Основные направления внешней политики Кыргызстана

С образованием суверенного государства - Кыргызской Республики - идет углубленное осмысление прошлого народа. Живейший интерес вызывает сложный и длительный процесс присоединения Кыргызстана к России.

Вхождение Кыргызстана в состав России в 50-70-е годы XIX в. стало закономерным итогом развития исторически сложившихся к этому времени политических, социально-экономических и культурных взаимоотношений кыргызов с Россией, явилось составной частью общего процесса присоединения к ней ряда национальных окраин, в первую очередь Казахстана и Средней Азии. На протяжении веков кыргызы, ослабляемые внутренними феодальными распрями, были постоянным объектом захватнических устремлений со стороны более сильных соседних государств. Так, накануне вхождения в состав России кыргызы, как и другие среднеазиатские народы, находились под жестокой, деспотичной властью Кокандского ханства. Кыргызский народ все отчетливее видел: его спасение в покровительстве со стороны несравненно более могучего и более развитого в общественно-экономическом отношении государства. Таким государством к тому времени была Россия.

Отношения кыргызов с Россией с самого начала строились именно на почве добровольного взаимосближения. Кыргызские беи в XVIII в. уже знали о России как о великой и сильной стране Воропаева В. Кыргызстан - Россия: история и современность // Центральная Азия и Кавказ. - 2000. - № 3. - С.ЗЗ.. Так, еще в 1757 г. первая группа тянь-шаньских кыргызов - 200 человек - переселилась с остатками калмыков в Сибирь, поближе к русским крепостям. Затем, двигаясь на запад, они расселились в Поволжье и приняли российское подданство Сапаралиев Д. Взаимоотношения кыргызского народа с русским и другими народами в XVIII в. - Бишкек, 1997. - С. 163.. В России первые сведения о кыргызах были получены от посла Петра I в Джунгарском ханстве И. Унковского, побывавшего в 1722-1724 гг. в ставке хана на Иссык-Куле. Более подробно о местах расселения кыргызов и о путях, ведущих к ним, стало известно из «Странствий» Ф. Ефремова, который писал: «Кыргызы обитают не в самой Бухарии, а близ оной, между городами Уш (Ош) и Кашкариею, в горах и в равнинах кочевьями в небольшом количестве». Он также отмечал, что кыргызы - народ независимый и Коканд лишь «смежен с землею» кыргызов. Таким образом, уже в XVIII в. обе стороны располагали определенными сведениями друг о друге, что стало базой для развития дальнейших контактов.

После путешествий И. Унковского и других русских странников на Тянь-Шане в России узнали и о местоположении кыргызов, и о пути к ним. Поэтому отнюдь не случайно уже в мае 1784 г. российская императрица Екатерина II рекомендовала генерал-губернатору уфимскому и симбирскому: «весьма нужно, чтобы вы имели при себе депутатов от орд кыргызских, в том числе одного из султанов, через коих могли бы вы получать от их начальников известия, ваши советы и предписания через них сообщать, заведя там знакомства и всевозможные связи, дабы всегда знать все тамошние происшествия». Конечно, речь в первую очередь шла о казахах, но России уже требовались сведения и о кыргызах. История кыргызов и Кыргызстана. Изд. 3-е, дор. / Отв. ред. В.М. Плоских. - Бишкек, 2000. - С. 124-125.

XVIII век для кыргызского народа оказался временем агрессий и захватнических устремлений соседних государственных образований -Джунгарского ханства, Кашгара, Цинского Китая, Коканда.

Чтобы спасти народ от порабощения и ассимиляции, нужен бы союзник достаточно сильный, способный остановить агрессию.

И мудрый Атаке-батыр, неоднократно разбивавший отряды джунгар, предложил своим соплеменникам обратиться к России. С одной стороны, Россия - государство большое: от моря до моря, с ним не станет тягаться никто из ближайших соседей - ни Китай, ни тем более Коканд. С другой стороны, государство это далеко и прямой опасности для свободы кыргызов не представляет. Если принять его подданство и получить заверение в поддержке, можно не опасаться и войска соседей Кыргызстан - Россия (XVII-XIX вв.): Сб. документов и материалов. - Бишкек, 1998. - С. 15-16..

Итак, решение было принято. Летом 1785 г. бий Атаке от имени кыргызского народа отправлял в сторону России свое первое посольство.

Послом ехал старый купец Абдрахман Кучаков, бывший российскоподданный, ставший позже «ташкентским купцом», доверенное лицо Атаке-батыра. С ним отправлялся Шергазы, зарекомендовавший себя, несмотря на молодость, как человек рассудительный. Царица приняла послов благосклонно в присутствии представителей многих европейских стран. Милостиво распорядилась отдарить, бия Атаке 800 рублями серебром, пожаловать также и посланников: «сотенной» - Абдрахмана Кучакова и «четвертной» - Шергазы. Это были немалые для того времени суммы. Доверенное лицо Екатерины, член Совета при Высочайшем дворе князь А.А.Вяземский 23 января 1787 г. от имени императрицы отписал бию Атаке письмо, где говорил, что предложение его о дружбе принимается, и просил «вспомоществования в расширении российской торговли» История кыргызов и Кыргызстана. Отв. ред. В. Плоских. - Бишкек, 2000. - С. 126. в крае.

Миссия первого посольства с Тянь-Шаня в Россию завершилась, с одной стороны, печально - в 1789 г. по дороге домой умер Абдрахман Кучаков, а с другой - кыргызы получили заверения в поддержке, хотя официально в подданство не были приняты Воропаева В., Джунушалиев Д., Плоских В. Из истории кыргызско-российских отношений (XVIII-XX вв.). - Бишкек, 2001. - С. 26..

Таким образом, был сделан только первый шаг навстречу дружбе. Впереди долгие годы ожидания и борьбы, отчаяния и надежды.

Первая половина XIX столетия явилась временем, напряженным в военно-политическом отношении, как для России, так и для кыргызских племен с Тянь-Шаня.

Войны в Европе, победа над Наполеоном отвлекли на время интересы России от восточной политики. Разгром китайцами Джунгарского ханства позволил кыргызам почувствовать какую-то свободу и вернуться на былые свои кочевья на Тянь-Шане. Но возникла новая угроза - набеги китайских отрядов, агрессивные походы возвышающегося Кокандского ханства при внутренних родоплеменных раздорах кыргызских беев вновь поставили под угрозу временно обретенную независимость кыргызских вождей - предводителей племен. И они стали обращаться с посланиями к российским - сибирским - властям за помощью. А последние, почувствовав большую независимость от центральной власти, занятой европейской политикой, стали активнее проявлять инициативу в налаживании связей с отдельными кыргызскими племенами. В первую очередь в интересах расширения восточной торговли, открытия новых торговых трактов. И в этой дипломатии и экономической политике на первый план выступают купцы.

Основное стратегическое направление - торговля с Индией через Китай. Но для этого нужно было освоить пути через Тянь-Шань. Путь, проложенный первыми кыргызскими послами, не был забыт.

Начальник Сибирской линии генерал Г.И. Глазенап мечтал оставить свой след в истории: по его инициативе в 1813 г. через казахские степи и кыргызские кочевья в Восточный Туркестан снаряжается большой торговый караван купца М. Ниязова, при котором со специальным заданием склонить местных жителей к содействию России находился губернский секретарь-переводчик А. Бубенов. Купеческий караван вышел из Семипалатинска 7 сентября 1813 г. и к концу октября подошел к кыргызским кочевьям. 31 октября караван миновал перевал Санташ и по речке Тюп спустился в Иссык-Кульскую котловину, по пути общаясь с кыргызскими беями Шапаком, Шералы, Ишимом и другими, весьма дружелюбно принявшими русских. А. Бубенов вручил им послание сибирских властей. В ответных письмах кыргызские беи обещали, что «они купечеству не только не будут делать притеснения, но будут оказывать защиту, доброхотство и препровождать до желаемого пункта». Они даже снарядили своих посланников в Россию.

Ответное посольство иссык-кульских кыргызов с кыргызскими послами Качыбеком и Джакыпом выехало на Сибирскую пограничную линию.

Обмен посольствами способствовал дальнейшим контактам между кыргызами и Россией. С этого времени во взаимоотношениях наблюдается определенность, развиваются не только торговые, но и политические связи.

В целом русская миссия, которая возвратилась в Сибирь с новыми «кыргызскими» представителями - АОлджобаевым, АДжапалаковым и АШералиным с товарищами, прошла успешно. О контактах кыргызов с Россией в следующие два десятилетия - с 1827 по 1848 гг. - почти нет сведений в первоисточниках. Здесь какой-то исторический «провал памяти». Но вина в этом не истории, а ученых: просто пока не выявлены и не введены в научный оборот соответствующие документы.

А о том, что разрыва в отношениях между кыргызами и Россией не было, свидетельствует письмо манапа Боромбая, написанное в 1848 г. западносибирскому генерал-губернатору.

К середине 60-х годов XIX в. в российско-среднеазиатских торгово-экономических связях все более заметное место по ввозу и вывозу товаров стала занимать и торговля России с Кыргызстаном - как непосредственная (с уже вошедшей в состав Российского государства территорией северной части края), так и транзитная (с Восточным Туркестаном).

Существовали и другие причины, заставлявшие царское правительство добиваться присоединения Средней Азии (и территории Кыргызстана в том числе) к России. Этот регион мог быть использован в дальнейшем для переселения крестьян из европейской части России, а также как новый источник государственных доходов.

Существенным обстоятельством, побуждавшим русское правительство к мерам по присоединению к России Средней Азии, была агрессивная политика Англии на Востоке, которая под предлогом защиты своих индийских владений стремилась к захвату соседних стран - Афганистана, Ирана, западных провинций Китая, а также среднеазиатских ханств - Бухары, Хивы, Коканда. Воропаева В. Из истории кыргызско-российских отношений. (XVIII-XX вв.) - Бишкек, 2001. - С. 36.

На эти слаборазвитые страны английская буржуазия смотрела не только как на объект эксплуатации, но и как на плацдарм для действий против России - наиболее серьезного и опасного в то время соперника Британской империи на Востоке.

Другим немаловажным фактором стало политическое положение Кыргызстана, сложившееся к 50-60-м годам XIX в.

Бугинцы по инициативе верховного манапа Боромбая избрали своим представителем для столь важного поручения манапа Качыбека Шералина. Качыбек и сопровождавшие его беи прибыли в Омск 25 сентября 1854 г. В Омске по этому поводу собрались высшие чины главного управления Западной Сибири во главе с генерал-губернатором Г.Х. Гасфордом, были приглашены почетнейшие казахские султаны, присутствовал и молодой адъютант генерал-губернатора - будущий знаменитый казахский ученый Чокан Валиханов. Процедура присяги была обставлена по-восточному пышно. 17 января 1855 г. волнующийся Качыбек Шералин, с Кораном в руках, принес присягу на верность России. Присутствующие скрепили присягу подписями, султаны и бии приложили свои печати и родовые тамги.

13 октября 1863 г. принесли присягу на подданство России Тянь-Шаньские кыргызы рода черик. Присяга почти копировала присягу бугинцев. И принимали ее также в Омске, в присутствии высоких чиновных лиц Сибири, которые подписали присягу вместе с кыргызскими беями.

В июле 1863 г. Тянь-Шаньский манап Осмон Тайлаков открыто выступил против русских. Он напал на небольшой русский отряд под началом майора Г. Загряжского и держал его в осаде всю ночь. На помощь русским пришел со своими джигитами сарыбагышский манап Шабдан Джантаев, уже принявший ранее российское подданство и имевший к этому времени звание капитана российской армии. Вместе они разбили Осмона. В 1867 г. Осмон Тайлаков с 3 тысячи семей, принял российское подданство. Рудов Г.А Становление кыргызской государственности и развитие Кыргызско-Российских отношений.- Бишкек, 2002. С. - 56.

В течение двенадцати лет - с 1855 по 1867 г. - племена Северного Кыргызстана, озабоченные внутренними проблемами, под давлением внешних обстоятельств принимают российское подданство. Процесс этот в основном был добровольным и протекал в целом мирно Воропаева В. Кыргызстан - Россия: история и современность. - Бишкек, 2001. - С. 40..

Совершенно иной характер носило присоединение к России Южного Кыргызстана. Еще в начале XVIII столетия от Бухарского эмирата отделилось самостоятельное владение в Ферганской долине с центром в Коканде. Политические и экономические связи кыргызов с Российским государством значительно расширялись, и царская администрация широко использовала возрастающее влияние России, чтобы усилить недовольство кыргызов Кокандским ханством. Однако просьбы кыргызов о принятии в российское подданство русское правительство удовлетворять не торопилось. Опасаясь осложнения международных отношений из-за активизации действий на восточных границах, оно занимало выжидательную позицию, отклоняя под разными предлогами прошения о покровительстве. С принятием российского подданства кыргызами положение их изменилось, особенно после того, как на реке Малая Алмаатинка было построено укрепление Верный, что привело к упрочению власти России в Заилийском крае. Отныне подвластные России земли стали непосредственно граничить с кыргызскими кочевьями. Это существенно облегчило отношения кыргызов с Россией и открыло возможность оказания кыргызам, принявшим ее подданство, политической и военной помощи. В конце 1856 г. Верный стал центром вновь образованного Алатавского округа, куда в административном отношении вошли и земли иссык-кульских кыргызов.

В 1867 г. окончательно упрочилось влияние России среди тянь-шаньских кыргызов. Манап Уметалы Ормонов со всеми подвластными ему родами окончательно принял российское подданство. По этому поводу Н.А. Северцов писал: «Таким образом вернулся в наше подданство, без выстрела этот кара-кыргызский батыр, четыре года господствовавший на среднем Тянь-Шане, от Иссык-Куля до гор Кок-Кия, и от истоков Нарына до Куртки; на всем этом пространстве восстановились порядок и спокойствие, а вернулся он с 3000 кибиток и со своими подручными, у которых их было еще 2000».

Таким образом, в период между 1855 и 1867 гг. северные кыргызы добровольно приняли подданство России, что оказало сильное влияние на кыргызов, населявших Ферганскую долину.

Что касается Южного Кыргызстана, то в ходе восстания кыргызов и кыпчаков против гнета кокандского хана Худояра начиная с 1871 г. повстанцы неоднократно обращались к русским властям за помощью, с просьбой разрешить им «перекочевать» из кокандских пределов на территории, занятые русскими, и принять их в российское подданство. Когда же российские власти, связанные договором с Кокандским ханством, поддержали не повстанцев, а Худояр-хана, прислав ему на помощь войска, гнев восставших обернулся против русских.

Вхождение Кыргызстана в состав Российского государства было исторически обусловлено всем ходом социально-экономического и политического развития, явилось закономерным завершением давних политико-дипломатических и торгово-экономических взаимосвязей кыргызского и русского народов.

В сложившейся к середине ХIХ века в Кыргызстане и сопредельных с ним областях и соседних странах Востока внутри- и внешнеполитической обстановке принятие кыргызами российского подданства было исторической необходимостью. Оно отвечало чаяниям широких кругов населения, испытавшего жесточайший гнет Кокандского ханства. Кыргызский народ все отчетливее видел единственное свое спасение в покровительстве и защите более могущественного и более развитого государства. Таким государством являлась Россия.

Первым военным губернатором Ферганской области назначается завоеватель Кокандского ханства и, соответственно, всего Южного Кыргызстана свиты его императорского величества генерал-майор М.Д. Скобелев.

История образования Министерства иностранных дел Кыргызской Республики тесно связана с той международной обстановкой, которая сложилась в эпоху бурного революционного процесса и второй мировой войны.

Первого февраля 1944 года Верховный Совет СССР принял закон "О предоставлении союзным республикам полномочий в области внешних сношений и о преобразовании в связи с этим Народного Комиссариата Иностранных дел из общесоюзного в союзно-республиканский народный комиссариат". В законе подчеркивается, что в целях расширения международных связей и укрепления сотрудничества Союза Советских Социалистических Республик с другими государствами союзные республики могут вступать в непосредственные сношения с иностранными государствами и заключать с ними соглашения, обмениваться дипломатическими и консульскими представителями.

В соответствии с этим Законом Верховный Совет Киргизской ССР 17 марта 1944 года принял Закон об образовании Союзно-республиканского Народного Комиссариата Иностранных Дел Киргизской ССР. В законе подчеркивается, что Киргизская Советская Социалистическая Республика имеет право вступать в непосредственные сношения с иностранными государствами, заключать с ними соглашения и обмениваться дипломатическими и консульскими представителями, иметь представительства в международных организациях, назначать и отзывать дипломатических представителей республики в иностранных государствах, принимать верительные и отзывные грамоты, осуществлять руководство в области внешних сношений республики с иностранными государствами. В рамках Закона внесены соответствующие изменения в Конституциях СССР и союзных республик.

Таким образом, 17 марта 1944 года надо считать днем становления Министерства иностранных дел Киргизской Республики.

Год 1944-й был годом решающих битв за изгнание врага с территории СССР, около четырех пятых захваченной гитлеровцами советской земли возвращено. Советские войска вышли на государственную границу СССР с Чехословакией и успешно наступали в Румынии. Близился час полной и окончательной победы над гитлеровскими войсками. Эти победы Красной Армии на фронтах стали возможными благодаря героическому самоотверженному труду всего народа в тылу. Несмотря на большие трудности военного времени люди тыла снабжали армию и население продовольствием, а промышленность - сырьем.

В такой обстановке 30 мая 1944 года Госсекретарь США К. Хэлл информировал послов СССР и Англии в Вашингтоне о готовности американского правительства приступить к переговорам о создании международной организации безопасности, и провести конференцию в США. Советское правительство выразило готовность принять участие в переговорах в Вашингтоне. 21 августа 1944 года открылась конференция в Думбартон-Оксе на окраине Вашингтона.

Основные разногласия на конференции в Думбартон-Оксе выявились при обсуждении вопросов о первоначальном членстве в будущей организации и о порядке голосования в Совете Безопасности.

В марте 1944 года всех будущих Наркомов из союзных республик пригласили для прохождения стажировки в Наркомат Иностранных Дел Союза ССР. После индивидуальных приемов и бесед в ЦК партии будущих Народных Комиссаров Иностранных дел союзных республик принял Нарком Иностранных Дел СССР В.М. Молотов, который подробно рассказал о задачах Наркоматов Иностранных Дел союзных республик после окончания войны и установления мира.

Через несколько дней после этого вышел приказ В.М. Молотова о порядке прохождения стажировки будущих наркомов. Все наркомы союзных республик были прикреплены и назначены старшими референтами соответствующих отделов для работы и стажировки. К. Дикамбаева зачислили в отдел Китайской республики. Все будущие наркомы постепенно привыкали к новой для них рабочей обстановке и входили в курс дела, начали трудиться в отделах, и в то же время посещали лекции видных, опытных дипломатов. Проводили с ними беседы заместители Наркома Иностранных дел: Вышинский, Литвинов, Кавторадзе, Деканозов и др. Со дня зачисления их на работу, ежедневно, по 2 часа они занимались изучением иностранных языков. К. Дикамбаев занимался английским языком.

Иногда их приглашали на различные приемы с зарубежными гостями. Таким образом, будущие народные комиссары проходили стажировки в Наркоминделе СССР с марта до сентября 1944 года.

Указом Верховного Совета Киргизской ССР от 31 июля 1944 года Казы Дикамбаевич Дикамбаев назначен Народным Комиссаром Иностранных дел Киргизской ССР. До назначения он работал народным комиссаром Государственного контроля республики.

9 сентября 1944 года Государственная штатная комиссия при Совнаркоме СССР утвердила штат НКИД Киргизской Республики в количестве 35 единиц. 23 сентября 1944 г. штат утвержден в Наркоминделе СССР.

Распоряжением N 1885-р от 30 сентября 1944 года правительство республики право первой подписи на всех исках и денежных документах предоставлено народному комиссару иностранных дел К. Дикамбаеву.

На 17 октября 1944 г. в наличии аппарата НКИД республики было всего 4 работника: нарком, главбух, завхоз и кассир.

И 19 октября 1944 г. К. Дикамбаев утверждает штатное расписание НКИД и аппарат имел следующую структуру: Политический отдел, Протокольно-консульский отдел, Секретно-шифровальный отдел, Общий отдел, Бухгалтерия.

Но из-за отсутствия в республике подготовительных кадров аппарат НКИД не был укомплектован. В связи с этим К. Дикамбаев неоднократно обращается в НКИД СССР с просьбой направить из работников центра на работу в НКИД республики на ответственные работы.

Но из центра были направлены только два человека, которые были определены в протокольно-консульский отдел.

В октябре 1944 г. было принято совместное постановление СНК республики и бюро ЦК Компартии Киргизии, где было подчеркнуто неудовлетворительное состояние работы по организации НКИД Киргизской ССР, и было поручено отделу кадров ЦК партии в месячный срок подобрать для работы в НКИД ответственных работников на все вакантные должности. Так, в НКИД перешли Кошмуратов К.М., заведующим протокольно-консульским отделом, до назначения работал заместителем Наркома Госконтроля; Момунбаев И. - заместителем заведующего протокольно-консульского отдела, он был начальником областного управления Наркомюста; Иманкулов Дж. - помощником Наркома иностранных дел, до этого работал заместителем Наркома юстиции, членом Верховного Суда; Маматов М. - заведующим политическим отделом, он был секретарем обкома КП Киргизии; Тутлис П.А. - заместителем зав. политического отдела, до этого работал зав. сектором агитации и пропаганды ЦК партии; Юдин Г.Е. - помощником зам. Наркома, работал зав. сектором агитации ЦК ЛКСМ Киргизии; Миртов В.В. - помощник Наркома, был зав. транспортным отделом горкома партии; Боталиев - зав. секретно-шифровальным отделом, работал начальником Управления сберкасс Киргизской ССР; Милкин Н.Ф. - Управляющий делами, работал ответсекретарем Фрунзенского облисполкома. Но состав ответработников НКИД был укомплектован только на 60%. Работа по укомплектованию аппарата продолжалась и в 1945 году. (Список работников Министерства иностранных дел республики на 15 августа 1946 года прилагается).

Особенно остро стоял вопрос со служебным помещением.

В августе 1944 г. решением Совнаркома Киргизской ССР выделено НКИД здание Управления дороги Фрунзе-Ош НКВД республики полезной площадью 450 кв.м., которое являлось единственным подходящим помещением, отвечающим всем потребностям НКИД. Однако, несмотря на неоднократный телеграфный запрос Председателя Совнаркома республики Т. Кулатова, тогдашний Нарком внутренних дел СССР Л. Берия отказал, предложив подыскать другое помещение для НКИД республики. После этого Совнарком выделил другое здание, совершенно непригодное для НКИД. Тогда постановлением Совнаркома от 29 января 1945 года Наркому иностранных дел целиком предоставлено здание Наркомводхоза. Однако, работа по ремонту и реконструкции здания затянулась. По этому поводу зам.наркома иностранных дел Ш. Таянов в сообщении Совнаркому пишет, что "ремонт помещения производится очень медленно. Необходимо в течение 10 дней закончить кладку печей, без этого ничего нельзя сделать при существующем холоде".

25 июня 1947 г. состоялось совещание у заместителя Председателя Совмина республики, где рассматривались проекты административного здания Министерства иностранных дел республики и обязали Министерство иностранных дел обеспечить представление переработанного проекта на согласование в Министерство иностранных дел СССР. Но и из этой затеи ничего не вышло. Таким образом, проблема с помещением так и осталась не решенной.

Сложным оказался вопрос с приобретением оборудования и других хозяйственных и канцелярских товаров.

Чем же занимались дипработники НКИД республики со дня укомплектования аппарата? В архиве сохранились только два протокола, проводимых в НКИД Киргизской ССР. На совещании рассматривался один вопрос: "О повышении квалификации ответственных работников и уплотнении рабочего времени". В протоколе N 1 совещания записано: "В целях рационального использования рабочего времени и планомерной работы ответработников по повышению своей квалификации установили в обязательном порядке изучение следующих дисциплин:

1) русский язык для нерусских товарищей;

2) иностранные языки (английский и французский);

3) история дипломатии;

4) политическая и экономическая география стран мира, делая главным образом, упор на изучение восточных стран.

В связи с этим в вопросе по подготовке дипработников проводилась следующая работа:

- изучались история дипломатии, международное право, техника дипломатии, общественно-экономические структуры, политические положения соседних стран (Китай (Синьцзянь), Афганистан, Иран и др.);

- изучали проект создания международной организации безопасности в послевоенное время;

- занимались подборкой и разработкой материалов ТАСС, учились составлять справки по отдельным международным событиям;

- выступали с лекциями о важнейших актуальных международных событиях и проблемах.

По программе ВДШ все ответработники изучали английский и французский языки. Киргизские товарищи изучали русский язык в объеме средней школы. Нарком К. Дикамбаев и его заместитель Ш. Таянов психологически готовились к участию на различных совещаниях и конференциях, после окончания войны, а также дипломатических приемах.

Для более серьезной подготовки кадров дипсотрудники НКИД проходили 3-месячную стажировку в соответствующих отделах Наркома иностранных дел Союза ССР. В процессе стажировки они познакомились с материалами, касающихся Китая, в особенности Синьцзяна, т.е., изучали исторический очерк Синьцзяна, его административное устройство и органы управления, взаимоотношения между гоминьдановцами и компартией Китая, записи бесед с представителями зарубежных стран, организацией официальных приемов иностранных гостей и дипломатов, изучали и Консульский Устав СССР.

Приказом от 21 августа 1945 г. по НКИД СССР в целях предоставления возможности для получения высшего дипломатического образования дипработникам без отрыва их от выполнения служебных обязанностей, открывается при ВДШ заочное отделение. Нарком иностранных дел СССР В. Молотов подписывает приказ - "создать заочникам необходимые условия для учебы". Заочно в ВДШ обучались от НКИД республики Кошмуратов Г.М. и Тутлис П.А.

Награды и поощрения.

Указом Президиума ВС СССР от 25 декабря 1953 г. установлено награждение медалями и орденами за выслуги лет и безупречную работу в системе МИДа, имеющих дипранги, несущих дипломатическую и консульскую службу на территориях СССР или за границей, проработавших: 10 лет - медалью "За трудовую доблесть", 15 лет - орденом "Знак Почета", 20 лет орденом "Трудового Красного Знамени", 25 лет - орденом Ленина, 30 лет вторым орденом "Трудового Красного Знамени". Представление к награждению за выслугу лет производилось один раз в году к 7 ноября. Указом Президиума ВС СССР от 25 декабря 1953 г. за выслугу лет и безупречную работу награждены медалями "За трудовую доблесть" Никишев П.П. - 2-й секретарь протокольно-консульского отдела и Тутлис П.А. - помощник Министра.

Все сотрудники МИДа пользовались дотацией на питание. Например, министру было выделено 600 рублей, зам. министру - 400 рублей, начальникам отделов - по 120 рублей, остальным - по 90 рублей. Кроме того, все получали процентные надбавки за выслугу лет: за 2 года - 10%, за 5 лет - 15%, за 10 лет - 20%, за 15 лет и более - 25% в месяц в соответствии с получаемой зарплатой. Получали надбавки и за знание иностранного языка - 10% к зарплате, социально-бытовые и учебные расходы.

Вопросы о рангировании.

9 мая 1941 года Указом Президиума Верховного Совета СССР установлены дипломатические ранги для дипломатических представителей: Чрезвычайного и Полномочного Посла, Чрезвычайного и Полномочного Посланника, Поверенного в делах, а 28 мая 1943 года в развитие этого Указа установлены дипломатические ранги в следующем порядке:

Чрезвычайный и Полномочный Посол;

Чрезвычайный и Полномочный Посланник I и II класса;

Советник I и II класса;

1-й секретарь I и II класса;

2-й секретарь I и II класса;

3-й секретарь;

Атташе;

и введена форменная одежда для дипломатических работников.

Из числа ответственных работников НКИД республики дипломатические ранги присвоены Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР от 24 февраля 1945 года Наркому К. Дикамбаеву - Чрезвычайного и Полномочного Посланника 2 класса, а 30 марта 1946 заместителю министра иностранных дел Ш. Таянову - советника 2 класса, Дж. Иманкулову, помощнику министра 2 секретаря 1 класса, зав. протокольно-консульским отделом Г. Кошмуратову - 2 секретаря 1 класса, помощнику министра В.В. Миртову - 2 секретаря II класса, заместителю заведующего политотделом П.А. Тутлису - 2 секретаря II класса, заместителю заведующего протокольно-консульского отдела И. Момунбаеву - 2 секретаря II класса, помощнику заведующего политотделом П.П. Никишову - 3 секретаря.

Форменную одежду: зимнюю, летнюю, парадную носили все ответработники. Но 13 января 1953 года отменен приказ по НКИД СССР N 270 от 30 июля 1945 года на выдачу повседневной формы, парадной формы, экипировки дипработникам и установлена новая номенклатура выдачи предметов экипировки и сроки их носки.

15 апреля 1948 года Государственная штатная Комиссия при Совмине СССР утвердила новые штатные должности в количестве 5 человек: Тутлис П.А. - помощник министра, Кулов Ш.К. - 1-й секретарь, Никишев П.П. 2-й секретарь. Министр работал по совместительству.

27 мая 1949 года К. Дикамбаев был освобожден от обязанностей заместителя председателя Совмина и Министра иностранных дел в связи с его избранием Секретарем ЦК Компартии Киргизии.

Указом Президиума Верховного Совета Киргизской ССР от 6 сентября 1951 Министром иностранных дел республики назначен заместитель Председателя Совета министров Шамши Таянов, по совместительству.

Постановлением Совмина от 15 сентября 1953 года исполнение обязанностей министра иностранных дел возложена на заместителя председателя Совмина К. Кондучаловой.

16 ноября 1954 года утвержден новое штатное расписание МИД республики, кроме министра по совместительству, в аппарате остались только два работника: помощник министра и секретарь-машинистка.

И, наконец, распоряжением N 18-р от 22 января 1955 года Совета Министров Киргизской ССР все имущества МИДа с баланса на баланс передана в хозяйственную часть Управделами Совмина и академию Наук республики.

Таким образом, от Министерства иностранных дел Киргизской ССР осталось только одно название, и оно фигурировало долгое время в структуре Совета Министров, хотя имело спорное республиканское значение, Изменения, внесенные в конституции СССР и союзных республик (кроме Украины и Белоруссии) остались не выполненными.

Закон о расширении прав союзных республик в области внешнеполитической деятельности, принятой на X Сессии Верховного Совета СССР в феврале 1944 года связывался с расширением национального вопроса в СССР.

Реальная жизнь при советской власти показывала, что, несмотря на расширение прав союзных республик, далее после принятия новой Конституции СССР в 1977 году, где подчеркивалось, что союзные республики самостоятельно осуществляют государственную власть на своей территории, имеют право решить вопрос об изменении своей территории (ст.78), осуществлять внешние сношения (ст.80) Кыргызская Республика ни разу не заключала Договора или Соглашения ни с одним иностранным государством по любым вопросам.

Перестройка тоже не принесла существенного изменения во внешнеполитической деятельности союзных республик.

Конечно, суверенитет СССР и суверенитет каждой союзной республики были взаимосвязаны и обусловлены друг с другом. И, бесспорно, никто не может отрицать, что советская власть сыграла важную роль в развитии нашей государственности.

Внешняя полтика СССР решалась исключительно в Москве. Одним из запоминающихся редких событий - приезд Премьер-министра Индии Р. Ганди и Президента Финляндии У. Кекконена в начале 1980-х годов. Все мероприятия, в том числе главным образом протокольного характера, были осуществлены ЦК КП Киргизской ССР без участия, по известным причинам Министерства Иностранных дел.

1.3 Теоретические основы внешней политики

Проблема взаимосвязи и взаимовлияния внутренней и внеш-ней политики -- одна из наиболее сложных проблем, которая была и продолжает оставаться предметом острой полемики между различными теоретическими направлениями международно-политической науки -- традиционализмом, политическим идеализмом, марксизмом -- и такими их современными разновидностями, как неореализм и неомарксизм, теории зависимости и взаимозависимости, структурализм и транснационализм. Каждое из этих направлений исходит в трактовке рассматриваемой проблемы из собственных представлений об источниках и движущих силах политики.

Так, например, для сторонников политического реализма внешняя и внутренняя политика, хотя и имеют единую сущность, -- которая, по их мнению, в конечном счете, сводится к борьбе за силу, -- тем не менее, составляют принципиально разные сферы государственной деятельности. По убеждению Г. Моргентау, многие теоретические положения которого остаются популярными и сегодня, внешняя политика определяется национальными интересами. Национальные интересы объективны, поскольку связаны с неизменной человеческой природой, географическими условиями, социокультурными и историческими традициями народа. Они имеют две составляющие: одну постоянную -- это императив выживания, непреложный закон природы; другую переменную, являющуюся конкретной формой, которую эти интересы принимают во времени и пространстве. Определение этой формы принадлежит государству, обладающему монополией на связь с внешним миром. Основа же национального интереса, отражающая язык народа, его культуру, естественные условия его существования и т.п., остается постоянной. Поэтому внутренние факторы жизни страны (политический режим, общественное мнение и т.п.), которые могут меняться и меняются в зависимос-ти от различных обстоятельств, не рассматриваются реалистами как способные повлиять на природу национального интереса: в частности, национальный интерес не связан с характером политического режима (22). Соответственно, внутренняя и внешняя политика обладают значительной автономией по отношению друг к другу.

Напротив, с точки зрения представителей ряда других теоре-тических направлений и школ внутренняя и внешняя политика не только связаны друг с другом, но эта связь носит характер детерминизма. Существует две версии подобного детерминизма. Одна из них свойственна ортодоксальному марксизму, с позиций которого внешняя политика является отражением классовой сущ-ности внутриполитического режима и зависит, в конечном счете от определяющих эту сущность экономических отношений общества. Отсюда и международные отношения в целом носят «вто-ричный» и «третичный», «перенесенный» характер (23).

Другой версии детерминизма придерживаются сторонники геополитических концепций, теории «богатого Севера» и «бедного Юга», а также неомарксистских теорий зависимости, «мирового центра» и «мировой периферии» и т.п. Для них, по сути, исключительным источником внутренней политики являются внешние принуждения. Так, например, с точки зрения И. Валлерстайна, для того, чтобы понять внутренние противоречия и политичес-кую борьбу в том или ином государстве, его необходимо рассмат-ривать в более широком контексте: контексте целостности мира, представляющего собой глобальную империю, в основе которой лежат законы капиталистического способа производства -- «миро-экономика». «Центр империи» -- небольшая группа экономически развитых государств, -- потребляя ресурсы «мировой периферии», является производителем промышленной продукции и потребительских благ, необходимых для существования составляющих ее слаборазвитых стран. Таким образом, речь идет о существовании между «центром» и «периферией» отношений несимметричной взаимозависимости, являющихся основным полем их внешнеполитической борьбы. Развитые страны заинтересованы в сохранении такого состояния (которое, по сути, представляет собой состояние зависимости), тогда как страны «периферии», напротив, стремятся изменить его, установить новый мировой экономический порядок. В конечном счете, основные интересы тех и других лежат в сфере внешней политики, от успеха которой зависит их внутреннее благополучие. Значение внутриполитичес-ких процессов, борьбы партий и движений в рамках той или иной страны, определяется той ролью, которую они способны играть в контексте «миро-экономики» (24).

Еще один вариант детерминизма характерен для представителей таких теоретических направлений в международно-политической теории, как неореализм (25) и структурализм (приобретающий относительно самостоятельное значение) (26). Для них внешняя политика является продолжением внутренней, а международные отношения -- продолжением внутриобщественных отношений. Однако решающую роль в определении внешней по-литики, по их мнению, играют не национальные интересы, а внутренняя динамика международной системы. При этом, главное значение имеет меняющаяся структура международной системы:

являясь, в конечном счете, опосредованным результатом поведе-ния государств, а также следствием самой их природы и устанавливающихся между ними отношений, она в то же время диктует им свои законы. Таким образом, вопрос о детерминизме во взаимодействии внутренней и внешней политики государства решается в итоге в пользу внешней политики.

В свою очередь, представители концепций взаимозависимости мира в анализе рассматриваемого вопроса исходят из тезиса, согласно которому внутренняя и внешняя политика имеют общую основу -- государство. Для того, чтобы получить верное представление о мировой политике, считает, например, профессор Монреальского университета Л. Дадлей, следует вернуться к вопросу о сущности государства. Любое суверенное государство обладает двумя монополиями власти. Во-первых, оно имеет признанное и исключительное право на использование силы внутри своей территории, во-вторых, обладает здесь легитимным правом взимать налоги. Таким образом, территориальные границы государства представляют собой те рамки, в которых осуществляется первая из этих властных монополий -- монополия на насилие -- и за пределами которых начинается поле его внешней политики. Здесь кончается право одного государства на насилие и начинается право другого. Поэтому любое событие, способное изменить то, что государство рассматривает как свои оптимальные грани-цы, может вызвать целую серию беспорядков и конфликтов. Пределы же применения силы в рамках государства всегда обусловливались его возможностью контролировать свои отдаленные территории, которая, в свою очередь, зависит от военной технологии. Поскольку же сегодня развитие транспорта и совершенствование вооружений значительно сократило государственные издержки по контролю над территорией, постольку увеличились и оптимальные размеры государства.

Что же происходит со второй из названных монополий? В рамках того или иного государства часть общего дохода, который изымается фискальной системой, составляет пределы внутренней компетенции государства, поле его внутренней политики. Положение этого поля также зависит от технологий, но на этот раз речь идет об информационных технологиях. Доступность специализированных рынков, экспертной информации, высшего образования и медобслуживания дает гражданам те преимущества, которыми они не обладали в простой деревне. Именно благодаря этим преимуществам уровень налогов может расти без риска вынудить индивидов или фирмы обосноваться в другом месте. Любое же необдуманное расширение этого поля -- например, внезапное повышение налогов сверх определенных пределов, способное вызвать конфискацию совокупного дохода граждан, чревато риском внутренних конфликтов в стране. С этой точки зрения одной из причин развала Советского Союза стала его неспособность генерировать ресурсы, требуемые для финансирования своего военного аппарата (27).

Таким образом, для сторонников описанных позиций вопрос о первичности внутренней политики по отношению к внешней или наоборот не имеет принципиального значения: по их мнению, и та, и другая детерминированы факторами иного, прежде всего, технологического характера. При этом, если уже неореалисты признают, что в наши дни государство больше не является единственным участником мировой политики, то согласно многим представителям теорий взаимозависимости и структурализма оно все больше утрачивает и присущую ему прежде основную роль в ней. На передний план выступают такие международные факторы, как межправительственные и неправительственные организации, транснациональные корпорации, политические и социальные движения и т.п. Степень влияния этих, новых факторов на мировую политику, усиливающаяся роль международных режимов и структур иллюстрируются, в частности, происходящими в ней сегодня и составляющими ее наиболее характерную черту интеграционными процессами.

Еще дальше в этом отношении идут сторонники школы транснационализма (28). По их мнению, в наши дни основой мировой политики уже не являются отношения между государствами. Многообразие участников (межправительственные и неправительственные организации, предприятия, социальные движения, различного рода ассоциации и отдельные индивиды), видов (культурное и научное сотрудничество, экономические обмены, родственные отношения, профессиональные связи) и «каналов» (межуниверситетское партнерство, конфессиональные связи, сотрудничество ассоциаций и т.п.) взаимодействия между ними вытесняют государство из центра международного общения, способствуют трансформации такого общения из «интернационального» (т.е. межгосударственного, если вспомнить этимологическое значение этого термина) в «транснациональное» (т.е. осуществляющееся помимо и без участия государств). Для новых факторов, число которых практически бесконечно, не существует национальных границ. Поэтому на наших глазах возникает глобальный мир, в котором разделение политики на внутреннюю и внешнюю теряет всякое значение.

Значительное влияние на подобный подход оказали выдвинутые еще в 1969 году Дж. Розенау идеи о взаимосвязи между внутренней жизнью общества и международными отношениями, о роли социальных, экономических и культурных факторов в объяснении международного поведения правительств, о «внешних» источниках, которые могут иметь чисто «внутренние», на первый взгляд, события и т.п. (29).

Розенау был и одним из первых, кто стал говорить о «раздвоенности» мира: с этой точки зрения современность характеризуется сосуществованием, с одной стороны, поля межгосударственных взаимоотношений, в котором действуют «законы» классической дипломатии и стратегии; и, с другой стороны -- поля, в котором сталкиваются «авторы вне суверенитета», т.е. негосударственные участники. Отсюда и «двухслойность» мировой политики: межгосударственные отношения и взаимодействие негосударственных факторов составляют два самостоятельных, относительно независимых, параллельных друг другу мира «пост-международной» политики.

Продолжая эту мысль, французский политолог Б. Бади останавливается на проблеме импорта странами «Юга» западных политических моделей (в частности -- государства как института политической организации людей). В широком смысле можно констатировать, с его точки зрения, явный провал универсализа-ции западной модели политического устройства. Именно в этом провале заключается, по его мнению, основной источник беспорядка в современных международных отношениях и наблюдающихся сегодня противоречивых и сложных процессов переустройства мира (31).

В той мере, в какой государство-нация не соответствует социо-культурным традициям обществ-импортеров, члены этих обществ не чувствуют себя связанными с данной моделью политического устройства, не идентифицируют себя с ней. Отсюда наблюдаемый в постколониальных странах феномен отторжения гражданских отношений. А поскольку социальная динамика не терпит пустоты, это отторжение ведет социальных факторов к поиску новых идентичностей и иных форм социально-политической организации. С этим связано такое явление, получившее широкое распространение в современном мире (и несущее в себе огромный конфликтный потенциал), как вспышка партикуляризма, которую ошибочно отождествляют с национализмом или пробуждением наций. На самом деле происходит как раз обратное. Инфляция идентичности характеризуется в действительности нена-дежностью способов ее кристаллизации и поиском замещающих ее иных форм социальных и политических отношений. Такой поиск идет как в направлении микрокоммунитарных реконструкций («я не чувствую себя гражданином, следовательно, вместо этого, я рассматриваю себя прежде всего как члена моего клана, даже моей семьи, моей деревни»), так и создания макрокоммунитарных связей («я идентифицирую себя с определенной религией, с определенной языковой, культурной или исторической общностью, которая выходит за пространственные рамки прежних наций-государств»).

С точки зрения вопроса о соотношении внутренней и внешней политики это достаточно серьезный феномен. Перед лицом утраты легитимности правительств и малопривлекательного характера моральных и идеологических аргументов, которые они берут на вооружение для оправдания своих действий, политические лидеры все больше стремятся придать этим действиям не только национальное, но и международное значение. Так, Б. Ельцин и политические силы, выступавшие на его стороне во время октябрьских событий 1993 года, стремились привлечь на свою сторону общественное мнение граждан не только своей страны, но и всего международного сообщества, и, прежде всего -- ведущих Западных держав, используя существующие в них демократические традиции, а также опасения глобальных последствий призывов российской оппозиции к вооруженному противостоянию режиму. В свою очередь, оппозиция, независимо от провоз-глашаемых ею лозунгов, также стремилась создать о себе определенный имидж не только внутри страны, но и за рубежом.

Завершая рассмотрение проблемы соотношения внутренней и внешней политики можно сделать следующие выводы.

Во-первых, детерминистские объяснения соотношения внутренней и внешней политики малоплодотворны. Каждое из них -- идет ли речь о «первичности» внутренней политики по отношению к внешней или наоборот, -- отражает лишь часть истины и потому не может претендовать на универсальность. Более того, уже сама продолжительность подобного рода полемики -- а она длится фактически столько, сколько существует политическая наука, -- говорит о том, что на самом деле в ней отражается тесная связь эндогенных и экзогенных факторов политической жизни. Любые сколь-либо значимые события во внутриполити-ческой жизни той или иной страны немедленно отражаются на ее международном положении и требуют от нее соответствующих шагов в области внешней политики. Так, например, уже на следующий день, после того как стали известны результаты парламентских выборов в декабре 1993 года в России, эстонский премьер-министр М. Лаар выразил мнение, что они должны подтолкнуть Европейский Союз к быстрой интеграции Прибалтики в НАТО. Латвийский президент Г. Улманис подчеркнул, что восхождение Жириновского -- результат слабости политики Ельцина за последние шесть месяцев. В свою очередь, украинские политики заявили, что после указанных результатов не может быть и речи об одностороннем ядерном разоружении. Все это не могло не повлечь за собой соответствующих изменений в российской внешней политике. Верно и обратное: важные решения, принимаемые в сфере внешней политики, влекут за собой необходимость адекватных мероприятий во внутриполитической жизни. Так, намерение РФ стать членом Совета Европы потребовало от ее руководства изменения своего отношения к проблеме прав человека, которые в постсоветской России, по свидетельству международных и отечественных правозащитных организаций, Повсеместно нарушались. В свою очередь, принятие России в эту влиятельную межправительственную организацию было оговорено условием, согласно которому внутреннее законодательство РФ должно быть приведено в соответствие с западноевропейскими стандартами, а нарушениям прав человека должен быть положен конец не только на словах, но и в практике повседневной жизни граждан.

Во-вторых, в современных условиях указанная связь становится настолько тесной, что иногда теряет смысл само употребление терминов «внутренняя» и «внешняя политика», оставляющее возможность для представлений о существовании двух отдельных областей, между которыми существуют непроходимые границы, в то время как в действительности, речь идет об их постоянном взаимном переплетении и «перетекании» друг в друга. Так, отношение постсоветского политического режима к российской национал-патриотической оппозиции или же к темпам и формам приватизации госсобственности, не говоря уже о реформах, касающихся армии, ВПК, природоохранных мероприятий или же законодательных основ в области прав и свобод человека, с самого начала не могло не увязываться им с официально провозглашенными внешнеполитическими ориентирами, направленными «на партнерские и союзнические отношения на основе приверженности общим демократическим ценностям со странами Запада» (32). В свою очередь, приоритеты в области внешней политики диктуются необходимостью продвижения по пути объявленных режимом внутриполитических целей -- политической демократии, рыночной экономики, социальной стабильности, гарантий индивидуальных прав и свобод, или, по меньшей мере, периодического декларативного подтверждения приверженности курсу реформ.

В-третьих, рост числа факторов «вне суверенитета» не означает, что государство как институт политической организации людей уже утратило свою роль или утратит ее в обозримом будущем. В свою очередь, отсюда следует, что внутренняя и внешняя политика остаются двумя неразрывно связанными и в то же время несводимыми друг к другу «сторонами одной медали»: одна из них обращена внутрь государства, другая -- во вне его. И как верно подчеркивает французский политолог М. Жирар, «большинство интеллектуальных усилий, имеющих смелость или неосторожность либо игнорировать эту линию водораздела между внутренней и внешней политикой, либо считать ее утратившей актуальность, пытающихся отождествить указанные стороны друг с другом, неизбежно обрекают себя на декларации о намерениях или на простые символы веры» (33).