Жилище древних славян

70

70

Курсовая работа

по дисциплине «Народная художественная культура»

Жилище древних славян

Хабаровск 2008г.

Содержание

Введение

Глава I

1.1 Строительная обрядность восточных славян. Обряды, предваряющие строительство жилища

1.2 Ритуальные аспекты технологии строительства. «Строительная жертва» и укладка первого венца

1.3 Обряды при переходе в новый дом

Глава II

2.1 Организация внутреннего пространства жилища

2.2 Вертикальная структура жилища

Глава III

3.1 Типы жилища

3.2 Внутренняя организация жилищ. Украшение комнат

Заключение

Список литературы

Введение

Данная работа посвящена обобщению материала, полученного в результате исследований различных ученых работавших над проблемой древнеславянского жилища и связанных с ним поверий, примет и представлений.

Задачи работы

· рассмотреть жилище с точки зрения материальной культуры;

· проанализировать приметы и поверия, связанные со строительством и обустройством дома;

· рассмотреть жилище древних славян в контексте мировоззренческого восприятия окружающего мира человеком

· сравнить историческое и современное значение и восприятие жилища.

Методы исследования: сравнительно-исторический и сранительно-семиотический.

На мой взгляд, выбранная мной тема не просто интересна, но и актуальна с точки зрения общепринятых норм поведения в доме. Ведь большое количество примет, суеверий берут своё начало с древних времён, и, употребляя их сегодня, мы даже не задумываемся над тем смыслом и значением, которое вкладывали наши предки в то или иное действо. В процессе работы я попытаюсь изучить интересующие нас моменты.

Глава I

1.1 Строительная обрядность восточных славян. Обряды, предваряющие строительство жилища

Всякий ритуал был призван обеспечить максимально устойчивые связи между организацией жизни коллектива и космическим порядком. Степень реализации этой функции ритуала зависела от соблюдения ряда условий. Среди них особенное значение придавалось выбору места и времени совершения ритуала. Не менее важным оказывался выбор материала, «тождественного» тому, из которого был создан «первый образец» данной вещи. «То, что было вызвано к бытию в акте творения, может и должно воспроизводиться в ритуале, так как только это воспроизведение гарантирует безопасность и процветание коллектива».

Выбор материала для строительства.

Основным строительным материалом у восточных славян (за исключением южных степных районов) было дерево.

Для древних славян деревья были не просто строительным материалом. Наши языческие предки видели в них таких же, как и они сами, детей Земли и Неба. Из дерева, согласно некоторым легендам, были сотворены самые первые люди - значит, деревья древнее и мудрее людей. Срубить дерево - все равно, что убить человека.

С культом деревьев был непосредственно связан весь комплекс весенней обрядности.

Поэтому, говоря о деревьях, запретах и представлениях, связанных с ними, следует постоянно учитывать этот фон, тем более что в подсознательной форме он проявлялся до самого недавнего времени в «религиозных и космологических представлениях, отраженных в текстах разного рода, в изобразительном искусстве, архитектуре, планировке поселений, в хореографии, ритуалах, играх, в социальных структурах, в словесных поэтических образах и языке, возможно, в ряде особенностей психики».

К запрещенным для строительства дома деревьям относилась большая группа так называемых «священных» деревьев. Священными считались как одиночные деревья, так и целые рощи, отмеченные тем, что выросли на месте разрушенной церкви, часовни или на могиле. Эта группа рощ и деревьев приобретала священный характер в связи с сакральностью места, на котором они росли. С другой стороны, существовали рощи, которые определяли характер окружающего пространства своей сакральностью. К таковым относились рощи с необыкновенно старыми и высокими деревьями. Разнообразны признаки, определявшие сакральность отдельных деревьев. Как правило, это были деревья с какими-то аномалиями: большим дуплом, вросшим в ствол камнем или другим каким-либо предметом, с необычной формой ствола, с удивительным переплетением корней.

В разных областях существовали и запреты на рубку некоторых пород. В первую очередь, конечно, это относилось к «проклятым» деревьям, таким как осина и ель. Данные породы энергетически неблагоприятны для человека, «выкачивают» из него жизненную энергию, и это свойство сохраняют даже предметы, сделанные из их древесины. С другой стороны, человек, срубивший вполне «доброжелательную» липу, должен был непременно заблудиться в лесу. Запрет распространялся в ряде мест на любые старые деревья, ибо они, по мнению крестьян, должны умереть своей, естественной смертью. С другой стороны, существовал запрет и на вырубку «молодняка» (молодого строевого леса). Если последнее было вызвано (скорее всего) стремлением сберечь молодой лес, то запрет по отношению к старым деревьям входит в обширный круг представлений, связанных с отмеченностью возрастного ранга в религиозно-мифологической системе, где «старший», «главный» и «сакральный» обычно находятся в отношении синонимии.

С этим же кругом представлений связан запрет вырубать для строительства сухие деревья. Противопоставление «сухое дерево» - «сырое» («зеленое») дерево играет существенную роль в представлениях религиозно-мифологического характера. Сухому дереву приписываются свойства: «мертвое», «не имеющее жизненных сил». К этому следует добавить, что белорусы считают наиболее благоприятным временем заготовки леса для строительства март и апрель, так как, по их мнению, сок в это время укрепляет древесину.

Особая и очень опасная разновидность запретных деревьев - это «буйные», «злые», «прокудливые». Такое дерево как будто стремится отомстить человеку за свою гибель: может придавить лесоруба, а вытешут из него бревно для избы - того и гляди, обрушит весь дом на голову жильцам. Даже щепка от подобного дерева, нарочно подложенная злым плотником, способна была, по мнению русских крестьян, разрушить новый дом или мельницу. Если же «буйную» лесину рубили на дрова - следовало опасаться пожара.

Белорусы называли «буйные» деревья «стояросовыми». Вот откуда наше выражение «дубина стояросовая», означающее глупого и недоброго человека.

«Буйные» деревья, согласно поверьям, чаще всего вырастали на заброшенных лесных дорогах, в особенности - на перекрестках таких дорог. Дело в том, что славяне приписывали дороге большой мифологический смысл, притом отрицательный. Дорога, уходящая вдаль, по мнению наших предков, уводила в конечном итоге на тот свет - ибо за пределами племенной территории, как известно, начиналось царство неведомых сил, и была близка граница между мирами умерших и живых. А, кроме того, дорога мыслилась язычниками как своего рода «горизонтальная проекция» Мирового Древа, соединявшего миры.

Весь комплекс запретов подчинялся также некоторым временным ограничениям. Несмотря на различия в конкретных сроках заготовки деревьев для строительства - от зимнего Николы (6 декабря ст.) до марта - апреля (что было вызвано, скорее всего, разницей климатических поясов), все же наиболее благоприятным считалось начало заготовки деревьев после Троицы. Д.К. Зеленин, предпринявший специальное исследование весеннего цикла обрядов с интересующей нас точки зрения, считает, что именно на Троицу приходится ритуальная отмена запретов на рубку деревьев. Обряды с «весенним деревом» (завивание венков на березе и т.п.) вряд ли были направлены на отмену запретов использовать в утилитарных целях. Но поскольку мы не обладаем дополнительным материалом, чтобы ответить на этот вопрос, для объяснения тенденции приурочения срока заготовки деревьев к Троице используем предложение Д.К. Зеленина.

В некоторых местах зафиксированы дополнительные правила, несколько усложняющие механизм рассматриваемой операции. К ним относятся приметы о благоприятном или неблагоприятном сроке рубки. Г. Н. Потанин приводит один из немногочисленных примеров таких примет: «Если три лесины не понравились с прихода в лес, не руби совсем в этот день». Она любопытна тем, что в ней фигурирует число «три», связанное с отрицательным исходом всего предприятия, что можно соотнести с аналогичным смыслом этого числа в ряде текстов при явно выраженной редукции числа «четыре», имеющего положительный смысл (относящееся к первому числу противопоставления чёт - нечет). Впрочем, вполне вероятно, что в данном случае число «три» обозначает минимальное количество элементов, необходимых для определения «удачного» или «неудачного» начала, тем более что существуют примеры противоположного осмысления подобного рода примет.

Описанная процедура выбора деревьев даёт возможность сделать некоторые предварительные замечания о принципах выбора. Прежде всего, обращает на себя внимание то обстоятельство, что взаимоотношения человека с растительным миром регулируются с помощью некоторых правил, имеющих характер ограничений. Сами ограничения имеют по преимуществу символический, точнее, классификационный смысл. Происходит параллельное выделение объекта по дифференциальным признакам (священное - профаническое; сухое - сырое; буйное - не буйное и другие) и включение его в систему значений, релевантных этим признакам. Определяя какое-то дерево как «священное» или «буйное», человек не только выделяет его по этому признаку из общей массы деревьев, но и соотносит с ним всё то содержание, которое соответствует данным понятиям.

Выбор места строительства.

В отличие от классификации деревьев, классификация пространства имеет менее универсальный, более «диалектный» характер.

Выбор места для строительства нового жилища был связан с процедурами, направленными на проверку или выявление «истинной» информации о значении той части пространства, на которой предполагается построить новый дом. При этом, естественно, в первую очередь отбирались те места, которые считались пригодными для строительства дома исходя из практических соображений. Однако то единственное место, на котором будет построен дом, должно обладать еще и наивысшей ритуальной (символической) ценностью.

Жилище нельзя строить: там, где раньше проходила дорога или стояла баня; на спорном участке земли; там, где были найдены человеческие кости, где кто-нибудь поранил топором, ножом, косой или серпом руку или ногу до крови; где опрокинулся воз; сломался «коток», оглоблина и т.д.; на месте дома, сожженного «перунами», оставленного вследствие болезней, наводнений. В свою очередь счастливым местом считается то, на котором ложится рогатый скот; обжитое место.

Выше уже указывалась связь дороги с комплексом отрицательных значений, в частности с представлениями о нечистой силе и смерти. К объектам, наделенным аналогичным смыслом, относилась и баня. Особое положение бани среди других строений определяется уже тем, что баню нельзя отнести ни к надворным, ни к хозяйственным постройкам. Распространенные в основном на Русском Севере и в средней полосе (а также в русских селениях Сибири) бани строились, как правило, на периферии усадьбы («на задах») или вообще выносились к границе селения, поближе к воде. Удаленность от жилища, близость границы с «неосвоенным» пространством является одной из причин маркированности бани в сфере отрицательных значений.

Нарастание опасности, нечистоты по мере удаления от центра освоенного пространства (т.е. дома) проявляется особенно явно демонологических представлений. Например, домовой считается в основном добрым существом, помощником семьи; дворовой имеет более злой нрав и, наконец, баенник (банный, банник, а также его женские соответствия - байниха, обдериха и т.д.) может причинить человеку несчастье, замучить его до смерти, особенно если он пришел в баню «после третьего пара», за полночь.

Ритуальная нечистота бани подчеркивается в системе христианских верований отсутствием икон, что само по себе является значимым: «Баня считается местом обитания нечистой силы, так как в бане не вешали икон».

Несчастливым местом у белорусов считался спорный участок земли. Если дом построить на таком участке, то в нём «пойдут клянбены» (ссоры). Это представление интересно, прежде всего, тем, что являет собой пример осмысления обычно-правовой ситуации в ритуальном контексте.

Места, где были обнаружены человеческие кости, считались непригодными для постройки дома в силу ряда обстоятельств. К их числу относится культовое почитание мест захоронения и одновременно представление об их опасности. Идея особенной опасности человеческих костей (не покрытых землёй или извлечённых из земли) отразилась в распространённом поверье о так называемой «навьей (т.е. мёртвой) косточке», которая «бывает причиною беды, смерти, никогда не гниёт в трупе и родится оттого, коли, кто в навий день перелезет через забор».

Счастливым местом считается то, на которое ложится отдыхать рогатый скот. На Украине зарегистрированы случаи, когда выбор места для строительства хаты предоставляется рогатому скоту: «Выпускают с этой целью скот из загороды и оставляют его ходить на слободе до тех пор, пока он не уляжется пережевывать жвачку. То место, где скот улёгся и считается самым благоприятным для постройки хаты». Рогатый скот в славянских ритуально-мифологических системах чаще всего фигурирует в сюжетах, построенных на обыгрывании противопоставления дом (двор) - лес. При этом скот соотносится с первым членом этой оппозиции, как животные, освоенные человеком, ставшие «культурными», что позволяет в менее развёрнутых и более семиотичных сюжетах использовать образ скота в качестве символа дома (двора), хозяйства и т.п. Именно с этим кругом идей, видимо, связано представление о месте, на которое ложится рогатый скот. Стоит также обратить внимание на то, что не всякий скот маркирует место подобным образом, а только рогатый скот. Именно рогатому скоту приписывается плодородная, производительная сила. Существуют данные об использовании рогов зверей в качестве фундамента культовых сооружений (в частности, святилища Сварожича Радгоста). Другое обстоятельство, на которое хотелось бы обратить внимание, состоит в том, что считается место, где ложится рогатый скот: таким образом, подчеркивается идея статики, покоя, устойчивости, имеющая важное значение для общей семантики жилища.

Выбор конкретного места постройки обычно происходил с помощью гадания.

Степень сложности гадания определяется числом возможных ответов. Гадания при постройке жилища относятся к числу наиболее простых (возможно только два ответа, связанные с положительным и отрицательным исходом), но по целому ряду других признаков их нельзя классифицировать как простейшие. Прежде всего, это относится к набору предметов, необходимых для гадания, действий, сопровождающих гадание, и к временным параметрам (временная протяженность гадания).

Наиболее распространённым является следующий способ: по углам будущего дома хозяин насыпает 4 кучки зерна. Делается это вечером. Если на утро следующего дня зерно окажется нетронутым, то место считается выбранным удачно. Если зерно тронуто - место признаётся неудачным.

Таким образом, первым существенным моментом является маркирование углов и, соответственно, границ между домом и остальным пространством. В результате этого действия, пространству приписывается некоторая символическая организация с признаками внутренний - внешний (дом - не дом) и постулируется противопоставление углы - середина (периферия - центр). Указанные противопоставления лежат в основе семиотики пространства любого жилища, определяя, во-первых, характер его связи с окружающим пространством и, во-вторых, основной принцип символической сегментации внутреннего пространства. Подтверждением первого служат многочисленные приметы и обряды, связанные со стенами, порогами, дверьми, запорами (т.е. границами между внутренним, домашним и внешним пространством). Отражение символической организации внутреннего пространства жилища через противопоставление углов середине можно обнаружить в целом ряде заговоров, например («для богатства дома»): «Наша изба о четыре угла, во всяком углу по амелю стоит. Сам Христос среди полу стоит, со крестом стоит, крестом градит, хлеб и соль, скот и живот, и всю нашу семью». Можно предположить, что с маркированием углов связано установление необходимого минимума семиотических характеристик жилища на уровне пространственной символики.

«Ценностная иерархия» углов (святой - печной - глухой - дверной) выражена последовательностью действий. Особая роль «красного» угла сказывается и в конечном результате гадания: «Когда потревоженной окажется только та кучка зерна, что на святом угле, то хату можно ставить на избранном месте, не опасаясь никаких дурных последствий, потому что сила святого угла побеждает всякую вражескую силу».

Второй момент связан с материалом (предметами или набором предметов), который используется в гадании. Чаще всего в роли своеобразного индикатора выступает зерно (изделия из зерна), набор является по сути дела вторым «минимумом», который относится к хозяйственно-экономической сфере и наделен устойчивым кругом значений (богатство, плодородие и т.п.). Подобной семантикой обладают также используемые в данных гаданиях шерсть (которая за ночь должна отсыреть, что считается хорошим знаком), мел (который должен привлечь муравьев).

Особенностью гаданий при выборе места является их необычная временная протяженность. Начинается оно обычно вечером, а результат становится известным только на следующее утро, а иногда и через несколько дней (как правило, через три дня).

С определением результата гаданий связаны их типологические характеристики. Исход гаданий определялся по тому, тронуты (сдвинуты, разбросаны, уничтожены и т.д.) орудия гадания или нет, т.е. сохранился установленный символический порядок или подвергся разрушению. Следовательно, в основе механизма данного типа гаданий лежит временное противопоставление начального состояния (пространственной упорядоченности) конечному («сохранение упорядоченности» - «деструкция»).

«Вечером кладут «сухое руно овечье» под горшок на предполагаемом для дома месте. Если к утру шерсть под горшком отсыреет - место считается подходящим (дом будет богатым)».

С горшком (как и с посудой вообще) связано большое количество мифологических представлений. К ним относятся и устойчивые аналогии между формой посуды и формой человеческого тела (особенно проявившиеся в соответствующих терминах), и многочисленные поверья, связанные с приготовлением и хранением пищи (особенно обрядовой еды), и т.п. Но в данном случае горшок выступает в роли культурного символа, непосредственно связанного с самой сущностью дома - печью, с идеей превращения первичных продуктов во вторичные. Тем самым как бы редуклицируется общий смысл обрядов при постройке (превращение «природы» в «культуру»).

Овечья шерсть - один из постоянных ритуальных символов. С ней связаны, например, узловые моменты обрядов жизненного цикла. Общая семантика этого символа достаточно известна (богатство, плодородие и т.п.). Для нашего случая (шерсть помещается в горшок) уместно вспомнить о связи шерсти с мотивом вкладывания одного предмета в другой (мотив Кощеевой смерти), представленным в сказках и заговорах. Сам принцип очень распространен в славянской ритуально-мифологической традиции. Он отражен в многочисленных словесных текстах (заговоры, загадки, колядки).

Исход гадания считается благополучным, если шерсть за ночь отсыреет. Признак сырости уже упоминался нами в связи с запретом на вырубку сухих деревьев. И в этом и в другом случае сырость означает положительный фактор.

Идея прибавления чего-то изначально отсутствовавшего отражена и в гаданиях с водой. Прибавление воды к утру расценивалось положительно; убывание - отрицательно.

Следующее описание, в котором мотив прибавления (убавления) воды считается с символикой числовых комплексов (3, 9, 27): «Вечером приносят воды из колодца и, пока никто ещё не брал ведра воды, обмеривают стаканом три раза по девяти стаканов, начиная каждый раз счёт с первого, причём стаканы должны быть полные, вровень с краями, и выливают воду в горшок, который должен быть сухой и не заключает в себе ни капли воды или какой-нибудь влаги, такие горшки с отмеренною водою и плотно покрытые ставят на ночь на том месте, где должен строиться дом, в каждом углу, назначенном для столба; тут же кладётся ломоть хлеба и соль; если вода окажется по утру прибывшею, то это предвещает счастье, если же убудет, то нет надобности и строить дома на убыток хозяйству своему».

Любопытно, что по сути дела эти гадания моделируют один из основных принципов повседневной жизни: положительно расценивается всё, что направлено к дому, в дом, и отрицательно - всё, что направлено из дома. Пример из области примет: «Смола вытопилась из избы на улицу - к худу». Вариантом этих гаданий можно считать своеобразное гадание по хлебу: «После отвода крестьянину усадьбы для постройки дома пекут хлебы и на этот дом один хлеб; если хлеб распадётся или не поднимется, то будет худо, в противном же случае - хорошо». Под тем, распадётся хлеб или поднимется, нельзя не видеть попытку прогнозирования будущего строительства.

«При заложении хижины, когда положатся первые подвалины, хозяин по всем углам на ночь кладёт по куску хлеба; ежели на другой день хлеба в каком-либо углу не оказалось, место это считается несчастным, и тогда подвалины передвигаются».

На основе изложенных соображений о выборе места для строительства можно сделать следующие выводы.

Во-первых, как и при выборе деревьев, практические установки не декларируются. С другой стороны, деление на «счастливые» и «несчастливые» места относится, что и естественно, к тем частям пространства, на которых имеет смысл (с практической точки зрения) ставить дом. Вместе с тем, далеко не все реально пригодные места удовлетворяют условиям выбора. Эти условия основаны на том, что все части пространства «изначально» имеют либо положительное, либо отрицательное содержание. Конкретная стратегия выбора имеет трехступенчатый характер. Сначала отбираются те места, которые могут оказаться пригодными из практических соображений.

Второй этап связан с общим делением пространства на счастливое и несчастливое. В качестве определителей выступают либо постоянные признаки, относящиеся в универсальной классификации (модели мира) к категории отрицательных (например: дорога, баня и т.п.), либо окказиональные признаки, события, зарегистрированные коллективной памятью (например: место, где кто-то, когда-то поранился) и также расцениваемые как отрицательные.

На третьем этапе, счастливые или нейтральные места подвергаются дальнейшей проверке применительно к ситуации строительства. Необходим ответ на вопрос: является ли это счастливым именно для того, чтобы на нем стоял новый дом? При этом, в данной ситуации, как никогда отчетливо, выражается идея неотторжимости судьбы нового дома от судьбы коллектива. Прогнозируется не столько будущее конструкции, сколько будущее семьи, связанное в конечном итоге с представлениями о доле, счастье, богатстве, жизни или их противоположностях.

Выбор времени начала строительства.

Существенным условием успешного строительства жилища считался правильный выбор времени начала строительства.

Выше уже отмечалась роль временных ограничений при выборе деревьев и места. Но особенно тщательно выбиралось время начала строительства. «В Погостской волости (Минская губерния) к постройке дома крестьяне приступают не иначе, как после предварительного совещания с гадальщицей, которая указывает время, как для начала постройки, так и для входа в дом после ее окончания». Необходимо было согласовать процесс строительства с календарной обрядностью.

сли говорить вообще о наиболее сакральной точке годового цикла, то её обычно помещали на стыке старого и нового года (когда в мифологической ретроспективе космос рождается из Хаоса). В этой связи особый интерес вызывает представление русских крестьян Сибири о том, что «удача будет сопутствовать, если начать рубить дом великим постом (ранней весной) и в новолуние». Считалось необходимым, чтобы строительство избы захватило по срокам Троицу. Это представление было зафиксировано в поговорке: «Без Троицы дом не строится».

Выбор более конкретного времени начала строительства был мотивирован тем содержанием, которое приписывалось отдельным дням недели. Так, например, на Украине «начинают постройку обыкновенно в дни, посвященные памяти преподобных, о чём предварительно и наводится справка у людей грамотных или церковнослужителей, так как существует уверенность в том, что, начавши работу в день, посвященный памяти мученика, не доведёшь постройки благополучно до конца. Сверх того, приступать к работам нельзя вообще ни в понедельник, ни в среду, ни в пятницу, ни в субботу, а только во вторник и в четверг. Понедельник, среда и пятница - дни тяжелые; в эти дни не следует вообще начинать нового дела. Начавши же делать что-нибудь новое в субботу, будешь и дальше продолжать это дело лишь по субботам»

Факт строительства должен быть введён в событийную цепь в соответствии с представлениями о наиболее благоприятных моментах временного цикла, причём определяющим моментом является соотнесение с двумя временными системами: календарной (обладающей религиозным и хозяйственно-экономическим содержанием) и системой представлений о жизненном цикле.

1.2 Ритуальные аспекты технологии строительства. «Строительная жертва» и укладка первого венца

Одним из центральных моментов обрядов, совершавшихся при закладке различного рода строений, было жертвоприношение.

«Строительная жертва» зарегистрирована у народов северных материков. И если жертвенные символы, процедурные моменты и другие средства выражения ритуала были различными у разных народов, то глубинная семантическая модель ритуала была сходной.

Если рассматривать строительство не в узком техническом смысле, а как один из многих процессов, конечным итогом которых мыслилось установление порядка, организации, то в таком случае жесткое увязывание этого процесса с ритуально-мифологическими схемами, обосновывавшими и воспроизводившими идеи глобального, космического порядка, не должно вызывать недоумения.

По воззрениям древних славян XIX - начала XX века, плотники, как и представители других древнейших ремёсел, обладали не только производственными функциями. Им приписывались тайные способности, знания, связи с «нечеловеческой природой», «лесом» и т.п., причём считалось, что чем выше их мастерство, тем сильнее их скрытые способности. Плотники могли сделать так, что построенный ими дом оказывался непригодным для проживания, так как в нем «поселилась нечистая сила». «В Орловской губернии подслушали бабы, как владимирские плотники, достраивая хату, приговаривали: «Дому не стоянье, дому не житье, кто поживет, тот и помрет» - и подсмотрели, что бревна тесали они не вдоль, а поперек, а потом напустили червей. Стали черви точить стены, и едва успел хозяин помереть, как развалилась и хата его». Недовольные угощением или расчетом плотники могут навлечь на дом различные несчастья: пожар, бурю, болезни и даже смерть жильцов: «когда же тот мастер хочет дому смертности, то ударяя по бревну обухом топора, он произносит: «Сколько тут углов (вянков), столько нихай будиць мертвяков».

Аналогичный круг представлений был связан с печниками. Как и плотникам, печникам приписывались тайные способности, применение которых могло сделать дом непригодным для жилья. Считалось, что как и плотники, печники были связаны с нечистой силой. …«Сговорились плотники с печниками и вмазали в трубу две пустые незаткнутые бутылки по самые горлышки (вместо бутылки кладут в стену пискульки из речного тростника, дудочку из лубка липы, лозы). Стали говорить хозяева: «Всё бы хорошо, да кто-то свистит в трубе - страшно жить». Пригласили других печников - «Поправить, говорят, можно, только меньше десятки не возьмем». Взялись сделать, но вместо бутылок положили гусиных перьев, потому что не получили полного расчёта. Свист прекратился, но кто-то стал охать, да вздыхать. Опять обратился хозяин к плотникам, отдал уговорные деньги на руки вперёд - и всё успокоилось».

Своего рода ссылка на мифологический прецедент творения мира и «первого дома» присутствует в том или ином виде во всех обрядах, совершавшихся при строительстве, и в особенно явной форме - в ритуале жертвоприношения. Это видно уже из того факта, что перед тем, как совершить жертвоприношение, на месте будущего сруба устанавливалось деревце, безусловно связанное с той концептуальной схемой, которую принято называть «мировым деревом». Жертвоприношение должно было совершаться в максимально сакральном месте - «центре мира», который обычно маркируется «мировым деревом».

В славянских обрядах при строительстве дома в этой роли чаще всего выступает срубленное молодое деревце, которое устанавливают на месте будущей стройки. «При закладке нового дома крестьяне на предназначенном для того месте прежде всего втыкают в землю или просто садят с корешком какое-нибудь дикорастущее деревце, например березку или рябинку за ее крестообразную форму листьев. Некоторые, на время постройки зданий, водружают в землю на высоком месте деревянный крест, деланный плотниками перед началом работы» (Владимировская губерния).

На Верхней Волге (район Мологи) в середину сруба ставили березку или елку с иконой.

В Вологодской губернии посреди строящегося скотного двора ставили елку. Установленное деревце должно было стоять посреди сруба в течение всего времени строительства.

«Мировое дерево», как уже было сказано, призвано маркировать центр - точку развертывания мира из жертвы. Деревце посреди сруба - это одновременно и центр будущего жилища, и «центр мира». Как мир в мифологическое время был «развернут» из тела жертвы, так и дом «выводится» из жертвы. Иными словами, и в том и в другом случае жертва является своего рода исходным материалом. При этом и мир, и дом принимают облик жертвы, которая первоначально если и не была, то мыслилась человеческой. «Сюжет создания мира из тела убитого живого существа, большей частью антропоморфного, имеет своим прототипом жертвоприношение. В архаических мифологиях встречаются рассказы о создании животных и растений, небесных светил и других природных объектов из тела убитого «предка».

Широко известные параллели между структурами «первой жертвы» (антропоморфного существа) и макрокосма можно дополнить аналогичными корреспонденциями между строением человеческого тела и строением жилища, с одной стороны, и между макрокосмом и жилищем - с другой. Лоб, лицо, окно (око), усы, устье (уста), чело, ноги, зад - далеко не полный перечень терминов, общих для описания человека и жилища.

Уподобление жилища телу человека нашло свое отражение не только в лексике, но и в обрядах, изобразительном искусстве. Так, например, в обрядах, сопровождавших рождение ребенка (и особенно при трудных родах), придавалось особое значение открыванию дверей дома, который мыслился, таким образом, женским телом.

Эволюция жертвы, замена человеческой жертвы животными, привела к тому, что жилище стало уподобляться телу жертвенного животного.

У восточных славян в качестве «строительной жертвы» зафиксированы конь, петух и курица.

На более раннем этапе у славян не исключены человеческие жертвоприношения при закладке крупных строений. На это указывает не только приводимый Д. К. Зелениным отрывок из христианского номоканона: «при постройке домов имеют обыкновение класть человеческое тело в качестве фундамента. Кто положит человека в фундамент - тому наказание - 12 лет церковного покаяния и 300 поклонов. Клади в фундамент кабана или быка, или козла», но и сохранившиеся вплоть до самого последнего времени русские поверья о том, что новый дом всегда строится «на чью-нибудь голову». Поэтому «при переходе в новый дом отрубали на пороге избы голову у курицы, которую после в пищу не употребляли. Иные же, для предотвращения мнимого несчастья, при закладке домов закапывали куриную голову под главным углом».

Трудно сказать, связано ли было с заменой живых существ использование при закладке дома таких предметов, как деньги (монеты), ладан, шерсть, зерно, куски хлеба. Вполне возможно, что обе эти линии (живая жертва и бескровная жертва) развивались параллельно, хотя последовательность: живая жертва > бескровная жертва представляется наиболее вероятной, что подтверждается и многочисленными типологическими параллелями. О бескровной жертве известно следующее: «Заставливая (закладывая) избу, кладут под угол деньги - для богатства, шерсть - для тепла, ладан - для святости». «При закладке дома на углы бревен первого ряда кладут несколько кусочков церковного ладана и серебряные монеты: ладан - чтобы домовой не шутил, а монеты - чтобы богато жить». «Под передним, святым углом по желанию хозяев закапывали монету на богатство и плотники, от себя, - кусочек ладану для святости».

Замену человеческого жертвоприношения приношением в жертву домашнего животного (коня) можно найти уже в древности у разных индоевропейских народов, для которых культ коня был особенно характерен. «Конь как ритуальный эквивалент человека» - этот мотив хорошо известен по данным фольклора и мифологии.

Соответствия другого рода (человек - конь - мировое дерево) проявляются, прежде всего, в плане их ритуально-мифологической трёхчастности (передняя, средняя и задняя часть коня, человека соответствует верхнему, среднему и нижнему миру), которая явилась основой (наряду с четырёхчленностью горизонтальной плоскости) внутренней реконструкции архетипа. Применительно к жилищу как к модели мира показательно, что крыша венчается изображением конской головы, для которой дом является «телом», а его основание - «ногами».

Возможность появления в качестве жертвы петуха (курицы) была обусловлена, по-видимому, целым комплексом причин, и в частности благодаря некоторым соответствиям ритуально-мифологического характера. В некоторых контекстах петуху и коню приписывались сходные функции. Постоянно отмечается, например, их особая роль в гаданиях, где и конь, и петух выступают в роли прорицателей. Например, «Два раза родился, ни разу не крестился, а первый пророк»; «Петух слывёт в народе за «великую птицу», за «вещую птицу»: он вещает благодатный вечер и полночь, и зарю никогда не проспит. Нечистая сила никогда не подступается к нему: на нём «ангельский чин», гребень на голове у петуха - корона». «Петух - птица воздушная; по божьему повелению он кричит». Общеизвестны многочисленные гадания, связанные с петухом и курицей, как и с конём (гадания по ржанию коня, по его топоту и т.д.).

Во-вторых, и конь, и петух наделялись апотропеической силой («Нечистая сила не подступается к нему»); череп коня использовался в народной медицине для излечения лихорадки, предотвращения моровой язвы среди скота, для чего головы лошадей (и коров) выставлялись на шестах и на кольях ограды.

Наконец, и конь, и петух связываются в народных верованиях с огнём и водой, причём оба служат в равной степени символами огня. Если По-отношению к петуху это очевидно, то связь коня с огнем может быть прослежена, например, по обряду бросания лошадиной головы в костер в день Ивана Купалы. С другой стороны, известны свидетельства о приношении петуха и черепа коня в жертву водяному.

Перечень приведённых сходных функций коня и петуха позволяет сделать вывод о неслучайном характере использования в качестве жертвы не только коня, но и петуха.

О шерсти, как о ритуальном символе, уже упоминалось выше. Приведенный пример («… кладут… шерсть - для тепла».) фиксирует практическое значение шерсти. Ритуальное содержание включает такие значения шерсти, как: «плодородие», «богатство».

Зерно - обычный жертвенный материал, распространенный не только у славян, но и у других европейских народов. Оно имеет устойчивую семантику «плодородия», «богатства», связанную с цикличным характером смерти - воскрешения природы. С этой же целью применялась мука и хлеб.

По сути дела, дублируют семантику двух предыдущих символов деньги (монеты). Христианская идея святости сочетается с еще одним предметом, закладывавшемся в основание, - ладаном. Наконец, предохранительный характер имеет белорусский обычай класть «свянцовые зелки» или хвойные ветки от «перунов» (т.е. от молний, пожара), связанный с обширным кругом представлений о боге грозы Перуне.

Таким образом, семантическое поле данного набора жертвенных предметов включает, прежде всего, идеи богатства, плодородия (воспроизводства), благополучия коллектива, что является смыслом ритуала вообще, призванного, в первую очередь, обеспечить благосостояние и воспроизводство коллектива в потомках. Показательно также пересечение с двумя, во многом противоположными, мировоззренческими системами: христианской (ладан, «святость») и языческой (ветки, связь с Перуном).

Обращает на себя внимание довольно-таки устойчивый набор из трех жертвенных символов: шерсть - зерно - деньги - в различных мифологических традициях, в том числе и славянской, устойчиво связывается не только с идеей благополучия, но и с загробным (подземным) миром («За рекой живут мужики богатые, гребут золото лопатою»). Шерсть в ряде мест заменяется перьями домашней птицы, Таким образом, этот набор допускает и предположение о кодировании трех сфер пространства, расположенных по вертикали. Эта трактовка особенно существенна для ритуально-мифологической семантики самого процесса строительства как воздвижения, вырастания и в конечном итоге - соединения трех вертикальных сфер, что символически дублируется деревцем (воплощением концепции мирового дерева), остающегося в центре сруба до конца строительства. Кроме того, трехчастность строительной жертвы, из которой в соответствии с определенными ритуальными правилами вырастает дом, самым естественным образом согласуется с троичностью как сущностью любого процесса, имеющего начало, середину и конец. По словам В.Н. Топорова, «эта структура легко становится точной моделью сущностей, признаваемых идеальными, или же приблизительным образом любого явления, в котором можно выделить указанные три элемента. Такой структуре поставлена в соответствие восходящая к архетипу и часто подсознательная тенденция к организации любой временной последовательности и посредством трехчленного эталона. Поэтому не случайно, что обычно троичные образы могут мыслиться разделенными во времени, как три фазы, или в пространственном истолковании - как три сосуществующие ипостаси, допускающие такую трансформацию, при которой члены пространственного ряда, проецируясь на ось времени, образуют трехфазовую структуру. Отсюда понятно, что число «три» может служить идеальной моделью любого динамического процесса, предполагающего возникновение, развитие, упадок или - в несколько ином плане - тезу, антитезу и синтез». С этой точки зрения, особый смысл приобретает уже отмеченное представление о том, что «без Троицы дом не строится», как в плане приурочения к определенному временному отрезку, так и в связи с сущностью самого процесса строительства.

Таким образом, анализ «строительной жертвы» у восточных славян и их ближайших соседей позволяет предположить космическую символику жертвы. Тем самым строительство дома становится в один ряд с другими событиями космогенеза, дублируя основную схему творения мира, его основных элементов из тела жертвы. Набор символов, составляющих бескровную жертву, по-видимому, обозначал, с одной стороны, основные ценности жизни коллектива (идеи жизни, благополучия, плодородия, богатства), а с другой - моделировал основные параметры структуры мира, вводя в его структуру новый объект (жилище) в соответствии с законами ритуально-мифологической логики.

Обряд жертвоприношения обычно совмещен с укладкой первого венца. Этой операции уделяется особое внимание, что, вероятно, связано со специфическим содержанием «первого», «нового», «начального», как и самого числа «один». Известен, например, обычай, в соответствии с которым тому, кто первый услышит (или увидит) жаворонка, в деревне дают хлеба, чтобы он в течение года говорил о том, что может случиться в деревне. С идеей первого (например, первого встречного) всегда связывались представления о возможности узнать будущее, судьбу и т.п. Известно также, какое значение придавалось первому севу, первой муке (нового урожая).

Первый венец в конструктивном плане - это и образец другим венцам, из которых состоит сруб, и реализация пространственной схемы жилища. Поэтому строительство сруба жилища данного типа можно рассматривать как Н-кратное воспроизведение стандартных операций, которые применяются при укладке первого венца. В этом смысле венец имеет «морфологию», т.е. состоит из более мелких единиц, реализующих свое значение только в связях с другими. Такими единицами являются 4 венцовых бревна, которые в любом случае попарно равны между собой (одинаковой длины). Соединяются они между собой по особым правилам, совокупность которых (в разных славянских традициях) представляет собой часть технологического фонда. У восточных славян применялось несколько разновидностей основного способа соединения, получившего название «рубка с остатком» (в простой угол, в чашу или более архаичный термин - в обло, в замок, в крюк, в иглу, в охряпку, в охлуп, в ряпс, сковороднем и др.). Менее распространенной была «рубка без остатка» (в лапу), которая в основном применялась при строительстве хозяйственных построек.

Венец может послужить классическим примером «рамки» как одного из наиболее распространенных способов ограничения пространства. Устанавливая первый венец, человек не только реализует план жилища, но и делит мир на два «текста» с совершенно различным смыслом. В зависимости от того, куда человек помещает себя - внутрь или вне, он по-разному оценивает окружающий мир.

Характерно, что при укладке первого венца семантизируется, прежде всего, указанное противопоставление: «Когда при рубке зачаточного венца первая щепка полетит внутрь четырехугольника, то всякая прибыль будет приходить, а не уходить из дому»; «Все щепки, полученные при рубке первого венца, нужно собрать в середину четырехугольника, чтобы происходящее извне известно было в доме, но чтобы неизвестно было на улице, что делается дома». Нетрудно заметить, что даже направление движения (вовнутрь или вовне) расценивается прямо противоположно (в дом - положительно, из дома - отрицательно), например: «Смола вытопилась из избы наружу - к худу». Границы дома (а венцы, из которых состоят стены, выполняют, прежде всего, эту функцию) связываются и с отрицательными представлениями.

Круг и квадрат (четырехугольник) являются основными формами структурирования пространства. Они не только определяли различие форм дома, храма, поселения, но и выражали разные комплексы идей. «Противопоставление квадрата кругу принадлежит к числу наиболее значимых и повсеместно распространенных, причем оно определяет структуру разных уровней - от состава космоса до основного принципа членения человеческого коллектива (с квадратом соотносится мужское, а с кругом - женское)».

Введение отношений симметрии в горизонтальной плоскости, придание ей четырехчленной структуры - качественно более совершенный способ упорядочивания пространства по сравнению с кругом. Четыре стороны (4 стены, 4 угла) жилища находящимся в центре деревом удивительно точно повторяют словесные и живописные тексты, описывающие четырехчленные модели мира (разных культурных традиций), в центре которых находится мировое дерево или его аллоформы (гора, храм, столб, триумфальная арка, город, лотос, ступа, стела, шест, божество, царь и др.). В этом отношении особенно интересны корреспонденции между четырьмя стенами жилища и четырьмя сторонами света, четырьмя временами года, четырьмя ветрами, четвергом как счастливым днем для закладки жилища.

Соотношение четырёх стен жилища с четырьмя сторонами света не вызывает сомнений. В редких случаях при ориентировании руководствовались не сторонами света, а другими обстоятельствами, например преобладающими в данной местности направлениями ветров в зимнее время, как это наблюдалось у украинских поселенцев в Южном Казахстане. С тем же ориентированием связаны случаи перекодировки пространственных отношений во временные, проявляющиеся в таких формулах, как «изба повёрнута на лето» или «на полуденную сторону». Тем самым устанавливается связь между севером, югом, востоком, западом; зимой, летом, весной, осенью и четырьмя сторонами дома. Соответствия данного типа могут быть представлены в виде парадигм, элементы которых выступают в качестве вариантов некоторого инвариантного значения. Так, например, известно, что в славянской культурной традиции одну парадигму составляют такие признаки, как дом, юг (восток), лето (весна), белый (красный, светлый; ср.: красная половина избы или светлая, летняя, т.е. обращенная окнами на юг или восток), человек, чёт, рай, солнце, день, правый, счастье, доля, жизнь; а другую - лес, север (запад), зима (осень), черный (тёмный), нечеловек, нечет, ад, месяц, ночь, левый, несчастье, недоля, смерть.

Именно поэтому та половина жилища, которая выходит окнами на восток или юг (а зачастую только на этой стене и были окна), носила название чистая, красная, светлая, передняя (так же, как стена и один из углов) и считалась более обжитой, более «очеловеченной» частью жилища, что не помешало в дальнейшем приписать ей функцию «парадного» пространства и как следствие - превращение по сути дела в наименее используемую в хозяйственном отношении, но наиболее ценную с ритуальной точки зрения часть дома.

Вообще в связи с проблемой ориентирования хотелось бы подчеркнуть, что ориентация жилища - это не только соотнесенность сторон жилища со сторонами света, но и включение в целую систему соответствий пространственно-временного, социального, религиозного, экономического, мифологического, космологического, хозяйственно-бытового характера; включение в символику цвета и символику чисел. В связи с последним, кроме отмеченности четверга (четвертого дня «творения»), следует еще раз подчеркнуть целостность этого числового комплекса и тех моделей, в основе которых число 4.Существует большое количество свидетельств о том, что «с четом, целым связывается удача, а с нечетом и отсутствием целого - неудача, несчастье».

Стены, двери и окна

Кроме уже отмеченных противопоставлений, возникающих в горизонтальной плоскости при установлении первого венца: внешний - внутренний, центр - периферия, имеющий форму круга (квадрата) - не имеющий формы круга (квадрата) и их многочисленных трансформаций, следует остановиться на одном параметре, связанном с вертикальным планом жилища. Оппозиция низ - верх выражена в разбираемой операции двояким образом. По отношению к поверхности земли первый венец выступает в роли верха, в то время как в срубе он является нижним ярусом. Такое положение первого венца можно сравнить со статусом «земли» в славянских религиозных верованиях, где сочетание небо - земля/земля - преисподняя «объясняется результатом двукратного применения процедуры различения по признаку верх - низ». Именно поэтому с первым венцом (как и с землей) связываются и положительные, и отрицательные представления в зависимости от того, что в момент различения является точкой отсчета.

Идея верха, роста, возрастания, кроме того, олицетворяется неоднократно упоминавшемся деревцем, помещенным внутри сруба (ср. приведенные нами указания на то, что деревце стоит в срубе вплоть до окончания его строительства, т.е. до тех пор, пока дом не «вырастет»).

На Украине и на юге России, там, где была распространена не срубная, а столбовая конструкция дома, плотники возводят остов хаты, который затем «клынцюют» (вбивают ряды небольших клиньев) и обмазывают толстым слоем глины, причем начинают работу, всегда с красного угла. Первые три «велька» глины на потолок укладывает хозяйка, а при обмазке стен ее место занимает хозяин. «Он должен собственноручно прилепить к святому углу первые вельки глины. Для этого он берет ком глины и изо всех сил бросает его в угол, чтобы он глубже влепился между клинчиками и плотнее пристал к бревнам, а бабы-мазильницы следом разравнивают влепленный в угол ком. Влепив таким порядком три комка глины в угол хаты, хозяин угощает мазильниц водкой и затем предоставляет уже им самим продолжать дело облепки хаты, причем мазильницы обязаны петь веселые песни и смеяться, чтобы в хате жилось весело».

По мере формирования стен происходят некоторые перестановки в иерархии оппозиций, определяющих характер связи между домом и остальным миром. Если при укладке первого венца особое значение придавалось выделению ограниченного пространства, обеспечению его замкнутости, непроницаемости для внешних сил, то вслед за этим возникает необходимость снятия этого противопоставления, но таким образом. Чтобы связь между внутренним и внешним имела санкционированный характер. Это достигалось с помощью особых действий, сопровождавших изготовление оконных и дверных проемов.

Дверные и оконные проемы еще в прошлом веке прорубались, как правило, в уже собранном срубе, для чего вырубалось (а позже пропиливалось) необходимое число венцов (для волоковых окон рубили до половины два соседних бревна, для косящатых - 2-3 венца). В оконные проемы (косящатых) вставлялись массивные колоды из 4 брусьев, а уже в колоду вставлялась оконница, т.е. рама, куда в свою очередь вставлялась брюковица (обычно бычий или рыбий пузырь), которую постепенно вытеснило оконное стекло, ставшее к началу XIX века общеупотребительным. К этому же времени оконные колоды сменились более легкими коробками. Дверной проем обрамлялся двумя косяками, притолокой и порогом, а вся рама имела название ободверина, у белорусов - ушак, у украинцев - одверок. У русских, украинцев и белорусов двери были одностворчатыми четырехугольными (у украинцев часто 6-угольные, округлые) и открывались вовнутрь (наружные) и наружу (внутренние).

Установка окон и дверей сопровождалась действиями ритуального характера. Так, на Украине, вставляя дверную раму, говорили: «Двери, двери! Будьте вы на заперти злому духу и ворови», - и делали топором знак креста. То же делают, когда вставляют притолоки и подоконники для окон. При этом также обращаются к окнам с просьбою не впускать в хату воров, разбойников и злых духов; обыкновенно говорят: « Святи наши викна, не пропускайте криз себе ворив, ни разбойникив, ни злого духа, а пропускайте ход и выход нашим ангелам-хранителям, яки все через вас путешествуют». Целью подобных действий было придание дверям и окнам характера своеобразного фильтра, задерживающего нежелательные интенции внешнего мира и, таким образом, регламентирующего связь дома с остальным пространством.