Уголовно-правовые аспекты бандитизма

В некоторых случаях, руководители банд сами не принимают участие в совершаемых нападениях, а лишь дают задание остальным участникам преступной группы по реализации преступного замысла. Значительно чаще руководители сами активно участвуют в нападениях. Следовательно, неизбежно возникает вопрос: как квалифицировать действия лиц, организовавших и (или) руководивших бандой и одновременно участвующих в совершаемых нападениях? Согласно разъяснениям высшего судебного органа России, «действия создателя банды, участвовавшего в её нападениях, охватываются диспозицией ч. 1 ст. 209 УК РФ, и дополнительной квалификации этих действий по ч. 2 ст. 209 УК РФ не требуется». Как указала Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ в постановлении № 567п97 по делу Фурсова и др., «дополнительная квалификация действий осуждённых по ч. 2 ст. 209 УК РФ в данном случае является излишней, поскольку уголовная ответственность за создание устойчивой вооружённой группы (банды) в целях нападения на граждан предусмотрена более строгая, чем за участие в такой банде и совершаемых ею нападениях». Данную позицию следует признать обоснованной, хотя в научной литературе высказано и иное мнение. Так, О.А. Попова считает, что в ч. 1 и ч. 2 ст. 209 УК РФ речь идёт о самостоятельных, не совпадающих по содержанию формах бандитизма, в силу чего они не могут быть взаимно поглощаемы.

Третьей, самой распространённой на практике, формой бандитизма выступает участие в банде. Как указал Пленум Верховного Суда РФ, «участие в банде представляет собой не только непосредственное участие в совершаемых ею нападениях, но и выполнение членами банды иных активных действий, направленных на её финансирование, обеспечение оружием, транспортом, подыскание объектов для нападения и т.п.»

Исходя из распространительного толкования признака «участие в банде», предложенного Пленумом Верховного Суда РФ, можно сделать вывод, что участниками банды должны признаваться лица, оказывающие ей самое разнообразное содействие, но содействие не разовое, а на длительной постоянной основе. Например, лица, неоднократно выполняющие функции водителя, перевозящие участников банды на место преступления и с него; постоянно осуществляющие реализацию имущества, добытого преступным путём, должны признаваться участниками банды. Однако довольно часто судебно-следственные органы квалифицируют действия лиц, фактически являющихся участниками банды, по другим статьям уголовного закона. В качестве примера можно привести уголовное дело в отношении А. Филимошина и других, рассмотренное судебной коллегией по уголовным делам Самарского областного суда. По этому делу проходил некто Пироцкий, который не был признан участником банды. Сам Пироцкий в нападениях не участвовал, однако, как показывает изучение материалов дела, неоднократно оказывал банде содействие в подыскании объектов нападения для завладения ценностями и в дальнейшем их реализовывал. В частности, он способствовал хищению икон из квартиры Ш., указав его адрес и пообещав скупить похищенное; указывал адреса других граждан, которые имели у себя дома золотые изделия и иные ценности, а после совершения нападений на их квартиры помогал реализовать данное имущество. Как видно, роль Пироцкого достаточно чётко вырисовывается и полностью совпадает с вышеуказанной трактовкой признака «участие в банде», однако, он был осуждён за соучастие в краже, и приобретение и сбыт имущества, заведомо добытого преступным путём.

Четвёртой формой бандитизма выступает участие в совершаемых бандой нападениях. «В соответствии с ч. 2 ст. 209 УК РФ как бандитизм должно квалифицироваться участие в совершаемом нападении и таких лиц, которые, не являясь членами банды, сознают, что принимают участие в преступлении, совершаемом бандой», - указано в п. 10 постановления Пленума Верховного Суда РФ № 1 от 17 января 1997 г. «О практике применения судами законодательства об ответственности за бандитизм». В судебной практике участие в совершаемых бандой нападениях встречается крайне редко. Данная форма бандитизма будет налицо, например, когда членами банды привлекается специалист по электронике для отключения системы сигнализации в банке, либо водитель грузовика, который в процессе нападения преграждает дорогу инкассаторской автомашине. Вряд ли можно согласиться с мнением В.М. Быкова, что любое участие лица в совершаемых бандой преступлениях даёт основание для признания этого лица членом банды со всеми вытекающими правовыми последствиями. Проиллюстрируем сказанное примером из судебно-следственной практики. Осенью 1994 г. представители одной из криминальных структур г. Тольятти с целью физического устранения г-н Г., Б., М. и Е. для реализации своего намерения обратились к лидерам рязанской «Слоновской группировки». Между ними была достигнута договорённость о совершении убийств указанных лиц за соответствующую плату, для чего 19 ноября 1994 г. в г. Тольятти прибыли Мохов, Ахметов, Беликов, Захаров и другие члены банды В. Ермолова («Слоновской группировки»). При этом представители тольяттинского криминалитета заблаговременно разработали план конкретных преступлений в отношении указанных потерпевших, подготовили для этого оружие - 4 пистолета «ТТ», автомат «Калашникова», гранатомёт и боеприпасы к ним, а также автотранспорт и квартиры для прибывших из г. Рязани лиц. В помощь «гостям» были выделены Полозов и Баринов, которые показывали дома и квартиры потенциальных потерпевших, давали указания, как лучше осуществить нападения, оказывали иное содействие в совершаемых преступлениях, а затем передавали материальное вознаграждение за услуги киллеров. Судебная коллегия по уголовным делам Рязанского областного суда указала, что не являющиеся членами банды Полозов и Баринов, как соисполнители, приняли участие в данных преступлениях, сознавая, что оно совершается бандой, о чём свидетельствуют положенные в основу приговора показания других подсудимых. Действия Полозова и Баринова были правильно квалифицированы как участие в совершённых бандой нападениях по ч. 2 ст. 209 УК.

Весьма проблематично отграничить участие в банде и участие в совершаемом бандой нападении от пособничества бандитизму. В первых двух случаях, действия виновных лиц должны оцениваться как соисполнительство (без ссылки на ст. 33 УК) в бандитизме и иных преступлениях, совершаемых бандой. Так, совершая преступления в составе банды и имея умысел на убийство по предварительному сговору группой лиц, Д. совместно и одновременно с другими лицами стрелял по автомашине, в которой находились потерпевшие. Каждый из соисполнителей убийства имел огнестрельное оружие. Суд признал виновным Д., в частности, по ст. 77 и п. п. «з», «н» ст. 102 УК РСФСР. Отрицая вину в совершении убийства, Д. показал, что его пистолет дал осечку. Кассационная инстанция признала приговор обоснованным и указала, что данное обстоятельство при участии виновного в выполнении объективной стороны преступления по лишению потерпевших жизни не влияет на правовую оценку действий соучастников в форме соисполнительства.

Действия лиц, не состоявших членами банды и не принимавших участия в совершённых ею нападениях, но оказавших содействие банде в её преступной деятельности, следует квалифицировать по ст. 33 и соответствующей части ст. 209 УК. Так, например, Челябинским областным судом по ст. ст. 33 ч. 5 и 209 ч. 2 УК РФ был осуждён некто Осипов, который, не участвуя в совершении нападений, оказал содействие в деятельности банды, созданной Морозовым и Кобелевым, перевезя осенью 1996 г. из г. Челябинска пистолеты ТТ и пистолеты-пулемёты кустарного производства с боеприпасами в условное место (на территорию базы одной из фирм). Судебная коллегия констатировала, что подсудимый Осипов какого-либо участия в конкретных нападениях и преступлениях, совершённых членами банды, не принимал, занимаясь деятельностью, которая осуществлялась членами этой группы помимо совершения ими преступлений и не противоречащей требованиям закона. Поэтому с учётом однократности действий Осипова, совершённых им для осуществления преступной деятельности банды (в частности, нападения на П. и его убийство), его действия были правильно квалифицированы, как пособничество в бандитизме.

Таким образом, в этих случаях, лицу, с одной стороны, должно быть достоверно известно, что он оказывает содействие устойчивой вооружённой группе. С другой стороны, эта помощь носит разовый, эпизодический характер. Следует отметить, что судебно-следственные органы практически не допускают такой вариант правовой оценки и чаще всего квалифицируют действия таких лиц как соучастие в конкретных преступлениях (разбое, убийстве и др.).

Теперь остановимся на моменте окончания преступления для всех рассмотренных форм. Для организаторов и руководителей преступление считается оконченным с момента создания устойчивой вооружённой группы (завершения организационной деятельности), независимо от того, были ли совершены планировавшиеся ей преступления. Для участника банды - с момента участия в любой форме в деятельности банды. Диссертант категорически выступает против мнения авторов, утверждающих, что в действиях лица, давшего согласие на вступление в банду, но не успевшего принять участия в её практической деятельности, содержится оконченный состав преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 209 УК. Отсутствуют в данном случае и признаки покушения на данное преступление, поскольку сами по себе намерения человека, не получившие ещё конкретной реализации, по российскому уголовному праву не рассматриваются как преступление. Участие в банде должно признаваться оконченным преступлением, когда лицо не просто даст согласие на вступление в банду (участвовать в нападениях, выполнять отдельные поручения), но подкрепит это конкретной практической деятельностью. То же самое касается и лиц, принимающих участие в бандитском нападении. Для них преступление следует считать оконченным с момента начала нападения.

В ч. 3 ст. 209 УК предусмотрена повышенная ответственность за уже рассмотренные формы бандитизма, если они совершены лицом с использованием своего служебного положения. Введение данного квалифицированного вида состава бандитизма является новеллой. Логичность и целесообразность этого законодательного решения вызывает определённые сомнения. В связи с этим вопрос об исключении (изменении) квалифицированного вида состава бандитизма широко обсуждается в научной литературе. В обоснование последней позиции можно привести следующие аргументы. Почему, к примеру, характер общественной опасности бандитизма, совершаемого лицом с использованием своего служебного положения, выше аналогичного деяния, совершаемого лицом, ранее два или более раза судимым за хищение либо вымогательство? Это никак не соответствует принципу справедливости, провозглашённому в ст. 6 Уголовного кодекса. Такую позицию можно обосновывать и крайне редким применением данной уголовно-правовой нормы, а также анализом зарубежной законодательной практики. Квалифицирующий признак «использование служебного положения» можно найти лишь в уголовных кодексах стран ближнего зарубежья. Более того, законодатели большинства стран СНГ (Республики Беларусь, Украины) не восприняли опыт российского законодателя и не включили в статьи о бандитизме данный квалифицирующий признак. Нелишне напомнить, что и в Модельном Уголовном кодексе для государств - участников СНГ в ст. 184 (Бандитизм) данный квалифицирующий признак также отсутствовал. Однако это вовсе не говорит о том, что подобное общественно-опасное поведение лиц, использующих своё служебное положение, остаётся вне сферы уголовно-правового воздействия. В случаях, когда создание и (или) участие в организованных преступных формированиях сопряжено с посягательством на иные объекты уголовно-правовой охраны (например, интересы государственной службы), содеянное квалифицируется по совокупности с соответствующими преступлениями, что, в свою очередь, сказывается на тяжести назначаемого виновным наказания.

На наш взгляд, существование в уголовном законе квалифицирующего признака «использование лицом своего служебного положения» всё-таки необходимо. Однако из ст. 209 УК (также, впрочем, как и из ст. 210 УК) данный квалифицирующий признак целесообразно исключить. В тех ситуациях, когда бандитизм (организация преступного сообщества) сопряжён с совершением конкретных преступлений, связанных с использованием виновным своих служебных (в первую очередь, должностных) полномочий, следует применять правила квалификации по совокупности преступлений.

2.5 Субъективные признаки бандитизма

Под субъективной стороной преступления в науке уголовного права понимают психическую деятельность лица, непосредственно связанную с совершением преступления. Она образует психологическое содержание преступления, поэтому является его внутренней (по отношению к объективной) стороной. Содержание субъективной стороны преступления раскрывается с помощью таких юридических признаков, как вина, мотив и цель.

Вина, отмечает А.И. Рарог, как определённая форма психического отношения лица к совершённому им общественно опасному деянию, составляет ядро субъективной стороны преступления, хотя и не исчерпывает полностью её содержания. Вина - обязательный признак любого преступления. К факультативным признакам относятся мотив и цель преступления.

По смыслу ст. 209 УК, совершение любой из предусмотренных законом форм бандитизма возможно лишь с прямым умыслом. Это подчёркивает и Пленум Верховного Суда РФ в п. 14 постановления «О практике применения судами законодательства об ответственности за бандитизм».

Организатор (руководитель) банды осознаёт общественную опасность и противоправность своих действий по организации устойчивой, вооружённой группы, имеющей целью совершение нападений на граждан или организации (либо по руководству такой группой), и желает этого. По смыслу уголовного закона организатор (руководитель) должен нести ответственность только за те конкретные преступления, совершённые бандой, которые охватывались его умыслом. Однако по этому поводу высказаны и иные точки зрения. По мнению В. Осина, организаторы банд должны нести уголовную ответственность за любые преступления, установленные уголовным законом, по ст. 77 УК (ст. 209 УК РФ), «до тех пор, пока созданная ими криминальная группа не будет уничтожена или самоликвидируется». В подтверждение своей точки зрения автор приводит пример из судебно-следственной практики. Брянским областным судом к уголовной ответственности за создание банды был привлечён неоднократно судимый П., который в составе организованной группы совершил ряд преступлений, в том числе разбойные нападения и убийства. Будучи осуждён за сопротивление работнику милиции (ст. 191 УК РСФСР) и управление автомашиной в состоянии алкогольного опьянения (ст. 211 УК РСФСР), П. отбывал наказание, а в это время созданная им банда совершила ещё несколько преступлений. Естественно, что находящийся под арестом П., не мог принимать в этом участие, как и не мог контролировать деятельность созданной им банды. Однако как запущенный однажды механизм вооружённая группа действовала уже без организатора. Суд, по мнению В. Осина «абсолютно справедливо», посчитал, что П. как организатор банды виновен и в тех деяниях, которые совершались без его участия, и планированием которых он не занимался.

На наш взгляд, такое решение противоречит важнейшему принципу российского уголовного права - принципу вины. В данном случае суд встал на позиции объективного вменения, которое, как указано в ч. 2 ст. 5 УК, не допускается. Организатор (руководитель) банды не может нести уголовную ответственность за преступления, в которых он не участвовал, планированием которых не занимался, а равно за преступления, совершённые участниками банды в одиночку. Действительно, при принятии нового Уголовного кодекса высказывались мнения (особенно со стороны практиков) о возможности объективного вменения в интересах борьбы с наиболее опасными формами организованной преступной деятельности, однако, законодатель не воспринял эту позицию. В действующем уголовном законе зафиксировано положение, согласно которому лицо, создавшее организованную группу, подлежит уголовной ответственности за все совершённые организованной группой преступления лишь в том случае, если они охватывались его умыслом (ч. 5 ст. 35 УК).

К сожалению, отечественной правоприменительной практике известны факты объективного вменения на основе идеологических и политических установок советского тоталитарного режима. Ярким примером нарушения принципа виновной ответственности может служить дело Зайцева и других, которые были осуждены по ст. ст. 77 и 79 УК РСФСР в связи с новочеркасскими событиями справедливого возмущения граждан действиями местных властей 1-3 июня 1962 г. Семь человек из одиннадцати были расстреляны. Их оправдание (увы, слишком запоздалое) стало возможным лишь в 1991 г. Пленум Верховного Суда СССР в постановлении от 27 марта 1991 г. признал необоснованным осуждение указанных лиц за бандитизм, поскольку в материалах дела отсутствовали данные о том, что осуждённые состояли в банде и принимали участие в нападениях на помещения государственных и партийных учреждений.

В интеллектуальный элемент умысла участника банды входит осознание того, что он является членом устойчивой, вооружённой группы, имеющей целью совершение нападений на граждан или организации. Волевой элемент характеризуется желанием этого. Другими словами, участник должен сознавать тот факт, что он действует совместно с остальными членами банды, а также сознавать вооружённость преступной группы, по крайней мере, наличие оружия хотя бы у одного соучастника, и реальную возможность его применения при нападениях. В случае отсутствия какого-либо из указанных обстоятельств, квалификация по ст. 209 УК исключается.

Проиллюстрируем сказанное следующим примером. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР изменила приговор в отношении Саркиева и Коленченко, обвиняемых в бандитизме, указав в определении следующее. Вывод суда (судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда Туркменской ССР) о том, что Саркиев, Коленченко и скрывшиеся от следствия преступники представляли собой устойчивую группу, не вытекает из материалов дела. Судом не установлено, что у кого-либо из участников нападения, кроме Коленченко, было оружие. У Коленченко же имелось незаконно хранившееся огнестрельное оружие, которое было использовано для угроз в отношении потерпевших. Это оружие он взял с собой по предложению одного из участников группы, когда вёл с ним наедине разговор перед нападением на квартиру Г. Сведений о том, что другие участники нападения были осведомлены о наличии у Коленченко огнестрельного оружия, в деле нет. Учитывая эти обстоятельства, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР приговор изменила, признав действия Саркиева и Коленченко групповым разбоем, поскольку группа нападающих не имела устойчивости и умыслом её участников, за исключением двоих, не охватывалась возможность применения оружия.

Ещё более проблематичным на практике является установление вины в отношении лиц, не являющихся членами банды, но участвующих в совершаемом ей нападении. Как отмечает заместитель Председателя Верховного Суда РФ А.Е. Меркушов, сложность в применении нормы о бандитизме, с которой сталкиваются суды при рассмотрении конкретных дел, - это вопрос доказанности того обстоятельства, что лицо в данной ситуации осознавало, что принимает участие в преступлении, совершаемом бандой. Если же лицу, участвовавшему в бандитском нападении, не были известны все фактические обстоятельства дела, и оно не осознавало, что принимает участие в таком нападении, его действия нельзя квалифицировать как бандитизм.

Так, члены банды Яковлев и Евсеев, подготовив нападение на квартиру коммерсантов, склонили к участию в совершении преступления Романенко, который должен был подвезти их к дому, где проживал потерпевший, на своей машине и дожидаться указанных лиц с похищенным имуществом в соседнем дворе. При этом Романенко было сказано, что Яковлев и Евсеев идут «грабить». В такой ситуации Романенко не предполагал и не мог предполагать, что перед ним члены банды, совершающие очередное бандитское нападение. Курский областной суд, рассмотревший дело, а впоследствии и Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ не усмотрели в действиях Романенко состава бандитизма.

В диспозиции ч. 1 ст. 209 УК указывается цель, с которой создаётся банда - нападение на граждан или организации. Эта цель, как обязательный признак субъективной стороны, определяет направленность умысла и отражает его повышенную общественную опасность. Как отмечает В.С. Комиссаров, в данном случае законодатель указывает на наиболее опасный признак на пути достижения желаемого результата и считает это достаточным для признания преступления оконченным.

В п. 12 постановления Пленума Верховного Суда РФ «О практике применения судами законодательства об ответственности за бандитизм» отмечено, что статья 209 УК РФ не предусматривает в качестве обязательного элемента состава бандитизма каких-либо конкретных целей осуществляемых вооружённой бандой нападений. Это может быть не только непосредственное завладение имуществом, деньгами или иными ценностями гражданина либо организации, но и убийство, изнасилование, вымогательство, уничтожение либо повреждение чужого имущества и т.д. Следовательно, эти цели находятся за пределами состава бандитизма и на квалификацию влияния не оказывают.

В соответствии со ст. 19 и ч. 1 ст. 20 УК субъектом преступления, предусмотренного ч. ч. 1 и 2 ст. 209, является физическое вменяемое лицо, достигшее шестнадцатилетнего возраста, являющееся организатором или руководителем банды, её участником, а также участником совершаемых бандой нападений на граждан или организации. Помимо данного положения, в п. 14 постановления Пленума Верховного Суда РФ «О практике применения судами законодательства об ответственности за бандитизм» зафиксировано, что лица в возрасте от 14 до 16 лет, совершившие различные деяния в составе банды, подлежат ответственности лишь за конкретные преступления, ответственность за которые предусмотрена с 14-летнего возраста.

Банда, как уже отмечалось, представляет собой наиболее опасную форму соучастия, а именно, организованную группу, поэтому её могут составлять лишь лица, отвечающие требованиям ст. 19 УК, т.е. лица вменяемые и достигшие установленного в законе возраста. В противном случае квалификация по ст. 209 УК исключается. Однако действия лица, отвечающего требованиям, указанным в ст. 19 УК, совершающего вооружённые нападения в группе с подростками, не достигшими возраста уголовной ответственности, следует оценивать как покушение на создание банды. При этом, действия участников банды, достигших 18-летнего возраста, в случае вовлечения в банду несовершеннолетних путём обещаний, угроз и т.п. способами, следует дополнительно квалифицировать по ч. 4 ст. 150 УК, так как бандитизм, согласно ч. 5 ст. 15 УК, относится к категории особо тяжких преступлений.

Действия несовершеннолетних лиц в возрасте от 14 до 16 лет, совершающих нападения с целью хищения чужого имущества в составе организованной вооружённой группы, следует квалифицировать по п. «а» ч. 3 ст. 162 УК.

Действия лица, отвечающего указанным в ст. 19 УК требованиям, совершающего вооружённые нападения в группе с невменяемым (невменяемыми), нельзя квалифицировать как бандитизм. Однако по этому поводу в научной литературе высказаны и другие точки зрения. Т.Д. Устинова, указывая, что «этот вопрос трудно решить таким образом, чтобы были строго соблюдены все требования уголовного закона, касающиеся основополагающих моментов, характеризующих соучастие», предлагает, тем не менее, квалифицировать «действия лица, сорганизовавшего в банду невменяемых» по ст. 209 УК. В оправдание такой позиции автор замечает, что умысел такого лица направлен на совершение преступления несколькими лицами, что и происходит в действительности, и именно этот аспект надо учитывать в первую очередь. Вряд ли с этим можно согласиться, поскольку банда обязательно предполагает сознательное объединение субъектов - всех её участников, осознание ими повышенной общественной опасности самой организованности, устойчивости и вооружённости данного преступного объединения. Очевидно, что для невменяемого такой уровень осознанности исключается, следовательно, исключается и квалификация по ст. 209 УК. Справедливо утверждение П.Ф. Тельнова, что «в деяниях одного субъекта, совершаемых сообща с невменяемыми, нет согласованного виновного посягательства двух или более лиц на охраняемые уголовным законом общественные отношения и, следовательно, нет тех объективных и субъективных признаков, которые обусловливают повышение общественной опасности и наказуемости групповых преступных деяний». Другое дело, когда организатор (руководитель) не осознаёт, что привлекает к совершению вооружённых нападений невменяемого (невменяемых). Действия этого, по выражению Ф.Г. Бурчака «неудавшегося соучастника», с полным правом можно оценивать как покушение на создание банды.

Часть 3 ст. 209 УК предусматривает наличие специального субъекта - лица, использующего своё служебное положение. В качестве такого субъекта могут выступать: должностные лица; государственные и муниципальные служащие; лица, осуществляющие управленческие функции в коммерческих и иных организациях; обычные служащие. По мнению О.А. Аксёнова, «создатель, руководитель, а также участник банды, занимающий определённую должность в общественных объединениях граждан, коммерческих предприятиях, органах власти или местного самоуправления, особенно в правоохранительных органах, в сравнении с остальными участниками банды, представляет значительно большую опасность. Такие лица в силу предоставления им прав (полномочий) по уставу организации или закону имеют существенно больше возможностей в достижении преступных целей, поставленных бандой. Эти лица, пользуясь возможностями по службе или работе, могут добыть ценные сведения об объекте нападения и его охране, приобрести бланки соответствующих документов, различные необходимые для преступлений предметы, получить информацию о лицах, интересующих банду, незаконно приобрести денежные средства для нужд банды».

Следует отметить, под использованием лицом своего служебного положения понимается не только осуществление служебных полномочий (реализация юридических возможностей виновного лица), но и использование авторитета власти, должности, служебных связей, влияние аппарата управления, совершение заведомо незаконных действий (бездействия) по службе и пр. (реализация фактических возможностей субъекта преступления).

Глава 3. Разграничение бандитизма со смежными составами преступлений и проблемы квалификации

Одной из основных проблем в квалификации бандитизма является сложность его отграничения от иных организованных преступных форм. Как показывает практика, определённые сложности возникают у судебно-следственных органов при отграничении бандитизма от организованных разбоя и вымогательства, значительно реже - от преступлений, предусмотренных ст. 208 УК (организация незаконного вооружённого формирования или участие в нём), ст. 210 УК (организация преступного сообщества (преступной организации)). Частично это обусловлено аморфным описанием разграничительных признаков, являющихся по существу оценочными, и несовершенством законодательной конструкции соответствующих составов преступлений.

Остановимся сначала на проблеме, всегда представлявшей определённую сложность в правоприменительной практике: отграничение организованного (группового) разбоя и бандитизма. До введения в уголовный закон понятия организованной группы, в том числе как квалифицирующего обстоятельства, усиливающего ответственность за разбой, выработать критерии разграничения указанных посягательств было не проблематично. В настоящее время следует констатировать, что разграничить совершённый организованный группой с применением оружия разбой и бандитизм (точнее, участие в банде и в совершаемых ею нападениях) практически невозможно. Квалификация содеянного в этих случаях по совокупности ст. ст. 162 и 209 УК представляется не безупречной, поскольку существенно нарушается принцип справедливости: фактически лицо привлекается к ответственности дважды за одно и то же преступление. Следует отметить, что попытки разграничения вышеуказанных преступлений всё-таки предпринимаются в научной литературе. Действительно, в разбое, совершённом организованной группой лиц, достаточно установить не только наличие оружия, но и предметов, используемых в качестве оружия. Бандитизм предполагает наличие только оружия, т.е. устройств и предметов, конструктивно предназначенных для поражения живой или иной цели. Оружие при разбойном нападении должно обязательно применяться, тогда как при бандитском нападении оружие может быть и не применено. Существуют различия и в моменте окончания рассматриваемых посягательств, хотя, безусловно, конструктивные особенности этих составов не являются препятствием для их сближения, так как момент окончания преступления - это волевое решение законодателя, далеко не всегда совпадающее с реальным завершением преступного поведения. Тем не менее, чаще всего на практике нельзя установить ни одного признака, позволяющего разграничить бандитизм и организованный вооружённый разбой. Попытки же обосновать, что организованность банды «более высокого уровня», нежели чем в организованной группе, совершающей разбойные нападения, представляются крайне неудачными.

Не менее проблематичен и вопрос о разграничении бандитизма и организованного вымогательства. Анализ судебно-следственной практики по делам о вымогательстве, отмечает А.М. Ивахненко, подтверждает очевидность факта возможной трансформации вымогательства в опаснейшее корыстно-насильственное посягательство, близкое по характеру и степени общественной опасности к разбою, а в ряде случаев - и к бандитизму. «В последние годы, - пишет она, - вымогательство носит открытый, демонстративно дерзкий характер, сопряжено с явно выраженным по степени реальности угрозами, которые всегда приводятся в исполнение в самых опасных формах (поджоги коммерческих торговых точек, квартир, взрывы автомобилей, причинение тяжких телесных повреждений, покушения на убийства и убийства), если требования субъекта не выполняются потерпевшим».

В принципе, составы вымогательства и бандитизма - абсолютно разные, и можно выделить достаточно большое число признаков, позволяющих разграничить указанные посягательства. Однако и здесь возможны ситуации, когда практически невозможно установить ни одного разграничительного признака квалифицированного вымогательства (совершённого с применением насилия, организованной группой) и бандитизма. В качестве примера можно привести ситуацию, когда вооружённая «бригада рэкетиров» в качестве подкрепления своей угрозы в отношении несговорчивого потерпевшего, не желающего платить деньги за «крышу», совершает нападение на него и применяет насилие, опасное для жизни или здоровья. В этих случаях практика, иногда не без оснований, идёт по пути ужесточения ответственности лиц, занимающихся организованным вымогательством, квалифицируя деятельность наиболее дерзких вооружённых преступных групп как бандитизм. Справедливо в этом смысле замечание В.Н. Сафонова о том, что существование банд, занимающихся организованным «рэкетом», исключить нельзя, поскольку вымогательство может перерасти в бандитизм при условии использования виновными вооружённого нападения как средства истребования чужого имущества.

Следует констатировать, что обратная сторона медали проблемы разграничения организованного разбоя и организованного вымогательства с бандитизмом - это проблема возможной совокупности указанных преступлений. К этому вопросу мы ещё вернёмся, а пока остановимся на проблеме разграничения бандитизма и организации преступного сообщества (преступной организации).

По смыслу уголовного закона, бандитизм от организации преступного сообщества (преступной организации) отличают три признака. Первым разграничительным признаком выступает вооружённость, характерная для бандитизма. В составе организации преступного сообщества (преступной организации) данный признак не является обязательным. Во-вторых, разграничение данных составов проводится по субъективным признакам. Цель в составе бандитизма - нападение на граждан или организации, которое может быть не только тяжким, особо тяжким, но и иным по степени тяжести посягательством. Состав же организации преступного сообщества (преступной организации) предполагает цель совершения тяжких или особо тяжких преступлений, планирования их совершения, выражающуюся не только в нападениях, но и в других действиях. Наконец, с точки зрения форм соучастия, в ст. 209 УК речь идёт об организованной группе, определение которой даётся в ч. 3 ст. 35 УК, а в ст. 210 УК - о преступном сообществе (преступной организации) (ч. 4 ст. 35 УК).

Вряд ли можно согласиться с мнением Р. Р. Галиакбарова, утверждающего, что нормы об организации преступного сообщества (преступной организации) и бандитизме конкурируют как общая и специальная. «Банда, - пишет Р. Р. Галиакбаров, - разновидность сообщества, и это доказывается размещением состава рядом со ст. 210 УК. Последняя является общим составом для состава бандитизма». На самом деле это не так. В некоторых случаях, организация и функционирование банды, к примеру, в рамках «служб безопасности» какой-либо коммерческой либо политической структуры (организации), является лишь частью её более обширной преступной деятельности. В функции данных подразделений (блоков) может входить и ликвидация неугодных лиц, конкурентов, уничтожение (повреждение) их имущества, похищение людей и т.п. В этих ситуациях вопрос о конкуренции норм, предусмотренных ст. ст. 209 и 210 УК, отпадает, и возникает вопрос о возможной совокупности указанных преступлений. По всей видимости, говорить о совокупности здесь можно лишь тогда, когда будет доказано, что организация (коммерческая, политическая) преследует в качестве основной цели (основного средства) своей деятельности - совершение преступлений (согласно УК РФ - тяжких и особо тяжких), в том числе связанных не только с нападениями на граждан или организации. В противном случае, совокупности не будет, поскольку содеянное полностью охватывается составом бандитизма.

Некоторые сложности возникают при разграничении бандитизма и организации незаконного вооружённого формирования или участия в нём, поскольку в обоих составах присутствует одинаковый конститутивный признак - вооружённость. Однако логическое толкование уголовного закона позволяет сделать вывод о том, что в отличие от банды, которая может признаваться вооружённой при наличии оружия хотя бы у одного из её членов и осведомлённости об этом других, вооружённость формирования презюмирует наличие у его участников значительно большего количества оружия, боевой техники и т.п. Вполне логично и замечание В. Мальцева, что «число участников формирования (даже с учётом того, что в диспозиции ч. 1 ст. 208 УК говорится и об «иной группе»), по общему правилу, должно соответствовать хотя бы самому малому первичному звену воинской части», тогда как вооружённая группа может считаться бандой и при наличии в её составе двух человек. Кроме того, в отличие от состава преступления, предусмотренного ст. 208 УК, в котором не указана цель создания незаконного формирования, в составе бандитизма цель чётко обозначена - нападение на граждан или организации. Организация незаконного вооружённого формирования преследует иные цели (политические, националистические), причём не обязательно преступные, но возможно и «общественно-полезные» (защита суверенитета субъекта Федерации; обеспечение безопасности и общественного порядка в каком-либо регионе; помощь правоохранительным органам в борьбе с преступностью и т.д.). На наш взгляд, отсутствие в ст. 208 УК указания на цель создания незаконного вооружённого формирования, является серьёзным пробелом в законе.

Следует отметить, что общественная опасность организации незаконных вооружённых формирований определяется тем, что, как правило, это общественно-опасное деяние предшествует совершению других, более тяжких преступлений. В частности, весьма закономерным исходом является «перерастание» деятельности незаконных вооружённых формирований в бандитизм. Достаточно вспомнить нападения незаконных вооружённых формирований («актов возмездия») под руководством С. Радуева в 1996 г. на г. Кизляр и с. Первомайское. Крайне опасными представляются и попытки привлечения к обеспечению общественного порядка и безопасности граждан негосударственных вооружённых формирований (отрядов самообороны, казачьих дружин и т.п.). Следует согласиться с мнением А. Павлинова, что необходимость создания и функционирования таких вооружённых частей и отрядов при отсутствии надлежащей правовой базы (хотя фактически и в условиях крайней необходимости, необходимой обороны) вызывает большие сомнения и опасения. Думается, что функционирование вооружённых формирований даже при чётком правовом регулировании этого вопроса несёт в себе огромный скрытый заряд опасности. Совсем недавно в Краснодарском краевом суде завершился процесс над бандой Доманина («дело двадцатки»), орудовавшей в крае под видом казачьей дружины, причём нападения, осуществляемые «казаками», были не менее дерзкие и жестокие, чем вылазки бандформирований Ш. Басаева и С. Радуева.

Бандитизм следует разграничивать и с пиратством (ст. 227 УК). С объективной стороны пиратство заключается в нападении на морское или речное судно, совершённое с применением насилия либо с угрозой его применения. Конститутивным признаком субъективной стороны данного преступления является определённая цель - завладение чужим имуществом. Как видно, по объективным и субъективным признакам состав пиратства во многом совпадает с составами бандитизма и разбоя (не случайно, в международно-правовой практике пиратство чаще именуется морским разбоем). Норма о пиратстве является специальной по отношению к общим нормам бандитизма и разбоя. На «специальность» нормы, предусмотренной ст. 227 УК, указывает, во-первых, специфичный предмет преступного посягательства - морское либо речное судно. Во-вторых, местом совершения пиратства может быть открытое море, любое другое пространство, где судно находится вне юрисдикции какого-либо государства. Это вытекает из смысла международно-правовых норм (Женевская конвенция об открытом море от 29 апреля 1958 г., Конвенция ООН по морскому праву от 10 декабря 1982 г.), хотя в диспозиции ст. 227 УК на данное обстоятельство не указывается. В случаях, когда нападение на российское судно осуществляется в пределах государственной границы РФ, содеянное следует квалифицировать по ст. ст. 162, 209, и в зависимости от характера наступивших последствий другим статьям УК.

Анализ судебно-следственной практики показывает, что в правоприменительной деятельности возникают не только сложности при разграничении бандитизма со смежными составами, но и проблемы квалификации бандитизма по совокупности. Долгое время такого рода сложности усугублялись противоречивой позицией судебных органов различных уровней, в том числе и высшего судебного органа страны. В некоторых случаях суды предпочитали квалифицировать всё содеянное бандой по совокупности с другими статьями, предусматривающими ответственность за конкретные преступления. В других случаях квалификация бандитизма являлась единственной при правовой оценке деятельности преступного объединения.

Принципиально важным вопросом в правовой оценке рассматриваемого преступления всегда являлся вопрос о квалификации бандитизма, сопряжённого с убийством (умышленным убийством по УК РСФСР 1960 г.). Долгое время судебные органы руководствовались положениями постановлений Пленума Верховного Суда СССР, согласно которым «умышленное убийство, совершённое участниками банды при нападениях, подпадает под признаки бандитизма и не требует дополнительной квалификации по ст. 102 УК РСФСР и соответствующим статьям УК других союзных республик».

Однако с начала 90-х годов правоприменительная практика пошла по другому пути. В п. 18 постановления Пленума Верховного Суда РФ № 15 от 22 декабря 1992 г. «О судебной практике по делам об умышленных убийствах» было указано, что «умышленное убийство, совершённое участниками банды при нападении, надлежит квалифицировать по совокупности преступлений как бандитизм и умышленное убийство». Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ в определении по делу Воробьева и Савина от 1 ноября 1994 г. указала, что действия лица, совершившего бандитизм и при этом покушение на убийство, также должны быть квалифицированы по совокупности ст. 77 и ст. 15, 102 УК РСФСР. Соответствующие разъяснения были даны и при толковании некоторых других составов преступлений. Так, в постановлении Пленума Верховного Суда РФ № 2 от 27 апреля 1993 г. «О судебной практике по делам о преступлениях, связанных с наркотическими средствами, сильнодействующими и ядовитыми веществами» хищение наркотических средств, совершённых бандой, предлагалось квалифицировать по совокупности ст. ст. 77 и 224 УК РСФСР (см. также п. 12 постановления № 9 от 27 мая 1998 г. «О судебной практике по делам о преступлениях, связанных с наркотическими средствами, психотропными, сильнодействующими и ядовитыми веществами»).

Изменение позиции по данному вопросу Пленум Верховного Суда РФ обосновал тем, что состав бандитизма не предусматривает возможные последствия преступных действий вооружённых банд, в связи с чем требуют дополнительной квалификации преступные последствия нападений, образующие самостоятельный состав тяжкого преступления (ст. 7 УК РСФСР). В постановлении № 1 от 17 января 1997 г. Пленум подтвердил обозначенную точку зрения, указав на то, что «ст. 209 УК РФ... не предусматривает ответственность за совершение членами банды в процессе нападения преступных действий, образующих самостоятельные составы преступлений, в связи с чем следует руководствоваться положениями ст. 17 УК РФ, согласно которым при совокупности преступлений лицо несёт ответственность за каждое преступление по соответствующей статье или части статьи УК РФ».

Такую позицию в целом следует признать обоснованной уже потому, что исключать такие опасные преступления, как убийство или посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа, из статистической отчётности, категорически неверно. Например, если лицо, ранее привлекавшееся к уголовной ответственности за бандитизм, сопряжённый с убийствами (по ст. 77 УК РСФСР), после отбытия наказания вновь совершает убийство, то судебно-следственные органы вынуждены квалифицировать это деяние как «простое» убийство (ч. 1 ст. 105 УК РФ) без учёта квалифицирующего признака, предусмотренного п. «н» ч. 2 ст. 105 УК РФ (совершённое неоднократно). Кроме того, детальная квалификация позволяет судам учитывать всю тяжесть последствий преступлений, совершённых бандой, и индивидуализировать ответственность её участников при назначении наказания.

Заключение

Проведённое исследование позволяет сформулировать следующие основные выводы:

1. Исторический анализ отечественного законодательства в области борьбы с преступностью показывает, что на протяжении всего развития нашего государства бандитизм рассматривался как тяжкое преступление, а за его совершение предусматривалось строгое наказание. Законодатель, давая определение указанного преступления и устанавливая ответственность за него, вкладывал в него своё субъективное отношение, и дефиниция «бандитизм», тем самым, представляла собой не только уголовно-правовую, но и социально-политическую оценку деяний, признаваемых государством наиболее опасными и представляющими угрозу для политической стабильности в стране.

2. Бандитизм - основное, наиболее опасное проявление организованной преступности. Однако в определённые исторические эпохи государства социальные формы и содержание бандитизма различались. Характерными особенностями рассматриваемого преступления являются, во-первых, его зависимость от экономического благополучия и политической стабильности государственной власти, и, соответственно, тенденция увеличения в сложные для государства периоды, и, во-вторых, его «оппозиционность» по отношению к государственному устройству, стремление участников преступных формирований устанавливать своеобразные нормы поведения, альтернативные и зачастую существенно отличающиеся от официальных законов.

3. Диапазон бандитских проявлений достаточно широк, однако отчётливо прослеживаются две основные разновидности бандитизма: общеуголовный и политический. В настоящее время в современной России следует констатировать, во-первых, расцвет общеуголовного и, во-вторых, возрождение политического бандитизма, основанного на сепаратистских, религиозно-националистических тенденциях в Чечне и приграничных с ней районах.

4. Крайне негативными тенденциями в последнее десятилетие следует признать, во-первых, постепенное сращивание преступных формирований бандитской направленности с государственными структурами (коррупционные связи), казалось бы, абсолютно не свойственное для данного вида преступности, и, во-вторых, стремление их участников «закамуфлироваться» под внешне легальную деятельность или хотя бы под деяние, обладающее незначительной общественной опасностью (например, самоуправство).

5. Повышенная общественная опасность бандитизма обусловлена тем, что в процессе организации и функционирования банд, как правило, совершаются другие, не менее опасные преступления: убийства и посягательства на жизнь сотрудников правоохранительных органов, похищение людей и захват заложников, разбойные нападения и незаконный оборот и хищение оружия и др.

6. Результаты сравнительно-правового анализа российского уголовного законодательства и зарубежных уголовных законов свидетельствуют о том, что специальные уголовно-правовые нормы, предусматривающие ответственность за организацию вооружённых групп, создаваемых с целью совершения насильственных преступлений, предусмотрены законодательством некоторых зарубежных государств (республик Казахстан, Беларусь, Украины). Уголовное законодательство многих зарубежных стран (ФРГ, Франции, Испании, Швейцарии) знает «общую» норму, предусматривающую ответственность за организацию и (или) участие в преступных формированиях (организациях, объединениях, ассоциациях и т.п.), вне зависимости от направления преступной деятельности. В ряде случаев, ответственность за совершение нападений в составе банды предусматривается в качестве квалифицированных видов общеуголовных преступлений. Здесь же, в квалифицированных составах (а не в Общей части), даётся обобщённое определение банды, как специфичной формы соучастия.

7. С точки зрения форм соучастия банда представляет собой разновидность организованной группы, но имеет ещё один дополнительный признак - вооружённость. Таким образом, основываясь на уголовном законе, можно выделить четыре признака банды: она состоит из двух или более лиц, характеризуется устойчивостью, вооружённостью и целью нападения на граждан или организации. Совокупность указанных объективных и субъективных признаков банды, позволяет считать её наиболее опасной формой соучастия.

8. Критерии признака устойчивости банды достаточно удачно отражены в постановлении Пленума Верховного Суда РФ № 1 от 17 января 1997 г. «О практике применения судами законодательства об ответственности за бандитизм». Однако в качестве дополнительного критерия устойчивости банды, как и любой другой организованной группы, следует указать такую социально-психологическую характеристику, как сплочённость её членов. В свою очередь, сплочённость необходимо лишить самостоятельного уголовно-правового значения, в частности, исключив данный признак из ч. 4 ст. 35 УК.

9. Вооружённость банды образовывает наличие у её участников: 1) огнестрельного оружия (кроме охотничьего длинноствольного гладкоствольного оружия); 2) холодного (в том числе метательного) оружия; 3) газового оружия, снаряжённого нервно-паралитическими, отравляющими, а также другими веществами, не разрешёнными к применению Министерством здравоохранения Российской Федерации, а равно газового оружия, способного причинить средней тяжести вред здоровью человека, находящегося на расстоянии более одного метра; 4) пневматического оружия с дульной энергией свыше 7,5 Дж и калибра более 4,5 мм; 5) различных взрывных устройств.

10. Объективная сторона преступления, предусмотренного ст. 209 УК, выражается в форме:

1) создания устойчивой вооружённой группы (банды) в целях нападения на граждан или организации (ч. 1 ст. 209 УК);

2) руководства такой группой (бандой) (ч. 1 ст. 209 УК);

3) участия в устойчивой вооружённой группе (банде) (ч. 2 ст. 209 УК);

4) участия в совершаемых бандой нападениях (ч. 2 ст. 209 УК).

11. Создание банды предполагает совершение любых действий, результатом которых стало образование организованной устойчивой группы в целях нападения на граждан либо организации. Они могут выражаться в сговоре, приискании соучастников, финансировании, приобретении оружия и т.п.

12. Создание банды можно рассматривать и как процесс, и как конечный результат. Если этот результат не достигнут, то можно говорить о покушении на данное преступление, например, когда действия, направленные на создание устойчивой вооружённой группы, в силу их пресечения правоохранительными органами не привели к возникновению банды.

13. Действия по руководству бандой весьма близки с её созданием, поскольку и те и другие направлены на определение организационной структуры преступной группы, распределение функциональных обязанностей между её участниками, разработку плана предполагаемых нападений (нападения) и т.п.

14. Самой распространённой на практике формой бандитизма выступает участие в банде. Исходя из распространительного толкования признака «участие в банде», предложенного Пленумом Верховного Суда РФ, можно сделать вывод, что участниками банды должны признаваться не только лица, непосредственно участвующие в совершаемых бандой нападениях, но и лица, оказывающие ей самое разнообразное содействие, но содействие не разовое, а на длительной постоянной основе.

15. Участие в банде должно признаваться оконченным преступлением, когда лицо не просто даст согласие на вступление в банду (участвовать в нападениях, выполнять отдельные поручения), но подкрепит это конкретной практической деятельностью.