Размещено на http://www.allbest.ru/

Министерство высшего и среднего специального образования республики Узбекистан

Национальный университет Узбекистана имени Мирзо Улугбека

Словообразование современного русского языка

Подготовлено Зализняк А.М.,

Шереметьева А.Г., Щитка Н.Н.

Ташкент 2005

Дисциплина «Словообразование» является составной частью синхронного лингвистического цикла «Современный русский язык»; она имеет давнюю традицию выделения в качестве самостоятельной дисциплины в вузовском образовании. Наиболее тесно она связана с дисциплиной «Морфология».

На очном отделении факультета зарубежной филологии НУУз им.М.Улугбека для изучения словообразования выделяется следующее количество часов - 60.

Ответственный редактор: доктор филологических наук, профессор Абдуазизов А.А.

Оглавление

• Тема 1. Словообразование как языковой ярус
• Тема 2. Комплексные единицы русского словообразования
• Тема 3. Морфемика русского языка. Типы морфем
• Тема 4. Основы русского языка
• Тема 5. Понятие производности и признаки производного слова
• Тема 6. Морфонологические особенности русского словообразования
• Тема 7. Классификации производных слов
• Упражнения

Тема 1. Словообразование как языковой ярус

словообразование русский язык

Термин “словообразование”, как и термин “морфология”, является двойственным: он обозначает и онтологический процесс образования слов (иначе - словопроизводство, словообразовательная деривация), и лингвистическую дисциплину, изучающую этот процесс.

В кругу родственных дисциплин, разделов курса “Современный русский язык” (лексикологии, морфологии, фонологии, синтаксиса), словообразование является самым “молодым”. Это не означает, что проблемы словообразовательной деривации остались вне поля зрения языковедов XIX-XX веков, однако словообразование благодаря теснейшим связям с лексикологией и морфологией не осознавалось как отдельный языковой уровень (ярус) и соответственно включалось либо в состав лексикологии (в большинстве славянских грамматик), либо в состав морфологии (в русистике).

Вторая половина ХХ века характеризуются повышением интереса к словообразованию и бурным развитием самых разных его направлений (проблематика словообразовательного значения, словообразовательного типа, гнезда, словообразовательной морфонологии, специфики и функций производных слов и т.д.). Одновременно ведется дискуссия о статусе словообразования как самостоятельного языкового яруса; эта дискуссия в принципе не снята с повестки дня и к настоящему моменту.

На практике к описанию словообразовательной подсистемы любого языка могут быть применены самые различные подходы: описание чисто синхронное, историческое, либо смешанное синхронно-диахроническое. Преобладают, однако, синхронные описания с вкраплениями, касающимися этимологического анализа, исторических процессов, изменяющих структуру слова, становления способов словообразования и отдельных словообразовательных типов (СТ).

Словообразование может описываться в рамках аналитической либо синтетической моделей (от формы к значению либо от значения к форме), причем абсолютно преобладают аналитические описания; с иных позиций словообразовательная система русского языка (равно как и какого-либо другого языка) пока полностью описана не была; так, не существует, например, описаний словообразовательной системы, выполненных на основе теории генеративной или функциональной грамматики; имеются лишь теоретические работы предварительного характера по генеративному словообразованию.

Аналитический подход предопределил преимущественное внимание к словообразовательному типу как классификационной единице словообразования, в ущерб словообразовательной категории (СК), которая по логике вещей должна занять в дериватологии то же место, что и грамматическая категория (ГК) в морфологии.

Однако при любом подходе в рамках курса “Словообразование” изучаются производные слова, их возможные классификации, способы синхронного словообразования, словообразовательные типы и модели, морфонологические явления при словообразовательных процессах, типы словообразовательной мотивации, специфика и типы словообразовательных значений (СЗ), соотношение членимости и производности, комплексные единицы словообразования.

Примарной, неразложимой далее единицы на словообразовательном уровне не существует. На такую роль могла бы претендовать морфема - минимальная значимая единица языка, иначе - минимальная единица плана выражения, которую можно соотнести с планом выражения. Однако эта единица является общей единицей словообразовательного и морфологического уровней (вследствие чего некоторые

исследователи выделяют морфемику как самостоятельный языковой уровень).

Все остальные единицы словообразования представляют собой результат комбинаторики других единиц (морфем, основ и формантов).

Это сближает словообразование с синтаксисом, все единицы которого - результат комбинаторики единиц нижележащих уровней (лексики и морфологии), однако на более высоком уровне комбинации единиц приобретают новое качество, благодаря чему единицы синтаксиса рассматриваются как безусловно самостоятельные.

В этом кроется одно из доказательств самостоятельности словообразовательного яруса, так как традиционно наряду с синтаксисом внешним (синтаксисом словосочетания и предложения) выделяется внутренний синтаксис (синтагматики морфем, основ и формантов).

В настоящее время основной единицей словообразования закономерно признается словообразовательный тип - “схема построения слов определенной части речи, абстрагированная от конкретных лексических единиц, характеризующихся: а) общностью части речи непосредственно мотивирующих слов и б) формантом, тождественным в материальном и семантическом отношении (морфема или другие словообразовательные средства)”. Русская грамматика. - т. I.- М., 1980. - с. 135.

К одному словообразовательному типу относятся, например, слова учитель, преподаватель, создатель, собиратель, мучитель, искатель и м н. др.. Общность этих лексем проявляется в единой отглагольной мотивации, едином форманте - суффиксе -тель, носителе агентивной семантики.

Однако наряду с СТ важнейшей единицей словообразования в собственно семантическом плане является словообразовательная категория - система словообразовательных значений, выраженных теми или иными формантами. Так, для отглагольных агентивных существительных на -тель в семантико-функциональном отношении существенно вхождение в СК “производитель действия”, к которой, кроме указанных существительных, относятся лексемы погрузчик, метчик, подборщик, мойщик, бегун, несушка, дирижер, каменотес, домостроитель и мн.др.

И СТ, и СК - абстрактные единицы языковой системы, существующие в отвлечении от конкретных лексических значений, оппозиции лицо/нелицо и т.д., а СК отвлекается также от конкретного вида форманта.

Реализацией же определенных СК и СТ являются конкретные лексемы, но лексемы определенного типа - производные, т.е. двояко мотивированные, обусловленные значением и звучанием других слов, иначе - находящиеся в отношениях формальной и семантической мотивации.

Непризнание словообразования в качестве самостоятельного яруса языковой системы связано и с тем, что далеко не все языки мира обладают особым словообразовательным “модулем”. Однако для большинства разноструктурных языков мира словообразование все же характерно (ср. русский флективный, узбекский агглютинативный, английский аналитический языки).

Более того, для языков типа русского - синтетического, флективного, фузионного - наличие развитой системы продуктивного словообразования со множеством способов, формантов, типов «неизбежно».

Русская словообразовательная система является разновидностью славянских словообразовательных систем, преимущественно флективного типа, что отражает активное участие флексии в словообразовательных актах.

В то же время исследователи отмечают нарастание аналитических и агглютинативных тенденций в русском словообразовании, тем не менее в структурном отношении словообразовательный ярус всех славянских языков, в том числе и русского, сохраняет ряд существенных общих черт, начиная от способов словообразования и кончая набором основного арсенала формантов.

Существенными чертами русского словообразования, отличающими его, в частности, от морфологической системы, являются:

Однонаправленность связей - от производящего слова к производному.

Промежуточность словообразовательных оппозиций по продуктивности между лексическими (минимальными) и грамматическими (максимальными). См. об этом: Степанов Ю.С. Основы общего языкознания. - М., 1975. - с. 156.

Пример лексической оппозиции: мать- отец, брат- сестра, дочь- сын, дядя-тетя ... (Оппозиция по семе “пол”).

Пример грамматической оппозиции: стол - кресло-парта, дуб- береза -дерево, нож -пила-сверло, дельфин - рыба -млекопитающее, мальчик- девочка - дитя, разрыв - нежность - признание ... (Оппозиция по грамматическому роду).

Пример словообразовательной оппозиции: ученик - ученица, турок - турчанка, сват - сватья, учитель- учительница, нахал - нахалка, племянник- племянница ... (Оппозиция по СЗ “женскость”).

Трактовка количественного наполнения различных оппозиций (минимальных, максимальных и промежуточных) условна и имеет смысл лишь в противопоставлении лексических, грамматических и словообразовательных рядов. В самом деле, очевидно, что деление существительных на три грамматических рода универсально; противопоставление непроизводных существительных по семе “пол” касается лишь одушевленных существительных и проводится не до конца последовательно (ср. названия животных филин, сова, мышь, сурок и под.). Словообразовательные оппозиции более регулярны и продуктивны, чем лексические, но, безусловно должны уступать по этим признакам грамматическим. От лексических они отличаются более строгой формальной организацией, более “грамматичны” за счет формантов, большая часть которых оформляется флективно.

Однако “промежуточность” словообразовательных оппозиций не означает, на наш взгляд, “промежуточности” словообразования и словообразовательного значения между лексикой и грамматикой, лексическим и грамматическим значениями.

3) Потенциальность словообразования.

Существует давняя дискуссия о предмете словообразования: либо это структура уже существующих слов (“Как сделаны слова”), либо описание возможностей, потенций словообразования (“Как делаются слова”). При всей важности первой задачи более актуальной представляется вторая, так как словообразование из всех языковых ярусов наиболее наглядно реализует творческие возможности языка, оно как бы ориентировано на будущее, ведь это - основной ресурс обновления и пополнения словарного состава.

В то же время по отношению к современному русскому словообразованию необходимо подчеркнуть сосуществование в нем продуктивных и непродуктивных явлений, между которыми не всегда можно провести четкую границу, наличие множества реликтовых явлений в виде непродуктивных нерегулярных корреляций, множества степеней членимости и т.д.

Основной функцией словообразования, безусловно, является номинативная: словообразование путем сочетания уже существующих в языке основ и формантов призвано именовать новые реалии, признаки, процессы. (Напомним, что другими способами именования и соответственно пополнения лексики являются заимствование, семантическая деривация, калькирование).

Однако в последние годы развивается положение о полифункциональности словообразования: наряду с номинативной ему присущи экспрессивная, прагматическая, компрессивная, связующая функции.

Установку на экспрессию, выразительность и оценку наименования демонстрируют вторичные номинации уже поименованных предметов: дубинку можно назвать демократизатором, машину, стоящую зимой вне гаража -подснежником, автомат - укокошником и т.д.

Ряд производных племянничек, защитничек, противничек, родственничек, работничек и т.д. содержит деминутивный (уменьшительный) суффикс, который не выражает реальной уменьшительности (ср. стол- столик), ни экспрессии ласки (ср. нос- носик, ноги - ножки при реальном соответствии денотата усредненной норме). Эти производные как бы прагматически заряжены на отрицательную оценку денотата и стремление довести ее на собеседника (читателя) и даже навязать ее, возможно - стимулировать определенные действия или отказ от них.

Компрессивная функция (функция сжатия, сокращения) оправдывает наличие способов сложения и особенно аббревиации (ср. три семантически однородных наименования: Центральный банк - Центробанк - ЦБ).

Целые классы производных слов - имена действия и имена качества - выполняют преимущественно функцию связи фрагментов текста, например: Работать и думать вместе Анфиса не умела. Думание всегда давалось ей с трудом.

Частные функции словообразования не вступают в противоречие с основной, номинативной функцией, так как номинация в любом случае осуществляется, они лишь дополняют и детализируют тип наименования. Не исключено совмещение в одном акте деривации двух или нескольких функций (например, номинативной, экспрессивной, связующей).

Признание полифункциональности словообразования существенно расширяет представление о “сферах влияния” словообразовательной подсистемы и ее связи с другими языковыми подсистемами.

Итак, словообразование представляет собой самостоятельный ярус языковой системы; оно может быть описано с чисто синхронных позиций в рамках как аналитической, так и синтетической моделей; проблематика словообразования охватывает широкий круг вопросов, связанных с производным словом; основными единицами словообразования являются словообразовательный тип и словообразовательная категория; для русской словообразовательной системы характерны флективность и гетерогенность (разнородность); общими свойствами всех словообразовательных систем являются однонаправленность связей и “промежуточность” оппозиций по количеству реализаций; словообразование русского языка полифункционально.

Согласно широко распространенному определению, системой языка является совокупность реализованных и потенциальных единиц и закономерностей их организации, определяющих возможность или невозможность их реализации и сочетание в тексте.

Выделение языковых ярусов, находящихся в иерархических отношениях, предполагает модель языка как системы систем, где каждая система выступает как своеобразный модуль, органически встроенный в общую систему и в то же время относительно автономный.

Словообразование выполняет особую роль в организации общей системы русского языка вследствие того, что большая часть полнозначной лексики русского языка - производные слова: по данных “Словообразовательного словаря русского языка” А.Н. Тихонова из 145 тысяч зафиксированных слов около 127 тысяч - производные (остальные являются либо непроизводными словами, возглавляющими словообразовательные гнезда (дом, вода, работать, река, греть, толстый, пять, тихий и т.д.), либо это так называемые одиночные слова (авгур, бура, дека, вилла). Тихонов А.Н. Словообразовательный словарь русского языка. - т.I. - М., 1985.- С.4 -7. Системность лексики обеспечивается статусом слова как ячейки смысловой сети, к которой сходятся парадигматические отношения типа синонимии, антонимии, родо-видовых отношений, вхождения в семантические поля. Безусловно, все слова любого языка на синхронном срезе связаны между собой, одни более тесно и непосредственно, другие - через стадии семантических переходов (доказано, что их не более 7). Однако и на этом фоне роль производного слова (ПС) в установлении системы лексики бесспорна: ведь производное слово, помимо всех связей, характерных для непроизводных слов, входит в определенное гнездо (связи по линии корня), словообразовательный тип и словообразовательную категорию (связи по линии форманта и словообразовательного значения). Словообразовательные типы выступают как аффиксальные общности ... Иной тип объединения производных слов представляют собой корневые общности - словообразовательные гнезда (СГ). Противопоставление аффиксов корневым элементам лежит в основе системной организации ..., играет системообразующую роль...». Тихонов А.Н. Проблемы изучения комплексных единиц системы словообразования // Актуальные проблемы русского словообразования. - Ташкент, 1982. - С.4.

Сам принцип объединения большей части русской лексики в СГ выявляет одно важное свойство русского языка - высокую степень мотивированности, т.е. возможности объяснения одних слов через другие.

Весьма существенна роль словообразовательных процессов в становлении, дифференциации и пополнении частей речи в русском языке. Представляется, что развитие частей речи и словообразования было единым процессом, и именно словообразовательные форманты и модели, наряду с грамматическими средствами, являются маркерами частей речи.

В принципе набор формантов, т.е. словообразовательных средств каждой части речи, участвующей в словообразовательных процессах (существительных, прилагательных, глаголов, наречий), “представляет собой непересекающиеся совокупности”, для них характерна “различная типология словообразовательных значений, определяемая категориальными свойствами частей речи, разная степень спаянности словообразовательных значений с морфологическими и др.” Лопатин В.В. Русская словообразовательная морфемика. - М., 1977. - С. 14.

В.В.Лопатин обнаружил только один суффикс, общий для прилагательных и существительных: в парах свежий - свеженький и подруга - подруженька с ласкательным значением. Там же. Но даже и здесь тождество суффиксов может быть оспорено, так как формант - это формально-семантическая единица, система флексий входит в состав суффиксального форманта, а система флексий у суффиксов - оньк- (орф.-еньк-) в приведенных примерах разная.

Совершенно иную форму и тем более значение имеют суффиксы имен и глаголов, ср.созда-тель, молоти-лк-а, волч-онок, учитель-ск-ий, дупл-ист-ый, улыб-чив-ый, склад-н-ой, бел-и-ть, вольн-ича-ть, сед-е-ть, камен-е-ть.

Таким образом, словообразование является важнейшим фактором системности лексики и морфологии, однако оно имеет и свою внутреннюю системную организацию.

Системные связи словообразования с другими языковыми ярусами определяются прежде всего центральным положением не просто слова, а именно производного слова в системе и всех видах функционирования русского языка, причем с каждым годом углубляется представление об этих связях, изоморфизме и специфике языковых уровней.

Связь словообразования с фонетикой и фонологией прямая и непосредственная. Каждая фонема - это различитель звуковых оболочек, а через них - и значений морфем и слов. Кроме различительной, фонема выполняет и конструктивную функцию: формирует звуковые оболочки значимых единиц языка, морфем и лексем.

Связь словообразования с фонологией проявляется и в том, что по фонологическим нормам русского языка на морфемном шве допустимы не все сочетания звуков, что вызывает множество морфонологических преобразований.

Тесные связи словообразования и лексики определяются прежде всего тем, что словообразование является основным каналом пополнения словарного состава.

Связь этих уровней детерминируется и типами взаимодействия лексических и словообразовательных значений в семантической структуре производного слова. Очень важно, что ПС образуются на базе конкретных лексических значений производящих, прямых или переносных, примером могут послужить ПС кривизна, криворукий, образованные на базе прямого значения прилагательных кривой, и кривда (“неправда”) образованное на базе переносного значения этого прилагательного (ныне устаревшего)- “несправедливый, ложный”.

Лексикологию, словообразование и морфологию связывают отношения синонимии, антонимии, омонимии, своеобразно проявляющиеся на каждом уровне.

Связь словообразования с лексикой как языковым уровнем определяется также ролью словообразовательных типов и категорий в формировании лексико-грамматических группировок лексики, семантических полей и т.д. (существительных со значением места, лица, глаголов поведения, занятия и под.).

Связь словообразования с фразеологией проявляется в том, что большая часть производных слов обладает признаком семантической идиоматичности (фразеологичности). Значение ПС, как правило, не является механической суммой составляющих его компонентов (производящей базы и форманта). Так, ПС дневник, утренник, вечерник, ночник принадлежат к одному СТ ( мотивированы прилагательными, имеют один формант, одно СЗ), а также к одной семантической серии по мотивирующему (обозначение разных отрезков суток). Однако в плане семантического результата эти ПС не однородны, они соответственно обозначают: 1) конкретный предмет; 2) абстрактное понятие (утренний праздник либо утренний заморозок); 3) лицо по признаку “форма обучения”;4)конкретный предмет (причем совершенно иного типа и назначения, чем в первом случае). Таким образом, в данном случае (что довольно распространено) происходит переключение семантических полей в процессе словообразовательной деривации, причем явных признаков, индексов такого переключения нет, так как суффикс -ник- является выразителем общего значения предметности.

Семантическое приращение не выраженного формально элемента семантики и составляет сущность идиоматичности семантики ПС (ср. ФЕ собаку съесть, голова садовая и под.) Это свойство семантики ПС описывается формулой 1+1=2+х, где х- приращенный, формально не выраженный элемент семантики.

Кстати, именно это свойство производных слов объясняет, каким образом комбинаторика уже существующих в языке единиц способствует пополнению словарного состава, обогащению его новыми не только в формальном, но и в семантическом отношении дериватами. Именно это отличает словообразовательную деривацию от словоизменения, так как в последнем случае реализуется установка на воспроизведение семантически однородных единиц в пределах определенных границ формально- семантического варьирования.

Теснейшее взаимодействие, многосторонние связи, определенный формально-функциональный изоморфизм словообразования и морфологии предопределены флективным фузионным характером русского языка, при этом наличие определенных «размытых зон», где как бы перекрещиваются словообразование и словоизменение, неизбежно. К таким зонам в русском языке относятся: 1)категория числа имен существительных; 2) степени сравнения имен прилагательных; 3) вид и залог глагола; 4) неспрягаемые глагольные формы, т.е. инфинитив, причастия, деепричастия. Каждая из названных категорий и форм - сложный узел проблем, решаемых исходя из теоретических установок авторов грамматических описаний, однако преобладающее отнесение перечисленных зон к морфологии говорит все же в пользу возможности дифференцировать словообразование и словоизменение не по форме выражения (синтаксическая - несинтаксическая форма, как в рамках Московской формальной школы), а по семантическому результату (установки на “нечто семантически новое» либо “модифицируемое данное”, соответственно характерной для словообразования и словоизменения). В то же время следует подчеркнуть многообразие типов производных слов, реализующих разные функции словообразования, а также наличие специфической шкалы идиоматичности.

Выше уже отмечалась роль словообразовательных процессов для становления частей речи; роль этих процессов огромна также в формировании и развитии лексико-грамматических разрядов, многие из которых на 90% оформлены словообразовательно, например, собирательные существительные (листва, зверье, крестьянство, студенчество, агентура, мошкара, синонимика и др.), а также сингулятивы (обозначения единичных понятий), относительные прилагательные, способы глагольного действия. Взаимосвязь словообразования и морфологии проявляется также во взаимодействии морфологических и словообразовательных категорий (например, рода и женскости, степеней сравнения и субъективной оценки, вида и начинательности).

Закономерно, что морфонологические преобразования основ (чередование, усечение, наращение и т.д.) в принципе одни и те же в словообразовании и словоизменении, с определенными расхождениями, объясняемыми историческим развитием языка.

Связи словообразования и синтаксиса многообразные и лежат в самых разных плоскостях.

Наиболее рано выявленные и изученные связи этих уровней лежат в плоскости изучения синтаксических связей производящих и производных (ср. верить в успех - вера в успех, увлекаться музыкой - увлечение музыкой; но открывать страну - открытие страны и под.)

Впоследствие подробно изучались следующие аспекты связи и корреляции словообразования и синтаксиса: степень изоморфизма словообразовательных и синтаксических единиц; словообразование на синтаксической основе, универбация; синтаксические свойства производных и производящих; лексическая и синтаксическая деривация и др.

Таким образом, словообразование теснейшим образом связано не только с лексикой и морфологией, но и с другими языковыми подсистемами, что по сути характерно для всех языковых уровней и само по себе не является свидетельством несамостоятельности какого-либо уровня.

Аналитический подход к русскому словообразованию предопределил преимущественное внимание к словообразовательному типу (СТ) как центральной единице словообразования. Такой подход, безусловно, имеет полное право на существование и в данный момент принес заметные результаты: в «Русской грамматике» (т.I) детально описаны все СТ узуального русского словообразования /Русская грамматика 1980, 141-410/. Однако при этом осталась в стороне словообразовательная категория - основная семантико-функциональная единица системы словообразования; кроме того, описание «от СТ» получается, на наш взгляд, чрезмерно громоздким и недостаточно системным. Описание словообразования «от СК» позволит существенно уточнить представление о системности словообразования, его функциональном потенциале, связях с морфологией и лексикой.

Словообразовательная категория обычно определяется как совокупность СТ с однородным словообразовательным значением, т.е. опять-таки «от СТ». Однако возможно определение СК как совокупности СЗ, выраженных теми или иными формантными средствами, т.е. «от СЗ». В таком случае преодолевается и формантный, и частеречный порог описания: в одну СК могут быть сведены типы префиксальные, суффиксальные, сложно-суффиксальные; есть СК, «привязанные» к одной части речи, другие же могут объединять разные части речи. Кроме того, для типологического изучения словообразовательных систем разноструктурных языков СК как единица операционного описания подходит гораздо больше, чем СТ.

Например, СК “субъективная оценка” охватывает три части речи и может выражаться как суффиксальными, так и префиксальными типами (ножка, столик, деревце, тоненький, зияющий, презлой, тихонечко, премило и т.д.).

Тип словообразования каждого языка тесно связан с его детерминантой. Г.П.Мельников детерминантой флективных языков считает “принцип экономного выражения комбинаций служебных значений”. “При корневой монеме может использоваться одна

служебная монема комплексного значения; каждая часто встречающаяся комбинация служебных значений может иметь в этом случае специальную деривационную монему”/Мельников 1969, 57/. Отмечается обилие служебных монем и наличие нескольких значений в большинстве из них. “Обилие связанной грамматической информации снижает требования к фиксации порядка слов в сообщении, а распространенность фузионных явлений на стыках монем приводит к усложнению морфонологических закономерностей в языке. Требование обязательного выражения реляции содействует формализации способов согласования слов в предложении и развитию согласованных классов... Связанность деривационных значений с реляционными приводит к определенному месту в будущих предложениях, в результате чего словарь достаточно четко разбивается на классы слов с определенной деривационной семантикой”/Мельников 1969, 57-58/.

Детерминанта языков агглютинативного типа - “принцип экономии аффиксов”. «Экономия в использовании служебных монем требует строго порядка слов в предложении, возможности широкого безаффиксального использования корневых монем, моносемности служебных монем, так как только в этом случае можно исключить те из них, значения которых становятся неясными в случае расширения контекста. Потребность в легком вычленении аффиксов требует предотвращения фузионных явлений на стыках морфем, но тогда функция склеивания монем перекладывается на гласные, в связи с чем развивается гармония гласных (сингармонизм). Корневая монема должна быть максимально опознаваема. Это значит, что гармония гласных основывается на уподоблении гласных аффиксов гласным корня. Чтобы вариабельность гласных аффиксов не осложнялась влиянием соседних гласных, в аффиксах широко используются сонорные, а корни отличаются отсутствием сонорных перед неизменяемыми гласными» /Мельников 1969, 55/.

Языки типа узбекского Г.П.Мельников называет языками с формальными коллекционными единицами стратификации. От изолирующих они отличаются прежде всего тем, что имеют специальные служебные монемы, которые расходуются очень экономно. Сообщение формально выражено, внешне оформлено, появляются формальные главные и второстепенные члены предложения /Мельников 1969,63/.

По отношению к морфемной структуре слова Мельников обобщил то, что разрозненно подчеркивалось в характеристиках узбекского и русского слова: узбекские слова как бы собираются каждый раз из стабильных как в семантическом, так и в формальном отношении, корневой морфемы и преимущественно посткорневых аффиксов; морфонологические явления для узбекского словообразования и словоизменения не характерны, хотя и наблюдаются случаи приспособления аффиксов к корням-основам.

Русское слово изменяется как монолит, в нем синтезированы лексические и грамматические значения; фузия проявляется не только в обилии морфонологических явлений, затемняющих структуру слова, “оплавляющих” морфемные швы, но и в синтезе разных типов значений (вещественных, словообразовательных, грамматических).

Само понятие флективного языка предполагает наличие флексии и ее противопоставление деривационным морфемам; это противопоставление проводится по следующим линиям:

Флексии многозначны, т.е., подобно фонемам, заключают в себе пучок дифференциальных (но только семантических) признаков, например: доска - доску - досками. Здесь противопоставление флективных форм выражает род, число, падеж.

В агглютинативных языках падежные показатели семантически отделены от других служебных аффиксов, однако они стабильны и однозначны. Например, узбекское слово болаларимизга имеет в своем составе три аффикса: -лар- показатель множественного числа, -имиз- показатель притяжательности, -га - показатель того падежа, который по традиции называют дательным, но он может быть назван и направительным.

Флексии синтаксичны, т.е. они, по школьному определению, служат для связи слов в предложении, осуществляя согласование по роду, числу и падежу основных частей речи: существительных, прилагательных и глаголов (формы рода релевантны для глаголов прош.времени и сослагательного наклонения).

Флексии вызывают многочисленные морфонологические явления на морфемном шве (чередование, усечение, наращение) и любые их комбинации.

Флексии, сопровождая “конечные” суффиксы основы, как определенные, обычно строго избираемые комплексы, фактически участвуют в процессах словообразования. Именно поэтому во флективных языках выделяются нулевые суффиксы (наряду с нулевыми окончаниями). Термин “нулевой суффикс” - это одна из моделей описания роли флексии в словообразовании флективных языков, например, А.А. Реформатский прямо указывает, что для “многих индоевропейских, и в частности, для славянских, языков характерно ... то явление, что флективные постфиксы ... одновременно выполняют роль словообразовательных формативов... Такие функциональные аффиксы можно назвать суффикс-флексиями”/Реформатский 1987, 54/.

Для флексий индоевропейских языков характерны много-многозначные отношения, т.е. одна флексия может выражать разные значения, и напротив, одно и то же значение может быть выражено разными флексиями, например: дом отца - вижу отца- вижу сестру- вижу сестер- нет сестер и т.д.

Это ведет к широко развитой синонимии, вариантности, омонимии флексий.

Для узбекского языка с его строгой, логичной, одно-однозначной системой между планом содержания и планом выражения грамматических явлений такие отношения в целом не характерны.

Узбекские, как и вообще тюркские падежные показатели характеризуются следующими свойствами: 1) однозначностью выражаемого общего смысла; 2) способностью присоединяться ко всем субстантивным именам; 3) способностью реализовываться только в алломорфах нейтрального и лично-посессивного типа.

В плане морфемной структуры очень важна распространенность в русском языке не только посткорневых (постфиксальных в широком смысле), но и префиксальных морфем (приставок). Это представляет собой важную типологическую черту. В узбекском языке префиксов (приставок) как продуктивного класса морфем нет.

Организация СК в языках с развитой словообразовательной системой осуществляется под “контролем” морфологических категорий. Морфологические системы русского и узбекского языков существенно различаются, однако основная часть “семантического пространства”, отражаемая морфологическими категориями в русском и узбекском языках, совпадает: указание на количество предметов, на субъективно-объективные отношения и их связь с коммуникацией, на отношение действия к действительности, на временную отнесенность действия. Это воплощается в каждом языке в категориях числа, падежа, степеней сравнения, лица, залога, наклонения, времени.

Несоотносительными, неизоморфными (в семантическом плане) являются категории рода, одушевленности/неодушевленности, полноты/краткости в русском языке, принадлежности, лица/нелица в узбекском языке.

Дискуссионным является вопрос о наличии или отсутствии в узбекском языке категории вида. “Имеется ряд исследований узбекского языка, в которых в той или степени затронуты вопросы, связанные с выражением способов глагольного действия в узбекском языке, с проблемой наличия или отсутствия категории вида в узбекском языке. Имеются также работы сопоставительного плана, например, исследования способов передачи русских глаголов в узбекском языке /Кожаева 1991, 121/.

Поскольку в данной работе рассматриваются СК как единство словообразовательных значений и формантных средств их выражения, то и выделяются СК обобщенного характера. СЗ начинательности нами включаются в СК “временная ограниченность действия” (запеть, попеть, пропеть, пролежать, отговорить).

В русском и узбекском языках в содержательном отношении совпадает ряд СК:

СК “отвлеченный процессуальный признак” (мигание, хождение, разгон, резка, зубрежка, хлопотня, суетня, дремота, борьба, развитие -пириллаш, су\ориш, синов, синов, ыто=, отишма).

СК “ производитель действия” (указатель, слушатель, метчик, бманщик, проверщик, носильщик, бегун, ходок, завистник, дирижер -=ырувчи, эшитувчи, сотувчи, кырсаткич, серташвиш).

СК “орудие действия” (молотилка, сеялка, напильник, колун, жатка, гасильник, сенокосилка-чоп=и, ыро=, илмо=, беркиткич, бос=он, ти=ин, илгак).

СК “результат действия” ( слепок, отпечаток, выкормыш, трещина-ери=, ташланди=, ямо=, =иринди).

СК “отвлеченный процессуальный признак” (тонкость, свежесть, изящество, лиризм, безвкусица, белизна, удаль- тезлик, ешлик, биринчилик, со=овлик, чиройлилилк).

СК “вместилище”(супница, мыльница, псарня, игольник-тузлу=, сувдон, отхона).

СК “принадлежность живому существу” (дедов, мамин, отцов, птичий-отамники, то\асиники, акамники).

СК “подобие предмету” (щеголеватый, крючковатый, зубчатый, шаровидный, газообразный-газсимон, одамсимон, тухумсимон, е\очдек.).

СК “отрицание признака” (алогичный, ирреальный, небольшой, безвольный-кучсиз, сувсиз, бесабр, номаълум, ноту\ри).)

СК “степень признака” (архинелепый, наилучший, сверхмощный, слабоватый, грубоватый, рыжеватый-о=иш, =орамтир, кыкро=, исси=ро=, серщосил);

СК “становление признака” (желететь, прочнеть, деревенеть, крепчать, мельчать -сар\аймо=, =изармо=, =уюкламо=, камбагаллашмо=, бойимо=);

СК “наделение признаком” (желтить, грязнить, выявить, источить, осиротить- сар\аймо=, =изармо=, янгиламо=, яхшиламо=).

Как видно из приведенных примеров, СК русского и узбекского языков противопоставлены менее контрастно, чем морфологические системы данных языков по ряду признаков.

В целом ряде случаев СК русского языка выражаются большим числом формантов, чем СК узбекского языка, причем иногда наблюдается алломорфия. Отдельные СК узбекского языка выражаются совершенно единообразно (“отвлеченный непроцессуальный признак”, “принадлежность живому существу”). В других случаях наблюдается разнообразное выражение СК несколькими постфиксальными аффиксами, только в исключительных случаях (в заимствованиях) используются приставки.

На словообразовательном уровне нейтрализуется противопоставление между русским и узбекским языками по наличию/отсутствию категории одушевленности: СК “производитель действия” в русском языке, а также СК “результат действия” не разграничивают одушевленных и неодушевленных существительных (ср. резчик- разметчик, слепок - выкормыш).

Реализуются не грамматические признаки одушевленных-неодушевленных в русском языке (которые могут и не совпадать с понятием живой/неживой) а собственно семантические в изоморфной СК “принадлежность живому существу”.

Если словообразование имен в русском и узбекском языке резко контрастирует по обилию морфонологических преобразований в русском языке (ср. зубрить- зубрежка, разогнать- разгон, колоть- колун, удалой- удаль), то глагольное словообразование русского и узбекского языков на некоторых участках менее контрастно. Так, продуктивным формантом образования глаголов становления является суффикс -е- (темнеть, бледнеть, хиреть, слабеть, зеленеть, умнеть, глупеть).Образования с алломорфом -а- немногочисленны (крепчать, мельчать).

Техника присоединения глагольных суффиксов к основам приближена к агглютинативной: темн-е-ть, бел-е-ть, черн-е-ть, грязн-и-ть, бел-и-ть, глагольные суффиксы легче выделяются, чем большинство именных суффиксов. Однако о полной агглютинативности таких суффиксов говорить нельзя, так как они выражают не только деривационное, но и видовое значение.

В русском языке к периферии СК становления относятся глаголы сохнуть, киснуть, мокнуть, крепнуть, чахнуть и под. Семантика этих глаголов ориентирована на передачу медленных постепенных изменений признака вне идеи становления: глохнуть “терять чувство слуха”; вянуть - “увядать, лишаться свежести”.

В узбекском языке СК становления организуются более однородными в семантическом плане рядами производных глаголов, среди которых не выделяется ядерный тип. Глаголы становления в узбекском языке представлены рядом СТ: П+ар (Р) (кизил-“красный” кизармо= “краснеть”, эски “старый” -эскирмо= “стареть, ветшать”), П+ай (й) (сарик “желтый”- сар\аймо=- “желтеть”, кенг- “широкий”-кенгаймо=- “расширяться”)”.

Используются также суффиксы -лаш-, -лан-, -и-, так что наблюдается и разнообразие аффиксальных средств выражения, и алломорфия, и преобразование основ (например, кизармо=).

Вследствие отсутствия в узбекском языке грамматической категории рода отсутствует и СК женскости (ср. в русском языке:

киргизка, учительница, ученица, супруга, принцесса, шахиня и под.). С другой стороны, идиоматичной для русских является СК узбекского языка, не находящая корреляции в русском: езмо=лик “возможность писать”, келмо=лик- “ возможность прихода”.

Очень специфичной является категория “субъективная оценка” в русском языке, объединяющая три части речи (существительные, прилагательные и наречия) и организованная по принципу градуальной шкалы: столик, домик, домище, кусина, ключик, собачище, собачка, собачонка, собачоночка, тоненький, тонюсенький, толстущий, злющий, тихонько, тихонечко, предобрый. В то же время А.Н.Кононов указывает на тюркские аффиксы - n -, - g -/-k/, -g- n -/ -k-n-, -l-, lag-lak-, /-,-z, которые, совпадая материально, постоянно перекрещиваются по содержанию, обозначая в одних случаях уменьшительность-ласкательность и наряду с этим вежливость-почтительность, а в других - собирательность-множественность и наряду с этим также вежливость - почтительность. (Для узбекского языка это иллюстрируется диалектным материалом). Отмечается также, что аффикс -лар-, “имея своей основной функцией выражение членимой множественности ..., служит в тюркских языках и для передачи почтительности ... Рустам акамлар гапирмадиларми? (Ойбек) “Мой старший братец разве еще не говорили?”/см.Кононов 60, 79/.

Интересно, что в перевод приведенного предложения с узбекского включено русское уменьшительное “братец”, выступающее в подобном значении как устарелое (Обычным является ироническое: Ну и братец у меня!). Значит, семантически данный способ выражения почтительности пересекается с СК субъективной оценки, но только на одном участке . (Устаревшим или просторечным для русского языка является обращение типа Молодцы! К одному лицу).

Кроме того, в узбекском языке распространены образования от имен собственных типа Каримахон, Салимахон, которые преобладанием оттенка почтительности, уважительности существенно отличаются от русских образований Женечка, Витюша и под., так как русские деминутивы от имен собственных, наряду с экспрессией ласки обычно содержат оттенок фамильярной близости.

Многочисленные СК глаголов в русском языке связаны семантически прежде всего с категорией вида, а также залога, а формально - с приставочным, префиксально-суффиксальным и постфиксальным способами выражения (например, приехать, влететь, развести, сбежаться, биться, обанкротиться). Поэтому они не находят соответствия в узбекском языке.

В то же время все не выраженные на словообразовательном уровне значения выражаются лексическими или синтаксическими средствами.

Например, “узбекский язык передает начало действия при помощи аналитических бивербальных конструкций, основной из которых является сочетание “деепричастие на /и/б или -а/й+бошла”. В этой конструкции бошла/- это самостоятельная лексическая единица со значением “начать”. Такое значение А.А.Юлдашевым определяется как обозначение исчерпанности начального этапа действия, выраженного первым его компонентом”/Кожаева 1991, 122/.

В русском языке так же не все комбинации значений могут быть выражены словообразовательными средствами в синтетической словоформе. Деривационный аналитизм - историческая закономерность в развитии номинативной системы. Полностью отвечая тенденции к специализации, деривационный аналитизм вместе с тем является обязательным и естественным компонентом системности языка /Никитевич 1985, 49-53/.

Примерами, иллюстрирующими аналитическую деривацию, могут служить следующие: становиться темно-бурым, работать каменщиком, быть музыкантов и под.

Э.М.Ахунзянов, сопоставляя, суффиксальный способ словообразования в русском и тюркских языках, пишет: “Наличие в татарском языке словообразовательных аффиксов, выполняющих функцию русских суффиксов, создает некоторую общность в словообразовательной структуре обоих языков. Однако сопоставительный анализ показывает, что между русскими суффиксами и словообразовательными аффиксами татарского языка есть существенная количественная и качественная разница”/Ахунзянов 1987, 48/.

В русском языке выделяется более 160 суффиксов только имен существительных. А.Н. Кононов в грамматике узбекского языка установил 44 аффикса, образующих существительные /Кононов 1960, 105-160/. На наш взгляд, их целесообразно называть постфиксами.

“Обилие и разнообразие суффиксов в системе русского словообразования является одной из отличительных контрастивных особенностей русского языка, свидетельствующей о богатстве его словарного состава”/Ахунзянов 1987, 49/. Дело, однако, не в богатстве словарного состава, так как в языке любого типа необходимая номинация осуществляется тем или иным способом, а в самой организации лексики и грамматики.

Э.М.Ахунзянов указывает на большую специализированность и дифференцированность русских аффиксов, на их позиционное распределение как в семантическом, так и в формальном плане. “Различие в способах аффиксации является одним из существенных контрастивных различий в системе словообразования в русском и татарском языках”/Ахунзянов 1987, 51/.

Это положение можно распространить и на узбекский язык, однако еще более существенно, на наш взгляд, общее определение статуса посткорневой словообразующей морфемы тюркских языков. Суффикс во флективных языках, в частности, в русском, является двусторонне связанной морфемой, занимая позицию между корнем и флексией или другим суффиксом (исключение составляют наречия). Эта позиция “обязывает” суффиксы сопрягаться с системой флексий и участвовать в выражении грамматических категорий. Поэтому суффиксы имен и глаголов имеют разное строение: именные суффиксы, либо состоят из согласного либо имеют исход на гласный (-к(а), -ни-, -оват-, -ск-, -тель-), глагольные суффиксы либо состоят из согласного, либо имеют исход на гласный (-е-, -а-, -нича-, -ствова-, -ну-), естественно, по отношению к основе инфинитива. Суффиксы разных частей речи - разные совокупности, т.е. выделяются суффиксы существительных, прилагательных, глаголов, наречий.

В узбекском языке такой строго позиционной закрепленности аффиксов нет, хотя в косвенных падежах словообразующие аффиксы предшествуют показателям падежа либо показателям притяжательности.

В плане вокалическо-консонантной организации словообразующие аффиксы (постфиксы) узбекского языка четко не ориентированы на имена или глаголы.

Возможно, нецелесообразно переносить термин “суффикс”, ориентированный на индоевропейские языки, на тюркские языки и следует применять составной термин “словообразующий аффикс” либо термин постфикс.

Следует также упомянуть о том, что один и тот же аффикс может употребляться в разных частях речи с разным значением. Это особенно свойственно аффиксу -лик, который, кроме выражения имен качества, может образовывать существительные разной семантики: доцентлик- положение доцента, доцентура; до\истонлик- дагестанец; доялик- профессия акушерки; доячилик - занятие или профессия повивальной бабки; дудуклик -заикание, косноязычие; заргарлик- профессия или ремесло ювелира; таткикотчилик- исследовательские работы.

В индоевропейских языках, в том числе и в русском, сама флексия может выполнять словообразующую функцию, например: супруг- супруга, кум -кума, маркиз- маркиза, носить- ноша.

Это явление терминологически описывается по-разному: как безаффиксальное словообразование, бессуффиксный способ, нулевая суффиксация. В последнее время в вузовских грамматиках утвердился последний термин, но в школьном преподавании этот термин не утвердился и там бытует термин “бессуффиксный способ”.

Нулевым суффиксом, как и нулевой флексией, называется значимое отсутствие звука, выявляемое в однородных парадигмах, например, синий - синева, синька, син'о.

Способ нулевой суффиксации широко используется при образовании имен, например: взлетать- взлет, уходить- уход, сухой- суша, удалой - удаль, бить - бой, пускать - пуск. У существительных он может сочетаться со сложением: мореход, водовоз, каменотес, сухогруз, зверолов, книголюб, домосед, скалолаз, плотогон, скороход и мн.др. У прилагательных этот способ может сочетаться с префиксацией: ср.бездомный- безголовый, безбилетный -безрукий, безоговорочный -безглазый.

В узбекском языке в силу четкого, строгого морфемного строения и закрепления за определенными аффиксами тех или иных значений не может быть ни нулевых грамматических, ни нулевых словообразовательных показателей.

Большой проблемой в плане определения производности в русском словообразовании были слова типа калина, малина, смородина, пастух, ячмень, мусор, буженина, брусника, птица, эгоист, белесый, радуга, курносый, почтамт, стеклярус. В этих словах либо выделяются ряды по аффиксоподобному отрезку (калина, малина, смородина, брусника содержат так называемый “ягодный” суффикс, на самом же деле это один из показателей СК “вещественность”), но отсутствует производящее слово, либо производящее слово имеется, но формант представляет собой уникальное образование с неясным значением (ячмень, почтамт, стеклярус, курносый).

По поводу производности этих слов состоялась дискуссия между двумя крупными языковедами, Г.О. Винокуром и А.И.Смирницким (см. об этом: Реформатский 1987, 62-65).

Аналогичная проблема существует и в других языках индоевропейского типа и касается узких непродуктивных классов типа “ягодных”.

С точки зрения А.И. Смирницкого, важна повторяемость аффикса как служебной морфемы, а наличие производящего не так существенно. Более поздние исследователи обратили внимание на то, что в совокупности эти типы как бы дополняют друг друга и вместе дают членимость слов типа лет-чик, стекл'-анн-ый, баян-ист, т.е. слов, имеющих производящее и выделяющих регулярный аффикс с четким СЗ. Таким образом, было выдвинуто понятие, более широкое, чем производность - членимость слов.

Обычные производные составляют первую степень членимости, а все остальные распределяются по степени членимости. Выделяют от трех до двенадцати степеней членимости, в зависимости от осознаваемости морфемных отрезков (например, весьма низкую оценку получает членимость таких слов, как ячмень, воробей, соловей). Однако в принципе степеней членимости три: 1) членимость обычных производных слов; 2) членимость слов с уникальным аффиксом, но вполне ясным корнем; 3) членимость слов с унирадиксом, т.е.связанным и уникальным корнем.