Анализ правовой категории вины в уголовном праве Российской Федерации
Вина в уголовном законодательстве как психическое отношение лица к совершенному общественно опасному деянию и его последствиям в умышленной форме или по неосторожности. Предмет умысла виновного - фактический фундамент правовой оценки преступления.
| Рубрика | Государство и право |
| Вид | курсовая работа |
| Язык | русский |
| Дата добавления | 10.09.2015 |
| Размер файла | 35,5 K |
Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже
Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.
Размещено на http://www.allbest.ru
Размещено на http://www.allbest.ru
Введение
Принцип вины является одним из основополагающих принципов уголовного права России. Он закреплен в статье 5 УК РФ: «1. Лицо подлежит уголовной ответственности только за те общественно опасные действия (бездействие) и наступившие общественно опасные последствия, в отношении которых установлена его вина. 2. Объективное вменение, то есть уголовная ответственность за невиновное причинение вреда, не допускается».
Таким образом, смысл данного принципа заключается в том, что лицо не может нести уголовную ответственность, пока его вина в отношении общественно опасного деяния и общественно опасных последствий не будет установлена, то есть лицо должно отвечать только за то, что было совершено им лично и виновно (как физически «руками», так и психически «сознанием и волей»).
Таким образом, целью курсовой работы является теоретический анализ вины в уголовном праве Российской Федерации.
Для детального изучения данной цели мы выделяем следующие задачи для раскрытия темы:
- рассмотреть уголовно-правовое понятие вины;
- провести логико-правовой анализ понятий форм и видов вины;
- проанализировать социально-этическое и предметное содержание вины в уголовном праве;
- выявить актуальные проблемы концепции вины в уголовном праве и вопросы их преемственности.
Объектом данной работы является категория вины в российском уголовном праве.
1. Понятие вины в уголовном праве России
1.1 Уголовно-правовое понятие вины
Понятие вины отсутствует в уголовном законодательстве, что приводит к различному ее толкованию. В итоге правоприменительная практика в России, в том числе и из-за вышесказанного, не единообразна, что в принципе не допустимо в едином, правовом государстве. К коим, в соответствии с Основным законом, относится Россия.
Вина в уголовном праве это психическое отношение лица к совершенному общественно опасному деянию (действию или бездействию) и его последствиям в форме умысла или неосторожности.
Вина обязательный признак субъективной стороны преступления. Без вины нет и не может быть состава преступления, а значит и уголовной ответственности. Это основной признак субъективной стороны, отграничивающий преступное деяние от непреступного. Российское уголовное право стоит на позиции субъективного вменения, то есть наказуемым закон признает только такое общественно опасное деяние, которое совершено виновно. Объективное вменение уголовная ответственность за невиновное причинение вреда не допускается. Ни одно деяние, совершенное невиновно, какие бы тяжкие последствия оно ни причинило, не может рассматриваться как преступление.
Вменение в вину деяния, общественную опасность которого лицо не предвидело и не могло предвидеть, было бы лишено справедливости и какого-либо предупредительного значения и поэтому отвергается правосудием.
Это свидетельствует о том, что без вины невозможно осуществление уголовного преследования. С этим нельзя не согласиться. Только виновное деяние можно вменять лицу в вину.
Несмотря на крайне высокое значение вины для современного уголовного права, признаки вины редко закрепляются в законодательстве. УК РФ, как и уголовные кодексы некоторых других государств (например, Болгарии), раскрывает понятие вины через содержание ее различных форм. В общей части уголовного законодательства других государств (Испания, ФРГ) вина только упоминается.
Некоторые акты уголовного законодательства вовсе не содержат общих положений о вине (УК Франции), хотя и в них различается ответственность за умышленные и неосторожные деяния.
Рассмотрим половые преступления, предусмотренные Уголовным кодексом Российской Федерации (УК РФ), то есть изнасилование (ст. 131), насильственные действия сексуального характера (ст. 132), половое сношение и иные действия сексуального характера с лицом, не достигшим шестнадцатилетнего возраста (ст. 134), и развратные действия (ст. 135). Из половых преступлений не затрагиваем только понуждение к действиям сексуального характера (ст. 133), так как диспозиция данной нормы не является предметом рассмотрения в настоящей статье.
Все рассматриваемые составы половых преступлений выполняются виновно, причем вина в форме прямого умысла (кроме некоторых квалифицированных составов изнасилование, повлекшее по неосторожности причинение тяжкого вреда здоровью потерпевшей, заражение ее ВИЧ инфекцией или иные тяжкие последствия (п. «б» ч. 3 ст. 131), повлекшее по неосторожности смерть потерпевшей (п. «а» ч. 4 ст. 131), насильственные действия сексуального характера, если они повлекли по неосторожности причинение тяжкого вреда здоровью потерпевшего (потерпевшей), заражение его (ее) ВИЧ-инфекцией или иные тяжкие последствия (п. «б» ч. 3 ст. 132), повлекли по неосторожности смерть потерпевшего (потерпевшей) (п. «а» ч. 4 ст. 132). Прямой умысел имеет место, когда лицо осознает общественно опасный характер своих действий, предвидит наступление общественно опасных последствий и желает их наступления. Таким образом, деяния лица (объективные стороны рассматриваемых составов преступлений) должны быть виновны. Однако в случаях когда половые преступления совершаются в отношении несовершеннолетней (несовершеннолетнего), в отношении лица, не достигшего четырнадцатилетнего возраста, вины лица может и не быть, так как лицо о возрасте потерпевших может и не знать или добросовестно заблуждаться. В первоначальной редакции УК РФ в диспозициях данных составов присутствовало слово «заведомо», что предполагало вину виновного в том числе и по отношению к возрасту потерпевшей.
В постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 15 июня 2004 года № 11 «О судебной практике по делам о преступлениях, предусмотренных статьями 131 и 132 Уголовного кодекса Российской Федерации» дано официальное толкование применения данного признака: «ответственность за совершение изнасилования или насильственных действий сексуального характера в отношении заведомо несовершеннолетнего лица либо не достигшего четырнадцатилетнего возраста наступает лишь в случаях, когда виновное лицо достоверно знало о возрасте потерпевшего лица (являлось родственником, знакомым, соседом) или когда внешний облик потерпевшего лица явно свидетельствовал, например, о его возрасте.
Добросовестное заблуждение, возникшее на основании того, что возраст потерпевшего лица приближается к 18-летию или в силу акселерации оно выглядит взрослее своего возраста, исключает вменение виновному лицу данного квалифицирующего признака».
Однако Федеральным законом от 27 июля 2009 года № 215-ФЗ в статьи УК РФ внесены поправки, в том числе исключили из диспозиций, предусматривающих ответственность за половые преступления, слово «заведомо» в тех случаях, когда эти преступления совершены в отношении несовершеннолетних. Фактически законодатель допускает вменение квалифицирующего признака «несовершеннолетний возраст» («несовершеннолетней» (п. «а» ч. 3 ст. 131), «потерпевшей, не достигшей четырнадцатилетнего возраста» (п. «б» ч. 4 ст. 131) и т. д.) по факту, таким образом фактически допуская в этой части объективное вменение. И даже в тех случаях, когда виновный не знал и не мог знать, что перед ним лицо, не достигшее 18-летнего возраста (например, ей (ему) 17 лет и 11 месяцев, выглядит на все 20 лет, виновному ранее не знакомо), все равно ему этот квалифицирующий признак будут вменять.
А это более строгая уголовная ответственность и соответственно повышенное уголовное наказание.
Если без этого признака в качестве максимального наказания уголовный закон предусматривает до 6 лет лишения свободы, то с этим признаком до 15 лет (в отношении несовершеннолетней (несовершеннолетнего) или даже до 20 лет (при не достижении 14-летнего возраста). Вот цена вменения данного квалифицирующего признака, который зачастую вменяется не виновно (по объективному вменению иначе назвать нельзя), что незаконно и несправедливо.
Г.А. Есаков в своей статье, посвященной рассматриваемому вопросу, пишет: «Недоумение уголовно-правовой науки и, как теперь ясно, затруднения в судебной практике вызвали изменения, внесенные Федеральным законом от 27 июля 2009 г. № 215-ФЗ в части исключения признака «заведомость» в приложении к возрасту потерпевшего лица из п. «в» ч. 2 ст. 105, п. «б» ч. 2 ст. 111, п. «в» ч. 2 ст. 112, ст. ст. 131 и 132 УК РФ. Критические суждения, высказанные сразу же после принятия закона, были связаны, во-первых, с непоследовательностью разработчиков проекта закона, «выборочно» изъявших заведомость из текста УК РФ, и, во-вторых, с самим по себе подходом. Соответственно, было высказано предположение, что суды ошибочно будут вменять квалифицирующий признак возраста в половых преступлениях независимо от факта осознания виновным данного обстоятельства». С этим нельзя не согласиться.
Карпычев М.В. гражданско-правовая конструкция действий в чужом интересе Практика по этому вопросу идет по двум направления: в одних регионах продолжают доказывать «заведомость» и только после доказывания вменяют квалифицирующий признак возраста потерпевшего, в других вменяют данный признак по факту, то есть допускают фактически объективное вменение.
Для устранения возникшей дилеммы, для восстановления на практике действия принципа вины, закрепленного в статье 5 УК РФ, и таким образом субъективного вменения (в итоге восстановления законности), очевидно, законодателю необходимо вернуть в статьи Уголовного кодекса о половых преступлениях слово «заведомо». В пользу этого говорит и тот факт, что до сих пор Верховный Суд РФ не внес изменения в вышеназванное постановление Пленума.
1.2 Логико-правовой анализ понятий форм и видов вины
При анализе субъективной стороны преступления в первую очередь возникает вопрос о форме и виде вины лица при совершении соответствующего общественно опасного деяния. Формы и виды вины при совершении преступлений определяются законодателем в главе 5 «Вина» Общей части УК РФ, при этом, на наш взгляд, некоторые определения гл. 5 Общей части УК РФ являются противоречивыми.
Прежде всего отметим, что понятие общественно опасного деяния как внешнего акта общественно опасного поведения человека, выражающегося либо в форме действия, либо в форме бездействия, фактически, но не формально, определяется законодателем в ч. 2 ст. 14 УК РФ (с учетом содержания ч. 1 этой статьи). Это - общепризнанно, хотя существуют и другие точки зрения, например, что «понятием деяния охватываются как общественно опасное действие (бездействие), так и его вредные последствия» и т.п. Поэтому вести речь о «возврате к ранее существовавшему в уголовном законе определению деяния как действия или бездействия» нет никаких оснований. Хотя есть доля истины в том, что «остается неясным, что же скрывается за термином «деяние». Как мы видели, традиционно под деянием понимается действие и бездействие… тем не менее предпринимаются попытки расширить содержание деяния за счет иных элементов, в том числе субъективных. Таким образом, и во второй половине XX в. не было ясности в вопросах о том, что такое «преступление», какова структура его, что представляет собой деяние, какова его структура, где место субъективному элементу».
Безосновательно также, на наш взгляд, используя формулировку ст. 8 УК РФ, утверждать, что «законодатель в ст. 8 УК понимает под деянием совокупность всех объективных и субъективных признаков состава преступления», и считать это одним из доказательств фиктивности категории состава преступления, т.к. «понятие деяния становится противоречивым (в ч. 1 ст. 14 УК виновность выведена за пределы деяния, в ст. 8 УК деяние включает в себя и виновность)», а также полагать, что «нет необходимости сохранять в уголовном праве условную категорию состава преступления».
Действительно, введенное в ст. 8 УК РФ определение основания уголовной ответственности как «совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления, предусмотренного настоящим Кодексом» противоречит не только ч. 1 ст. 14 УК РФ, но и, прежде всего, учитывая ч. 2 ст. 14 УК РФ, положению, сформулированному в ч. 1 ст. 5 УК РФ (именно здесь впервые вина указана за пределами деяния и его последствий - «в отношении» их). Но для устранения этих противоречий достаточно, по нашему мнению, скорректировать редакцию ст. 8 УК РФ следующим образом: «Основанием уголовной ответственности является наличие при совершении деяния всех признаков состава преступления, предусмотренного настоящим Кодексом, если им же не предусмотрено иное» (под иным подразумеваются все случаи неоконченного преступления в соответствии со ст. 29 УК РФ, ответственность за которые предусмотрена ст. 30 УК РФ, и все случаи освобождения лица от уголовной ответственности, согласно примечаниям к соответствующей статье Особенной части УК РФ). Фактически то же самое утверждает В.Н. Кудрявцев, определяя квалификацию преступления «как установление и юридическое закрепление точного соответствия между признаками совершенного деяния и признаками состава преступления, предусмотренного уголовно-правовой нормой».
Возвращаясь к понятию признака «вина» (виновность), заметим, что законодатель в Общей части (ст. 5, 14, 24, 27, 28) УК РФ, говоря о вине (виновности) или, наоборот, о невиновности, применяет их к деянию, к вреду (последствиям) и к преступлению (вынося эти признаки за пределы и деяния, и вреда, и преступления). Поэтому мы считаем вполне обоснованным введение в теорию уголовного права определения понятия вины как осознания общественной опасности содеянного, а не его противоправности.
Такое определение вины, вполне согласующееся с указанной позицией законодателя, и предлагает А.П. Козлов: «Это такое психическое отношение лица к им содеянному, при котором оно предвидело либо должно было и могло предвидеть возможность совершения общественно опасного своего деяния и возможность наступления общественно опасного его результата с той или иной степенью активности мышления». Ввиду изложенного, на наш взгляд, противоречащим уголовному закону следует признать мнение о том, что «неотъемлемой чертой умышленной формы вины следует признать осознание (а при неосторожности - возможность осознания) противоправного характера совершаемого деяния», хотя тут же имеется и оговорка, что «российский уголовный закон при описании умысла прямо не включает осознание противоправности совершаемого деяния в содержание этой формы вины».
Проанализируем теперь с позиций алгебры высказываний формальной логики содержание положений и определений гл. 5 Общей части УК РФ. Как известно, любое определение формально имеет вид: «а» называется (или признается) «в», где «а» и «в» - высказывания, т.е. обычные повествовательные предложения (возможно, состоящие из одного слова).
В отдельности каждая импликация двух высказываний является положением или утверждением и может быть только либо ложной (заведомо ложной, мнимой - фикцией), либо истинной. Любая условность (гипотеза или версия, вводимые при решении непознанных вопросов) - это тоже импликация, и она всегда либо истинна, либо ложна. Но проверить это на основании уже имеющихся определений и истинных положений можно не всегда, и при решении непознанных вопросов следует основываться на сути исследуемых явлений. Для любого определения (эквиваленции - конъюнкции двух импликаций) и положения или утверждения (импликации) в уголовном законодательстве и в теории уголовного права, по крайней мере, не должно возникать противоречий с ранее введенными определениями и вытекающими из них положениями (импликациями), иначе говоря, определения и положения должны быть корректными.
Рассмотрим теперь определение, вводимое в ч. 1 ст. 24 Общей части УК РФ: «Виновным в преступлении признается лицо, совершившее деяние умышленно или по неосторожности». В этом определении, по сути, содержатся два высказывания: «лицо виновно совершило преступление» и «лицо совершило деяние умышленно или по неосторожности». Импликация «если лицо виновно совершило преступление, то это лицо совершило деяние умышленно или по неосторожности» не противоречит другим определениям и положениям Общей части УК РФ, т.е. эта импликация вполне корректна. Однако импликация «если лицо совершило деяние умышленно или по неосторожности, то это лицо виновно совершило преступление» противоречит определениям, данным в ст. 8 и ч. 1 ст. 14 Общей части УК РФ, и является ложной. Действительно, в соответствии с указанными нормами, не всякое виновно совершенное деяние признается преступлением, а только то, которое запрещено УК РФ под угрозой наказания (т.е. при совершении этого деяния в наличии все признаки состава преступления, предусмотренного УК РФ).
Как отмечено выше, в ч. 1 ст. 5 Общей части УК РФ императивно указывается при решении вопроса об уголовной ответственности лица на необходимость установления его вины в отношении общественно опасного деяния и его последствий. И в то же время определения форм и видов вины в отношении деяния и его последствий как таковые в Общей части УК РФ отсутствуют. На наш взгляд, все эти определения, по существу, фактически следуют из определений (некоторые из них сформулированы некорректно) гл. 5 Общей части УК РФ. Итак, возвращаясь к редакции ч. 1 ст. 24 УК РФ, можно предложить заменить ее следующим определением: «Виновно совершенным общественно опасным деянием признается деяние, совершенное лицом умышленно или по неосторожности».
Предложенное определение является, очевидно, совершенно корректным, т.к. содержащиеся в нем положения не противоречат положениям и определениям предыдущих статей Общей части УК РФ.
Действующая же редакция (при ее некорректности) ч. 1 ст. 24 УК РФ по сути всего лишь определяет деление вины лица при совершении преступления на две ее формы - умышленную и неосторожную, т.к. признак вины как обязательный признак состава преступления введен в ч. 1 ст. 14 УК РФ. А предложенная нами и вполне корректная редакция ч. 1 ст. 24 УК РФ, определяет как деление вины лица при совершении деяния на умышленную и неосторожную формы, так и, в соответствии с ч. 1 ст. 14 УК РФ деление вины лица на те же формы при совершении преступления. При этом, на наш взгляд, вполне обоснованной и правильной с позиции философии и логики является точка зрения А.П. Козлова, заключающаяся в том, что «не следует разрывать форму и содержание явления… именно поэтому классификация по видам и есть классификация по форме и содержанию каждого вида… на видовом уровне вина подразделяется на умысел и неосторожность». Однако и в уголовном законе, и в теории уголовного права закреплен термин «формы» в отношении умысла и неосторожности и нет никакого смысла его изменять, т.к. и в других науках и законах можно найти массу примеров, когда названия явлений не соответствуют их содержанию (с позиции философии, логики и др. наук) и, тем не менее, эти названия не меняются.
Определение, сформулированное в ч. 1 ст. 25 УК РФ: «преступлением, совершенным умышленно, признается деяние, совершенное с прямым или косвенным умыслом», содержит эквиваленцию двух высказываний: «преступление совершено умышленно» и «деяние совершено с прямым или косвенным умыслом». Импликация: «если преступление совершено умышленно, то деяние (в этом преступлении) совершено с прямым или косвенным умыслом» - истинно. Но импликация: «если деяние совершено с прямым или косвенным умыслом, то оно является преступлением, совершенным умышленно», опять-таки по вышеуказанным причинам противоречит положениям ст. 8 и 14 УК РФ и является ложной. Ввиду изложенного, определение в ч. 1 ст. 25 УК РФ можно заменить следующим: «Преступлением, совершенным умышленно - с прямым или косвенным умыслом, признается деяние, совершенное соответственно с прямым или косвенным умыслом и запрещенное настоящим Кодексом под угрозой наказания».
По тем же самым основаниям определение в ч. 1 ст. 26 УК РФ можно заменить на следующее: «Преступлением, совершенным по неосторожности - по легкомыслию или небрежности, признается деяние, совершенное соответственно по легкомыслию или небрежности и запрещенное настоящим Кодексом под угрозой наказания».
Анализ содержания ст. 25 и 26 УК РФ позволяет также отметить следующее:
1. В определениях ч. 2 и 3 ст. 25 и 26 УК РФ целесообразно заменить слово «преступление» на «деяние».
2. Определение преступления, совершенного с прямым умыслом, не охватывает все случаи совершения преступления с формальным составом.
Действительно, указанное определение - это эквиваленция высказывания «преступление совершено с прямым умыслом» и конъюнкции высказываний «лицо совершило преступление», «при совершении преступления лицо осознавало общественную опасность своих действий (бездействия)», «при совершении преступления лицо предвидело возможность или неизбежность наступления общественно опасных (и преступных. - С.Б.) последствий» и «при совершении преступления лицо желало наступления (именно. - С.Б.) этих последствий» (конъюнкция высказываний означает, что они должны выполняться все вместе). Но предвидение возможности или неизбежности наступления общественно опасных последствий совместно с желанием их наступления всегда в наличии лишь в том случае, когда налицо возможность или неизбежность наступления этих последствий, как это предусмотрено УК РФ. В противном случае (формального состава) совершение преступления с прямым умыслом означает ничто иное, как желание лица совершения действий (бездействия), запрещенных УК РФ под угрозой наказания независимо от наступления последствий. При этом лицо осознает общественную опасность своих действий (бездействия), а желание и предвидение возможности наступления последствий у лица могут отсутствовать, т.е. такое преступление, согласно действующей редакции ч. 2 ст. 25 УК РФ, может и не являться преступлением, совершенным с прямым умыслом (что противоречит сути такого преступления и общепринятой точке зрения).
Для устранения этого противоречия, с учетом определения вины, предложенного А.П. Козловым, достаточно заменить в действующей редакции слова «наступление общественно опасных последствий» на «наступление общественно опасного результата». Этот термин является более широким понятием и при наличии общественно опасных последствий совершенного деяния совпадает с ними, а при отсутствии таковых совпадает с этим деянием (совершенными общественно опасными действиями или бездействием).
3. Неизбежность наступления общественно опасных последствий является весьма относительной и спорной философской категорией, т.к. ничего неизбежного (абсолютного) на практике нет - все относительно, и неизбежность, как известно, очень часто превращается всего-навсего в возможность. Но даже и авторы, признающие неизбежность как философскую категорию, выступают против введения ее в определение умысла: «Прежде всего, весьма спорно введение в формулу умысла философских категорий «возможности» и «неизбежности» предвидения преступных последствий. Провести четкую грань между этими категориями, за редкими исключениями, невозможно».
Очевидно, что установить на практике, предвидело или не предвидело лицо неизбежность наступления последствий, - невозможно. Поэтому бессмысленно выдвигать одним из условий совершения преступления (или деяния) с прямым умыслом требование «лицо предвидело неизбежность наступления общественно опасных последствий». Это требование здесь является излишним еще и потому, что, ввиду действующего определения, при совершении преступления с прямым умыслом достаточно предвидеть только возможность наступления этих последствий. В самом деле, импликация «если лицо предвидело неизбежность наступления последствий, то оно предвидело и возможность наступления этих последствий» - является истиной, поэтому предвидение возможности наступления (не путать с предвидением только возможности наступления) это более широкое понятие, чем предвидение неизбежности (которого, возможно, и нет в природе) наступления последствий. Следовательно, если выдвигается некое требование в качестве условия для признания преступления совершенным с прямым умыслом, то ни к чему еще в дополнение к этому условию выдвигать и его часть. Согласно законам логики, условие предвидения (точнее, непредвидения) неизбежности наступления последствий следовало бы ввести (если бы неизбежность как абсолютная философская категория не переходила бы в относительную - возможность) в определение совершения преступления или деяния с косвенным умыслом (но никак не с прямым умыслом): «лицо предвидит возможность наступления общественно опасных последствий, но не предвидит неизбежность этого наступления».
Наконец, даже сторонники того, что предвидение неизбежности должно присутствовать в определении прямого умысла, признают: «Конечно, речь не идет о фактической неизбежности планируемых последствий, поскольку она зависит не только от желания и действий субъекта, но и от многих других объективных факторов, частично или совсем не зависящих от воли виновного… в отдельных случаях совершения преступления с прямым умыслом возможно предвидение не неизбежности, а лишь реальной возможности наступления желаемых общественно опасных последствий. Из этого утверждения следует:
- фактической неизбежности нет, а какая есть? Ответ - фиктивная (ложная);
- общее понятие (определение) прямого умысла должно содержать все частные случаи, но оно их и содержит, причем без фиктивной категории неизбежности.
2. Особенности вины в уголовном законодательстве
2.1 Социально-этическое и предметное содержание вины в уголовном праве
Господствующая психологическая теория определяет вину в уголовном праве как психическое отношение лица к совершаемому им конкретному общественно опасному деянию и к его общественно опасным последствиям, выраженное в форме умысла или неосторожности, в котором проявляется антисоциальная направленность деятельности виновного, порицаемое судом от имени Российской Федерации. Как отмечают криминалисты, в теоретическом плане вину необходимо рассматривать в нескольких аспектах (психологическом, уголовно-правовом, предметном и социальном), причем каждый из них высвечивает определенную грань этого понятия.
Абстрактный и неопределенный термин «психическое отношение» позволяет вкладывать в него различный смысл. Так, А.П. Козлов, говоря о непрерывном развитии преступной деятельности «от возникновения психического отношения до наступления преступного результата», обозначает этим термином реальные психические процессы, характеризующие акт преступного поведения с внутренней стороны.
Н.Г. Иванов, напротив, психическое отношение лица к содеянному, выраженное в виде умысла или неосторожности, понимает шире, наполняет ценностным содержанием и отмечает, что вину нельзя сводить исключительно к ее формам (умыслу и неосторожности). По мнению М.И. Еникеева, характеристика вины вообще лежит за пределами форм психического отношения субъекта к деянию и раскрывается как причастность антисоциальных личностных качеств индивида к противоправному деянию, игнорирование личностью общественных интересов, выступающее основанием для несения наказания виновным.
Основу вины образуют психические познавательные и волевые процессы. «Психическое отношение», этот реликтовый теоретический конструкт советской психологии, может выражать лишь общий итог направленности психики субъекта на антисоциальный характер поведения. Поэтому А.П. Козлов, например, не вполне точен, утверждая, что реальная вина, «существующая в природе», - это определенные отношения, обозначаемые умыслом и неосторожностью. «Реальная вина» - это психические когнитивные и волевые процессы той или иной интенсивности, сопряженные с преступлением.
Как юридический феномен вина проявляется в пределах своих форм - умысле или неосторожности. Иные компоненты, называемые в литературе (антиобщественная установка, предосудительность мотивов, характера и образа мыслей), составляют социально-этическое содержание вины личности, вполне укладываясь в границы традиционных форм. Даже современная немецкая уголовно-правовая доктрина хотя и вывела вину (Schuld) за пределы субъективного состава преступного деяния (Subjektive Tatbestand), но рассматривает ее в форме умысла и неосторожности как модусов проявления личностного дефекта правосознания. Умысел и неосторожность как формы вины соответствуют ценностному подходу и состоят во враждебном либо беззаботном личностном отношении к требованиям правопорядка, а умысел и неосторожность в составе деяния выполняют функцию типизации преступного поведения.
В этическом смысле вина дает право наказывать. В частности, американский криминалист Дж. Самаха принцип наказания за вину выводит из требований естественной справедливости: «Виновен только тот, кого мы имеем право обвинить». П.А. Волостнов обоснованно выдвигает следующий тезис: «Психическое отношение в структуре вины не имеет специфики. Особенность заключается не в самих психических процессах, включающих в себя интеллектуально-эмоционально-волевые компоненты, которые универсальны для любого типа сознательно-волевого поведения, а в специфике отражаемых фактических обстоятельств». Действительно, сами интеллектуально-волевые процессы в психике преступника, отвлеченные от их предметного и личностного содержания, не выражают особенности вины в преступлении.
Вместе с тем психические процессы формируют ядро виновного отношения. Они предметно направлены (интенциональны) и итог их протекания - формирование когнитивного или волевого результата (соответственно знание и решимость). Протекающие в психике преступного субъекта процессы объясняют закономерный переход качеств личностной деформации правосознания к предметному преступному поведению, а вина имеет два компонента: социально-этический (личностный) и конкретно-предметный, связанный с самим деянием.
Кризис теории вины в российском уголовном праве очевиден, поскольку соотношение понятий вины-оценки и психологической вины подлежит пересмотру. Так, психологи М. Льюис и Р. Бак рассматривают вину как вторичную этическую эмоцию, которая не возникает с рождения, а требует развития когнитивных способностей и самосознания.
Этическая философия и уголовное право давно ведут поиски стандартов моральной упречности поступка. А. Шопенгауэр, например, предложил формулу степени аморальности поведения: «Величина несправедливости моего поступка равна величине зла, которое я им причиняю другому, разделенной на величину выгоды, какую я сам из него извлекаю». Схожий критерий использовал П.А. Фейербах, утверждавший, что «преступление, учиненное по внутреннему побуждению при слабых внешних прелестях, более достойно наказания, нежели то преступление, в которое человек вовлечен был сильными случайными внешними прелестями». Само требование субъективной вины в уголовном праве следует признать внедрением в него морального принципа: к фактическому вменению присоединяется как его дополнение вменение моральное.
В исторических конструкциях вины ее юридическое содержание часто выражается через этический аспект. Так, в позднем римском праве умысел - это «безнравственное, направленное на совершение деяния, намерение». Одна из немецких уголовно-правовых теорий вины как ответственности за собственный характер основана на моральной системе А. Шопенгауэра. Франц фон Лист полагал, что, признавая существенным элементом преступления внутренние особенности преступника, главным следует считать характер деятеля. Детерминизм, по Листу, дает разумное основание существованию вины, поскольку «может поставить отдельное деяние в связь со всем психологическим складом виновника».
Этика дает примеры исследований фундаментальной нравственной основы вины как осознанной несправедливости. Например, А. Шопенгауэр утверждал, что преступность индивида объясняется таким самоутверждением воли, при котором она неправомерно вторгается в сферу утверждения чужой воли (Einbruch in die Grenze fremder Willens-bejahung). Такое вторжение выражается в слове «несправедливость». «Терпящий несправедливость чувствует вторжение в сферу утверждения своего собственного тела в виде отрицания его чужим индивидуумом: он чувствует это как непосредственное и духовное страдание, которое вполне отделимо и отлично от сопровождающей его физической боли, причиняемой самим деянием, или от огорчения по поводу утраты.
С другой стороны, в совершающем несправедливость… мгновенно возникает это сознание, не in abstracto, а виде темного чувства, - и это называют угрызениями совести или, ближе к данному случаю, чувством содеянной несправедливости».
А.Э. Жалинский обоснованно ставит вопрос о существовании в уголовном праве ситуации формального наказания за вину, которой, по существу, нет, приводя в пример ответственность по УК РСФСР 1960 г. за гомосексуализм и спекуляцию, а на современном этапе отмечая проблематичность ответственности за наркоманию.
Этим выражены два главных этических момента, определяющих вину: причинение или угроза вреда общественным ценностям и свободная возможность субъекта действовать правомерно.
В XX в. оценочная теория вины заняла господствующую позицию в германской уголовно-правовой доктрине. Принцип вины и ответственности немецкого уголовного права, сформулированный как «наказание предполагает вину», говорит о том, что во-прос о вине можно сформулировать следующим образом: можно ли данное деяние поставить в упрек его автору и наказать его. «К вине как элементу преступления, а не субъективного состава деяния новейшая теория относит упречную мотивацию и ряд иных признаков. Обосновывается это тем, - указывает А. Э. Жалинский, - что такого рода признаки характеризуют не негативность действия или результата, а негативность убеждений, мышления». Вменяемость (Schuldfahigkeit), признаки образа мыслей (злоумышленно, жестоко) относятся к личности и не входят в субъективный состав преступного деяния. Вина - это институт социально-правового характера, направленный на отделение противоправности деяния от противоправности субъекта и поиск материального субстрата преступления. Установление вины есть установление противоречия долгу.
Однако оценочно-этический аспект не должен подавлять предметное содержание вины, в противном случае отпадет правовая определенность вменения. Обращенным во внешний мир полюсом виновного отношения выступает осознание объективных моментов причиняемого вреда, направленности деяния против конкретного блага. «Предметный аспект означает, что вина как абстрактное понятие не существует, она должна связываться с совершением конкретного деяния. Лицо признается не вообще виновным, а виновным в совершении, например, кражи, хулиганства или другого какого-либо преступления». В. Н. Кудрявцев, говоря о квалификации преступлений по субъективной стороне, отмечает, что, представляя собой своеобразную модель объективной стороны в психике субъекта, субъективная сторона различных преступлений обладает неодинаковым «предметным содержанием» и может иметь различную форму. Принцип субъективного вменения воспроизводит в уголовном праве положение о единстве сознания и деятельности, которое, по С. Л. Рубинштейну, есть узловая точка всех принципов психологии. «Единство сознания человека и его поведения, внутреннего и внешнего его бытия, которое в нем утверждается, раскрывается, прежде всего, в самом их содержании. Внутреннее, психическое неопределимо вне соотнесения с внешним, объективным». «Объективная сторона есть внешняя, чувственно воспринимаемая форма, в которой выражается внутреннее субъективное содержание преступления, выступающего в виде отрицательного отношения индивида к обществу, правопорядку и могущего быть обозначенным термином „вина“».
Предметное содержание вины отделяет юридическое вменение от порицания за не очерченный правовым запретом аморальный импульс или не объективированный во внешнем волевом акте голый умысел. Так, Т.В. Кондрашова указывает, что несмотря на то что аморальным может быть признан довольно широкий спектр низменных способов полового поведения, понятие изнасилования имеет свой формально определенный модус действия, четкую взвешенную и осознаваемую таковой смесь средств и целей. Физическое насилие, как и угрозы его реализовать, должно применяться только с целью сломить либо предупредить сопротивление со стороны потерпевшей для вступления с ней в половую связь. Субъективные и объективные признаки каждого состава преступления не являются простой их суммой или агрегатом. Субъективная сторона преступления (психическое отношение к деянию) должна охватывать все объективные юридически значимые признаки преступления, с отдельными особенностями в «асимметричных» (усеченных) составах и составах неосторожных преступлений.
«Квалификация умышленных преступлений по статьям уголовного закона, - писал Ю.А. Демидов, - невозможна без установления содержания умысла виновного».
Предмет умысла, таким образом, считается фактической основой правовой оценки. Например, в уголовном праве США, страны, где исторически сильны традиции суда присяжных, mens rea (виновная мысль) - это психический элемент или вид преступного намерения, который сторона обвинения должна доказать за пределами разумных сомнений, т. е. как факт. В отечественном уголовном праве структура общественной опасности конкретного преступления определяет «двухслойную» структуру предметного содержания вины субъекта. Сознание виновного должно охватывать характер объекта, фактическое содержание и социальное значение совершаемого действия или бездействия. Но в какой степени можно установить предмет виновного психического отношения как факт и что служит объективным отражением этого отношения?
Суд присяжных Московского областного суда осудил Томилова за совершение развратных действий в отношении несовершеннолетней и угрозу убийством по ст. 120, 207 УК РСФСР. Президиум Верховного Суда РФ 31 августа 1994 г. отменил приговор и определение кассационной палаты Верховного Суда РФ, а дело направил на новое рассмотрение, указав следующее. Следственные органы предъявили Томилову обвинение в том, что он, угрожая убийством малолетней П., изнасиловал ее в извращенной форме (оральным способом), и квалифицировали эти действия по ч. 4 ст. 117 УК РСФСР. Фактические обстоятельства обвинения полностью подтверждены в судебном заседании. Перед присяжными поставлено два вопроса: 1) виновен ли подсудимый в том, что, угрожая П. и используя ее беспомощное состояние, совершил с ней насильственный половой акт в извращенной форме; 2) виновен ли подсудимый в том, что совершил в отношении несовершеннолетней П. развратные действия, направленные на удовлетворение своей половой страсти, выразившиеся в обнажении ее тела и непристойных прикосновениях к нему? Коллегия на первый вопрос дала отрицательный ответ, на второй - положительный. По мнению Президиума Верховного Суда РФ, из отрицательного ответа коллегии присяжных заседателей на первый вопрос нельзя сделать однозначный вывод: или присяжные заседатели согласились с мнением адвоката, что изнасилование возможно только в случае насильственного полового сношения в обычной форме, или вопреки показаниям потерпевшей и подсудимого пришли к выводу о недоказанности самого факта введения Томиловым под угрозой убийства полового члена в рот потерпевшей. Кроме того, Президиум пришел к выводу, что поставленные присяжным заседателям вопросы требуют юридической оценки действий («насильственный половой акт в извращенной форме», «развратные действия»), что противоречит требованиям закона.
Верховный Суд РФ вопросы о юридических признаках деяния и об их охвате умыслом виновного относит к вопросам правовой квалификации, а не установления факта. Возникает проблема порядка процессуальной реконструкции «двухслойного» по структуре предметного содержания вины. Устанавливается ли виновность лица в деянии определенного характера общественной опасности, закрепленном в норме УК, или виновность в физических телодвижениях, описываемых натуралистически, с учетом того что преступления, предусмотренные ст. 119, 132 и 135 УК РФ, отличаются по объекту, а следовательно, характеру общественной опасности. Относится ли содержание умысла к фактам, хотя бы в части фактических обстоятельств в его содержании. В соответствии со ст. 5 УК РФ лицо подлежит уголовной ответственности только за те общественно опасные действия (бездействие) и наступившие общественно опасные последствия, в отношении которых установлена его вина. Умысел предполагает направленность на совершение конкретного деяния определенного характера общественной опасности и должен быть доказан. Возникает абсурдная ситуация, когда присяжные должны признать подсудимого виновным якобы не в конкретном преступлении, понятие которого определено в законе, а в исполнении отдельных элементов фактического поведения неопределенного характера социальной опасности (фактическая угроза убийством, фактические сексуальные действия в отношении малолетней в указанном месте и в указанное время). Только судья вправе объединить эти мозаичные части в единой правовой оценке с юридической формой вины. Виновность в фактическом деянии, которую устанавливает жюри, оказалась лишена социально-правового содержания, что прямо следует из пп. 28 и 29 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 22 ноября 2005 г. № 23.
Фактическое ядро предметного содержания вины определяется тем, что С.Л. Рубинштейн называл «техническая операция по отношению к вещи». Так, в психическом отношении к общественно опасным действиям невменяемых лиц нельзя полностью исключить присутствие «натуралистических» элементов умысла. Их поведение не лишено полностью субъективного содержания подобно действиям неодушевленных механизмов. Актуальный психический импульс аномального субъекта предметно ориентирован, вследствие этого поведение предварительно может быть квалифицировано как тот или иной вид умышленного преступления, например умышленного причинения смерти, умышленного повреждения чужого имущества или угрозы убийством. Первично психика аномального субъекта, как и вменяемого лица, направлена на действия с внешними предметами, но не достигается должный уровень осознания социального значения поступка.
Преступление есть не что иное, как акт поведения определенного социального значения, факт социальной, а не просто физической действительности. Предметное содержание вины не ограничено только физическими характеристиками предметов и действий, составляющих объективную сторону конкретных преступлений, оно включает социальное значение предметного поведения. Как писал в исследовании о психосоциальном развитии человека Д. Франкл, «все, что присутствует в социальной жизни - как материальные структуры, так и правила, законы, обычаи и условности, - создано людьми и может рассматриваться как вещественные предметы либо идеальные образования, объединенные общим понятием „культура“ или „цивилизация“. Цивилизация состоит из единства биофизических объектов и энергий, которые используются как посредники при объективации смыслов, ценностей и норм». Только совокупность тех и других, отражаясь в намерении индивида, определяет предметное содержание вины в конкретном преступлении.
2.2 Актуальные проблемы концепции вины в уголовном праве и вопросы их преемственности
На современном этапе развития науки уголовного права актуальным остается вопрос преемственности отдельных концепций вины. Многогранность в понимании данной уголовно-правовой категории не позволила на сегодняшний день прийти к однозначному выводу о признании приоритета одной из ряда существующих концепций.
Как известно, в науке уголовного права различают нормативную, оценочную и психологическую концепции вины. Сторонники первого (нормативного) направления отстаивают легализованную (выраженную в законе) конструкцию видов умысла и неосторожности. При этом не разрешаются возникающие в связи с такой конструкцией внутренние юридико-практические противоречия. Не рассматривается и проблема дефинирования самой уголовно-правовой категории вины. Законодатель же ограничился не совсем удачной редакцией видов умысла и неосторожности. В действующей системе уголовно-правовых норм Общей части, функциональная и юридико-техническая стороны форм вины не нашли своего непосредственного выражения. Это создает существенные сложности в практике уголовного правоприменения.
В общеправовом понимании сам нормативизм вреден. Он ограничивается регламентированными в правовых нормах признаками, невольно отстаивая позиции мертвых и отживающих уголовно-правовых норм. «Сам по себе нормативный подход к праву, - пишет В.В. Лазарев, - был бы не плох.
Уязвимым его делает, как это ни парадоксально, государство. В силу разных причин, в определенных обстоятельствах оно удовлетворяется устаревшими нормами или, хуже того, издает акты, идущие в разрез с жизнью, принимает нормы, работающие на консервативные силы». В связи с этим на сегодняшний день нормативная концепция вины сама по себе бесполезна. Она не способствует устранению имеющихся в законодательстве противоречий, хотя «по мере изучения вопросов субъективной стороны преступления создается впечатление, что авторы уголовного закона придерживались разных позиций, и поэтому логики и системности решения ее проблем в УК РФ не наблюдается».
Представители психологического направления тяготеют к легализации не только отдельных терминов и понятий психологической науки, используемых в качестве средств юридической техники.
В предписании признаков вины они придерживаются дифференцированного понимания субъективного процесса психических функций личности. Не сложно заметить такой подход у ученых, безосновательно сводящих интеллектуальное содержание осознания, к эмоциональной сфере личности.
В частности, В.В. Лунеев пишет: «Отрицательные эмоции, которые нередко сопровождают преступное поведение, заметно снижают интеллектуальные и прогностические возможности субъекта. В целях объективности и определенного соблюдения прежней конструкции вины этот момент можно назвать интеллектуально-эмоциональным. Изучение связи между сознанием и эмоциональным состоянием позволит глубже раскрыть реальные возможности субъекта по осознанию общественной опасности своих действий и их общественно опасных последствий, поскольку многие отрицательные и некоторые положительные эмоции часто стимулируют или парализуют сознание и волю субъекта».
Однако положения дифференциальной психологии в определении вины и субъективного вменения не приемлемы. В противном случае исследуемые юридические признаки вины неизбежно ассоциируются с индивидуальной психикой лица, совершившего преступление. Это уже является изучением не субъективной стороны преступления, а вменяемости субъекта преступления и психологической структуры отдельной личности. Такую психологизацию И.Г. Филановский признает в качестве доктрины, в соответствии с которой вина «утратила бы свою специфику как формулы, представляющей в наиболее концентрированном виде элементы осознания преступником своего поведения».
Отвергая психологическую дифференциацию при определении юридических признаков (в том числе и субъективной стороны) преступления, профессор Н.Д. Дурманов писал: «Преступление представляет собой не совокупность свойств личности субъекта, а конкретный акт человеческого поведения...». Тождественной позиции придерживаются и другие ученые. В частности, О.Д. Ситковская пишет: «...потребности законодателя и правоприменительной практики вполне удовлетворяются конструкцией, использующей лишь некоторые элементарные положения психологии....понятия умысла и неосторожности не имеют готовых психологических аналогов. Их психологическая характеристика представляет достаточно сложную конструкцию, использование в качестве базовых таких понятий как осознание и целенаправленное поведение. Это позволяет определить общие границы виновной ответственности, но не отграничить умышленное от неосторожного деяния».
По этому поводу ранее Г.С. Фельдштейн писал: «...психологические данные должны быть строго ограничены, насколько позволяет свойство предмета, теми вопросами которые составляют... психологическую основу учения о виновности....когда хотят дать... конструкцию форм виновности, которая вполне пригодна для жизни и которая может оказывать действительное влияние на размеры уголовного вменения». В свою очередь, С. Скляров справедливо замечает: «...субъективные процессы напрямую не наблюдаемы, их нельзя измерить какими-либо приборами. Ни один юрист или психолог, а в большинстве случаев и лицо, привлекаемое к уголовной ответственности, не может абсолютно точно раскрыть их содержание». «Разумеется, уголовное право, - писал Б.С. Волков, - не может иметь своим предметом весь духовный мир личности преступника, а криминалист в своих исследованиях не должен, подобно писателю, рассматривать «в своей химии чувств все страсти». В отличие от общей психологии метод психологического исследования личности в уголовном праве несравненно уже: он ограничен задачами и логикой науки». Соответственно, психологическая концепция вины не может подразумевать под собой более чем выделение отдельных психологических категорий и определений, характеризующих фактическое отношение лица к совершаемому поведенческому акту, объективно признаваемому как противоправное, наказуемое деяние. Это обусловлено тем, что «право не должно игнорировать психологию и не может создавать собственные психологические критерии... соответствующие научные данные, добытые психологией, должны быть положены в основу ряда правовых понятий...».
Действительное многообразие мотивационных проявлений психики, не могут иметь юридическую форму. Это сводит уголовно-правовую категорию вины к субъективизму при описании признаков преступления. Подобные конструкции влекут неразрешимые противоречия и ошибки в квалификации преступлений. Как справедливо заметил К.Ф. Тихонов, «включение в формы вины различных элементов, характеризующих ее содержание, например мотивов, эмоций и т.д. нарушило бы четкость и определенность форм вины, что в свою очередь затруднило бы их практическое установление».
Оценочная концепция вины также не приемлема, поскольку открывает обширные возможности для судебно-следственного произвола, и объективного вменения. Она заключается в том, что вина определяется как результат судейского усмотрения факта виновности лица.
В науке уголовного права вину определяют в качестве психического отношения к такой форме социально значимого поведения, как общественно опасное деяние. Между тем в литературе указывается, что в словарях русского языка определение вины не имеет значения психического отношения.
В действительности текстолого-психологический анализ признаков субъективной стороны преступления был бы более точен, если бы в семантическое содержание термина «вина», включалось его понимание как психического отношения. Ведь и в самом понятийном аппарате психологии термина «психическое отношение» вообще нет, хотя «...для криминалиста было бы в высшей степени удобно заимствовать психологические данные из соответственной дисциплины в совершенно готовом виде». Само же вменение требует наличия умышленного или неосторожного отношения к таким социально-юридическим явлениям, как общественно опасное деяние и общественно опасные последствия. По этой причине, сторонники психологической концепции вины невольно сводят понятие психического отношения к категории отражения, в то время как «умысел и неосторожность - не предмет отражения, а выражение отношения к отражаемому».
Подобные документы
Неосторожность как форма вины. Психическое отношение лица к совершенному общественно опасному деянию и его последствиям. Отличие легкомыслия от косвенного умысла, небрежности и казуса. Предвидение возможности наступления общественно опасных последствий.
курсовая работа [41,4 K], добавлен 12.03.2011Знакомство с проблемами ответственности за незаконное проведение искусственного прерывания беременности в российской уголовно-правовой доктрине. Вина как психическое отношение лица к совершенному им общественно опасному деянию и его последствиям.
курсовая работа [60,0 K], добавлен 15.12.2013Анализ института вины в уголовном праве Российской Федерации. Основные формы вины. Особенности определения формы вины преступления. Назначение наказания лицу, совершившему преступление, в зависимости от формы вины. Значение умысла, неосторожности.
курсовая работа [66,5 K], добавлен 01.12.2013Концепции вины в уголовном праве Российской Федерации. Основные моменты преступного умысла. Преступное легкомыслие, его ограничение от косвенного умысла. Отличие преступной небрежности от невиновного причинения вреда. Преступления с двумя формами вины.
дипломная работа [58,2 K], добавлен 27.04.2013Общие аспекты основных форм вины в уголовном праве. Умысел и неосторожность как формы вины в уголовном праве. Определение понятия умысла и неосторожности. Нормативные положения об умысле и неосторожности, установление их уголовно-правового значения.
курсовая работа [91,0 K], добавлен 15.02.2016Преступление как выраженный в форме активного действия или пассивного бездействия акт поведения (поступок, деятельность). Общественная опасность деяния, психическое отношение лица к общественно опасному действию (бездействию) и его последствиям.
курсовая работа [41,1 K], добавлен 25.10.2010Работа посвящена понятию вины. Понятие и значение вины в уголовном праве. Теоретические концепции вины в уголовно-правовой литературе. Форма вины и мотивы преступления. Понятие прямого умысла. Его интеллектуальный и волевой моменты. Косвенный умысел.
курсовая работа [29,5 K], добавлен 16.01.2009Вина как основной признак субъективной стороны преступления. Понятие формы вины по уголовному законодательству, ее содержание, виды и влияние на квалификацию преступлений. Преступления с двумя формами вины, разграничение легкомыслия и неосторожности.
курсовая работа [33,0 K], добавлен 24.06.2015Определение стадии, состава преступления. Анализ субъективной стороны преступления как совокупности признаков, характеризующих отношение субъекта к совершенному им общественно опасному деянию и его последствиям. Определение судом окончательного наказания.
контрольная работа [22,7 K], добавлен 07.10.2011Понятие и формы вины. Преступление по легкомыслию, его объективная и субъективная сторона, отражение в уголовном законодательстве, отграничение от косвенного умысла. Сущность и причины правовой ошибки, определение уголовной ответственности по ней.
контрольная работа [33,7 K], добавлен 16.02.2015
