Лексическое наполнение конструкций зависимого таксиса (на материале английских переводов романа Ф.М. Достоевского "Преступление и наказание")

Размещено на http://www.allbest.ru/

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

Филологический факультет

Кафедра английской филологии и перевода

лексическое наполнение конструкций зависимого таксиса (на материале английских переводов романа Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание»)

Магистерская диссертация

ПЕРОЛАЙНЕН Ольга Викторовна

Научный руководитель

д.ф.н., проф. Недялков И.В.

Санкт-Петербург

2016

ОГЛАВЛЕНИЕ

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА 1. Лингвистические аспекты исследования

1.1 История изучения таксисных конструкций

1.1.1 Аспектуальность и аспектуально-таксисная ситуация

1.1.2 Конвербы в русском и английском языках

1.2 Семантические классы глаголов, выступающих в таксисных конструкциях

1.3 Контрастивный аспект исследования

1.4 Переводческий аспект исследования

ВЫВОДЫ ПО ГЛАВЕ 1

ГЛАВА 2. Контрастивно-переводческий анализ конструкций зависимого таксиса

2.1 Конструкции зависимого таксиса, выражающие чувственное восприятие

2.1.1 Конвербы, образованные от глаголов зрительного восприятия

2.1.2 Конвербы, образованные от глаголов тактильного восприятия

2.1.3 Конвербы, образованные от глаголов слухового восприятия

2.2 Конструкции зависимого таксиса, выражающие движение

2.3 Конструкции зависимого таксиса, выражающие ментальные действия и состояния

2.3.1 Конвербы, образованные от глаголов «памяти»

2.3.2 Конвербы, образованные от глаголов «знания»

2.3.3 Конвербы, образованные от глаголов «мышления»

2.3.4 Конвербы, образованные от глаголов «понимания»

2.4 Конструкции зависимого таксиса, выражающие эмоции

2.5 Конструкции зависимого таксиса, выражающие речь

ВЫВОДЫ ПО ГЛАВЕ 2

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

СПИСОК НАУЧНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И СПРАВОЧНЫХ МАТЕРИАЛОВ

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ

ПРИЛОЖЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

Сопоставление является одной из важнейших областей умственной деятельности человека. Сравнивая предметы и явления между собой, мы можем выделить общие черты и различия, установить их особенности и узнать о них что-то новое. Таким образом, сопоставление является одним из способов познания мира и определения отношений между его предметами и явлениями. При этом данный способ познания действительности является универсальным, поскольку подходит для изучения всех возможных явлений, включая язык. В результате контрастивного анализа языков, мы выявляем их особенности, на основе которых можно приблизиться к определению характерных черт менталитета носителей исследуемых языков и пониманию того, как они видят мир. Поскольку в окружающем мире обнаруживается большое количество предметов и явлений, каждое новое сопоставительное исследование вносит свой вклад в познание мира и человека, а в сфере языкознания - в обогащение знаний об изучаемых языках. Проведение контрастивного исследования с учетом переводческого аспекта способствует выявлению того, какими средствами в переводном тексте компенсируются отсутствующие в данном языке явления, что до сих пор представляет интерес для многих ученых. Именно подход к сопоставительному анализу явлений языка с точки зрения переводческого аспекта определяет актуальность настоящей работы.

Теоретической основой исследования послужили труды по изучению таксиса Т.Г. Акимовой, А.В. Бондрако, Н.А. Козинцевой, В.П. Недялкова, В.С. Храковского, Р.О. Якобсона, M. Haspelmath и др.; труды по рассмотрению лексической семантики глаголов Ю.Д. Апресяна, Е.В. Падучевой, B. Levin и др.; работы, посвященные контрастивной лингвистике, В.Г. Гака, К. Джеймса, Р. Штернеманна, В.Н. Ярцевой, G. Nickel и др.; работы по теории перевода Л.С. Бархударова, В.Н. Комиссарова, А.В. Федорова, Ю. Найды, М.А.К. Хэллидея, J. Catford и др.

Объектом исследования являются предложения, в которых реализуются конструкции зависимого таксиса. Предметом исследования является лексическое наполнение конструкций зависимого таксиса.

Основная цель исследования состоит в установлении способов наиболее полного отображения значения исходной конструкции зависимого таксиса с точки зрения семантики исходных единиц и аспектуально-таксисной ситуации. Для достижения цели были поставлены следующие задачи:

1) провести компонентный анализ семантики русских и английских глаголов, выступающих в конструкциях зависимого таксиса;

2) осуществить сопоставительный анализ выделенных сем;

3) установить, чем обусловлено отсутствие сем, выделяемых в исходном глаголе, или наличие дополнительных сем в английском глаголе;

4) выделить эквивалентные, вариантные и контекстуальные соответствия русских конвербов в английском языке;

5) установить причины применения переводческих трансформаций;

6) систематизировать способы сохранения исходной аспектуально-таксисной ситуации.

Материалом исследования послужили 900 русских конструкций зависимого таксиса, отобранных методом сплошной выборки из романа Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание», и его переводов на английский язык, выполненных К. Гарнетт и Д. Магаршаком. Общий объем материала составил 1000 страниц: 347 страниц оригинального текста и 653 страницы английских переводных текстов.

В ходе исследования применялись следующие методы: сопоставительный метод, метод компонентного анализа и метод количественных подсчетов.

Научная новизна данной работы определяется тем, что впервые предпринимается попытка рассмотреть способы эквивалентной передачи лексического наполнения конструкций зависимого таксиса с учетом их аспектуально-таксисных характеристик.

Теоретическая значимость работы состоит в том, что она вносит вклад в сопоставительные изучения таксисных конструкций, рассматриваемых в рамках функциональной грамматики, с точки зрения их лексического наполнения.

Практическая ценность работы заключается в возможности использования результатов исследования в учебных целях на курсах по переводоведению и на практических занятиях.

Работа прошла апробацию на XIX Международной конференции студентов-филологов 20 апреля 2016 года с докладом «Лексическое наполнение конструкций зависимого таксиса, образованных с помощью глаголов движения (переводческий аспект)».

Объем и структура работы. Работа состоит из введения, двух глав, сопровождаемых выводами, заключения, списка научной литературы, списка источников и сокращений и трех приложений. В первой главе рассматриваются необходимые для проведения данного исследования понятия из таких направлений языкознания, как функциональная грамматика, семасиология, контрастивная лингвистика и переводоведение. Во второй главе проводится сопоставительный анализ лексической семантики и грамматических особенностей конструкций зависимого таксиса (ЗТ) в русском и английском языках. Также систематизируются способы сохранения исходных аспектуально-таксисных ситуаций. В Приложении А содержится список предложений с таксисными конструкциями и их переводами. В Приложении Б представлены таблицы с компонентным анализом семантики сопоставляемых единиц. В Приложении В приводятся диаграммы с результатами количественных подсчетов. Содержание диссертации изложено на 92 страницах машинописного текста.

ГЛАВА 1. Лингвистические аспекты исследования

Проведение исследования в рамках разных направлений и областей языкознания является причиной разделения данной главы на четыре параграфа, представляющих эти области. Так, в первом параграфе рассматриваются понятия таксиса, аспектуальности, аспектуально-таксисной ситуации, относящиеся к функциональной грамматике. Во втором параграфе анализируются исследуемые семантические классы (СК) глаголов, от которых образуются конвербы. В третьем параграфе определяются ключевые моменты проведения контрастивного анализа. В четвертом параграфе приводятся основные понятия, относящиеся к переводческому аспекту исследования. Перейдем к рассмотрению понятия таксиса и связанных с ним явлений.

1.1 История изучения таксисных конструкций

Настоящее исследование целесообразно начать с определения понятия таксиса, обозначения разных подходов к изучению этой категории и изложения собственного понимания данного понятия.

Термин «таксис» был введен Р.О. Якобсоном в 1957 году в работе «Shifters, Verbal Categories and the Russian Verb» (Jakobson 1971: 135). Согласно Р. О. Якобсону, таксис выражает сообщаемый факт по отношению к другому сообщаемому факту и безотносительно к факту сообщения (там же). В этой же работе происходит разделение таксиса на независимый и зависимый. Зависимый таксис указывает на различные типы отношений второстепенного действия к основному: одновременность, предшествование, прерывание, уступительную связь и другие (там же). Как видно из определения, Р.О. Якобсон объединяет временную соотнесенность действий с возможными логическими связями между ними, что впоследствии станет причиной появления широкого и узкого понимания таксиса (Храковский 2009: 13). Как пишет В.С. Храковский, в широком понимании таксис выражает хронологическую последовательность действий, раскрывающую между ними обстоятельственные значения, а в узком понимании - только временную соотнесенность действий (там же). Сам В.С. Храковский придерживается узкой трактовки, рассматривая таксис как функционально-семантическую категорию, отражающую временную соотнесенность действий, одно из которых при этом соотносится со временем речи (Храковский 2009: 20). И.А. Мельчук также придерживается узкого понимания. Используя термин «относительное время», автор исключает возможность присутствия в этой категории логически обусловленных связей, и рассматривает только временные отношения между двумя описываемыми фактами (Мельчук 1998: 69).

Ю.С. Маслов говорит о таксисе как о функционально-семантической категории, выражающей в первую очередь хронологическую последовательность действий, а также и логические связи между действиями, и подчеркивает тесную связь аспектуальных, темпоральных и таксисных значений в речи (Маслов 2004: 25-26). А.В. Бондарко рассматривает категорию таксиса в том же ключе, представляя ее в качестве функционально-семантического поля (ФСП), определяемого как объединение разноуровневых языковых средств, имеющих общие семантические функции и выражающих варианты одной семантической категории (Бондарко 1999: 17). Таким образом, ФСП таксиса трактуется как группировка разнородных языковых средств с семантикой временных отношений между действиями, представленными в рамках целостного периода времени (Бондарко 1987б: 238). Автор выделяет ядро семантики таксиса, к которому относятся хронологические отношения одновременности, предшествования и следования (Бондарко 1987б: 235). При этом А.В. Бондарко подчеркивает невозможность существования таксиса в чистом виде и указывает на тесную связь хронологических отношений с другими семантическими признаками и их взаимодействие «в рамках единого семантического комплекса» (Бондарко 1987б: 236). Автор также вводит ограничение на выделение таксисных отношений, отмечая первостепенную важность отношения действий к одному целостному периоду времени, то есть к единому временному плану (к настоящему, будущему или прошлому) (Бондарко 1987б: 238).

Данное исследование ограничивается анализом конструкций зависимого таксиса. Впервые разделение таксиса на зависимый и независимый (НЗТ) было предложено Р.О. Якобсоном (Jakobson 1971: 135, 140). При ЗТ, согласно Р.О. Якобсону, категория времени сама становится таксисной и выражает одновременность, предшествование или следование относительно главного сообщаемого факта, а не факта сообщения, как это происходит при НЗТ (Jakobson 1971: 140). На основе результатов исследования нивхского языка Р.О. Якобсон утверждает, что в этом языке есть три формы НЗТ: одна из них требует наличие формы ЗТ, другая ее допускает, а третья исключает (Jakobson 1971: 135). Точка зрения ученого подверглась критике. Во-первых, не было представлено языкового материала и, во-вторых, была допущена логическая ошибка: по определению Р.О. Якобсона, таксис представлен обеими формами (зависимой и независимой), поэтому не может существовать независимый таксис, который исключал бы зависимую форму (Недялков, Отаина 1987: 296; Храковский 2009: 12). В.С. Храковский, критикуя идею Р.О. Якобсона, все же придерживается его трактовки зависимого и независимого таксиса (Храковский 2009: 20). Для этих форм В.П. Недялков и Г.А. Отаина вводят понятия соответственно «деепричастная форма» и «опорная форма», образующие «таксисную пару» (Недялков, Отаина 1987: 299).

А.В. Бондарко рассмотрел разделение на зависимый и независимый таксис в другом направлении. Автор определил ЗТ как хронологические отношения между действиями, одно из которых обнаруживает зависимость от другого, в то время как НЗТ выражает хронологические отношения между действиями с отсутствием формального разделения на основное и второстепенное (Бондарко 1987б: 239). Таким образом, в первом случае выделяются основная и вторичная предикации, во втором случае предикаты обладают самостоятельной временной соотнесенностью (Бондарко 1984: 80). В.Б. Касевич подчеркивает, что это разделение является скорее формально-грамматическим, а не семантическим и напрямую связано с наличием в языке нефинитных и финитных форм, однако поддерживает вышеуказанное понимание зависимого и независимого таксиса (Касевич 1988: 872-873).

Наличие разных определений таксиса, широкого и узкого понимания этой категории, а также различие в интерпретации зависимого и независимого таксиса свидетельствуют о том, что в лингвистике еще ведется изучение этой категории и пока не существует о ней достаточно точного представления. Это проявляется также в том, что за всю историю изучения явления соотнесенности действий, названного Р.О. Якобсоном таксисом, было предложено несколько вариантов терминов, например, Л. Блумфилд использовал термин «порядок», Л. Теньер - «категория следования», И.А. Мельчук - «относительное время» (Jakobson 1971: 135; Теньер 1988: 446; Мельчук 1998: 69). В нашем исследовании мы придерживаемся трактовки категории таксиса, предложенной А.В. Бондарко, поскольку рассмотрение таксиса как ФСП отражает непосредственную связь таксисных отношений с другими явлениями, например, аспектуальностью. Таким образом, таксис представляет собой сопряженность действий, выраженных полипредикативным комплексом, происходящих в рамках целостного периода времени. Сопряженность действий может выражать: 1) отношение одновременности/неодновременности; 2) взаимосвязь действий при отсутствии указанных выше отношений; 3) связь действий во времени, осложненную отношениями обусловленности (Бондарко 1999: 98). Каждое ФСП представлено категориальной ситуацией, т.е. одной из категориальных характеристик аспекта содержания высказывания (Бондарко 1999: 23). ФСП таксиса, соответственно, характеризуется таксисной ситуацией, которая, тем не менее, всегда сопряжена с аспектуальными элементами, поскольку характеристика временных отношений между действиями неразрывно связана с характеристикой протекания представленных действий во времени, т.е. аспектуальной характеристикой данного сочетания действий (Бондарко 1999: 110). В результате образуется аспектуально-таксисная ситуация. Аспектуальность и аспектуально-таксисная ситуация будут рассмотрены в следующем параграфе.

1.1.1 Аспектуальность и аспектуально-таксисная ситуация

Аспектуальность определяет специфику временных отношений (Бондарко 1999: 110-111). На основе аспектуальной характеристики глагольную лексику принято разделять на глаголы действия и глаголы состояния, также некоторые ученые выделяют группу глаголов отношения (Бондарко 1987a: 41; Щерба 1974: 91; ЛСГРГ 1988: 12-86). С точки зрения функциональной грамматики аспектуальность рассматривается как ФСП. Центр поля образует грамматическая категория вида, а на периферии находятся способы глагольного действия и их группировки, аспектуальные признаки в лексическом значении глаголов (Бондарко 1999: 115). Семантика аспектуальности включает признаки лимитативности, длительности, кратности, фазовости, перфектности, акциональности, статальности и реляционности (Бондарко 1987a: 41). Лимитативность понимается как семантическая категория, выражающая разные типы отношений действия к пределу (Бондарко 1987a: 46). Указание в семантике самого глагола на внутренний предел есть предельность этого глагола, которая в русском языке присутствует в глаголах как совершенного вида (СВ), так и несовершенного (НСВ), а отсутствие внутреннего предела характеризует непредельность глагола, выражаемую глаголами НСВ (Маслов 2004: 30). Для предельных глаголов Ю.С. Маслов выделяет 8 классов способа действия: комплетивный, финитивный, стативный, суммарный, дистрибутивный, общерезультативный, начинательный и одноактный. Среди непредельных глаголов автор выделяет глаголы состояния со статальным и реляционным способами действия и глаголы действия с эволютивым, инхоативным, многоактным, многократным, прерывисто-смягчительным, сопроводительным и неопределенно-моторным способами действия. Также выделяются детерминативные способы действия с указанием на внешний предел: делимитативный и предуративный (Маслов 2004: 31-32).

В английском языке выделяют два главных аспекта: прогрессивный и перфектный, которые представлены глаголами с различными аспектуальными характеристиками (Quirk et al. 1985: 190). М. Джоос указывает на то, что прогрессивный аспект также называют континуальным (от continuous), что подчеркивает реализацию этого аспекта не только в глаголах, заканчивающихся на -ing, но и во всех глаголах, выражающих длительное или повторяющееся действия (Joos 1964: 106). Тем не менее, сам автор называет его темпоральным, а прогрессивность, стативность, континуальность и прерываемость указывают на конкретную характеристику темпорального аспекта (Joos 1964: 107). В грамматике английского языка также говорится о разделении общего прогрессивного аспекта на основе отдельных характеристик глаголов, а именно стативности и динамичности (Quirk et al. 1985: 190). Состояния (интеллектуальное, эмоции или отношения, перцепция, восприятие телом) входят в класс стативных глаголов, а динамический аспект представлен глаголами, выражающими дуративные и моментальные действия (Quirk et al. 1985: 190, 197, 200-203). Наличие предела для непредельных глаголов состояния реализуется только в контексте посредством обстоятельственных элементов высказывания или видовременных форм (Акимова 1984: 73). В таком случае наличие предела сопряжено с выражением дополнительных аспектуальных значений: фазовости (для глаголов состояния, движения и речи), ограниченной длительности действия, мгновенности (для глаголов ощущения) и однократности (там же). В перфектном аспекте обнаруживается важность связи второстепенного действия с настоящим моментом и относительно недавнее свершение действия с отсутствием указания на точную локализацию действия во времени, а для динамичных предельных глаголов также сохранение результата действия по отношению к настоящему моменту (Quirk et al. 1985: 190; Trnka 1930: 26; Маслов 2004: 62). Вышеуказанные характеристики осложняют таксисную ситуацию, превращая ее в аспектуально-таксисную.

Подробная классификация аспектуально-таксисных ситуаций с точки зрения взаимосвязи временных отношений между действиями с их аспектуальными характеристиками разработана Т.Г. Акимовой и Н.А. Козинцевой (Акимова, Козинцева 1987: 256). В ситуации могут быть представлены собственно временные отношения или осложненные элементами обусловленности: причинной, уступительной, целевой; отношениями условия или следствия (с полями причины и условия в центре ФСП обусловленности в английском языке) (Акимова, Козинцева 1987: 257, 267-273; Бариева 2005: 5). В первом типе авторы выделяют отношения с отсутствием характеризации между основным и второстепенным действиями, выражающими отношения одновременности и разновременности, и с ее наличием (Акимова, Козинцева 1987: 258). При отношениях одновременности главное и второстепенное действия представлены в процессе своего протекания и допускают выделение некоторого «срединного фиксируемого периода» (Бондарко 1983: 118). Одновременность понимается как совпадение фиксируемых периодов сопряженных действий (Акимова, Козинцева 1987: 259). Далее мы ограничим классификацию только тем, что может выражать второстепенное действие, выраженное в конструкции ЗТ деепричастием. При одновременности действий деепричастие НСВ может выражать: 1) процесс; 2) отношение; 3) мультипликативное действие или 4) результативное состояние субъекта (Акимова, Козинцева 1987: 258-261). В отношениях разновременности деепричастие (как правило, СВ) выражает только второстепенное предшествующее целостное действие (Акимова, Козинцева 1987: 261-263).

Аспектуально-таксисная ситуация может раскрывать недифференцированные временные отношения, в которых не актуализуются одновременность или разновременность действий. В этом случае деепричастие СВ выражает: 1) результативное состояние субъекта или 2) целостное действие, сопутствующее основному действию при отсутствии признаков перфектности, например, жест, сопровождающий речь. Также недифференцированные временные отношения выражаются деепричастием НСВ с отрицанием (Акимова, Козинцева 1987: 261).

При отношениях характеризации между основным и второстепенным действиями, деепричастие, давая характеристику основному действию, выражает одновременное ему действие. Основное и второстепенное действия в этих ситуациях могут относиться либо к одному семантическому плану высказывания - констатирующему, либо к разным - констатирующему и интерпретативно-оценочному, в результате между действиями складываются отношения соответственно либо конкретизации, либо интерпретативно-оценочное отношение (Акимова, Козинцева 1987: 263-264).

Как уже упоминалось, второстепенное действие в аспектуально-таксисных ситуациях выражено деепричастием. Категория деепричастия отсутствует в системе английского языка, но находит выражение с помощью других языковых средств: причастия на -ing, герундия или имен действия с предлогами (Швейцер 1988: 119-120). Отсутствие категории деепричастия во многих языках, но наличие других языковых форм для выражения таксисных отношений, поставило вопрос о введении общего названия для этих форм, которым стал термин «конверб» (Haspelmath 1995: 3; Nedjalkov 1995: 97). О конвербах в русском и английском языках пойдет речь в следующем параграфе.

1.1.2 Конвербы в русском и английском языках

Конверб - это форма глагола, находящаяся в синтаксической зависимости от другой глагольной формы, не обозначающая актанта и не являющаяся определением (Nedjalkov 1995: 97). М. Хаспельмат вводит ограничения для понятия конверба, называя его нефинитной глагольной формой, выполняющей адвербиальную функцию (Haspelmath 1995: 3). В русском языке конвербы представлены деепричастиями, которые составляют ядро зависимого таксиса (Бондарко 1987б: 240). Вокруг понятия деепричастия уже долгое время ведутся споры. Так, деепричастие считали атрибутивной формой глагола, гибридной наречно-глагольной категорией, неизменяемой формой глагола, смешанной частью речи и самостоятельной частью речи (РГ 1980б: 520; Щерба 1957: 78; Пешковский 1956: 128; Арбатский 1980: 118). Существование разных точек зрения обусловлено двойственной природой деепричастия. С одной стороны, оно обладает категорией вида, возвратными и невозвратными формами и сохраняет глагольное управление, что присуще глаголу. С другой стороны, деепричастие не имеет форм словоизменения и примыкает к глаголу, в силу чего деепричастия сближаются с наречиями (РГ 1980б: 520). В нашем исследовании мы придерживаемся мнения А.В. Бондарко и считаем деепричастие нефинитной формой глагола, совмещающей в себе значения действия и обстоятельственно-определительные значения. При этом указание на одновременность или предшествование реализуется посредством видовременной формы (Бондарко 1999: 111). Так, деепричастия, образованные от глаголов НСВ, выражают одновременность с главным действием, тогда как деепричастия, образованные от глаголов СВ, передают все три вида хронологических отношений: предшествование, одновременность (состояние как результат предшествующего действия) и следование (РГ 1980б: 520). Таким образом, в русском языке прототипической формой выражения зависимого таксиса является деепричастие, которое в соответствии со своими видовременными формами выражает различные хронологические отношения к основному действию.

В английском языке среди нефинитных форм глагола выделяются причастие на -ing и герундий, выступающие в таксисных конструкциях как конвербы (Quirk et al. 1985: 150). Действия, выраженные как простым, так и составным причастием на -ing, всегда сопряжены с субъектом действия (Joos 1964: 50). Простое и составное причастия различаются указанием на хронологическую последовательность действий и аспектуальную характеристику второстепенного действия. Так, действие, выраженное простым причастием (далее в форме прогрессива), может быть как одновременным, так и предшествующим, то есть быть представленным как в прогрессивном, так и перфектном аспекте, появление которого обусловлено невозможностью реализации некоторых лексических единиц, а именно стативных глаголов, в прогрессивном аспекте (Quirk et al. 1985: 238; Joos 1964: 115). Тем не менее, некоторые стативные глаголы, например, see и hear могут быть также и процессными (Joos 1964: 116). Реализация аспектуально-таксисных отношений в данном случае будет зависеть от контекста, определяющего значение конкретной единицы. В свою очередь, составное причастие (далее в форме перфекта) указывает только на предшествующее действие, представленное в перфектном аспекте (Quirk et al. 1985: 190; Joos 1964: 50). Несмотря на то, что причастие, заканчивающееся на -ing, и герундий могут выполнять различные функции в предложении (функции обстоятельства или субъекта соответственно), в некоторых исследованиях данные категории не разграничиваются, и герундий относят к причастию на -ing (Quirk et al. 1985: 1292). В данном исследовании разграничение этих категорий оказывается нерелевантным в силу выражения одного и того же явления и нахождения в синтаксической зависимости от основного глагола. Обе категории объединяются понятием конверб.

Таким образом, в данном исследовании проводится сопоставление русских и английских конвербов - центральных компонентов конструкций зависимого таксиса, представленных глагольными формами, находящимися в подчинении другого глагола, не обозначающих актанта и не являющихся определением. В русском языке конвербы представлены деепричастиями СВ и НСВ, тогда как в английском языке - простым (в форме прогрессива) и составным (в форме перфекта) причастиями на -ing и герундием.

1.2 Семантические классы глаголов, выступающих в таксисных конструкциях

таксис зависимый глагол семантический

В настоящем исследовании рассматриваются репрезентативные семантические классы зависимых предикатов. Разработки семантических классификаций начались еще в XIX веке с так называемого тезауруса П.М. Роже с разделением английского лексикона на шесть групп (Jackson, Amvela 2007: 129). В первой половине XX века Й. Триром было введено понятие семантического поля, после чего началось его активное изучение. На настоящем этапе развития лингвистики семантическое поле рассматривают как незамкнутую группу языковых единиц, обладающих общим содержанием, понятийным, предметным или функциональным сходством и связывающих данное поле с другими семантическими полями (Покровский 2006: 75; Апресян 1995а: 252). Как аналог семантического поля Е.В. Падучева рассматривает тематический класс, или совокупность слов с единым семантическим компонентом, являющимся ядром их смысловой структуры (Падучева 2004: 42). В своей работе автор упоминает 17 тематических классов глаголов (там же). В силу многообразия глагольной лексики с точки зрения семантики единая семантическая классификация глаголов в настоящий момент не представляется возможной, поэтому разные ученые представляют собственные классификации глаголов (Акимова 2002: 67). Так, глаголы объединяют в семантические классы с общим компонентом значения или в лексико-семантические группы (последние отличаются ограниченностью состава, включением единиц только одной части речи и наличием семантических отношений между включенными в нее единицами) (Урысон 2005: 107; Филин 2008: 221-234). В «Русской грамматике» (РГ) выделяются 19 семантических разрядов глаголов, а в Национальном корпусе русского языка (НКРЯ) - 27 групп глаголов (РГ 1980а: 590-593; НКРЯ). Подробную классификацию английских глаголов разработала Б. Левин, выделив 46 классов (Levin 1993). Далее рассмотрим состав тех классов глаголов, которые анализируются в исследовательской части.

Несмотря на наличие множества классификаций, в составе каждого семантического класса обнаруживаются общие единицы. К глаголам чувственного восприятия относятся такие, которые выражают распознавание предметов или явлений внешнего мира с помощью органов чувств (Падучева 2004: 196-198). Следовательно, данный класс делится на пять подклассов с глаголами восприятия: зрительного, слухового, тактильного, обонятельного и вкусового. Ядро группы чувственного восприятия составляют глаголы видеть, смотреть, слышать, слушать, обонять, осязать; английские: see, look, hear, listen, touch, feel, smell (РГ 1980а: 591; Дивьяк 2015: 452-454; Levin 1993: 185-186; Nida 1975: 109). В РГ также включаются глаголы глядеть, взирать (устар.), созерцать, глазеть (прост.), а в НКРЯ - заметить, предусматривать, нюхать, чуять (РГ 1980а: 591; НКРЯ; также список глаголов восприятия см. Падучева: 253-255). В данном семантическом классе глаголы разделяются на агентивные и экспериенциальные, или когнитивные и активные (Дивьяк 2015: 454-456; Hoepelman 1986: 30) Агентивное и экспериенциальное действия связаны с агентом и экспериенцером соответственно. Данные понятия восходят к падежной грамматике Ч. Филлмора и У. Чейфа. Агентивный падеж выражает инициатора действия (Fillmore 1968: 24) Так, агентивные глаголы обозначают действие, потенциально контролируемое субъектом данного действия (Fagan 1996: 25). В свою очередь, экспериенцер - это тот, кто переживает какое-либо психическое или чувственное восприятие (Chafe 1970: 146). Так, экспериенциальные глаголы исключают непосредственное действие субъекта. Экспериенциальные глаголы могут выражать состояние (want, know, like) или процесс (see, hear, feel, learn, remember), а с точки зрения семантики - восприятие, эмоции и мыслительные процессы (Chafe 1970: 145-146). Подкласс «тактильное восприятие» был подробно изучен Г.Е. Крейдлиным. В результате его исследования были выделены функции рукопожатия (выражение дружбы и участия по отношению к адресату, отражение интимного отношения к адресату и выражение доминантного положения на социальной шкале), а также разработана классификация глаголов по способу касания: 1) собственно-касания: касаться - коснуться, трогать - тронуть, задеть - задевать и 2) тактильные глаголы, выражающие: а) скользящие касания: проводить рукой, гладить рукой; б) сжимающие или ощупывающие касания: щупать, ощупывать, перебирать, трогать, потирать и в) обрамляющие касания: исследовать на ощупь, проводить со всех сторон (Крейдлин 2000: 110-115). Некоторые источники относят глаголы прикосновения в отдельную группу глаголов, например к глаголам «контакта» или «физического воздействия на объект» (НКРЯ; ЛСГРГ 1988: 31; Levin 1993: 155).

В группу глаголов движения входят такие, которые выражают состояние перемещения объекта с одного места на другое (Падучева 2004: 373). К группе глаголов движения РГ относит 14 пар глаголов НСВ: бежать - бегать, брести - бродить, вести - водить, ехать - ездить, идти - ходить, лезть - лазить, лететь - летать, нести - носить, нестись - носиться, плыть - плавать, ползти - ползать и другие (РГ 1980а: 593). В «Грамматике русского языка» помимо вышеперечисленных глаголов упоминается также пара садить - сажать (ГРЯ 1960: 458). В НКРЯ также выделяются глаголы покинуть, припускать, отставать и течь (НКРЯ). Словообразовательные возможности русского глагола способствуют передаче значения определенной направленности при присоединении приставок с пространственным значением к направленным глаголам движения (Плотникова, Скорнякова 1989: 64). Ю. Найда среди английских глаголов движения упоминает run, walk, swim, а также отсутствующий в русских источниках глагол climb (Nida 1975: 109). Традиционно глаголы движения разделяются на два класса: 1) глаголы, выражающие собственное движение человека и 2) глаголы, выражающие движение на транспортном средстве (Levin 1993: 263-268).

Группа ментальных глаголов обнаруживает большое разнообразие подклассов, включая «восприятие» и «эмоции», однако в данном исследовании мы рассматриваем эти группы отдельно друг от друга и выделяем группу ментальных действий и состояний, ограничиваясь глаголами «знания», «мышления», «памяти» и «понимания». (Падучева 2004: 198-199, 256, ЛСГРГ 1988: 47-48; Croft 1991: 213). В результате анализа классификаций из разных источников мы отнесли к этому классу следующие глаголы: 1) глаголы знания: знать, ведать, узнать, know, learn, recognize; 2) глаголы мышления: верить, вникнуть, думать, судить, полагать, помышлять, предполагать, соображать, believe, compute, consider, judge, reason, suppose, think, wonder; 3) глаголы памяти: вспомнить, забыть, запомнить, помнить, припомнить, forget, remember, recollect, recall; 4) глаголы понимания: догадаться, понять, разуметь, осознать, сообразить, guess, realize, understand (РГ 1980: 591; НКРЯ; ЛСГРГ 1988: 47-48; Croft 1991: 217; Nida 1975: 109).

К группе глаголов эмоций, или психических состояний, относятся такие, которые выражают чувство или переживание, возникшее в результате ментальной реакции на изменившуюся ситуацию (Падучева 2004: 274; Levin 1993: 188). Глаголы, выражающие эмоции, делятся на два класса: 1) глаголы, означающие эмоциональное отношение (восхищаться, любить, обожать, почитать, сострадать, сочувствовать, уважать и др.) и 2) глаголы «физических и психологических состояний» (переживать, скорбеть, унывать и др.; возвратные глаголы: беспокоиться, бодриться, бояться, веселиться, злиться, опасаться, печалиться, радоваться, раздражаться, сердиться, сокрушаться, стесняться, страшиться, стыдиться и др.) (РГ 1980а: 591). При этом первый класс выражает устойчивое состояние, а второй класс - временное (Падучева 2004: 275). Также добавим к этой группе неупомянутые в РГ глаголы жалеть, обидеться, огорчиться, поразиться, разочароваться, смутиться, смущать, трогаться, удивиться (НКРЯ). В английском языке данные глаголы разделяются на четыре подкласса с базовыми глаголами amuse (например, delight), admire (например, regret), marvel (например, bother) и appeal (например, matter) (Levin 1993: 188-193). Как отмечает Ю.Д. Апресян, толкование эмоции включает также указание на ее внешние проявления (Апресян 1995б: 459). Это отражено в целом ряде словосочетаний, выражающих эмоции, возникновение которых связано с образованием в сознании человека различных ассоциаций относительно своего внутреннего состояния (Арутюнова 1976: 94-111). Поэтому исследование неограниченно анализом только глаголов, выражающих эмоции, но и включает подобные словосочетания.

Глаголы речи выражают передачу информации адресату с помощью говорения (Падучева 2004: 355). В классе глаголов речи выделяются глаголы речевой деятельности (разговаривать), действия (сказать) и происшествия (проговориться), при этом глаголы речи всегда агентивны, а глаголы речевого действия всегда обнаруживают акциональность в своем исходном значении (Падучева 2004: 355). В английской традиции глаголы речи входят в более общий класс глаголов коммуникации, выражающих помимо вербальной коммуникации также невербальную, например, глагол signal, которая не входит в анализ данного исследования (Nida 1975: 109, Levin 1993: 201-211; Rudanko 1989: 142-143). Ядро глаголов речи составляют глаголы говорить, сказать, tell и say; дальше от центра располагаются глаголы разговаривать, беседовать, сообщать, talk и speak, затем глаголы, выражающие различные способы говорения: кричать, шептать, scream, whisper и mutter; и просторечные или разговорные единицы: вопить, болтать и др. (РГ 1980а: 592; ЛСГРГ 1988: 52-55; НКРЯ; Levin 1993: 203-209).

Таким образом, мы рассмотрели семантические классы глаголов, которые были отобраны для исследования на основе их частотного появления в исходном тексте. Далее мы перейдем к рассмотрению основ контрастивного исследования.

1.3 Контрастивный аспект исследования

Данное исследование подразумевает использование методов контрастивной лингвистики (КЛ), поэтому стоит обозначить основные проблемы и идеи этого направления языкознания. Истоки контрастивной лингвистики можно найти в трудах древних времен, поскольку сопоставление языков неизбежно сопровождало изучение какого-либо языка. Тем не менее, в настоящее время считается, что КЛ как наука оформилась весьма недавно с выходом в свет работы Р. Ладо «Linguistics across Cultures» в 1957 году (Гак 1989: 6). Безусловно, важность научного подхода и идея тщательного сравнения двух языков отмечались и ранее, например, Ч. Фризом (Fries 1945: 9). В отечественной лингвистике появлению сопоставительных исследований и их развитию в СССР во многом способствовали многонациональность страны, необходимость коммуникации с представителями разных народов, а также преподавание различных языков, в том числе и языков меньшинств (Гак 1989: 6). Основой для сопоставления неродственных языков в большинстве случаев являлось различие их типологических черт, влияющее на изучение иностранного языка и его преподавание (Аракин 1969: 52). Как отмечает Г. Никкель, именно различия языков всегда привлекали внимание грамматистов (Nickel 1971: 11).

С появлением сопоставительного метода начинается его разграничение от сравнительно-исторического. В.Н. Ярцева и позже А.А. Реформатский закономерно определяют различие между методами в том, что первый направлен на выявление особенностей языков, а не на их родство (Реформатский 1987: 51; Ярцева 1960: 3). Сейчас КЛ представляет собой уже сформировавшуюся науку, которая имеет свои цели, объекты и методы анализа, а постоянное появление как за рубежом, так и в нашей стране все большего количества трудов, статей и сопоставительных описаний пар языков говорит о развитии КЛ (Lexis in contrast 2002: 7, Гак 1989: 17). В целом в задачи КЛ входит: 1) выявление схождения и расхождения в использовании языковых средств в исследуемых языках; 2) определение особенностей каждого из языков; 3) предвидение и преодоление нежелательной интерференции при преподавании неродного языка; 4) предоставление надежной лингвистической базы для теории перевода и 5) предоставление материала для типологии с целью выявления универсалий (Гак 1989: 9; Юсупов 1988: 6). В свою очередь, Р. Дж. Ди Пьетро говорит, что контрастивный анализ направлен на установление правил, не являющихся общими для сопоставляемых языков, а сходства языков только способствуют проведению анализа, но не учитываются в результатах (Di Pietro 1971: 30). При этом наличие сходств в системе двух языков в построении или количестве грамматических процедур является обязательным условием для проведения между ними контрастивного анализа (Di Pietro 1971: 4; Ярцева 1981: 29).

Контрастивные исследования могут проводиться в двух направлениях: двустороннем и одностороннем (Штернеманн 1989: 144). В первом случае единицей сравнения двух или нескольких языков служит «третий член», а результатом является установление как сходств, так и различий между языками. При одностороннем подходе, который применяется в данном исследовании, основой сравнения служат грамматические и лексические явления исходного языка и определяются способы их выражения в сопоставляемом языке (Штернеманн 1989: 144-162). При данном подходе использование в качестве материала исследования исходного текста (ИТ) и текста перевода (ПТ) исключает первичность и вторичность текстов, поскольку, как отмечает М.А.К. Хэллидей, каждый текст становится переводом другого, образуя в сопоставительном анализе своего рода единый текст (Halliday 1964: 193).

Сопоставительный анализ видовых значений форм русского и английского глагола выявил, что там, где в английском языке (АЯ) аспектуальные значения связаны с лексико-грамматическими группами предельных и непредельных глаголов, в русском языке (РЯ) они передаются видовременными формами СВ и НСВ (Козинцева 1978: 96). Так, при переводе одноактного результативного действия, выраженного в АЯ формами Present Perfect и Past Perfect, в РЯ используется глагол СВ в прошедшем времени, а при однократном результативном, а также неоднократном результативном или нерезультативном действиями, выраженными формой Present Perfect, выступает глагол НСВ (Козинцева 1978: 97).

В нашем исследовании проводится анализ семантики конструкций зависимого таксиса. Лексический контрастивный анализ эффективно проводить с помощью метода компонентного анализа (Джеймс 1989: 296). Данный метод предполагает выделение и сравнение минимальных компонентов семантики единиц, именуемыми «ноэмами», «семами», «семантическими компонентами», «семантическими маркерами», «семантическими множителями», «семантическими признаками» и «фигурами» (Кузнецов 1998: 233-234; Джеймс 1989: 296; Sprengel 1980: 150). В данном исследовании использованы наиболее частотные термины «сема» и «компонент». Семы располагаются в единице в иерархическом порядке от родовой архисемы, являющейся категориальной для всех единиц данного семантического класса, до центральной интегральной семы, выступающей в качестве общей семы для единиц одного тематического класса, и до видовых дифференциальных сем, отражающих различия в семантике анализируемых единиц (Кузнецов 1998: 234; Новиков 1998: 437; Шмелев 1973: 154). Также выделяются контекстуальные семы, отражающие ассоциации с данным предметом или явлением и выступающие в определенных ситуациях употребления единицы с данной семой, и потенциальные семы, раскрывающие скрытые смыслы и актуализирующиеся особыми речевыми средствами (Новиков 1998: 437; Гак 1972: 382).

Таким образом, контрастивный анализ представляет собой сопоставление двух языков с целью выявления сходств и различий в использовании языковых средств при выражении определенного явления и, как следствие, установления особенностей в каждом языке. Эти цели непосредственно относятся к данному исследованию, проводимому в рамках одностороннего подхода, направленного на сравнение грамматических и лексических явлений сопоставляемых языков. Выявление сходств и различий будет осуществляться посредством компонентного анализа и сравнения выделяемых сем: интегральных, дифференциальных, а также контекстуальных и потенциальных при их наличии. Данный анализ направлен на сравнение единиц не в системе языка, а в их конкретном употреблении, и, не смотря на то, что в ходе анализа оба текста рассматриваются как единый, все же стоит принять во внимание создание английского текста путем перевода и применение по отношению к нему переводческих закономерностей. Вследствие этого далее будут рассмотрены основные понятия в области перевода.

1.4 Переводческий аспект исследования

Несмотря на то, что научный подход к переводу начался еще в Древнем Риме, теория перевода стала самостоятельной наукой только в начале XX века, когда языковеды заметили, что изучение процесса перевода может способствовать решению других языковедческих проблем (Комиссаров 1973: 5; Vehmas-Lehto 2002: 22). Так, Я.И. Рецкер утверждает, что выбор переводчиком какого-либо варианта перевода закономерен и зависит от функционирования в тексте единиц исходного языка (ИЯ), для многих из которых выделяются закономерные соответствия в переводящем языке (ПЯ) на основе логико-семантических факторов (Рецкер 1974: 8). А.В. Федоров, разграничивший понятия теории перевода и перевода как творческого процесса, выделяет следующие задачи теории перевода как науки: проведение сопоставительного анализа текстов и выявление закономерностей перевода с целью предоставления практического материала для переводческой практики (Федоров 1958: 14-15). О важности рассмотрения переводческого процесса с точки зрения языкознания также говорит Р.О. Якобсон. В статье «О лингвистических аспектах перевода» автор отмечает, что перевод это перекодировка знаков одного языка в знаки другого языка. Даже при отсутствии эквивалентного знака в принимающем языке перевод возможен, так как происходит перекодировка смысла, а результатом является эквивалентное сообщение (Якобсон 1978: 18). Данное определение перевода не является единственным в науке переводоведения. Как отмечает Ю. Найда, определений понятия перевода почти столько же, сколько и ученых, изучающих данное понятие (Найда 1978: 121). Так, например, М.А.К. Хэллидей рассматривает перевод как контекстуальное сопоставление, Ю. Найда определяет перевод как замену текстуального материала одного языка эквивалентным материалом другого языка, тогда как В.Н. Комиссаров считает перевод особым видом речевой коммуникации (Nida 1975: 20; Хэллидей 1978: 47; Комиссаров 2009: 29).

Отсутствие однозначных определений обнаруживается во всей науке переводоведения даже относительно основополагающих понятий таких, как эквивалентность (Snell-Hornby 2007: 313). Одни ученые, например, Ю. Найда, отрицают существование полной межъязыковой эквивалентности, другие, как М.А.К. Хэллидей, говорят о ее возможности (Nida 1975: 5; Хэллидей 1978: 43). В силу наличия собственного понимания этого понятия ученые выделяют разные виды эквивалентности. Так, Ю. Найда вводит понятия «формальная эквивалентность» и «динамическая эквивалентность» (Найда 1978: 118). Под формальной эквивалентностью понимается перевод самого сообщения, его формы и содержания, в то время как динамическая эквивалентность концентрирует внимание на создании эквивалентного восприятия текста на ПЯ с соблюдением норм данного языка и стремлением к понятности и естественности текста перевода (Найда 1978: 118-120). Дж. Кэтфорд выделяет другие виды переводческой эквивалентности: текстовую эквивалентность и формальное соответствие. Под первой понимается функционирование текста или части текста ПЯ, выступающее как эквивалент соответствующему функционированию текста или части текста ИЯ (Catford 1974: 27). Автор предлагает выявлять эквиваленты при помощи коммутации, то есть при помощи наблюдений за изменениями в ПТ, происходящих в результате введения систематических изменений в ИТ. В результате таких наблюдений было установлено, что текстовый эквивалент может выступать на разных уровнях, например, эквивалентом английскому определенному артиклю является изменение последовательности членов предложения в русском языке. Это показывает, что отсутствие эквивалента на одном уровне, или нулевой эквивалент, зачастую компенсируется эквивалентом на более высоком уровне (Catford 1974: 27-31). При этом Р.О. Якобсон отмечает, что значение отсутствующей грамматической единицы может быть передано лексическим путем (Якобсон 1978: 20). Формальное соответствие, в свою очередь, представляет собой категорию ПЯ, занимающую, насколько это возможно, примерно такое же место в ПЯ, что и исходная структура в ИЯ (Catford 1974: 27-32). В.Н. Комиссаров, опираясь на идею Дж. Кэтфорда об эквивалентности как эмпирическом явлении, утверждает, что сопоставительные анализы разных текстов способствуют эффективному изучению понятия переводческой эквивалентности (Комиссаров 1973: 40). Результатом таких анализов стала предложенная им классификация эквивалентных отношений по степени сохранения функции высказывания и близости содержания между текстами (Комиссаров 2009: 59-96).

Х. Вестхайде придерживается мнения, что эквивалентности всего текста способствует эквивалентность его частей вплоть до отдельных лексических единиц (Westheide 1998: 119). Так, можно говорить об эквивалентности на уровне лексики. В зависимости от степени сохранения исходного значения единицы выделяют несколько видов соответствий: эквивалентное, вариантное и контекстуальное (Рецкер 1974: 9). Эквивалентное (также постоянное) соответствие - это единица ПЯ, являющаяся постоянным равнозначным соответствием единицы ИЯ независимо от контекста (Рецкер 1974: 11; Комиссаров 1973: 168). В полном эквиваленте наблюдается абсолютное совпадение значений единиц, в то время как в частичном - только одного или нескольких значений (Рецкер 1974: 11). При анализе перевода рассматриваются в основном частичные эквивалентные соответствия, поскольку, как правильно замечает Э. Косериу, при переводе текста мы передаем не все значения единицы, а конкретное обозначение, выражаемое исходной единицей в данном тексте, которое, согласно А.Д. Швейцеру, необходимо правильнее трактовать как смысл (Косериу 1989: 66, 68; Швейцер 1988: 114). Вариантные соответствия - это несколько единиц ПЯ, являющиеся способами перевода одной единицы ИЯ (Рецкер 1974: 14; Комиссаров 1973: 169). Наличие вариантных соответствий обусловлено семантической дифференцированностью, при которой единица ПЯ выражает больший класс денотатов, чем единица ИЯ (Бархударов 1975: 78). Контекстуальные соответствия выделяются на основе их реализации только в рамках определенного узкого, широкого или экстралингвистического контекста (Рецкер 1974: 17). На основе частотности данные соответствия делятся на узуальные и окказиональные (Рецкер 1974: 17). Окказиональное соответствие представлено единицей, нерегулярно или случайно используемой для передачи содержания исходной единицы. Узуальные соответствия, в свою очередь, являются повторяющимися единицами ПЯ для перевода единиц ИЯ (Комиссаров 1973: 169; Рецкер 1974: 17).

Наличие у единицы эквивалентного или вариантного соответствия еще не означает, что оно будет использовано в переводе, поскольку далее берутся во внимание лингвистическое окружение данной единицы и внутренние грамматические и лексические особенности ПЯ (Хэллидей 1978: 47). Переводчик зачастую сталкивается с такими случаями, когда возможен только трансформационный перевод, под которым понимаются межъязыковые преобразования, соответствующие правилам ПЯ, с целью достижения максимальной эквивалентности (Бархударов 1975: 190). В.Н. Комиссаров, описывая пять типов эквивалентности, отмечает, какие трансформации использовал переводчик, выделяя, например, описание ситуации (ситуативная модель), опущение, конверсивное перефразирование, перераспределение признаков между соседними сообщениями, изменение порядка следования языковых единиц, изменение субъектно-объектных отношений и другие (Комиссаров 2009: 51-100). Переводческие трансформации выделяются на уровне лексики, семантики, грамматики и синтаксиса. К лексико-грамматическим трансформациям относят антонимический перевод, или замену утвердительной конструкции отрицательной и наоборот (Бархударов 1975: 215; Рецкер 1974: 48). Лексические трансформации представлены лексико-семантическими заменами: генерализацией, конкретизацией и модуляцией. Генерализация предполагает использование в ПТ лексической единицы с более широким значением, чем в ИТ (Бархударов 1975: 213; Рецкер 1974: 43). Конкретизация, в свою очередь, обозначает употребление при переводе лексической единицы с более узким значением, чем у единицы ИЯ (Бархударов 1975: 210; Рецкер 1974: 41). Модуляция выражает смысловое развитие, то есть использование при переводе такой единицы, значение которой можно вывести логически из значения единицы ИЯ (Рецкер 1974: 45). Все переводческие трансформации делятся на 4 типа: 1) перестановки; 2) замены; 3) добавления и 4) опущения (Бархударов 1975: 190). А.Д. Швейцер отмечает, что при переводе возможно комбинирование различных трансформаций даже в пределах одного высказывания (Швейцер 1988: 14). В результате трансформаций в ПТ может быть обнаружена малая степень смысловой общности с оригиналом. Тем не менее, это не отменяет его эквивалентности, если он выполняет ту же коммуникативную функцию, что и текст оригинала. Именно коммуникативную эквивалентность З.Д. Львовская признает как единственную и действительную, вследствие чего, по ее мнению, допустимо изменять семантическое содержание ИТ (Львовская 2008: 54). Таким образом, реализуется прагматический потенциал текста, или способность ПТ оказывать такое же воздействие на рецептора ПЯ, какое оказывает ИТ на рецептора ИЯ (Комиссаров 2009: 104). Так, складывается адекватный перевод, оценивающий соответствие ПТ коммуникативной ситуации принимающей культуры (Львовская 2008: 88).