По предположению Выготского, уровень мышления у ребенка более высокий в случае развития научных понятий (например, понятие эксплуатации или революции), нежели житейских (спонтанных) понятий (например, понятие "брат"). Он считает, что эксперименты Шиф в общем подтвердили это предположение. Развитие научных понятий у детей опережает развитие спонтанных (житейских) прежде всего потому, что в первом случае мышление развивается не спонтанно, а с помощью взрослых: "Учитель, работая с учеником над темой, объяснял, сообщал знания, спрашивал, исправлял, заставлял самого ученика объяснять. Вся эта работа над понятиями, весь процесс их образования прорабатывался ребенком в сотрудничестве со взрослым, в процессе обучения." [36, Т.2, с.257; подчеркнуто мной - А. Б.]. В отличие от научных, житейские (спонтанные) понятия, с точки зрения раннего Пиаже и Выготского, по крайней мере, вначале не связаны с таким сотрудничеством и обучением, а потому формируются "из собственного жизненного опыта ребенка" [там же, Т.2, с. 192].

Столь резкое исходное различение и противопоставление собственного жизненного опыта ребенка (житейские понятия) и сотрудничества ребенка со взрослым (научные понятия) объясняется тем, что Выготский продолжает развивать, правда, в смягченном варианте общую идею о принципиальном различии у детей так называемых низших (натуральных) и высших (культурных, социальных, опосредствованных речевыми знаками) психологических функций.

Для Выготского научные понятия у ребенка представляют собой один из наиболее ярких примеров именно высших функций, возникающих "в ходе культурного развития ребенка" [36, Т.2, с, 234], благодаря опосредствованию речевыми знаками, конкретнее, благодаря опосредствованию первичным вербальным определением., которое ученик сразу же узнает от учителя в ходе обучения. Ясно поэтому, что обучение и создает зону ближайшего развития, обеспечивая наилучшие условия для развития находящихся в зоне ближайшего развития высших психических функций" [36, Т.2, с.254]. В таких условиях у ребенка и формируются научные понятия, которые "вносят нечто новое, образуя зону ближайшего развития" [35, с. П5]. Следовательно, именно "чисто социальный" [36, Т.2, с.255] уровень детской психики раскрывается с помощью единства всех вышеупомянутых важнейших для Выготского терминов: культурное развитие; высшие (но не низшие) психологические функции, опосредствованные речевыми знаками; обучение и сотрудничество ребенка со взрослыми; зона ближайшего развития; образование научных (но не житейских) понятий и т.д.

Можно сделать вывод, что, с точки зрения Выготского, понятия обучения и зоны ближайшего развития - это синонимы или даже тавтология. Обучение, по его мнению, специфично лишь для человека, но не для животных, которые способны только к выучке посредством дрессировки. "Животное, даже самое умное, не в состоянии развивать свои интеллектуальные способности путем подражания или обучения… Животное вообще необучаемо…" [36, Т.2, с.249]. Обучаем лишь человек, и в школе ребенок обучается прежде всего научным понятиям. В отличие от последних житейские понятия, как мы уже видели, возникают, по мнению Выготского, из собственного жизненного опыта ребенка, т.е. вначале вне обучения, вне зоны ближайшего развития и потому не являются чисто социальными, не относятся к высшим психологическим функциям. Правда, он прямо не называет их натуральными (т.е. низшими) психологическими функциями, но сопоставляет их с научными понятиями как низшее с высшим.

Впрочем, Выготский приводит реальные и гипотетические кривые развития обоих видов понятий, которые полностью воспроизводят так называемый параллелограмм развития [36, Т.6, с.72-73], характеризующий соотношение именно натурального и культурного (социального, знакового) в психике ребенка Иначе говоря, особенности натурального развития здесь прямо переносятся на житейские понятия ребенка

При столь резком исходном противопоставлении житейских понятий (зоны актуального развития) научным (зоне ближайшего развития) неизбежен неустранимый разрыв, дуализм между ними в психическом развитии дошкольника и школьника, хотя сам Выготский стремится раскрыть не только существенные различия, разрыв, но взаимосвязь, преемственность между обоими типами детских понятий. Он соотносит их по двум основным линиям:

1) научные понятия у детей - в отличие от житейских - характеризуются осознанностью и произвольностью;

2) даже в ходе успешного обучения детей их научные понятия - в отличие от житейских - вначале недостаточно конкретны, поскольку определяющим фактором их формирования является первичное вербальное определение. В соответствии с довольно распространенной тогда (да и теперь) традицией Выготский обычно рассматривает конкретное просто как наглядное, непосредственно данное, чувственное (в свою очередь, нередко отождествляемое с эмпирическим).

В итоге Выготский следующим образом обобщает результаты своего сопоставления житейских (спонтанных) и научных (неспонтанных) понятий: "Развитие научных понятий начинается в сфере осознанности и произвольности и продолжается далее, прорастая вниз в сферу личного опыта и конкретности. Развитие спонтанньк понятии начинается в сфере конкретности и эмпирии и движется в направлении к высшим свойствам понятий: осознанности и произвольности" [36, Т.2, с.263-264. Подчеркнуто мною - А.Б.].

Следовательно, развитие научных понятий у ребенка, обусловленное их первичным вербальным определением, не начинается в области наглядности и вначале не опосредствуется личным опытом (оно обращается к ним лишь потом, вторично). Но вместе с тем даже этот неустранимый разрыв между научными и житейскими понятиями Выготский пытается как-то смягчить, выявляя преемственность, связь между ними. Она выступает особенно отчетливо, когда оказывается, что по существу научные понятия для Выготского суть осознанные житейские (т.е. научное есть житейское плюс его осознание). Правда, сам Выготский как будто прямо не делает такого вывода, но последний вытекает из детального анализа всех его рассуждений по рассматриваемой проблеме (подробнее см. [21, с.154-154) - В то же время эта преемственность между обеими группами детских понятий вновь нарушается, когда Выготский обобщает их соотношение следующим образом: "то, в чем сильны научные понятия, слабы житейские, и обратно - сила житейских понятий оказывается слабостью научных* [36, Т.2, с. 201]. Например, по словам Выготского, ребенок лучше формулирует и определяет научные понятия, чем житейские.

Думается, что именно в этом пункте рассматриваемая теория зоны ближайшего развития наиболее дискуссионна (но, к сожалению, ее сторонники в огромном большинстве случаев на протяжении всех последних десятилетий избегают научных дискуссий). Ведь поскольку научные понятия возникают из житейских и на их основе, являясь их "осознанием", то в них должны быть использованы (в "снятом" виде) и развиты положительные, сильные свойства генетически предшествующих, т.е. житейских понятий, существенные для дальнейшего умственного развития. Иначе последнее лишается преемственности и потому становится невозможным.

Например, как уже отмечалось, по данным раннего Пиаже, Выготского и Шиф, младшие школьники не могут правильно закончить фразы с житейскими понятиями, обрывающиеся на союзе потому что, но зато в житейских ситуациях они правильно (хотя и неосознанно) оперируют теми же "понятиями". Последнее признается Выготским за положительную, сильную сторону житейских понятий. Но тогда логично предположить, что поскольку эти понятия осознаются и "преобразуются" в научные, они тем самым не утрачивают, а развивают и дальше свои сильные качества. В житейской ситуации научные понятия у детей должны быть не слабее, а, наоборот, совершеннее. Однако, по мнению Выготского, научные понятия у ребенка в житейской обстановке окажутся такими же несостоятельными, как житейские - в научной ситуации (хотя, казалось бы, правильно только второе, но не первое, если существует преемственность в развитии и научные понятия образуются на основе житейских).

Это неразрешимое и обычно не замечаемое (или даже замалчиваемое) противоречие внутри теории зоны ближайшего развития обнаруживается также и в отношении второго свойства детских понятии - их конкретности (первым их свойством для Выготского являются, как уже говорилось, осознанность и произвольность). Мы уже видели, что Выготский характеризует житейские понятия детей как конкретные, т.е. в его понимании чувственные, эмпирические и т.д., а научные понятия - как абстрактные, не насыщенные конкретностью и обусловленные их "первичным вербальным определением".

Такая классификация во многом соответствует двум формам человеческого познания: чувственному познанию и научному мышлению. Тогда ясно, что научные понятия у ребенка возникают из житейских и на их основе. И, следовательно, в ходе умственного развития ребенок не только не становится слабее в житейской ситуации, т.е. в сфере восприятий и представлений, а, напротив, он все больше развивается также и в этом отношении, поскольку чувственное познание испытывает на себе обратное влияние научного мышления. Однако и здесь возникает неразрешимое противоречие, когда - как в случае с "осознанностью" понятии - Выготский выдвигает другое, не совместимое с данным тезисом положение: в чем сильны научные понятия, в том слабы житейские, и наоборот (см. выше).

В общем итоге нельзя не сделать вывод о том, что противоположность (в определенных пределах оправданная) между житейскими и научными понятиями, соответственно между чувственным познанием и научным мышлением переносится - уже неоправданно - на субъектов, овладевающих этими понятиями. Один из них еще владеет только житейскими понятиями (зона актуального развития), а с другой - уже "обеими" группами детских понятий (зона ближайшего развития). Получается, что во втором случае ребенок, усвоивший научные понятия на основе житейских (в ходе успешного обучения) как бы утрачивает последние под влиянием первичного вербального определения научных понятий и оказывается "бессильным" в житейской ситуации. Развивая свое мышление на основе чувственного познания, он на довольно длительный срок не обогащает, а подрывает и обедняет свои ощущения, восприятия и представления (подробнее см. [21, с.158-161])

Выявленное таким образом противоречие между житейскими и научными понятиями, соответственно между зонами актуального и ближайшего развития в их трактовке, предложенной Выготским и его современными последователями, остается в принципе не разрешимым при исходных посылках культурно-исторической теории высших психологических функции. Такими исходными предпосылками являются уже упоминавшийся неустранимый разрыв в развитии детской психики между низшим и высшим, натуральным и культурным (социальным, знаковым), спонтанностью и обучением и т.д. Впрочем, здесь необходимо сделать оговорку.

Если в ходе почти всего своего анализа научных понятий ребенка Выготский в основном подчеркивает их противоположность в отношении житейских (спонтанных) понятий, то в самом конце изложения в шестой главе своей основной книги "Мышление и речь", говоря о перспективах будущею исследования (т.е. в отличие от уже им проведенного), он более резко, чем обычно, отмечает не разрыв, а именно взаимосвязь обеих групп понятий у детей и то общее, что их объединяет. Он пишет: Спонтанные (житейские - А. Б.) понятия ребенка, если довести их анализ до конца, представляются тоже до известной степени аналогичными научным понятиям, так что в будущем открывается возможность единой линии исследования тех или других. Обучение начинается не только в школьном возрасте, обучение есть и в дошкольном возрасте. Будущее исследование, вероятно, покажет, что спонтанные (житейские - А. Б.) понятия ребенка являются таким же продуктом дошкольного обучения, как научные понятия - продуктом школьного обучения" ([36, Т.2, с.290. Подчеркнуто мною-А. Б.]).

Процитированное новое, очень важное и несколько неожиданное положение Выготского, казалось бы, коренным образом должно изменить его теорию зоны ближайшего развития. Здесь Выготский, во-первых, подтверждает, что до сих пор он признавал обучение лишь за школьным возрастом (научные понятия) и отрицал его в дошкольном (житейские понятия), проводя именно по этому основанию принципиальное различие между обеими группами детских понятий, т.е. между зонами актуального и ближайшего развития. Во-вторых, теперь он готов в будущем принципиально изменить все прежнее понимание житейских понятий как спонтанных, т.е. признать их неспонтанными, образующимися в ходе обучения и тем самым пересмотреть основы своей теории. В-третьих, он все же не полностью уверен в правильности столь резкого поворота в развитии своей теории: "Будущее исследование, вероятно, покажет" (см. выше). По-видимому, он колеблется в данном вопросе. Тем не менее надо отметить мужество ученого, который под конец уже проведенного большого исследования допускает возможность существенного пересмотра своих исходных позиций.

Однако, нельзя не учесть и другое. Развивая дальше только что процитированные мысли, Выготский тут же в заключение пишет: "… Будущее исследование должно обнаружить следующее: своеобразная природа спонтанных понятии ребенка целиком зависит от того отношения между обучением и развитием, которое господствует в дошкольном возрасте и которое мы обозначаем как спонтанно-реактивный тип обучения, образующий переход от спонтанного типа обучения в раннем детстве к реактивному типу обучения в школе" [36, Т.2, с.290].

По мнению Выготского, ребенок раннего возраста (до 3-х лет) учится "по своей собственной программе [35, с.21]. Последовательность и содержание стадий его психического развития определяются не "программой матери", а в основном тем, что ребенок "сам берет из окружающей среды. В противоположность этому дети школьного возраста развиваются и обучаются не столько по своей собственной программе, сколько по программе учителя. Совершенно очевидно, что общий принцип такого противопоставления внутреннего внешнему, созревания и развития обучению т.д. по-прежнему совпадает с тем основанием, по которому происходило деление детских понятий на житейские и научные, спонтанные и неспонтанные.

Более того, Выготский усиливает свою исходную прежнюю позицию следующим образом: "… ребенок раннего возраста может в процессе обучения делать только то, что совпадает с его интересами, а ребенок школьного возраста может делать то, чего хочет учитель…" [35, с.21]. Последнее утверждение конкретизирует, что реально означает для Выготского реактивный тип обучения в школе, наиболее полно характеризующий зону ближайшего развития и тем самым предельно четко иллюстрирующий вышеупомянутый общий принцип от социального к индивидуальному".

В такой трактовке этой зоны особенно ярко выступает педагогический сверхоптимизм Выготского в отношении школьного обучения (впрочем, сочетающийся с признанием спонтанности и созревания как факторов психического развития ребенка). Справедливо признавая, что зона ближайшего развития не безгранична и потому имеет свой нижний и верхний пороги, Выготский вместе с тем утверждает, что в пределах данной зоны учитель всесилен и ребенок путем подражания усвоит все, чему его учат (ср. известный лозунг: "нет плохих учеников, есть плохие учителя!").

В последние годы некоторые из новейших интерпретаторов и последователей теории Выготского начали истолковывать это весьма оптимистическое понятие зоны ближайшего развития в духе предложенного Рубинштейном и уже выше упоминавшегося известного всеобщего принципа детерминизма, согласно которому любые внешние (в том числе педагогические) обстоятельства, влияния, причины и т.д. действуют только через посредство внутренних условий, представляющих собой основание развития, т.е. внешнее изначально всегда опосредствуется внутренним.

Однако такое истолкование не учитывает, по крайней мере, двух важнейших вещей. Во-первых, исходные основы теорий Выготского и Рубинштейна - существенно разные и во многом даже противоположные: Рубинштейн с 1917-1922 гг. и до конца жизни разрабатывал субъектно-деятельностный подход, а Выготский в последние 5-6 лет своего творчества - знаковый, но не деятельностиый подход (подробнее см. [5; 21; 27]). Во-вторых, принцип детерминизма "внешнее опосредствуется через внутреннее" Рубинштейн выдвинул и начал развивать лишь в 1948-49 гг. и потому данный принцип нельзя столь непосредственно переносить ни на теорию Выготского, ни на предшествующий этап творчества самого Рубинштейна.

Это тем более очевидно, что опосредствование в указанном контексте оба они понимают весьма различно: главным для Выготского является опосредствование внешним (т.е. социальными, внешними знаками - прежде всего речевыми, благодаря которым осуществляется переход ребенка от низших, натуральных к высшим, культурным психологическим функциям), а Рубинштейн, напротив, имеет в виду опосредствование внешнего внутренним (т.е. внутренними условиями-наследственными и врожденными задатками, всей психикой, вообще личностью и т.д., сформировавшимися к данному моменту времени). Поскольку внешнее всегда и на любых этапах функционирования и развития (хотя и в разной степени) опосредствуется внутренним и потому существенно зависит от него, для Рубинштейна и других разработчиков этого принципа детерминизма вообще невозможно вслед за Выготским и его современными последователями выделять вышеупомянутые типы обучения детей: спонтанный (когда признается лишь внутреннее, а внешнее не играет никакой существенной роли), реактивный (когда, наоборот, существенно внешнее, а внутреннее игнорируется или недооценивается) и т.д.

Для того чтобы более детально показать несовместимость теории Выготского и принципа "внешнее через внутреннее", проанализируем понятие зоны ближайшего развития в сопоставлении именно с этим принципом. Как мы уже видели, по мнению Выготского, наиболее существенным симптомом детского развития является не то, что ребенок делает самостоятельно, а лишь то, что он выполняет в сотрудничестве со взрослыми, с их помощью. Такая характеристика зоны может показаться неадекватной и парадоксальной, поскольку все же именно наиболее самостоятельные действия, поступки, мысли, чувства ребенка и вообще любого человека обычно представляются самыми показательными для прогнозирования дальнейшего развития данного субъекта. Парадокс этот, впрочем, легко разрешается, если вспомнить, что в 1932-34 гг., когда Выготский разрабатывал свое Понятие зоны ближайшего развития, детское психическое развитие нередко понималось как чисто спонтанное, даже как созревание. Соответственно трактовалась и самостоятельность ребенка

Выготский пытался, как уже отмечалось выше, преодолеть эту трактовку с позиций широко распространенного у нас еще с 20-х годов и до сих пор общего принципа психического развития людей "от социального к индивидуальному". В результате зона потенциальных возможностей конкретизируется им следующим образом: это то, что дети, например, 3-5 лет выполняли сначала под руководством взрослых, а потом делали то же самое, но уже самостоятельно в возрасте 5-7 лет (подробнее см. [21; 35; 36]). Иначе говоря, такая самостоятельность появляется не в начале, а лишь в конце соответствующего психического акта или каждого данного этапа психического развития.

Как уже было отмечено, столь резкое разделение между началом и завершением любого психического акта до сих пор нередко обобщается вслед за Выготским следующим образом: всякая высшая психологическая функция появляется в развитии ребенка дважды, в двух планах - сначала социальном, потом психологическом, вначале между людьми как категория интерпсихическая, а затем внутри ребенка как категория интра-психическая.

Данная очень общая идея осталась одной из главнейших для Выготского до его последних дней. На первый взгляд, ей противоречит идущее от раннего Пиаже уже упоминавшееся смягчается, если учесть, что изначальная чистая спонтанность, потом сменяемая реактивностью (см. выше), конкретизирует, по Выготскому, переход от натуральной стадии детского развития к культурной, т.е. к высшим психологическим функциям, а ведь именно последние и знаменуют, по его мнению, магистральный путь развития детей (культурного, социального, опосредствованного речевыми знаками).

Следовательно, эта формула развития "от социального к индивидуальному" (от несамостоятельного к самостоятельному, от интер - к интра-) не распространяется на натуральную стадию развития детей (на их низшие психологические функции). Она относится только к высшим (т.е. культурным, социальным) психологическим функциям (возникающим благодаря речевым знакам), но не к житейским понятиям ребенка.

Вместе с тем данная формула психического развития представляется, на первый взгляд, вполне адекватной, поскольку любой человеческий индивид, конечно, появляется на свет, когда уже давно существует социум как нечто первичное и исходное. Однако данное бесспорное обстоятельство, на мой взгляд, несколько односторонне и потому неточно выражается рассматриваемой формулой, которая признает лишь одно направление развития: от только совместного (межиндивидуального) к (внутри) индивидуальному. Одновременное, предшествующее или последующее движение от индивидуального к общественному игнорируется (см. выше).

В психологии особенно важно учитывать огромное многообразие взаимосвязей между каждым отдельным человеком и всем обществом в целом, не сводя социальность лишь к влиянию общества на индивида как на пассивного объекта общественных воздействий. Не только общество влияет на индивида, но и индивид как член общества влияет на последнее.

Если же принять во внимание, что любой человеческий индивид уже изначально является социальным, то рассматриваемая формула от социального к индивидуальному" по существу означает от социального к социальному". Тогда это явная тавтология, что в совсем общем виде помогает выявить неточность столь широко теперь распространенной формулы и конкретизирующего ее понятия зоны ближайшего развития (т.е. от развития ребенка с помощью взрослых к его развитию без такой помощи).

На мой взгляд, здесь тоже необходимо иметь в виду, что социальное, общественное и индивидуальное соотносятся друг с другом как всеобщее, особенное и единичное. Тогда едва ли целесообразно в качестве первичной, основной или даже единственной формы социальности признавать лишь обучение ребенка, непосредственно и жестко направляемое и контролируемое взрослыми (от интер - к интра-), хотя оно, бесспорно, имеет очень важное значение. Ведь даже для младенца изначально и всегда характерны еще и стихийное (но не чисто спонтанное) обучение и самообучение, в принципе не поддающиеся непосредственному и жесткому контролю со стороны взрослых. Оба этих весьма различных типа обучения (наряду со многими другими) существуют изначально, всегда и закономерно обусловливают друг друга.

Следовательно, необязательно считать, что сначала ребенок делает что-то только с помощью взрослых и лишь потом то же самое (?!) выполняет уже самостоятельно, хотя, на первый взгляд, столь резкое, дизъюнктивное разделение каждого этапа обучения на эти два под-этапа может показаться правдоподобным или даже очевидным (но в любом случае психологически это уже не то же самое).

Однако главное все же заключается в другом. В случае вышеуказанного нашего различения социального и общественного (всегда неразрывно связанных друг с другом), становится ясным, что изначально социальны и то, что ребенок делает с помощью взрослых (интер-психическое), и то, что он делает непосредственно без нее (интра-психическое), и все промежуточные между ними и любые другие стадии психического развития детей. Но это не значит, что между ними вообще нет никакой разницы. Она, конечно, существует, но на совсем иных основаниях.

Суть в том, что даже в современной трактовке зоны ближайшего развития по-прежнему недостаточно учтена важнейшая роль субъекта психического развития в процессе обучения, самообучения и т.д., прежде всего роль внутренних условий, изначально опосредствующих все внешние (педагогические и т.д.) воздействия. Понятие такой зоны означает, что все дети и вообще обучаемые делятся на две группы - получающие и не получающие педагогическую помощь от обучающих. Тем самым подразумевается, что те, кому эта помощь предоставлена, непременно и успешно ее используют (независимо от внутренних условий, опосредствующих ее использование). Здесь опять социальность понимается - осознанно или неосознанно - лишь как однонаправленное и безусловное влияние общества на ребенка, вообще на индивида, беззащитного и пассивного объекта подобных внешних воздействий.

Но с позиций принципа детерминизма "внешнее только через внутреннее" (т.е. через основание развития) ребенок - это подлинный субъект, опосредствующий своей активностью любые педагогические влияния, а потому сугубо избирательно к ним восприимчивый, открытый для них, но не "всеядный" и не беззащитный. Следовательно, недостаточно подразделять обучаемых на 1) получающих и 2) не получающих помощь извне. Нужна дальнейшая дифференциация первых из них на тех, а) кто хочет и может и, наоборот, б) не хочет, не может и т.д. использовать в процессе саморазвития помощь извне (подсказки, советы и т.д.), поскольку она действует не безусловно, не прямо и непосредственно, а только через внутренние условия, вообще через обучаемого субъекта.

Любые подсказки, советы, книги, компьютеры и т.д. могут стать подлинными средствами дальнейшего саморазвития человека, лишь будучи изначально опосредствованными его внутренними условиями. Иначе они просто не становятся такими средствами. Это принципиально важное обстоятельство, характеризующее важнейшую роль субъекта, до сих пор недостаточно учитывается даже новейшими отечественными и зарубежными теориями опосредствования (mediation, re-mediation и т.д.). использующими понятие зоны ближайшего развития.

К этому надо еще добавить, что даже в новейшем понятии такой зоны сохраняется уже упоминавшееся традиционное дизъюнктивное деление психики человека на первичное интер-психическое (межиндивидуальное) и последующее, вторичное интра-психическое внутриивдивидуальное), не учитывающее принципа детерминизма внешнее только через внутреннее".

Из всего сказанного следует, что первая стадия "интер" едва ли может возникнуть и существовать до и без одновременной стадии "интра", поскольку любые отношения между индивидами изначально и сразу же как бы преломляются через внутренние (интра-) условия каждого из них.

Таким образом, в очень разных направлениях и аспектах методологический принцип внешнее через внутреннее" (т.е. через основание развития) помогает раскрывать решающую роль субъекта в различных видах активности - прежде всего в ходе обучения, самообучения и т.д.

Субъект представляет собой общее единое основание для развития (в частности, для дифференциации через интеграцию) всех психических процессов, состояний и свойств, сознания и бессознательного. Многообразие и единство различных, противоречивых психических явлений объективно выступают и потому изучаются наукой как система качеств определенного субъекта, тем самым целостность субъекта есть объективное основание для целостности, системности всех его психических процессов, состояний и свойств.

Поэтому невозможен и неоправдан вышеотмеченный разрыв, дуализм между натуральным (природным) и культурным (социальным) в развитии человека на любой его стадии (внутриутробной, постнатальной и т.д.): будь то разрыв между низшими (якобы натуральными) и высшими (якобы чисто социальными) психологическими функциями, между житейскими и научными понятиями у ребенка и т.д.

Однако теперь уже достаточно ясно, что именно такой дуализм не преодолен и не преодолим даже в современных вариантах культурно-исторической теории высших психических функций. Обобщая, можно в заключение сказать, что он выступает в виде следующего противоречия (неразрешимого и обычно даже не замечаемого). С одной стороны, по Выготскому, как уже отмечалось выше, "то, что ребенок сегодня делает с помощью взрослых, завтра он сумеет сделать самостоятельно" [35, с.14], т.е. психическое развитие детей идет в направлении от зоны ближайшего развития к зоне актуального развития (от интер - к интра-) и т.д. Но, с другой стороны, наоборот, это развитие осуществляется по вектору от натурального, спонтанного к чисто социальному, реактивному (через промежуточную спонтанно-реактивную стадию). Например, сначала образуются спонтанные, житейские понятия (зона актуального развития) и лишь потом, отчасти на их основе - научные понятия (зона ближайшего развития), т.е. теперь вторая из этих зон оказывается, напротив, не первичной, а вторичной.

Выявленное противоречие не разрешается, а лишь частично смягчается или, наоборот, обостряется в тех случаях, когда Выготский применял понятие "социальная ситуация развития" для более полного определения специфики психического развития младенца. Это понятие он разрабатывал в последние годы своей жизни, т.е. одновременно с теорией зоны ближайшего развития. Социальную ситуацию он характеризует, в частности, следующим образом: "… основное новообразование младенческого возраста может быть лучше всего обозначено с помощью термина, введенного в немецкой литературе для названия изначально возникающей психической общности младенца и матери, общности, которая служит исходным пунктом дальнейшего развития сознания. Первое, что возникает в сознании младенца, может быть названо ближе и точнее всего, как "Ur-wir", т.е. "пра - мы" [36, Т.4, с.305].

Это последнее понятие - даже с современной точки зрения - во многом адекватно характеризует взаимоотношения младенца и его матери, вообще социальную ситуацию психического развития. Однако идее социальной ситуации, идее психической общности младенца и матери противоречит другая, уже упоминавшаяся мысль Выготского о том, что ребенок до 3-х лет учится "по своей собственной программе" [35, с.21], т.е. спонтанно, а не по программе матери. Указанное противоречие выступает затем в разных формах.

Например, с одной стороны, Выготский неоднократно подчеркивает, что "зависимость младенца от взрослых создает совершенно своеобразный характер отношения ребенка к действительности (и к самому себе): эти отношения всегда оказываются опосредствованными другими, всегда преломляются через призму отношений с другим человеком [36, Т.4, с.281].

Но, с другой стороны, процитированный общий принцип детского развития Выготский конкретизирует для периода младенчества, в частности, с помощью широко известной тогда следующей схемы К Бюлера: генезис животных и людей осуществляется последовательно по трем главным ступеням снизу вверх - 1) инстинкт, 2) дрессура и 3) интеллект. В отличие от Бюлера, он отказывается придавать этой "чрезвычайно удобной" схеме универсальное значение, прилагая ее к животным, ребенку и взрослым, но соглашается с тем, что она "безукоризненно отражает развитие поведения" в младенческом возрасте [36, Т.4, с.597]. Поэтому он тоже считает, что основное новообразование периода новорожденности - это 1) наследственно обусловленная инстинктивная психическая жизнь, над которой затем надстраивается 2) приобретенный, личный опыт (ср. житейские понятия, по Выготскому), а потом возникают и 3) начатки интеллекта.

Таким образом, даже когда в культурно-исторической теории высших психологических функций (в ее прежнем и современном вариантах) подчеркивается изначальная социальность ситуации развития младенца и вообще ребенка, то эта социальность характеризует не столько самого ребенка, сколько лишь внешнюю ситуацию его развития (например, как мы видели, житейские понятия дошкольников не признаются "чисто социальными", психическая жизнь младенцев понимается как изначально инстинктивная и т.д.).

Это, на мой взгляд, объясняется прежде всего тем, что в 20-30-ые годы абсолютное большинство психологов (в том числе Выготский и его ученики) отождествляли социальное только с внешним и потому рассматривало новорожденного младенца не как человека, а как животное или полуживотное (мы уже видели, что и до сих пор некоторые психолога говорят об очеловечивании или о гоминизации психики ребенка, тем самым признавая его вначале не-человеческим существом).

Выготский прямо пишет: "Для нас сказать о процессе "внешний" - значит сказать "социальный" [36, Т.3, с.145]. Соответственно (см. выше) опосредствование речевыми и другими знаками выступает для него как социализация, как опосредствование внешним, а не внутренним. Последнее понимается вначале как натуральное, животное, не социальное и т.д. (например, низшие психологические функции у детей). И даже когда Выготский в конце своей жизни начал разрабатывать идею об изначальной социальности ситуации детского развития, он все же сохранил, хотя и в смягченной форме, прежнюю мысль о том, что "ребенок пробегает в указанном периоде животнообразную стадию развития" [36, Т.4, с.306. Подчеркнуто мною. - А.Б.].

Но если природное, в человеке и его психике на ранних стадиях онтогенеза отождествляется с натуральным, (животным, нечеловеческим) путем сведения первого ко второму и соответственно социальное понимается лишь как внешнее (а природное - только как внутреннее.), то становится в принципе невозможным раскрыть неразрывную, недизъюнктивную взаимосвязь между ними в процессе возникновения и развития человеческой психики. На мои взгляд, социальное не есть лишь внешнее даже для младенца, оно изначально характеризует также и внутренние условия психического развития людей. Вот почему столь принципиальное значение для субъектно-деятельностного подхода имеет уже кратко упоминавшаяся выше (см. § 2) идея о пренатальном (внутриутробном) возникновении психики у человеческого младенца, абсолютно не приемлемая даже для новейших вариантов теории интериоризации (подробнее см. [23]).

Особенно важно подчеркнуть, что основоположник субъектно-деятельностной теории Рубинштейн уже в 1933-35 гг. выступил против почти общепризнанной тогда точки зрения, согласно которой младенец является животным или полуживотным. Новорожденный - это уже человек. Например, в "Основах психологии" 1935 г. Рубинштейн убедительно показал, что у человека (в отличие от животного), по существу, нет инстинктов [100, с.383] и потому даже самая первая в онтогенезе стадия его психического развития не является инстинктивной (вопреки вышеупомянутой точке зрения Бюлера, Выготского и др.).

Данный вывод Рубинштейна в 60-ые и последующие годы разрабатывали - в иных терминах - П.Я. Гальперин, В.В. Давыдов и другие, утверждая, что в человеке (в отличие от животных) нет ничего биологического, в нем есть лишь органическое. Но эти авторы пошли намного дальше: по их мнению, у людей нет не только инстинктов, но и наследственных задатков, по крайней мере, последние не играют никакой существенной роли непосредственно в психическом развитии человека.

Однако для Рубинштейна и его школы, напротив, наследственные и врожденные (анатомо-физиологические и психофизиологические) задатки суть существенные, необходимые, хотя и недостаточные, к тому же не фатальные условия развития психики у людей. В данном контексте особенно остро встает "вечный" вопрос о соотношении физиологического и психического, физиологии и психологии. Эта проблема выступает прежде всего как проблема разных, но неразрывно взаимосвязанных уровней взаимодействия человека с миром - с раздражителями, с объектами, с другими субъектами и т.д. Рассмотрим ее подробнее, используя, в частности, некоторые из новейшихтеоретико-экспериментальныхисследований, проводимых сейчас в Институте психологии Российской Академии наук.

§ 5. Человек в соотношении с раздражителями, объектами и другими субъектами