Политическое и духовное самоопределение польской католической интеллигенции в 1945 - 1948 гг.

Советско-югославский конфликт спровоцировал особое внимание Советского правительства к «идеологическому отступничеству» и «национализму» в компартиях. На стол Суслову ложились доклады из аппарата ЦК, в которых указывалось на «ошибочность идейно-теоретических установок» руководства ППР и их «немарксистский характер». Особенно критически авторы относились к попыткам Гомулки превратить «польский путь к социализму» в «польский марксизм», а, главное, стремление принизить роль СССР в освобождении Польши. Советский посол В.З. Лебедев в своих телеграммах в Москву докладывал о своем разговоре с оппозиционными лидеру ППР польскими коммунистами, которые характеризовали Гомулку, как «националиста». Помимо этого, Веслав открыто выражал сомнения в достоверности выдвигаемых Москвой обвинений в адрес КПЮ и даже предлагал свое посредничество в урегулировании конфликта, но, разумеется, получил отказ.

Несмотря на сопротивление в партии, Гомулка продолжал гнуть свою линию и на расширенном пленуме ЦК в июле 1948 г. выступил с речью, в которой критиковал СДКПиЛ и КПП за пренебрежение национальными интересами и отмечал роль довоенной ППС в отстаивании ценностей независимости Польши. Такого рода выступлением Гомулка снискал поддержку широких слоев рядовых партийцев (в том числе и готовящихся к объединению с ППР социалистов) и возражение ряда видных партийных деятелей. Аппаратчики поспешили заверить советника советского посольства Яковлева В.Г. в том, что Политбюро не разделяет воззрений Гомулки и срочно отправили последнего в отпуск. Политбюро ППР под председательством Берута, согласовывая свои решения с Москвой приняло решение о смещении Веслава со своего поста и передаче должности генерального секретаря Беруту.

Как верно отмечает проф. А.Ф. Носкова, российские архивы позволяют скорректировать устоявшееся мнение о решающей роли Москвы в смещении со своего поста Гомулки. Создается впечатление, что и так не симпатизирующие вспыльчивому и резкому Гомулке, польские коммунисты (по крайней мере их часть), исправно отсылавшие в Москву разного рода жалобы на Веслава, в изменившихся политических условиях всерьез испугались смелой и независимой риторики последнего. На фоне борьбы с «национализмом» в компартиях, инициированной Москвой, высказывания Гомулки ставили под удар всех членов Политбюро. Возможно, осторожность в борьбе с Гомулкой, против которого сразу началась фабрикация политического дела, связана и с тем, что Сталин сохранял благосклонность к харизматическому лидеру польских коммунистов и не дал «благословения» на доведение дела до логического завершения.

Со смещением со своего поста Гомулки, который все же впоследствии будет арестован, нередко связывают начало нового этапа в истории Польши, который называют периодом «сталинизации» польского государства. Это событие, на наш взгляд, имело намного большее значение, чем объединение в декабре 1948 г. ППР и ППС и образование Польской Объединенной Рабочей Партии (ПОРП), к которому в не меньшей степени стремился и сам Веслав. Гомулка умел в диалоге с Москвой и в проведении своей политики в Польше оставаться самостоятельной фигурой, имеющей собственную позицию. В своем стремлении подготовить идеологическую основу для объединения коммунистической и социалистической партий, лидер ППР особо подчеркивал роль социалистов в истории Польши именно благодаря их патриотической позиции. Ареол мученика, заступника национальных интересов, пострадавшего «от рук Москвы» составит основной политический капитал Гомулки, позволивший ему стать одним из символов «польского октября» 1956 года.

Таким образом, первые послевоенные годы в польской истории стали временем больших надежд, идеологических споров и политического противостояния. Все это, на фоне продолжавшейся борьбы с подпольем, определяло заметную нестабильность в польском обществе. Многих привлекала возможность строительства в Польше принципиально нового, справедливого государства. Тем не менее, та пропасть, которая разделяла различные идеологические парадигмы, на наш взгляд, ясно свидетельствовала о том, что победа должна была остаться за одной из сторон. При этом, вопрос о «победителе», по большому счету, серьезно не стоял. Было не очень ясно, как скоро коммунисты останутся единственной политической силой в Польше. Москва, заинтересованная в стабильности региона, некоторое время сдерживала напор коммунистов, призывая их к диалогу с политическими оппонентами. Явно фальсифицированные результаты референдума и выборов стали важными этапами в формировании политического облика польского государства послевоенного периода, а усиливающееся напряжение в международных отношениях и нарастающие опасения начала Третей мировой войны возводили политическое и идеологическое противостояние в статус борьбы за выживание. Ситуация изменилась, а с ней резко возросла необходимость в выявлении шпионов и «антигосударственных элементов». Компетенции по «стабилизации» режима всецело перешли в руки спецслужб. На смену относительно самостоятельному харизматическому лидеру Гомулке пришел лояльный и «сговорчивый» Берут. Польша начинала свой путь в лагере социализма.

§2. Интеллектуальная среда и общественно-политическая роль польской католической интеллигенции

Послевоенные годы стали особым периодом в истории Польши. Страна, наряду с другими державами Восточной Европы, постепенно входила в «семью» «социалистических стран», господство в которых принадлежало коммунистическим партиям. Тем не менее, полного единообразия политической и социальной системы во всех странах Восточной Европы, выбравших путь социализма, добиться так и не удалось. Католическая интеллигенция и созданная ей среда (srodowisko) интеллектуалов стали одной из важных особенностей общественной и культурной жизни послевоенной Польши. польша католическая интеллигенция

В первые годы после освобождения Польши от немецкой оккупации, в восстанавливающейся от тяжелых потерь стране образовалось три основных центра, вокруг которых началось формирование коллективов католических интеллигентов. Все они имели разное происхождение, по-своему понимали проблемы, стоящие перед их страной и расходились в выборе своего пути к будущему польского государства. Так, коллективы католической интеллигенции заняли разные позиции в структуре формирующегося польского общества и выбрали для себя ту стратегию, которая во многом определила их дальнейшее существование.

Один из крупных коллективов католической интеллигенции сформировался вокруг харизматического лидера Болеслава Пясецкого, ставшего впоследствии яркой и противоречивой фигурой движения «светских католиков». Пясецкий родился в 1915 году в г. Лодзь в семье агронома. С самого молодого возраста, как вспоминают друзья детства Пясецкого, мальчик обладал ярко выраженными лидерскими качествами, с юности организовывая различные кружки и сообщества единомышленников. При этом уже в юном возрасте у молодого Пясецкого замечали твердую веру в свое особое предназначение и способность добиваться реализации своих идей и идеалов, за что один из современников уже в молодые годы прозвал его «философствующим маньяком».

В межвоенные годы Пясецкий был активным участником разных организаций «Национального движения», вдохновителем и лидером которого был политический оппонент маршала Ю. Пилсудского Роман Дмовский. Тем не менее, Пясецкий трудно уживался на вторых ролях, и вскоре стал одним из лидеров «ОНР-Фаланги». Он вел свою игру, нередко вступая в конфликты с другими националистическими организациями, но всегда умело сохранялся «на плаву» даже в самых безнадежных ситуациях. В военные годы Пясецкому, пытавшемуся поначалу создать концепцию сотрудничества с вермахтом против СССР пришлось побывать в тюрьме Гестапо, откуда ему удалось выйти живым, поговаривают, что по личному ходатайству Муссолини, с которым у него нашлась общая знакомая.

После выхода из заключения Пясецкий включился в вооруженную борьбу, теперь уже против немцев, возглавляя один из партизанских отрядов. Здесь снова проявились особые черты характера политика. Для Пясецкого были неприемлемы условия генералов Армии Краевой, требовавших полного подчинения партизанских отрядов молодого политика армейскому командованию. Пясецкий мог быть только лидером своих единомышленников и именно в таком качестве он продолжил борьбу с немцами во главе сформированного им независимого партизанского отряда.

Политическое становление Болеслава Пясецкого сопровождалось и активным идеологическим творчеством. Лидер националистического движения на всех этапах своего политического пути старался сформулировать новую программу действий, учитывающую изменившуюся ситуацию. Среди непреложных положений программного творчества Пясецкого были такие, как лишение гражданских прав евреев и немцев; уничтожение всеобщей избирательной системы; служение интересам народа - как главная цель государства. Католицизм же понимался Пясецким, как показатель национальной идентичности, если Бог считался «высшей целью человека», то «дорога человека к Богу» открывалась через «служение своему народу». Особое место в концепциях лидера националистов межвоенного периода занимала «иерархичность». По его мнению, идеалом государственного устройства можно было считать итальянский фашизм, которому удалось мобилизовать все государственные ресурсы на служение своему народу. Поэтому, именно в строгой структуре армии Пясецкий видел прототип государственного устройства.

В зависимости от ситуации менялся и образ Советского Союза в политических концепциях лидера националистов. В межвоенный период Советская Россия представлялась политику, как «народная держава», совершившая духовный переворот 1917 года и «сбросившая оковы царского деспотизма». Для Пясецкого «Советы» стали примером победы «духовного стремления народа», а в коммунистической партии и государственной системе Советского государства политик видел столь близкую ему иерархичность. Исходя из этого, Советская Россия представлялась Пясецкому примером «отвечающей тенденциям новой эпохи государственности». Тем временем, после начала войны, Пясецкий, сначала в интересах создания пригодного для сотрудничества с Вермахтом проекта, потом в рамках идеологического творчества по созданию «Славянской империи» во главе с Польшей представлял СССР, как империю, на разрушение которой необходимо направить все имеющиеся силы польского народа.

Такое подробное обращение к политической биографии Болеслава

Пясецкого необходимо нам для того, чтобы тактика бывшего лидера националистов, которой он придерживался в послевоенной период, не показалась «вырванной из контекста», а стала логическим продолжением той «большой игры», которую вел Пясецкий-политик. Арестованный пришедшими с наступающей Красной армией органами НКВД, Болеслав Пясецкий добился личного разговора с присланным консультировать молодые польские спецслужбы генералом И.А. Серовым и предложил ему политический проект, написанный им во время заключения. Пясецкий выбрал необычную стратегию: в своей, переданной через Серова в Москву, записке он упрекает ПКНО в ошибочности информационной политики. После подробного осмысления феномена Варшавского восстания, его причин и последствий, политик утверждает, что польскому обществу никто не разъяснил истинные мотивы пришедших с Красной армией властей. При этом перечислив те представления о советской власти, которые распространенные в среде интеллигенции, Пясецкий утверждал, что необходимо ясно определить: Польша - самостоятельное государство и не будет включена в состав СССР, не стоит ожидать массовых высылок непокорных в Сибирь и уничтожения идейного многообразия польской демократии, только тогда интеллигенция решительно выступит за сотрудничество с восточным соседом. Пясецкий утверждал, что сам он, конечно, не верит в возможность таких топорных действий со стороны советских властей и убеждал коммунистов, что готов, по мере возможностей, сотрудничать с новым руководством страны.

Очередной акт политического творчества Пясецкого увенчался успехом. По всей видимости, политику удалось заинтересовать собой (и своим проектом, конечно, но, думаю, одно не без другого) генерала Серова, который, как считается, даже назвал его «гениальным мальчиком» и настоял на его освобождении из тюрьмы. Можно сказать, что Пясецкий предложил коммунистам ту идеологическую парадигму, которая, по его убеждению, позволила бы вывести из подполья поляков, для которых приход Советской армии означал не освобождение их родины, а новую оккупацию. По остроумному замечанию Юлии Брыстигеровой, руководителя V департамента Министерства общественной безопасности Польши, которая сыграет важную роль в светском католическом движении, Пясецкий «продал советским товарищам то, чего не имел».

Выйдя из заключения, Пясецкий в июле 1945 года вместе со своими единомышленниками провел несколько встреч с Владиславом Гомулкой, с которым обсуждал возможность создания светского движения католиков и согласовал положения своей «программной декларации». Власти разрешили Пясецкому выпускать еженедельник «Дзись и Ютро», официальным редактором которого католики пригласили стать писателя и бывшего офицера Армии Краевой Витольда Беньковского, который первые годы формально руководил журналом. Оплачивать издание первых выпусков еженедельника, как отмечает историк Анжей Фришке, позволяли оставшиеся у Пясецкого конспиративные финансовые запасы.

В отношениях Пясецкого с Министерством безопасности есть одно очень важное обстоятельство - его личный контакт с главой V департамента ведомства авторитетным партийным работником, выпускницей Львовского Университета, медиевистом по образованию, Юлией Брыстигеровой. Впервые их встреча состоялась в январе 1946 года, на которой Пясецкий излагал ей свою политическую концепцию и, видимо, сильно заинтересовал ее своим идеологическим творчеством. Между Брыстигеровой и Пясецким сложились явно близкие и доброжелательные отношения.

Роль личности (как выразился однажды С. Кисилевский, «обаяния») Пясецкого в устойчивости созданной им организации красноречиво характеризует то обстоятельство, что в документах СБ католическая группа «Дзись и Ютро» характеризуется, как «реакционная» и «антидемократическая». Спецслужбы характеризуют католиков, как наследников «фашисткой ОНР- Фаланги» и Стороництва народовего, а обсуждаемые в клубах интеллектуалов вопросы называют «антиправительственными». Тем не менее, издание не было закрыто, а интеллектуалы не подверглись преследованиям. Более того, Пясецкий получил возможность увеличивать масштабы своей деятельности. В феврале 1947 г. светские католики получили разрешение на создание издательства «ПАКС» и выпуск ежедневной газеты «Слово повшехне» (40 тыс. экземляров), которая, как и «Дзись и Ютро» очень редко обращалось к политической тематике и концентрировалось на повседневной общественной жизни, культурных, литературных и даже спортивных событиях в жизни страны. Искренность побуждений Пясецкого характеризует тот факт, что на издание газеты, согласно полученному разрешению от властей, католические интеллектуалы зарабатывали сами, частным извозом.

Яркая личность Пясецкого, его готовность заниматься активной деятельностью в рамках враждебного марксистской идеологии мировоззрения, поначалу привлекала многих молодых интеллектуалов. Среди первых авторов созданного им издания есть имена интеллектуалов, которых впоследствии будут уверенно ассоциировать с «Тыгодником Повшехны», а, значит, принципиально иной «стратегией выживания» в Народной Польше. Стефан Кисилевский, Яцек Возьняковский, Павел Ясеница, Антони Голубев размещали на страницах «Дзись и Ютро» свои рассказы, заметки и статьи, а также участвовали во встречах интеллектуалов, которые организовывали светские католики. Однако, вскоре, из-за все нараставших противоречий, такое сотрудничество стало заметно ослабевать.

Между тем, основной задачей своей деятельности в первые годы Пясецкий видел наведение «мостов» между Церковью и новыми властями. В августе 1946 года, после раскола в Стороництве працы, коллектив издания «Дзись и Ютро» обратился с письмом к примасу Польши А. Хлонду. «Светские католики», как именовали себя единомышленники Пясецкого, уверяли кардинала в необходимости поиска компромисса с новой властью, заявляли о необходимости стремиться к развитию католицизма в тех условиях, в которых находится теперь Польша. Основным же предложением интеллектуалов было создание «политической репрезентации» католиков Польши, которая, что очень важно, будет поддерживать «достаточно близкий, однако и неофициальный (выделено - А.Л.)» контакт с иерархией.

Так, Пясецкий, загадочным для польского общества образом вышедший из тюрьмы НКВД и продолжавший тесный контакт с властями, предлагал создать неподконтрольную епископату организацию, которая будет представлять в Законодательном собрании интересы Церкви. Епископы хранили молчание. Логика Пясецкого вполне ясна: молодой политик понимал, что на фоне заявлений антицерковной пропаганды о «реакционности» Костела, его подчиненности Ватикану, а, значит, «непатриотичности», власти согласятся на создание католической партии только в том случае, если она не будет подчинятся Епископату. Пясецкий, получивший от Гомулки заверение в том, что католическая партия может рассчитывать на 20 - 30 депутатских мандата, пытался наладить контакт и с бывшими лидерами расколовшегося Стороництва працы, но сотрудничество сразу не заладилось. Лидеры бывшей крупной политической партии, видели в Пясецком лишь руководителя коллектива католического журнала и запросили 75 % мест в руководстве предполагаемой партией. На это Пясецкий пойти не мог, потому что видел именно себя, лидером светского католического движения. Так провалилась первая попытка создать католическую партию.

Важным событием для церковно-государственных отношений стало интервью, которое в ноябре 1946 года «Речипосполитой» дал президент КРН Б. Берут. Признавая за Церковью большие заслуги перед польским государством, президент отметил, что власти не собирались и не собираются притеснять Костел. Будущее церковно-государственных взаимоотношений зависит, по словам политика, от того, насколько «духовенство в Польше ясно и определенно признает существующую в Польше действительность». Это интервью коллектив «Дзись и Ютро» воспринял, как шанс для налаживания отношений между церковью и правительством и выступил инициатором т.н. «письма 37-ми», в котором католические деятели призывали предпринять все усилия для гармонизации отношений между государством и церковью. По словам католиков, «разница мировоззрений не должна отрицать необходимость совместной работы» над «моральным и экономическим восстановлением страны». Помимо католических деятелей, связанных с «Дзись и Ютро», письмо подписали краковские католики С. Кисилевский, А. Малевская, С. Стомма, Е. Завейский и др..

Некоторое время спустя, коллектив «Дзись и Ютро» отправил на имя кард. Хлонда новую заметку, с призывом поддержать инициативу светских католиков. Авторы убеждали примаса в том, что сотрудничество с властями в сложившихся условиях необходимо. Режим, по словам интеллектуалов, «готов на далеко идущие уступки, взамен на нейтральность Церкви в англосаксонско-советской игре». Церковь, по словам католиков, сегодня слишком слаба, чтобы провоцировать «политику преследований», поэтому, необходимо «обеспечить максимальную нейтральность Костела на международной арене», а тем временем усердно заняться «организацией творческих сил народа в католическом направлении». Столь важная задача, по мнению светских католиков, определяла острую необходимость в католическом представительстве в будущем сейме. Интеллектуалы из окружения Пясецкого, активно принявшиеся за разработку этой идеи, предложили и список кандидатов, способных, по их мнению, представлять интересы католиков в законодательном собрании. Пытаясь заверить епископат в своей благонадежности, интеллектуалы особо отмечали, что деятельность выбранных в Сейм католических депутатов будет осуществляться в тесном контакте с церковной иерархией.

Некоторое время спустя Пясецкий обратился с запиской и к В. Гомулке, в которой уверял, что если теперь не будет создана «политическая репрезентация католического лагеря», то католики не будут иметь возможности самостоятельно проявлять политическую инициативу. Отсутствие же легальных путей влиять на политическую действительность может, по словам Пясецкого, негативно повлиять на отношении католиков к существующему правительству. По словам политика, есть только один путь - создание «легальной католической оппозиции», которая позволит католикам реально влиять на принимаемые правительством решения, отстаивая христианские ценности. Пясецкий таким образом пытался убедить лидера коммунистов в том, что отказ предоставить возможность политической инициативы католикам, может угрожать потенциальной оппозиционностью поддерживающего католические ценности населения.

Такая активность светских католиков не могла устраивать церковную иерархию. Епископам, «наследникам апостолов», предлагали доверится мирянам в отстаивании интересов Церкви, с обещанием «советоваться» с иерархами по вопросам защиты католических интересов в парламенте. В перлюстрированном спецслужбами письме секретаря Конференции Епископата еп. Зигмунта Хороманьского катовицкому епископу Станиславу Адамскому архиерей указывает на лицемерие и неискренность интервью Берута, которое не может быть признано ответом на мемориал епископата к КРН (18 сентября 1946), потому, как не обращено непосредственно к епископам. В этом же документе, упоминая о письме редакции «Дзись и Ютро» иерарх сообщает адресату, что в результате обсуждения на епископском совете принято решение не отвечать инициативу соратников Пясецкого.

С течением времени напряженность в отношениях между епископатом и светскими католиками только нарастала. 13 января 1947 года секретарь епископата принял у себя делегацию «Дзись и Ютро» и выразил «неудовлетворение» и «сожаление» иерархии по поводу «письма 37-ми». Епископ предупредил, что, если активная деятельность светских католиков не прекратится, «епископат вынужден будет публично занять позицию в отношении издания». При этом Хороманьский озвучил еще более жесткий тезис: по мнению Епископата, еженедельник «Дзись и Ютро» «не имеет абсолютно никакого права ... использовать какие-либо католические подзаголовки». В ответ на очередную просьбу окружения Пясецкого присвоить газете «Слово повшехне» статус католического печатного органа, примас Хлонд заявил, что издание, которое проявляет «недопустимую лояльность» в поиске политического диалога в условиях «тоталитарного политического напора материализма» и не придерживается социального учения церкви, не может считаться католическим. Как утверждает в своем исследовании участник событий А. Мицевский, ПАКС приложил максимум усилий, для того, чтобы

смягчить позицию примаса, но успехом эти попытки не увенчались.

Епископат таким образом ясно показывал, что иерархи не собираются признавать никакие инициативы светских католиков, если он не согласованы с «позицией церкви», под которой они понимали, в первую очередь, позицию самого Епископата. На наш взгляд, такая «твердость» иерархов была связана, с одной стороны, с теми представлениями о роли епископа в церкви, которые сложились в католической церкви в целом и польской в частности и просуществовали, по крайней мере, до II Ватиканского собора; с другой стороны, епископы, которые успели познакомиться с практиками польских спецслужб не могли без подозрения относиться к любой «внешней» силе, тем более, находящейся в тесном диалоге с властями. В результате, не дождавшись одобрения Епископата, на состоявшихся 19 января 1947 года выборах депутатские мандаты получили три «светских католика»: Витольд Беньковский, Ян Франковский и Александр Бохеньский, которые создали в сейме «общественно-католический клуб».

На рубеже 1947 и 1948 годов Польша переживала новый этап в своей истории, окончательно определивший судьбу государства во второй половине ХХ века. К этому времени Пясецкий и коллектив «Дзись и Ютро» подошли, добившись некоторых успехов: под руководством интеллектуалов выходило два издания, светские католики добились представительства в Сейме, были созданы молодежные католические дискуссионные клубы. Но Пясецкому не удалось добиться главного: взаимопонимание между властями и Церковью достигнуто не было, он не стал тем связующим звеном между правительством и Епископатом, которым видел себя в «новой Польше». Епископат считал его отступником, а власти сделали представительство католиков в Сейме незначительным. Тем не менее, Пясецкому удалось «выжить», создав сложную, свойственную для националистических обществ, ветераном которых он являлся, иерархическую структуру своей организации.

Принципиально иным образом формировались коллективы католических интеллектуалов вокруг журналов «Тыгодник Варшавский» и «Тыгодник Повшехны». Оба еженедельника можно назвать церковными, куриальными изданиями, деньги на которые выделялись по инициативе правящих архиереев. Тем не менее, и эти коллективы имели очень разную судьбу, а интеллигенты в них оставались интеллектуалами, то есть стремились самостоятельно анализировать ситуацию и определить «формат» своего существования в новых условиях. При этом, взаимодействие между коллективами долгое время сохранялось. Все же, несмотря на то, что на страницах «Тыгодника Варшавского» можно было встретить имена публицистов из краковского коллектива и наоборот, «стратегии» коллективов сильно расходились.

Первый выпуск «Тыгодника Варшавского» появился на свет в конце 1945 года, тогда инициатором создания журнала стал канцлер варшавской митрополичьей курии ксендз Зигмунд Хороманьский. Первые издатели сформировали т.н. «Католический издательский комитет», в который вошли многие епархиальные публицисты. Тем не менее, тот коллектив, который сформирует «лицо» варшавского еженедельника появится только после возвращения осенью 1945 года в Польшу кс. Зигмунда Качинского (1894 - 1953), на судьбу которого нужно обратить особое внимание. Качинский родился в Варшаве, там же поступил в семинарию, но продолжить свое образование будущий священник отправился в столицу Российской империи, Петроград, где учился в Католической духовной академии. Там Качинский стал свидетелем распада империи, частью которой являлась его родная Варшава. Вернувшись в Польшу в 1918 году, молодой ксендз занялся активной политической и издательской деятельностью, был членом Христианской Демократической партии, стоял у истоков Стороництва працы, а в 1919 году стал самым молодым депутатом Сейма. Спустя десять лет Качинский уже занимал важную церковную должность, возглавляя Католическое агетство по печати (Katolicka Agencja Prasowa).

С началом войны кс. Качинский застал членом Гражданского комитета обороны Варшавы. В ходе ожесточенных боев сентября 1939 г. священник был ранен, а во время его лечения Гестапо провело обыск в его квартире. Опасаясь ареста, Качинский бежал в Италию, где, добравшись до Ватикана, попал на прием к Пию XII и представил папе записку о положении в оккупированной Польше. Это событие стало очень важным для становления позиции Ватикана, относительно действий Германии. Качинский успел представить свой доклад и записку примаса Польши Хлонда до аудиенции у папы Риббентропа. Более того, после приезда в Лондон, эти два документа были опубликованы и шансов укрыть содержание документов у Ватикана не оставалось. В эмиграции Качинский сначала стал вице-министром Информации и Документации, а потом получил портфель министра по делам Вероисповеданий и общественного просвещения (Wyznan Religijnych i Oswiecenia Publicznego).

Качинский вернулся в послевоенную Польшу уже состоявшимся политиком, имеющим за своими плечами немалый административный опыт. На родине Качинский организовал издательство «Польская семья», во главе которого перенял редакторство «Тыгодника Варшавского» у кс. Зигмунда Вандоловского. Именно вокруг Качинского началось формирование католиков, сторонников активной политической деятельности. Авторитет священника привлек к работе издательского коллектива деятелей Стороництва працы Ежи Брауна, Кароля Студентовича и др., что позволило представить на страницах издания представить полноценную политическую концепцию будущего польского государства. Именно Тыгодник Варшавский стал тем изданием, вокруг которого соберутся многие «ветераны» Христианской демократии Польши. К Зигмунту Качинскому в 1946 г. придут оставшиеся в Польше после раскола в Стороництве працы и закрытия еженедельника «Однова» католические интеллектуалы.

При этом, нельзя согласиться с утверждением исследователя Мирослава Белашко, что кс. Качинский «как священник не занимался политической деятельностью». Во-первых, долгие годы священный сан не мешал Качинскому активно участвовать в политической жизни страны. Во-вторых, несмотря на то, что Качинский выбрал осторожную тактику, он не оставлял надежд на политическую перспективу Христианской демократии. Так, в сентябре 1947 года, после состоявшихся в январе выборов и победы на них коммунистов, по сообщению корреспондента ТАСС в Варшаве, состоялось обсуждение перспектив создания католической партии Польши между Качинским, Битнером и Виды-Вирским. Этот разговор очень важен для понимания мотивов и воззрений католических интеллигентов Варшавы. По утверждению Битнера, если католическая партия не будет создана, то «будем висеть на виселице и вы, и я, и Гомулка». Качинский же прямо утверждает: «Церковь хочет политических свобод для католиков», более того, по словам священника «для англосакских послов было бы самым большим ударом, если бы католики организовались для совместной защиты послевоенной действительности и границ».

Стоит обратить внимание на то, что в тот момент, когда, казалось, судьба власти в Польше была решена, управление государством после выборов реально находилась в руках коммунистов, а проект построения католической партии, продвигаемый Пясецким и «Дзись и Ютро» провалился, Качинский продолжает борьбу за создание католической партии. При этом, в отличии от Пясецкого он не отделяет себя от Церкви и епископата, т.е. не пытается таким образом искать компромисс с коммунистами в их желании не пустить «зависящих от Ватикана епископов» в политику. Качинский нередко в своих публикациях и диалогах говорит от лица Церкви. Личный авторитет известного священника и бывшего министра позволял ему иметь собственное мнение, а в некотором смысле, даже формировать церковное видение политической ситуации. Пожалуй, именно такой особый статус лидера варшавской группы католической интеллигенции определял основное отличие столичного издания от коллективов «Тыгодника Повшехного» и «Дзись и Ютро». Для Качинского и его окружения важно было добиться того, чтобы их голос звучал на польской политической арене. Варшавским интеллигентам казалось очевидным, что Церковь «как никогда сильна», поэтому, может говорить с коммунистами с позиции силы. При этом надежду на защиту своих прав Качинский возлагает на Россию, а католическая партия, идею создания которой ксендз не оставлял, по его мнению, должна была стать важным звеном в улучшении советско-польских отношений.

Нелюбовь Качинского к коммунистам была взаимной. Цензура всячески старалась «изрезать» готовящееся к выпуску издание, что, в свою очередь, заставляло коллектив еженедельника внимательно продумывать «тактику» донесения своей позиции до читателя. При этом, главной особенностью варшавской католической группы стала ее активная социальная деятельность, что не могло не повлиять на судьбу издания и собравшихся вокруг него интеллектуалов. Вспоминая о своей совместной деятельности с кс. Качинским, Кароль Попель, лидер Стороництва працы, пердает слова, тогда министра правительства Миколайчика: «миллионы организованных не только в приходах, но и в общественных, профессиональных, политических организациях католиков имеют право ожидать от нас помощь, и от выполнения этой обязанности мы не можем себя освободить». Качинский и его окружение при костеле Всех Святых организовали лекции для молодых католических интеллектуалов, которые проходили в формате «мастер-классов»: крупные польские политики, экономисты, социологи и историки рассказывали молодым людям о своем «ремесле» и о необходимых для страны преобразованиях.

Активная деятельность коллектива Тыгодника Варшавского не могла остаться без внимания польских спецслужб. В июле 1948 года при попытке покинуть страну был арестован К. Студентович, после допроса которого Юлия Брыстигерова приняла решение об аресте редакционного коллектива варшавского еженедельника. В сентябре 1948 года кс. Качинского отпустили под подписку о неразглашении тайны следствия, но через некоторое время, рассказав подробности следствия против него кард. Вышинскому и еп. Хороманьскому, был снова арестован за «нарушение подписки». Получив в 1951 году приговор на пожизненное заключение кс. Качинский умер в заключении. Помимо Качинского были арестованы Е. Браун, А. Грабовский, Е. Квасиборский многие другие его соратники.

Тем временем, краковский коллектив католических интеллектуалов ждала совсем иная судьба. Несмотря на то, что интеллектуалы краковских и варшавских католических коллективов находились в тесном контакте, уже в первые послевоенные годы сформируется характерные черты, отличающие католические издания. Именно «Тыгодник Повшехны» станет во второй половине ХХ века одним из символов «умеренной католической оппозиции». Издание, созданное по инициативе краковского архиепископа Адама Стефана Сапеги в марте 1945 г., собрало вокруг себя немало известных католических интеллектуалов. С их именем будут связывать, по выражению исследователя Михала Ягайлло, основную черту католического интеллектуального движения,защиту «альтернативного взгляда на культуру».

У истоков краковского еженедельника также стояли «выходцы» из Христианской демократии. Назначенный архиепископом Сапегой духовный наставник редакторского коллектива, кс. Ян Пивоварчик имел славу одного из самых консервативных деятелей межвоенной Христианской демократии. Именно он, имеющий богатый издательский опыт, несмотря на официальное именование главным редактором Ежи Туроваича, был самым авторитетным и влиятельным членом редакционного совета. Серьезная издательская деятельность Пивоварчика началась в 1921 году, когда молодой священник возглавил выпускавшийся в Кракове христианско-демократический журнал «Глос Народу». Журнал отметился особыми «правизной» и консерватизмом, к тому же вел активную «общественную и экономическую борьбу с евреями».

При всем этом, кс. Пивоварчик сочетал в себе консерватизм в вопросах католической доктрины и радикальную социально-экономическую программу. Священник выступал убежденным сторонником сельскохозяйственной реформы, принудительного разделение крупных имений в пользу крестьянства, за что даже получил прозвище «красный прелат». Вместе с молодым тогда кс. Стефаном Вышинским Ян Пивоварчик входил в специально созданный совет для претворения в жизнь социальных принципов энциклики Пия XI «Quadragesimo Anno». В первые дни немецкой оккупации Пивоварчик принял на себя полномочия ректора Краковской духовной семинарии, именно он в 1942 году разрешил тайное обучение в семинарии будущего «польского папы» Кароля Войтылы. Пришлось священнику пережить и заключение в тюрьме Гестапо, освобожден откуда он был только после специального ходатайства архиеп. Сапеги. Именно такому человеку краковский архиепископ решил доверить руководство создававшимся куриальным изданием.

Другой ключевой фигурой формировавшегося коллектива стал Ежи Турович, с именем которого впоследствии будут связывать судьбу «Тыгодника Повшехного». Турович с самого юного возраста был участником молодежного католического движения. Именно тогда, ставший активным деятелем католической организации «Акадимицка содалиция марианска», католический интеллектуал приступил к активной журналистской работе, в основном, в издании «Одродзение» («Возрождение»). Там он проникается идеями философа, основателя неотомизма, Жака Маритена и идеалами Христианской демократии. Помимо этого, молодого интеллектуала интересовала и формировавшееся в католической общественной мысли направление персонализма и с 1932 г. Турович подписывается на журнал Эммануэля Мунье «Esprit».

В 1934 году Турович, до того студент львовской «политехники», меняет свою жизнь и поступает на философский факультет Ягеллонского университета, который закончит уже в 1939 году не став защищать квалификационной работы. Молодой интеллектуал выступает с целым рядом обширных статей, в которых решительно осуждает антисемитизм и рассуждает на тему «католической социальной науки». Тогда он знакомится с игравшим значительную роль в движении «Одродзении» Станиславом Стоммой, будущим главным редактором ежемесячника «Знак», (с 1937 г. доктор права), Антони Голубевым, Констатом Туровским и др.. Годы оккупации, женившийся в 1938 году Турович, проводил с молодой женой и детьми в имении тестя в Гошицах, не прекращая сотрудничества с подпольной организацией Христианской демократии «Уния», а также писал статьи в подпольные издания «Культура Ютра» и «Месечник Литерацкий».

Краковский еженедельник с момента своего образования стал центром притяжения бывших деятелей Христианской демократии западной части страны. При этом, католические интеллектуалы, собравшиеся вокруг «Тыгодника повшехны», нередко расходились во взглядах по многим вопросам церковной и общественной жизни послевоенной Польши. Статьи публицистов, связанных с краковским изданием, можно было обнаружить и на страницах издававшегося окружением Б. Пясецкого «Дзись и Ютро», и в варшавском журнале З. Качинского. Фамилии краковских интеллектуалов можно найти как среди подписавшихся под «письмом 37-ми», так и среди осудивших инициативу Болеслава Пясецкого и его окружения, оставшихся на стороне Епископата.

Тем не менее, исследуя политические и социальные «Тыгодника», мы все же обнаружим некоторые характерные черты издания. Уже в первые годы, несмотря на консервативную позицию руководителя издания кс. Пивоварчика, обозначается подчеркнуто «интеллигентская» позиция издания. Варшавские коллеги даже будут язвительно обвинять издание в попытке остаться в стороне от активной политической и социальной деятельности, закрыться в собственном философствовании. Кс. Зигмунд Зелинский, польский историк церкви, писал о краковском издании: «"Тыгодник" притягивал к себе определенных противников коммунизма, признающих католическое или христианское мировоззрение, помимо этого декларировали взгляды главным образом критически относящихся к патриотически-романтической версии видения независимости.». По убеждению Зелинского, для краковских интеллектуалов были характерны чуть ли не «либерализм» и «выторговывание в католическом лагере места для т.н. «ищущих»».

Насколько справедливо такое высказывание, относительно издательской деятельности первых послевоенных лет, мы постараемся рассмотреть в своей работе. При этом, все же нужно признать, что недопонимание между краковским и варшавским изданиями с годами становилось все более серьезным. Это обстоятельство сильно беспокоило архиепископа А. Сапегу. По его инициативе, уже в 1948 году, в Кракове было организовано трехдневное совещание, призванное разрешить накопившиеся между коллективами противоречия. Тем не менее, по версии варшавской стороны, все еще уверенных в перспективности своей активной социально деятельности, диалог не увенчался успехом потому как «группа ТП (Тыгодника Повшехного - А.Л.), под влиянием философии Мунье, пренебрегала ценностями христианской социальной науки, систематизирующей принципы католицизма в вопросах религиозного воспитания и апостольства». Так воспринималась попытка «бегства в культуру» со стороны лагеря Качинского.

Важно отметить, как оценивали коллектив издания специалисты из Управления безопасности. В документации спецслужб заметен коренной переворот в оценке издания: если в сентябре 1945 года Тыгодник называют «предводителем всей католической прессы и головным органом реакции», правда, отмечая склонность издания к «вероломной мимикрии», то в середине 1946 года краковское издание уже характеризуется, как «журнал высокого литературного уровня», дополняя, что, если бы не фельетоны Стефана Киселевского, издание можно было бы назвать «абсолютно лояльным, или, по крайней мере, нейтральным». Тыгоднику Повшехному удалось просуществовать, в качестве самостоятельного издания, до 1953 года, когда за отказ опубликовать некролог Сталину, издание было закрыто. «Лояльность» редакторского коллектива перестала быть аргументом в пользу существования издания после первого серьезного шага против системы, которая не подразумевала противоречий.

Таким образом, польская католическая интеллигенция в первые послевоенные годы оказалась в принципиально новой для себя ситуации. С одной стороны, католики, бывшие оппозиционерами «режима санации» Юзефа

Пилсудского и его сторонников, чувствовали возможность принципиально изменить устоявшиеся в Польше социальные и политические порядки. С другой, католическим интеллигентам приходилось действовать в тех политических условиях, которые сложились в послевоенной Польше. Несмотря на активное сотрудничество первых лет, уже с самого начала формирования центров католической интеллигенции проявлялось три основных направления, которые определят дальнейшую судьбу коллективов католических интеллектуалов.

Большую роль в развитии интеллектуальных центров интеллигенции сыграли те взаимоотношения, которые сложились у католических интеллектуалов с властями. Болеслав Пясецкий, потенциальный «реакционер», как талантливый политик, смог за счет личного контакта с коммунистическими лидерами и спецслужбами добиться легальной деятельности своей организации и развития издательской и интеллектуальной деятельности молодых интеллектуалов. Тем не менее, ему не удалось добиться главного - стать связующим звеном между властями и церковью. Епископат не готов был делегировать кому-либо, а уж тем более человеку с репутацией Пясецкого, представительство интересов Церкви. Политик стоял перед выбором: или отказаться от роли лидера идти вместе с Епископатом и быть в конце концов отстраненным от любой политической деятельности, или продолжать начатую им игру самостоятельно, отдельно от церковной иерархии. Пясецкий выбрал последнее.

Зигмунд Качинский приехал в Польшу, осознавая себя крупным политическим деятелем. Он был уверен в том, что нужен Советскому Союзу, а через него польским коммунистам для того, чтобы показать западным странам «демократический характер» польского государства. Бывший министр лондонского правительства, собравший вокруг себя видных «ветеранов» христианской демократии, был убежден в широкой поддержке польским народом Церкви. Он настойчиво стремился влиять на политическую жизнь Польши и вел активную социальную работу. При этом, конечно, Качинский не мог серьезно относиться к инициативам молодого выходца из националистического движения Пясецкого и его попытке возглавить светское католическое движение, отдельное от епископата, сотрудничающее с властями. Качинский как и до войны вел открытый бой и потерпел поражение.

Тыгодник Повшехны, руководимый консервативным непримиримым борцом за свои идеи кс. Пивоварчиком, казалось, должен был включиться в активную борьбу за католические идеалы. Тем не менее, выбранная, во многом под влиянием молодых членов редакционного совета, «культурная сфера» деятельности и декларированный отказ от политических амбиций стали тем «редутом», в котором молодым интеллектуалам, изначально активно участвующим во многих политических инициативах других организаций, удалось укрыться в те годы, когда политическая атмосфера заметно изменилась. Философскому обоснованию такой тактики, сформулированному наследниками «интеллигентского» академического движения межвоенной Польши, мы уделим особое внимание, рассматривая политические и социальные идеалы краковского еженедельника.

Глава 2. Политическое самоопределение польской католической интеллигенции

§1. Образ СССР в рефлексии Польской католической интеллигенции

В первые послевоенные годы, католическая интеллигенция, столь разнообразная в своем представительстве, на тот момент активно поддерживаемая церковной иерархией, обнаруживала «стратегическое» единство в ряде вопросов. Католических интеллектуалов не устраивала пассивная роль в строительстве новой Польши, они стремились сформировать в польском народе мотивацию к активному участию в судьбе своей страны. При этом, оппозиционеры режима «санаций» Ю. Пилсудского «едиными усты» твердили о необходимости строительства Польского государства на принципиально новых основах. На протяжении первой половины ХХ века Советская Россия воспринималась обществом межвоенной Польши, как одна из главных угроз польской государственности. Присоединение в 1939 году к СССР «Восточных кресов» Польши только укрепили это представление. Новый мировой порядок, установленный под руководством великих держав, изменил «расстановку сил» в послевоенной Восточной Европе: Советский Союз, с одной стороны, способствовал присоединению к Польше «Западных земель» и готов был гарантировать территориальную целостность «Новой Польши», с другой, был заинтересован в полной лояльности польских властей. Новые условия требовали от Польши пересмотра отношения к «Восточному соседу».

Немалую роль для формирования «идеологических ориентиров» католических интеллектуалов сыграло наследие Романа Дмовского, главного идейного противника Пилсудского, предводителя «Национального движения», а главное, сторонника внешнеполитической ориентации на Россию. Конструируя в своих печатных изданиях образ СССР, католическая интеллигенция, столкнулась с проблемой изначальной предвзятости потенциального читателя в отношении Советской России, это требовало поиска особых аргументов для обоснования собственной позиции. Между тем, к самому Советскому государству большинство католических организаций относилось предельно осторожно, а потому упоминания о нем немногочисленны и аккуратны. В условиях ожесточенной идеологической борьбы необходимо было отвечать за каждое напечатанное слово, а значит материалы, опубликованные на страницах журналов, предварительно тщательно обсуждались в редакции, что позволяет нам рассматривать их как взвешенную позицию того или иного католического коллектива. Все это необходимо учитывать, приступая к анализу созданного на страницах печатных изданий Польской католической интеллигенции образа Советского Союза.

В условиях ежедневно меняющейся политической ситуации (помним, что в стране, фактически, шла необъявленная гражданская война), автором четко сформулированной «программы», видимо, благосклонно воспринимаемой и в других организациях католической интеллигенции, стал Болеслав Пясецкий, по выражению польского историка, «предводитель» коллектива, выпускавшего журнал «Дзись и Ютро». Нельзя не признать, что программа, предложенная им во время своего заключения генералу И. А. Серову, консультирующему тогда молодые польские спецслужбы, а через него советскому руководству, показывают незаурядный талант и самостоятельное политическое мышление автора.

В своей, написанной после выхода на свободу «программной декларации», Пясецкий убеждает поляков оказать «должное доверие» СССР, чтобы Советский союз «примирил» государственные интересы Польши и собственную международную политику. Для этого, по словам Пясецкого, необходимо принципиальное изменение отношения польского народа к «Советам». То, что стоит между народами - это «историческая традиция». При этом Пясецкий недвусмысленно намекает на потребность в создании принципиально нового образа России в глазах поляков: нужно «дать понять [народу] материальные и культурные ценности послереволюционной (выделено - А.Л.) России». Конечно, преодоление всех преград на пути к взаимной дружбе не может обойтись без проблем, но следует стремиться к уничтожению любых «трений», спровоцированных «утвердившейся дурной традицией». Позже, в одной из статей в своем еженедельнике, Пясецкий напишет о намерении «решительно порвать с манерой польской публицистики в отношении Советского Союза».

Можно сказать, что призыв Пясецкого был услышан во всех организациях католической интеллигенции: в отношении Советского государства мы найдем в основном положительные или, по крайней мере, осторожные суждения. Не раз подчеркивается роль СССР в победе над Германией, воспевается «великий дух» Советской армии и «крепость» русского народа. Журнал «Тыгодник Повшехны», позиционирующий себя как «общественно-культурное» издание, с усердием принялся за рассмотрение феномена русской культуры. Так, например, Артур Горский, в своей статье «Об обновлении культуры» обращается к наследию А. Мицкевича с его идеей панславянского единства. По словам автора, в огромной славянской общности народов можно с полной уверенностью выделить две «великие и плодотворные культуры: польскую и российскую». Основная особенность этих культурных явлений, по мысли автора, заключается в том, что они «дают возможность разбудить в людях стремление к высшей жизни». Именно это стремление к духовным, а не материальным ценностям и должно, по мнению автора, стать основой будущего единения народов. При этом Горский отмечает важность поиска тех людей, которые «и с той, и с другой стороны» смогут вести диалог «на одном языке» .

Другой автор, С. Остерва, рассуждая на тему «будущего польского искусства», также не обходится без обращения к культуре Советского Союза. Говоря о важности и значении для культурной жизни «новой Польши» драматургии, автор не упускает возможности восхититься величием культурной традиции Советской России, в которой, по словам публициста, театр достиг «наивысшей силы». Для нас важно отметить и то, какими автор видит причины мировой славы советского сценического искусства. По словам Остервы, именно отношение советского государства к культуре позволило богатому на таланты русскому театральному мастерству войти в анналы мировой культуры: «случилось это не потому, что вдруг появились творцы, которых не было, но потому, что благодаря новым условиям театр смог широко расправить крылья». Тут стоит обратить внимание и на «тактический прием», который еще не раз будет применяться католическими интеллектуалами в своих печатных изданиях: попытка с помощью «идеального» образа СССР влиять на актуальную политическую действительность. Остерва утверждает: и у нас «может наступить, и наступит, такой период», но для этого нашим властям необходимо брать пример с советского государства, искать диалог с творческой общественностью и совместно с ней начать работу над «собственным преображением», и только в этом случае возможно будет приблизиться к «высоте советских коллективов».