Эволюция категории "вины" в средневековом обществе

Размещено на http://www.allbest.ru//

Размещено на http://www.allbest.ru//

Введение

Философско-правовой анализ категориального компонента правосознания позволяет нам понимать категории как некоторые смысловые единицы, которые дают всеобще-необходимый уровень видения предмета, понятийное выражение его существенных свойств и спецификаций.

Актуальность темы. Вместе с тем, категории могут выступать и концептуальными единицами. В этом случае они выступают в качестве форм структурирования нашей мысли о реальности, придание ей определенности и содержательности смысла. Категория «вины» составляет дискурсивно-рефлексивный базис, а значит, являются «символическими основами» общественной жизни.

Значимость темы в том, что в процессе своего генезиса категориальные структуры кристаллизируются из мифа, который является способом организации бытия человека в предшествующие эпохи. Средние века характеризуются своими определяющими мифологемами, которые фиксируются в исторических источниках.

В данной работе наша цель -рассмотрим эволюцию категории «вины» в средневековом обществе.

Для этого решим следующие задачи:

- изучим сущность категории «вины» в средневековом обществе;

- проанализируем суть эволюции категории «вины» в средневековом обществе;

-рассмотрим данную категорию с разных точек зрений.

1.Средневековая этика, мораль, «вина»

Средневековая этика развивалась исключительно в рамках христианской веры. Поэтому вовсе не удивительно, что в ней нашли отражение идеи греховности и искупления вины страданием и покаянием, верой и любовью к Богу, готовностью исполнить его волю. Необходимо отметить, что развитие этики в этот период времени также не было лишено социального и политического окраса: высшему сословию было очень выгодно развитие именно этих идей, так как они позволяли объяснить причины неравенства, подавить возможные протестные движения, укрепить свои позиции. Понятно, что и сама христианская церковь становилась очень привилегированным институтом.

Средневековая этика является отрицанием античной, так как принципы свободы, достоинства, могущества человека не могли найти поддержки у христианской церкви. Мораль в Средние века понимается как система внешних, надличностных и неизменных норм поведения, которые совпадают с заповедями Бога. Бог, а не человек становится целью. Главной особенностью, отличающей средневековую этику от античной, стал ее религиозный характер. Текст Священного Писания стал единственным источником для рассмотрения и решения всей основной проблематики христианского нравственного учения: об источнике и природе морали, критериях нравственности, назначении и смысле жизни человека и его нравственном идеале, добре и зле. Поэтому вовсе не удивительно, что центральными фигурами в средневековой этической мысли были не философы, как в античности, а теологи: Аврелий Августин, Фома Аквинский, Эразм Роттердамский.[7]

Центральные проблемы средневековой этической мысли:

1) источник и природа зла - результат отступления человека от божественных заповедей в результате выбора свободной воли;

2) образ Христа как свидетельство единения человека с Богом и победы над силами зла;

3) антагонизм души и тела. Телесность - источник греховности человека, душа бессмертна и божественна, тело смертно и греховно;

4) источник нравственных ценностей - Бог, который создал мир, человека, следовательно, и все нормы поведения.

Среди достижений этической мысли Средневековья следует отметить следующие:

1) придание морали всеобщего, т. е. общечеловеческого, характера;

2) утверждение ценности каждого человека независимо от его происхождения, социального положения и даже достоинств;

3) углубление сущностного смысла понятия «нравственность» через категории вины, греха, страдания, искупления.

Однако, несмотря на все свои достоинства, этическая мысль Средневековья носила ограниченный характер.[2]

2. Категория « вина» и принцип состязательности, сущность

Изучение принципа состязательности как широкомасштабного общественного явления ставит новые теоретические и практические задачи. К ним относятся: выяснение конкретно-исторических условий и причин генезиса принципа состязательности, его социальной сущности, поэтапное прослеживание исторической эволюции принципа состязательности и качественных изменений в нем, всестороннее познание связей и взаимодействий этого принципа с внешними по отношению к нему как к объекту исследования общественными явлениями (религией, образованием, искусством и проч.).

Решение этих проблем требует проведения широкого круга исследований, в том числе исследования исторического прошлого. Изучение этого наследия необходимо для уяснения того, какие причины вызвали к жизни разнообразные формы состязательности, как принцип спортивной состязательности вошел в сферу общественного сознания, почему состязательность стала неотъемлемой составной частью мировой культуры, в чем социальная ценность принципа состязательности.

«Вина» - это биосоциальный феномен, точнее биофеномен, который органически встроен в реальный социальный контекст. Это перманентное качество человеческих сообществ, которое лежит в основе таких явлений как игра, а затем и культура. Возникновение обусловлено субъективными и объективными причинами общественного развития.[5]

По мнению ряда западных и российских исследователей (Х.Ортега-и-Гассет, Й.Хёйзинга, О.Шпенглер, Л.Винничук, Ф.Х.Кессиди, И.Д.Рожанский, В.Татаркевич и др.), состязательность появилась на заре человечества. Она присутствует во всех человеческих коллективах.

«Вина» - неотъемлемое свойство человеческих сообществ, так как она способна повышать интенсивность жизни индивида или группы, а потому наиболее полно растворяется в культуре.

Один из ярчайших всплесков данного термина- в античности, в период перерастания архаической игры в культуру. Состязательность в любых видах человеческой деятельности считают наследием древнегреческой цивилизации, а "АГОН" (слово, которое обозначает и место состязаний и сами состязания) - становится символом продуктивной и цивилизованной конкуренции. Агон стал важнейшей двигательной силой в развитии греческой цивилизации, которая является прародительницей современной западноевропейской культуры. Поэтому целесообразно проследить становление и развитие принципа «вины», начиная с античности.

Отличительной чертой древнегреческого быта являлось неудержимое стремление к любым состязаниям почти во всех сферах жизни. Именно эту состязательность считают наследием древнегреческой цивилизации. Истоки возникновения состязательности необходимо искать в ментальности древних греков, которая сформировалась под влиянием различных причин. Среди них выделяются следующие:

- природно-географические условия;

- особенности мироощущения древних греков;

- значение принципа телесности;

- телесно-духовные идеалы древних греков;

- черты, типичные для греческого этноса в целом.

Особое влияние на формирование мировоззренческих позиций древних греков оказал географический фактор. Географическое положение полуострова и островов, имеющих изрезанную береговую линию с удобными пристанями, окруженную спокойным морем, облегчало путешествия, торговлю, использование богатств других стран.

Теплый и здоровый климат, плодородная почва благоприятствовали тому, что энергия населения не растрачивается целиком в борьбе за существование, для удовлетворения элементарных жизненных потребностей, а расходовалась также на науку, поэзию и искусство. Вместе с тем урожаи и естественные богатства земли благодаря тому, что они были достаточны, но не более, не позволяли грекам вкусить благосостояние в полной мере и не ослабляли их энергии. Успешному развитию страны содействовал также и общественный , и политический строй, в частности деление на небольшие города-государства (полисы), которые создали многочисленные соревнующиеся между собой центры жизни, труда и культуры.[9]

Тип ментальности зависит от способа адаптации этноса к ландшафту (Л.Н.Гумилев). Действительно, большое влияние на культуру греков могло оказать правильное и гармоническое строение греческой природы, характер греческого пейзажа. Это содействовало тому, что глаз греков привык к правильности и соразмерности. Именно поэтому они и то, и другое использовали в своей культуре [1].

2.1 «Вина» в средневековье

Представления о средневековье сформировались в буржуазной историографии вместе с понятием Новая история в результате эпохи Просвещения и революционных перемен XVII--XVIII вв.

Новая история Западной Европы при этом противопоставлялась ее прошлому, которое, в свою очередь, воспринималось как смена двух предшествующих периодов: античной древности и средневековья. Эта трехэтапная схема получила законченные формы, когда античная древность стала связываться с рабовладением, а феодализм -- со средневековьем, рассматриваемым в буржуазной историографии в основном как особый социально-политический строй, политическая организация средневекового общества с характерной децентрализацией и системой вассально-ленных отношений.

Жесткую социально-экономическую детерминированность понятие феодализм приобрело в марксистской литературе, в учении о формации как особом способе производства.[2]

При формационных подходах в качестве основных выделяются производственные отношения, а каждое конкретное общество рассматривается как система, в которой все иные (кроме производственных) общественные связи считаются производными "надстроечными" над ними/

Это и определило монистически-материалистический взгляд на историю, лежащий в основе формационной периодизации исторического процесса, в котором с закономерной якобы последовательностью на смену рабовладению приходит феодализм, затем капитализм и коммунизм как "конечное светлое будущее всего человечества".

Полная невозможность уложить в эту схему историю многих обществ привела самого К. Маркса в его ранних произведениях к учению об особом "азиатском способе производства", споры о котором велись в нашей научной литературе до недавнего времени, до безоговорочного признания социально-экономической и социально-политической специфики и древнего, и средневекового восточных обществ с их замедленным характером развития, стойкой многоукладностью, глубоким влиянием на общественное развитие традиций, религиозной идеологии и пр. Феномен этих обществ свидетельствует о многовариантности самой общественной эволюции, зависящей не только от базисных изменений.

Так как в Европе средневековье -- категория «вины», то столь же условным надо считать и применение понятия средневековья к восточным обществам в силу крайней трудности определения его нижних и верхних хронологических границ. Между тем в чисто методическом плане необходимость определенной периодизации столь длительного периода в истории человечества очевидна.

В учебной литературе по истории Востока эти границы (в качестве нижнего предела обычно называются V---VII вв.) связывают с комплексом исторических факторов: с качественными изменениями в политической структуре, с созданием централизованных империй, с завершением формирования крупнейших цивилизованных центров, мировых религий и их мощным влиянием на периферийные зоны и пр.[4]

Если говорить о средневековом Китае, то низший хронологический рубеж (V--VII вв.) здесь можно выделить достаточно четко. Именно в это время здесь окончательно утверждается специфическая "азиатская" социально-экономическая и социально-политическая структура с традиционными формами земельной собственности и эксплуатации крестьян, укрепляется централизованное государство в форме империи, складывается нормативная основа традиционного права". Китай как центр конфуцианско-буддийской цивилизации втягивает в сферы своего культурного воздействия раннеклассовое общество и государство Японии.

Труднее выделить нижние хронологические границы средневековой Индии. Если условно брать те же V--VII вв., то их можно, во-первых, связать с определенной перестройкой традиционной варново-кастовой системы, происходившей вместе с перераспределением земли, углублением процессов разделения труда, во-вторых, с формированием обширной индо-буддийской цивилизационной зоны, благодаря расширенному влиянию культуры Индии на многие регионы, прежде всего юго-восточной Азии и пр.

Нижний предел японского средневековья определяется VI-VII вв. в связи с усилившимся социальным расслоением и формированием государства, а для большинства стран ближневосточного региона тот же VII в. стал вехой утверждения мировой религии ислама, формирования нового образа жизни для многих народов. В это время уходят в прошлое древние ближневосточные государства и возникает "воинствующая религиозная община", государство Арабский халифат, давшее начало будущим крупным арабо-ирано-турецким исламским государствам-империям.

Определенные качественные социально-экономические изменения, связанные с развитием капиталистических отношений, происходят в странах Востока не одновременно, что затрудняет определение и верхнего хронологического рубежа восточного средневековья.

Для Китая такой вехой можно считать время революционных перемен начала XX в. (революция 1911--1913rf.), для Японии -середину XIX в. (революция Мэйдзи^исин), для колониальных восточных стран, и прежде всего Индии, этот предел можно связать с установлением колониального господства, постепенной ломкой традиционных структур, втягиванием экономики этих стран в мировой капиталистический рынок.[5]

Выделяя наиболее общие черты сходства социально-экономической эволюции средневековых стран Востока (таких, как Индия, Китай, Арабский халифат, Япония), следует отметить, что ни одна из этих стран не достигла в эпоху средневековья европейского уровня позднего феодализма, когда в его недрах начинают развиваться капиталистические отношения. Здесь по сравнению с основными средневековыми европейскими странами резко отставало развитие промышленности, товарно-денежных, рыночных отношений.

В более схожем с европейскими обществами средневековом обществе Японии (по сравнению с Индией и Китаем) лишь в XVIII __ первой половине XIX в. зарождаются элементы категории «вина» в форме мануфактурного производства. Замедленный характер развития определил устойчивую многоукладность средневековых восточных обществ, длительное сосуществование патриархально-родовых, клановых, рабовладельческих, полуфеодальных и прочих укладов.

Большое влияние на весь ход исторического развития стран Востока оказало широкое распространение государственной собственности на землю, которая сочеталась с другой формой собственности -- общинной и с соответствующим ей частным землевладением общинников-крестьян. Государственная собственность в ее узком понимании включала лишь обширное землевладение монарха, и государственной казны. В широком же смысле она не сводилась к собственности монарха, а охватывала и земельные пожалования, проистекающие из государственного фонда, лицам, причастным к власти, обладающим правом сбора и присвоения ренты-налога с определенной территории.

Владельцы государственных пожалований могли стать и фактическими частными собственниками, добившись расширения своих владельческих прав, превращения их в постоянные, передаваемые по наследству.

Но в средневековых обществах Востока государство всемерно охраняло государственную собственность на землю с присущей ей традиционной системой эксплуатации податных крестьян, сдерживало развитие частной собственности, что препятствовало созданию здесь западноевропейской системы барского хозяйства.

Сочетание различных форм земельной собственности, особая контрольно-регулирующая роль государства в экономике находили выражение прежде всего в особой структуре господствующего класса, во всех неевропейских средневековых обществах. Если в Западной средневековой Европе сложившийся класс частных земельных собственников, эксплуатирующих труд зависимых крестьян, опирался на феодальное государство, объективно выражающее его волю, то господствующий класс в странах Востока -- это само государство в лице сановно-бюрократического социального слоя, причастного к власти, который жил за счет ренты-налога главным образом с формально свободных земледельцев-крестьян.

Необходимо при этом учесть, что конкретные средневековые общества в странах Востока характеризуются разной степенью совпадения господствующего класса с бюрократией в соответствии с разной степенью вмешательства государства в экономику, с разной степенью развития частного крупного землевладения. Наибольшую степень такого совпадения демонстрирует средневековый Китай.

2.2 Средневековые общества Востока и «вина»

Для средневековых обществ Востока характерна (по сравнению с европейскими странами) и меньшая степень зависимости непосредственных категориальных особенностей данного термина, относительно больший объем прав, связанных с распоряжением своим земельным участком. Отсутствие барского хозяйства и барщины привело к тому, что здесь крестьяне не были прикреплены к земле отдельных феодалов. Зависимое положение крестьян в этих странах определялось их связанностью налоговым бременем, поддерживаемым с помощью государственного аппарата, чиновничества. Эта зависимость, выражавшаяся в сословной неполноценности "простолюдина", скреплялась правом, религией, общинными порядками,

Специфическое место занимал и восточный средневековый город. Низкий уровень общественного разделения труда в странах Востока находил выражение в том, что город здесь не стал организующей и направляющей силой общественного прогресса. Он жил за счет перераспределения ренты-налога, ибо прибавочный продукт, концентрирующийся в руках отдельных социальных групп, не становился капиталом, не включался в производство. Ремесленная продукция шла не на рынок, а на удовлетворение потребностей правящих сановно-бюрократических, в том числе и военных, кругов. Купеческий же капитал выполнял при этом функции своеобразного агента между ними и ремесленниками-производителями.[8]

Восточная сельская община, представлявшая собой замкнутый хозяйственный мирок с наследственным, независимым от рынка разделением ремесла и земледелия, тормозила развитие двустороннего товарооборота между городом и деревней, а вместе с тем и формирование сословия горожан, купечества городского типа.

Это в свою очередь определило и порядки, существовавшие в восточном городе. Ремесленник здесь находился под жестким контролем бюрократического государственного аппарата, был скован правовыми, религиозными предписаниями, сословными, кастовыми ограничениями. В восточном средневековом городе не существовало особого городского права. Правовой статус городского жителя не отличался от деревенского. В Индии, например, административные границы города часто были едва намечены. Здесь можно было встретить ремесленные деревни и города со значительным земледельческим населением. Городская семья в Китае считалась таким же двором (ху), как и сельская, которая вносилась в общегосударственный налоговый реестр.

В отличие от европейского восточный город не стал ареной политической борьбы, непосредственно влияющей на данную категорию государства. Он не стали сильной опорой центральной власти в ее борьбе с раздробленностью, как это имело место в Европе.

Специфические черты развития категории «вина» стран Востока определялись тем обстоятельством, что здесь не сложились государственные формы, свойственные феодальной Западной Европе. Здесь не было сеньориальной монархии как своеобразного союза феодалов-сеньоров, обладающих суверенными правами в пределах территорий своих доменов. Эта форма могла сложиться в обществе, где процесс образования классов носил завершенный характер.

Не могла сложиться и сословно-представительная монархия в обществе, в котором город был лишен какой бы то ни было самостоятельности, где не сформировалось сословие горожан, выступающее со своими сословными целями и интересами.[6]

Распространенной формой восточного средневекового государства стала наследственная монархия, в которой отсутствовали институционные формы ограничения власти правителя. Вместе с тем эти государственные формы не были идентичны. Различными были уровень централизации в этих государствах, степень применения военно-деспотических средств и методов осуществления государственной власти.

Более того, они менялись и на отдельных этапах развития конкретных восточных средневековых государств. Всесилие бюрократического аппарата во главе с китайским императором, централизация, тотальный полицейский контроль над личностью, широта экономических функций государства и прочее дают основания, например, для применения термина "восточная деспотия" при определении формы государства средневекового Китая. Здесь деспотизм вырастал из тех социально-экономических и политико-правовых порядков, которые сложились еще в древности.

2.3 Связь общества, религии, вины

Бесспорную специфику социально-политической структуре восточного общества придавала господствующая в том или ином обществе религиозная идеология, само отношение членов общества к религии и власти. Так, говоря о конфуцианстве как определяющем элементе китайского средневекового государства и права, следует отметить, что конфуцианство лишь условно можно назвать религией.

Это, скорее, этико-политическое учение, философская традиция, что объясняется не самой природой конфуцианства, а сложившимися в глубокой древности традиционными представлениями китайцев о власти с ее безусловной сакрализацией в лице правителя -- "сына неба". При этом к религиям они относились (наряду с конфуцианством здесь были распространены и другие "организованные" религии: буддизм, даосизм и иные религиозные культы) как к учениям, которые могли быть использованы лишь на благо этой власти.

Утилитарное отношение к религии как к учению ("цзяо"), вспомогательному средству управления, призванному преображать народ ненасильственными методами воспитания во имя достижения гармонии (что считалось наивысшей целью и наивысшим содержанием прежде всего самого китайского государства), определяло подчиненное место церковных учреждений в средневековом Китае.[3]

Конфуцианству с его рациональной моралью удалось занять особое место среди других религий, несмотря на все сложности борьбы с легизмом, в силу особой практической ценности этого учения, призванного, по утверждению знаменитого конфуцианца VI в. ВэйЧжэня "выправлять отношения между государством и подданными", "отверзать глаза и уши простого народа".

Вина, по отношению к религии как к простому учению, отсутствие прямой связи между государственной властью и ортодоксальной религиозной системой определяли и другие специфические черты средневекового общества и государства Китая. Здесь, например, отсутствовал такой институт, как вероисповедание, что, в свою очередь, делало невозможным существование судов инквизиций. Не было сложившегося сословия духовенства и насилия, как на Западе, духовенства в государственном аппарате в качестве единственного грамотного слоя лиц.

Вместе с тем в государственном аппарате в счет данной категории всех восточных обществ можно выявить ряд общих черт: его громоздкость, дублирование функций и пр. Административные, налоговые, судебные функции не были с достаточной четкостью распределены между отдельными звеньями государственного аппарата. Не отличались четкостью и сами принципы создания вооруженных сил.[5]

3. Взгляды на предмет категории «вина»

Существовали и иные взгляды на предмет спора. Например, Ю.А. Демидов писал, что вина не может сводиться к какому-либо элементу преступления, хотя бы к умыслу и неосторожности, или к деянию, взятому с его объективной стороны. Она равно выражается как в объективной, так и субъективной стороне преступления.

Порочность последней точки зрения, на наш взгляд, очевидна. УК РФ в главе 5 четко определяет вину как отношение лица к совершаемому деянию, введение же еще одной категории с наименованием вина вызовет сложности в их разграничении, при отсутствии какой-либо аргументации практической полезности данного нововведения.[4]

По этому поводу А.И. Рарог указывал, что отождествление вины с фактом совершения преступления означает объективирование вины, лишение ее конкретной определенности как юридического признака состава преступления.

Вина является необходимым условием уголовной ответственности. Согласно ст. 5 УК РФ, лицо подлежит уголовной ответственности только за те общественно опасные действия (бездействие) и наступившие общественно опасные последствия, в отношении которых установлена его вина. Интеллектуальный момент самоуправства заключается в осознании лицом не только характера своих действий, но и их социальной значимости. Виновный полагает, что у него имеется некое действительное законное право.

Кроме того, виновный, являющийся членом общества, к определенному возрасту достигает того уровня социализации, который позволяет ему осознавать, что принадлежащие ему права, в соответствии с установленным законом порядком, принудительно реализуются с привлечением государственных органов (суда, службы судебных приставов и т.д.). Однако при этом, в силу определенных причин, виновный реализует свои права вне юрисдикционным способом, то есть, осознавая, что нарушает установленный порядок реализации прав.[11]

Помимо этого, обязательно осознание виновным обстановки совершаемого преступления - выраженной или резюмируемой оспариваемости его действий потерпевшим.

В основном составе самоуправства имеется указание на существенный вред, как последствие самоуправства. Мы полагаем, что в силу того, что у виновного имеется специальная цель - реализация действительного или предполагаемого права, интеллектуальный момент должен быть определен как осознание реальной возможности причинения вреда правоохраняемым интересам виновный осознает, что в результате реализации права в порядке, противоречащем тому, который установлен законом, потерпевшему может быть причинен существенный вред.

Данные последствия выступают в качестве допускаемого результата собственной самоуправной деятельности, так как воля субъекта направлена в этом случае не на причинение вреда, а на достижение другой цели, в связи, можно сделать заключение о том, что по отношению к наступлению существенного вреда у него имелся косвенный умысел. Однако, возможны ситуации, при которых виновный осознает неизбежность наступления названных последствий. В таком случае следует констатировать наличие у него прямого умысла по отношению к ним.

Квалифицированный состав самоуправства определен нами как формальный, поскольку он cчитается оконченным в момент применения насилия. При этом по отношению к самому факту применения насилия у виновного может быть лишь прямой умысел. В связи с этим, мы полагаем, что в ч. 2 ст. 330 возможна вина только в форме прямого (в том числе альтернативного или неопределенного) умысла. [11]

При этом в процессе осуществления реализации права, насилие над потерпевшим является лишь средством его осуществления, в ходе которого виновный сознательно допускает причинение неопределенного по тяжести вреда здоровью. Например, нанося удары потерпевшему, препятствующему самоуправцу в доступе к принадлежащему имуществу, виновный, вполне возможно, и не желает причинить вред здоровью должника (потерпевшего), а стремится лишь к реализации своего действительного или предполагаемого права.

Мотив и эмоции в рассматриваемом составе правового значения не имеют. Необходимо отметить, что исключается наличие в субъективной стороне самоуправства корыстных мотива и цели, стремления к незаконному обогащению или избавлению от трат, поскольку конечный результат, которого хочет достичь виновный, заключается в реализации своего права. При наличии подобных данных правоприменитель должен решить вопрос о квалификации действий виновного по совокупности с преступлениями против собственности.

Однако, несмотря на то, что в исследуемом составе эмоции юридически безразличны для квалификации действий виновного, их учет необходим в тех случаях, когда совершение преступления явилось в определенной степени результатом противоправного поведения самого потерпевшего (например, если на совершение самоуправных действий виновного подтолкнул должник тем, что длительное время не исполнял взятые на себя обязательства).

Заключение

В данной работе мы достигли цели, решив при этом следующие задачи:

- изучили сущность категории «вины» в средневековом обществе;

- проанализировали суть эволюции категории «вины» в средневековом обществе; вина средневековый религиозный

-рассмотрели данную категорию с разных точек зрений.

Одни авторы выдвигали тезис, что вина - понятие более широкое, чем субъективная сторона преступления. Так, Ю.А. Демидов писал, что вина «не может сводиться к какому-либо элементу преступления, хотя бы к умыслу и неосторожности, или к деянию, взятому с его объективной стороны. Она равно выражается как в объективной, так и субъективной стороне преступления». Такой же позиции придерживался и Г.А. Злобин.

Оба автора полагали, что вина включает в себя и объективную, и субъективную стороны преступного деяния, а также все другие «существенные для ответственности» свойства совершенного преступления, в которых выражается отрицательное отношение субъекта к важнейшим ценностям общества.

И Демидов Ю.А., и Злобин Г.А. не считают вину составным элементом субъективной стороны преступления, а, наоборот, полагают, что вина включает в себя субъективную и объективную сторону преступления и все другие «существенные для ответственности» свойства совершенного преступления.

Список использованной литературы

1. Курс российского уголовного права. Общая часть / Под ред. Кудрявцева В.Н. - М.: Спарк, 2013. - 615 с.

2. Курс уголовного права / Под ред. Г.Н. Борзенкова, В.С. Коммисарова. - М.: Зерцало-М, 2012. - 360 с.

3. Курс уголовного права. Общая часть / Под ред. Н.Ф. Кузнецовой, И.М. Тяжковой. Т.1. - М.: Спарк, 2009. - 385 с.

4. Мальков В.П. Субъективные основания уголовной ответственности // Государство и право.1995. № 1.

5. Средневековая Европа глазами современников и историков. Ред. Филиппов Б.А. Ч.1-5. М.: Интерпракс, 2010.-88с.

6. Филиппов Б. Женщина в средневековом обществе. // История. № 40. 2012.-338с.

7. "Альтернативные пути к цивилизации": Кол.монография / Под ред. Н.Н. Крадина, А.В. Коротаева, Д.М. Бондаренко, В.А. Лынши. М.: Логос, 2010.-223с.

8. Черниловский З.М. Всеобщая история государства и права. - М.: Юристъ, 2012.-332с.

9. Общая теория права и государства: Учебник / Под ред. В.В. Лазарева. - 3-е изд., перераб. и доп. - М.: Юристъ, 2012.-54с.

10. Хрестоматия по истории государства и права зарубежных стран : учеб.по-собие / сост. В. Н. Садиков. 2010.-19с.

11. Егер О. Средние века: всемирная история. Т.2. / О. Егер. - СПб., 2010.-111с.

12. Иванов К.А. Многоликое средневековье / К.А. Иванов. - М., 2001

13. Капеллан Андрей. О любви // Жизнеописания трубадуров. М., 1993. С. 383-401.

14. Карсавин Л.П. Культура средних веков / Л.П. Карсавин. - Киев, 1995

15. Кустодиев К.Л. Женщина в Ветхом Завете // Альфа и Омега. - 1999. - № 4.

16. Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада / Ж. Ле Гофф. - Сретенск, 2000

Размещено на Allbest.ru