Предумышленный прилов каспийского тюленя и развитие нелегального рынка биоресурсов в Дагестане: экономико-социологический подход

Размещено на http://www.allbest.ru/

Предумышленный прилов каспийского тюленя и развитие нелегального рынка биоресурсов в Дагестане: экономико-социологический подход

ЕРМОЛИН Илья Васильевич - кандидат политических наук, приглашённый научный сотрудник, совмещённая должность: Школа изучения Земли и окружающей среды, Школа биологии, Университет Лидса, Англия, содиректор Центра исследований преступлений в сфере окружающей среды, Копенгаген, Дания

Статья посвящена анализу предумышленного прилова каспийского тюленя как экономико-социального явления нерегулируемой рыбодобывающей деятельности в Республике Дагестан, РФ. Исследование, ставшее продолжением изучения социально-экономических последствий осетрового браконьерства (2012 г.), приобрело самостоятельный характер в 2015 г. и продолжается в настоящее время. Стратегия исследования на представленном этапе включала использование антропологической и социологической методологий (интервью, фокус-группы и полевые наблюдения, отражённые в этнографическом дневнике), а также социобиографический метод и «обоснованную теорию». Автор выделил четыре звена нелегального рынка товаров из каспийского тюленя, территориально включающие прибрежные (непосредственно изъятие биоресурса как первое звено рынка и скупка туш или шкур, а также первичная обработка шкур посредниками как второе звено), предгорный и горные районы республики. Автор утверждает, что зарождение рынка в регионе тесно связано с возникновением «автономного» ресурсодобывающего сообщества как продукта развала СССР, главными социальными единицами которого являются «осетровая» бригада (первое звено) и посредники (второе звено). «Автономное» сообщество способствует восприятию нелегальности молодыми членами бригад как априорно данного феномена, порождённого долговременным отсутствием государства как регулятора социально-экономических процессов. Социальное взаимодействие среди акторов сообщества определяетсяреципрокными и редистрибутивными механизмами, подкрепляемыми репутацией в случае интеракции между посредниками и членами бригад, с одной стороны, и ремесленниками- «шапочниками» (четвёртое звено), с другой, а также моральным долгом в случае выполнения неформального контракта членами бригады в бригаде. Примерами для анализа явились разные ситуации долгового оборота среди акторов сообщества: включение предумышленного прилова каспийского тюленя в условия нового неформального контракта между молодыми членами бригад и владельцем, «похищение» члена бригады после ареста рыбака в Казахстане за незаконный промысел, «выкупная» операция члена бригады из тюрьмы в Казахстане («казахский плен»), скупка посредниками туш и шкур тюленя, первичная обработка и последующая перепродажа шкур ремесленникам-«шапочникам» в горные районы Дагестана.

Ключевые слова: нелегальный рынок биоресурсов; «автономное» сообщество; реципрокность; редистрибуция; Каспийское море; браконьерство.

Deliberate By-Catch of the Caspian Seal and the Development of Illegal Wildlife Trade (IWT) in Dagestan, Russia: A Socio-Economic Approach

ERMOLIN, Ilya - Candidate of Sciences (Political Science), Visiting Fellow, joint position in: School of Earth and Environment and School of Biology, University of Leeds, (Address: Woodhouse Lane, Leeds LS2 9JT, UK); Codirector at the Centre of Environmental Crime Studies

Abstract

The paper describes how the deliberate by-catch of the Caspian seals in Dagestan, Russia has given to a rise in illegal wildlife trade (IWT) in the region after the sturgeon population, as the most valuable commodity for local markets, critically declined. The data were derived from using a set of anthropological and sociological methods and approaches, including semistructured interviews (SSIs), focus groups, direct observations reflected in field notes, the life-story approach, and “grounded theory”, based on a study of sturgeon poaching conducted by the author since 2012. Although the author subdivided the local IWT into four stages that cover the coastal, piedmont areas, and highlands of Dagestan, in this article, he deepens the readers' knowledge of the first two stages of IWT in the coastal areas. For a better understanding of the nature of regional IWT, the notion of an autonomous community is introduced. Several examples have been chosen for description: the inclusion of seals resulting from by-catch in new informal contractual relations between young fishers and boat owners, the illegal taking of the fishers sentenced in Kazakhstan, the ransom for the release of fishers sentenced in Kazakhstan (“Kazakh captivity”), the buying of the seals' carcasses and skins, its initial processing, and the further resale of skins to craftsmen from the mountainous areas of Dagestan. The author argues that the birth of the IWT in the regions is closely linked to the emergence of the local autonomous resource-extracting community, following the breakup of the USSR, where the Sturgeon Fishing Brigade (SFB; the first stage of IWT) and the seals' middlemen (the second stage of IWT) play the most important roles as social entities. Autonomous community helps the young fishers of the SFB to perceive illegality as an a priori phenomenon, which was facilitated by the long-term absence of the state as the main regulator of social and economic processes. Hence, there is no sense in considering the dichotomy of “legality-illegality” as a research problem when dealing with IWT as a by-product of the autonomous resource extracting community. Results also show that different types of reciprocity and redistribution serve as the main regulatory tools in conducting economic transactions among parties involved in the coastal and highlands IWT structures. The reciprocal ties are partly based on either reputation (in the case of the middlemen) a moral obligations (in the case of the SFB).

Keywords: autonomous community; illegal wildlife trade (IWT); by-catch; Caspian Sea; poaching; reciprocity.

Введение

Прилов - неумышленный вылов морских млекопитающих или определённых видов рыб [Soykan et al. 2008] - получил относительно небольшое внимание со стороны биологов и экологов [Read, Drinke, Northridge 2006; Vanhatalo et al. 2014; Johnston et al. 2015]. Однако проведённые исследования показывают, что прилов оказывает значительное влияние на локальные морские экосистемы, сокращая популяции высших хищников.

Недавно проблема прилова была определена под другим углом зрения - как предумышленный акт, порождающий дополнительный источник заработка для присваивателей [MacMillan, Han 2011] и в некоторых случаях дающий толчок для развития сложных рыночных структур как в конкретном регионе, так и за его пределами [Ermolin, Svolkinas 2018]. Естественно, что предумышленный прилов изменяет потребительскую структуру рынка, а иногда и порождает сам рынок в регионе.

В данной статье автор уделяет внимание вопросу развития такого рынка товаров из каспийского тюленя в прибрежных районах Республики Дагестан, анализируя его структуру, функционирование и различия во взаимодействии между акторами.

После сокращения уловов осетровых, с одной стороны, прилов стал менять взаимоотношения между акторами на нелегальном рынке, оказывая влияние на социальные и экономические процессы, в то же время создавая возможности для перераспределения социально обусловленных прав на ресурсы, существовавших с начала 1990-х гг. С другой стороны, прилов помогал акторам успешно противодействовать попыткам государства вернуться в русло регулирования социально-экономических процессов.

Цель данной статьи - показать, каким образом предумышленный прилов как экономико-социальное явление ведёт к изменению в отношениях между акторами локального ресурсодобывающего сообщества на побережье Каспия. Автор утверждает, что прилов каспийского тюленя, зародившись как побочный продукт осетрового рыболовства и браконьерства, постепенно породил сложные экономикосоциальные явления, включающие систему многоуровневого рыночного регулирования и определённую этническую производственную специализацию. Изменения частично затронули структуру долгового оборота внутри сообщества и его внешние связи как в краткосрочной, так и в долгосрочной перспективе, структуру социальных обязательств, наконец - структуру механизмов, обеспечивающих взаимодействия в социальной среде сообщества.

В начале статьи обозначаются теоретические модели нелегального рынка биоресурсов, преобладающие в экономической социологии, и предлагается использование понятия «автономное сообщество» как концептуальной рамки для дальнейшего анализа деятельности социальных структур рынка. Затем описывается методология с дальнейшим переходом к анализу рыночной структуры в прибрежном ресурсодобывающем сообществе. В заключении делаются выводы, а также обозначаются методологические и теоретические ограничения работы.

Нелегальный рынок биоресурсов: теоретическая модель

В статье презентуется модель «автономного» сообщества как концептуальная рамка для анализа представленного материала по социальному взаимодействию. Первое, на чём следует кратко остановиться, это описание существующих исследований по теме российского нелегального рынка биоресурсов и браконьерства; второе - на описании применения модели нелегального рынка биоресурсов, главенствующей в экономической социологии. Это делается для того, чтобы представить более или менее полную картину исследования феномена нелегального рынка биоресурсов в России и существующие теоретические орудия анализа взаимодействия на таких рынках, чтобы в дальнейшем использовании понятия «автономное сообщество» показать, какие стороны социально укоренённых практик экономической деятельности получают пристальное внимание со стороны автора данной статьи.

Говоря о нелегальном рынке биоресурсов (illegal wildlife trade - IWT), обычно исследователи рассматривают такой рынок как, во-первых, следствие браконьерской деятельности, во-вторых, транснациональную организованную цепь поставок и, в-третьих, коммерческое предприятие со множеством участников [Hьbschle 2015]. Российский нелегальный рынок более или менее хорошо изучен в первом измерении. Браконьерство как социально-экономический и социально-культурный феномен изучалось с позиций социальной и экономической антропологии [Gerkey 2011; 2013; Davydov 2014], экологической антропологии [Ermolin, Svolkinas 2016] и неоинституциональной экономической теории [Ермолин 2015] (данная работа является единственной в российской социологической и антропологической науке). Авторы исследований рассматривают браконьерство не только как причину развития нелегального рынка биоресурсов, но и как первоначальное звено рыночной структуры в целом, отводя этой причине первостепенную роль.

Транснациональная организованная цепь поставок, осуществляемых национальной или международной ОПТ, в свою очередь, получила внимание прежде всего со стороны криминологов [Cohen 1997; Zabyelina 2014] и экспертов международных организаций, таких как TRAFFIC и Всемирный фонд охраны дикой природы (World Wildlife Fund - WWF) (см., в частности: [Vaisman, Fomenko 2006; Meibom et al. 2010]. Авторы отмечают, что транснациональный характер сетей существенно затрудняет введение адаптивного регулирования как в странах-донорах, так и в странах-реципиентах рынка. Как бы то ни было, криминологические и экспертные работы по цепи поставок, по мнению автора, отличаются слабой эмпирической базой, что делает выводы упомянутых работ менее полезными для концептуальных обобщений, особенно в свете попыток экспертов WWF и TRAFFIC распространить результаты работы на другие регионы мира.

Криминологи способствовали анализу нелегального рынка биоресурсов в России и как коммерческого предприятия со множеством участников. Наиболее примечательны в этом ряду две работы Тани Вятт [Wyatt 2009; 2011]. В них описывается, каким образом индивиды, имеющие высокий социальный статус (высокопоставленные чиновники, состоятельные бизнесмены и др.), покрывали нелегальную добычу пушнины в тайге, иногда - принимая непосредственное участие в охоте, иногда - выступая посредниками между охотниками и торговцами, легализовали добытые криминальным способом товары.

Экономические социологи предложили ряд теоретических орудий для дальнейшей концептуализации нелегального рынка биоресурсов как экономико-социального феномена. Работы по структуре и механизмам функционирования неформальной экономики [Boeke 1942; Jenkins 1988; Feige 1989; Харт 1999; Schneider, Ernste 2002; Портес 2003; Сото 2008; Гирц 2009] дали толчок появлению нескольких теоретических концепций, посвящённых непосредственно структуре и регулированию нелегального рынка [Sandberg 2008; 2012; Dewey 2011; 2014; Beckert, Wehinger 2013; Sandberg, Heith 2013]. Наиболее целостные концептуальные рамки (в череде вышеобозначенных) получила концепция функционирования нелегального рынка Й. Беккерта (см.: [Beckert, Wehinger 2013]). Единственным пока практическим применением данной концепции можно считать работы А. Хюбшле, в которых автор анализирует функционирование нелегального рынка продуктов из рога носорога в Южной Африке с конечными пунктами потребления в Юго-Восточной Азии (транснациональные рынки) [Hьbschle 2015; 2017a; 2017b].

В анализе нелегальных рынков Беккерт и его коллеги, используя принятый в социологии рынков взгляд на рынки как «социальные структуры» [Fligstein, Dauter 2007], исходят из концепции рынка как совокупности социально укоренённых практик, то есть социальных институтов, тесно встроенных в ткань политической, социальной и культурной окружающей среды [Beckert 2009]. Социальная укоренённость, важная черта нелегальных рыночных практик, определяет развитие сложных организационных общностей, не имеющих чётко очерченных границ - сетей, рассматриваемых экономическими социологами не только как совокупность связей между акторами [Burt 1992; Granovetter, Swedberg 2011], но и как потоки экономических трансакций между легальными и нелегальными организационными общностями (концепт «пространства потоков» (space of flows) М. Кастельса) [Castells 1999]. Для Хюбшле, как и для Беккерта, потоки выступают наиболее приемлемой альтернативой традиционному звеньевому подходу, подразделяющему рынок на три части - производство, снабжение, потребление. Потоки также лучше позволяют понять процесс социальной легитимации на любом звене экономического обмена и то, насколько государственное регулирование изменяет восприятие легальности или нелегальности товара, а также то, насколько само государство в лице органов, ответственных за принятие решений, легитимно в сложившихся условиях [Hьbschle 2017a].

В данной статье предлагается взглянуть на рынок как на звеньевую структуру, допускающую некоторую степень «автономности» экономико-социальной активности в рамках определённого звена, в то же время порождающего широкие сети потоков экономических трансакций с другими звеньями. Сети потоков основаны как на родовом взаимодействии, так и на дружеском знакомстве. При этом под звеном подразумевается социальное пространство взаимодействия субъектов экономической деятельности, обусловленной действием социальных норм, стратегий и правил, то есть включающее любые «фактические контакты между продавцами и покупателями» [Поланьи 2002: 86] (см. также: [Капе- люшников 2005]), встроенные в структуру социальных отношений «автономного» сообщества.

Понятие «автономное сообщество»: механизмы взаимодействия внутри основных социальных единиц.

В начале 1990-х гг., оставшись без эффективной государственной поддержки, ресурсодобывающие сообщества на всей территории России были вынуждены адаптировать свои стратегии выживания к новым условиям. Большинство создали новые или преобразовали старые социальные организации, которые выступили базисом для «автономизации» сообщества, трансформировав его структуры в закрытые образования. Таким образом, автономные сообщества могут быть определены как форма социальной организации индивидов, которая в результате эволюции социальной, экономической и политической систем превратилась в единицу хозяйственного самоуправления на определённой территории, полностью либо частично заменяющей государство в предоставлении социальных и экономических благ, обеспечении контроля над хозяйственной деятельностью и безопасностью своих членов. Автономные сообщества не следует воспринимать как единое целое: в пределах одного территориального образования могут располагаться несколько таких сообществ, однако связанных друг с другом сетевыми отношениями. Автономность обусловлена прежде всего отсутствием государственного регулирования экономических и социальных процессов внутри таких сообществ, а также во многих случаях наличием мотива сопротивления возможным попыткам государства применять меры сдерживающего характера по отношению к разным формам хозяйственной деятельности (см., например, о модели жёстких и мягких форм браконьерства [Ermolin, Svolkinas 2016]).

Возвращение государственного регулирования в начале 2000-х гг. выразилось в предельном ужесточении изъятия биоресурсов (механизм сдерживания) и отсутствии каких-либо программ устойчивого развития в регионе: делегирование полномочий по контролю над экономической и хозяйственной деятельностью пограничной службе РФ, дальнейший переход пограничной службы в подчинение ФСБ

РФ, полный запрет на вылов некоторых особо ценных биоресурсов, а также организация тендеров по распределению рыбопромысловых участков (РПУ) региональными органами власти и т п. Однако введение в действие таких мер не привело к значимым результатам. Автономные сообщества к этому моменту были способны с помощью робастных социальных групп предоставлять достаточно эффективно и без поддержки государства экономические и социальные блага, в том числе рабочие места с конкурентной заработной платой.

Основной единицей автономного сообщества становится самообеспечиваемое домохозяйство, порождающее остальные социальные структуры Как основной источник социального и экономического взаимодействия самообеспечиваемое домохозяйство в 1990-е гг. направляло деятельность остальных единиц по изъятию биоресурсов и делало это как в русле удовлетворения домашнего потребления мяса и икры осетровых (что вписывается в традиционную схему Поланьи), так и в меньшей степени домашнего производства коптильной продукции для внешнего рынка. С середины 2000-х гг., с уменьшением уловов, рынок становится преобладающим паттерном поведения в отношении продукции из осетровых. В то время как прилов каспийского тюленя формирует гетерогенность паттернов поведения (по крайней мере, на современном этапе).. В исследуемом случае это бригада, специализирующаяся на нелегальном вылове осетровых (далее - «осетровая» бригада) [Ermolin, Svolkinas 2016], и посредники, то есть ремесленники, являющиеся не только «брокерами» нелегального рынка, но и теми, кто первыми обрабатывает шкуры. Взаимодействие между социальными структурами сообщества подчинено реципрокным, редистрибутивным (патрон-клиентским разной степени иерархие- зированности) и в некоторых случаях сетевым рыночным механизмам, проявляющимся в зависимости от конкретной социальной единицы. Несмотря на длительную историю исследования феноменов социальной укоренённости экономической деятельности антропологами и социологами [Мосс 1996; Granovetter, Swedberg 2011; Леви-Стросс 2011], выделение различных механизмов взаимодействия принадлежит К. Поланьи, предложившему определить экономическую деятельность как соответствие принципов (паттернов) поведения (реципрокность, редистрибуция, обмен и домохозяйство) «формам интеграции» [Поланьи 2002: 86]. Паттерны, в свою очередь, порождают специфические институты [Поланьи 2002]. Такая схема в контексте проблемы укоренённости легко вписывается в выделенную О. Уильямсоном дихотомию «рынок - иерархия» как крайние полюса взаимодействия (недосоциали- зированное или пересоциализированное) [Williamson 1975]. В рамках антропологической традиции концепт реципрокности был развит М. Салинсом [Салинс 1999]. Не получившая широкого распространения и не всегда положительно воспринимаемая в российской социально-экономической науке (см., например: [Капелюшников 2005]), концепция Салинса построена вокруг различения трёх видов реципрокности - генерализованной, сбалансированной и негативной - как основных механизмов экономического взаимодействия в архаическую эпоху. Генерализованной реципрокной связью автор концепции назвал обмен, при котором дар предоставляется без ожидания немедленного получения чего-то взамен. Естественно, что такая связь, построенная на высокой степени доверия, наиболее часто будет прослеживаться в случаях родовых отношений, как и полагает Салинс. Сбалансированная реципрокность как модель обмена предполагает кратковременную отсрочку при возвращении долга либо его немедленный возврат. Базируется этот вид реципрокности на разных системах ценностей у их носителей, что несколько подрывает взаимное доверие между индивидами, оказывая влияние на проведение сделок. Наконец, негативную реципрокность характеризует соответственно одностороннее получение каких-либо благ. Индивиды в сделке преследуют узкие утилитарные выгоды, нанося ущерб дающему и стремясь достичь максимальной выгоды за его счет [Салинс 1999: 177-179]. Это последнее обстоятельство может говорить о негативной реципрокности как наиболее приближенной к характеристикам рыночного механизма. При этом, вопреки мнению Салинса, родственные связи не служат гарантом избегания негативной реципрокности. Иерархия родственных групп и (или) подгрупп генерирует ещё больший негативный реципрокный феномен, если ресурс скуден и ограничен распределением заранее установленных прав.

Упомянутая иерархичность как источник негативной реципрокности часто становится спусковым крючком для редистрибуции, то есть перераспределения благ в специфических социальных образованиях в процессе первоначальной хозяйственной деятельности. При этом разница между редистрибутивными и реципрокными механизмами заключается в наличии определённого центра принятия решений и концентрации (как материальной - ресурсной, - так и функциональной) в этом центре, порождающем в результате патрон-клиентские отношения между индивидами. Для редистрибуции характерны и чётко структурированные процедуры соблюдения неформальных контрактов, однако подкрепляемые во многих случаях сложившейся репутацией индивида: «Был ли у участников трансакции или их знакомых удовлетворительный прошлый опыт сделок с этим индивидом» [Грановеттер 2002: 53].

Как реципрокные, редистрибутивные, так и традиционные рыночные операции подразумевают наличие множественности форм денег (или социальных денег) [Зелизер 2002], когда деньги превращаются в «социально укоренённые долговые отношения» [Ingham 1996] (см. также: [Аникаева 2008]) с многоцелевым назначением. Долговой оборот предполагал в случае данного исследования и отсрочки платежа долга из-за соблюдения должником других социальных материальных обязательств, и наличие социального вспомоществования малоимущим членам сообщества.

Разветвлённое социальное саморегулирование в автономном сообществе побережья способствовало появлению на свет четырёх звеньев нелегального рынка в предгорной и горной областях Дагестана и в меньшей степени в Казахстане начиная с 1990-х гг. Постепенно укреплявшиеся сетевые связи определили специфику специализации на каждом звене рынка шкур (и в гораздо меньшей степени - жира) каспийского тюленя, став одним из важных источников развития автономного сообщества в горных районах республики, существующим в данный момент параллельно с прибрежным.

Прилов каспийского тюленя и структура нелегального рынка товаров из тюленя в Дагестане

Предумышленный прилов каспийского тюленя можно считать продуктом длительного существования легального и нелегального рынков осетровых в регионах Каспия, включая три прибрежных российских региона, Азербайджан, прибрежные регионы Казахстана и в меньшей степени Туркменистан и север Ирана, где благодаря глубоким водам не было нерестовых площадей [Ruban, Khodorevskaya 2011], а также отсутствовали возможности использования кустарных технологий. Значительное сокращение с начала 2000-х гг. запасов осетровых на Каспии, ударившее по масштабам рынка, привело к тому, что рыбаки из нелегальных бригад, специализировавшиеся на вылове исключительно осетровых, всё чаще стали доставлять на берег мёртвые туши тюленей [Ermolin, Svolkinas 2016]. Тюлень как объект промысла для местных рыбаков впервые обозначается в середине XVIII века (Северный Каспий). Однако неограниченная легальная и нелегальная (с середины 2000-х гг.) добыча привела к тому, что к концу 2000-х гг. популяция оценивалась в 104-168 тыс. особей, согласно модели возрастной популяционной структуры [Harkonen et al. 2008; Dmitrieva et al. 2015]. Несмотря на введение достаточно жёстких санкционных мер со стороны государства в рамках курса на ужесточение регулирования изъятия ценных биоресурсов, анализ количества туш тюленей, поступающих на рынки Дагестана и отчасти Казахстана, показывает постоянное увеличение доли тюленей в уловах осетровых [Dmitrieva et al. 2013; Ermolin, Svolkinas 2018].

Основными товарами, производимыми из тюленей, являются жир, шкуры и в меньшей степени желчь. Шкуры, с одной стороны, жир и желчь, с другой, реализуются через разные сегменты рынка. Если производство товаров из шкур тюленей - хорошо налаженный бизнес, то реализация жира и желчи является адресной. Жир и желчь тюленя считаются хорошим средством при лечении туберкулёза и ревматизма, поэтому наиболее значительный спрос на эти товары существует в тюрьмах, а также среди пожилых людей. Однако жир можно найти и в свободной продаже на прилавках локальных рыбных рынков.

Особенностью нелегальных рынков биоресурсов является частое совмещение разных ролей одним и тем же актором, что в большей степени не увязывается с концепцией Беккерта и его коллег, для которых роли акторов более или менее чётко соотнесены с определёнными функциями: «Производители, потребители и посреднические регулирующие агентства, начиная с государства и заканчивая трейд- юнионами, лобби-группами и социальными движениями» [Beckert 2010: 611].

Акторы на таких рынках часто вынуждены концентрировать в своих руках потоки информации, поступающей от разных звеньев, и совмещать, например, функции организатора добычи ресурса и посредника между первичными присваивателями со стадией производства. В то же время посредник может совмещать функции непосредственного связующего звена с первичной обработкой сырья. Концентрация потоков информации означает и контроль, осуществляемый акторами, за конкуренцией на данном сегменте рынка, если не существует ограничительных факторов (родовые отношения, в том числе иерархия внутри родовых групп, влияние капиталов от миграции членов сообщества и т. д.).

Подобная ситуация во многом характерна для тех регионов, где звенья рынка расположены недалеко друг от друга (в исследуемом случае расстояние между первым и четвёртым звеньями составляет около 200 км; см. рис. 1) и (или) уровень коррумпированности местных органов исполнительной власти (ОИВ) и правоохранительных органов достаточно высокий, то есть трансакционные издержки на посредническую деятельность значительно снижены, а коррумпированность связей и концентрация потоков информации сокращают время на получение дополнительных гарантий обеспечения безопасности неформальных сделок на рынке. ОИВ и правоохранительным органам нет необходимости контролировать потоки, что достаточно сложно, если учитывать их невидимость. Эти условия создают хорошие возможности для решения обозначенных Рёйтером и позже Беккертом и его коллегами проблем координации (кооперация, ценность и конкуренция), создающих в любой ситуации неопределённость на рынке [Reuter 1985; Beckert, Wehinger 2013], однако существенно усложняют проблему несоблюдения регулятивных норм [Bunnefeld et al. 2013].

Таким образом, в структуре нелегального рынка продуктов из каспийского тюленя в Дагестане необходимо выделить четыре звена:

— непосредственно прилов тюленя или его специальный вылов. Осуществляется в поселениях северной части Дагестана неофициальными и официальными (артельными) бригадами, располагающимися на берегу Каспийского моря, а также рек. В рамках этого звена нелегальный рынок тюленя пересекается с рынком осетровых;

— скупка туш или шкур, первичная обработка шкур посредниками и извлечение жира и желчи в некоторых крупных поселениях. Осуществляется в прибрежных поселениях Каспия;

— скупка туш или шкур, первичная обработка шкур посредниками в предгорных поселениях Дагестана. Отличительной чертой данных посредников является то, что они обладают холодильными камерами для хранения большого объёма туш (до 2000 экземпляров). Холодильники предоставляют им преимущества в ценообразовании и соответственно в дальнейшей перепродаже;

- производство товаров широкого потребления из шкур тюленя: шапок, кепок, дублёнок, сапог и туфель. Осуществляется в горных районах Дагестана. Является частью традиционного ремесленного «шапочного» промысла. Товар далее поступает на рынки разных регионов России (в основном - в районы Крайнего Севера, Москву и Санкт-Петербург).

Примечание: Районы, где проводились основные полевые исследования, обозначены цифрами 12 (Кизилюртовский район), 13 (Махачкала), 6 (Бабаюртовский район), 4 (Кизлярский район), 3 (Тарумовский район). Первоначальная информация была получена в Гумбетовском (16) и Левашинском (24) районах.

Рис. 1. Карта Республики Дагестан с обозначением районов проведения исследования

Методология исследования

Поскольку исследование продолжается, в данной статье в основном затрагиваются социальные и экономические процессы, происходящие в первом и втором звеньях нелегального рынка. Исследование прилова как экономико-социального явления началось с участия автора статьи в рабочем совещании «Каспийский тюлень: современный статус, проблемы сохранения и использования», организованным Институтом проблем экологии и эволюции (ИПЭЭ) РАН в марте 2015 г. и в последующей экспедиции (лето 2015 г.) в поселения прибрежного и предгорного Дагестана. Многочисленная информация по прилову поступала автору в ходе реализации проекта по исследованию социальных аспектов осетрового браконьерства (2011/2012-2016 гг.).

Таким образом, удалось аккумулировать данные по социальным и экономическим процессам в регионе начиная с первой полевой экспедиции лета 2012 г. и заканчивая последней, проведённой в марте 2017 г. Если принимать во внимание экспедиции, совершённые с 2012 г., то всего было проведено 10 полевых экспедиций протяжённостью от двух недель до трёх месяцев; из них три экспедиции были специально ориентированы на исследование проблемы прилова как социального и экономического явления; только одна экспедиция проходила в горных районах (2015 - март 2017 гг.).

Прошлые экспедиции, проводимые в рамках проекта по осетровому браконьерству, определили дальнейший выбор обоснованной теории (grounded theory) как основы методологии исследования [Glasser, Strauss 1967; Жеребцов 2004]. Обоснованная теория исходит из данных, полученных в ходе практики, а не предполагает получение данных на основе уже существующей теории. В начале метод строился на транскрибировании, кодировании по заявленным темам уже проведённых интервью, фокус-групп (с начала 2012 г.) и полевых наблюдений, отражённых в этнографическом дневнике (всего с 2012 г. было сделано 472 страницы записок, из которых 120 страниц - в результате трёх последних экспедиций) [Munck 2009]. В записки вносилась информация не только по результатам неформальных встреч или бесед, но и прямых наблюдений на основных площадках деятельности в сообществе [Sanjek 1990]. Затем кодированные данные были соотнесены с паттернами, появлявшимися в результате трёх целенаправленных экспедиций. При этом использовались процедуры для проверки валидности данных.

Всего в 2012-2017 гг. было проведено 58 полуструктурированных интервью (длительностью от 30 мин до 4 ч.) и четыре фокус-группы (по два часа в среднем) с рыбаками, членами их семей, директорами рыбодобывающих предприятий региона, с посредниками из прибрежных и предгорных районов и с ремесленниками из горных поселений. Из них 13 интервью и одна фокус-группа - за время непосредственного изучения прилова; четыре интервью - в районах Крайнего Севера России и три интервью - в Азербайджане; 34 интервью были проведены по вопросникам, разработанным в рамках социобиографического подхода (life-story approach) [Peacock, Holland 1993; Bruner 2004; Рождественская 2012]. Использование социобиографии задумывалось как исследование «карьерного пути» рыбака Рыбаков, которых обычно отождествляют с браконьерами, автор предпочитает называть рыбаками, специализирующимися на вылове осетровых, так как это лучше отражает их самоидентификацию., постепенно добавившее много информации о мотивации криминальной активности до и после резкого сокращения запасов осетровых, о взглядах респондентов на политическую, экономическую и социальную системы, об отношениях в сообществе и т. д. Предварительная работа, проведённая до использования подхода, заключалась в изучении биографий членов семей поселений - площадок для исследования. Внимание было уделено публикациям в местных газетах и журналах, а также архивным материалам по истории развития рыболовецких поселений. Интервью с 26 респондентами проводились в три раунда, что позволяло усилить доверие между респондентом и исследователем [Spiro 1996] ^м. подробнее приложение).

Важно отметить, что изначально прилов как социальный и экономический феномен не был темой для интервью или фокус-групп (с 2012 г.). Постепенно, однако, тема оказалась даже более актуальной для местного дискурса, чем осетровые.

Поскольку вылов рыб осетровых пород, а также любой способ изъятия тюленевых (умышленная охота, предумышленный прилов и прилов как неинтенциональный акт) являются в России серьёзным уголовным преступлением, автор гарантировал анонимность всем тем, кто в той или иной форме содействовал проведению данного исследования. Были изменены имена интервьюированных, скрыты названия поселений, в которых проводилось исследование. В то же время автор не запрашивал какого- либо разрешения от комитетов по этике для проведения полевых работ в Республике Дагестан.

Результаты: социальные и экономические взаимодействия в рамках четырёх звеньев нелегального рынка

Локальные ресурсодобывающие сообщества в России получили большую степень автономности с начала 1990-х гг, когда государство было не способно имплементировать какую-либо устойчивую стратегию регулирования биоресурсов [Ермолин 2015]. Браконьерство как спонтанная индивидуальная активность в прибрежных каспийских регионах (государства бывшего СССР) зародилось в 1970-х - начале 1980-х гг.: жители прибрежных поселений, а также рынки советских республик почувствовали небольшой дефицит мяса и икры осетровых пород рыб, что и послужило толчком к активизации нелегального бизнеса. В СССР такая браконьерская активность одиночек наказывалась как уголовное преступление (до двух лет заключения). К сожалению, в данный момент невозможно исследовать зарождение автономного сообщества, а значит, становление и развитие нелегального рынка осетровых в начале последнего десятилетия XX века. Можно наблюдать только процессы сжатия или перехода социальных и экономических институтов в новое состояние. Те социальные и экономические процессы, которые характерны для зародившегося рынка тюленевых, не всегда были присущи рынку осетровых, хотя во многом и вышли из него.

Результаты исследования отражают, какие изменения в социальную и экономическую структуру первого и второго звеньев рынка привнесло сокращение осетрового и расцвет тюленевого бизнеса. В основу структуры анализа результатов автор положил рассмотрение действия механизмов редистрибуции (патрон-клиентских отношений) и трёх видов реципрокности в рамках первого и второго звеньев рынка. Действие редистрибуции (патрон-клиентских отношений) предлагается рассмотреть при анализе ситуаций взаимодействия в «осетровой» бригаде до момента наступления долговых обязательств по выкупной операции рыбака из казахской тюрьмы. В ситуациях выкупной операции и посредничества, включая социальное вспомоществование, автор предполагает, что основную роль играют три выделенных в теоретической части вида реципрокности.

«Осетровая» бригада и посредники как точки контроля «потоков». Вызов для механизма редистрибуции

Осетровое браконьерство, носившее достаточно спонтанный и индивидуальный характер в 19701980-х гг., с началом распада СССР и появлением автономного сообщества получило новое направление развития - организованное с определённой чётко выстроенной структурой. «Осетровая» бригада, согласно локальной категоризации, предполагает чёткое разделение социальных ролей внутри данной социальной единицы, порождающих экономические обязательства в сообществе. Условно можно выделить два типа бригад - родовую («тухумную») и интернациональную4, состоящих из трёх-четырёх Разделение бригад на два типа не всегда возможно, поскольку некоторые рыбаки в зависимости от территории вылова работают как в одном, так и в другом типе бригады. Всё же автор делает допущение, что этническое большинство формирует бригады в соответствии со структурой родовых отношений данного этноса, и это серьёзно влияет на объёмы уловов или прилова (см. подробнее: [ЕгтоИп, Svolkinas 2018]). человек, работающих на байде - лодке собственного производства, приспособленной к плаванию как в глубоких водах Южного Каспия так и на мелководье Северного Каспия, и оснащённой мотором 2501000 л. с. Надо отметить, что бригада не должна отождествляться с байдой. Бригада может включать от одной до трёх-четырёх байд, находящихся во владении у одного хозяина. Рыбаки в бригаде, помимо владельца, который владеет моторами, сетями и другим оборудованием и чаще всего не выходит в море с другими членами бригады, делятся на рулевого (капитан) и двух-трёх «абрикосов» (рабочих на лодке), имеющих проценты от улова (рулевой - 15%; «абрикос» - 10%; в зависимости от неформального контракта и затрат на оборудование: чем больше вложился, тем больше ответственность, но и выше процент). Существует и такой тип члена бригады, как «полтинники», разделяющие расходы и доходы от деятельности пополам вместе с владельцем оборудования, то есть фактически «полтинники» являются совладельцами.

Механизмы взаимодействия необходимо разделить в зависимости от типа бригады. Если в интернациональной бригаде классические механизмы рынка во многом доминировали с начала 1990-х гг., то родовая бригада, состоящая из представителей одной родовой структуры определённой этнической группы, ведёт в большинстве случаев экономическую деятельность, используя механизм редистрибуции. Обозначенные выше проценты, определяемые в соответствии с той или иной ролью рыбака в бригаде, при «осетровом буме» покрывались большими уловами (предложение мяса и икры осетровых удовлетворяло спрос). Соответственно владелец байд занимался сбытом мяса и икры осетровых либо посредникам в сообществе, либо внешним скупщикам после этого распределял денежные средства по заранее установленным в неформальном контракте процентам. Владелец байд часто не знал покупателей товара, действуя через посредника, который, имея постоянную клиентскую базу, иногда тем не менее обращался и к случайным покупателям. Такой безличный рынок в настоящее время получил ещё большее распространение, поскольку посредники в сообществе либо ушли из «бизнеса», либо в редких случаях переквалифицировались на продажу шкур тюленя. Владелец байд вынужден самостоятельно искать покупателей товара, а после продажи распределять деньги между членами бригады согласно неформальному контракту.

Отношения внутри «тухумной» (родовой) бригады копируют структуру взаимодействия внутри родовых групп или между гардашами5, часто строящиеся на основе иерархических социальных норм, несущих в себе редистрибуцию (иногда сложно отличимую от негативной реципрокности) как априорное условие для существования слабых гардашей. Развитие гардашных «тухумных» иерархических отношений в поселениях прибрежной полосы Дагестана получило наибольший толчок во времена «осетрового» бума. Эволюция феномена прилова усилила такого рода механизм. Сокращение запасов осетровых и стремление членов бригады пересмотреть неформальный контракт в связи с приловом (за исключением последствий выкупной операции, о чём см. ниже) приводят к тому, что представители сильных гардашей увеличивают давление на слабые, в том числе через вливание миграционного капитала в «рыболовство». Ротация членов интернациональной бригады делает её менее стабильной единицей сообщества, чем родовая бригада. В интернациональной бригаде позиционирование членов связано с контекстом: например, позиции азербайджанцев могут кардинально различаться в зависимости от территориального места нахождения и в то же время быть схожими в рамках интернациональной бригады. И наоборот, статус азербайджанцев в интернациональной бригаде повышается или понижается независимо от их территориальной позиции и определяется навыками и умениями, полезными для бригады, однако имеет совершенно другую окраску в территориальном образовании. В исследование вошли случаи, когда члены нескольких интернациональных бригад знали, что опытные азербайджан- Более мелкие родовые образования обозначают термином «гардаш» или «кардаш». Такие образования являются частью больших родовых групп, так называемых тухумов. Данное различие имеет достаточно важное значение при анализе всей совокупности родовых отношений в определённой локальности. цы, работающие в бригадах «абрикосами», рулевыми или просто координирующими действия бригад с берега, в то же время имели у себя на родине неформальные обязанности, делегированные им государством по осуществлению контроля за деятельностью браконьеров. Они либо совмещали работу на два «фронта», либо занимались ею уже после исполнения неформального контракта в Дагестане.

«Тухумная» бригада является более устойчивой, стабильной, но в то же время закрытой социальной единицей, где многие действующие в сообществе нормы трактуются по-своему. Это порождает упомянутую эксплуатацию сильными гардашами слабых, касающуюся прежде всего отношений между молодыми членами слабого гардаша и владельцами байд сильных гардашей. Один из молодых членов такой «тухумной» бригады чётко выразил тенденцию в диалоге с автором:

— А кто входил в твою бригаду?

— Да нет, не бригада, а просто мужик подходил, пусть родственник в моём случае, он там работал.

— Он владелец байды был?

— Да, но он хоть и владелец, но, пускай будет даже рыбы много, давал мне две-три рыбины от силы и 500 рублей иногда за «рейс» в Казахстан, больше никак. Знаете, как: то, что я - «абрикос» «Абрикос» в отношениях между сильными и слабыми гардашами может рассматриваться как уничижительная категория (особенно в отношении молодых членов бригад). Однако, например, по отношению к опытным азербайджанцам термин «абрикос» может подчёркивать повышение в социальном статусе..

— Он тебе давал 10% или нет?

— Никогда не давал.

— Почему?

— Потому что он считал, что я - маленький, что можно мне не платить. Мне две рыбины дашь, и я буду радоваться. Я мог пойти, что-то выудить или вскопать, и то я больше мог получить: вот огород вскопаю и могу получить 3000-4000 рублей, а у него я мог не получить даже 1000 рублей. Мог также получить не за рыбу, а за то, что сети распутываю его и мусор убираю. И то я за это только получал.

— На земле распутывал?

— Да, а там в море они не платили мне за это.

— Это родственник?

— Да.

— Из-за родственных связей он тебе не платил?

— Из-за того, что я маленький. Я ему две рыбины дам, и всё. Он такой родственник: он хоть и был моим родственником, но он мою семью ненавидел. Брат моего отца (Отец умер. - И. Е.), а моего отца родственники нас ненавидят. Он, зная об этом, не давал деньги мне, которые я должен был бы получить за работу. Они себе забирали по 3000-4000 рублей каждый, а мне говорили, что мне хватит (Л., 17 лет, 2015 г.).

Схоже описывал ситуацию и другой член «тухумной» бригады:

— Сколько тебе лет было тогда?

— 16 лет.

— У тебя есть такие же знакомые, которым так же платят?

— У меня таких было много. Как я им (Владельцу байды. - И. Е.) мог объяснить? Они были старше меня. Я им что-то не так сказал - они могут подойти и ударить. А из-за чего ударил? Они могут сказать, что матом ругался, а я никогда не мог доказать, что это не так. Нет, лучше, чтобы они не говорили, что я стукач, поэтому я не говорил никому.

— А кто тебя бил?

- Меня не били. Просто знаете, как: меня вот то, что я не мог сказать про то, что мне не платят, а если сказал, например, маме, что они мне так платят, то они могли меня ударить за то, что я сказал, что они мне не платят. Он считал, что он мой родственник (Двоюродный дядька. - И. Е.) и имеет право на меня руку поднимать (П., 19 лет, 2016 г.).

Ситуация редистрибуции услуг в сочетании с негативной реципрокностью проявляется не только в отношении молодых и неопытных представителей слабых гардашей. Случаи функциональной редистрибуции могут предопределять редистрибуцию услуг в родовых бригадах, когда владелец байд навязывает того или иного члена команды либо же настойчиво требует выполнения дополнительных функций от команды, таких как жертвование «абрикосом» собой ради спасения дорогого мотора от пули снайпера армии Казахстана. Такие действия редистрибуции и в меньшей степени негативной реципрокности не следует путать с приведёнными выше примерами сбалансированной реципрокности, когда не принадлежащий к родовой группе индивид пытается войти в неё, оказав услугу владельцу бригады. Один из опытных членов родовой бригады описывает паттерневую ситуацию функциональной редистрибуции, приводящей впоследствии к редистрибуции услуг и товаров, таким образом:

Я его вообще не хотел брать. Он в том году тоже со мной ходил. У него была своя двухмоторная байда, но получился долг в миллион рублей, и он встрял. Когда он начал работу, у него один мотор полетел, и ему не дали денег, чтобы он починил этот мотор. На чьей байде работал, тот решил помочь ему, и как-то что-то... друг друга знают. Он дал ему мотор, и тот хотел его починить. Хозяин байды говорит мне: «Давай он с тобой сходит, один раз сходит. Зашёл (В море. - И. Е.) он со мной один раз. Вот так близко подносит к носу (Орудия лова. - И. Е.), пока не рассмотрит, потом начинает снимать (Рыбу. - И. Е.), а за это время можно пять-шесть таких снять. Я говорю хозяину, когда приехал: «Вот помогли ему, вытащили (Из долгов. - И. Е.), он тоже заработал». «Но ему не хватает на ремонт», - отвечает мне хозяин. Я туда еду не опыты какие-то проводить. Туда едешь работать, уйти и прийти. Не нужен мне этот человек. Второй раз пошёл... Три раза он со мной сходил, и всё время он меня вымораживал, и в этом году опять он мне попадается. Другой человек был, но хозяин байды его убрал из-за того, что у них мнения не сошлись, и опять этого впихнул. Я и хозяину перед этим человеком говорю, что не может он работать, у него порох закончился, работал в своё время, а теперь не может работать. Владелец сейчас говорит: «Всё, он больше не пойдёт». Этот человек говорит: «Тут болит, там болит, руки снимок мне надо сделать...» Я этому хозяину говорю: «У меня такое ощущение, что его из дома жена выгоняет работать». Тебе 60 лет, иди давай домой, это не твоё уже всё, надо эстафету передать другому... По приезде владелец заявил, что этому старому нужно ещё рыбы дать и денег сверху. Сам продал, сам раздал, только после этого тот отчалил (Ю., 35 лет, 2014 г.).

Падение уловов, с одной стороны, привело к удорожанию мяса осетровых и особенно икры на местных (дагестанских) рынках и всероссийском рынке, с другой, существенно повысило расходы рыбаков на организацию рейсов за осетровыми, которые зачастую длятся теперь несколько недель и осуществляются в основном к берегам Казахстана (в местной категоризации - «дальняк»). Один такой рейс может обойтись организатору в почти 500 000 руб. и часто ничего не принести. По нашим данным, в 2013-2016 гг. на 35 рейсов, совершаемых на «дальняки», приходилось шесть пустых, заполнявшихся лишь тушами тюленей [Ermolin, Svolkinas 2018].

Сокращение рынка значительно повлияло на структуру взаимоотношений в бригадах и привело к тому, что категория «полтинников» не является в данный момент широко распространённой.

Проценты по неформальному контракту, которые во многих случаях в начале исследования определялись и закреплялись репутацией рыбака, постепенно дополнялись пунктом о тюлене, согласно которому молодые члены бригад получали право привозить на берег туши либо шкуры тюленей без ограничений. Этот пункт шёл вразрез с желанием многих владельцев байд оставлять прилов в море, поскольку туши создают дополнительные преференции контролирующим органам (пограничная служба ФСБ РФ и ГМИ (Государственная морская инспекция)) во время переговоров по пропуску байд на берег. Тем не менее владельцы вынуждены соглашаться, поскольку ротация рыбаков бригад (особенно интернациональных) становится всё более заметной, а состав обоих типов бригад всё более молодым.

Вместе с тем меняется и отношение к тюленю как к животному. Один из респондентов (член бригады) охарактеризовал это изменение следующим образом:

Я же не виноват, что он (Тюлень. - И. Е.) в мои сети попал. Попал и сдох. А вообще, лет пять ещё назад я если встречал живого тюленя, старался выпустить его. Сейчас же эти (Тюлени. - И. Е.) все мои сетки порвут. Сетки стоят дорого, и никто мне не возместит ущерб... (О., 33 года, 2015 г.).

Другой респондент был ещё более красноречив:

Они же нашу рыбу едят... (Н., 26 лет, 2015 г.).

Таким образом, процесс коммодификации охватывает не только осетровых, как это было в начале 1990-х гг., но и постепенно с увеличением стоимости продуктов деятельности - тюленевых.

Ещё П. Рёйтер утверждал, что конкуренция между ОПГ - это ловушка для организованной преступности, поскольку при попытке расширить долю на рынке или даже достичь монопольного положения на нём насилие неизбежно [Reuter 1985: 20-21]. В такой ситуации более опытные акторы получают большой шанс на успех. Переходом на прилов и вылов тюленя молодые бригады решают проблему соревнования с другими более опытными бригадами, а также снижают риск ненужного внимания к ним со стороны контролирующих органов, если вдруг владелец не сможет договориться с ними.