, смешанного типа). По Уставу детского дома, принятому в 1921 г., в эти учреждения могли приниматься дети до 16 лет. Дошкольные детские дома предназначались для детей 3-7 лет, школьного типа - с 7 до 16 лет, причем для детей от 13 до 16 лет предлагалось устраивать подростковые детские дома. Для детей до трех лет создавались дома ребенка. Выделялись также учреждения для физически и умственно дефективных детей.

Воспитание в детских домах планировалось осуществлять на основе принципов коллективизма и организации трудовых процессов. Каждому детскому дому по Уставу должен был выделяться участок земли под сельское хозяйство - сад или огород, а также организовывались одна или несколько мастерских. Кроме того, воспитанники детского дома должны были участвовать в самообслуживании и «хозяйственных заботах о помещении всего детского дома». Для устранения изолированности данных учреждений предполагалось осуществлять обучение воспитанников в общих районных школах, куда их должны были принимать в первую очередь.

Существенное внимание в Уставе уделялось и организации досуга в детском доме. В этом отношении планировалась организация клубной работы, библиотек-читален, разнообразной кружковой деятельности. Детский дом должен был стать учреждением, «дающим детям возможность всестороннего физического развития, серьезный запас знаний, умение прилагать их к жизни, дающим привычку к труду, умение коллективно жить и работать, дающим понимание жизни и умение занять в ней место полезного члена общества».

К особому типу относились учреждения для малолетних и несовершеннолетних правонарушителей. Назывались они детскими домами для «морально-дефективных» детей. Появление такого термина было связано со следующим обоснованием специалистов, что основы деяний таких детей лежат в аномалиях характера, в деформации моральных основ личности. Поэтому, отменив термин «малолетний преступник», специалисты вводят не менее ужасное определение таких детей - «морально- дефективные». Предполагалось, что учреждения для таких детей будут в корне отличаться от дореволюционных воспитательно-исправительных заведений, выполнявших скорее функцию «школ преступности». Возможные формы этих учреждений активно обсуждались на съездах специалистов. В июне - июле 1920 г. в Москве состоялся Первый Всероссийский съезд по борьбе с детской беспризорностью, дефективностью и преступностью, на котором был предложен целый ряд проектов учреждений для детей- правонарушителей. Наибольшую поддержку получило мнение о создании учреждений для «морально-дефективных» по образу и подобию детских домов для нормальных детей, при обеспечении в них более внимательного врачебно-воспитательного надзора. Хотя не исключалась при этом и возможность создания сети лечебно-оздоровительных учреждений.

Следует подчеркнуть, что все названные положения были направлены на создание таких учреждений, которые в наибольшей степени отвечали бы задачам воспитания «нового человека».

«Коммунистическая семья» в лице детского дома должна была не только дать приют нуждавшимся в этом детям, она была призвана воспитать в ребенке такие качества, как коллективизм, трудолюбие, верность идеалам революции.

Периодически проводимые обследования детских домов рисовали картину жизни этих учреждений, которая сильно отличалась от теоретических программ.

В октябре 1924 г. состоялся Второй съезд социально-правовой охраны несовершеннолетних (СПОН), а в ноябре 1927 г. Всероссийская конференция работников детских домов, где данные вопросы были в центре внимания.

Так, работники детских домов обращали внимание конференция на то, что в действительности представляли собой сиротские учреждения, что дети сплошь и рядом существуют в ужасных условиях. Между тем, улучшение этих условий дает сейчас же реальные положительные результаты - сокращение побегов, выравнивание трудных до нормы и проч..

Например, ТрудДом в том же Новочеркасске. На оборудование его было затрачено больше 200 тысяч. ТрудДом обеспечен богатейшими мастерскими и прекрасной обстановкой. Но всё это за решеткой. Очень скоро ребята устроили бунт. С крыши закидали камнями воспитателей и стражу, прекрасно зная, что в них не имеют права стрелять. Вскоре же половина ребят разбежалась. Вместо 100 осталось 48 чел. на 60 человек персонала. Е. И. Сухова, инструктор подотдела охраны детства в Иваново- Вознесенской губернии, восклицала в своем докладе: «Где же наши лозунги: "Все для детей" - когда для детей не только не дается все, но и берется последнее, когда детские дома снова становятся морилками, как это было в дореволюционное время». Что плановая работа необходима, это бесспорно, говорили работники, но беда в том, что мы, с одной стороны, плохо умеем планировать, а с другой, из-за отсутствия многих необходимых условий, не сможем осуществлять намеченных планов. Например, когда в округе нет приемников, нет учреждений для трудных детей и для детей физически дефективных, невозможно правильно распределить детей по учреждениям (из докладов на конференции по Уралу).

Или трудности в вопросе выпуска, заключающиеся не только в том, что мала броня в производстве, мало подготовлен подросток, - с этим уже начинаем справляться, - а в том, что выпущенный из детского дома, т.е. устроенный на производство, на работу, воспитанник не получает жилплощади и остается жить в детском учреждении. Пребывание же фактически самостоятельных уже молодых людей в дет. доме, разумеется, разлагает работу детского дома.