История России XX века

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

I. Историография Великой Отечественной войны

Отличия оценок причин, содержания, итогов Второй мировой войны между отечественными и зарубежными историками.

Неослабевающий интерес к истории Великой Отечественной войны вызван непреходящим значением одержанной в 1945году Победы и грандиозностью народного подвига.

В советский период за прошедшие после войны десятилетия был накоплен огромный багаж исследовательской и мемуарной литературы, посвященной событиям Великой Отечественной войны. Тем не менее, несмотря на значительные достижения, для историков оставалось немало нерешенных проблем.

В историографических работах уже не раз отмечалось, что присущее послевоенной советской литературе замалчивание отдельных тем и сюжетов, апологетический подход к оценке деятельности политического и военного руководства, ограничения на работу с архивными материалами и контакты с зарубежными учеными оборачивались определенным снижением уровня исторических исследований Плетушков М.С., Якушевский А.С. Особенности отечественной историографии Великой Отечественной войны // Великая Отечественная война: (историография). Сб. обзоров. М., 1995; Кулиш В.М. Советская историография Великой Отечественной войны // Советская историография. М., 1996.

С 1990-х годов в отечественной историографии начался новый этап, характеризующийся созданием условий для дальнейшего углубления знаний о войне, возможностью критического осмысления достижений предшествующего периода. Разнообразие подходов при изучении важнейших проблем и изложении взглядов, освоение российскими историками новых пластов зарубежной литературы в целом положительно сказались на объективном освещении малоизученных страниц Великой Отечественной войны.

Особым образом следует отметить уникальную серию «Русский архив: Великая Отечественная война 1941--1945гг. Документы и материалы», работа над которой ведется коллективом Института военной истории МО РФ с 1993 года. За два десятилетия было издано несколько десятков томов, материалы которых освещают деятельность высших органов политического и военного руководства страны, подготовку и осуществление важнейших стратегических операций, решение задач обеспечения и поддержания боевой готовности войск, организацию формы и методы партизанской борьбы, судьбу советских и иностранных военнопленных и многие другие вопросы Русский архив: Великая Отечественная. М.: Терра, 1997. Т. 12(1-2). Накануне войны: Материалы совещаний высш. руководящего состава ВМФ СССР в конце 1940 г.; Т. 12(1). Накануне войны. Материалы совещания высшего руководящего состава РККА 23--31 декабря 1940 г. М.: Терра, 1993; Приказы НКО СССР 1937 -- 21.6.1941 г. Т. 13(2-1). М.: Терра, 1994; Приказы НКО СССР, 22 июня 1941 г. -- 1942 г. Т. 13(2-2). М.: Терра, 1997; Приказы НКО СССР (1943--1945 гг.). Т. 13(2-3). М.: Терра, 1997; СССР и Польша: К истории военного союза: Документы и материалы. Т. 14(3-1). М., 1994; Битва под Москвой: Сб. док. Т. 15(4-1). М.: Терра, 1997; Прелюдия Курской битвы Т. 15(4-3). М.: Терра, 1997; Курская битва: Док. и материалы 27 марта -- 23 авг. 1943 г. Т. 15(4-4). М.: Терра, 1997; Битва за Берлин (Красная Армия в поверженной Германии). Т. 15(4-5). М.: Терра, 1995; Ставка ВГК: Док. и материалы. 1941 год. Т. 16(5-1). М.: Терра, 1996; Ставка ВГК: Док. и материалы, 1942 г. Т. 16(5-2). М.: Терра, 1996; Ставка ВГК: Док. и материалы, 1943 г. Т. 16(5-3). М.: Терра, 1999; Ставка ВГК: Док. и материалы 1944--1945 гг. Т. 16(5-4). М.: Терра, 1999; Гл. полит. органы Вооруж. Сил СССР в Великой Отечественной войне 1941--1945 гг.: Док. и материалы Т. 17-6(1-2). М.: Терра, 1996; Советско-японская война 1945 г.: история военно-политического противоборства двух держав в 30--40_е гг.: Документы и материалы. Т. 18(7-1). М.: Терра, 1997; Советско-японская война 1945 года: история военно-политического противоборства двух держав в 30--40_е годы: Документы и материалы: В 2 т. Т. 18(7-2). М.: Терра, 2000; Партизанское движение в годы Великой Отечественной войны 1941--1945 гг. Док. и материалы. Т. 20(9). М.: Терра, 1999; Генштаб в годы Великой Отечественной войны: Док. и материалы 1941 г. Т. 23(12-1). М.: Терра, 1997; Генеральный штаб в годы Великой Отечественной войны: Документы и материалы 1944--1945 гг. Т. 23(12-4). М.: Терра, 2001; Тыл Красной Армии в Великой Отечественной войне, 1941--1945 гг.: Док. и материалы. Т. 25(14). М.: Терра, 1998..

Для изучения международных отношений накануне и в годы войны, проблем становления и укрепления международного сотрудничества стран антигитлеровской коалиции, военного и политического взаимодействия союзников большое значение имела публикация сборников дипломатических документов, в ряду которых первое место принадлежит очередным томам серии МИД РФ «Документы внешней политики» Документы внешней политики. Т. XXII. 1992 г.; XXIII. 1995--1998 гг.; XXIV. 2001 г.. Их дополняют материалы ряда тематических сборников Советско-американские отношения 1939--1945 / Под ред. Г.Н. Севостьянова. М.: МФД, 2004; Советско-норвежские отношения. 1917--1955. Сб. документов. М.: ЭЛИА-АРТ-О, 1997.. Некоторые неизвестные ранее документы публиковались в журналах, приложениях к монографиям, среди которых следует выделить работы О.А.Ржешевского Ржешевский О.А. Война и дипломатия. М.: Наука, 1997; Он же. Сталин и Черчилль. М.: Наука, 2004..

Первоочередного упоминания заслуживает также открытая публикация (в 1980-х изданного ограниченным тиражом для служебного пользования) многотомного сборника «Органы государственной безопасности в Великой Отечественной войне» Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне: сборник документов. Т. I. Накануне. Кн. 1--2. М.: А/О «Книга и бизнес», 1995; Т. II. Начало. 22 июня -- 31 декабря 1941. Кн.1--2. М.: Изд-во «Русь», 2000; Т. III. Кн. 1. Крушение блицкрига. 1 января -- 30 июня 1942 г.; Кн. 2. От обороны к наступлению. 1 июля -- 31 декабря 1942 г. М.: Изд-во «Русь», 2003.. Документы из Центрального архива Федеральной службы безопасности РФ публикуются также в еще одной получившей признание серии Сталинградская эпопея. М., 2000; Агония и смерть Адольфа Гитлера. М., 2000; Лубянка в дни битвы за Москву. М., 2002; «Огненная дуга»: Курская битва глазами Лубянки. М., 2003., содержание которой интересно не только специалистам, но и широкой читательской аудитории.

Эти и многие другие изданные в последнее десятилетие труды Главный военный совет РККА. 13 марта 1938 г. -- 20 июня 1941 г.: Документы и материалы. М.: РОССПЭН, 2004; Коминтерн и вторая мировая война. Ч. I--II. / Отв. ред. К.М. Андерсон, А.О. Чубарьян. М.: Памятники исторической мысли, 1997; Коминтерн и гражданская война в Испании. Документы. М.: Наука, 2001; Москва-Рим. Политика и дипломатия Кремля. 1920--1939 / Отв. ред. Г.Н. Севостьянов. М.: Наука, 2003; Политбюро ЦК РКП(б) -- ВКП(б) и Европа. Решения «особой папки». 1923--1939. М.: РОССПЭН, 2001; Политбюро ЦК РКП(б) -- ВКП(б) и Коминтерн: 1919--1943 гг. Документы. М.: РОССПЭН, 2004; Россия и США: экономические отношения 1933--1941. Сб. док. М.: Наука, 2001; 1941 год. В 2-х кн. М.: МФД, 1998; Дашичев В.И. Стратегия Гитлера -- путь к катастрофе, 1933--1945: исторические очерки, документы и материалы: В 4 т. М.: Наука, 2005. не просто обогащают историографию Второй мировой войны, но позволяют поднять военно-исторические исследования на качественно новый уровень. Кроме того, публикация архивных документов имеет и большую общественную значимость в качестве важнейшего средства разоблачения нередких в современной литературе недобросовестных истолкований и прямых фальсификаций фактов отечественной военной истории На это справедливо обращалось внимание участниками международной конференции «Документальное наследие Великой Победы и современность» (Москва, 2000). Резолюцию конференции см.: Вестник архивиста. 2000. № 3--4 (57--58). С. 25..

Первостепенное научное значение имеет подготовка и выпуск фундаментальных научных трудов. Наиболее серьезным достижением советского периода была 12-томная «История второй мировой войны. 1939--1945», издание которой завершилось в 1982 году. Несмотря на справедливость многих критических замечаний (иногда весьма резких), высказанных в отношении этого труда в период «перестройки», его содержание и сегодня продолжает сохранять научное значение. Задача подготовки нового капитального труда решалась в течение десяти лет (если считать с 1987 г., когда руководством КПСС было принято решение о создании новой 10-томной истории войны). Итогом работы стали четыре книги под названием «Великая Отечественная война 1941--1945: Военно-исторические очерки» (М.: Наука, 1998--1999), положительно встреченные научной общественностьюСм.: Томан Б.А. Новое фундаментальное издание по истории Великой Отечественной войны // Новая и новейшая история. 2000. № 6. С. 3--16; Краткий обзор содержания всех четырех книг см.: Падерин А.А. Народ-победитель должен знать правду о войне // Отечественная история. 2000. № 3. С. 40--47. .

Еще одним важным научным результатом последних лет стал коллективный труд «Мировые войны ХХ века» в 4-х книгах, подготовленный ИВИ РАН в сотрудничестве с Ассоциациями историков Первой и Второй мировых войн Мировые войны ХХ века. В 4-х кн. М.: Наука, 2002.. Новизна данного исследования определяется наличием комплексного анализа двух мировых войн в их взаимосвязи. Каждой из мировых войн посвящено по две книги: одна из них содержит исторический очерк, другая -- материалы хрестоматийного характера. В труде дано рассмотрение хода военных действий в сочетании с анализом политики и стратегии воюющих держав, экономических, социальных и культурных сторон их развития в условиях войны. Эта большая работа подводит определенные итоги изучения мировых войн в ХХ веке и может служить базой для их дальнейшего осмысления в условиях, когда многие из, казалось бы, ушедших в прошлое геополитических и общественно-политических проблем вновь обостряются под влиянием крушения биполярного мира, нового этапа европейской интеграции и глобализации. Корни этих проблем, очевидно, следует искать во временах генезиса мировых войн, а сами проблемы обусловлены их итогами и последствиями См.: Новый труд о мировых войнах ХХ века // Отечественная история. 2004. № 1. С. 153--164; Рубцов Ю.В. Мировые войны ХХ века. М., 2002 // Воен.-истор. журнал. 2004. № 1.С. 62, 63..

В трудах советского периода подробное обоснование получила концепция, согласно которой мировые войны рассматривались в качестве порождения капитализма как системы. Особенностью межвоенного периода и Второй мировой войны, подчеркивали советские историки, было то, что эти противоречия развивались параллельно и во взаимодействии с главным противоречием эпохи -- между двумя противоположными социальными системами: капитализмом и социализмом.

Согласно этой концепции, важнейшей движущей силой в подготовке Второй мировой войны были монополии крупнейших государств Запада, содействовавшие милитаризации общества, провоцированию военных конфликтов по всему земному шару, вовлечению в них все большего количества стран и народов. Они же и породили силу, ставшую поджигателем войны -- германский фашизм, который рассматривался как выразитель интересов крупного капитала, наиболее агрессивная, террористическая форма буржуазной диктатуры История второй мировой войны 1939--1945. Т. 1. М., 1973..

Говоря о конкретных обстоятельствах развязывания Второй мировой войны, советская историография, прежде всего, указывала следующее. Германия, потерпевшая поражение в Первой мировой войне, а также Италия и Япония, считавшие себя обделенными при распределении военной добычи между победителями, требовали нового передела мира. Тем не менее, Вторая мировая война не была фатально предопределена. Возможность застопорить сползание к глобальному конфликту существовала, однако ослепленные классовой ненавистью американские, английские и французские правящие круги поддерживали фашистскую агрессию, рассчитывая руками Гитлера задушить первое социалистическое государство. Страх перед угрозой распространения коммунизма настолько застлал им глаза, что они пренебрегли реальной опасностью фашизма История второй мировой войны 1939--1945. Т. 1. С. VIII, IX. См. также: Овсяный И.Д. Тайна, в которой война рождалась. (Как империалисты подготовили и развязали вторую мировую войну). Изд-е 2. М., 1975; Тюшкевич С.А. Кризисные ситуации накануне войны: уроки и выводы // Крах блицкрига: урок милитаристам и агрессорам. М.: Воениздат, 1987. С. 47--54..

Что касается нашей страны, то в советской историографии категорически утверждалось, что Советский Союз прилагал все усилия, чтобы предотвратить мировую войну. Правительство СССР не хотело войны и вело в 1930-е годы упорную борьбу за мир и безопасность в Лиге наций. Эта позиция объяснялась отсутствием в стране таких классов и группировок, которые могли бы выиграть от участия в войне. Напротив, население Советского Союза, включая представителей его правящей элиты, в случае крупного международного конфликта могло только потерять.

В силу комплекса причин (которые носят как внутренний, так и внешний по отношению к научному поиску характер) современная российская историография избегает использования марксистской методологии и терминологии. Сегодня историки предпочитают рассматривать противоречия между ведущими мировыми державами через призму геополитики, исследующей роль природно-географического фактора в формировании политики и военной стратегии государств.

Вместо имеющих вполне конкретное содержание социально-экономических терминов «рынки сбыта» и «источники сырья» используются более расплывчатые по смыслу выражения «зоны интересов» или «сферы влияния». При этом внимание акцентируется на территориальных изменениях в мире после Первой мировой войны, перекройке границ, изменении соотношения сил между великими державами. Соответственно, причины войны сводятся к борьбе одних государств за восстановление утраченных территорий и сфер влияния и защите завоеванного другими. Насильственный передел государственных границ и геоэкономического пространства неизбежно обострял международные конфликты, вел к нарастающему вмешательству великих держав в дела других государств, и, таким образом, создавал предпосылки для мировой войны Мировые войны ХХ века. Кн. 3. М.: Наука, 2002..

В ряде работ прямо постулируется тезис об ограниченности возможностей марксистско-ленинской теории и «классового подхода» при объяснении причин возникновения мировых войн. Об этом в предисловии к переизданию известного труда «Банкротство стратегии германского фашизма» пишет, в частности, В.И.Дашичев, усматривая причину мировых войн ХХ века в стремлении правящей элиты какой-либо из великих держав установить свое региональное или глобальное господство Дашичев В.И. Указ. соч. Т. 1: Подготовка ко Второй мировой войне, 1933--1939. С. 8, 9..

Эта тенденция в современной литературе сочетается с постепенным освоением теоретического наследия историков и философов, чьи идеи лежат в русле так называемого цивилизационного подхода (Н.Я.Данилевского, О.Шпенглера, А. Дж.Тойнби и др.). Обращается внимание на связь мировых войн ХХ века с цивилизационными противоречиями, в том числе вековым противостоянием западноевропейской и православной славянской цивилизацией, взаимным непониманием и неприятием иных по своим социокультурным основаниям образа жизни и систем ценностей См.: Нарочницкая Н.А. Россия и русские в мировой истории. М.: Междунар. отношения, 2004..

Если в ориентированной на постулаты исторического материализма советской историографической традиции европейский фашизм выступал прежде всего, как реакция эксплуататорских классов на рост рабочего и национального движения в мире, «ударная сила империалистической реакции», то в данном случае в центре исследования оказываются социальные и культурологические аспекты этого явления. Фашизм и национал-социализм в Германии предстают как порождение определенной культурной традиции, плод культуры и философии Запада См.: Кара-Мурза С.Г. Советская цивилизация. Кн. 1. М.: Алгоритм, 2001. С. 445--476..

Углублению представлений о нацизме как цивилизационном феномене способствует расширение диалога между российскими и зарубежными обществоведами, освоение отечественными историками достижений ученых других стран Положительное влияние большей доступности зарубежной литературы по сравнению с предшествующими десятилетиями не раз отмечалось историографами. См.: Якушевский А.С. Западная историография Великой отечественной войны Советского Союза: этапы и основные концепции (1941--1991). М., 1997. С. 24.. Особого внимания, в частности, заслуживает исследование М.Саркисянца, посвященное анализу влияния имперской идеологии и политики Великобритании, западноевропейского социал-дарвинизма и расизма на выработку нацистской идеологии и ее воплощение в сфере практической политики Саркисянц М. Английские корни немецкого фашизма: От британской к австро-баварской «расе господ» / Пер. с нем. СПб.: Академический проект, 2003..

В советской литературе (особенно предназначенной для широкой читательской аудитории) на первый план выдвигались трактовки, содержание которых ограничивалось указанием на классовый характер Великой Отечественной войны -- «бескомпромиссной схватки двух противоположных общественно-экономических систем» Философия и военная история. М., 1979. С. 158.. При освещении целей германского вторжения акцент делался на стремлении уничтожить социализм в СССР. Осмысление известных документов программного содержания -- плана «Барбаросса», директив по плану «Ост», и других Документы об оккупационной политике фашистской Германии на территории СССР (1941--1944 гг.). М., 1963; Дашичев В.И. Банкротство стратегии германского фашизма. М., 1973; «Совершенно секретно! Только для командования!» Стратегия фашистской Германии в войне против СССР. М., 1967. -- затруднялось необходимостью следовать сложившимся идеологическим клише. Очевидно, в то же время, что цели Германии далеко выходили за рамки борьбы идеологий и включали уничтожение государственности, культуры русского и других народов СССР, физическое истребление народов Восточной Европы. «Мы должны решить не только временную большевистскую проблему, но также те проблемы, которые выходят за рамки этого временного явления, -- заявил А.Розенберг. -- Война имеет целью оградить и продвинуть далеко на Восток сущность Европы»Цит. по: Документы об оккупационной политике фашистской Германии на территории СССР (1941--1944 гг.). М., 1963. С. 391. . Десятилетиями складывавшийся в Германии «образ врага» включал представления о вечности борьбы германцев против славян, культурном призвании и праве европейцев господствовать на Востоке Война Германии против Советского Союза. 1941--1945. Документальная экспозиция г. Берлина к 50-летию со дня нападения Германии на Советский Союз. Берлин, 1991. С. 11--21; Рюруп Р. Немцы и война против Советского Союза // Свободная мысль. 1994. № 11. С. 77--81.. В этой системе координат Советский Союз (Россия) рассматривался как законная добыча западноевропейских держав, которым предстояло «закончить войну», расчленив СССР и установив над его народами свое колониальное господство Дашичев В.И. Стратегия Гитлера. Путь к катастрофе, 1933--1945. Т. I: Подготовка ко Второй мировой войне. 1933--1939. М.: Наука, 2005. С. 70..

Таким образом, сегодня речь идет о помещении событий Великой Отечественной войны в широкий всемирно-исторический контекст, рассмотрение ее как проявления «Drang naсh Osten» -- геополитического «Натиска на Восток», и еще шире -- как имеющего вековую историю противостояния России и Европы. В.И.Дашичев, в частности, подчеркивает, что захватнические планы нацистского руководства по своему характеру и направленности являлись прямым продолжением старых экспансионистских замыслов, восходящих к временам еще кайзеровской империи Там же. С. 50, 51.. Таким образом, стремление нацистов к первенству в Европе, воссозданию в новых условиях Священной «империи германской нации» предстает в современной литературе как итог предшествующего исторического развития Пленков О.Ю. Мифы нации против мифов демократии: немецкая политическая традиция и нацизм. СПб, 1997; Кожинов В.В. Россия. Век ХХ (1939--1964). Опыт беспристрастного исследования. М.: Алгоритм, 1999; Денисов В.В. Геополитический фактор в исторических судьбах России (о корнях германской агрессии 1941 года) // Созидательная роль Великой Победы. М.: ИФ РАН, 2000. С. 36--57..

В то же время, начиная с периода «перестройки», в российской историографии появилось течение, заимствовавшее основные тезисы некоторых школ и течений зарубежной историографии. В частности, распространение получило представление о том, что главным содержанием мировой истории после Первой мировой войны была борьба «за либеральную демократию» против двух тоталитарных идеологий -- фашизма и коммунизма (сформулированное главным образом в англоязычной литературе в период «холодной войны») Обзор соответствующей зарубежной, прежде всего англо-американской, литературы см.: Ржешевский О.А. Война и история: Буржуазная историография США о второй мировой войне. 2-е изд. М.: Мысль, 1984. С. 60--94; Он же. Причины второй мировой войны в исследованиях буржуазных историков // Крах блицкрига: урок милитаристам и агрессорам. М.: Воениздат, 1997. С. 98--105; также см. главу «Мифы о «советском экспансионизме» и «превентивной войне» в кн.: Жилин П.А. и др. Критика основных концепций буржуазной историографии второй мировой войны. М.: Наука, 1983. С. 92--109..

В результате во многих постсоветских исторических сочинениях в разных вариациях повторяются обвинения СССР в экспансионизме, обусловленном либо стремлением к мировой коммунистической революции, либо «имперскими амбициями» сталинского руководства. С точки зрения этой концепции, СССР не только не стремился к сохранению мира в Европе, но и активно содействовал обострению международной напряженности и, в конечном счете, сползанию мира в войну. В этом контексте в 1990-е годы повторялись попытки ревизовать историческую ответственность Германии за нападение на СССР, распространялись выдумки о подготовке Советским Союзом нападения на Германию в 1941 году Другая война. М.: РГГУ, 1996; Мельтюхов М.И. Упущенный шанс Сталина. Советский Союз и борьба за Европу: 1939--1941. М.: Вече, 2000..

Изучение места и роли СССР в мировой политике в 1920-е -- 1930-е годы, степени ответственности руководителей Советского государства за постепенное сползание мира к войне и обстоятельств ее развязывания оставалось в центре внимания историков, специализирующихся на истории международных отношений, начиная с дискуссии вокруг секретных протоколов к советско-германскому договору 23 августа 1939 года. Большинство современных ученых, опираясь на достижения предшественников, развивают реалистический взгляд на успехи и просчеты советской внешней и внутренней политики в 1930-е годы, подчеркивая в то же время незаинтересованность советского руководства в обострении международной обстановки. Важнейшая задача советской внешней политики в 1920--1930-е гг., таким образом, заключалась в том, чтобы найти союзников, не допустить сплочения могущественных противников на антисоветской платформе и не допустить (или, по крайней мере, максимально отсрочить) вступление страны в войну.

Этот подход методологически основан на представлениях о конфликте национально-государственных интересов как основной пружине международных отношений в Новое и Новейшее время, и является, в общем, традиционным для отечественной историографии внешней политики СССР.

Советская историография, несмотря на определенную идеологизацию, по своим металогическим приемам в целом продолжала традиции дореволюционного позитивизма. Действительно, лучшие достижения историографии предшествующего периода -- в частности, тщательно документированные работы В.Я.Сиполса, дополненные и переработанные автором в 1990-е годы с учетом расширения источниковой базы, никак не могут рассматриваться как «устаревшие», несмотря на сохранение в ряде аспектов типично советской терминологии, и вполне соответствуют современным требованиям и уровню развития науки Сиполс В.Я. Тайны дипломатические. Канун Великой Отечественной войны. 1939--1941. М.: ТОО «Новина», 1997; Сиполс В.Я. Великая Победа и дипломатия. М.: «Новина», 2000.. Тем более это относится к новейшим трудам А.А. Кошкина, М.Ю. Мягкова, А.С. Орлова, О.А. Ржешевского, В.В. Соколова, В.М. Фалина, а также ряда других авторов, творчески осваивающих категории геополитики в применении к исследованию внешнеполитической деятельности СССР в 1930-х -- 1940-х годах Орлов А.С. Третий Рейх и третий Рим. М., 1993; Орлов А.С. Сталин в преддверии войны. М.: Алгоритм, 2003; Кошкин А.А. Японский фронт маршала Сталина: Тень Цусимы длиною в век. М.: Олма-Пресс, 2004; Ржешевский О.А. Война и дипломатия. М.: Наука, 1998; Ржешевский О.А. Сталин и Черчилль. М.: Наука, 2004; Фалин В. Второй фронт. Антигитлеровская коалиция: конфликт интересов. М.: Центрполиграф, 2000; Мягков М.Ю. Проблема послевоенного устройства Европы в американо-советских отношений 1941--1945. М.: ИВИ РАН, 2006.. В частности, получает обоснование тезис о том, что советская внешняя политика формировалась под влиянием тех базовых геополитических императивов, которые действовали на протяжении столетий российской истории, изменение же общественно-политического строя сказалось главным образом на идеологическом и пропагандистском обосновании тех или иных конкретных акций Стегний П.В. Геополитические императивы российской внешней политики. Ретроспективные аспекты (1648--1991) // Бюллетень научного совета ИРИ РАН «История международных отношений и внешней политики России». Вып. 1 (2002--2003 гг.). М.: ИРИ РАН, 2004. С. 31, 32..

Альтернативная точка зрения очевидным образом является сходной догматическим представлениям о борьбе коммунизма и капитализма как «главном противоречии эпохи». По справедливому наблюдению Н.А. Нарочницкой, в данном случае налицо «теологизация собственного исторического проекта, отождествление его с некими общечеловеческими идеалами, которые позволяют выставлять даже преемственные интересы как борьбу за некие вселенские моральные принципы, а соперника -- врагом света» Нарочницкая Н.А. Указ. соч. С. 334.

Авторы, осуждавшие действия советского руководства за отступление от «ленинских принципов внешней политики», нарушение норм международного права и т.п., чаще всего либо вовсе уклонялись от рассмотрения вопроса о соответствии советского внешнеполитического курса накануне Великой Отечественной войны национально-государственным интересам СССР, либо декларировали наличие ценностей более высокого, «общечеловеческого» уровня, в жертву которым, по их мнению, должны были быть принесены интересы отдельно взятого государства, -- вплоть до государственного суверенитета Мерцалов А.Н., Мерцалова Л.А. Сталинизм и война. М., 1994. С. 195, 196, 202; Дашичев В.И. Из истории сталинистской дипломатии // История и сталинзм. М., 1991. С. 147. Подробнее см.: Никифоров Ю.А. Некоторые аспекты новейшей историографии советско-германских договоренностей 1939 года // Вопросы отечественной истории и историографии. Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 4. М.: МГОПУ, 2001. С. 56--76..

Не вдаваясь здесь в подробное рассмотрение этого и других частных сюжетов, отметим, все же, что за истекшее десятилетие не удалось с достаточной степенью убедительности обосновать выдвинутое на рубеже 1990-х годов утверждение о том, что Сталин пошел на заключение советско-германского договора от 23августа 1939года не в результате срыва англо-франко-советских переговоров, а сознательно выбрав этот вариант в расчете на территориальные приобретения и прочие выгоды Этот тезис высказывался, напр.: Семиряга М.И. Тайны сталинской дипломатии. М., 1992; Наджафов Д.Г. Начало второй мировой войны. О мотивах сталинского руководства при заключении пакта Молотова-Риббентропа // Война и политика. М.: Наука, 1999. С. 85--105.. (Тем более неубедительными выглядят примитивные обвинения Советского Союза и лично Сталина в стремлении к «разделу мира» с Германией уже начиная с Рапалльского договора 1923 г. Бушуева Т.С. Отношения СССР и Польши в контексте общих проблем истории Второй мировой войны // Россия в ХХ веке. Война 1941--1945 годов: современные подходы / Отв. ред. А.Н. Сахаров. М., 2005. С. 259.).

В непосредственной связи с этими тезисами находится обвинение руководства СССР в «провоцировании» Второй мировой войны и подготовке нападения на Германию, результатом которого стала бы «советизация» Европы или ее части Другая война. 1939--1945. М., 1996.. Популяризация в нашей стране соответствующих версий связана с изданием книг В.Суворова(Резуна), а также публикацией ряда статей с поддержкой его «концепции» Данилов В.Д. Сталинская стратегия начала войны: планы и реальность // Отечественная история. 1995. № 3. С. 33--43; Бобылёв П.Н. К какой войне готовился генеральный штаб РККА в 1941 году? // Отечественная история. 1995. № 5. С. 3--20; Мельтюхов М.И. Споры вокруг 1941 г.: опыт критического осмысления одной дискуссии // Отечественная история. 1994. № 3. С. 4--22; Мельтюхов М.И. Идеологические документы мая-июня 1941 г. о событиях второй мировой войны // Отечественная история. 1995. № 2. С. 70--85; Невежин В.А. Речь Сталина 5 мая 1941 г. и апология наступательной войны // Отечественная история. 1995. № 2. С. 54--69. Помимо российских авторов, слово было предоставлено западногерманскому историку И. Хоффману, развивавшему тезис о превентивном характере гитлеровского нападения на СССР (Отечественная история. 1993. № 4. С. 19--31)..

Что касается сочинений самого Резуна, то за истекшее десятилетие было издано немало работ, в которых показана полная несостоятельность его утверждений и основанной на подлогах аргументации См.: Помогайбо А. Псевдоисторик Суворов и загадки второй мировой войны. М.: Вече, 2002; Грызун В. Как Виктор Суворов сочинял историю. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2003; Исаев А. Антисуворов. М.: Изд-во Яуза, Изд-во Эксмо, 2004; Суровов В. Ледокол 2. М., 2003.. Разоблачение его как фальсификатора, однако, не означает, что прекратились попытки навязать общественному сознанию соответствующие представления о предыстории Великой Отечественной войны. Эстафета ниспровержения «тоталитарных мифов», -- а на деле конструирования новой мифологии В литературе уже предприняты попытки рассмотрения этих процессов как части широкой социо-культурной программы, связанной с обслуживанием злободневных политических интересов. См.: Кузин В.И.Новая мифология о Великой Отечественной войне в средствах массовой информации // Великая Отечественная война: правда и вымысел: сб. статей. С-Пб: Изд-во С-ПбУ, 2000. С. 83--89; Дорохов Н.И. Разоблачение фальсификаций истории Великой отечественной войны -- важное направление патриотического воспитания граждан Российской Федерации // Патриотизм народов России: традиции и современность (К 60-летию Победы советского народа над фашистской Германией в Великой отечественной войне 1941--1945 гг.). М.: Триада-фарм, 2003. С. 194--203. -- подхвачена в сочинениях Б.Соколова, И.Бунича, В.Бешанова, М.Солонина, В.Кольковского и ряда других авторов, компилирующих новые литературные поделки на основе заложенной автором «Ледокола» «идейной базы» Соколов Б.В. Правда о Великой Отечественной войне. СПб.: Алетейя, 1998; Соколов В.Б. Тайны второй мировой. М.: Вече, 2001; Бешанов В.Танковый погром 1941 года. М.: АСТ, 2000; Кольковский В. Рузвельт против Сталина: Победа США. Поражение СССР. М.: ООО «Издательство АСТ», 2004; Солонин М. 22 июня, или, Когда началась Великая Отечественная война? М.: Яуза, Эксмо, 2006.. С.О.Шмидт, например, отмечает, что успех подобных «научно-коммерческих мероприятий» стал возможен за счет использования их «организаторами» ситуации коренных общественно-политических перемен в нашей стране, когда плюрализм мнений обеспечил «безнаказанность за суждения, не имеющие под собой не только серьезных, но и вообще каких-либо оснований» Шмидт С.О. «Феномен Фоменко» в контексте изучения современного исторического сознания // Исторические записки. Вып. 6(124) / Отв. ред. Б.В. Ананьич. М.: Наука, 2003. С. 363, 364..

В то же время некоторые историки, внешним образом дистанцируясь от Суворова-Резуна и даже заявляя о своем неприятии его «концепции» Подробнее см.: Никифоров Ю.А. «Незапланированная дискуссия»: осмысление продолжается // Вопросы отечественной истории и историографии. Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 5. М.: РИЦ «Альфа», 2002., тем не менее, сочли возможным поддержать основной тезис «Ледокола», апеллируя к рассекреченным в начале 1990-х годов документам советского предвоенного военно-стратегического планирования, а также материалам пропагандистской подготовки к будущей войне. Развернувшаяся вокруг этих документов полемика способствовала постановке и обсуждению ряда актуальных проблем, связанных с оценкой обоснованности внешнеполитических и военно-стратегических решений советского руководства непосредственно перед 22 июня 1941 года. Насколько предпринимаемые тогда шаги соответствовали реальной обстановке и главное -- не в них ли заключается одна из основных причин трагедии начального периода войны? Рассекречивание в начале 1990-х годов многих архивных фондов позволило сделать шаг вперед -- в частности, стало возможным существенно детализировать представления о характере советского предвоенного военно-стратегического планирования Горьков Ю. А. Кремль. Ставка. Генштаб. Тверь, 1995; Горьков Ю.А., Семин Ю.Н. О характере военно-оперативных планов СССР накануне Великой Отечественной войны. Новые архивные документы // Новая и новейшая история. 1997. № 5. С. 108--129..

Наибольшие споры вызвала интерпретация содержания некоторых из этих документов, известных как «Соображения по плану стратегического развертывания Красной Армии». Вариант «Соображений», датируемый маем 1941 года, был истолкован многими историками как план превентивного (упреждающего) удара. Подчеркнем, что с методологической точки зрения такое прочтение представляет собой именно интерпретацию, и непосредственное обращение к текстам указанных документов приводит к выводу о ее произвольности Подробное изложение нашей точки зрения по этому вопросу см.:Никифоров Ю.А. К вопросу об интерпретации документов кануна Великой Отечественной войны в современной историографии // Вопросы отечественной истории. Вып. 3. М.: МГОПУ, 2000. С. 63--79..

В советское время показу несостоятельности тезиса о превентивном характере гитлеровского нападения 22 июня 1941 года историками уделялось немало внимания Куманев Г.А., Курбанов В.В. Миф и «превентивной войне» и его буржуазные приверженцы // Буржуазная историография второй мировой войны: анализ современных тенденций. М., 1985; История второй мировой войны, 1939--1945. Т. 3. М., 1974; Овсяный И.Д. Тайна, в которой война рождалась. Изд. 2-е. М., 1975; Якушевский А С. Правде вопреки. Киев, 1981.. Очевидно, что существует принципиальная разница между «превентивной войной», о которой десятилетиями твердила западногерманская правоконсервативная историография, и «превентивным ударом», дискуссия по поводу которого была навязана российским историкам в первой половине 1990-х годов.

Интерпретируя известные «Соображения…» Генштаба как предложение нанести упреждающий удар, российские исследователи имеют в виду военную операцию, предпринимаемую в оборонительных целях ввиду изготовившегося к агрессии (или уже начавшего ее) противника См.: Орлов А.С. Роковой 41-й: готовил ли Советский союз нападение на Германию? // Россия ХХI. 2001. № 3. С. 80, 81.. Прежде всего, было обращено внимание на неоправданное отождествление в работах этих историков понятий «наступление» и «агрессия» Характерным, в данном случае, является подход В.А. Невежина, понимающего «наступательную» войну как войну экспансионистскую. См.:Невежин В.А. Синдром наступательной войны. М.: АИРО-ХХ, 1997. С. 155.. Если не путать нанесение упреждающего агрессора удара, совершаемого в целях обороны, с наступлением в целях завоевания, то необходимо признать, что в «Соображениях…» Генерального штаба Красной армии невозможно увидеть план, который бы соответствовал «экспансионистским устремлениям» советского руководства. Из его текста отчетливо видно, что советское командование исходило из признания угрозы со стороны Германии, оценивало ее войска как изготовившиеся для нападения и свои действия рассматривало как ответные. Более того, «наступательный характер» советской военной доктрины и документов планирования (на обоснование какового некоторыми историками было потрачено немало усилий Невежин В.А. Синдром наступательной войны. М.: АИРО-ХХ, 1997; Мельтюхов М.И. Упущенный шанс Сталина. М.: Вече, 2000.) в принципе не может свидетельствовать в пользу того, что советским руководством было принято решение о нападении на Германию летом 1941 года (или в какой другой «подходящий» момент).

Содержание советского военно-стратегического планирования является лишь частью более широкого круга проблем, связанных с вопросом о степени готовности нашей страны к войне, причинах поражений Красной армии в июне 1941 года и ответственности за это политического и военного руководства. В работах целого ряда историков -- в частности, В.А. Анфилова, М.А. Гареева, Ю.А. Горькова, Л.А. Безыменского, О.В. Вишлева и других вопросы подготовки нашей страны к войне рассмотрены на основе широкого использования недавно рассекреченных документов Анфилов В.А. Дорога к трагедии сорок первого года. М.: Акопов, 1997; Безыменский Л.А. Гитлер и Сталин перед схваткой. М.: Вече, 2000; Вишлев О.В. Накануне 22 июня 1941 года. Документальные очерки. М.: Наука, 2001; Гареев М.А. Неоднозначные страницы войны:(очерки о проблемных вопросах истории Великой Отечественной войны). М.: РФМ, 1995; Горьков Ю.А. Кремль. Ставка. Генштаб. Тверь: «РИФ», 1995..

Со времен «оттепели» главной причиной поражений Красной армии в начале войны объявлялась пресловутая «внезапность» -- утверждалось, что, если бы не просчет Сталина с приведением войск в боевую готовность, Советскому Союзу удалось бы выиграть войну уже в 1941--42-м годах Мерцалов А.Н., Мерцалова Л.А. Сталинизм и война. М., 1994. С. 222, 229..

Методология использовавших подобные модели объяснения авторов не заходила дальше сведения причин поражений 1941 года к существовавшему тогда в СССР политическому режиму -- «системе личной власти», при которой, дескать, только и возможны подобные «необъяснимые» просчеты См., в частности, стенограмму обсуждения книги А.М. Некрича «1941. 22 июня», состоявшейся в ИМЛ в 1965 году. В выступлениях ряда историков -- А.В. Снегова, Л.П. Петровского, Рощина, самого А.М. Некрича содержалась попытка перейти от личности Сталина к критике режима: Некрич А.М. 1941. 22 июня. 2-е изд., доп. и перераб. М.: Памятники исторической мысли, 1995.. Этот путь представляется бесперспективным: очевидно, что ссылки на политический режим в данном случае ничего объяснить не могут -- прежде всего потому, что принятие решений такого рода в любой стране и при любом режиме является прерогативой узкого круга высших руководителей государства.

Рассматривая эту проблему, следует учитывать известное признание Г.К.Жукова в том, что главной неожиданностью для нашего командования стал не сам факт нападения, а сила армии вторжения и мощь нанесенного в первые дни удара. Предпринятые накануне меры по повышению боеготовности были запоздалыми и носили половинчатый характер -- но со всей очевидностью это проявилось только после столкновения. Не вызывает сомнений, однако, что угрожающая ситуация требовала от советского руководства более решительных мер по приведению войск в боевую готовность, нежели те, что были предприняты. В частности, как можно расценить приказ наркома обороны от 18 июня 1941 г., требовавший от командования округов срочно форсировать строительство оперативных аэродромов и закончить его к 1октября? Приказы НКО СССР 1937 -- 21.6.1941 г. Т. 13(2-1). М.: Терра, 1994. С. 279, 280. За этим приказом, очевидно, стоит трезвое понимание руководством НКО невозможности раньше завершить начатые работы, если на 1 июня ими было охвачено только 50 проц. утвержденного на год плана. Но какие меры планировались в случае начала войны до этого срока?

Современные исследователи, говоря о «внезапности», подразумевают в первую очередь незавершенность мобилизационных мероприятий, сосредоточения и развертывания советских войск, в силу чего полностью отмобилизованный вермахт, имея инициативу в выборе места и направления ударов, получил решающее преимущество Среди последних исследований следует выделить монографию А.В. Исаева, посвященную боевым действиям на юго-западном направлении в июне--ноябре 1941 г.: Исаев А.В. От Дубно до Ростова. М.: ООО «Издательство АСТ», 2004.. Что касается других причин трагического начала войны, то специалисты обращают внимание на незавершенность программы перевооружения Красной армии (рассчитанной минимум до 1942 г.), недостатки организационной структуры ВВС и механизированных соединений. Предпринимая в 1940 году масштабную реорганизацию, руководство страны и командование РККА, судя по всему, не учитывали вероятности вступления СССР в войну уже в следующем году. Не имея возможности обеспечить армию вооружением и материальными средствами в соответствии с установленными штатами и должным образом оборудовать предполагаемые театры военных действий, командование Красной армии, тем не менее, не сумело под влиянием изменившейся обстановки внести изменения в порядок реорганизации и привести количество соединений и их штатную численность в соответствие. Одним из следствий этого явилась недостаточная обученность личного состава. Вынужденная экономия горючего и боеприпасов, нехватка ремонтной техники и средств подвоза горючего, недостаток средств связи не давали возможности в должной мере подготовить танкистов и летчиков, отработать взаимодействие частей на поле боя и их обеспечение Великая Отечественная война. 1941--1945. Военно-исторические очерки. Кн. 1. М.: Наука, 1998. С. 72--93; Гареев М.А. Причины неудач Красной армии в начале Великой Отечественной войны // 60 лет со дня начала Великой Отечественной войны. Военно-историческая конференция. М., 2001. С. 25--32..

Имеющиеся в настоящее время в распоряжении историков материалы дают возможность сделать выводы о наличии серьезных оснований стратегического и военно-политического характера для принятия соответствующих решений и о необходимости разделения ответственности за них между И.В.Сталиным, Наркоматом обороны и Генеральным штабом Красной армии.

Конечно, следует иметь в виду, что у советского руководства были веские причины не доверять целиком той информации, которую поставляла разведка. Историки, старательно учитывающие те донесения разведки, где содержались правильные сведения, в большинстве случаев обходят вниманием весь комплекс полученных разведданных, включавший в себя неточную и неполную информацию, а также дезинформацию Обзор литературы по данной проблеме предлагается в статье: Мельтюхов М.И. Советская разведка и проблема внезапности нападения // Отечественная история. 1998. № 3. С. 3--20.. Между тем для объективного рассмотрения этого вопроса необходимо представлять, какое место правильная информация занимала в общей массе добытых разведкой данных. Составители сборника документов из Центрального архива ФСБ России приходят к выводу, что разобраться в потоке противоречивой информации было под силу только специальной информационно-аналитической службе, которой в 1941 году не существовало Секреты Гитлера на столе у Сталина. Разведка и контрразведка о подготовке германской агрессии против СССР. Март--июнь 1941 г. М.: Мосгорархив, 1995. С. 11, 12..

В то же время новейшие исследования показывают, что И.В. Сталин и Генеральный штаб Красной армии не только видели все возрастающую угрозу со стороны Германии, но и принимали казавшиеся адекватными меры -- с одной стороны, для предотвращения вероятного столкновения, с другой -- для подготовки к нему, если оно окажется неизбежным.

Подобно тому, как из всей массы разведданных историками выбираются только те, в которых содержатся правильные сведения о намерениях Германии, в некоторых случаях сложное дипломатическое маневрирование в Европе накануне 22 июня сводится только к отношениям СССР -- Германия. Между тем в «большой игре», используя выражение В.М.Молотова, участвовали и другие «игроки». Поспешив с всеобщей мобилизацией и развертыванием войск, Сталин рисковал не столько «спровоцировать» Германию, сколько дать англичанам и американцам повод и основания «поверить» в превентивный характер германского нападения. По-видимому, следует согласиться с теми исследователями, кто оценивает политику СССР предвоенного периода как успешную, решившую в тех условиях главную задачу -- недопущение объединения ведущих стран Запада в коалицию против Советского Союза См.: Сиполс В.Я. Тайны дипломатические. М., 1997; Кульков Е.Н., Мягков М.Ю., Ржешевский О.А. Война 1941--1945. Факты и документы. М.: ОЛМА-Пресс, 2001; Трубников В.И. Советская дипломатия накануне Великой отечественной войны: усилия по противодействию фашистской агрессии // 60 лет со дня начала Великой отечественной войны. Военно-историческая конференция. Приложение к «Военно-историческому журналу». М., 2001. С. 12--19..

Таким образом, несмотря на известную непоследовательность и противоречивость этого процесса, в 1990-е гг. в отечественной историографии Второй мировой войны произошли определенные (и весьма существенные) изменения. К настоящему времени разрушено единство (пусть зачастую лишь видимое Академик А.М. Самсонов, например, отвечая в 1989 г. на вопросы журналистов, признал, что «советские историки придерживались разных точек зрения, но заявить о своей позиции не имели возможности». См.: Молодежь Эстонии. 19 августа. С. 1; Самсонов А.М. Недостойные методы в спорах с инакомыслящими // Вопросы истории. 1989. № 11. С. 178, 179.) отечественных историков, основанное на общности принципиальных установок по важнейшим проблемам военной истории.

Предпринимавшиеся, однако, до настоящего времени в историографии попытки каким-то образом систематизировать потоки публикаций, выделить наиболее характерные позиции в оценках и истолкованиях событий и документов по ряду причин не могут быть признанными удовлетворительными. Так, А.Н. и Л.А. Мерцаловы выделяли три направления в историографии Великой Отечественной войны: «псевдомарксистское», «антимарксистское» и «научное». Представители первого «маскируются под марксизм-ленинизм», держась традиций 1930-х -- 1950-х годов; представители второго, считают Мерцаловы, вдохновляются «личными амбициями», «стремлением к власти». Третье направление, научное, «оказалось зажатым между двумя агрессивными крайними направлениями» и «находится в очень стесненных условиях» Мерцалов А.Н., Мерцалова Л.А. Указ. соч. С. 5, 389, 390; они же. «Непредсказуемое прошлое» или преднамеренная ложь? // Свободная мысль. 1993. № 4. С. 45, 46; они же. Между двумя крайностями, или кто соорудил «Ледокол»? // Воен.-истор. журнал. 1994. № 5.С. 80--85.. Историки советского периода, ставят в прямую зависимость степень «научности» того или иного труда от степени критицизма в адрес И.В. Сталина и его эпохи. «Отношение к сталинизму и ныне характеризует профессиональную и политическую культуру», -- утверждают они, говоря о современной историографии Мерцалов А.Н., Мерцалова Л.А. Указ. соч. С. 5, 73, 74; Мерцалов А.Н.Сталинизм и освещение прошлого // История и сталинизм. М., 1991. С. 391.. Поскольку «сталинизм» в понимании Мерцаловых -- понятие поистине всеобъемлющее, то оказывается возможным любое слово в защиту того или иного мероприятия государства в 1930-е годы, либо просто отказ говорить о личности и деятельности И.В. Сталина с негодованием объявить «реабилитацией сталинизма», «несовместимой с научным осмыслением» Мерцалов А.Н., Мерцалова Л.А. Указ. соч. С. 9, 10.. По сути, в работах определенной группы авторов речь идет об отрицании какого-либо позитивного воздействия государства на жизнь общества в 1930-е -- 1940-е годы: все, что было достигнуто в период существования «сталинизма», в том числе и победа в Великой Отечественной войне, объявляется достигнутым вопреки усилиям партийно-государственного аппарата, которые лишь иногда «случайно» совпадали с интересами страны и народа Государственные чиновники любого ранга, считают Мерцаловы, не могли не вредить стране и народу уже в силу того, что были частью «авторитарной системы». См.: Мерцалов А.Н., Мерцалова Л.А. Указ. соч. С. 294, 295..

Особенности данного «негативистского» подхода к рассмотрению событий предвоенной и военной истории дали основание говорить о специфическом явлении в историографии Ржешевский О.А. История войны -- без стереотипов и подтасовок // Красная звезда. 1993. 6 мая. С. 2; Бушин В.С. Сталинизмус унд Мерцализмус // День литературы. 1998. Июль; Коновалов В. Еще раз о «мерцаловщине», о Великой Отечественной войне и о маршале Г.К. Жукове // Диалог. 1998. № 2. С. 47--56.. Его слабости очевидны и со всей отчетливостью обнаруживаются в работах тех авторов, кто пытается этот подход конкретизировать при анализе историографии: опереться на те или иные работы, назвать фамилии исследователей и т.п. См., напр.: Филимонов И.Н. Советско-германские отношения 1939--1941 гг. в отечественной историографии. Дисс… канд. истор. наук: 07.00.09 / Московский Педагогический Университет. М., 1997.В итоге разделение историков на «новаторов» и «консерваторов», поиск «подлинной науки» где-то посередине (но непременно там, где находятся взгляды самого пишущего) Один из последних примеров такого подхода см.: Анисимова Т.В. Военно-политические отношения между СССР и Германией в 1922--1941 гг. // Воен.-истор. журнал. 2004. № 10. С. 14--18; № 11. С. 30--33. выглядит сугубо поверхностным и не дает надежных ориентиров в потоке изданной в последние годы литературы о Второй мировой войне.

Предположительно наиболее существенными являются две тенденции, отчетливо проявившиеся в постперестроечной историографии.

С одной стороны, выявилось стремление ряда историков к радикальному переосмыслению основных концептуальных положений, выработанных советской наукой в предыдущие годы. К настоящему времени сформировалось целое течение, которое можно условно назвать ревизионистским, основными тезисами которого являются утверждения о сфальсифицированности всей советской военной историографии и необходимости кардинального «переосмысления» (ревизии) ее основных положений. Содержание данного термина применительно к российским реалиям имеет, однако, свою специфику по сравнению с течениями зарубежной историографии, характеризуемыми как ревизионистские. Ржешевский О.А. Война и история. М., 1984. С. 51--53. В частности, «ревизионизм» в американской литературе о Второй мировой войне с его российским «аналогом» объединяет, в сущности, лишь критическое отношение к положениям «официальной» (или «традиционной») историографии, что касается сути высказываемых тезисов (содержания критики), то она весьма различна. Определение же ревизионизма в историографии мировых войн как «неприятия идеологически мотивированных концепций» и стремления «привести историю в соответствие с фактами» Молодяков В.Э. Берлин-Москва-Токио: к истории несостоявшейся «оси», 1939--1941. М., 2000. С. 7. выглядит недостаточно конкретным и, соответственно, малопригодным для практического использования, поскольку претензия на получение интерсубъективного знания о прошлом является общей для всех историков независимо от их идеологических предпочтений.