Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Теоретико-методологические проблемы современной правовой политики российского государства

1. Современные теоретико-методологические версии исследования российского политико-правового пространства

В современной теории государства и права, а также в рамках истории политических и правовых учений оправдан и перспективен поиск скрытых в массивах национальной культуры и государственно-правовой традиции инвариантных стилей политического мышления, моделей социально-правового поведения и публично-властного взаимодействия, что естественным образом позволит приоткрыть логику и целостность развития конкретного социально-культурного феномена в российском геополитическом континууме. В силу этого реконструкция национальных концептов власти, права, государства¹, исследование процессов их эволюции и соответствующих им форм государственно-правовой организации общества есть первейшая задача отечественной теории государства и права.

Так, с нашей точки зрения, осмысление специфики и эволюции отечественной государственной власти зависит от обнаружения её «образа» в национальном самосознании, специфики мыследеятельности субъектов, конкретных политических и юридических проблем, стоящих перед обществом на конкретном историческом отрезке времени.

Анализ политического мышления и публично-властной практики определённой эпохи возможен только в рамках комплексного подхода, совмещающего исследование как гносеологических (как воспринималась и познавалась государственная власть в ту или иную эпоху - концептуальная практика) и морфологических (социально-политическое строение и форма), так и практических социально-политических проблем (посредством каких техник и способов осуществлялась государственная власть в ту или иную эпоху - властно-управленческая практика).

Становление институтов власти многие исследователи связывают с различными историческими особенностями развития страны. Например, с точки зрения В.О. Ключевского, история России, как и история самой государственной власти, связана с процессами колонизации. «Область колонизации в ней (в истории России - авт.) расширялась вместе с государственной ее территорией, то падая, то поднимаясь, это вековое движение продолжается до наших дней»². И в каждый исторический период перед обществом и властью становятся проблемы организации политического, правового, этнонационального пространства, установления адекватного «житейского порядка», строя людских отношений, интересов, чувств, нравов и т.п. «Сложившегося порядка люди держатся, пока непрерывное движение исторической драмы не заменят его другим»³, с изменением последнего меняются задачи, стоящие перед государственной властью по организации политического пространства и, соответственно, ее институционально-властная конфигурация.

Ряд других авторов, хотя в их рассуждениях и идет речь о расширении политического, правового и географического пространства, ведущей причиной формирования и развития государственно-правовых институтов считают диалектическое взаимодействие институтов государства и народа. Интересно, в этой связи то, что сам политический институт Царя сложился как «ответ на постоянный конфликт между народом и государством как способ психологической защиты…, надежда возлагалась часто не на реального царя, а какой-то мифологизированный его образ»⁴. В этом смысле практика бегства и ухода «от государственной власти составляли все содержание народной истории России. Вслед за народом шла государственная власть, укрепляя за собой вновь заселенные области и обращая беглых вновь под свое владычество», устанавливая в новых местах свою юрисдикцию⁵.

Само расширение государственной территории проходило «сплошь и рядом без всякого экономического расчета, - в силу чисто политических убеждений, иногда даже не для самосохранения и независимости, но для внешнего могущества и величия». Таким образом, «конфликт между народом и государством приводил к укреплению государства; более того, без этого конфликта русская государственная власть никогда бы не смогла прочно утвердиться на столь огромной территории. Он сам служил залогом могущества Российской империи»⁷.

Ряд других исследователей развитие государственно-правовых институтов в России связывают с «модернизационными» и «традиционными» процессами в самом обществе. Так, традиционализм в сфере государственного властвования основан на подчинении институтов власти, прежде всего, высшим нравственно-религиозным ценностям. Само политическое устройство, свойственные ему институты и механизмы суть только инструменты сохранения традиционных структур сознания, заветов старины, духа предков. Ни власть, ни политические институты с позиции концепции традиционализма не обеспечивают единства и целостности сообщества сами по себе, т.к. последнее достигается изнутри, силою духовною, объединяющей людей в известное органическое целое. Поэтому основа и смысл институтов государственной власти, как идеи и как формы, лежит больше в плоскости социально-политических и духовно-нравственных начал, чем в плоскости юридических и экономических основ.

Модернизм в сфере государственного властвования направлен на улучшения социально-экономической жизни общества и его конкретного индивида. По своей сути власть приобретает в контексте последнего механистический, технократический характер, оценивается и воспринимается с формальных предпосылок, т.е. с точки зрения внешнего устройства, эффективности осуществления возложенных на нее ценностей⁸. Модернизация представляет собой идеализацию некоторой универсальной сущности, годной для всех, представляющей общий путь, на который должно вступить все человечество, подчинив этому идеалу духовную и материальную жизнь (путем переноса, копирования структур, институтов, технологий и образа жизни у тех государств, которые уже идут по этому пути).

С точки зрения традиционализма последовательное воплощение принципов модернизации приводит в конечном итоге к тому, что известная «культур-цивилизационная целостность» разрушается в пользу особого универсального типа цивилизации. За что та или иная культура, как замечает В.Г. Федотова, «платит жизнями, отказом от традиций, упрощёнными схемами и насильственной практикой их достижения»⁹.

С точки зрения этих авторов, в рамках исторического развития политической организации можно достаточно отчётливо выявить противоборство этих установок, когда маятник политической мысли и практики «раскачивался» между этими двумя антагонистическими проектами, структурируя под каждый из них систему государственной власти. В свою очередь, диалектическое взаимодействие данных политических проектов в ходе саморазвития общественной системы приводят к эволюции государственности, отражают специфичность и закономерность российских исторических процессов, соотношение действительного и возможного.

С нашей точки зрения, все предложенные «исследовательские варианты» развития институтов государственных власти не ошибочны, а отражают отдельные факторы, влияющие на эволюцию последних. Однако следует отметить два момента. Во-первых, изменения в любом традиционном обществе не произвольны. Трансформация институтов государственной власти задается самой политической традицией изнутри. Каждое общество, как отмечает С. Эйзенштадт, «имеет реальные и символические события прошлого, порядок и образы которого являются ядром коллективной идентичности (традиционного общества), определением меры и природы его социальных и культурных изменений. Традиция в этом обществе служит не только символом непрерывности, но и определителем пределов инноваций и главным критерием их законности, а также критерием социальной активности»¹⁰.

Следовательно, неверным будет противопоставление этих двух тенденций в общественном развитии. Всякая современная политическая организация представляет конвергационную взаимосвязь и взаимообусловленность предшествующих этапов развития и будущих перспектив и целей. Думается бессмысленно спорить с известным русским государствоведом А.Д. Градовским, когда он отмечает, что «государство, как всякое историческое явление, подчинено условиям развития, законам прогресса, т.е. его формы переходят от одного относительного принципа, годного для одного времени, к другому, годному для времени последующего… Государство, провозгласившее безусловную годность данных, следовательно, переходящих, начал своего строя, рискует вызвать противоположные идеалы, столь же безусловные и неустойчивые. Отрицаясь от новых требований жизни, оно дает силу утопии; отказываясь от прогресса осуществляемого, оно, в конце концов, сталкивается с идеалами неосуществимыми»¹¹.

Во-вторых, утверждение о том, что источником эволюции государственных институтов власти становится конфликт между властью и народом тоже чрезвычайно преувеличено. Так, например, С. Лурье, анализируя истоки и проявления этого конфликта, в конечном итоге приходит к заключению, что «оппозиция русская община - Российское государство оказывается на поверку неверной. Даже в своих крайних антигосударственных проявлениях русские оставались, по своей сути, государственниками»¹². Для этого достаточно вспомнить Смутное время, когда государство, с его системой органов и учреждений, прекратило в принципе существовать, но было восстановлено силою народного государственного мышления, при широкой поддержки земства.

Как правило, в кризисных ситуациях, слабости институтов государственной власти вся полнота власти возвращалась земским соборам, которые принимали государственно-значимые решения (определения устройства государства, политические приоритеты и цели развития и т.п.), становящиеся нормативно значимыми для всего народа русского. Как отмечал В. Алексеев, «начало оживления земских соборов совпадает со временем тяжелых испытаний, посланных судьбой русскому государству в XVI веке. Вследствие пресечения династии и низложения царя (Шуйского) государство несколько раз оставалось без обычного своего руководителя, царя, и в это «безгосударственное» время власть сама собой возвращалась народу… В такие исключительные моменты земские соборы получали исключительное значение, тогда они являлись верховной властью в государстве»¹³.

Однако обратимся к социально-политическим процессам зарождения российской государственной власти. Этот вопрос в настоящее время до сих пор остаётся открытым и спорным. Существуют различные точки зрения на эту проблему. Так, например, В.О. Ключевский, Н.М. Карамзин, С.М. Соловьев считали, что истоки зарождения русской государственности и формирование отечественной политической традиции следует относить уже к IX в.

Причём, С.М. Соловьев, например, настаивает на том, что политическая эволюция институтов государственной власти представляет собой единый историко-культурный процесс, хотя в его рамках и существуют различные виды, типы государств. В.О. Ключевский также рассматривает историю России как некое «вековое движение», продолжающееся до наших дней, выделяет четыре основных периода развития: днепровский, верхневолжский, великорусский, всероссийский.

Иначе к этому вопросу подходили историки российской государственности, придерживающиеся евразийской концепции - П.Н. Савицкий, Н.С. Трубецкой, Л.Н. Гумилев, Г.В. Вернадский и др. Так, они обосновывали огромное влияние на развитие российской государственности и политической культуры татаро-монгольского элемента. Л.Н. Гумилев, исходя из этого, вообще отмечает, что Древнерусское государство и государство российское, по сути, два разных политических типа, с разными политическими проектами строительства системы государственной власти, ее осуществления и легитимации. Он отмечает, что уже в XIV в. «прежняя Киевская Русь канула в небытие. Ни политического, ни этнического единства русских больше не существовало. Люди остались, но сама система власти и организации отношений между людьми оказалась разрушенной окончательно». «Единственной связующей нитью для русских людей XIV в., - пишет Л.Н. Гумилев, - оставалась православная вера». И уже «к 1380 г. Древняя Русь «растворилась» в Литве и Московской Руси»¹⁴. Сам «миф о Киевской Руси, по мнению современного политолога А.Г. Дугина, - созревает именно в монгольскую эпоху, как ностальгия по «золотому веку» и имеет «проектный», «мобилизующий» характер для будущего державного возрождения»¹⁵. Именно из Московской Руси, опирающейся на православную веру и этническую терпимость, постепенно выкристаллизовывается новый тип политической организации, существенно отличающейся от Древнерусского периода.

По утверждению другого известного историка В.О. Ключевского, «народ становится государством, когда чувство национального единства получает выражение в связях политических, в единстве верховной власти и закона». Именно только в государстве, отмечает историк, «народ становится не только политической, но и исторической личностью с более или менее ясно выраженным национальным характером и осознанием своего мирового значения»¹⁶. Следуя этой посылке, можно признать разумность и обоснованность точки зрения Л.Н. Гумилева (вспомним, что на этой позиции настаивал и Н.С. Трубецкой в своей работе «Наследие Чингисхана» и ряд других исследователей).

Вся история Евразии, по мнению Г.В. Вернадского, «есть последовательный ряд попыток создания единого всеевразийского государства. Попытки эти шли с разных сторон - с востока и запада Евразии. К одной цели клонились усилия скифов, гуннов, хазар, турко-монголов и славяно-руссов»¹⁸. И только усилия славяно-руссов увенчались, с точки зрения учёного, успехом: образовалось единое евразийское государство. Древняя Русь со своими вечевыми практиками, разобщённым миросозерцанием была неспособна выжить на этом пространстве и приспособиться к изменяющимся условиям, здесь, прежде всего, требовалось «наличие единого и целостного миросозерцания».

Таким целостным политическим миросозерцанием, по его мнению, было проникнуто только Московское царство. Поэтому Г.В. Вернадский настаивает, что процессы по формированию единой российской государственности стали возможны только в Московский период. Этому сопутствовало два фактора - монгольский и византийский. «Монгольское наследие - Евразийское государство. Византийское - православное государство… Монгольское наследие облегчило русскому народу создание плоти Евразийского государства. Византийское наследство вооружило русский народ нужным для создания мировой державы строем идей»¹⁹.

Стоит отметить также, что идея единой в политическом и духовном смысле российской государственности становится фактом народного сознания, активно проникает в политическое мышление и действие, как отмечают современные исследователи, начиная с XV в., и особенно утверждается в XVI-XVII вв. До сей поры подготавливался фундамент, условия для осуществления этого политического единства. Начиная с митрополита Киевского Иллариона русские книжники стремятся обосновать «величие и красоту земли русской», её целостность и необходимость защиты последней единой властью, формируя тем самым целостное и специфическое политическое мировоззрение в первую очередь политической и духовной верхушки (элиты) общества. Так, в «Слове о Законе и Благодати» XI в. Илларион пишет, что князь должен управлять на земле Русской, которая «ведома и слышима всеми четырьмя концами земли», как «единодержец земли своей».

Начиная с XIII в. в отечественном самосознании начинает преобладать идея гибели Руси, связанная с тем, что каждый «печётся своим интересом», а не «отеческим» (государственным), а монголо-татарское нашествие мыслится как Божья кара за забвение христианских норм морали и правил жизни. Все древние источники этого периода - «Слово о погибели Русской земли», «Слово о Полку Игореве» - подчёркивают природное единство Земли Русской, призывают к восстановлению единства державы, обосновывается идея спасения Руси посредством единения всех сил, которое «становится самой насущной жизненной потребностью, условием для выживания всего народа»²⁰. Поэтому, заметим, что вследствие «отсутствия политического единства «Русская земля» как понятие относилось к эпохе Древней Руси, а «формирование единого государства (как качественно новый тип политической организации) начинается с XIV в., и уже в «XV в. Россия приобрела полнокровное политическое и национальное единство, в конце XVI - начале XVII в. мы сталкиваемся уже со сложившейся великорусской народностью»²¹.

Подобного взгляда на формирование единой государственности придерживаются и христианские учёные мужи. Так, митрополит Иоанн (Снычев) в своих очерках о русской историософии замечает, что «поучения Владимира Мономаха, самодержавные устремления святого Андрея Боголюбского, кропотливый труд московских князей по собиранию Руси - все это лишь этапы становления русской державности, завершившиеся двумя царствованиями - Иоанна III и Иоанна IV и утвердившие национальное единство, освящённое в своих истоках и целях святынями веры»²².

Таким образом, солидаризируясь с точкой зрения Л.Н. Гумилева и Г.В. Вернадского, отметим, что не следует нивелировать древнерусские воззрения политического, правового и социокультурного характера, получившие свое воплощение в типе (стиле) российского политического мышления и сформировавшие национальную политическую традицию, свойственную дальнейшему развитию российской государственности. Например, известная «центральность» и сакральность верховной власти восходит ещё к древним представлениям славян об устройстве мира. Общеизвестно, что представления о священном, космическом характере власти в языческой религии остаются и в рамках христианского мировоззрения как духовная основа формирования социально-политических отношений и институтов. Мифо-ритуальный контекст славянского язычества, в рамках которого зарождалось и развивалось христианство, создал и свою систему механизмов преемственности. Так, построение властной иерархии в Московской Руси во многом совпадало с представлениями древних славян о космической, сакральной иерархии.

Причём структура власти и свойственные ей отношения моделируются по аналогии с мифологическо-языческим мировосприятием и воспроизводят отношения в семье и в общине. Подобные мифологические образы рождают и центральный символ Царя, а также символ священного города (население известной территории начинается, как замечает С.Д. Домников, с обозрения сакрального центра, где возводится жертвенник, алтарь будущего храма или очаг жилища²³). В особом статусе царя («Царь - Бог», «Царь - Отец», «Царь - Земля») в народном сознании перемешиваются языческие и христианские практики восприятия политического. Царь становится сакральным символом присутствия святого в мире, символом Земли русской, символом устойчивости и выразителем определённого жизненного уклада.

По этому поводу Н.Н. Алексеев отмечал, что сама идея монархической власти своими корнями уходит в мифологическо-языческое мышление, которое почти без существенных изменений отражало основные моменты древневосточного абсолютизма. «Теория же восточного абсолютизма, - замечает учёный, - утверждала, что государственный порядок является отражением порядка небесного, что земной владыка является носителем божественных функций, что он есть существо страшное, карающее и милующее, что жизнь и смерть людей - в его руках, что он, как бог, несёт спасение подданным, с которыми он связан не правовой, а чисто нравственной связью». И именно «публицисты московской монархии, - продолжает он, - и главным образом Иосиф Санин и его школа, в точности воспроизвели в своих воззрениях все эти основные пункты, изложенные впоследствии в политической теории Ивана Грозного» ²⁴.

Кроме того, развитие отечественной политической традиции и национальной институционализации государственной власти «было воплощением определённой исторической закономерности, проявлявшей себя в деятельности ряда предшествующих государственных образований» ²⁵. Так, вся история Евразии, по мнению Г.В. Вернадского, «есть последовательный ряд попыток создания единого всеевразийского государства. Попытки эти шли с разных сторон - с востока и запада Евразии. К одной цели клонились усилия скифов, гуннов, хазар, турко-монголов и славяно-руссов».

Другими словами, государственное строительство было подчинено известным историческим закономерностям, последнее «имело глубочайшие исторические корни, и последовательное «расширение» Руси - России уместно понять поэтому не как волюнтаристскую экспансию, а как исполнение объективной «воли» самой истории».

При этом, историки государства и права отмечают, что эти исторические тенденции во многом обусловливали не только становление государственности, эволюцию институциональной и правовой системы, но и существенным образом влияли на специфику взаимоотношения - человека и государства, государственной власти и отдельных территорий и т.д. Еще в Киевской Руси выделяют подобные тенденции, однако, полностью они нашли своё воплощение в Московском государстве. Так, В. Пузанов замечает, что древняя славянская «история наполнена драматическими событиями, связанными с попытками Киева распространить свою гегемонию на окрестные племена. Процесс этот был длительным и протекал далеко не мирно и не гладко. Только ко времени Владимира можно говорить о его завершении в общих чертах и сложении грандиозного суперсоюза («огромной конфедерации», Киевской Руси - авт.), охватившего большую часть территории Восточной Европы»²⁸.

Эту же модель государственного развития В.Н. Топоров «считает правомерным соотнести с моделью отношений Киева с другими городами - идея вбирания-разрастания исходит из образа цивилизационного масштаба, представляемого киевским типом социальности. Позже элементы этого типа развития, в ещё более грандиозных масштабах, проявляются на примере роста Москвы и распространяемом ею цивилизационном типе, с той лишь разницей, что Москва вбирала в себя сельские поселения, реализуя уже специфически аграрный тип развития»²⁹.

В этом смысле понятным становится тяготение всех варяжских князей к Киеву, который позволял с экономической, а затем и с политической (центр политической жизни), военной (главный форпост страны против степи) точки зрения, обеспечить зависимость всех русских земель и городов от последнего и, соответственно, их подчинения единому центру власти. Вспомним в этом контексте слова В.О. Ключевского: «кто владел Киевом, тот держал в своих руках ключ от главных ворот русской торговли… в Киеве сходились нити их благосостояния».

С точки зрения М.Ф. Владимирского-Буданова, вообще вся история политического развития российской государственности - есть единое движение по созданию целостного государства на евразийском континенте, это развитие идёт от меньших единиц к более крупным. Другого устойчивого политического у России существовать не может, любое деление территорий на малые единицы с их политической автономностью неизбежным образом ведёт к краху отечественной государственности. Вся история России, как ещё замечал В.О. Ключевский, - это воссоединение, расширение и сплачивание различных территорий и политический традиций в единое целое - русское государство.

В заключение отметим следующие основные выводы, которые можно сформулировать на основании вышерассмотренного:

- во-первых, национальный политико-правовой опыт объективируется в различных государственно-правовых институтах и структурах, политических моделях властных отношений, которые поддерживают и воспроизводят политическую и правовую упорядоченность российского общества на различных этапах социокультурной трансформации. При этом государственная власть выступает цивилизационным феноменом, которому характерны устойчивые социокультурные элементы и воспроизводящийся стиль властно-политической организации и взаимодействия;

- во-вторых, формирование российской государственности, а также социокультурная эволюция публичной власти были воплощением определённых исторических закономерностей, проявлявших себя в деятельности ряда предшествующих государственных образований (хазар, гуннов, монголов и т.п.). Исторические тенденции, территориально-географическая специфика во многом обусловливали не только становление государственности и политической системы, но и существенным образом повлияли на специфику взаимоотношения - человека и государства, государственной власти и отдельных территорий и т.д.;

- в-третьих, история развития государственно-территориального, институционально-властного и социально-политической трансформации развития российской государственности - есть единое движение по созданию целостного политического пространства на евразийском континенте, это развитие идёт «от меньших единиц к более крупным» (М.Ф. Владимирский-Буданов). Причём другой политической стратегии развития у отечественной системы государственной власти существовать не может, любое деление территорий на малые единицы с их политической и юридической автономностью неизбежным образом ведёт к краху отечественной государственности, к дестабилизации евразийского геополитического пространства;

- в-четвёртых, реконструкция социально-политических трендов развития институтов государственной власти должна основываться на том, что: с одной стороны, тот или иной период как относительно самостоятельный и целостный этап развития государственной власти, в рамках которого исследуются: аксиологические и гносеологические проблемы (как воспринималась и познавалась государственная власть в конкретную эпоху, на какую ценностно-нормативную структуру она опиралась при обосновании политического порядка и легитимации своей властной активности - идейно-концептуальная практика); морфологические проблемы (институциональная и функциональная конфигурация системы государственной власти - практика государственного строительства, совершенствования и оптимизации институционально-функциональной структуры), социально-практические проблемы (как осуществлялась государственная власть, посредством каких техник и способов, а также национальная специфика властно-политического взаимодействия государства и общества - властно-управленческая практика).

С другой стороны, следует учитывать: во-первых, целостность российской властно-политической эволюции, несмотря на все неожиданные повороты в исторической судьбе отечественного государства; во-вторых, геополитическую обусловленность трансформации государственной власти, на становление и развитие которой влияли как «феномен общеевразийского развития» (А. Фурсов), так и прямое или косвенное воздействие западноевропейских политических ценностей и властно-управленческих практик;

- в-пятых, российская государственная власть - это особый, целостный и устойчивый политический и социокультурный феномен, требующий адекватной как теоретико-методологической основы исследования, так и стратегии институциональной трансформации. При этом отказ от национальной политической традиции и социокультурных доминант ведёт не к новому, более совершенному и оптимальному развитию российского общества, а к более рискогенной и нестабильной политической реальности.

2. Теоретико-методологические проблемы интерпретации и институционально-нормативной реализации правовой государственности в России

При рассмотрении этого вопроса речь, как видится, должна идти не о скорейшем (или постепенном) конструировании либерально-демократических институтов, развитии частной собственности, экономического благосостояния и независимости субъектов гражданского общества, а, напротив, о создании правовой государственности. Очевидно, что понятие «государственность» значительно шире и содержательней. Данное понятие отражает типологическое своеобразие и духовно-культурную особенность, прежде всего, таких социальных феноменов, как государство, власть и право, созданных и органично развивающихся в рамках известного общества, его духовно-культурного, социально-психического уклада.

Следовательно, конкретное государство институционально оформляется и развивается именно на этом фундаменте, представляя свой особый, хотя, может быть, типологически и сходный с другими национально-цивилизационными континуумами вид государства по форме и, что более важно, по содержанию.

Иначе говоря, как бы ни старались реформаторы разного толка сконструировать на отечественном социокультурном фундаменте стройный «западноевропейский дворец» (как центр политической и правовой жизни российского общества), он все равно не сможет обрести ни стабильности (устойчивости), ни социально-правовой и политической ценности для отечественного политической культуры.

Провозглашённая в ст. 1, п. 1. Конституции РФ модель государственного устройства, а именно: демократическое федеральное правовое государство, не раскрывает смысл и содержание самой правовой государственности, а характеризует, скорее, систему демократического политического устройства. Причём в дальнейших положениях Конституции совершенно четко прослеживается логическое построение западноевропейской системы демократии (гл. I Конституции РФ). Практически во всех комментариях официального и неофициального характера при раскрытии сущности правового государства отражено именно формирование системы государственной власти, отвечающей стандартам либерально-демократической модели.

Важно в этом случае то, что осознанно или неосознанно в качестве идеала, образца берётся именно специфическая модель государственного устройства и организации властных практик западных стран, причём та, которая сформировалась исключительно в рамках определённых социально-культурных, геоюридических и геополитических условий. Приведём вполне справедливые суждения известного политолога В.Б. Пастухова: «Проблема состоит в том, что конституционализм - это своего рода социальный «чёрный айсберг», возвышающийся над поверхностью океана западной культуры. Его видимая часть представлена набором демократических институтов, кажущихся вполне самодостаточными и легкоусвояемыми. Возникает соблазн «отбуксировать» эту демократическую систему в сопредельные цивилизационные океаны и моря, однако кроме видимой части, есть ещё и невидимая подводная часть, глубоко погруженная в уникальную историю Запада. Об эту подводную часть и разбиваются все попытки привить конституционализм в чуждой для него культурной среде»³¹.

К сожалению, эта демократическая система и уникальная, исторически сложившаяся практика властного взаимодействия между обществом и государством принимают универсалистский характер. Оказывается, что практически не может существовать иная модель правового государства, которая не воспроизводила бы западноевропейскую логику формирования и функционирования политической организации. Получается, что если категории «правовое государство» и «либерально-демократическая система власти» (или просто «демократия») являются тождественными понятиями, равнозначным по смыслу, тогда будет и понятие «правовая государственность». Однако в настоящем исследовании такие категории, как «правовая государственность», «правовое государство», «правовое устройство» и «демократическая система» не отождествляются, хотя они и имеют много общего, являются близкими и взаимосвязанными по содержанию.

«Правовая государственность» формируются под воздействием целого комплекса факторов, отражающих социально-экономические, этнополитические, духовно-нравственные, социокультурные условия, на основе которых институционализируются практики публично-власт-ного взаимодействия субъектов, формируются политическая и правовая системы, государственно-правовая организация и политический порядок в целом. Правовая государственность, таким образом, определяет (кроме всего прочего) главное - особый тип политического и правового мышления и логику осмысления политических процессов, аксиомы правового и политического сознания граждан, цивилизационную модель (национально-культурный тип) правового государства, в конечном итоге отражает национальную уникальность политического бытия общества.

Здесь можно вспомнить слова И.А. Ильина, который писал, что «государство совсем не есть «система внешнего порядка», осуществляющаяся через внешние поступки людей… На самом деле государство творится внутренне, душевно и духовно; и государственная жизнь только отражается во внешних поступках людей, а совершается и протекает в их душе»³².

На основе вышесказанного можно утверждать, что «правовое государство» формирует основополагающую идею (идейно-концептуальную доктрину) и принципы институциональной (политической, экономической, правовой, социально-духовной и т.п.) организации государства в рамках конкретных культурно-исторических условий. Формирование идеи и принципов правового государства обусловлено спецификой исторической эпохи, уровнем развития науки, образования, культуры, политическими обычаями и традициями общества, его нравственно-духовным потенциалом, уровнем политико-правового сознания и культуры, господствующими религиозными и идеологическими взглядами и т.п.

Тем не менее идея самого правового государства, как это обосновывал ещё И. Кант, заключается в том, что все в государстве подчинено праву (определённое политико-правовое состояние, при котором каждый гражданин может свободно пользоваться своими законными правами, реализовывать свободно свои законные интересы), т.е. право господствует над всем в том числе и над государственной властью. Однако все дело в том, что мы понимаем под правом. Если мы рассматриваем право как совокупность законов и иных нормативно-правовых актов, то это позитивное право, лишённое духовных и нравственных оснований, являющееся исключительно властным и политически ангажированным явлением. В этом случае идея правового государства станет миражом, как отмечает Е.Б. Пашуканис, она заслонит от народных масс факт господства класса, слоя, корпоративных, партийных интересов³³. В западноевропейской политико-правовой мысли, где сформировалась идея правового государства, право рассматривается как существовавшая ещё до формально установленного закона естественно-правовая ценность.

В отечественной политической традиции подобную категорию заменяет понятие «правды». Правда, как и естественное право, не совпадает и не исчерпывает себя государственно установленными социально-политическими, экономическими нормами, не выражается взаимными выгодами. «Как и естественное право в конституционной традиции, - пишет по этому поводу К.В. Арановский, - так и правда в российской культуре составляет ценность. Как и правда, естественное (должное, вечное, справедливое, разумное) право, а также естественные (неотъемлемые и неотчуждаемые) права стоят выше закона и других правовых форм»³⁴. Однако, продолжает автор, «у правды шире область влияния. Она направляет или расстраивает условности, как в праве, так и в нравственности, не противопоставляя их и даже не стирая границы между нравственным и правовым. Естественное право, напротив, как бы широко его ни понимали, все же смещено к юридической стороне жизни»³⁵.

Кроме того, естественное право доступно рациональному оформлению и разумному, казуальному объяснению, в свою очередь, в правде превалирует не личностное содержание, а межличностное (соборное), оно более интуитивное и психическое, в силу этого не поддаётся полному рациональному постижению.

«Правовое устройство», с нашей точки зрения, это уже конкретная политическая и правовая конфигурация властных институтов и практик, определяющая конкретный политический и правовой порядок, который становится легитимным и легальным, если, соответственно, данный порядок органичен социокультурному укладу общества и основополагающим социально-политическим принципам (последние, как правило, фиксируются в основных государственных законах, в писаных или неписаных конституциях). Например, ещё в Московском царстве, как отмечает Н.Н. Алексеев, русский народ имел свою собственную, неписаную конституцию, которая выражалась в его верованиях и воззрениях, обычаях и традициях. Она оказывала воздействие на формирование государства, на осуществление государственной власти, задавала последней параметры функционирования и пределы ее деятельности³⁶.

«Демократическая система» - это понятие, связанное с конкретной цивилизационной моделью государства и политического процесса, основанные на духовных и культурных традициях западного общества. И, с нашей точки зрения, является не универсальным шаблоном организации деятельности государственной власти и публично-властного взаимодействия всех его субъектов, а уникальным, культурным явлением определённого общества. Ещё П.И. Новгородцев отмечал, что демократия должна «рассматриваться как одна из форм правового государства», что демократия и правовое государство - это явления не одного порядка³⁷. Поэтому коренная перестройка всего государственного организма, без адаптации чужеродных институтов к национальной жизни, политическому сознанию, без создания необходимых социально-экономических, политических условий невозможна.

Стоит также учитывать, что демократическая система как духовно-культурное явление основана на рационально-прогрессистском мышлении, где общество спаяно не духовно-нравственными и традиционными узами, как, например, российское общество, а рационально-правовым договором, который только и может скрепить независимые и индивидуальные социальные атомы. Так, например, по утверждению Г. Кельзена, демократическая система устанавливает политический и правовой релятивизм, не свойственный национальному государственному мышлению, основывается на том, что в общественной жизни нет никакого абсолютного порядка и никаких абсолютных обычаев, верований и воззрений.

Поэтому перспективы развития правовой государственности, восстановление политической стабильности, устойчивости и адекватности социально-властного взаимодействия (в системе личность - общество - государство), формирование режима законности и эффективности государственной власти зависят от поиска национальной стратегии обновления политической и правовой жизни российского общества, развития духовной и нравственной основы, поиска общественного идеала (идейно-концептуальной доктрины, отвечающей истории развития российского государства, его современному состоянию и условиям, а также будущим ориентирам). В противном случае, если правовое государство будет опираться на западную аксиоматику, российскую государственность ждёт модель постоянно догоняющей модернизации, непрекращающегося / затяжного транзитивного этапа и т.д.

В соответствии с этим, по нашему мнению, формирование идейно-концептуальной доктрины развития системы государственной власти должно реализовываться как на основе консервативно-политического моделирования, так и с учётом глобальных (межцивилизационных) тенденций развития³⁸.

Дело в том, что современные критерии и индикаторы устойчивости и стабильности государственной власти в глобальном демократическом транзите становятся весьма рискогенными и конфликтогенными, поскольку «диктатура экономоцентризма» (т.е. основные показатели стабильности государства) связывается с развитием рыночных институтов и отношений, потребительского мировоззрения, устойчивого спроса и т.п., а не с качеством межличностных отношений, целостностью общественных систем и проч. Тотальность процессов политической стандартизации и государственно-правовой унификации на основе неолиберально-демократической парадигмы вызывает повсеместные системные деформации и цивилизационную конфликтогенность. Иначе говоря, действующие параметры и индикаторы устойчивого развития государственности в глобализирующемся мире, представляемые в качестве универсальных и общечеловеческих, исторически себя не оправдали.

Поэтому идейно-концептуальная доктрина развития публичных институтов власти должна интегрировать как действующие международно-правовые требования и политические стандарты, так и традиционные ценности и принципы воспроизводства социально-политической целостности и устойчивости российского общества. Прав в этом плане У. Бек, отмечая, что при формировании будущей устойчивой модели государственно-правового развития «следует заниматься вопросом, как цивилизации, не принадлежащие Западу, по-иному, чем он, планируют и представляют себе свои особые сочетания культуры, капитала и национального государства, а не предполагать, что они являются недоразвитыми вариантами некоего западного первообраза»³⁹.

Исследователь верно отмечает, что «политэкономическим мифом» ХХ века была идея, согласно которой рыночные механизмы и в целом капиталистическая система «перемелют» любую традиционную культуру, сформируют новое мировоззрение и адаптируют традиции и обычаи взаимодействия между людьми к требованиям экономической системы. Однако все больше стран, особенно государственно-правовые системы евразийских и восточных стран, которые, наоборот, «перемололи» западную политэкономическую систему и адаптировали рыночные отношения под требования своей цивилизации.

3. Основные тенденции развития государственной власти в XXI веке

ХХ век для российского государства - век переломный. За этот период в истории развития российской государственно-правовой организации произошли некоторые крупномасштабные переустройства всей жизнедеятельности общества. Причём наиболее радикальные изменения были связаны с организацией и функционированием государственной власти.

Государственная власть - это система политических институтов, занимающихся организацией общественной жизни на определенной территории⁴⁰. Как известно, ее можно рассматривать как в узком, так и в широком контексте. В первом случае исследователь анализирует систему государственных органов и полномочий - это формально-юридический срез проблемы. Во втором аспекте государственная власть - это система легальных и легитимных публично-правовых отношений, властных институтов, идей, символов и ценностей, организующих и управляющих наиболее важными процессами в обществе на определённой территории, характеризующаяся суверенностью, монополями на издания общеобязательных норм, принудительной силой (властно-правовым господством, принуждением) и т.д.

Если первый аспект ориентирует на статическую характеристику государственной власти, то второй - это комплексный динамический аспект, включающий как сами институты власти, их публично-правовую деятельность, так и сложную систему устойчивых публично-властных отношений в обществе, поддерживаемых не только юридическими нормами, но и социально-политическими образами, ценностями, символами и стилями национального взаимодействия. Последние, как известно, складываются в системе личность - общество - государства в ходе её национально-культурной эволюции.

В этом плане очевидно, что государственная власть - это постоянно изменяющийся социально-культурный, политический и юридический феномен. На его развитие влияют как внутринациональные, так и внешние - международно-правовые нормы, стандарты, требования. Представляется, что интенсивность и влияние последних в XXI веке существенно возросло, что позволяет поставить вопрос о дальнейшей трансформации, изменении данного феномена общественной жизни.

Наиболее значимыми факторами, влияющими на развитие государственной власти, являются, бесспорно, социальный запрос конкретного общества, его политические, юридические и иные социально-культурные традиции, потребности населения, ценностное ожидания.

Очень многое в определении направления и достижении конкретных результатов зависит от того, как население России воспринимает существующую государственную власть, чего от нее ожидает. Еще одним немаловажным фактором является влияние международных норм, стандартов и международной-политической обстановки, а также современной практики политико-правового сотрудничества российского государства с другими иностранными государствами. Например, с конца XX века устойчивым убеждением являлось то, что современным, адекватным и наиболее приемлемым режимом функционирования государственной власти является демократия. Поэтому демократические стандарты являются сегодня основополагающими как в организации государственной власти, так и в её функционировании, социальной легитимации и т.д.

Кроме того, в последнее время на международной арене складываются или точнее постепенно оформляются новые (универсальные) требования к государственно-правовой организации, принципам и режимам её функционирования, легитимным методам и способам осуществления властно-правового господства на определённой территории. Все выделенные факторы, с нашей точки зрения, в XXI веке качественно изменят сущность, социальное назначение и специфику функционирования государственной власти.

4. Нравственный потенциал государственности и государственной политики. Моральные основания Конституции РФ

В отличие от права, у нравственности нет принудительного характера. Она лежит во внутренней свободе людей. Нравственно то, что делается только по собственному желанию, а не из-за страха внешних наказаний. Нельзя заставить любить или совершить подвиг самопожертвования, в этом и есть нравственные требования. Лишь добровольные жертвы имеют нравственную ценность. Здесь решающим началом является только голос собственной совести, признающей над собой высший закон и свободно исполняющий его. У данной области принуждение является отрицанием всех источников нравственных деяний, отсюда следует, что это полное отрицание нравственности. Принуждение к нравственным поступкам - полная безнравственность. Люди, будучи свободными существами, могут исполнять живущий в сердце закон или уклоняться от него, за это они несут ответственность только перед Богом, а не человеком, так как Бог - непогрешимый судья нравственных и безнравственных поступков и любого решения совести. Суд людей наступает только при условии посягательств на чужие права. Здесь наступает область принуждения.

Государственная цель - общее благо, что по существу является целью нравственной, так как нравственные требования состоят именно в поступках совершенных на пользу другим, то есть на общую пользу. В этом смысле можно сказать, что призванием государства является установление нравственного порядка в обществе. Государство подчиняет частные цели общественной, тем самым создавая порядок, который требует нравственный закон. И тогда нравственность становится главным элементом всей государственной деятельности. Но эти общие блага могут быть поняты односторонне или вовсе превратно, тогда теряется их нравственный характер. Тамерлан и Чингисхан действовали во благо своей орды, но их не считают благодетелями человечества. К той же категории принадлежат и любые насильственные порабощения. Польза победителя есть несчастие для побежденного. Все гонения на совесть, все произвольные стеснения человеческой свободы происходят во имя общего блага.

Мораль - это система господствующих в обществе этических представлений и чувств (идей о справедливости, добре и зле, чувство морального удовлетворения или стыда), а также основанных на них норм. Мораль - синоним нравственности. Есть и другая точка зрения (И. Кант): если мораль является объективно существующей нормативной системой, то нравственность - это субъективная способность человека априорно воспринимать добро и зло. В этом смысле нормы морали, существующие в нравственно не развитом обществе, могут быть безнравственны.

Взаимодействие права и морали

1. Общее в праве и морали то, что они относятся к надстройке над экономическим базисом общества, они меняются в связи с изменением экономических отношений. Нормы права и морали являются социальными нормами, то есть регулируют общественные отношения.

2. Различия права и морали: 1) право возникает одновременно с государством, а мораль значительно раньше (существование даже первобытной общины невозможно без морали); 2) нормы права устанавливаются государством, нормы морали возникают стихийно, а иногда в результате религиозного или иного воспитания; 3) мораль включает не только нормы, но и представления чувства; 4) нормы морали охраняются силой общественного мнения, нормы права охраняются государством; 5) право имеет дело только с поведением, выраженным вовне (то есть с действием или бездействием), аморальными могут быть и мысли.

3. Соотношение норм права и морали по содержанию. Тут есть разные точки зрения. Р. Иеринг, например, считал право «этическим минимумом».

В советском правоведении преобладала точка зрения, что все незаконные действия аморальны уже ввиду того, что они незаконны.

Но при этом организация Социалистической революции в 1917 г. не считалась аморальной. Вообще для марксизма характерен нравственный релятивизм - нравственным считается все, что выгодно рабочему классу в данный момент времени, цель оправдывает средства. Сам этот тезис представляется безнравственным.

4. Возможность несоответствия норм морали и права. Полное соответствие права и морали возможно только в идеальном государстве, а идеальных государств не бывает - это утопия. Пример аморального закона - положение уголовного кодекса о добровольном отказе подстрекателя, освобождающем его от ответственности в случае своевременного сообщения им в органы власти о преступлении.

Конституция - закон, обладающий высшей юридической силой. Перемены, происходящие в социально-экономических структурах, в общественно-политической жизни страны, безусловно, отражаются в разработке конституционного законодательства. Развитие конституции в целом всегда соответствует основным этапам развития самого государства и общества. В переломные моменты, периоды активных политических действий, вопросы дальнейшего законодательного и конституционного развития становятся более, чем актуальными, особенно, если речь идет о глобальных изменениях установившихся систем организации данного общества, как это произошло в 1992-1993 гг. у нас в стране. Конституция содержит в себе положения, очень отличающиеся от друг друга. В ее тексте находятся программные заявления, декларации, ссылки на историю. Но вместе с тем она имеет юридико-нормативный характер. В этом Конституция РФ не отличается от остальных законов. Она охватывает своими статьями все стороны развития общества и государства, она определяет общее общественное регулирование. Конституция чаще, чем другие законы, в том числе и кодексы, адресуется к обществу в целом, российскому народу, социальным слоям, народам и другим этническим группам, субъектам федерации, человеку и гражданину. Для развития конституции показательно повышение уровня обобщенности правового регулирования. Слово «конституция» - латинского происхождения - от constitutio - установление, устроение. Традиционно данным термином определяют закон, обладающий высшей юридической силой, который определяет государственное и общественное устройство, принципы организации, избирательную систему, деятельность органов власти и управления, основные права и обязанности граждан. Конституция - это фундамент законодательства, регулирующий взаимоотношения граждан между собой и государством. Она нужна для того, чтобы законы не имели противоречий и не нарушали права и свободы граждан. Развитие Российского государства подтверждает общее правило нашего времени: каждая страна, считающая себя цивилизованной, имеет свою конституцию. И это закономерно. Конституция важна и необходима для современного государства, так как в ней закрепляются исходные назначения, принципы, функции, основы организации, формы и методы деятельности. Конституция создает предел и характер государственного регулирования во всех сферах общественного развития и устанавливает взаимоотношения государства с людьми и гражданами. Самое главное - конституция придает высшую юридическую силу фундаментальным правам и свободам человека, защищает его достоинство и честь. Конституцию справедливо считают главным законом любого цивилизованного государства. Если представить себе действующие в нашей стране многочисленные правовые акты под видом единой целостной системы, то конституция является стержнем и одновременно источником развития всего права. На базе конституции возникает становление разных отраслей права: традиционных, возникших в прошлом и вновь созданных, учитывая изменения в экономике, политике, культуре и социальном развитии. Конституционный строй - это организация общественной и государственной жизни.