Стратегии речевого воздействия в жанре предвыборных теледебатов
Обзор системы стратегий речевого воздействия, реализуемых коммуникантами в предвыборных теледебатах. Характеристика речевого воздействия с позиций психолингвистики, понятие "стратегическая коммуникация" и "речевая стратегия" в междисциплинарном аспекте.
| Рубрика | Иностранные языки и языкознание |
| Вид | диссертация |
| Язык | русский |
| Дата добавления | 09.11.2010 |
| Размер файла | 167,4 K |
Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже
Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.
Волгоградский государственный педагогический университет
На правах рукописи
Иванова Юлия Михайловна
Стратегии речевого воздействия в жанре предвыборных теледебатов
Диссертация
на соискание ученой степени
кандидата филологических наук
Специальность 10.02.19 - теория языка
Научный руководитель -
доктор филологических наук,
профессор Е.И. Шейгал
Волгоград - 2003
- Содержание
- ВВЕДЕНИЕ
- ГЛАВА 1. СТРАТЕГИЯ КАК КОМПОНЕНТ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ РЕЧЕВОГО ВОЗДЕЙСТВИЯ
- 1.1 ПОНЯТИЕ СТРАТЕГИИ В МЕЖДИСЦИПЛИНАРНОМ АСПЕКТЕ
- 1.2 МОДЕЛИРОВАНИЕ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ РЕЧЕВОГО ВОЗДЕЙСТВИЯ
- 1.3 МОДИФИКАЦИЯ ЗНАНИЯ КАК СТРАТЕГИЧЕСКАЯ ЦЕЛЬ РЕЧЕВОГО ВОЗДЕЙСТВИЯ
- ВЫВОДЫ ПО ГЛАВЕ 1
- ГЛАВА 2. СИСТЕМА СТРАТЕГИЙ РЕЧЕВОГО ВОЗДЕЙСТВИЯ В ЖАНРЕ ПРЕДВЫБОРНЫХ ТЕЛЕДЕБАТОВ
- 2.1 АГОНАЛЬНОСТЬ КАК СЕМИОТИЧЕСКАЯ КОНСТАНТА ПОЛИТИЧЕСКОГО ДИСКУРСА
- 2.2 БАЗОВЫЙ УРОВЕНЬ. ИНТРОДУКТИВНАЯ СТРАТЕГИЯ
- 2.2.1 Тактика понятийной категоризации
- 2.2.2 Тактика образной категоризации
- 2.2.3 Тактика ценностной ориентации
- 2.3 ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ В АГОНАЛЬНОМ ДИАЛОГЕ. ВАРЬИРУЮЩАЯ И АДДИТИВНАЯ СТРАТЕГИИ
- 2.3.1 Варьирующая стратегия: тактики верификации и метаязыкового комментирования
- 2.3.2 Аддитивная стратегия: тактики введения новых фактов и нового аспекта
- ВЫВОДЫ ПО ГЛАВЕ 2
- ГЛАВА 3. РЕАЛИЗАЦИЯ СТРАТЕГИЙ РЕЧЕВОГО ВОЗДЕЙСТВИЯ В ЖАНРЕ ПРЕДВЫБОРНЫХ ТЕЛЕДЕБАТОВ
- 3.1 ЖАНР ПРЕЗИДЕНТСКИХ ТЕЛЕДЕБАТОВ КАК АГОНАЛЬНЫЙ ДИАЛОГ
- 3.1.1 Структура конфликта
- 3.1.2 Ролевая структура жанра
- 3.1.3 Правила коммуникативной «игры» и коммуникативная позиция
- 3.2 ЖАНР ПРЕДВЫБОРНЫХ ТЕЛЕДЕБАТОВ: ОПЫТ КОГНИТИВНО-РИТОРИЧЕСКОГО АНАЛИЗА
- 3.2.1 Когнитивно-риторический метод
- 3.2.2 Первый этап порождения текста. Оппозитивное строение агонального диалога
- 3.2.3 Второй этап порождения текста. Концепт «президент» как информационное ядро коммуникации в жанре предвыборных теледебатов
- 3.2.4 Третий этап порождения текста. Стратегии и тактики речевого воздействия в агональном диалоге
- ВЫВОДЫ ПО ГЛАВЕ 3
- ЗАКЛЮЧЕНИЕ
- СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
- ИСТОЧНИКИ ПРИМЕРОВ
- СПИСОК ЛЕКСИКОГРАФИЧЕСКИХ ИСТОЧНИКОВ
Введение
Данная работа выполнена в русле теории речевого воздействия, теории дискурса и когнитивной лингвистики.
Актуальность исследования обусловлена необходимостью исследования стратегий речевого воздействия, важностью изучения политического дискурса и его жанров, а также недостаточностью освещения жанра предвыборных теледебатов в лингвистической литературе.
Объектом исследования является жанр предвыборных теледебатов в рамках политического дискурса. В качестве предмета изучения рассматриваются стратегии речевого воздействия в данном жанре.
Целью настоящей работы является описание системы стратегий речевого воздействия, реализуемых коммуникантами в рамках предвыборных теледебатов. Данная цель определила следующий круг задач исследования:
охарактеризовать речевое воздействие с позиций психолингвистики;
уточнить содержание понятия «речевая стратегия» в междисциплинарном аспекте;
обосновать понятие стратегической коммуникации;
определить типы стратегий, используемых коммуникантами для воздействия в рамках жанра предвыборных теледебатов;
выявить системную организацию стратегий речевого воздействия, используемых в рассматриваемом жанре.
Научная новизна работы состоит в выделении критериев разграничения стратегической и нестратегической коммуникации, в определении и классификации стратегий воздействия в жанре предвыборных теледебатов, в доказательстве уровневого характера системы этих стратегий, в комплексном когнитивно-риторическом анализе данного жанра.
Теоретическая значимость работы состоит в уточнении понятия речевой стратегии, в дальнейшей разработке теории жанров политического дискурса.
Практическая ценность работы заключается в возможности использования результатов работы в вузовских курсах коммуникативистики, риторики, теории речевого воздействия. Они также могут представлять интерес для специалистов по связям с общественностью при разработке предвыборных кампаний.
Исследование проводилось на материале текстов президентских предвыборных теледебатов в США 1960 - 2000 годов; использовались также тексты парламентских дебатов в США. Общий объем материала составил около 500 страниц.
В работе использовались следующие методы исследования: когнитивно-риторический, контент-анализа, семантического моделирования, лингвистической интроспекции.
Теоретическую базу исследования составили работы лингвистов и психологов в области теории деятельности (И.А. Зимняя, А.А. Леонтьев, А.Н. Леонтьев и др.), когнитивной лингвистики (А.Н. Баранов, Т. ван Дейк, Е.С. Кубрякова, П.Б. Паршин, З.Д. Попова, Е.В. Рахилина, И.А. Стернин, А. Ченки и др.), теории дискурса (Т.Н. Астафурова, Р. Водак, В.И. Карасик, Э.Р. Лассан, М.Л. Макаров, П. Серио, Е.И. Шейгал и др.), теории сознания (М.К. Мамардашвили, Дж. Сёрль, У. Эко), теории культуры (Ф. Жюльен, Й. Хёйзинга).
В своем исследовании автор опирался на следующие положения, доказанные в научной литературе:
Деятельность - максимально абстрактное понятие, охватывающее взаимодействие человека со средой, организованное некоторой целью (А.Н. Леонтьев).
Речевое воздействие - способ изменения интенциональной сферы внутреннего мира человека за счет модификации отдельных фрагментов структуры его знаний; модели речевого воздействия удобнее всего описываются в психологических представлениях (В.В. Красных, И.А. Стернин, Е.Ф. Тарасов).
Речевое воздействие можно определить как операции над семантическими сетями реципиента (разрыв ассоциативных связей и установление новых) (О. С. Иссерс).
Стратегия - особый способ поведения человека в условиях непосредственной недостижимости поставленных им целей. Выбор стратегического пути достижения целей предполагает создание игровой ситуации, которая характеризуется такими параметрами, как ограниченность в пространстве и времени, наличие установленных правил и потенциальная возможность выигрыша (Й. Хёйзинга, Ф. Жюльен).
Релевантная для языковой личности единица знания - концепт, имеющий три основные составляющие: понятийную, образную и ценностную (В. И. Карасик); единицей организации концепта является пропозиция (З. Д. Попова, И. А. Стернин).
Семиотическая модель политической коммуникации включает агональность, которая реализуется на уровне знаков, речевых актов и жанров (Е.И. Шейгал).
На защиту выносятся следующие положения:
1. Основными критериями выделения стратегической коммуникации и противопоставления ее нестратегической являются: (1) наличие конфликта целей коммуникантов, проявляющееся в непосредственной недостижимости поставленных ими целей (генетический аспект), (2) осознание воздействующим субъектом речевого воздействия как деятельности (психолингвистический аспект) и (3) использование для разрешения конфликта целей имеющейся в культуре специальной коммуникативной игровой формы (культурологический аспект).
2. Жанр президентских теледебатов отвечает перечисленным критериям, и может быть рассмотрен как проявление стратегической коммуникации.
3. Стратегии, составляющие основу речевого воздействия в жанре предвыборных теледебатов, образуют систему, которая представляет собой иерархию уровней, коррелирующую с темпоральной организацией диалога. Первый (базовый) уровень этой иерархии соответствует интродуктивной, второй - варьирующей, а третий - аддитивной стратегии. В структуре каждой из стратегий выделяется набор тактик, которые соотносятся со стратегией как варианты с инвариантом.
4. Информационным ядром коммуникации в жанре предвыборных теледебатов является концепт «президент», организуемый в соответствии со структурой фрейма «политик». Речевое воздействие, осуществляемое в этом жанре каждым из претендентов на пост президента, направлено на то, чтобы максимально приблизить представление аудитории о нем к прототипному образу президента. Эта цель достигается преимущественно за счет наполнения конкретным содержанием трех слотов фрейма «политик»: параметры деятельности, групповая принадлежность, личностные качества.
Глава 1. Стратегия как компонент деятельности речевого воздействия
Предметом настоящего исследования является феномен стратегии воздействия с точки зрения его реализации в политической коммуникации. Обоснование сущности этого феномена и закономерностей его функционирования в качестве объекта филологического анализа требует обращения к результатам разработки теории стратегии в междисциплинарном аспекте. Для определения параметров описания стратегий воздействия мы рассмотрим содержание понятия стратегии в военной науке и в математической теории игр - в тех двух областях знания, в которых это понятие относится к группе основных, и, поэтому, наиболее активно разрабатываемых. Исследование стратегии в междисциплинарном аспекте, однако, не будет полным без обращения к данным культурологии и философии, где это понятие также получило определенную разработку. Кроме того, понятие стратегии приобретает все большую популярность в современной лингвистике. Это побуждает нас обратиться к сопоставлению параметров понятия стратегии в перечисленных областях знания с тем, чтобы определить инвариантные составляющие этого понятия, присущие ему вне зависимости от сферы его научного употребления.
1.1 Понятие стратегии в междисциплинарном аспекте
Термин стратегия обязан своим возникновением развитию практической и теоретической стороны искусства ведения войн. История войн, а значит, и стратегии, - насчитывает значительное количество времени. Однако, научная разработка данного понятия началась чуть более, чем полтора века назад,- и связана с именем Г. Ллойда (1820 - 1883), обобщившего в своих трудах богатый практический опыт человечества и некоторые попытки теоретического изучения вопроса.
За это время понятие стратегии значительно изменило свой первоначальный смысл, что было вызвано, в первую очередь, развитием человеческого общества в целом и, в частности, техническим прогрессом, принесшим новые виды оружия, средства связи и обозначившим новые сферы интересов. Развитие наук о человеке также немало способствовало этому процессу, так как новые знания о человеческой психике, полученные в ХХ веке, позволяют прогнозировать, а иногда и программировать, некоторые поведенческие реакции противников и союзников.
Изменения, затронувшие суть явления военной стратегии, ясно видны из сопоставления двух определений соответствующего термина, данных “Encyclopaedia Britannica”:
«В XVIII и начале XIX века, когда термин только вошел в употребление, (он) означал искусство планирования и управления военными кампаниями, а также передвижением и расположением вооруженных сил в войне».
«Стратегия (военная) - это наука или искусство вовлечения всех оборонных, экономических, политических и других ресурсов нации в достижение целей войны ».
Таким образом, изменение значения исследуемого нами термина затронуло все содержательные аспекты обозначаемого им понятия, оставив неизменным лишь его телеологический аспект: стратегия всегда направлена на достижение целей войны.
В структуре военного дела выделяются следующие области: (1) стратегия, (2) оперативное искусство, (3) тактика. Поскольку стратегия признается теоретиками военного дела «высшей областью» их искусства (СЭС), можно говорить о существовании между ними иерархических отношений. Тактика является искусством решения частных технических вопросов, а стратегия относится к сфере «решения» войн (по аналогии с решением игр). Однако, стратегия - явление более сложное, чем просто сумма тактик. Она скорее не «складывается» из них, а определяет их общее направление - и наоборот: являясь в какой-то степени «частями» стратегии и разворачиваясь линейно (во времени и пространстве), тактики не предшествуют стратегии, не составляют ее, а реализуют.
Какова общая сущность явления стратегии? Энциклопедии и словари определяют ее как (1) искусство и (2) науку (EB; COD; СЭС). Несомненно, наука стратегии возникла как следствие накопления достаточного объема эмпирического материала и возникновения необходимости в его систематизации. Очевидно, что искусство стратегии исторически предшествует соответствующей науке и является первичной формой существования стратегии. Сегодня в лингвистике происходит аналогичный процесс: богатый практический опыт человечества в сфере реализации стратегической коммуникации обобщается в виде теоретического описания стратегических явлений в языке.
В этом аспекте представляются важными достижения военной науки в области разработки понятия стратегии, связанные с философским толкованием войны, а значит, - и образа поведения, принимаемого человеком в ее пределах, то есть, стратегического поведения.
У виднейшего теоретика военного дела прусского генерала К. фон Клаузевица находим следующее определение: «…война есть не что иное, как расширенное единоборство…» (Клаузевиц 1994: 35). Стратегия, по К. Клаузевицу, «… составляет план войны и связывает с поставленной военным действием целью ряд тех действий, которые должны привести к ее достижению» (Клаузевиц 1994: 188). Важнейшее свойство стратегии с операциональной точки зрения состоит, по К. Клаузевицу, в следующем. «Так как большинство этих (военных - Ю. И.) действий может быть намечено лишь на основе предположений, которые частично не оправдываются, а целый ряд более детальных определений заранее и совсем не может быть сделан, то из этого, очевидно, следует, что стратегия обязана сама выступать на театр войны, дабы на месте распорядиться частностями и внести в целое те изменения, в которых постоянно будет нужда» (Клаузевиц 1994: 189). Это свойство военной стратегии быть постоянно корректируемой в зависимости от изменяющихся условий соотносится с такой характеристикой стратегии коммуникативной как гибкость (Иссерс 2002).
Изначальная направленность стратегии на достижение целей войны дает нам возможность определять телеологичность и наличие конфликта в качестве ее конституирующих признаков.
Стратегическое поведение в своем операциональном аспекте связано с деятельностью планирования, состоящей в выборе действий на основании критериев оптимальности. Выбор - не единичное действие, совершаемое стратегом при планировании им военной кампании, а его перманентное состояние в ходе реализации своих (постоянно корректируемых) планов. Таким образом, стратегия превращается из некоего статичного «плана» в принцип деятельности, отличающий последнюю от поведения как потока действий человека в процессе его взаимодействия со средой.
Данное понимание согласуется с культурологическими теориями, рассматривающими стратегию в качестве важнейшего элемента культуры. Явление стратегии получило трактовку в теории культуры не только в силу того, что изучение войны является важным аспектом описания культуры в целом, но и потому, что стратегическое как феномен, очевидно, имеет более широкую область существования, чем война.
Это предположение подтверждается, в частности, размышлениями К. фон Клаузевица, который писал: «Война есть не что иное, как продолжение политических отношений при вмешательстве иных средств. Мы говорим: при вмешательстве иных средств, чтобы вместе с тем подчеркнуть, что эти политические отношения самой войной не прекращаются, не преобразуются в нечто совершенно другое, но, по существу, продолжаются, какую бы форму ни принимали средства, которыми они пользуются, и что главные линии, по которым развиваются и связываются военные события, начертаны политикой, влияющей на войну вплоть до мира» (Клаузевиц; цит. по: Кола 2001: 207). Примечательно, что для пояснения этой мысли генерал использует понятия из философии и лингвистики: «Война, конечно, имеет свою собственную грамматику, но не собственную логику» (Клаузевиц, цит. по: Кола 2001: 208 - 209).
Французский социолог Доминик Кола так интерпретирует высказывание прусского стратега: «Иными словами, войну можно рассматривать как специфическую идиому, законы которой вытекают из логики более высокого порядка или из универсальной грамматики, каковой является политика. Если войну рассматривать вне универсальной логики политики, то ее содержание покажется алогичным, противоречащим правилам грамматики, то есть лишенным смысла и цели» (Кола 2001: 208 - 209).
Рискнем предположить, что такое понимание сущности взаимосвязи войны и политики означает, что именно стратегия (а не политика, как пишет Д. Кола) составляет суть той «универсальной грамматики», которой определяются, в частности, международные отношения. Действительно, если мы согласимся с утверждением о том, что основная логика (или грамматика) поведения государств на войне не отличается от логики их поведения в мирное время, то вынуждены будем также признать, что в мире они ведут себя так же, как и на войне, то есть, стратегически. Идя далее по пути междисциплинарных аналогий, мы предполагаем, что в языковом общении, как и в любой деятельности, всегда присутствует стратегичность, проявляющаяся в целенаправленности и упорядоченности. Однако, существуют особые ситуации, в которых суть общения (как частной разновидности деятельности) состоит в «единоборстве». Эти ситуации соотносятся с обычным человеческим общением как война соотносится с остальной политикой. Коммуникативное насилие Под коммуникативным насилием мы в данном случае подразумеваем любой способ коммуникативного поведения, связанный с посягательством на свободу действий одного из коммуникантов, проявляется ли это в виде вербальной агрессии, актуализации в речи статусного неравенства или иных способов психологического давления на партнера(-ов) по коммуникации. (за редким исключением) не помогает в подобных ситуациях, в отличие от военного насилия. Поэтому коммуникантам, при возникновении таковых, приходится изыскивать более утонченные и сложные способы достижения своих целей. Общение в таких ситуациях обладает, по нашему мнению, определенными признаками, позволяющими выделять его как особый вид коммуникации, который мы предлагаем называть стратегическим. Обоснованием этого вида коммуникации мы займемся в главе второй (раздел 2. 1.)
Если же мы обратимся к дальнейшим метафорам, употребляемым прусским генералом для иллюстрации своих идей, то увидим, что «используя понятия из лингвистики, К. Клаузевиц сравнивает отношения между правительствами и между нациями с обменом: общение между ними в мирное время происходит с помощью дипломатических нот, в которых отражается мысль наций. Война не означает утраты способности вести диалог между политическими образованиями, но она являет собой лишь другой вид письма и речи» (Кола 2001: 208).
Итак, когда речь идет о различиях между войной и остальной политикой, уместно говорить о разных «средствах», но не о разной «логике». Вероятно, это обусловлено наличием перманентного конфликта интересов, характеризующего межсоциумные (добавим: и часто межличностные) отношения.
Французский синолог Ф. Жюльен идет в своем понимании сущности стратегии и ее места в культуре еще дальше по пути абстракции. Он вводит понятие «стратегии смысла», на основании которого противопоставляет две древние культуры - китайскую и греческую (и - шире - восточную и западную) как несущие противоположные типы стратегического. Особенно явно выраженные в виде образа действий в ситуации войны, эти противоположности, тем не менее, получают свое - не столь очевидное и изученное - выражение в других сферах культуры, таких как искусство, философия, дидактика, коммуникация (как межличностная, так и общественная). В конечном счете Ф. Жюльен определяет данные противоположности как «стратегии смысла», имея в виду, что именно они являются основополагающими принципами построения культуры.
Китайская стратегическая модель, по Ф. Жюльену, полностью основана на принципе «обходного пути». В самом общем виде его основание можно описать при помощи понятия информационной асимметрии в ситуации противостояния. Стратегия «обходного пути» предполагает «обход» - а значит, если не обман в чистом виде, то введение противника в заблуждение относительно своих намерений. «Определенным образом расставить войска, сообразуясь с диспозицией противника, означает действовать «в лоб»; обрести же превосходство над диспозицией противника, не прибегая к какой-либо конкретной расстановке своих войск значит действовать «окольным путем». Вместо того, чтобы заниматься размещением своих сил в ответ на построение противника, я держу его под контролем именно за счет того, что у меня самого какое-либо отчетливое построение отсутствует». Этот образ действий и характеризует принцип «окольного пути». «Суть его превосходства в том, что одна из сторон еще не осуществилась, не обрела определенной формы, и тем самым она может обратить в свою пользу ресурсы возможного и не дает противнику разглядеть себя, - а значит, - не позволяет ему выработать линию противодействия. На этой виртуальной стадии развития событий «окольный путь» позволяет нам сохранить инициативу в полном объеме и в то же время остаться недосягаемыми для удара противника. Потому-то «окольный путь» и позволяет обыграть противника» (Жюльен 2001: 32).
Очевидным представляется возражение, суть которого сводится к следующему: невозможно выиграть войну только при помощи поддержания у противника этого состояния неуверенности относительно своих дальнейших действий. Смысл «стратегии обходного пути» состоит, однако, не в бездействии, как может показаться на первый взгляд. Ее смысл - в информационном превосходстве, которое достигается при условии умения полководца использовать операциональные возможности описанного стратегического принципа.
Интерпретируя древнего классика, Ф. Жюльен пишет: «…в той степени, в какой противники схожи, один не может одолеть другого. А значит, именно тот аспект, в котором они отличаются друг от друга и который, в фигуральном смысле (в смысле некоей чистой траектории), составляет «окольное» отношение к противнику, собственно, и позволяет одному из них одержать верх над другим. Теперь представим (…) различие в игре в самом общем виде как оппозицию разных стадий: «стадия развертывания составляет отношение лицом к лицу, а то, что предшествует развертыванию, - окольный путь» (Сунь Бинь Бинфа; цит. по: Жюльен 2001: 32). Последовательная интерпретация данного отрывка приводит читателя к мысли, выраженной в том же древнем трактате, а именно: «когда окольный путь только развертывается, не ответив на него (таким же окольным образом), мы можем победить» (Сунь Бинь Бинфа; цит. по: Жюльен 2001: 32).
Техническое воплощение данного философского прозрения содержится в наставлениях одного из китайских императоров: «(искусство войны) состоит в том, чтобы представить окольный путь как прямой, а когда враг увидит в нем прямой путь, я могу застать его врасплох, нападая сбоку; или же представить прямой путь как окольный, а когда враг увидит этот окольный путь, застать его врасплох, напав впрямую» (Сунь Бинь Бинфа; цит. по: Жюльен 2001: 32 - 33). Переводя данный пассаж на язык современных наук о человеке, можно сказать: победа в некотором противоборстве достается тому, кто наиболее умело оперирует информационным состоянием противника.
Обобщая описанный стратегический принцип, французский синолог замечает: «Из только что приведенного пассажа следует, что побеждает всегда тот, кто большее число раз «обойдет» другого (то есть, у кого всегда есть в запасе «еще один обход», «на один обход больше»)» (Жюльен 2001: 32 - 33).
Что касается греческой стратегичности, то «…в основе этой модели лежит диаметрально противоположная концепция, ориентированная на прямое, лобовое столкновение войск, построенных в боевой порядок» (Жюльен 2001: 35). Этот тип стратегичности автор считает доминирующим во всей европейской культуре по сей день - и на нем основывает способ построения культурных смыслов.
Противопоставление описанных типов стратегичности приводит Ф.Жюльена к выводу о том, что истинно стратегическим можно считать только китайский образ поведения, построенный на оперировании информационным состоянием противника для достижения собственных целей. По сути, он поглощает греческий тип стратегичности, который используется им как один из элементов системы, ибо «удар в лоб» также может быть использован в качестве «окольного пути» - при условии существования возможности завести противника в тупик такими действиями.
В аспекте изучения стратегического использования естественного языка концепция Ф. Жюльена представляется ценной в нескольких смыслах. Во-первых, на основании понятия стратегичности она связывает воедино такие далекие друг от друга сферы человеческой деятельности как война, риторика, поэзия, философия, - а это отвечает логике нашего собственного исследования. Во-вторых, она обосновывает идею информационного превосходства в качестве центральной идеи теории стратегического. В-третьих, она дает ключ к пониманию стратегического образа поведения как комплекса действий, обладающего сложной структурой, которая содержит, по крайней мере, два уровня: поверхностный и глубинный. Эти уровни мы выделяем в ней на основании разведения понятий «прямого» и «окольного пути», чередование которых позволяет стратегу (полководцу, ритору и т. д.) сохранять собственное информационное превосходство над соперником (врагом, аудиторией и т. д.).
Культуролог Й. Хёйзинга, положивший понятие игры в основу теоретического описания культуры, считает, что «игра есть добровольное поведение или занятие, которое происходит внутри некоторых установленных границ места и времени, согласно добровольно взятым на себя, но безусловно обязательным правилам, с целью, заключающейся в нем самом; сопровождаемое чувствами напряжения и радости, а также ощущением «инобытия» в сравнении с обыденной жизнью (Хейзинга 1997: 45).
Это противопоставление игры и «обыденной жизни», весьма важное для нашего исследования, осуществляется по следующим критериям: во-первых, игра «стоит вне процесса непосредственного удовлетворения нужд и страстей», во-вторых, она ограничена пространством и временем и упорядочена, в-третьих, в ней присутствуют определенные правила, «бесспорные и обязательные» (Хейзинга 1997: 28 - 30).
По словам Й. Хейзинги, игре свойственно также «напряжение», которое есть «свидетельство неуверенности, но и наличия шанса», причем оно «возрастает в своем значении по мере того, как игра в большей или меньшей степени принимает характер соперничества» (Хейзинга 1997: 30). Здесь, вероятно, можно проследить параллель с понятиями «конфликта» и «неопределенности» в математической теории игр.
Мы принимаем за исходную посылку утверждение о том, что игра - это основная среда существования стратегического. Это утверждение мы делаем, исходя из того факта, что инвариантом имеющихся определений является следующее: стратегия есть ментальный план достижения некоей цели и его реализация. Как уже было сказано, этот ментальный план не является статичным и заранее определенным: он создается и постоянно корректируется именно в процессе своей реализации. Такое понимание стратегии предполагает, во-первых, четкое выделение цели, а во-вторых, мыслительную работу по составлению ментального плана её достижения. Поскольку же собственно стремление к цели необходимо ограничено в пространстве и во времени (моментом её достижения, либо осознания невозможности её достижения), а также обязательно обусловлено следованием определенным правилам (устанавливаемым в связи с понятием целесообразности деятельности), мы считаем возможным классифицировать каждую ситуацию стратегического коммуникативного поведения как игровую (в том смысле, что она обладает основными конституирующими признаками игры по Й. Хёйзинге).
Данное допущение правомерно еще и потому, что Й. Хёйзинга убедительно доказывает, что война в своем формальном аспекте представляет собой игру. Необходимо, однако, заметить, что в концепции игры, которой придерживается автор, игра выступает как универсальная форма, наполняемая разным содержанием - и поэтому деятельность, классифицируемая как таковая, может быть по-разному оценена с этической точки зрения (Хейзинга 1997: 198-199, 202). К тому же выводу относительно идентичности формальной структуры этих двух феноменов приходит психолог Э. Берн, основавший теорию человеческой коммуникации на понятии игры (Берн 2000: 44).
Итак, стратегия представляет собой центральное понятие теории войны. Война, в свою очередь, поглощается в своем формальном аспекте понятием игры. Поэтому, теоретическое описание сущности стратегии вообще - и, в частности, стратегических феноменов в языке - необходимо основывать на категориях, составляющих систему, в которой формализуется понятие игры.
Математическая теория игр - раздел кибернетики, в котором разработка понятия стратегии достигла высокой степени формализации, позволяющей описывать на языке математики не только стратегии игроков в игре, но и, например, экономическую стратегию предприятия (Фёлькнер // http://www/ptpu/ru/issues/5_99/html). Изложим кратко некоторые определения и положения этой теории, имеющие непосредственное отношение к описанию понятия стратегии в междисциплинарном аспекте.
«Теория игр - теория математических моделей принятия оптимальных решений в условиях конфликта» (здесь и далее курсив наш - Ю. И.).
«Конфликтом естественно считать всякое явление, относительно которого можно говорить о его участниках, об их действиях, об исходах явления, к которым эти действия приводят, о сторонах, так или иначе заинтересованных в этих исходах, и о сущности этой заинтересованности».
«Исходы конфликта называются ситуациями» (ЭК 1975: 333).
Под стратегией понимают «возможные действия, позволяющие игроку на каждом этапе игры (= период, в течение которого игроки делают свои ходы) выбирать из определенного количества альтернативных вариантов такой ход, который представляется ему «лучшим ответом» на действия других игроков» (Фёлькнер http://www/ptpu/ru/issues/5_99/html).
«…каждая ситуация складывается в результате выбора одной из коалиций действия (= заинтересованных сторон - Ю. И.) некоторой своей стратегии…»
«Поскольку участвующие в большинстве конфликтов стороны заинтересованы в том, чтобы скрыть от противника свои намерения, принятие решения в условиях конфликта оказывается принятием решений в условиях неопределенности» (ЭК 1975: 333).
Таким образом, стратегическое поведение состоит в акте (серии актов) выбора из двух или более альтернативных способов действия, совершаемых в условиях конфликта для достижения некоторой цели в соответствии с определенными требованиями оптимальности.
Все сказанное приводит нас к выводу о том, что стратегия представляет собой некий общий принцип человеческого поведения, принимаемый в условиях конфликта. Стратегическое поведение противопоставляется нестратегическому, которое в самом общем виде можно определить как неигровое, или «обыденное» - по аналогии с понятием «обыденной жизни», которая противопоставляется игре в концепции Й. Хёйзинги.
Обобщая результаты анализа понятия стратегии в междисциплинарном аспекте, мы делаем вывод о том, что оно относится к числу максимально абстрактных и охватывает область человеческого поведения в условиях конфликта, то есть такой ситуации, которая делает цели сторон непосредственно недостижимыми. В самом общем виде, стратегию можно описать как вид взаимодействия с причиной этой недостижимости. Так, для того, чтобы выиграть войну или игру, нужно победить соперника, то есть, взаимодействовать с ним по определенным правилам, руководствуясь целью победы. Представления действующего субъекта (стратега) об оптимальности тех или иных действий будут определять его поведение в таком случае. Поскольку многие цели, которые человек ставит перед собой, связаны с языковым аспектом человеческого существования, уместно говорить о стратегических явлениях в языке.
На основании анализа литературы по данному вопросу мы делаем вывод о том, что термин «стратегия» за довольно короткое время получил в лингвистике весьма широкое распространение - и столь же широкое толкование. Под стратегией, в частности, понимают: (1) принцип построения процессно-ориентированной модели интерпретации текста (ван Дейк и Кинч 1988), (2) выполнение некоторого речевого действия, например, в работе (Lehnert 1982), (3) средство достижения высокой степени успешности высказывания (Haverkate 1984), (4) принцип построения любой осмысленной коммуникации (Sanders 1987), (5) глобальная модель организации межкультурного делового общения (Астафурова 1997), (6) принцип управления конфликтом в политической коммуникации (Желтухина 2000), (7) «своего рода «насилие» над адресатом, направленное на изменение его модели мира, на трансформацию его концептуального сознания» (Иссерс 2002: 102), (8) образ взаимодействия Наблюдателя со средой (Кравченко 2001: 187) и т. д.
Исследуя феномен коммуникативной стратегии, мы отграничиваем его от других языковых явлений стратегической природы, например, от стратегий интерпретации (ван Дейк и Кинч, 1988) и их разновидностей (Залевская 2001: 141, 151) или от стратегий мышления (Меркулов 1999), по принципу интенциональности. Мы считаем, что коммуникативные стратегии целиком и полностью интенциональны, тогда как, например, выбор стратегии мышления, то есть, переключение полушарий мозга при восприятии мира и его осмыслении, никак не зависит от желания говорящего и не осознается им. Понимание стратегии как образа взаимодействия Наблюдателя со средой (определяемого в терминах эффективности или адаптивности), который строится им на основании интерпретации поведения ориентирующего организма, во-первых, задает очень высокий уровень абстракции исследования, а во-вторых, ограничено определенной исследовательской парадигмой, а именно - биологией языка (Кравченко 2001, Матурана 2002).
Коммуникативные стратегии как феномен занимают промежуточное положение между описанными явлениями стратегической природы. С одной стороны, они находятся в сфере сознательных действий, и их реализация полностью контролируется сознанием. Это их главное отличие от стратегий мышления и интерпретации. С другой стороны, если у коммуникативных стратегий есть какой-то адаптивный потенциал, о нем уместно говорить только в одном ряду с обсуждением сходных параметров более глобальных процессов и феноменов.
Понимание сущности коммуникативных стратегий неоднозначно в лингвистике. Анализ литературы по данной проблеме позволяет выделить (условно, в целях систематизации), по крайней мере, пять различных аспектов рассмотрения феномена коммуникативной стратегии.
Текстовый подход: стратегия рассматривается как «содержательный элемент текста», «своеобразный текст в тексте», «сложный языковой знак» (Методология…2001: 199 - 200). Авторы, придерживающиеся этого подхода, делают особый акцент на исследовании текстуальных характеристик коммуникативной стратегии в двух аспектах: с точки зрения его «внешнего (экстенсионального, невербального)» и «внутреннего (вербального, виртуального, знакового) содержания» (Методология…2001: 199 - 200).
Риторический подход: стратегия - это «творческая реализация коммуникатом плана построения своего речевого поведения…в речевом событии» (Теория и практика риторики…1989: 32); «план (инициация) и реализация текста» (Методология…2001: 468). Особенностью этого подхода является акцентирование внимания на наличии некоторого плана речи, реализующегося в процессе построения высказывания и составляющего суть ее стратегичности.
Психологический подход: под стратегией понимается «осознание ситуации в целом, определение направления развития и организация воздействия», «развернутая во времени установка субъекта на общение» (Веретенкина 2001: 178), «обмен собеседниками своими «интенциональными состояниями», ведущий к возникновению «психологической основы для речевого воздействия» (Степанов 2001: 297). Изучение коммуникативных стратегий в таком аспекте связывает феномен стратегического в языке с феноменом воздействия при помощи языка.
Когнитивный подход: стратегия определяется как «совокупность процедур над моделями мира участников ситуации общения» (Баранов; цит. по: Иссерс 2002: 7); «осмысление ситуации общения с помощью интерпретативных схем, способствующих выработке альтернативных способов осуществления действий» (Макаров 1998: 138); «когнитивный процесс, в котором говорящий соотносит свою коммуникативную цель с конкретным языковым содержанием» (Levy; цит. по: Макаров 1998: 138); «постоянная систематическая проверка соответствия между прагматической «глубинной структурой» взаимодействия, иерархической структурой сценарной модели и развертывающейся во времени … «цепочкой» коммуникативных ходов в дискурсе…» (Edmondson; цит. по: Макаров 1998: 138). Данный подход характеризуется особым вниманием к когнитивным механизмам реализации коммуникативных стратегий.
Прагмалингвистический подход: стратегия определяется как «совокупность речевых действий» (Труфанова 2001: 58), «цепочка решений говорящего, его выборов определенных коммуникативных действий и языковых средств» (Макаров 1998: 137), условие и способ достижения высокой степени успешности высказывания (Haverkate 1984, Sanders 1987). Данный подход состоит в исследовании деятельностной составляющей коммуникативной стратегии.
Он используется, в частности, в работе (Иссерс 2002), где под коммуникативной стратегией понимается «комплекс речевых действий, направленных на достижение коммуникативной цели», который «включает в себя планирование процесса речевой коммуникации в зависимости от конкретных условий общения и личностей коммуникантов, а также реализацию этого плана» (Иссерс 2002: 54). Автор отмечает, что коммуникативная стратегия - это всегда «насилие» над адресатом. Поскольку идея насилия прямо не вытекает из идеи планирования, необходимо найти ту область, которая устранит этот понятийный зазор и даст нам возможность определить сущность и границы явления коммуникативной стратегии относительно других языковых явлений стратегической природы, а также иных смежных явлений.
Исследование стратегического аспекта коммуникации, являясь сугубо лингвистической областью научного знания, предполагает, как уже было сказано, обращение к понятию стратегического в междисциплинарном аспекте. Это методологически целесообразно - и даже необходимо, - поскольку любое терминологическое заимствование (в данном случае - термина «стратегия» из аппарата военной науки и математической теории игр) означает существование некоторого смыслового сходства между сущностями, означенными одним термином. Кроме того, сам факт терминологического маркирования какой-либо области, - а значит, и некоторого вновь вводимого противопоставления (в данном случае - стратегической и нестратегической коммуникации) - предполагает не только выделение критериев этого противопоставления, но и их логического обоснования. Очевидно, что наличие конечного (но не закрытого) набора дифференциальных признаков: ситуация конфликта, выбор игрового решения этого конфликта, наличие регулярных проявлений стратегического взаимодействия в дискурсе - обосновывает выделение стратегии как особого вида коммуникативного поведения. Рассмотренная в таком ракурсе, стратегия представляет собой не только регулярное внешнее выражение этих признаков в дискурсе в виде особого сочетания операций над знаниями реципиента, но и обусловливающий его принцип построения коммуникации.
Понимание стратегической коммуникации также неоднозначно в лингвистике. Р. Сандерс (Sanders 1987) под стратегической коммуникацией понимает, по сути, любую осмысленную и состоявшуюся коммуникацию, то есть такую, при которой все высказывания направлены на решение определенных коммуникативных задач, причем говорящими прикладываются результативные усилия к тому, чтобы их высказывания были адекватно поняты (Sanders 1987).
С одной стороны, можно с уверенностью утверждать, что в большинстве случаев естественная человеческая коммуникация обладает всеми признаками, позволяющими отнести ее к явлениям стратегической природы: она всегда имеет некоторую цель (даже если эта цель состоит в том, чтобы «провести время» или «просто пообщаться»), к которой стремится и для достижения которой строится. Она всегда разворачивается линейно, что предполагает решение ряда «тактических» задач, а также необходимость осуществления со стороны говорящих постоянного контроля над соответствием своих действий решению основной, «стратегической» задачи.
С другой стороны, принимая такое широкое понимание термина «стратегический» в отношении коммуникации, мы фактически лишаем его объяснительной силы. Действительно, если всякая сознательная и целенаправленная (в широком смысле) коммуникация получает название «стратегической», то этот термин можно не употреблять, поскольку «стратегическая коммуникация» и «коммуникация» становятся синонимами.
Итак, мы приходим к следующему выводу: для того, чтобы называться стратегической, коммуникация необходимо должна характеризоваться рядом дифференциальных признаков, позволяющих обосновать ее выделение на фоне коммуникации вообще. Другими словами, если мы говорим о существовании такой области человеческого общения как стратегическая коммуникация, то необходимо объяснить, на каком основании она противопоставляется всем остальным видам общения, составляющим, таким образом, область нестратегической коммуникации.
Логично будет определить искомый список критериев на основе обращения к описанным выше свойствам стратегического поведения, рассмотренным в междисциплинарном аспекте.
Как уже было замечено, метафора, посредством которой термин стратегия, относящийся к исследовательскому аппарату военной науки и математической теории игр, был перенесен в область исследования языка, обусловливает такой взгляд на человеческую коммуникацию, при котором она рассматривается как конфликт в широком смысле этого слова, то есть, соотносится с определением конфликта, принятым в теории игр: «…конфликтом естественно считать всякое явление, относительно которого можно говорить о его участниках, об их действиях (которые в математике называются стратегиями - Ю. И.), об исходах явления, к которым эти действия приводят, о сторонах, так или иначе заинтересованных в этих исходах, и о сущности этой заинтересованности» (ЭК 1975: 333).
Несмотря на то, что такое понимание конфликта достаточно широко, мы считаем возможным применять его и к ситуации речевого общения, понимая под «действиями» речевые действия, под «участниками» - коммуникантов. Говоря об «исходах явления», мы будем иметь в виду результативность речевого воздействия говорящих друг на друга и на аудиторию, а «заинтересованность» нам кажется возможным понимать в обыденном смысле этого слова, так как именно заинтересованность ведет к возникновению конфликта целей, что, в свою очередь, может вызывать необходимость в стратегическом общении.
Иными словами, под конфликтом в данном случае следует понимать наличие у коммуникантов частично или полностью взаимоисключающих («конфликтующих») целей, что естественно ведет к ситуации, которая делает невозможным их непосредственное достижение. В самом общем виде ситуация конфликта, характеризующая стратегическое общение, выглядит следующим образом: цели одного из коммуникантов, требующие реализации, по некоторым причинам противоречат реализации целей его партнера по коммуникации. Здесь необходимо сделать важную оговорку: описанная конфликтная ситуация имеет, по крайней мере, три исхода. Первый состоит в «силовом решении проблемы», которым могут послужить такие речевые действия как приказ, принуждение, шантаж, угроза, оскорбление, прямой отказ. Другой путь состоит в «мирном решении» возникшего конфликта; он предполагает заключение некоторой договоренности, основанной на компромиссе. В данном случае речь идет о таких видах речевых действий, как просьба, договор.
Если ни один из этих путей неприемлем для коммуникантов, например, в силу своей неуместности или прогнозируемой неэффективности, они могут прибегнуть к «игровому решению», основанному на речевом воздействии.
Таким образом, основными условиями реализации стратегической коммуникации являются: (1) наличие конфликта, (2) предпочтение игрового, то есть, собственно стратегического, пути его разрешения, и (3) прибегание к речевому воздействию как способу разрешения имеющегося конфликта. Приказ, оскорбление, сделка или договор исключаются нами из области стратегического дискурса по причине того, что они предполагают разрешение конфликта в одно действие, что противоречит нашему определению конфликта как ситуации, в которой цели сторон не достижимы непосредственно.
Таким образом, перенос элементов математической методологии на лингвистическую почву дает возможность выделить новый аспект изучения человеческой коммуникации. По сути, это еще одна попытка приблизиться к пониманию того, как люди «совершают действия при помощи слов». Только в качестве действий в данном случае выступают не речевые акты, а события в широком понимании, такие как, например, избрание одного из кандидатов на высокий пост, удавшаяся попытка журналиста сделать интервью сенсационным, удавшаяся попытка интервьюируемого избежать этой сенсационности (или усилить ее). К случаям стратегической коммуникации мы относим различного рода дебаты, дискуссии, споры.
Итак, достаточно проанализировать черты, объединяющие войну и игру (а именно эти две области изначально являются вместилищем стратегического), чтобы понять, что в основе стратегического поведения всегда лежит противостояние, основанное либо на конфликте целей нескольких тндивидов, либо на конфликте индивида со средой при стремлении к достижению его целей. Под «средой» мы в данном случае понимаем любые условия, в которых индивиду приходится действовать, и которые он сам не может менять по своему усмотрению (например, случай в азартных играх или неопределенность относительно дальнейших действий противника). Подобная двучленная классификация стратегических явлений приемлема и для описания языковых действий, которые разными лингвистами причисляются к стратегическим. Интерпретация текста и дискурса (Roulet et al. 1985; Ossner 1985, Rubattel 1986; ван Дейк и Кинч 1988 и др.) или преодоление отдельных затруднений при интерпретации различных видов текстов (Залевская 2001) и явления этого порядка нам кажется логичным соотнести со стратегическим поведением человека, сталкивающегося с неким препятствием (в данном случае, это сопротивление текста интерпретации). Ситуация, когда говорящий в дискурсе реализует некоторые коммуникативные (речевые) стратегии для достижения целей, связанных с воздействием на аудиторию, соотносится, по нашему мнению, с ситуацией конфликта в войне и агональной игре. Таким образом, причисляя то или иное языковое явление к феноменам стратегической природы, мы должны быть готовы определить сущность конфликта, обусловливающего реализацию описываемой стратегии.
Выше нами было доказано, что стратегическое поведение как вообще, так и частных своих проявлениях, генерируется наличием некоторого конфликта. Однако остается неясным, в чем суть этого способа поведения.
Х. Хаверкейт (Haverkate 1984) предлагает формализовать феномен стратегии при помощи понятия выбора. Он дает несколько классификаций языковых стратегий, основанных на разных критериях, однако объединяющим моментом в его системе служит тот факт, что стратегия всегда представляется в виде осуществляемого говорящим выбора. Критерии различных классификаций касаются параметров этого выбора. Например, «предъязыковые» стратегии противопоставляются «собственно языковым» на основании объекта выбора, осуществляемого говорящим: первые используются для того, чтобы определить тему разговора, а вторые - для отбора «языковых средств» построения высказывания (Haverkate 1984: 38). Другая классификация, в которой стратегии аргументации противопоставляются риторическим (или локальным) стратегиям, основана на масштабе выбора в пределах текста: стратегией аргументации называется выбор объектов, составляющих макроуровень текста. По терминологии автора, стратегия аргументации - это выбор того, «что сказать», и того, «где сказать это». Риторические стратегии также названы автором локальными потому, что, в отличие от стратегий аргументации, они представляют собой выбор, осуществляемый на микроуровне текста, и касающийся того, «как сказать» то, что уже решено сказать (Haverkate 1984: 38 - 39).
А.К. Михальская полностью основывает свое определение коммуникативной стратегии на понятии выбора. Она выделяет две глобальные коммуникативные тенденции: к сближению и к индивидуальности. «Предпочтение (выбор) одной из возможных тенденций ... и проявление этого предпочтения в речевом общении назовем коммуникативной стратегией» (Михальская, 1996а: 98). Иными словами, А. К. Михальская утверждает, что стратегия - это (1) выбор одной из возможных тенденций и (2) его проявление в речи.
Таким образом, сущность стратегического поведения говорящего состоит в акте выбора, который осуществляется им на основании различных критериев. Ситуация говорения предполагает постоянное осуществление этого выбора с учетом контроля над соответствием уже сказанного намеченной коммуникативной цели, а также, по мере поступления информации о действиях и намерениях партнера по коммуникации, - и с учетом этого фактора.
Принимая за исходную посылку тезис о том, что акт выбора есть структурная единица стратегического коммуникативного поведения, мы, тем самым, постулируем необходимость для реализации коммуникативной стратегии наличия некоей релевантной альтернативы. Так, для реализации некоторой стратегии макроуровня (по Х. Хаверкейту) необходимо, чтобы коммуникативная ситуация допускала выбор хотя бы из двух тем разговора или композиционных схем (схем порядка расположения аргументов). Стратегии микроуровня требуют для своей реализации наличия выбора языковых средств, подходящих для достижения коммуникативной цели. Таким образом, максимально формализованные виды коммуникации, такие как, например, ритуал, исключаются нами из сферы стратегического коммуникативного поведения. Вновь оговоримся: не относясь к сфере стратегической коммуникации, они, тем не менее, не являются абсолютно чуждыми стратегическому: при их реализации задействуются стратегические явления иного порядка (стратегии мышления, стратегии интерпретации и т. д.).
Подобные документы
Речевое взаимодействие в агональном жанре политического дискурса, как предвыборные теледебаты, организованого вокруг конфликта целей участников. Взаимодействие в агональном диалоге, речевого воздействия. Интродуктивная, варьирующая, аддитивная стратегии.
реферат [40,9 K], добавлен 10.08.2010Определение понятия стратегии в междисциплинарном аспекте. Сущность коммуникативных стратегий в лингвистике. Процесс речевого воздействия, составляющие структуры деятельности и ее классификация. Собственная и чужая мысль как предмет речевой активности.
реферат [115,4 K], добавлен 10.08.2010Парадигма ведущих подходов к изучению речевого воздействия. Проблема разграничения прямого и косвенного речевого воздействия. Специфика репрезентации тактик, реализующих макростратегии манипулирования и суггестии. Тактики рациональной аргументации.
дипломная работа [261,3 K], добавлен 13.11.2017Теоретические основы речевых конструкций. Общая характеристика речевого воздействия: природа, предпосылки (психологические, когнитивные, логические, коммуникационно-семиотические), способы (убеждение, внушение) и сферы применения (политика, реклама).
курсовая работа [43,1 K], добавлен 04.06.2012Содержание фразеологизмов: между значением и выражением. Понятие и классификация фразеологических единиц. Феномен фразеологического значения. Компаративы в системе дискурса. Английские компаративные идиомы в системе речевого воздействия.
дипломная работа [73,4 K], добавлен 21.09.2006Стратегии и тактики речевого общения в рамках речевой коммуникации, приемы воздействия на партнера по коммуникации, приемы манипуляции и операции над высказываниями. Речевое общение и взаимодействие, речевое воздействие с точки зрения когнитивистики.
реферат [35,8 K], добавлен 14.08.2010Прагмалингвистические особенности речевого конфликта, описание механизмов представления их в речи. Понятие прагматики и ее становление как науки. Теория речевых актов и ее место в современной лингвистике. Стратегии и тактики конфликтного речевого акта.
курсовая работа [62,0 K], добавлен 13.08.2011Процесс аргументации в современной риторике; понятие речевого воздействия. Пятичастичное деление речевого акта в античном риторическом каноне: изобретение, расположение, выражение, запоминание и произнесение речи. Виды топосов: внешние и внутренние.
лекция [12,8 K], добавлен 01.02.2014Понятие речевого жанра и его конститутивные признаки. Определение границ и целостности высказывания по М.М. Бахтину, понятие композиции как важнейшего аспекта речевого жанра. Исследование когнитивных процессов сознания при восприятии речевого жанра.
реферат [48,0 K], добавлен 22.08.2010Характеристика коммуникативных стратегий убеждения в диалоге, условия успешности речевого акта и анализ особенностей бытового диалога. Стратегии убеждения и их использование в произведениях А.С. Пушкина и А.П. Чехова. Применение диалоговой системы.
курсовая работа [43,4 K], добавлен 09.11.2009
