Умысел: понятие, виды, значение

ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ

Государственное образовательное учреждение

Высшего профессионального образования

УЛЬЯНОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

Филиал в г. Димитровграде

Кафедра «Право»

Специальность 030501 «Юриспруденция»

КУРСОВАЯ РАБОТА

на тему:

«УМЫСЕЛ: ПОНЯТИЕ, ВИДЫ, ЗНАЧЕНИЕ»

Выполнил слушатель группы Юв-21

Кадышева Е.Н.

Научный руководитель:

к.ю.н., доцент Александрова Н.С.

Димитровград

2009

Содержание

Введение

Глава 1. История становления и развития законодательства об умысле

1.1 Умысел в Российском законодательстве в дореволюционный период

1.2 Развитие понятия умысла в Советской России. Уголовный кодекс 1922 года

1.3 Понятие умысла в Уголовном кодексе 1960 года

Глава 2. Определение умысла в действующем уголовном законодательстве

2.1 Понятие и виды умысла в Уголовном кодексе 1996 года

2.2 Значение умысла в уголовном законодательстве

Заключение

Список использованных источников

Введение

С 1 января 1997 года вступил в силу новый УК РФ, принятый Государственной думой 24 мая 1996 года, в котором, на основе проведенных российскими учеными исследований, законодатель дает более точное, по сравнению с УК 1960 года, определение умысла. Впервые новый Уголовный кодекс РФ в статье 25 прямо закрепил деление умысла на прямой и косвенный.

Принятие нового закона знаменует приведение УК РФ в более полное соответствие с нормами международного права. Законом от 8 декабря 2003 г. в значительной мере устранены противоречия между уголовным законом и отраслевыми законами, принятыми после 1996 г. (УПК, КоАП, Налоговый кодекс, Бюджетный кодекс, Федеральные законы «О наркотических средствах и психотропных веществах», «О борьбе с терроризмом», законы, регулирующие предпринимательскую деятельность, и др.). Это выразилось в новой редакции статей 136, 171, 198, 199, 228 и др.

Новый закон восполнил отдельные пробелы, устранил неясности, имевшиеся в первоначальной редакции ряда норм УК, уточнил объективные и субъективные признаки состава некоторых преступлений, а также основания освобождения от ответственности за их совершение. Это видно, например, из новой редакции статей 178, 213, 228, 240, 241, 282 УК. Во многих нормах УК в редакции ФЗ от 8 декабря 2003 г. наказание за совершение соответствующих преступлений еще более дифференцировано в зависимости от обстоятельств их совершения или от признаков субъекта (ст.ст. 146, 158, 183, 185, 189, 194, 199, 105, 238 и др.).

Именно поэтому рассмотрение вопросов связанных с понятием и видами умысла в уголовном праве сегодня приобретает особую актуальность, так как правильное определение умысла является необходимым условием соблюдения законности в РФ.

Цель курсовой работы - изучение и определение умысла как вины, рассмотрение его видов и значения.

Цель предусматривает решение задач:

- выявление природы и сущности умысла в уголовном праве РФ;

- рассмотрение и определение понятия умысла в современном УК РФ;

- определения основных и иных видов умысла;

- рассмотрение значения умысла в уголовном законодательстве.

Работа состоит из введения, двух глав, заключения, списка используемых источников. В первой главе курсовой работы рассматриваются вопросы исторического становления и развития законодательства об умысле, освещаются вопросы понятия умысла, его классификация.

Во второй главе работы освещаются вопросы понятия умысла, его классификация, исследуются виды умысла в уголовном праве РФ природы и сущности прямого и косвенного умысла в уголовном праве России, характеризуются преступления, совершаемые с прямым умыслом, а так же преступления, совершаемые с косвенным умыслом.

Объект исследования: теоретические и практические вопросы, отражающие понятие умысла, его виды и значение.

Предмет исследования: Уголовный кодекс Российской Федерации, судебная практика, публикации по исследуемой теме.

Методология исследования:

- сбор информации касательно темы курсовой работы;

- исследование информации, подобранной по теме курсовой работы;

- составление плана курсовой работы;

- раскрытие и изучение пунктов плана курсовой работы;

- составление заключения о проделанной работе.

В ходе написания работы использованы труды отечественных юристов, а так же законодательные акты РФ, учебная литература, материалы судебной практики.

Глава 1. История становления и развития законодательства об умысле

1.1 Умысел в Российском законодательстве в дореволюционный период

Понятие умышленной виновности в Российском законодательстве в дореволюционный период в Уголовном уложении статьи 48 определяется следующим образом - преступное деяние почитается умышленным, не только когда виновный желал его учинения, но также когда он сознательно допускал наступление обусловливающего преступность сего деяния последствия.

По поводу этого определения в объяснительной записке указано: понятие умысла или вины умышленной определяется двумя признаками - сознанием совершаемого и направлением воли, хотением (в современном законодательстве - желанием). Хотение составляет главный момент этого вида виновности, так как желать или даже и допускать что-либо возможно только при сознании желаемого. Поэтому комиссия в свое определение первого вида умысла и внесла только момент хотения, не упоминая о сознании действующего, хотя, само собой разумеется, что при разрешении в каждом отдельном случае вопроса об умышленности этого рода суд должен, прежде всего, установить наличность сознания, а потом уже определить направление воли действовавшего. Подобного же воззрения на существо умышленной вины держалось и Уложение 1845 года.

Поэтому умысел, оставляя пока в стороне его подразделения, может быть определен как сознательное и водимое направление деятельности, а умышленным преступным деянием может быть называемо деяние, сознаваемое и водимое деятелем в момент его учинения. Таким образом, первым элементом умысла является сознательная деятельность, т.е. наличность соотношения между событием, вызванным во внешнем мире деятельностью лица, и представлением, которое существует совершившемся у деятеля.

Первой из простых форм такой сознательной деятельности было бы полное равенство представления и действительности, в то время как происшедшее является простым снимком, копией образов, созданных творческой работой мышления.

Но такого тождества между предполагаемым и выполненным мы почти не встречаем в действительности и, в особенности в области уголовного права, в связи с ограниченностью нашей психической деятельности, сложностью тех событий, которые соответствуют понятию преступного деяния. Да такого тождества и не требует вменение в вину, ставящее условием умышленности наличность сознания. Умысел предполагает, например, представление о конкретном благе, на которое направляется посягательство, так что юридически нельзя говорить об умысле вообще на убийство, на кражу, на ниспровержение правительства, а необходимо, чтобы умысел был направлен на жизнь какого-либо лица, на взятие какого-либо предмета; но, с другой стороны, эта определенность объекта не означает сознания всей совокупности его индивидуальных черт, а иногда ограничивается только определением общих условий места и времени посягательства.

Таким образом, умышленным убийцей будет тот, кто решился убить всякого, кого он встретит в данном месте, а равно и тот, кто из мести к жителям данной деревни отравил колодец, из которого они берут для питья воду, хотя бы последствием этого и было отравление кого-либо, случайно проходившего через деревню. Мы называем убийство умышленным, как скоро действовавший сознавал, что он направляет свой выстрел в человека, что последствием выстрела будет смерть лица; умышленность убийства не зависит от того, знал ли стрелявший, сколько лет жертве, красива ли она или дурна, больна или здорова и т.д.; если виновный предполагал ошибочно, что он стреляет в брюнета, а не в блондина и т.п., он, тем не менее, остается убийцей.

Далее, кроме объекта, реальный характер умышленного преступного деяния предполагает известную специализацию способа и средств действия, если мы только говорим о преступной воле как о причине преступного действия. Но и в этом отношении определение порядка действия и средств выполнения может быть сделано только в общих чертах, так как виновный мог и не знать тех химических или механических процессов, путем которых задуманное должно было осуществляться. Мало того, даже иногда более или менее существенное отклонение от предположенного порядка деятельности и в особенности хода вызванных ею результатов не устраняет умышленности. На этом основании должен быть признан умышленным убийцей тот, кто, желая утопить другого, бросил его в реку, а оказалось, что сброшенный умер не от утопления, а оттого, что, падая, ударился о камень и пробил себе череп.

Кроме сознания, умысел заключает в себе и другой момент - хотение, направление нашей воли к практической деятельности, представляющийся не менее, если даже не более важным. Всякая виновность есть виновность воли, а, следовательно, и виновность умышленная, ибо только волевым актам могут быть придаваемы эпитеты "злой", "добрый". Этот момент хотения также представляется сложным как относительно своего содержания, так и относительно своего сформирования.

Известные соприкосновения наши с предметами окружающего нас мира, проявления наших инстинктов, известные состояния нашего организма, особенно соединенные с воспоминаниями об испытанных уже нами ощущениях удовольствия или неприятности, даже просто творчество нашего ума, нашей фантазии порождают в нас представления о возможных наших действиях, о возможных изменениях в окружающем нас мире или в наших отношениях к нему, изменениях, могущих доставить нам ощущение приятного в обширном смысле, удовлетворение; подобные представления, рассматриваемые не как акты или процессы мышления, а с их жизнетворческой стороны, стремящейся к созиданию, сохранению или разрушению нас окружающего, мы называем желаниями.

Весьма часто эти желания благодаря или их содержанию, или условиям возникновения бесследно проносятся перед нами, не оставляя никаких дальнейших следов в нашей психической жизни; но иногда эти желания, благодаря настроению лица или совпадению их с его характером, получают, так сказать, значение волевых актов, делаясь или отправной точкой построения разных планов, или даже стимулом дальнейшей деятельности лица, определяют его поведение. В последнем случае возникшие желания получают двоякое значение.

Как возбуждающий момент нашей деятельности, желание, получившее воленаправляющую силу, является стимулом, мотивом, а как полагаемый нашим сознанием предел, достижением которого должна завершиться наша деятельность, оно составляет цель действия. Таким образом, мотив и цель моменты психической деятельности, рассматриваемой с двух различных точек зрения: ощущение голода рождает в нас желание его удовлетворения; если для его удовлетворения мы предпринимаем что-либо, то это желание удовлетворения как отправной пункт деятельности будет мотивом, а как предел, ее заканчивающий, - целью.

Но эта относительность мотива и цели не предполагает их безусловной тождественности, а допускает различие в объеме, в степени специализирования. Очень нередко цель представляется специализированным мотивом, особенно когда двигателями являются побуждения, могущие проявляться в разнообразных конкретных формах, каковы, например, любовь, ненависть и т.п. Цель может представляться осуществлением нашего желания во всей его полноте или же в определенной части. Она может проявляться в виде конкретного зла для других или в виде достижения блага для нас: мотив мщения воплощается в конкретную форму причинения физического страдания, боли, лишения жизни; мотив улучшения материального положения воплощается в цели овладения определенными материальными предметами, ценностями. Далее, как мотив, так и цель могут быть простыми, когда, например, удовлетворение желания иметь карманные часы может быть исключительно и мотивом, и целью деятельности, или же сложными. Сложная цель, кроме того, как предел деятельности, может быть расчленяема во времени.

Постановкой цели не исчерпывается тот психический процесс, путем которого наше желание может получить удовлетворение; мы предполагаем далее, что лицо наметит дорогу, выберет путь, которым оно пойдет к поставленной им цели. Этот выбор пути, эту наметку дороги мы будем называть созданием намерения, а самый путь - намерением; поставив целью своей деятельности - удовлетворение голода, человек полагает достигнуть этой цели или покупкой чего-либо съестного, или испрошением милостыни, или самовольным взятием вещи.

Но так как задуманное достижение цели намеченным путем должно быть реально осуществлено, то по необходимости одна только общая наметка пути.

Установление общего характера деятельности представляются недостаточными: человек, предполагающий действовать, по необходимости входит в рассмотрение индивидуальной обстановки пути, определяет, хотя и в общих чертах, время, место, средства и способы действия, определяет, где и что он купит, когда и у кого учинит кражу и т.д., составляет план действия.

Таким образом, хотение как элемент умышленной вины предполагает возбуждение к деятельности или мотив, постановку цели, выбор намерения и обрисовку плана.

Все указанные выше моменты хотения относятся к развитию его содержания; но хотение может быть также расчленяемо и со стороны формы, со стороны процессов сформирования хотения и его элементов. Постановка цели, выбор пути, создание плана не всегда совершаются мгновенно, они нередко требуют более или менее продолжительного обдумывания, выбора, определения, предполагают психическую работу, которая часто изменяет энергию преступной воли, степень ее опасности, а вместе с тем влияет и на наказуемость. Но и после того, как эта психическая работа окончена, сформированы отдельные моменты хотения, для того чтобы замышленное не осталось одним фантастическим планом, одним из тех мечтаний, которые зарождаются, растут и исчезают бесследно в душе каждого, чтобы оно действительно было преддверием деятельности, ее определением, необходим новый психический акт, энергетический порыв, в силу которого творческие построения нашего мышления получают практическое значение; этот порыв мы будем называть актом решимости, составляющим то соединительное звено между мыслью и делом, после которого начинается уже осуществление воли в деятельности, так что умысел является сознательно-волевой решимостью на учинение известного деяния и соответствующего направления деятельности, обнимая этим понятием как действие, так и бездействие.

Различение элементов хотения имеет существенное значение и при установлении оттенков умышленной вины.

Наиболее старым и наиболее важным практически делением умышленной виновности, по его мнению, является различие между умыслом прямым и непрямым, хотя самое понятие об этих типах в истории доктрины существенно изменялось. Так, в первичном, дофейербаховском периоде под непрямым умыслом понимали умысел предполагаемый, свидетельствуемый обстоятельствами дела, например, употребленным оружием, силой удара и т.д., благодаря которым можно было заключить, что виновный сознавал, что делает, а потому и умышлял на осознанное¹³.

Постепенно выросло новое учение о непрямом эвентуальном умысле, или преступном безразличии, с выделением другой группы случаев, относимых к непрямому умыслу, в смешанную виновность.

Сознательное направление нашей деятельности на правоохранительные объекты, по этой теории, может быть двоякое:

1) или посягающий желал именно этого посягательства, ради него и предпринял какое-либо действие - умысел прямой;

2) или же, предвидя, что предпринятое им произведет такое нарушение, он безразлично к этому относился, допускал его наступ­ление - умысел эвентуальный.

В дореволюционном Российском уголовном праве постановления об умысле непрямом появились под несомненным влиянием австрийского уложения, с изданием Уложения 1845 г., но в форме, весьма неудачной¹⁴.

Различие умысла прямого и преступного безразличия положено в основу постановлений Уголовного уложения. Всякая умышленная вина предполагает сознание учиненного виновным преступного деяния, но затем эта вина разделяется на два вида:

- первый, соответствующий прямому умыслу, когда виновный желал учинения преступного деяния,

- второй, соответствующий умыслу эвентуальному, когда виновный допускал наступление тех последствий, которые обусловливали преступность учиненного им.

По поводу этого деления объяснительная записка содержит следующие замечания: "Указанное различие видов умысла служит главным образом для определения объема деяний, входящих в область умышленной виновности вообще, так как с практической стороны оба эти вида вполне объединяются общим для них понятием умысла, так что, по предположениям комиссии, в тех случаях, где закон говорит о виновности умышленной, не делая никаких особых оговорок, должны быть подразумеваемы как умы­сел прямой, так и непрямой.

По поводу различия в объеме обоих видов умысла объяснительная записка указывает: "Преступные деяния в том техническом значении, которое придано этому понятию первой статьей, могут быть, по их внешней характеристике, подразделены на четыре группы:

1) преступные содеяния, т.е. акты деятельности виновного, воспрещенные сами по себе, безотносительно к вызванным ими результатам;

2) содеяния, преступность коих обусловливается наличностью известного, указанного законом последствия;

3) преступное бездействие, или неисполнение чего-либо требуемого законом, воспрещенное само по себе, безотносительно к вызванным им результатам;

4) бездействие, преступность которого обусловливается наступлением известного, указанного законом, последствия"¹⁶.

По отношению к первому виду умысла, т.е. умыслу прямому, закон говорит, что преступное деяние почитается умышленным, если виновный желал его учинения; при этом слово "его" охватывает все вышеуказанные оттенки, входящие в родовое понятие преступного деяния; прямой умысел, следовательно, возможен при всех видах преступных деяний - важных и маловажных, активных и пассивных.

Необходимо заметить, что в законодательство тех лет входило понятие альтернативного умысла, когда действующий предполагал возможным наступление одного из нескольких последствий, одинаково желая каждого из них, или умысла специального, когда для полноты субъективной виновности при отдельных преступных деяниях требовалась не только определенность намерения, но и определенность цели. Но первый вид по существу своему не представляет никакого практического значения, а второй, - может быть, исследуем только при анализе отдельных преступных деяний.

Существовало и такое деление умысла, которое основывается на самих условиях сформирования преступной воли, на степени обдуманности и хладнокровия, проявленных виновным, причем некоторые кодексы, в том числе и Уложение о наказаниях 1845 г., придают этому делению значение условия, влияющего на ответственность при всех вообще преступных деяниях.

Самая характеристика этих видов делается по психическому состоянию лица в момент действия или в момент сформирования умысла.

В первом случае различаются исполнение преступного действия в спокойном состоянии, когда действующий взвешивает каждый свой шаг, и исполнение аффектированное, часто лишенное надлежащей связи и последовательности.

Во втором случае различают три оттенка. Во-первых, умысел, сформированный в состоянии аффекта, хотя и не достигшего такой силы, при которой он уничтожает вменяемость. Действующий сознательно человек направляет свою деятельность к цели, хотя благодаря ненормальным условиям возникновения преступного намерения задуманное рисуется неясно, поставленная цель, ее отношение к интересам действующего, к требованиям права отличается неверностью, преувеличением. Такое направление воли называется умыслом аффектированным, и при установлении ответственности за него обращают внимание на самую причину аффекта, на степень извиняемости раздражения: в особенности выделяются те случаи, когда причиной аффекта были действия самого пострадавшего. Во-вторых, те случаи, когда преступная воля, хотя и складывается в совершенно спокойном, хладнокровном состоянии духа, но приводится в исполнение немедленно по возникновении, так что действующий не имеет достаточно времени для обсуждения задуманного; этот вид умысла называется внезапным, но хладнокровным. Наконец, в-третьих, те случаи, когда виновный заранее обдумал все существенные моменты предпринимаемого им действия, сделал тщательную оценку плана - умысел обдуманный, предумышление.

В Уложении о наказаниях 1845 г. в статье 4 различалось в умысле две степени:

1) когда деяние учинено вследствие не внезапного, а заранее обдуманного намерения или умысла;

2) когда оное учинено, хотя и с намерением, но по внезапному побуждению, без предумышления.

Обдуманность относилась к составлению умысла, а не к действию; поэтому выполнение деяния в аффекте, происходящем от опьянения или возникшем в силу оказанного жертвой сопротивления, не устраняло возможности признать деяние учиненным предумышленно, и, наоборот, полное хладнокровие, расчет в момент действия, не предлагали еще обдуманности умысла.

Уложение 1845 г. в статье 105 довольствовалось тем, что за деяние, учиненное с обдуманным заранее намерением, полагалась всегда высшая мера наказания, за то преступление положенного, если в законе не определено для случаев этого рода особой ответственности. Кроме того, по пункту 1 статьи 129 мера наказания увеличивалась, чем более было умысла и обдуманности в действиях преступника, а по пункту 5 статьи 134 наказание уменьшалось, если преступление было учинено вследствие раздражения, произведенного обидами, оскорблениями или иными поступками лица, которому виновный сделал или покушался сделать зло.

Действовавшее уголовное уложение вовсе не упоминает об этих видах умысла в Общей части, предоставляя, таким образом, суду право принять во внимание обдуманность действий или аффектированное состояние виновного только при выборе меры наказания, если об этом не будет особых постановлений.

Таким образом, можно сделать вывод, что теоретические разработки юристов дореволюционной России были на достаточно высоком уровне, но, к сожалению, должным образом не нашли своего законодательного закрепления.

1.2 Развитие понятия умысла в Советской России. Уголовный кодекс 1922 года

В постановлении Кассационного отдела ВЦИК «О подсудности революционных трибуналов» выделяются случаи, когда виновный «активно противодействует Рабоче-крестьянскому Правительству или призывает других противодействовать ему путём неисполнения декретов и иных постановлений Советской власти, местной или центральной; явно игнорирует такие постановления и своими действиями затрудняет правильный ход работ в правительственных или общественных учреждениях или призывает к саботажу или организует таковой». От них постановление отличает случаи, «когда имеет место простое неисполнение или неподчинение постановлениям местных властей». Постановление различает также случаи, когда виновный «сообщением, распространением или разглашением явно ложных или непроверенных слухов путём печати, или в публичных собраниях, или в публичном месте могущих вызвать общественную панику или посеять недовольство или недоверие к Советской власти или отдельным её представителям, по неосторожности или с умыслом дискредитирует Советскую власть в глазах населения».

В Руководящих началах по уголовному праву РСФСР 1919 года в качестве необходимого обобщения обязали при определении наказания в каждом отдельном случае различать, совершено ли преступление лицом в сознании причинённого вреда или по невежеству и несознательности²⁶.

В ряде случаев уголовное законодательство первых лет революции общим образом упоминало об умышленности тех или иных действий. Уже в декрете Совета Народных комиссаров от 16 ноября 1917 года о роспуске Петроградской городской думы, говорилось о предании суду виновных в умышленной порче или уничтожении городского имущества. Определяя покушение, Руководящие начала по уголовному праву 1919 года говорили о том, «совершивший выполнил все, что считал необходимым для приведения своего умысла в исполнение...». Следует, заметить, что не только ни в одном из этих случаев не делалось попытки раскрыть содержание умысла, но и сама терминология не отличалась чёткостью. В декрете Совета Народных комиссаров от 29 января 1920 года «О порядке всеобщей трудовой повинности» упоминалось, например, о «намеренной порче орудий труда и материалов», а декретом ВЦИК от 20 марта 1920 года к подсудности революционных военных железнодорожных трибуналов были отнесены «все виды умышленного и корыстного посягательства как на имущество железнодорожное, так и на вверенное дорогам для перевозки». Более того, иной раз законодатель придавал необходимости предотвращения серьёзного вреда настолько важное значение, что считал целесообразным в значительной мере или полностью уровнять случаи умышленного и неосторожного причинения. При этих условиях трудно сказать, что именно законодатель понимал в то время под умыслом, каким образом он отграничивал его от неосторожности и соотносил с целью, мотивом, заведомостью или «намеренностью» соответствующих действий. Положение дополнительно осложнялось тем, что в уголовном законодательстве того периода упоминания о субъективной стороне преступления вообще встречались довольно редко.

Первое, что обращает на себя внимание - это политическое, или криминологическое, деление преступлений на группы в зависимости от их направленности против основ нового строя или других интересов, целей или мотивов их совершения. Характерное стремление законодателя связывать деление преступлений по этим признакам с делением на соответствующие категории также самих преступников. При этом далеко не всегда деление преступлений на группы соответствует нынешним, отстоявшимся, «научно обоснованным» представлениям.

Положения статьи 11 УК РСФСР 1922 года неизвестны Руководящим началам по уголовному праву РСФСР 1919 года. Указывая, что статья 11 не делает различия меду умыслом и неосторожностью по наказуемости и что такое различие проводится лишь кое-где в Особенной части кодекса. Для параллели по Уложению 1903 года одинаковая наказуемость неосторожных и умышленных деяний устанавливалась лишь в отношении проступков, тогда как преступления, совершённые по неосторожности, подлежали наказанию в особо указанных законом случаях.

Предложение об отсутствии прямой связи между определением умысла в УК РСФСР 1922 года и его пониманием в предшествующем законодательстве подтверждается также тем, что предпринимавшиеся в первые годы революции попытки кодифицировать законодательство приводили не к тому решению, которое давала статья 11. Об этом свидетельствуют Руководящие начала 1919 года, а также проект Общей части УК РСФСР, подготовленный комиссией общеконсультативного отдела НКЮ и опубликованный в 1920 году. Составители этого проекта положили в основу этого проекта «общие принципы, определяющие собой идеологию и практику законодательства, проведённого в жизнь революцией». Одним из выражений этого должно было быть, по их мнению, то, что «оттенки умышленности, неосторожности утрачивают значение факторов, направляющих наказание по заранее определённой линии; сохраняя некоторое значение признаков, свидетельствующих о характере личности, они перевешиваются анализом свойств преступного состояния деятеля, мотивами правонарушения и мотивами избранных средств». Поэтому общих положений об умысле и неосторожности, общих определений этих понятий в проекте не было.

Представляется, что этой основой была статья 48 Уголовного уложения 1903 года, которая почитала преступное деяние умышленным «не только, когда виновный желал его учинения, но также, когда он сознательно допускал наступление последствия, обуславливающего преступность сего деяния».

Видно, что между определением умысла в этих двух документах имелись существенные различия. Так, УК РСФСР делил умысел на виды в зависимости от отношения к последствиям и ничего не говорил об умысле при совершении формальных преступлений. Уложение же, как мы видели, выделяло «сознательное допущение» только применительно к последствиям, объявляя предметом желания само учинение преступного деяния. Поясняя эту особенность, редакционная комиссия в объяснительной записке подчёркивала, что «там, где преступность заключается в самом действии или в самом бездействии, виновный, сознавая, что он делает или не делает что-либо преступное, тем самым уже и желает преступного деяния; для него психологически невозможно отделить сознательно учиняемое или не учиняемое от нарушения запрета или веления закона; он может определяться в своей деятельности различными побуждениями, может преследовать различные цели, но он всегда с прямым намерением нарушает закон».

Наряду с этим наличие сходства между двумя определениями очевидно. Оба они делят умысел на два вида. Оба они не связывают с этим делением какого-либо различия в квалификации или наказуемости преступлений, а скорее проводят таким путём внешние границы этого понятия. Деление умысла на виды проводится в УК РСФСР, как и в статье 48 Уложения, с помощью терминов «желание» и «сознательное допущение», которые не встречались в советском уголовном законодательстве до 1922 года. Обращает на себя внимание преимущественно психологический характер обоих определений, который в статье 11 УК РСФСР выражен даже сильнее, ибо в ней нет указания на «преступность деяния». Это объяснялось, по-видимому, тем, что в УК РСФСР само преступление не определялось как деяние, предусмотренное уголовным законом. До включения же в определение умысла указания на отношение деятеля к общественно-опасному характеру деяния пока не дошло.

Как видно из приведённых примеров, законодатель и при построении весьма детализированных описательных диспозиций не проявлял большого интереса к субъективной стороне преступлений.

Таким образом, при подготовке первого советского уголовного кодекса задача заключалась не в том, чтобы «отмахиваться» от технико-юридических достижений Уложения, а в том, чтобы использовать их, когда это было целесообразно, уточняя используемые формулировки, таким, образом, чтобы, они соответствовали особенностям советского законодательства того периода. Одним из таких уточнений было, невключение в определение косвенного умысла указания на отношение к последствию, определяющему «преступность деяния».

Статья 10 УК РСФСР 1922 года воспроизвела эту формулировку, внеся в неё важное редакционное уточнение: «действовали умышленно, т.е. предвидели...». Как видно, и в том, и в другом документах умысел и неосторожность рассматривались, однако, не в качестве субъективного основания уголовной ответственности, а «всего лишь» как своего рода условие наказуемости преступлений. В этом нельзя не видеть отдаленного отзвука настроений, отчётливо выраженных за четыре года до этого проекта Общей части Комиссии общеконсультативного отдела НКЮ.

Последовавшие изменения законодательства свидетельствовали о том, что законодатель был склонен признать за субъективной стороной более фундаментальное, чем прежде, значение.

С одной стороны, в определении оснований уголовной ответственности, ранее отсутствовавшем в законодательстве, умысел и неосторожность были охарактеризованы как необходимая составная часть этих оснований. «Уголовной ответственности и наказанию, - устанавливает статья 3 Основ 1958 года, - подлежит только лицо, виновное в совершении преступления, то есть умышленно или по неосторожности совершившее предусмотренное уголовным законом общественно опасное деяние».

С другой стороны законодатель уделил большее, чем до этого, внимание разработке самого определения умысла. Наиболее важным событием в этом отношении явилось включение в это определение в статье 8 Основ 1958 года указания на сознание лицом общественно опасного характера своего действия или бездействия. В результате определение умысла включило, наконец, в свою орбиту формальные преступления. Однако эти изменения отнюдь не исчерпывают возможностей совершенствования законодательного определения умысла и далеко не удовлетворяют необходимости в этом.

1.3 Понятие умысла в Уголовном кодексе 1960 года

Дальнейшее развитие определения умысла произошло в Уголовном кодексе РСФСР 1960 года.

Статья 8 УК РСФСР 1960 г. определяет умысел через психологические понятия сознания, предвидения и желания. Субъект сознает общественно опасный характер своего действия или бездействия, предвидит его общественно опасные последствия и желает их (прямой умысел) или сознательно допускает (косвенный умысел) наступление этих последствий. Однако фактического деления умысла на прямой и косвенный в законе мы не наблюдаем.

Традиционное подразделение умысла на интеллектуальный и волевой моменты вызывает, однако, возражения не только с позиций правоприменения, но и с точки зрения психологической корректности их симбиоза.

Законодательное определение умысла ориентировано на преступления с так называемым материальным составом. Чтобы доказать наличие умысла в действиях лица, правоприменитель должен установить, что субъект, в результате совершаемых им действий, предвидел возможность наступления общественно опасных последствий и желал их наступления или, по меньшей мере, сознательно допускал негативный результат своего поведения. Если данные обстоятельства не доказаны, тогда нет никаких оснований вменять лицу совершение умышленного преступления. Между тем, уголовное законодательство предусматривает ответственность и за совершение преступлений с так называемым формальным составом, где последствия не являются предметом доказывания, поскольку вынесены за рамки состава. Так, клевета в статье 130 УК является оконченным преступлением в момент окончания действий вне зависимости от наступления или ненаступления последствий, определить которые в целом ряде случаев (клевета, оскорбление и т. п.) бывает весьма затруднительно или просто невозможно в связи с их многообразием.

Субъективная сторона преступлений с формальным составом характеризуется, как правило, умыслом. Но законодательная формулировка умысла к таким преступлениям не может быть применена, поскольку последствия не являются признаком соответствующего деяния, а умысел ориентирован исключительно на объективированный во вне результата. Правоприменитель выходил из положения с помощью искажения законодательного определения, игнорируя момент предвидения вовсе, а момент желания, перенося с последствий на действия:

«субъект сознавал общественную опасность своего деяния и желал его совершить». Однако такое отношение правоприменителя к законодательным установлениям входит в явное противоречие со статьей 2 УК, содержание которой не позволяют сомневаться в том, что нормы Общей части УК содержат принципы и общие положения, относящиеся ко всем нормативным установлениям Особенной части. Квалифицируя преступления с формальным составом как совершенные умышленно, правоприменитель дискредитирует закон, игнорируя не только установленные в самом УК принципы и общие положения, но и конституционный принцип ответственности исключительно в рамках закона.

Законодательная конструкция умысла заставляет правоприменителя искать различные ухищрения с тем, чтобы все его действия были законодательно обоснованными. И в том случае, если к подобным ухищрениям прибегает высшая судебная инстанция, закон дискредитируется вдвойне. Так, разъясняя правила применения в статье 117 УК, Пленум Верховного Суда РФ в постановлении «О судебной практике по делам об изнасиловании» от 22 апреля 1992 года указал: «применяя закон об уголовной ответственности за изнасилование несовершеннолетней или малолетней, судам следует иметь в виду, что квалификация этих преступлений по части 3 и 4 статьи 117 УК РСФСР возможна лишь в случаях, когда виновный знал или допускал, что совершает насильственный половой акт с несовершеннолетней или малолетней».

Субъективная сторона изнасилования характеризуется, по общему правилу, прямым умыслом. При этом сознанием субъекта должен охватываться, в частности, и возраст потерпевшей, с которой он насильственно вступает в половую связь, что касается допущения, то этот волевой момент умысла относится лишь к последствиям и переносить его на квалифицирующие признаки незаконно. Другое дело, что умысел может быть неопределенным. Субъект с какой-то долей вероятности осознавал, что вступает в половую связь с несовершеннолетней или малолетней, не исключая при этом, что потерпевшая достигла совершеннолетия. В случае неопределенного умысла ответственность наступает по фактически содеянному. Такого рода квалификация не вызывала сомнений ни в теории, ни на практике.

Существовавшая законодательная конструкция умысла была способна породить неадекватные решения и при квалификации преступлений с материальным составом. Так, злоупотребление властью или служебным положением статья 170 УК становилось преступлением лишь в том случае, если деяние причинило существенный вред государственным или общественным интересам либо охраняемым законом правам и интересам граждан. С субъективной стороны это деяние характеризовалось как умышленное, т.е. субъект сознает, что совершает общественно опасное деяние, выраженное в злоупотреблении властью или служебным положением, предвидит, что в результате может наступить существенный вред, в частности, для государственных интересов, и желает его наступления. Но если субъект желает причинить вред государственным интересам, то становилось проблематичным отграничение преступления, предусмотренного статьей 170 УК, от, например, вредительства статья 69 УК, тем более что наличие антигосударственной цели как неотъемлемый признак вредительства доказать не всегда просто. Акты вредительства зачастую совершаются с корыстными целями при полном безразличии к государственным интересам.

Воля, которая в законодательном определении умысла определялась термином «желание» или «сознательное допущение», представляет собой специфическую потребность и как таковая не рассматривается психологами в качестве одной из форм отражения действительности. В психологии считается, что воля, отражаясь в головном мозге, включается в сознание, осознается. В этой связи получается весьма оригинальная картина применительно к трактовке умысла: субъект сознает общественную опасность своего поведения, сознает потребность в виде желания, которое им владеет и направляет все его поступки, и желает действовать.

Так, преступление, предусмотренное статьей 163 УК «незаконное занятие рыбным и другими водными добывающими промыслами», может быть совершено лишь умышленно. В качестве квалифицирующих признаков этого преступления закон предусматривает, в частности, улов или убой ценных пород рыб или водных животных. В ситуации, когда браконьер имеет намерение добыть именно такие породы рыб или животных (сознает данное обстоятельство), уместно ли спрашивать его, желал ли он добыть именно ценные породы.

Характеризующий умысел момент предвидения связывается в юриспруденции с осознанием характера последствий и общего характера причинной связи между действием и результатом. Юристы не возражают против психологической трактовки предвидения как знания о свойстве явления, которое приводит к результату.

Предвидеть, не сознавая невозможно. Предвидя наступление последствий, субъект осознает развитие причинной связи и характер возможного преступного результата. Следовательно, если предвидение входит в состав сознания, нелепо выделять его наряду с сознанием в качестве необходимого элемента умысла.

В теории уголовного права России того времени также существовала система форм умысла, которая включает в себя умысел заранее обдуманный, внезапно возникший, реализованный, определенный и неопределенный⁴⁵.

Заранее обдуманный умысел характеризуется определенной тщательностью и предварительным анализом составляющих предполагаемое преступление компонентов.

Внезапно возникший умысел, напротив, присущ аффектированным реакциям, детерминируемым бурно протекающими в сознании импульсами-раздражителями.

Определенному умыслу присуща направленность на достижение конкретного преступного результата, тогда как при неопределенном умысле годен любой результат, который может быть итогом его деяния.

Неопределенный умысел не нашел законодательной интерпретации, однако практическое значение его установления заключается в правильной и объективной квалификации содеянного. Например, нанося удары, субъект сознает, что причиняет телесные повреждения, но не знает точно возможную степень их тяжести, одинаково принимая любой из возможных результатов. В данном случае ответственность наступает по фактически содеянному⁴⁶.

Признавая практический смысл разработанной в теории уголовного права системы форм умысла, следует заметить, что некоторые из разновидностей сознательной деятельности хотя и имеют важное значение для квалификации преступлений, но не основаны на законе, не нашли своего отражения в нём. Так, неопределенный умысел не имеет законодательного фундамента, и оперирование этим правовым термином на практике явилось нарушением статьи 2 УК РСФСР 1960 года, где заложены концептуальные положения, имеющие принципиальное значение для Уголовного кодекса в целом.

Теоретическая систематизация умысла имеет весьма важное практическое значение. Так, внезапно возникший умысел учтён законодателем в качестве смягчающего вину обстоятельства в конструкции статьи 104 «умышленное убийство, совершенное в состоянии сильного душевного волнения» и в определенной мере в статье 105 УК «убийство при превышении пределов необходимой обороны», а также в качестве обстоятельства, смягчающего ответственность в статье 38 УК.

Глава 2. Определение умысла в действующем уголовном законодательстве

2.1 Понятие и виды умысла в Уголовном кодексе 1996 года

Формы вины являются обобщенными понятиями, в целом характеризующие отношение лица к преступлению безотносительно к конкретному деянию. В таком виде данные формы вины закреплены в статье 25 и 26 УК РФ 1996 года и определяются соотношением психических элементов (сознание и воля), образующих содержание вины. Российское уголовное право предусматривает две формы вины - умысел и неосторожность часть 1 статьи 24 УК РФ, которые в свою очередь подразделяются на виды прямой и косвенный умысел, легкомыслие и небрежность.

Согласно части 1 статьи 25 УК РФ преступлением, совершенным умышленно, признается деяние, совершенное с прямым или косвенным умыслом.

Согласно части 2 статьи 25 УК РФ преступление признается совершенным с прямым умыслом, если лицо, его совершившее, сознавало общественно опасный характер своего действия или бездействия, предвидело его общественно опасные последствия (интеллектуальный момент) и желало их наступления (волевой момент).

Сознание общественно опасного характера совершаемого деяния означает понимание его фактического содержания и общественного значения. Отражение в сознании виновного характера объекта преступления, деяния, посредством которого осуществляется посягательство, а также фактических обстоятельств, при которых происходит преступление, дает ему возможность осознать направленность деяния на защищаемые социальные блага, т.е. его общественную опасность. Не следует отождествлять сознание общественной опасности деяния с сознанием его противоправности, запрещенности уголовным законом. В большинстве случаев виновные в умышленных преступлениях сознают их противоправность. Но не исключается, что умышленное преступление может быть совершено и без знания того, что оно запрещено уголовным законом⁴⁹. Например, не всякий знает об уголовной наказуемости жестокого обращения с животными, но от этого деяние не перестает быть умышленным. Иногда в законе прямо указывается на заведомо незаконный характер совершаемого деяния как на условие уголовной ответственности. В таких случаях деяния являются умышленными только при сознании их противоправности. В содержание умысла включается осознание противоправности деяния и тогда, когда деяние характеризуется как нарушение специальных правил. Например, за нарушение правил охраны труда по ст. 143 УК РФ, могут быть привлечены только лица, на которые возлагалась обязанность по соблюдению определенных правил, что предполагает безусловное знание ими последних.

Под предвидением общественно опасных последствий следует понимать мысленное представление лица о том вреде, который он намерен причинить охраняемым интересам.

Так, Верихов И.А., привлеченный к ответственности по ст. 198 УК за уклонение от уплаты налога, осознавал, что, включая в декларацию о доходах неправильные данные, значительно занижая сумму полученного дохода, он нарушает соответствующие нормы налогового законодательства, вводит в заблуждение налоговые органы. Вместе с тем он понимал и то, что не выполняет свою конституционную обязанность и бюджетную систему России не поступают денежные средства, которые должны были бы поступить.

Предвидение при прямом умысле включает, во-первых, представление о предстоящих изменениях в объекте посягательства; во-вторых, понимание их опасности, вреде для общества; в-третьих, осознание зависимости между деянием и общественно опасными последствиями как причины и следствия.

Для прямого умысла характерно предвидение неизбежности наступления общественно опасных последствий. Лицо, намеренное причинить вредные последствия, убеждено в реальности осуществлении своих намерений, представляет их себе как неизбежные. В отдельных случаях совершения преступления с прямым умыслом общественно опасные последствия предвидятся не как неизбежные, а как реально возможные.

Желание - это стремление к определенному результату. Оно может иметь различные психологические оттенки. Желаемыми следует считать не только те последствия, которые доставляют виновному внутреннее удовлетворение, чувство удовольствия, но и те, которые при внутренне отрицательном эмоциональном отношении к ним виновного представляются ему нужными или неизбежными на пути к удовлетворению потребности, ставшей побудительной причиной деяния, его мотивом. Как признак прямого умысла желание заключается в стремлении к определенным последствиям, которые могут выступать для виновного в качестве либо конечной цели, либо промежуточного этапа, либо средства достижения цели, либо необходимого сопутствующего элемента деяния.

Законодательное определение прямого умысла ориентировано на преступления с материальным составом. В связи с этим желание связывается в нем только с общественно опасными последствиями, в которых воплощен вред, причиняемый объекту.

Однако большинство известных российскому законодательству преступлений имеет формальный состав, и последствия находятся за его пределами. В таких составах предметом желания выступают само общественно опасное деяние. Так, субъект незаконного оборота драгоценных металлов и камней, сознавая, что его действия наносят вред экономике государства, желает совершить действия, обладающие такими свойствами. Таким образом, при совершении преступлений с формальным составом желания включают совершение деяния, которые по своим свойствам обладают признаком общественной опасности независимо от наступления вредных последствий.

Косвенный умысел в соответствии с ч. 3 ст. 25 УК РФ имеет место, когда лицо, совершившее преступление, сознавало общественно опасный характер своего действия или бездействия, предвидело его общественно опасные последствия, но не желало, а лишь сознательно допускало наступление этих последствий либо относилось к ним безразлично.

Например, Рыжков, поджигая дом своего недруга, действовал с прямым умыслом, предвидя причинение крупного материального ущерба. Его не остановило то, что в доме находилась престарелая мать хозяина дома. Рыжков допускал, что она может погибнуть, но в то же время полагал, что, возможно, ей удастся выбраться. Женщина погибла. В отношении ее смерти Рыжков действовал с косвенным умыслом.

Сознание общественно опасного характера деяния при косвенном умысле сходно с соответствующим элементом прямого умысла. По характеру предвидения между прямым и косвенным умыслами имеется отличие: при прямом умысле лицо предвидит неизбежность или реальную возможность наступления вредных последствий, а при косвенном - только реальную возможность. Косвенный умысел, да и вообще умысел исключается, если субъект не распространяет возможность наступления вредных последствий на данный конкретный случай, т.е. сознает закономерность наступления таких последствий в других аналогичных случаях.

По волевому же моменту косвенный умысел отличается от прямого тем, что лицо не желает наступления ущерба, но сознательно его допускает, а чаще всего относится к этому безразлично. Косвенный умысел невозможен при совершении преступлений с формальным и усеченным составом и в ряде других уголовно-правовых ситуаций (в преступлениях со специальной целью, при покушении и приготовлении к преступлению и т.д.).

Установление вида умысла крайне важно для правильной квалификации преступления.

Преступления, совершаемые с прямым умыслом, характеризуют сознание и волю виновного, которые непосредственно мобилизованы на совершение общественно опасного деяния и причинение вредных последствий. В связи с этим общественная опасность таких преступлений обычно больше, чем преступлений, совершаемых с косвенным умыслом.

Деление умысла на прямой и косвенный основано на различиях в их психологическом содержании, помимо чисто теоретического, имеет важное практическое значение. Разграничение обоих видов умысла необходимо для правильного применения ряда уголовно-правовых институтов (приготовление, покушение, соучастие и др.), для квалификации преступлений, законодательное описание которых предполагает только прямой умысел, для определения степени вины, степени общественной опасности деяния и личности виновного, а также для дифференциации уголовной ответственности и индивидуализации наказания⁵³.

Помимо деления умысла на виды в зависимости от особенностей их психологического содержания, теория и практика уголовного права знают и иные классификации видов умысла. Так, по моменту возникновения преступного намерения умысел подразделяется на заранее обдуманный и внезапно возникший.