Россия в начале XVII в. "Смута"

Аналогичные меры проводились в Смоленске, Новгороде, Пскове и в других городах. «Мне известно, -- писал Маржарет, -- что он (Борис. -- Р. С.) послал в Смоленск с одним моим знакомым 20 000 руб.». Таковы были масштабы казенных затрат на нужды «всенародного множества». Однако надо иметь в виду, что власти оказывали помощь преимущественно городскому населению. Льготы, предоставленные деревне, не шли ни в какое сравнение с благотворительностью в городах²². Крестьянские подати имели столь важное значение для государственного бюджета, что власти не сочли возможным отказаться от них, как то было сделано при коронации Бориса. Не располагая достаточными средствами, казна не пыталась прокормить миллионы голодающих крестьян.

Современники по-разному оценивали значение мер помощи голодающим. Иссак Масса, откровенно чернивший дела Бориса Годунова, считал, что раздача милостыни лишь усилила голод в Москве, ибо в столицу потянулся нуждающийся люд со всей округи. Сверх того, милостинные деньги попадали не в те руки: их разворовывали приказные и пр. Совершенно иную оценку мерам Годунова дали русские летописцы, избежавшие предвзятого отношения. Один современник в таких выражениях описал положение дел в Москве: «А на Москве и в пределах ея ели конину, и псы, и кошки, и людей ели, но царскою милостынею еще держахуся убогий...»²³ Помощь голодающей бедноте в самом деле имела неоценимое значение.

Стремясь не допустить роста дороговизны в городах, правительство Годунова предприняло первую в русской истории попытку государственного регулирования цен. Осенью 1601 г. посадские люди Соль-Вычегодска обратились в Москву с жалобой на то, что местные торговцы подняли цены на хлеб до рубля за четверть и выше. 3 ноября 1601 г. царь Борис указал ввести в Соль-Вычегодске единую цену на хлеб, обязательную для всех. Государственная цена была вдвое меньше рыночной. Чтобы покончить со спекуляциями, указ вводил нормированную продажу хлеба. Запрещалось продавать в одни руки более 2--4 четвертей хлеба. Посадский «мир» получил право отбирать хлебные излишки у торговцев и без промедления пускать их в розничную продажу. Торговые люди, отказывавшиеся продавать хлеб по государевой цене, подлежали тюремному заключению и подвергались 5-рублевому штрафу.

Правительство не желало прибегать к крайним мерам по отношению к богатым купцам, располагавшим крупными хлебными запасами. Наказание не лишало нарушителей торговой прибыли.

Даже те люди, которые подлежали тюремному заключению, должны были получить все деньги, вырученные от продажи изъятого у них хлеба.

Блюдя интересы купеческих верхов, власти проявляли гораздо меньше снисхождения к мелким спекулянтам. Им грозила «торговая казнь», т. е. наказание кнутом²⁴.

Некоторые современники высказывали мысль, что в такой обильной хлебом стране, как Россия, люди могли бы избежать неслыханных бедствий голода. По утверждению Исаака Массы, наличных запасов хлеба было больше, чем требовалось для прокормления всего народа в течение четырех лет голода. Запасы гнили от долголетнего лежания и не использовались владельцами даже для продажи голодающим²⁵.

Возникает вопрос. Можно ли доверять показаниям подобного рода? Чтобы ответить на этот вопрос, обратимся к монастырской документации. Монастыри были крупнейшими держателями хлебных запасов. На основании монастырских книг конца XVI -- начала XVII в. Н. А. Горская установила, что наибольшими хлебными излишками располагал Иосифо-Волоколамский монастырь. Подавляющую часть зерна монастырь получал с собственной запашки, часть его монахи пускали в продажу. В неурожайные годы Иосифо-Волоколамский монастырь либо имел минимальные излишки, либо закупал недостающий хлеб. После недорода 1590 г. келарь монастыря подсчитал, что на «обиход» монахам, ссуды крестьянам и пр. потребуется на ближайший год 12 тыс. четвертей ржи, тогда как в закромах имеется всего лишь 1982 четверти. При среднем урожае в 1599 г. монахи выделили на покрытие годовых нужд 7362 четверти ржи, после чего у них осталось 7792 четверти ржи из старых запасов и нового урожая, молоченой и немолоченой в кладях на полях. Подобным же образом расходовались овес и прочие яровые. Из 23 718 четвертей на семена и монастырский обиход выделялись 13594 четверти. В остатке оставалась меньшая часть «нового и старого жита». На полях в скирдах хранился овес из урожая 1596/97 г., но в общем запасе его доля была невелика²⁶.

Кирилло-Белозерский монастырь принадлежал к числу крупнейших феодальных землевладельцег, России. Его земли не отличались плодородием, и необходимый хлеб монастырь получал в основном со своих крестьян. В 1601 г. наличные запасы ржи и овса в обители не превышали 30 тыс. четвертей. Ввиду неурожая на долю вновь собранного хлеба приходилось менее 12 тыс. четвертей. Ежегодный расход монастыря, учитывая поправку Н. А. Горской, составлял более 10 тыс. четвертей ржи и овса. Таким образом, монахи имели в излишках столько хлеба, сколько им надо было для удовлетворения собственных нужд в течение всего лишь двух-трех лет²⁷.

Накануне голода хлебные запасы Вологодского Спасо-Прилуцкого монастыря составляли 2834 четверти ржи и овса. Год спустя они сократились до минимума -- 942 четвертей. Монахи вынуждены были начать закупки зерна²⁸.

Современники имели все основания упрекать монахов, богатых мирян и купцов в том, что они спекулировали хлебом и обогащались за счет голодающего народа. Спекуляции отягощали бедствия населения. Но не они были главной причиной губительного голода в России в начале XVII в. Суровый климат, скудость почв, феодальная система земледелия делали невозможным создание таких запасов зерна, которые могли бы обеспечить страну продовольствием в условиях трехлетнего неурожая.

Недоброжелатель Годунова Исаак Масса утверждал, будто царь мог, но не повелел строжайшим образом знатным господам, монахам и прочим богатым людям, имевшим полные амбары хлеба, продать свой хлеб. Сам патриарх, располагая большим запасом продовольствия, якобы объявил, что не хочет продавать зерно, за которое со временем можно выручить еще больше денег²⁹. В литературе можно найти многократные ссылки на приведенные слова Массы. Однако их достоверность вызывает сомнения. Сочиненная Массой «патриаршая речь» проникнута торгашеским духом, характерным для голландского негоцианта, но не для Иова. Ближайший помощник Бориса не мог выступить как открытый сторонник хлебных спекуляций, когда власти принимали все меры для их обуздания.

По словам Петра Петрея, Борис издал строгий приказ, адресованный землевладельцам, о продаже хлеба за полцены. Как писал Конрад Буссов, царь Борис воззвал к «князьям, боярам и монастырям, чтобы они приняли близко к сердцу народное бедствие, выставили свои запасы зерна и продали их несколько дешевле, чем тогда запрашивали...». Царские посыльные отправились во все концы страны, чтобы отписать в казну старый хлеб, хранившийся на полях в скирдах. Конфискованный хлеб отправляли в казенные житницы. Чтобы предотвратить массовую гибель бедноты, Годунов приказал «во всех городах открыть царские житницы и ежедневно продавать тысячи кадей за полцены»³⁰. (Очевидно, твердые государственные цены были вдвое меньше рыночных.)

Правительство понимало, что одними указами невозможно покончить с дороговизной, и пыталось использовать экономические средства. Торговля дешевым казенным хлебом могла бы стабилизировать хлебный рынок, если бы подъем цен оказался кратковременным. Но голод оказался куда более продолжительным, чем того ждали. Под конец бедствия достигли таких чудовищных масштабов, что власти были вынуждены признать свое бессилие и прекратили продажу дешевого хлеба и раздачу денег бедноте, чтобы не привлекать в город новые толпы беженцев.

Итак, в начале XVII в. правительство впервые в русской истории пыталось осуществить широкую программу помощи голодающему народу. Новые меры Борис старался обосновать с помощью новых идей. Как значилось в указе о введении твердых цен в Соль-Вычегодске, царь Борис «оберегает крестьянский (православный. -- Р. С.) народ во всем», жалеет о всем «православном крестьянстве», ищет «вам всем -- всего народа людям -- полезная, чтоб... было в наших во всех землях хлебное изобилование, житие немятежное и невредимый покой у всех ровно»³¹.

Признание того, что не только верхи, но и низы общества -- «всенародное множество» -- имеют равное право («у всех ровно») на хлебное изобилие, благоденствие и покой, явилось одним из важных принципов «земской политики» Бориса Годунова.

Новые идеи в определенной мере отражали ту кризисную ситуацию, которая сложилась в государстве в начале XVII в. Страна стояла на пороге крупных социальных потрясений. Наиболее дальновидные политики чувствовали приближение катастрофы и пытались предотвратить ее.

ГЛАВА 4. ЮРЬЕВ ДЕНЬ

Нормы Юрьева дня, определявшие порядок выхода крестьян от феодальных землевладельцев, длительное время служили одним из главных регуляторов экономической жизни деревни. Особое значение этот регулятор приобретал в годы неурожая и голода. В Юрьев день крестьяне покидали владения, подвергшиеся наибольшему разорению. Право выхода давало бедствующему земледельцу последний шанс на то, чтобы избежать полного обнищания и деклассирования. Если собственный землевладелец не мог или не хотел предоставить нуждающемуся («нужному») крестьянину льготу, подмогу деньгами, семенную ссуду, последний волей-неволей искал более состоятельного феодала либо уходил на черносошные земли.

Экономические потрясения начала XVII в. имели катастрофические последствия не только потому, что они были вызваны крупными стихийными бедствиями, но и потому, что деревня пережила первый большой голод в условиях отмены Юрьева дня.

Неурожай и голод побудили Бориса Годунова в 1601 --1602 гг. временно восстановить Юрьев день. И. И. Смирнов подчеркивал элемент демагогии в крестьянской политике Годунова, предоставлявшего «мелким землевладельцам право увеличить крестьянское население своих поместий»¹. По мнению В. И. Корецкого, Годунов сделал важную уступку крестьянам и разрешил «крестьянский переход в среде мелких и средних помещиков», чтобы разрядить напряженную обстановку в стране. Но его меры не достигли цели: служилая мелкота была отдана на поток и разграбление своим более богатым соседям-помещикам, что обострило внутриклассовые и классовые противоречия в стране².

Следует отметить два существенных момента. Во-первых, меры Годунова были в определенной мере связаны с провозглашенной им доктриной благоденствия «всенародного множества». Во-вторых, эти меры были обусловлены экономическими потребностями момента. В обстановке усиливавшегося день ото дня голода власти принуждены были вспомнить о Юрьеве дне, чтобы спасти деревню от полного разорения и разрухи.

Крестьянский выход был возобновлен не во всем Русском государстве и не для всех категорий землевладения. Во владениях бояр, «больших» московских дворян, высшей приказной бюрократии, землевладельцев столичного Московского уезда, патриарха, епископов и монастырей крепостной режим сохранялся в неприкосновенности. Аналогичным было положение дворцовых и черносошных земель. Юрьев день был восстановлен лишь во владениях провинциальных детей боярских, т. е. средних и мелких помещиков. Землевладельцы указанной категории составляли основную массу феодального сословия. Но они были также и наиболее слабой в экономическом отношении частью этого сословия.

При повсеместном возобновлении Юрьева дня крестьяне неизбежно отхлынули бы с наиболее разоренных поместных земель в боярщины и монастырщины. Правительство не желало допустить выхода земли «из службы» и строго запретило крупным землевладельцам свозить крестьян из мелких поместий.

Феодальные землевладельцы сами собирали подати со своих крестьян и вносили их в казну. В годы голода лишь бояре, монастыри и прочие крупные землевладельцы обеспечивали поступление податей со своих крестьян, а потому казна считала нецелесообразными любые перемещения тяглых крестьян на этих землях. Дворцовые села и черные волости были приравнены к крупному землевладению, вероятно, по тем же соображениям. Население этих категорий земель не получило права выхода.

В совсем иное положение попал мелкий провинциальный служилый люд, который оказался не в состоянии обеспечить поступление в казну крестьянских податей.

В ноябре 1601 г. правительство разослало по уездам два указа³. Первый указ предписывал местным властям «сполна» собрать подати с населения. Второй указ гласил: «Лета 7110-го (1601 г. -- Р. С.) ноября в 28 день указал государь во всем Московском государстве от налог и от продаж крестьяном дати выход»⁴. Поскольку правительство не намеревалось освободить крестьян от царевых податей, указание на налоги относилось исключительно к «налогам и продажам» провинциальных детей боярских, во владениях которых возобновлялся Юрьев день. Требуя от налогоплательщиков уплаты в казну государевых податей, власти сулили крестьянам облегчение от помещичьих «налогов и продаж».

Правительство имело особые причины негодовать на «оскудевших» феодалов. Мелкие землевладельцы, не выполнявшие своих обязательств по отношению к казне, отнюдь не отказывались от поборов с крестьян в свою пользу. Более того, они употребляли все средства вплоть до «продаж» (распродажа имущества в счет долгов), чтобы выколотить из крестьян оброки. Государство, изымавшее в свою пользу основательную долю прибавочного продукта земледельцев, не желало мириться с таким перераспределением доходов.

Защищая интересы крестьян, феодальное государство преследовало собственные цели. Мелкопоместные служилые люди не имели достаточных средств и запасов, чтобы оказать помощь населению и в критической ситуации спасти мужика от нищенской сумы и голодной смерти. Чтобы уберечь крестьян из мелких и экономически наименее устойчивых владений от вымирания и тем самым сохранить их в качестве налогоплательщиков, не было иного выхода, кроме как позволить им покинуть земли оскудевших дворян. Благодаря годуновским указам 1601 --1602 гг. эта задача была решена.

Крестьянскую политику Бориса нельзя оценивать однозначно -- как продворянскую или, напротив, как антидворянскую. Власти пожертвовали интересами низших прослоек феодального класса, которые не могли ни обеспечить сбор податей с крестьян, ни исправно нести государеву службу. Столкнувшись с разорением деревни, правительство встало на сторону тех служилых людей, которые, невзирая на недород, продолжали служить и оплачивать подати со своих поместий, а кроме того, располагали достаточными ресурсами, чтобы «назвать» к себе крестьян от разоренных помещиков или тех помещиков, которые отказывались кормить крестьян и помогать им в голодное время. Возможность вывезти к себе крестьян имели те, кто мог оказать им помощь, предоставить подмогу семенами, дать льготу.

Сообразуясь с реальным положением дел в деревне и стремясь не допустить полного запустения маломощных поместий, власти ограничили своз крестьян жесткими нормами: «А которым людем промеж себя в нынешнем, во 110-м (1601. -- Р. С.) году крестьян возити, и тем возити меж себя одному человеку, из-за одново же человека, крестьянина одного или двух, а трех и четырех одному из-за одново никому не возити»⁵. В обстановке голода и неурожая даже относительно более богатые провинциальные землевладельцы, по общему правилу, не могли обеспечить подмогу и льготы, а затем и выплату подати более чем за одного-двух крестьян.

Среди «чиновных» лиц и служителей приказов право свозить крестьян получили лишь низшие «чины», т. е. преимущественно мелкие землевладельцы. Владения дьяков оставались в сфере действия крепостного порядка, во владениях подьячих возобновлялся Юрьев день.

В царском указе особо упоминались служители Конюшенного приказа, Большого дворца, Ловчего «пути» и пр. Перечень чиновных групп выглядит как неполный и случайный. В нем не упомянуты служители Постельного и десятков других приказов. Зная практику московского законодательства, можно предположить, что наименования чинов попали в текст указа непосредственно из челобитных самих этих чинов.

В указе о крестьянах, по-видимому, получили отражение челобитные двоякого рода: одни челобитчики жаловались на разорение своих крестьян и невозможность уплатить подати; другие пытались использовать момент, чтобы пополнить крестьянское население своих поместий. Формально закон о крестьянском выходе 1601 г. ставил в равное положение и уездных детей боярских, и служителей дворцовых и приказных ведомств, разрешая всем им возить крестьян «промеж себя». Фактически же разоренные мелкопоместные дети боярские из провинции не могли тягаться с помещиками, занимавшими доходные места при царском дворце и в столичных приказах.

«Чиновные» группы, перечисленные в указе, надеялись использовать временное возобновление Юрьева дня в своих интересах. Эти группы были не слишком многочисленными, но по своей близости к царскому дворцу и правительству всегда могли заявить о своих нуждах и добиться желательного решения. Масса уездных помещиков располагала гораздо меньшими возможностями влиять на законодательство.

В пределах Московского уезда крестьянские переходы были запрещены для всех категорий землевладельцев. Экономические последствия подобного распоряжения оказались самыми неблагоприятными. Крестьяне из разоренных мелких поместий, лишенные какой бы то ни было помощи, в большом числе двинулись в Москву в поисках спасения. Многие из них погибли от голодной смерти. При повторном издании указа о Юрьеве дне в 1602 г. Московский уезд был включен в сферу действия Юрьева дня. Многие дворцовые и приказные служители имели подмосковные деревни. По указу 1602 г. они получили право свозить крестьян.

Практика выхода крестьян в 1601 --1602 гг. давно привлекала внимание исследователей. М. А. Дьяконову и И. И. Смирнову удалось обнаружить единичные указания источников на «отказ» крестьян и бобылей. Находки В. М. Панеяха и В. И. Корецкого значительно расширили поле наблюдений. В. М. Панеях систематизировал данные кабальных книг, содержащих сведения об «отказах» из-за помещиков преимущественно обедневших крестьян и бобылей. В. И. Корецкий обнаружил в архивах ряд поместных дел, связанных со «свозом» крестьян⁶. Использовав новые материалы, В. И. Корецкий всесторонне исследовал факты, связанные с практической реализацией указов Годунова о восстановлении Юрьева дня.

Характеризуя выход крестьян в Юрьев день, некоторые исследователи считали возможным писать о борьбе помещиков за «рабочие руки»⁷. Употребление подобного термина представляется неудачным. Объектом феодальной эксплуатации были не «рабочие руки», а хозяйство крестьянина в целом, основная ячейка всей экономической структуры феодального общества.

Сохранившиеся документы об «отказах» в 1601 --1602 гг. показывают, что помещики сравнительно легко отпускали обнищавших крестьян, которые сохраняли свое значение в качестве «рабочих рук», но не имели запасов хлеба, семян, скота и пр. Они были не столько необходимой для помещика рабочей силой, сколько лишними ртами в имении. А главное, за них надо было платить подати. Отпуская таких крестьян, землевладелец мог получить с них кое-какие деньги или имущество в счет выходных платежей.

Совсем иным было отношение помещиков к выходу «прожиточных» крестьян, имевших хлебные запасы, скот и прочее имущество. Материалы, выявленные В. И. Корецким, подтверждают это с полной очевидностью⁸. Землевладелец старался удержать их в своем поместье любыми средствами. Многолетняя практика заповедных и урочных лет приучила помещиков рассматривать своих крестьян как крепостных. Потеря нескольких крестьян для мелкопоместного сына боярского была равнозначна разорению. Не удивительно, что помещики отказывались повиноваться правительственным распоряжениям, силой удерживали у себя крестьян, отбирали у них «животы» и хлеб. Жалобы на насилия, поступавшие со всех сторон, побудили правительство дополнить указ 1602 г. новыми пунктами. «А из-за которых людей, -- гласил закон, -- учнут крестьян отказывати, и те б люди (помещики. -- Р. С.) крестьян из-за себя выпускали со всеми их животы, безо всякие зацепки, и во крестьянской бы возке промеж всех людей боев и грабежей не было, и силно бы дети боярские крестьян за собой не держали и продаж им ни которых не делали; а кто учнет крестьян грабити и из-за себя не выпускати, и тем от нас быти в великой опале»⁹.

Столкновения из-за крестьян приводили к распрям и даже «боям» между землевладельцами. В указе 1602 г. царь Борис строго предписывал местной администрации беречь «того накрепко, чтобы во крестьянском отказе и в вывозке ни у кого ни с кем зацепок, и задоров, и боев не было». Однако старания властей ни к чему не привели. Судьи Поместного приказа в Уложении о крестьянах 1607 г. признали, что восстановление Юрьева дня при Годунове повлекло за собой «великие разпри и насилия, многим разорения и убивства смертные»¹⁰.

Меры Годунова могли бы приглушить социальные противоречия в деревне, отсрочить взрыв, если бы их проводили последовательно, на протяжении ряда лет. Некоторые чиновные группы и отдельные прослойки уездного дворянства сумели извлечь выгоды из указов о крестьянском выходе. Но низшее дворянство в массе своей решительно отвергло политику уступок крестьянам. В 1603 г. указ о частичном возобновлении крестьянского выхода не получил нового подтверждения.

Провинциальные дворяне с крайним негодованием отзывались о последствиях восстановления Юрьева дня при Годунове. Наиболее резкое выражение эта оценка получила в Бельской летописи, составленной в среде уездных служилых людей в 30-х годах XVII в. Когда Борис Годунов дал крестьянам «волю» и разрешил им выход, повествует летописец, он «скорил» городовых дворян и детей боярских, «и межу их учинилось межьусобноя кровопролитие, и тяжбы о том меж ими велики зело стали, и от того у служилых людей поместья и вотчины оскудели и сами служилые люди стали в великой скудости и межу собя в ненависти»¹¹.

Политика Годунова не удовлетворила феодально зависимое крестьянство и одновременно внесла раздор в ряды господствующего класса. Возобновление «выхода» пробудило среди закрепощенных крестьян надежду на то, что они смогут вернуть утраченную волю с помощью «доброго» царя. Запрет переходов в 1603 г. вызвал у них глубокое разочарование.

Недовольство затронуло не только крестьянство, но и мелкопоместное уездное дворянство. К началу XVII в. процесс дробления поместных владений зашел весьма далеко. Голод 1601 -- 1603 гг. ускорил разорение мелкопоместного дворянства. Временное восстановление крестьянского «выхода» в пределах владений провинциальных детей боярских нанесло еще один удар по их благосостоянию. Крестьянская политика Бориса Годунова ограждала интересы правящего боярства, дворянских верхов и состоятельного уездного дворянства, но грубо попирала интересы мелкопоместного уездного дворянства, составлявшего основную массу феодального сословия. Обедневшие помещики имели все основания негодовать на земскую выборную династию.

Глубокий кризис, поразивший господствующий феодальный класс России, стал одним из главных факторов гражданской войны начала XVII в.

ГЛАВА 5. БОЕВЫЕ ХОЛОПЫ

Своеобразие классовой структуры русского общества в XVI в. заключалось в том, что процесс формирования феодального сословия носил незавершенный характер. Мельчайшее поместное дворянство смыкалось с прослойкой боевых холопов. В период образования поместной системы в конце XV -- начале XVI в. среди лиц, получивших поместья в Новгороде, было немало потомков великокняжеских холопов, а также некоторое число боевых холопов из боярских послужильцев. Много позже при составлении Родословцев дворяне были записаны в Бархатную книгу, а помещики холопского происхождения -- в Поганую книгу.

Со времени «великого разорения» 70--80-х годов XVI в. поместная система стала клониться к упадку. Дворянские семьи разрастались, и поместные владения подвергались дроблению. Значительная часть фонда поместных земель запустела. Казна не имела больше возможности обеспечивать землями и крестьянами детей боярских -- «новиков», поступавших на службу.

Для разоренного сына боярского, как и для «новика», не имевшего ни поместья, ни оружия, ни коня, единственной возможностью сохранить свою принадлежность к военному сословию оставалась служба в феодальной свите. Проведя реформу службы и обязав землевладельцев выставлять вооруженного всадника с каждых 100 четвертей земли, власти вскоре узаконили практику поступления беспоместных служилых людей на «частную» военную службу в качестве кабальных слуг. Указ 1558 г. подтверждал законность всех служилых кабал на сыновей детей боярских старше 15 лет, не несших царской службы. С помощью подобных мер казна пыталась переложить на состоятельных землевладельцев расходы по снаряжению в поход безземельных детей боярских, не имевших средств, чтобы подняться на государеву службу. Казенные расходы при этом резко сокращались: помимо земельного обеспечения дворянин получал от казны не менее 5--6 руб. денежного жалованья, а на боевого холопа казна выдавала его господину 1--2 руб.¹

В среднем сумма долга кабального редко превышала 5--6 руб. Кабальные слуги из детей боярских могли получить в долг более крупные суммы. Судебник 1550 г. воспретил составлять служилые кабалы на сумму выше 15 руб. Комментируя Судебник, Б. А. Романов писал, что 15-рублевый максимум был введен, чтобы облегчить детям боярским дело вербовки военных холопов. По мнению Б. А. Романова, вербовке подлежали неустойчивые элементы из среды дворян-помещиков, вероятнее всего, из дворянской молодежи и «из забракованных при царском верстании переростков -- сыновей детей боярских»².

И. И. Смирнов и А. А. Зимин не согласились с точкой зрения Б. А. Романова. И. И. Смирнов считал, что кабальный максимум, как и любая другая сумма долга в кабале, подразумевал «феодально зависимого работника, закрепощенного через кабалу». Однако В. М. Панеях и Ю. Г. Алексеев подтвердили наблюдение Б. А. Романова. Дворянство, отметил В. М. Панеях, не было единственным источником вербовки военных слуг, но среди последних «наверняка было весьма немалое количество именно детей боярских»³.

К концу Ливонской войны категория кабальных людей стала столь многочисленной, что правительство приступило к разработке специального законодательства о кабальных.

В новейшей литературе реформу кабалы конца XVI в. связывают исключительно с изменениями в положении низшей категории кабальных («деловых людей»), труд которых эксплуатировался на пашне. Подобная интерпретация не учитывает того кардинального факта, что единый в юридическом плане институт служилой кабалы объединял весьма разнородные социальные группы. Низшую группу составляли «деловые люди», занятые в хозяйстве, высшую -- привилегированные слуги (боевые холопы и пр.), получавшие от господина коня, оружие, иногда -- служнюю пашню⁴.

Самый образ жизни «деловых людей», разбросанных по сельским усадьбам и пахавших барскую пашню, разобщал их. Принадлежавшие к этой категории кабальные имели мало возможностей заявить властям о своих интересах. Совершенно иной была ситуация, коль скоро речь шла о войске и боевых слугах. Кабальные послужильцы сопровождали господ в далеких походах, подолгу жили на их городских подворьях, были вооружены и располагали боевым опытом. Среди них было известное число выходцев из дворянского сословия. Правительство волей-неволей должно было считаться с настроениями этой прослойки.

Конечно, законодательство о кабальных имело в виду все прослойки этой категории зависимых кабальных людей. Но ряд фактов подтверждает предположение о том, что это законодательство ориентировалось прежде всего на слой профессиональных военных.

В середине 80-х годов XVI в. в Москве произошли народные волнения, в которых участвовали мелкие служилые люди и боевые холопы⁵. В связи с этим власти в 1586 г. разработали Уложение о кабальных людях. Закон непосредственно затрагивал военное сословие, а потому получил отражение в Разрядных книгах. Разрядная запись гласила, что с 1 июля 1586 г. «начали кабалы имат на служивые люди и в книги записывать»⁶. Запись подтверждает, что мелкопоместные дети боярские продолжали поступать на кабальную военную службу. Смысл законодательства сводился к тому, что разоренные дворяне получили гарантию против вопиющих злоупотреблений, связанных с их переходом в боярские свиты⁷. Условием кабальной сделки, подлежавшей теперь обязательной регистрации в приказе, стало присутствие лмца, давшего на себя кабалу. Если выяснялось, что кабала взята принудительно, сделка объявлялась недействительной⁸. Разрядная запись обнаруживает с полной очевидностью, какую прослойку в первую очередь имело в виду новое законодательство о кабальных, разработанное в разгар волнений. Власти были напуганы участием в выступлениях военных послужильцев и старались успокоить недовольных.

До поры до времени кабальные люди имели право погасить долг, обозначенный в кабале, и покинуть господина. К концу XVI в. служилая кабала окончательно трансформировалась в кабальное холопство. Уложение 1597 г. аннулировало право кабального на освобождение посредством выплаты долга и тем самым превратило его в холопа. Одновременно Уложение ввело принцип обязательного освобождения кабального после смерти господина и тем самым резко разграничило новый вид холопства и старые его виды (полное, старинное холопство и др.).

Вводя норму обязательного освобождения кабальных после смерти господина, власти, по-видимому, учитывали как требования со стороны многочисленных кабальных боевых слуг, так и интересы воинской службы в целом. Смерть дворянина исключала из состава поместного ополчения всех его послужильцев разом, поскольку вооруженная боярская свита не могла функционировать без сюзерена. Интересы военной службы требовали, чтобы такая свита была немедленно распущена, с тем чтобы ее члены могли поступить на службу к другому феодальному землевладельцу.

В соответствии с Уложением 1597 г. категория кабальных холопов должна была пополняться за счет так называемых добровольных холопов. Господин, кормивший и одевавший «добровольного» слугу более полугода, получил право оформить на него служилую кабалу даже вопреки его воле⁹. Политика Годунова приносила в жертву интересы разорившейся служилой мелкоты и ориентировалась на основной слой дворян, который нес на себе главную тяжесть военной службы. Таким дворянам следовало помочь и в обзаведении крестьянами, и в пополнении вооруженной свиты кабальными холопами.

Известный писатель XVI в. Иван Пересветов четко выразил настроения мелких служилых людей, которых нужда загоняла на боярский двор в холопство. Похолопление, утверждал Пересветов, отнимает у воинов храбрость: «В котором царстве люди порабощены, и в том царстве люди не храбры...» Вельможи царя Константина порабощали себе даже «лучших людей» (дворян), что и было одной из причин гибели Византии. Зато идеальный царь Магомет-салтан дал им (похолопленным воинам) волю «и взял их к себе в полк, и они стали у царя лутчие люди, которые у вельмож царевых в неволе были»¹⁰.

Сочинения Пересветова запечатлели его собственный житейский опыт. Получив в Москве за службу поместье, Пересветов в годы боярского правления претерпел несправедливости от «сильных людей». Его поместье запустело «от великих людей ог обид». Тяжбы окончательно разорили дворянина: его «собинка» (имущество) в «обидах и в волокитах вся пропала». Пересветов практически выбыл из служилого сословия. «Ныне, государь, -- писал он, -- от обид и от волокит наг и бос и пеш»¹¹. Дойти до царя за «правдой» воинник не мог, и угроза похолопления, против которой столь энергично протестовал Пересветов, приобретала для него реальные очертания.

Идея о несправедливости и пагубности «порабощения» служилых людей не покидала дворянские головы в период «Смуты». С резкими обличениями московских великих господ -- бояр, которые «многих человек в неволю к себе введше служить», выступал Авраамий Палицын. Более всего писателя возмущало то, что бояре кабалили не только простых людей, трудившихся руками, но и «честных» детей боярских, владевших землями и отличившихся на войне («от чествующих издавна многим имением и с селы, и с винограды, наипаче же избранных меченосцев и крепцих со оружии во бранех»)¹². Великий голод 1601 --1603 гг. привел к тому, что процесс размывания низших слоев дворянства резко усилился. В таких условиях неизбежно должен был усилиться приток в ряды кабальных слуг разоренных детей боярских.

По свидетельству Палицына, злоупотребления господ в годы голода были вопиющими. У одних людей господа брали «написание служивое силою и муками», других приглашали в дом испить винца и обращали в кабального слугу после трех-четырех чарок. Многие давали на себя кабалу, чтобы спастись от голодной смерти. Как писал очевидец швед Петр Петрей, «люди продавали сами себя за гроши и давали на себя в том запись»¹³.

После 1597 г. разоренный служилый человек лишился возможности переждать лихую годину, найдя прибежище на боярском дворе в качестве добровольного слуги. В ликвидации добровольной службы наиболее резко проявился крепостнический характер законодательства конца XVI в. Дворяне пожизненно обеспечили себя, добившись закрепления за собой всех как добровольных, так и кабальных слуг.

Катастрофическое запустение поместных земель и появление значительного числа «избывших» службы детей боярских побудили правительство провести реформу службы. Порядок службы помещиков и вотчинников был определен Уложением о службе Ивана IV. В соответствии с нормами Уложения вотчинники и помещики должны были выводить в поход «человека на коне и в доспесе в полном» с каждых 100 четвертей принадлежавшей им пашенной земли¹⁴.

При царе Борисе старые нормы службы подверглись серьезному пересмотру. Владелец поместья Яков Маржарет следующим образом описал условия службы при Борисе: «...нужно, чтобы кроме себя лично каждый снарядил одного конного и одного пешего воина с каждых 100 четвертей земли, которую они держат...» Слова Маржарета находят подтверждение в документах Разрядного приказа. В одном из списков «Государева Разряда» 1604 г. имеется запись от 3 мая 1601 г. о сборе дворянского ополчения против татар. На совещании царя с Боярской думой и освященным собором было объявлено, чтобы все служилые люди готовились к выступлению против крымцев «и были б все людны и конны, и нарядны, и цветны, и даточные б люди у всех были с земель, и с поместий, и с вотчин сполна, со ста четвертей по человеку по конному да по человеку по пешему с пищальми. А будет им всем и их людем конской смотр»¹⁵.

Если прежде феодальный землевладелец выставлял в поход одного боевого холопа со 100 четвертей земли, то теперь нормы службы были удвоены. Маржарет, имевший большой опыт службы в царской армии, поясняет, что в обычных условиях Разрядный приказ вызывал на службу одних помещиков, без людей. Полная уложенная норма -- два человека со 100 четвертей -- применялась на практике лишь в экстремальных условиях (при крупных вражеских вторжениях и пр.).

Сам по себе пересмотр норм службы был крупнейшей правительственной мерой, призванной расширить обязанности военно-служилого сословия по отношению к государству. Однако тотчас после введения новых норм службы Россия претерпела трехлетний голод. Разорение вынудило многих феодальных землевладельцев распустить послужильцев. В таких условиях указ Бориса Годунова, по-видимому, так и не был претворен в жизнь.

Начавшаяся в 1604 г. гражданская война побудила правительство дополнить Уложение о службе новыми статьями. Статьи эти известны в пересказе В. Н. Татищева¹⁶. В материалах, использованных В. Н. Татищевым, по-видимому, отсутствовала дата издания указа, и В. Н. Татищев датировал изложенные им статьи приговора Бориса Годунова по собственному усмотрению. Однако помеченная им дата (12 июня 1604 г.) не соответствует содержанию Приведенных статей, в которых говорится, что в войне с самозванцем царское войско оскудело, а «овии прилыцени тем вором к нему предалися»¹⁷. Приведенные строки не могли быть написаны в июне 1604 г., задолго до вторжения Лжедмитрия. Их следует отнести к концу зимней кампании 1604--1605 гг.

В разгар войны с самозванцем Борис Годунов ввел новый порядок сбора людей с земель, владельцы которых не смогут принять личное участие в походе (а равно не смогут послать сына) по причине «старости, или болезни, или (службы. -- Р. С.) в приказах и городах судейства и управления ради...». Таковым землевладельцам указ предписал послать на войну «холопа от 200 четвертей с конем и полным доспехом (с оружьем) и запасом, коему граду куда итти велено будет»¹⁸.

Роспись русского войска 1604 г. подтверждает, что нормы, приведенные в тексте В. Н. Татищева, применялись на практике. Дворянин Ю. Б. Кондырев, служивший губным старостой в Мещевске, имел поместье в 450 четвертей, но выставил в поход лишь двух конных холопов. Аналогичным образом определено было количество «даточных людей» для осадных голов П. С. Кошелева, Г. Я. Лихарева, Г. Ш. Бибикова, Н. Д. Фомина, Л. Г. Норова, губного старосты В. Н. Глебова¹⁹.

Правительство царя Бориса предоставило льготы больным и старым дворянам, а также помещикам, несшим службу в приказах и губных (судейских) учреждениях. Для них нормы службы были сокращены вдвое по сравнению с нормами Уложения о службе Ивана IV. Еще большие льготы были предоставлены раненым и увечным воинам, отпущенным из полков: их освобождали от службы и обязанности снаряжать «даточных людей» на два года. «Даточных людей» не брали с поместий вдов и сирот дворян, погибших на войне²⁰. Льготы были введены в последние месяцы жизни Бориса Годунова, когда власти убедились в том, что новые нормы службы не могут быть применены на практике в отношении многих категорий землевладельцев.

Категория «деловых» кабальных людей, страдных холопов и прочего «черного» люда была неизбежно более многочисленной, чем категория профессиональных военных послужильцев. Но было бы неверно представлять последнюю в виде тонкой верхушечной прослойки. По примерным подсчетам, 25-тысячное дворянское ополчение в XVI в. сопровождали в походе до 25--30 тыс. боевых холопов. В 1604 г. в походе против самозванца участвовало более 13 тыс. дворян и детей боярских. По самым скромным подсчетам, при них находилось не менее 15--20 тыс. боевых послужильцев. В росписи 1604 г. поименно названы 507 землевладельцев, которые, не участвуя в походе лично, прислали 2252 конных воина в полном вооружении²¹.

Роль холопов на поле боя раскрывает следующий факт из истории последней крупной военной кампании XVI в. После обстрела Ивангорода в 1590 г. воеводы повели на штурм в проломы 350 стрельцов, 400 казаков и 2380 боевых холопов -- «боярских людей»²².

Существенные перемены в положении боевых холопов произошли после того, как Разрядный приказ обязал дворян вооружать своих людей огнестрельным оружием -- пищалями. Поскольку сами дворяне не желали расставаться с традиционным рыцарским оружием -- мечом, военная роль холопов возрастала. Дворянское ядро все больше утрачивало количественное преобладание, а также отчасти и свое боевое превосходство. Боевые слуги занимали промежуточное социальное положение. По сравнению с совсем бесправными пашенными холопами эта прослойка, постоянно пополнявшаяся разорившимися мелкопоместными детьми боярскими, пользовалась известными привилегиями. Однако послужильцы принадлежали к разряду несвободного населения.

Разорение 70--80-х годов XVI в. и в особенности трехлетний голод (1601 --1603 гг.) резко сократили доходы феодальных землевладельцев, что не могло не сказаться на составе боевых послужильцев. Многие дворяне не имели средств на приобретение боевых кабальных слуг и удовольствовались тем, что пополняли свою свиту лицами из числа страдных холопов, «деловых людей», крестьян и бобылей²³.

К началу XVII в. за «уложенными людьми», по-видимому, окончательно закрепилось наименование «даточные люди». Термин этот имел достаточно широкое значение, обозначая всех людей -- холопов, монастырских служек и пр., которых феодальные землевладельцы должны были выставлять в поход. К этому времени социальный состав боярских послужильцев лишился былой однородности. К привилегированным слугам, имевшим служнюю пашню, присоединились представители низших категорий -- страдников.

При старой системе комплектования поместного ополчения послужилец являлся в поход на коне и в доспехе, вооруженный холодным оружием. В бою он находился при особе господина. По Уложению Бориса Годунова, «даточных людей» надлежало вооружить пищалями, причем из двух «даточных» один был пеший, а другой -- конный. Пищали тогдашнего времени не могли применяться в конном строю. Таким образом, боевые холопы не могли служить щитом для господина в конном бою. Для действий в пешем строю «даточных людей» должны были вывести из свиты феодала и объединить в особые отряды. В кампании против самозванца Ф. И. Шереметев действовал под Кромами, тогда как отряд его конных «даточных людей» численностью 60 человек был включен в состав полка правой руки в Брянске²⁴. Точно так же несли службу отдельно от господ «даточные люди» 500 феодальных землевладельцев -- бояр, дворян, боярских вдов, патриарха, архиепископов, монастырей. Монастырские власти выставляли в поход служек, принадлежавших к составу «черного» населения монастырских вотчин.

Итак, категория боевых послужильцев все больше утрачивала характер привилегированного слоя в среде холопов и пополнялась «черными» людьми -- пашенными холопами (страдниками и «деловыми людьми»), крестьянами, бобылями, монастырскими служками. Все это имело важные социальные последствия.

В руках многочисленной группы холопов оказалось оружие, и они превратились в серьезную военную силу. Соотношение дворян и холопов внутри поместного ополчения стало меняться не в пользу дворян. Это таило в себе угрозу для крепостнического государства. Начавшаяся гражданская война обнаружила это с полной очевидностью. Изменения структуры поместного ополчения в пользу несвободных элементов поколебали его значение как надежного инструмента и глубочайшей опоры феодальной монархии.

ГЛАВА 6. ВЫСТУПЛЕНИЯ НИЗОВ В 1602 -1604 ГГ.

В обстановке голода 1602--1603 гг. в России произошли вооруженные выступления низов. Самым крупным из них руководил Хлопко, который, судя по прозвищу, происходил из холопского сословия. Дворянские летописцы называли всех повстанцев без разбора «злодейственными гадами» и «разбоями». Выступления «разбоев» неоднократно привлекали внимание историков. О них упоминали Н. М. Карамзин, С. М. Соловьев, С. Ф. Платонов, но предметом специального исследования они стали позже.

Б. Д. Греков отказывался видеть в восстании Хлопка обычное разбойное выступление, поскольку оно положило начало гражданской войне в России¹. И. И. Смирнов выявил ряд важных документов и на основании их заключил, что выступления «разбоев» охватили многие уезды страны. Справедливо отметив, что нет возможности «по характеру сохранившихся данных о восстании Хлопка решить вопрос о наличии (или отсутствии) связи между отдельными районами восстания», И. И. Смирнов тем не менее отнес все собранные данные к одному периоду времени и сделал следующий ответственный вывод: «Одновременность восстания в целом ряде местностей Русского государства заставляет... прийти к выводу, что перед нами картина единого движения если не в смысле единства действий, то в том смысле, что восстания в отдельных местностях явились формой, в какой находило свое выражение развитие движения холопов 1603 г.». Следуя источникам, И. И. Смирнов называл движение 1603 г. холопским, но высказывал осторожное предположение, что среди участников движения могли быть крестьяне. Исходя из этого, он рассматривал восстание 1603 г. не как начало Крестьянской войны, а как ее грозный предвестник. Восстание Хлопка, по мнению И. И. Смирнова, показало, что экономические противоречия между холопами и феодалами приобретали политическую форму: восстание «таило в себе реальную угрозу для самих основ социального строя Русского государства»².

А. А. Зимин подверг критике выводы И. И. Смирнова и выдвинул тезис, согласно которому восстание Хлопка явилось началом Крестьянской войны. «Массовый характер и широкий размах этого восстания, -- писал А. А. Зимин, -- говорит о том, что движение крестьян и холопов перерастало в то время в крестьянскую войну»³.

А. А. Зимин не опроверг конкретных наблюдений И. И. Смирнова относительно участия холопов в восстании 1603 г. и не привел никаких фактов о крестьянских выступлениях в названном году. Однако он счел возможным отвести крестьянам первое место в перечне участников восстания Хлопка и включить это восстание в рамки Крестьянской войны. По существу дела А. А. Зимин целиком принял гипотезу И. И. Смирнова об одновременности и исключительно крупных масштабах выступления «разбоев» в 1603 г.

Источниковая база исследования так называемого восстания Хлопка значительно расширилась благодаря архивным разысканиям В. И. Корецкого, С. П. Мордовиной и А. Л. Станиславского. Вновь найденные документы позволили установить, что движение «разбоев» началось в 1601 --1602 гг. (задолго до выступления Хлопка -- 1603 г.) и захватило значительно более обширную территорию, чем предполагалось прежде⁴. Тщательно собрав данные о положении крестьян в 1602--1603 гг., В. И. Корецкий высказал осторожное предположение о том, что в восстании Хлопка 1603 г., возможно, участвовали крестьяне и что «наряду с холопами они могли стать движущей силой этого восстания». Подобное предположение послужило почвой для более определенного утверждения о том, что «восстание Хлопка выходило за рамки местных возмущений и перерастало в Крестьянскую войну»⁵.

Вопрос о социальной природе и характере выступлений 1602-- 1604 гг. требует дополнительного исследования. Необходимо заново проанализировать источники и возможно более точно датировать сведения о борьбе с «разбоями» в разных уездах.

Книги Разрядного приказа содержат подробные сведения о посылке дворян против разбойников в конце XVI -- начале XVII в. Самая ранняя запись такого рода относится к 1595-- 1596 гг. «Того же году (7104) посланы в Лух для сыску разбойников князь Борис Петрович Татев, да Борис Васильев сын Собакин, да дьяк Григорей Чириков. И князь Борис Татев взят к Москве, да на его место послан Василий Андреевич Замыцкой»⁶. В 1601 г. власти посылали дворян Г. И. Вельяминова и Н. М. Пушкина в Тулу⁷. Посылки подобного рода носили единичный характер. Положение претерпело разительную перемену в 1602--1603 гг., когда в стране разразился голод.

И. И. Смирнов впервые ввел в научный оборот подробную Разрядную запись 7111 г. о посылке воевод в разные уезды и высказал мнение, что движение «разбоев» в уездах явилось начальным этапом восстания Хлопка 1603 г. В. И. Корецкий подверг Разряд 7111 г. источниковедческому анализу и сделал вывод, что Разряд носит сводный характер и включает разновременные записи. В. И. Корецкий обратил внимание на следующий факт. М. Б. Шеин, преследовавший «разбоев» в Волоке Ламском, отбыл на воеводство в Ново-силь 10 марта 1603 (7111) г. и оставался там до 17 октября 1603 (7112) г. Поскольку Разряд о посылке «за разбоями» имеет дату «7111 год», неизбежен вывод, что Шеин был в Волоке Ламском не ранее 1 сентября 1602 (7111) г. и не позднее 10 марта 1603 (7111) г.⁸

Наблюдения В. И. Корецкого могут быть продолжены. Проследив за всеми служебными перемещениями дворян, упомянутых в Разряде 7112 г., можно установить, сколь продолжительной была борьба с «разбоями» в разных уездах и осуществлялась ли она в одно или разное время.

Как значится в Разряде 7111 г., помощником у М. Б. Шеина в Волоке Ламском был А. И. Безобразов. В Боярском списке 7111 г. против имени А. И. Безобразова имеются две пометы о служебных назначениях: «[В] Козельску на приказе» (зачеркнуто) и «В Сибире». По записям Разрядного приказа можно установить, что А. И. Безобразов получил назначение в Тюмень 21 февраля 1603 г.⁹ Итак, М. Б. Шеин и А. И. Безобразов ездили в Волок Дамский ранее февраля -- марта 1603 г. До посылки в Тюмень А. И. Безобразов успел выполнить какие-то «приказные» поручения в Козельске. Почему в Боярском списке, испещренном пометами о посылке дворян «за разбойниками», нет такой пометы против имени Безобразова?

С. П. Мордовина и А. Л. Станиславский подвергли Боярский список всестороннему источниковедческому анализу и установили, что дьяки пополняли его сведениями о служебных назначениях в течение полугода -- с декабря 1602 по июнь 1603 г.¹⁰ Если так, то, значит, Безобразов преследовал разбойников в Волоке Ламском в сентябре -- ноябре 1602 (7111) г., из-за чего эта его служба и не получила отражения в Боярском списке. Уточнение хронологических моментов позволяет сделать некоторые выводы. Во-первых, посылки «за разбоями», по-видимому, носили кратковременный характер. Во-вторых, посылка в Волок Ламский имела место за год до появления Хлопка под Москвой -- в сентябре 1603 г. Все эти данные вступают в очевидное противоречие с высказанным в литературе мнением о том, что выступления «разбоев» в Волоке Ламском были непосредственной частью «восстания Хлопка».

Анализ данных о выступлениях «разбоев» в других городах и уездах обнаруживает аналогичную картину. Согласно Разряду 7111 г., правительство послало «за разбойники» в Медынь воеводу Е. В. Бутурлина и дворянина Ф. П. Акинфова. В Боярском списке 7111 г. против имени Ф. П. Андреева-Акинфова имеется помета «на Михайлове голова у стрельцов»¹¹. Как видно, Бутурлин и Акинфов тоже громили «разбоев» осенью, поскольку после декабря 1602 г. Акинфов получил назначение в Михайлов и уехал на Рязанщину. Итак, выступления «разбоев» под Медынью не были непосредственно связаны с действиями Хлопка осенью 1603 г., а посылка дворян на медынских разбойников была такой же кратковременной, как и посылка дворян на Волоколамск.