Введение

Глава 1. Концепт как лингвокультурологическая категория

1.1 Статус концепта как феномена

1.2 Базовые характеристики концепта

1.3 Понятие «национальная концептосфера»

1.4 Языковая картина мира

1.4.1 Русская и англоязычная языковые картины мира

1.5 Концептуальный анализ

1.6 Образ человека по данным языка

Выводы по Главе 1.

Глава 2. Сопоставительный анализ концепта «УДАЧА» в русской и англоязычной языковых картинах мира

• 2.1 Лексические единицы, обозначающие концепт «УДАЧА» в английском и русском языках
• 2.2 Основные компоненты русского концепта «УДАЧА» и англоязычного концепта «LUCK»
• * Удача - судьба
• * Удача - богатство, благосостояние
• * Удача - игра
• * Удача - успех
• Выводы по Главе 2.
• Заключение
• Summary
• Список использованной литературы

Введение

Данное исследование посвящено сопоставительному анализу концепта «УДАЧА» в английском и русском языках, выполненному в русле лингвистики и лингвокультурологии.

Образ человека реконструируется многогранно, многоаспектно и многофункционально в социологии, физиологии, психологии, лингвистике. Наиболее обширен и интересен внутренний мир человека, чувственная сторона его бытия. Анализ эмоциональных проявлений, отраженных и закрепленных в языковом знаке, является важнейшим и чуть ли не единственным источником культурологической информации об «обыденном сознании» носителей какого-либо естественного языка, об их наивной картине мира, когда исследуются отдельные, характерные для данного языка концепты, своего рода культурные изоглоссы и пучки изоглосс [Апресян 1995:38].

Это, прежде всего, стереотипы языкового и культурного сознания: например, типично русские концепты «ДУША», «ТОСКА», «СУДЬБА», «УДАЛЬ». В последнее время много внимания притягивает к себе проблема определения концепта «УДАЧА» в русской и англоязычной языковых картинах мира, которая к концу XX века вызвала повышенный интерес лингвистов, философов, лингвокультурологов, психологов.

Актуальность данной темы заключается в том, что концепт «УДАЧА» в лингвокультурологии является одним из наименее изученных и однозначно определенных, в то время как его значимость и ценность достаточно высоки. Кроме того, концепт «УДАЧА» мало исследован в сопоставительном плане. Этот концепт отражает сложную систему духовно-нравственного и морально-этического измерений картины мира и внутренней, духовной жизни личности, этими обстоятельствами и объясняется выбор темы и объекта исследования.

Целью исследования является сопоставительный анализ концепта «УДАЧА» в англоязычной и русской картинах мира, что позволит выявить общие и отличительные свойства данного явления в сопоставляемых языках.

Для достижения этой цели необходимо решить следующие задачи:

1. Уточнить понятие «концепт»;

2. Выявить сущность концепта «УДАЧА» в английском и русском языках и проанализировать его составляющие.

3. Определить компоненты концепта «УДАЧА», сопоставив их в английском и русском языках.

Теоретической базой исследования являются труды Аскольдова А.С., Болдырева Н.Н., Вежбицкой А., Воркачёва С.Г., Воробьева В.В., Гумбольдта В. фон, Кубряковой Е.С., Масловой В.А., Степанова Ю.С., Телия В.Н., Тер-Минасовой С.Г., Фарино Е. и др.

Объектом настоящего исследования является комплексный, широко варьированный концепт «УДАЧА», описываемый лингвистическими средствами английского и русского языков.

Предметом исследования являются общие для двух языков и специфические структурно-семантические свойства концептуализации понятия «УДАЧА».

Материал исследования изучается на основании применения следующих методов:

- дефиниционный анализ;

- этимологический анализ;

- концептуальный анализ:

Материалом исследования послужила картотека, содержащая примеры с лексемами «luck», «success» и др. в английском языке и лексемами «удача», «успех» в русском языке,

Источниками нашей работы послужили русские и английские толковые, этимологические, переводные и фразеологические словари, тезаурусы, специальные словари, а также словари пословиц и поговорок, которые являются средством объективации концепта «УДАЧА».

Практическая значимость данного исследования состоит в том, что оно может послужить практическим пособием для разработки семинаров и практических занятий по лингвокультурологии, когнитивной семантике, лексикологии и другим лингвистическим дисциплинам.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Концепт «УДАЧА» играет существенную роль в формировании английской и русской национальных концептосфер.

2. Концепт «УДАЧА» обладает универсальными особенностями и национально-специфическими характеристиками, реализующимися в определённой лингвокультурной ситуации английском и русском языках.

3. Выявить компоненты концепта «УДАЧА», сопоставив их в английском и русском языках

Структура работы определяется целью и задачами. Работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы.

Во введении мотивируется выбор темы и объекта исследования, формулируется цель и задачи работы, описывается объем эмпирического материала и методология исследования, выдвигаются положения на защиту, структура работы.

В первой главе рассматриваются основные теоретические вопросы - взаимосвязь языка и культуры в рамках культурологии, определение культуры, концепта, его характеристики, типология концептов, исследование концепта «как сгустка культуры», отражение культуры в языке.

Во второй главе проводится сопоставительный анализ концепта «УДАЧА» в англоязычной и русской языковых картинах мира на материале словарных статей, фразеологизмов и цитат.

В заключении подводятся суммарные теоретические и практические итоги исследования и намечается перспектива дальнейшей работы.

Глава 1 Концепт как лингвокультурологическая категория

Сложный и многоаспектный вопрос о соотношении языка и культуры является центральным в современном языкознании. Несмотря на существенные расхождения в подходе к отношениям между культурой и языком, тезис о том, что язык является частью культуры народа, почти не вызывает возражений среди лингвистов. Исследования проблематики взаимосвязи и взаимодействия языка и культуры, являют собой порой довольно пеструю картину, притом, что ни одно из них никогда не отрицало наличия дихотомии «язык и культура».

1.1 Статус концепта как феномена

Ключевой идеей в современной лингвистике является идея антропоцентричности языка. В центре всего изображаемого словом стоит человек - он сам и все то, что воспринимается им как его окружение, сфера его бытия. С позиции антропоцентрической парадигмы, человек познает мир через осознание себя, своей теоретической и предметной деятельности в нем, в основе данной парадигмы лежит переключение интересов исследователя с объектов познания на субъект, т.е. анализируется человек в языке и язык в человеке.

Именно формирование антропоцентрической парадигмы привело к развороту проблематики в сторону человека и его места в культуре. Продуктом антропоцентрической парадигмы в лингвистике является наука лингвокультурология. По словам В.В. Воробьева, «сегодня уже можно утверждать, что лингвокультурология - это новая филологическая дисциплина, которая изучает определенным образом отобранную и организованную совокупность культурных ценностей, исследует живые коммуникативные процессы порождения и восприятия речи, опыт языковой личности и национальный менталитет, дает системное описание языковой «картины мира»…» [Цит по: Тер-Минасова 2000: 18].

В.Н. Телия определяет лингвокультурологию как часть этнолингвистики, посвященную изучению и описанию корреспонденции языка и культуры в их синхронном взаимодействии [Телия 1996: 217]. «Объект лингвокультурологии изучается на «перекрестке» двух фундаментальных наук: языкознания и культурологии» [Телия 1996: 222].

Выделяются следующие основные проблемы и области изучения лингвокультурологии: 1) безэквивалентную лексику и лакуны; 2) мифологизированные языковые единицы: архетипы и мифологемы, обряды и поверья, ритуалы и обычая, закрепленные в языке; 3) паремиологический фонд языка; 4) фразеологический фонд языка; 5) эталоны, стереотипы, символы; 6) метафора и образы языка; 7) стилистический уклад языков; 8) речевое поведение; 9) область речевого этикета [Маслова 2001: 36-37].

Лингвокультурология, как и любая научная дисциплина, обладает своим категориальным аппаратом - системой базовых терминов. К числу таких базовых терминов относится понятие «концепт».

Рассмотрим концепт с точки зрения лингвокультурологии.

Слово «концепт» и его протерминологические аналоги «лингвокультурема» [Воробьев 1997: 44-56], «мифологема» [Базылев 2000: 130-134], «логоэпистема» [Верещагин, Костомаров 1999: 70] стали активно употребляться в российской лингвистической литературе с начала 90-х годов. Пересмотр традиционного логического содержания концепта и его психологизация связаны, прежде всего, с начавшимся в конце прошлого века изменением научной парадигмы гуманитарного знания, когда на место господствовавшей системно-структурной парадигмы пришла парадигма антропоцентрическая, функциональная, возвратившая человеку статус «меры всех вещей» и вернувшая его в центр мироздания и когда исследовательский интерес лингвистов переместился с имманентной структуры языка на условия его использования, с соссюровских правил шахматной игры на самих игроков.

Термин «концепт» широко применяется в различных научных дисциплинах, что приводит к его множественному пониманию. Часто «концепт» употребляется в качестве синонима «понятия», хотя термин «понятие» употребляется в логике и философии, а «концепт», являясь термином математической логики, закрепился также в науке о культуре, в культурологии.

Необходимо отметить, что понятие концепта является достаточно разработанным в российской культурологии и лингвистике, однако в разных направлениях этот термин приобретает различное наполнение и содержание.

Термин «концепт» является зонтиковым, он «покрывает» предметные области нескольких научных направлений: прежде всего когнитивной психологии и когнитивной лингвистики, занимающихся проблемами мышления и познания, хранения и переработки информации [Кубрякова 1996: 58], а также лингвокультурологии, определяясь и уточняясь в границах теории, образуемой их постулатами и базовыми категориями. Однако ментальные объекты, к которым отправляет имя «концепт», не обладают общим специфическим родовым признаком (принадлежность к области идеального - это свойство все тех же значения и смысла, идеи и мысли, понятия и представления, образа и гештальта и пр.) и находятся скорее в отношениях «семейного сходства», подобного отношениям номинатов имени «игра», где «мы видим сложную сеть сходств, переплетающихся и пересекающихся» [Витгенштейн 1994: 11]. Можно допустить, что, подобно множеству в математике, концепт в когнитологии - базовая аксиоматическая категория, неопределяемая и принимаемая интуитивно, гипероним понятия, представления, схемы, фрейма, сценария, гештальта и др. [Бабушкин 1998: 19-27; Стернин 2001: 24-27; Попова, Стернин 2002: 72-74].

Пока что появление слова «концепт» в языковедческом дискурсе свидетельствует лишь о принадлежности последнего к определенной научной школе («герменевтической», «лингвокультурологической» и пр.) либо к определенному научному направлению - преимущественно когнитивному, но для того, чтобы концепт из протермина превратился в термин, необходимо его включение в конкретный «универсум рассуждения": определение в контексте соответствующей научной теории или соответствующей области знания. Не претендуя на создание оригинальной семантической теории или обогащение лингвистической науки новым термином, можно, однако, попытаться определить значение слова «концепт» так, как оно сложилось из его употребления в лингвистических текстах, тем более, что определение слов, по мысли Декарта, избавило бы мир от половины заблуждений,

Слово соnceptus - позднелатинское, средневековое образование, производное (причастие) от глагола соncipere - соn-сареrе «собирать», «схватывать», «загораться», «задумывать», «зачинать». В классической латыни соnсерtus зафиксирован лишь в значениях «водоем», «воспламенение», «зачатие» и «плод (зародыш)». Слово «концепт» вместе со своим производящим глаголом вошло, естественно, во все романские языки и в английский язык (фр. соcept-concevoir, ит. соncetto-concepire, исп. concepto-concebir, порт. conceito-conceber, англ. соncept-conceive), в русском же языке оно было еще и семантически калькировано, т.е. его «внутренняя форма» была воспроизведена морфемными средствами русского языка; по(н)ятъ - по(н)ятие [Степанов 1997: 40]. В синонимической паре концепт-понятие первый член, безусловно, стилистически отмечен: в большинстве толковых словарей русского языка статья «концепт» вообще отсутствует; с пометой лог. и книжн. он фиксируется лишь в «Большом толковом словаре русского языка» [БТСРЯ 1998: 454]. Как большинство греко-латинских заимствований концепт - «ученое слово», мы можем сказать «не иметь понятия о чем-либо», но совершенно неестественно «не иметь о чем-либо концепта» и российские «беспредельщики» живут «по понятиям», но отнюдь не «по концептам». В логико-психологических текстах русские понятие-концепт противопоставляются главным образом представлению по степени абстрактности своего содержания. По степени обобщенности неразличимы также английские concept и notion, однако в романских языках, где имеется системное лексическое противопоставление двух уровней знания - «сущностного» и «поверхностного», концепт соотносится с «сущностным знанием», передаваемым глаголами, восходящими к лат. sареrе (фр. savoir, исп. saber, ит. Sареrе), а notion, nocion, nozione, сохраняя свою «этимологическую память», соотносятся с глаголами сonnaitre, соnосег, соnоscеrе, производными от лат. соgnoscerе «узнавать», «быть знакомым».

В рамках когнитивной лингвистики под концептами понимаются «оперативные содержательные единицы памяти, ментального лексикона, отраженные в человеческой психике» [Зусман 2003: 87].

В область современного гуманитарного знания едва ли не первым слово “концепт” вводит русский мыслитель С. А. Аскольдов (1870--1945). Как и средневековые номиналисты, он признает “индивидуальное представление заместителем всего родового объема”. Однако, в отличие от них, он не отождествляет концепт с индивидуальным представлением, усматривая в нем “общность”. Для С.А. Аскольдова - концепт «есть мысленное образование, которое замещает нам в процессе мысли неопределенное множество предметов одного и того же рода» [Цит. по: Зусман 2003: 85]

З.Д. Попова, И.А. Стернин определяют концепт как «глобальную мыслительную единицу, представляющую собой квант структурированного знания, идеальную сущность, которая формируется в сознании человека из его непосредственных операций человека с предметами, из его предметной деятельности, из мыслительных операций человека с другими, уже существующими в его сознании концептами - такие операции могут привести к возникновению новых концептов». Язык, таким образом, является лишь одним из способов формирования концептов в сознании человека. Для эффективного формирования концепта, для полноты его формирования одного языка мало - необходимо привлечение чувственного опыта, необходима наглядность, необходима предметная деятельность. Только в таком сочетании разных видов восприятия в сознании человека формируется полноценный концепт. [Попова, Стернин 2002: 72-74]

У Н.Н. Болдырева концепт - «элемент сознания,…автономный от языка, фиксированный в сознании смысл» [Цит. по: Зусман 2003: 61].

В культурологии концепт - основная ячейка культуры в ментальном мире человека [Степанов 2001:43]. Концепты возникают в сознании человека не только на основе словарных значений слов, но и на основе личного и народного культурно-исторического опыта, и чем богаче этот опыт, тем шире границы концепта, тем шире возможности для возникновения эмоциональной ауры слова, в которой находят свое отражение все стороны концепта [Лихачев 1993: 144]. По мнению Ю.С. Степанова, именно эта особенность позволяет определять концепт - как «сгусток культуры в сознании человека; то, в виде чего культура входит в ментальный мир человека, то, посредством чего человек входит в культуру, а в некоторых случаях и влияет на нее» [Степанов 2001: 43]. Концепты не только мыслятся, они переживаются. Они - предмет эмоций, симпатий и антипатий, а иногда и столкновений.

Концепт - основная ячейка культуры в ментальном мире человека. Структура концепта трехслойна: 1) “основной, актуальный” признак; 2) дополнительный или несколько дополнительных, "пассивных" признаков, являющихся уже не актуальными, "историческими"; 3) внутренняя форма, обычно вовсе не осознаваемая, запечатленная во внешней, словесной форме". Таким образом, вслед за Ю.С. Степановым мы считаем, что «в современных исследованиях культурные концепты определяются обычно как многомерные смысловые образования в коллективном сознании, опредмеченные в языковой форме [Степанов 1997: 47]». Это определение является основополагающим в данной работе.

1.2 Базовые характеристики концепта

Как уже отмечалось, концепт - более широкая, чем понятие, категория. По словарному значению “концепт” и “понятие” -- слова близкие. В английских словарях “концепт” -- “идея, лежащая в основе целого класса вещей”, “общепринятое мнение, точка зрения” (general notion). В “Longman Dictionary of Contemporary English” “концепт” определяется как “чья-то идея о том, как что-то сделано из чего-то или как оно должно быть сделано” (someone's idea of how something is, or should be done)^. Возникает неожиданное указание на мыслящее лицо, деятеля, обладателя некой идеи и точки зрения. При всей абстрактности и обобщенности этого “некто” (someone) вместе с ним в “концепт” входит потенциальная субъективность.

Исследования показывают, что «концепт» является семантически глубже, богаче понятия. Концепт приближен к ментальному миру человека, следовательно, к культуре и истории, поэтому имеет специфический характер. «Концепты представляют собой коллективное наследие в сознании народа, его духовную культуру, культуру духовной жизни народа. Именно коллективное сознание является хранителем констант, то есть концептов, существующих постоянно или очень долгое время» [Степанов 1997: 76].

Концепт расширяет значение слова, оставляя возможности для домысливания, дофантазирования, создания эмоциональной ауры слова.

Слово и концепт материализуются в одном и том же звуковом/буквенном комплексе, и это обстоятельство порождает дополнительную научную интригу, обусловливая целый ряд вопросов.

Одно из самых существенных различий понятия и концепта связано с их внутренним содержанием. Внутреннее содержание слова - это его семантика плюс коннотации, то есть совокупность сем и лексико-семантических вариантов плюс экспрессивная/ эмоциональная/стилистическая окрашенность, оценочность и т. п. Внутреннее же содержание концепта - это своего рода совокупность смыслов, организация которых существенно отличается от структуризации сем и лексико-семантических вариантов слова [Степанов 1997: 77].

Другое заметное отличие концепта от слова заключено в его, концепта, антиномичности. Под антиномией традиционно понимается сочетание двух взаимопротиворечащих суждений об одном и том же объекте, каждое из которых истинно относительно этого объекта и каждое из которых допускает одинаково убедительное логическое обоснование.

В формировании концептов весьма велика роль субъектного начала, что для слова нехарактерно. Субъектный фактор выполняет в концепте нестандартную функцию - он является одним из импульсов изменения (движения) концепта и сообщает концепту еще одну отличительную черту: концепт - явление более динамичное, более стремительно меняющееся сравнительно со словом.

Когнитивный статус концепта в настоящее время сводится к его функции быть носителем и одновременно способом передачи смысла, к возможности «хранить знания о мире, помогая обработке субъективного опыта путем подведения информации под определенные, выработанные обществом, категории и классы» [Степанов 1997: 77]. Это свойство сближает концепт с такими формами отражения смысла, как знак, образ, архетип, гештальт, при всём очевидном различии этих категорий, которые концепт может в себя вмещать и в которых одновременно способен реализовываться. Главное в концепте - это многомерность и дискретная целостность смысла, существующая, тем не менее, в непрерывном культурно-историческом пространстве и поэтому предрасполагающая к культурной трансляции из одной предметной области в другую, что позволяет называть концепт основным способом культурной трансляции. Концепт, таким образом, является средством преодоления дискретного характера представлений о действительности и онтологизированным комплексом этих представлений. Именно он и является средством, делающим возможным «сгущение» поля культуры.

Анализ многочисленных наблюдений исследователей позволяет сделать вывод о том, что концепт обладает следующими базовыми характеристиками.

Концепты иерархичны, их системные отношения образуют «образ мира», «картину мира». Быть может, самыми удачными терминами, выражающими системные связи концептов и как когнитивных структур, и как языковых воплощений, являются термины «лингвориторическая картина мира» и «языковой образ мира», поскольку утверждается, что «cистему и структуру лингвориторической картины мира образуют культурные концепты».

Бесконечность концепта определена его бытием как явлением культуры: он постоянно существует, совершая движение от центра к периферии и от периферии к центру, его содержательное наполнение также безгранично.

Событийность концепта определена его функцией в человеческом сознании, его участием в мыслительном процессе.

Для того чтобы концепт укоренился как эвристическая категория, необходимо разделять системный, языковой концепт и его речевые, контекстуальные воплощения.

Концепт и речевые, контекстуальные воплощения находятся в отношениях, аналогичных отношениям фонемы и звука, морфемы и морфа. Языковой концепт абстрактен, нематериален, в то время как речевые, контекстуальные воплощения материальны и конкретны. Через речевые, контекстуальные воплощения осуществляется бытие концепта.

Концепт может рассматриваться как совокупность его «внешней», категориальной отнесенности и внутренней, смысловой структуры, имеющей строгую логическую организацию. В основе концепта лежит исходная, прототипическая модель основного значения слова (т. е. инвариант всех значений слова). В связи с этим можно говорить о центральной и периферийной зонах концепта. Причем последняя способна к дивергенции, т. е. вызывает удаление новых производных значений от центрального.

Концепт играет роль посредника между культурой и человеком, реализуясь в языке, являющимся средой, в которой происходит понятийная репрезентация общекультурных концептов, таких, например, как «бытие», «реальность», «сознание», «знание», «разум», «вера», «опыт», «вещь», «действительность», «деятельность» и т.п. При рассмотрении языка как среды репрезентации смыслов, уместно будет скорректировать утверждение Ю.С.Степанова «концепт - смысл слова» утверждением: концепт - смысл, воплощённый в слове субъектом этого слова на основе существующих в культуре комплексов представлений о способах воплощения этого смысла [Степанов 1997: 80].

Мы согласны с дефиницией концепта Е.С. Кубряковой, данной в «Кратком словаре когнитивных терминов», что концепт содержит в себе не только представления концептоносителя об объективном положении вещей в мире, но и «сведения о воображаемых мирах и возможном положении дел в этих мирах» [Кубрякова 1996: 90]. Концепт позволяет хранить знания о мире, это как бы «спрессованные» представления субъекта о действительности.

1.3 Понятие «национальная концептосфера»

По справедливому наблюдению С.Г. Тер-Минасовой, «важнейшая функция языка заключается в том, что он хранит культуру и передает ее из поколения в поколение. Именно поэтому язык играет столь значительную роль в формировании личности, национального характера, этнической общности, народа, нации» [Тер-Минасова 2000: 80].

Концепт тем богаче, чем богаче национальный, сословный, классовый, профессиональный, семейный и личный опыт человека, пользующегося концептом. В совокупности потенции, открываемые в словарном запасе отдельного человека, как и всего языка в целом, можно называть концептосферами. Концептосфера национального языка тем богаче, чем богаче вся культура нации - ее литература, фольклор, наука, изобразительное искусство (оно также имеет непосредственное отношение к языку и, следовательно, к национальной концептосфере), она соотносима со всем историческим опытом нации и религией особенно [Лихачев 1997].

В настоящее время общепринятым является мнение о том, что как в культуре, так и в языке каждого народа присутствует универсальное (общечеловеческое) и национально-специфическое. В то же время в любой культуре имеются присущие только ей культурные значения, закрепленные в языке, моральных нормах, убеждениях, особенностях поведения и т.п.

Среди источников, дающих объективные сведения о национальном характере того или иного народа, С.Г. Тер-Минасова выделяет набор стереотипов, ассоциирующихся с данным народом. В.А. Маслова определяет стереотип как «тип, существующий в мире, он измеряет деятельность, поведение и т.д.» [Маслова 2001: 147]. Наиболее популярным источником стереотипных представлений по С.Г. Тер-Минасовой являются 1) международные анекдоты и шутки разных видов; 2) национальная классическая и художественная литература; 3) фольклор, устное народное творчество; 4) национальный язык [Тер-Минасова 2000: 147].

Концепт - это универсальный феномен, поэтому его использование помогает установить особенности национальной картины мира. Подход к концепту как к «алгебраическому выражению значения» [Лихачев 1997: 280] свидетельствует об объёмности данного термина, о его скрытых, потенциальных ресурсах. В недрах человеческого сознания зарождается и формируется концептуальный взгляд на мир, но необходимо обратить внимание и на зарождение этого взгляда в коллективном сознании, определить в связи с этим в пространстве термина концепт роль и место мировоззренческим национальным позициям, менталитету. О значимости этого компонента говорит и высокий интерес к языковой личности как носителю ментальности языковой, а, следовательно, и социокультурной.

Национальная концептосфера складывается из совокупности индивидуальных, групповых, классовых, национальных и универсальных концептов, то есть концептов, имеющих общечеловеческую ценность. К числу универсальных относятся такие базовые концепты, как: родина, мать, семья, свобода, любовь, вера, дружба, удача, на основе которых формируются национальные культурные ценности, а также такие фундаментальные универсальные как время, пространство, причинность и т.д. Именно наличие общих, универсальных концептов обеспечивает возможность взаимопонимания между народами. В то же время каждая нация имеет собственную шкалу мировоззрения, собственную шкалу ценностей. Каждая культура формирует свои стереотипы сознания и поведения, опирающиеся на собственное видение мира. Таким образом, несмотря на то, что концепт «УДАЧА» универсальный, наполненность его для каждой нации - своя. В работе рассматривается данный концепт в сравнении в рамках английской и русской концептосфер.

1.4 Языковая картина мира

Понятие «языковая картина мира» (далее ЯКМ) имеет давнюю историю. Оно восходит к В. Фон Гумбольдту (Sprachliches Weltbild), обсуждалось на протяжении всего XIX века, в ХХ веке связано с именами Л. Вайсгербера и Б. Уорфа. Однако очередной всплеск интереса к этой проблеме произошёл совсем недавно -- в 90-х годах ХХ века.

Понятие картины мира (в том числе и языковой) строится на изучении представлений человека о мире. Если мир -- это человек и среда в их взаимодействии, то картина мира -- результат переработки информации о среде и человеке. Таким образом, представители когнитивной лингвистики справедливо утверждают, что наша концептуальная система, отображенная в виде языковой картины мира, зависит от физического и культурного опыта и непосредственно связана с ним [Маслова 2001: 64].

ЯКМ -- факт национально-культурного наследия. ЯКМ -- сознательное представление человека о мире, что формируется не столько языком, сколько повседневным опытом. Она позволяет установить какие-то свойства предметов, а их отношения находят отражение в языке, т. е. тем самым выявляется своеобразие мировидения, национально-культурная специфика языка, его связь с материальной и духовной жизнью народа. В. В. Воробьёв отмечает, что предметом лингвокультурологии является созданная человеком материальная и духовная культура в её существовании и функционировании, то есть всё то, что составляет ЯКМ [Воробьёв 1999: 106]. Таким образом, ЯКМ -- основной объект и предмет изучения лингвокультурологии. Она включает слова, словоизменительные и словообразовательные формативы и синтаксические конструкции. Все эти компоненты и правила их композиции представляются разными в каждом языке, обусловливая вариации ЯКМ.

По мнению Ю.Д. Апресяна, каждый естественный язык отражает определённый способ восприятия и организации (концептуализации) мира [Апресян 1995], формируется мир говорящих на данном языке. В ЯКМ отражается тип отношения человека к миру (природе, животным, самому себе как элементу мира), задаются нормы поведения человека в мире. Выражаемые в нем значения складываются в некую единую систему взглядов, своего рода коллективную философию, которая навязывается в качестве обязательной всем носителям языка. Свойственный данному языку способ концептуализации действительности отчасти универсален, отчасти национально специфичен, так что носители разных языков могут видеть мир немного по-разному, через призму своих языков. С другой стороны, языковая картина мира является «наивной» в том смысле, что во многих существенных отношениях она отличается от «научной» картины. Ю.Д. Апресян подчеркивал донаучный характер языковой картины мира, называя ее наивной картиной. Языковая картина мира как бы дополняет объективные знания о реальности, часто искажая их. Изучая семантику этих слов, можно выявить специфику когнитивных (мыслительных) моделей, определяющих своеобразие наивной картины мира. [Маслова 2001: 65] При этом отраженные в языке наивные представления отнюдь не примитивны: во многих случаях они не менее сложны и интересны, чем научные. Таковы, например, представления о внутреннем мире человека, которые отражают опыт интроспекции десятков поколений на протяжении многих тысячелетий и способны служить надежным проводником в этот мир. В наивной картине мира можно выделить наивную геометрию, наивную физику пространства и времени, наивную этику, психологию и т.д.

Наивная картина мира отличается значительной прагматичностью. Прагматичность эта особого рода. Претендуя на абсолютную истину, знания данного типа могут сколь угодно отходить от того, что посчитала бы объективной истиной традиционная наука. Их критерием выступает не формально-логическая непротиворечивость, а сама по себе целостность и универсальность модели, ее способность служить объясняющей (чаще -- квазиобъясняющей) матрицей для структурирования опыта. [Маслова 2001: 69].

Так, например, заповеди наивной этики реконструируются на основании сравнения пар слов, близких по смыслу, одно из которых нейтрально, а другое несет какую-либо оценку, например: хвалить и льстить, обещать и сулить, смотреть и подсматривать, свидетель и соглядатай, добиваться и домогаться, гордиться и кичиться, жаловаться и ябедничать и т.п. Анализ подобных пар позволяет составить представление об основополагающих заповедях русской наивно-языковой этики: «нехорошо преследовать узкокорыстные цели»; «нехорошо вторгаться в частную жизнь других людей»; «нехорошо преувеличивать свои достоинства и чужие недостатки». Характерной особенностью русской наивной этики является концептуальная конфигурация, заключенная в слове попрекать (попрек): «нехорошо, сделав человеку добро, потом ставить это ему в вину». Такие слова, как дерзить, грубить, хамить, прекословить, забываться, непочтительный, галантный и т.п., позволяют выявить также систему статусных правил поведения, предполагающих существование определенных иерархий (возрастную, социально-административную, светскую): так, сын может надерзить (нагрубить, нахамить) отцу, но не наоборот и т.п.

Явления и предметы внешнего мира представлены в человеческом сознании в форме внутреннего образа. По мнению А.Н. Леонтьева, существует особое «пятое квазиизмерение», в котором представлена человеку окружающая его действительность: это -- «смысловое поле», система значений. Тогда, картина мира -- это система образов [Цит. по: Маслова 2001: 64].

М. Хайдеггер писал, что при слове «картина» мы думаем прежде всего об отображении чего-либо, «картина мира, сущностно понятая, означает не картину, изображающую мир, а мир, понятый как картина». Между картиной мира как отражением реального мира и языковой картиной мира как фиксацией этого отражения существуют сложные отношения. Картина мира может быть представлена с помощью пространственных (верх -- низ, правый -- левый, восток -- запад, далекий -- близкий), временных (день -- ночь, зима -- лето), количественных, этических и других параметров. На ее формирование влияют язык, традиции, природа и ландшафт, воспитание, обучение и другие социальные факторы. Языковая картина мира не стоит в ряду со специальными картинами мира (химической, физической и др.), она им предшествует и формирует их, потому что человек способен понимать мир и самого себя благодаря языку, в котором закрепляется общественно-исторический опыт -- как общечеловеческий, так и национальный. Последний и определяет специфические особенности языка на всех его уровнях. В силу специфики языка в сознании его носителей возникает определенная языковая картина мира, сквозь призму которой человек видит мир [там же].

Итак, понятие языковой картины мира включает две связанные между собой, но различные идеи: 1) что картина мира, предлагаемая языком, отличается от «научной» (в этом смысле употребляется также термин «наивная картина мира») и 2) что каждый язык «рисует» свою картину, изображающую действительность несколько иначе, чем это делают другие языки. Реконструкция языковой картины мира составляет одну из важнейших задач современной лингвистической семантики. Исследование языковой картины мира ведется в двух направлениях, в соответствии с названными двумя составляющими этого понятия. С одной стороны, на основании системного семантического анализа лексики определенного языка производится реконструкция цельной системы представлений, отраженной в данном языке, безотносительно к тому, является она специфичной для данного языка или универсальной, отражающей «наивный» взгляд на мир в противоположность «научному». С другой стороны, исследуются отдельные характерные для данного языка (лингвоспецифичные) концепты, обладающие двумя свойствами: они являются «ключевыми» для данной культуры (в том смысле, что дают «ключ» к ее пониманию) и одновременно соответствующие слова плохо переводятся на другие языки: переводной эквивалент либо вообще отсутствует (как, например, для русских слов тоска, надрыв, авось, удаль, воля, неприкаянный, задушевность, совестно, обидно, неудобно), либо такой эквивалент в принципе имеется, но он не содержит именно тех компонентов значения, которые являются для данного слова специфичными (таковы, например, русские слова душа, судьба, счастье, справедливость, пошлость, разлука, обида, жалость, утро, собираться, добираться, как бы). В последние годы в отечественной семантике развивается направление, интегрирующее оба подхода; его целью является воссоздание русской языковой картины мира на основании комплексного (лингвистического, культурологического, семиотического) анализа лингвоспецифических концептов русского языка в межкультурной перспективе (работы Ю.Д. Апресяна, Н.Д. Арутюновой, А. Вежбицкой, А. Зализняк, И.Б. Левонтиной, Е.В. Рахилиной, Е.В. Урысон, А.Д. Шмелева, Е.С. Яковлевой и др.).

Гумбольдтовская идея «языкового мировидения» получила развитие в современном неогумбольдтианстве. Действительно, каждый народ по-своему расчленяет многообразие мира, по-своему называет эти фрагменты мира. Своеобразие «конструируемой» картины мира определяется тем, что в ней опредмечивается индивидуальный, групповой и национальный (этнический) вербальный и невербальный опыт. Национальное своеобразие языковой картины мира рассматривается неогумбольдтианцами не как результат длительного исторического развития, а как изначально данное свойство языков. По их мнению, люди с помощью языка создают свой особый мир, отличный от того, который их окружает. Картина мира говорящего, действительно, существенно отличается от объективного описания свойств, предметов, явлений, от научных представлений о них, ибо она есть «субъективный образ объективного мира». Однако не сам язык создает эту субъективную картину мира [www.krugosvet.ru].

Картина мира, которую можно назвать знанием о мире, лежит в основе индивидуального и общественного сознания. Язык же выполняет требования познавательного процесса. Концептуальные картины мира у разных людей могут быть различными, например, у представителей разных эпох, разных социальных, возрастных групп, разных областей научного знания и т.д. Люди, говорящие на разных языках, могут иметь при определенных условиях близкие концептуальные картины мира, а люди, говорящие на одном языке, -- разные. Следовательно, в концептуальной картине мира взаимодействует общечеловеческое, национальное и личностное.

Картина мира не есть простой набор «фотографий» предметов, процессов, свойств и т.д., ибо включает в себя не только отраженные объекты, но и позицию отражающего субъекта, его отношение к этим объектам, причем позиция субъекта -- такая же реальность, как и сами объекты. Более того, поскольку отражение мира человеком не пассивное, а деятельностное, отношение к объектам не только порождается этими объектами, но и способно изменить их (через деятельность). Отсюда следует естественность того, что система социально-типичных позиций, отношений, оценок находит знаковое отображение в системе национального языка и принимает участие в конструировании языковой картины мира. Например, русское выражение когда рак на горе свистнет соответствует английскому когда свиньи полетят, киргизскому -- когда хвост ишака коснется земли и т.д. Таким образом, языковая картина мира в целом и главном совпадает с логическим отражением мира в сознании людей. Но при этом сохраняются как бы отдельные участки в языковой картине мира, к которым, по нашему убеждению, относится и фразеология; она своя в каждом языке. Фразеологизмы играют особую роль в создании языковой картины мира. Они -- «зеркало жизни нации». Природа значения ФЕ тесно связана с фоновыми знаниями носителя языка, с практическим опытом личности, с культурно-историческими традициями народа, говорящего на данном языке. ФЕ приписывают объектам признаки, которые ассоциируются с картиной мира, подразумевают целую дескриптивную ситуацию (текст), оценивают ее, выражают к ней отношение. Своей семантикой ФЕ направлены на характеристику человека и его деятельности.

Анализируя языковую картину мира, создаваемую фразеологизмами, можно назвать следующие ее признаки -- пейоративность, антропоцентричность. Так, антропоцентричность картины мира выражается в ее ориентации на человека, т. е. человек выступает как мера всех вещей: близко -- под носом, под рукой, рукой подать, под боком; много -- с головы до пят, полон рот (забот); мало -- в один присест; темно -- ни зги не видно; быстро -- и глазом не моргнул, во мгновение ока, сломя голову, ног под собой не чуя; сильно влюбиться -- влюбиться по уши и т.д.

Значение целого ряда базовых слов и ФЕ сформировалось на основе антропоцентрического понимания мира -- голова колонны, горлышко бутылки, ножка стола, прибрать к рукам, палец о палец не ударить, на каждом шагу и др. Такие номинативные единицы создают культурно-национальную картину мира, в которой отражаются быт и нравы, обычаи и поведение людей, их отношение к миру и друг к другу.

Языковая картина мира создается разными красками, наиболее яркими, с нашей точки зрения, являются мифологемы, образно-метафоричные слова, коннотативные слова и др. Наше миропонимание частично находится в плену у языковой картины мира. Каждый конкретный язык заключает в себе национальную, самобытную систему, которая определяет мировоззрение носителей данного языка и формирует их картину мира [Маслова 2001: 67-68].

Именно в содержательной стороне языка (в меньшей степени в грамматике) явлена картина мира данного этноса, которая становится фундаментом всех культурных стереотипов. Ее анализ помогает понять, чем различаются национальные культуры, как они дополняют друг друга на уровне мировой культуры. При этом если бы значения всех слов были культурноспецифичны, то вообще было бы невозможно исследовать культурные различия. Поэтому занимаясь культурно-национальным аспектом, мы учитываем и универсальные свойства языковых единиц.

1.4.1 Русская и англоязычная языковые картины мира

Как уже говорилось, картины мира, рисуемые разными языками, в чем-то между собой похожи, в чем-то различны. Различия между языковыми картинами обнаруживают себя, в первую очередь, в лингвоспецифичных словах, не переводимых на другие языки и заключающих в себе специфические для данного языка концепты. Исследование лингвоспецифичных слов в их взаимосвязи и в межкультурной перспективе позволяет уже сегодня говорить о восстановлении достаточно существенных фрагментов русской языковой картины мира и конституирующих их идей.

Небо и земля. Как отмечают многие исследователи (в частности, Н.И. Толстой, А.Д. Шмелев), для русской языковой картины мира характерно противопоставление «возвышенного» и «приземленного», «мира горнего» и «мира дольнего» одновременно с отчетливым предпочтением первого. Целый ряд важных понятий существует в русском языке в таких двух ипостасях, которые иногда называются даже разными словами - ср. следующие пары слов, противопоставленные, в частности, по признаку «высокий» - «низкий»: истина и правда, долг и обязанность, благо и добро. Ярким примером такого рода ценностной поляризации может служить пара радость - удовольствие.

Между словами радость и удовольствие имеется множество различий, среди которых два являются главными, определяющими все остальные. Первое состоит в том, что радость - это чувство, а удовольствие всего лишь «положительная чувственно-физиологическая реакция». Второе и главное - в том, что радость относится к «высокому», духовному миру, в то время как удовольствие относится к «низкому», профанному, телесному. Итак, аксиологическая поляризация внутри пары радость - удовольствие обусловлена тем, что радость связывается со способностями души, а удовольствие является атрибутом тела, ср.: душа радуется, радоваться душой, душевно рад (но не душевно доволен) и плотские удовольствия (но не плотские радости). При этом, поскольку оппозиция «душа - тело» уже входит в систему других аксиологически значимых оппозиций (высокое - низкое, небесное - земное, сакральное - профанное, внутреннее - внешнее и т.д.), соответствующее распределение происходит и в паре радость - удовольствие. [www.krugosvet.ru]

Все это не является, однако, специфическим именно для русского языкового сознания: противопоставление души и тела как «высокого» и «низкого» - константа христианской культуры в целом. Но здесь не хватает еще одного существенного атрибута человека - его умственных способностей, интеллектуальной деятельности. Какое же место занимает этот третий элемент в системе бинарных оппозиций? Так, в английском языке имеется слово mind (являющееся, по мнению Вежбицкой, столь же ключевым для англосаксонского языкового сознания, как душа - для русского), которое, включая в себя сферу интеллектуального, входит в оппозицию с телом.

Относительно места интеллекта в русской языковой картине мира можно сказать следующее. Показательным является уже само по себе отсутствие в ней концепта, по своей значимости сопоставимого с душой (значимость концепта проявляется, в частности, в его разработанности, т.е. богатстве метафорики и идиоматики). Ни ум, ни разум, ни рассудок, ни даже голова (имеющая наиболее богатую сочетаемость) на эту роль претендовать не могут. Но главное - в том, что «ум» в русском языковом сознании являет собой относительно малую ценность. В известном стихотворении Ф.Тютчева «Умом Россию не понять...» содержится не только соответствующее явное утверждение, но еще и скрытая импликация (вытекающая из сопоставления со следующей строкой «аршином общим не измерить») - что истинное знание умом и не достигается; впрочем, тот же смысл дальше выражен явно («в Россию можно только верить»). То есть то знание, которое является истинно ценным, локализуется в душе или в сердце, а не в голове.

Это представление, являющееся специфическим для русского языкового сознания, подтверждается также употреблением слов радость и удовольствие, из которого следует, что, оказавшись перед необходимостью вписать интеллект в рамки бинарной оппозиции «душа - тело» русский язык отводит ему место в «низкой» сфере, объединяя интеллектуальное с «телесным» и противопоставляя его «душевному». Согласно представлению русского языка, красивое доказательство теоремы или остроумная шутка доставляет нам именно удовольствие, а не радость. Интеллектуальные удовольствия стоят в русском языке в одном ряду с физиологическими и моторными и не пересекаются с тем рядом, где находятся радости.

Таким образом, удовольствие, будучи само по себе аксиологически по меньшей мере нейтральным, в русской языковой картине мира обнаруживает явную тенденцию к скатыванию в область отрицательной оценки: человек, одолеваемый жаждой удовольствий и проводящий свою жизнь в погоне за удовольствиями, нам жалок, а такой, который всегда доволен сам собой, своим обедом и женой - смешон. Очевидную отрицательную оценку содержат слова довольство, довольство собой, самодовольство.

В последнее время слово удовольствие все чаще стало появляться в рекламе (Два удовольствия в одном и т.п.) - естественно, в чисто гедонистическом ключе, без каких-либо отрицательных коннотаций. Возможно, что в связи с происходящими в последние годы социальными изменениями постепенно изменится и заключенный в этом слове концепт.

Сравнение русских слов счастлив, счастье и английских happy, happiness показывает, что расхождения между ними столь существенны, что вообще вызывает сомнение их эквивалентность. Согласно А. Вежбицкой, слово happy является «повседневным словом» в английском языке, а happiness обозначает «эмоцию, которая ассоциируется с „настоящей“ улыбкой». По мнению сторонников теории «базовых эмоций», выделяемых на основании соответствующих им универсальных особенностей мимики, к их числу относится и эмоция, обозначаемая в английском языке словом happiness[Вежбицкая 2001: 42].

Вообще, достаточно полистать англо-русский словарь, чтобы убедиться, что часто при совпадении буквальных значений совпадают также и переносные значения слов. Например, way - путь куда-то и способ сделать что-то, head - голова и глава, see - видеть и понимать и т.д. Однако, если мы посмотрим на случаи несовпадения переносных значений, а следовательно, в случае употребления этих слов в переносном смысле при переводе обнаружится несовпадение буквальных значений, сопровождающих высказывание, то нам как будто откроется окно в другой мир, где аналогия между явлениями обнаружится вовсе не в том, в чем мы привыкли его видеть и что нам кажется даже не переносным значением слова, а его единственно возможным пониманием. Например, в случае употребления названия карточной игры бридж для русскоязычного восприятия общеязыковое и буквальное значения не отличаются, в то время как для англоязычного сознания за этим названием стоит буквальное значение слова «мост».

Наличие у слов не только общеязыковых, но и буквальных значений - основа феномена возникновения на базе языка определенной уникальной картины мира, в которой фрагментам мира предписываются искусственные ассоциативные связи. Несовпадение этих буквальных значений в разных языках приводит к тому, что возникающие в рамках этих языков картины мира оказываются различными, хотя и допускающими перевод в определенных пределах. Например, одному английскому слову «order» соответствует в русском языке больше десятка слов, никак не связанных между собой:

To put in order - наводить порядок

By order - по приказу

To order - на заказ

In order to - для того, чтобы

Это значит, что когда англоязычный человек слышит слово order в любом из этих значений, на буквальном уровне в восприятии фразы принимает участие и буквальное значение этого слова. В русском языке каждое из слов «порядок», «приказ», «заказ» и «ордер» на уровне буквального восприятия активизирует свои собственные неосознаваемые ассоциативные связи, соответственно, по корням «ряд», «каз», а заимствованное «ордер» вообще не имеет русскоязычных родственных слов.