Терроризм в условиях глобализации как фактор политической деструкции: политологический анализ

Четвертая тенденция - предметом озабоченности является не только сетевой характер транснационального «Исламского государства». Своими организационными структурами, помимо стандартной современной террористической сети, обладает, например, и антиглобалистское движение.

Как правило, сетевая организация привязана к территории и к локализованному контексту деятельности, что имеет сильнее давление на нее. Поэтому и для принятия на себя функции квазиуправления такая организация в конечном счете должна организационно соответствовать или быть лучше того государства, с которым оно борется. В этой связи у этой организации возникает необходимость более четкой идентификации, осуществления совместной деятельности, координации и трансформации. Это особенно важно при деятельности массовых исламизированных и вооруженных движений, которые могут использовать терроризм в качестве одной из своих стратегий. При этом особая роль придается национализму - этническому, этноконфессиональному или более широкому, гражданскому, или межэтническому, или межконфессиональному, то есть тому типу, который является самой большой силой, способной связать военизированную организацию с определенным местом, территорией или национальным контекстом и упорядочить его структуру.

Вместе с тем следует указать на ряд связанных с этим точек уязвимости террористических организаций, многие из которых связаны со сбоями в потоке информации, безопасностью информации и координацией деятельности. Среди них можно выделить ряд потенциальных ограничений и уязвимостей современного терроризма: a) его частичная зависимость от состояния «внутренних» аудиторий, чья поддержка и одобрение может снизиться, если террористы окажутся неумелой или чрезмерно безудержной силой в своей деятельности; б) их зависимость от государств, в которых они действуют или на которые опираются - переменная с точки зрения их отношений с теми государствами, которые могут ограничить их деятельность в свете собственных «государственных» интересов на международной арене; в) крайняя идеологическая или религиозная жесткость, которая может выступить как основа для раскола в террористических организациях; г) мотивационные недостатки, дезертирство; и д) организационные неудачи, особенно в потоках информации в рассеянной, скрытной сети. Еще одной уязвимостью, характерной для всех идеологически экстремистских и жестких организаций, является постоянная опасность раскольнических идеологических тенденций изнутри. Требуя крайнего соответствия, такие организации постоянно сталкиваются с проблемами внутренних отклонений, взаимных обвинений, как лидеров, так и последователей в том, что они не являются истинно верующими, расколами фракций на основе идеологических разногласий и политических интриг, связанных с предотвращением таких расколов и борьбой с ними после их возникновения.

Тем не менее для целей систематического участия в асимметричной вооруженной борьбе на долгосрочной основе при достижении общих целей, независимо от определения зоны деятельности, очень высокий уровень взаимной и сильно персонализированной социальной обязанности не требуется. Это то, что ни сетевая, ни гибридная иерархическая структура сети обеспечить не в состоянии. Вообще, большинство элементов сети, которые осуществляют гибридные формы движения, и групповая динамика индивидуальных клеток сети влияют на их способность действовать как часть более широкой сети. Поэтому для эффективного функционирования всей сети требуется более высокий уровень межличностного доверия на микроуровне всех его единиц, чем иерархия. При этом строгие иерархические формы могут проявляться в обеих структурах террористических групп с более локализованной повесткой дня и, например, организационных моделей, отображающих идеи религиозных сект с универсалистской повесткой дня. Естественно, больше централизованные и иерархические формы более распространены на локализованном уровне. В данном случае представление любой обобщенной организационной структуры может быть проблематичным вопросом.

Существующие террористические группы могут находиться на разных этапах развития с точки зрения возможностей и изощренности. Изменения в структуре руководства террористической группировки могут сигнализировать о значительных корректировках организационных приоритетов и имеющихся средствах для проведения террористической деятельности. Группы, исповедующие или связанные с этническими или националистическими идеалами и ограниченные в их деятельности одной страной или локализованным регионом, как правило, требуют меньше возможностей. Но большие группы могут возникать из небольших организаций или небольших групп, которые могут отрываться от более крупных организаций.

Особое место в исследовании организационных оснований террористических групп занимает исламизированное этнонационалистическое сопротивление на Северном Кавказе, которое заслуживает особого внимания, в первую очередь, за счет наличия сильных характеристик сети в ее структуре. Значительная роль сетевых особенностей в повстанческом движении на Северном Кавказе, который эффективно использовал терроризм в качестве одной из своих насильственных тактик, неоспорима. Однако в некоторых источниках наблюдается тенденция несколько переоценить сетевой характер движения или степень его архаизации, то есть степень, в которой оно находится и преобладает тэйповая (клановая) структура - или оба варианта.

В отличие от иерархий, сетей и рынков, клановая форма организации основана на семье или более широких родственных отношениях. Она обычно подкрепляется идеей общего происхождения, часто восходящей к какому-то мифологическому предку. В терминах структуры кланы эгалитарные, сегментированные образования, которые не имеют властных лидеров в иерархическом смысле и в которых отсутствуют строгие вертикальные звенья подчинения. Все решается консенсусом через консультации по совету самых уважаемых и опытных членов клана (обычно «старейшины»). Для кланов преобладающим является настроение коллективной ответственности и межклановой солидарности, которая не распространяется, однако, на тех, кто не является членами клана. Обострение напряженности и конфликты разрешаются посредством компенсации или мести.

Главной целью и ценностью для клана является не столько власть (как в иерархиях) или прибыль (как на рынках), как честь и уважение других членов клана. Можно отметить, что некоторые элементы клановости прослеживаются в организационных формах некоторых локализованных группах боевиков-террористов, чем на уровне транснациональных сетей терроризма. Действительно, в этнических группах, которые все еще находятся под влиянием клановых традиций, родственная близость часто переплетается с этнической близостью. Вместе они могут оказаться более эффективными, чем религия, выступая в качестве инструмента мобилизации насилия, особенно на ранних этапах конфликта.

Отсутствие единого центрального руководства и множественности реальных и «виртуальных» лидеров, что характерно для многих современных транснациональных сетей террористических сил, инициирует необходимость для сетевых элементов прибегнуть к различным консультациям и формированию механизмов консенсуса в процессе принятия решений. Такой механизм характерен для многих организационных форм и социальных систем. Это особо актуально в случае понимания террористических сетей как архаичного глобального клана для ведения сегментарной войны. Так, как уже было отмечено, «Исламское государство» организовано не как полностью сетевой конгломерат. Оно создано на основе семьи, родственных и клановых связей и форм, которые на первый взгляд могут походить на традиционные большие семьи. С точки зрения организационной теории сетей и социальных сетей у кланов и сетей, действительно, есть что-то общее - это, прежде всего, отсутствие формально узаконенной иерархии. Клан и сетевые объекты, таким образом, могут в некоторой степени перекрываться. Однако кланы и сети не идентичны. Скорее всего, деятельность движения в данных случаях координируется непосредственно с помощью стратегических ориентиров, сформулированных его лидерами и идеологами в очень общем подходе. Среди прочих характеристик, которые точно отсутствуют в любой сетевой или иерархической форме, - это неформальный характер горизонтальных связей между различными блоками, работающими на этом же уровне, и вертикальной связи между различными уровнями.

Примечательно, что, несмотря на скрытую природу этих связей, кажется, что они могут быть эффективно и оперативно реализованы, как это требуется, например, при проведении террористического акта, в котором участвует более одной ячейки. Очевидно, что такая эффективная координация возможна только в том случае, если движение, блоки, клетки и руководители не только поддерживают свои идеологические цели, но полностью отождествляют себя с этими целями. Однако даже в этом случае в системе, где клетки неформально взаимосвязаны или полностью автономны, стратегическая координация посредством общих руководящих принципов может быть эффективной только при условии, что идеология, которая связывает систему, отвечает некоторым условиям, формируя определенные условия приверженности ей.

Как правило, в террористической организации существуют разные уровни приверженности. Один из способов оценки - это четыре уровня приверженности, состоящие из пассивных сторонников, активных сторонников, кадров и лидеров. Так, лидеры обеспечивают руководство и политику; утверждает цели и задачи; и обеспечивают всеобъемлющее руководство для террористических операций. Обычно лидеры поднимаются из рядов организации или создают свою собственную организацию. Кадры - это активные члены террористической организации. Этот сегмент проводит не только операции, но и управляет областями интеллекта, финансов, логистики, пропаганды и коммуникации. Кадры среднего уровня, как правило, являются тренерами и техниками, такими как изготовители бомб, финансисты и эксперты. Низкоуровневые кадры - минеры и аналогичные террористы прямого действия.

Активные сторонники деятельно участвуют в политической, организационной и информационной деятельности террористической группы. Действуя как видимый или молчаливый партнер, они могут также проводить разведывательные и надзорные мероприятия и обеспечить жилье, финансовые взносы, медицинскую помощь и помощь в транзите для кадровых членов организации. Активные сторонники полностью осознают свою связь с террористической группой, но обычно не совершают насильственных действий. В свою очередь, пассивные сторонники - это люди или группы, которые симпатизируют объявленным целям и намерениям заявленной повестки дня, но не подготовлены, чтобы играть активную роль в терроризме. Они могут не знать о своих точных отношениях к террористической группе и взаимодействии с движением, которое скрывает открытую связь с террористической группой. Иногда страх перед репрессиями со стороны террористов является убедительным фактором в пассивной поддержке. Сочувствующие могут быть полезны для политической деятельности, сбора средств или принудительной помощи в сборе разведывательных данных и других ненасильственных действий.

Террористические группы всегда набирают людей, которые сочувствуют их целям. У радикальных исламских группировок, например, рекрутинг часто ассоциируется с распространением фундаменталистами религиозных сект. Некоторые рекрутинговые мероприятия осуществляются по всему миру через финансируемые от правительственных или неправительственных пожертвований и грантов образовательные организации. Рекрутинг обычно проводится в отношении людей, обладающих определенными навыками и квалификацией, а не сосредотачивается на идеологических обязательствах. При этом некоторые террористические организации обращаются, например, к нынешним или бывшим военнослужащим. Набор рекрутеров может производиться из разных слоев общества. Формирование у них радикального поведения или навыков прямых террористических действия может длиться в течение нескольких лет.

В целях расширения соей сети террористические организации часто разрабатывают инициативы по расширению знаний. Например, к 1990-м годам «Аль-Каида» собрала тысячи страниц материала, обширные библиотеки учебных видеороликов и глобальную сеть иных учебных материалов. Этот учебный материал распространялся как в бумажных копиях, так и через Интернет. Прямая передача знаний происходит и в случаях, когда одна группа проводит успешную операцию, и это изучается и перенимается впоследствии другими. Взрыв захватнических операций в 1970-х годах и аналогичное распространение захвата заложников в 1980-х годах были результатом деятельности террористических групп, наблюдавших и подражавших успешным атакам. При этом существующее ассоциирование между террористическими группами или между ними повышает их возможности за счет обмена знаниями и другими ресурсами.

Обмены происходят как опосредованно, так и напрямую. Прямой обмен происходит, когда одна группа предоставляет другим обучение или опытных боевиков, которые недоступны в противном случае. Примером прямого обмена является предоставление опытных экспертов по строительству бомб со стороны IRA и ETA. Например, в 2001 году в Колумбии были задержаны три члена, связанные с IRA. Путешествуя по ложным паспортам и со следами взрывчатки на их одежде и багаже, три человека оказались примером межгрупповой поддержки террористов в использовании взрывчатых веществ и других террористических методов. В отчетах правительства США сообщается о соединении IRA и FARC по крайней мере с 1998 года в связи с несколькими визитами сотрудников IRA в Колумбию. Так, методы терроризма, ранее не наблюдавшиеся в качестве нормы в операциях FARC, такие как использование определенных взрывных устройств, указывают на передачу методов IRA.

Эти примеры обмена знаниями подчеркивают тот факт, что оценки возможностей терроризма могут быть основаны не только на проверенных оперативных способностях. Оценивая потенциальные террористические угрозы, необходимо учитывать, какие возможности может иметь конкретная террористическая ячейка посредством известных или предполагаемых ассоциаций с другими группами, которые осуществляют взаимную поддержку.

Сегодня приходится констатировать, что растет организационное разделение между радикалами и более умеренными, прагматичными и национально ориентированными силами в рамках такого движения, что позволяет говорить о недостаточно эффективной деятельности лидеров и основных сил в контексте политических систем. Эти усилия могут увенчаться успехом только в том случае, если они будут интегрированы в более широкий процесс трансформации государства, против которого исламские националисты и боролись. В таких разных контекстах, как Ирак и Ливан после 2003 года, функциональность или легитимность самого государства и его глубоко расколотый и сектантский характер препятствуют исламским террористическим движениям ассоциироваться с ним и позволяют им претендовать на то, чтобы представлять себя более легитимной на национальном уровне силой.

Следовательно, различные группировки террористов при использовании террористических средств на местном, региональном или международном уровнях уже в настоящее время отражают некоторые новые организационные модели, которые не являются типичными для основных известных организационных форм (иерархия, сети, кланы и т.п.). Эти структурные изменения все больше демонстрируют изощренные коммуникационные возможности террористов в рамках существующих группировок, позволяющих им расширять их аудиторию и усиливать внешний эффект терактов, что, несомненно, влечет необходимость поиска на межгосударственном уровне новых способов борьбы с такими террористическими группировками.

В сложившейся к настоящему моменту коннотации терроризм представляется комплексом насильственных действий (обычно со стороны негосударственных субъектов), направленных на содействие достижению определенной политической цели. Согласно такому пониманию, террористическая угроза с точки зрения фактической власти уступает по численности и силовому превосходству государству, против которого она направлена. Но ключевым стратегическим преимуществом террористов является то, что они действуют в подполье, нелегально, непредсказуемо и атакуют неожиданно. Разумеется, террористические группы могут менять свои стратегии с течением времени или использовать комбинацию этих основных стратегий в рамках своих усилий по достижению своих целей. А основные стратегии могут включать почти бесконечное количество вариаций с точки зрения выбора целей и результатов.

Цель терроризма уже не ограничивается изменением политического порядка в одном конкретном государстве, а направлена на изменение политической системы. Так, определенная «Аль-Каидой» цель - это ликвидация влияния Запада в арабском и исламском мире; для чего она и пропагандировала панисламскую идеологию. Она заявляла, что выступает не только от имени арабского мира, но и от имени всех мусульман, включая новообращенных. Создание исламских государств является центральной целью этой идеологии. По словам ее критиков, эта идеология не оставляет места для примирения, диалога и компромисса с представителями других конфессий. Соответственно, существует только одно чистое учение, и святой долг верующего - бороться с неверующими. Воплощением неверных являются США, чья гегемония и влияние в глазах идеологов «Аль-Каиды» должны быть уничтожены и заменены истинным исламским порядком. Однако целями становятся и конфронтирующие с США государства, что формирует экспансивную идеологию борьбы за цивилизационное преимущество.

Терроризм в нынешнем своем доминирующем виде родился в конце 80-х годов в Афганистане и Пакистане при поддержке спецслужб США и Пакистана, которые рассматривали террористическую группировку как инструмент борьбы с советской оккупацией Афганистана Фитуни Л.Л. Экономика терроризма: монография. М., 2009. 472 c.. Впоследствии бывший союзник Запада (и США в частности) превратился в его самого большого врага. Это драматическое развитие событий лучше всего иллюстрируется изменениями в основных целях «Аль-Каиды»: в первые годы группировка стремилась изгнать СССР из Афганистана. Как только это было сделано, они сосредоточили свое внимание на борьбе с тем, что они считали «коррумпированными режимами арабского мира». Наконец, цель вновь изменилась на борьбу с теми, кто считается основными сторонниками этих режимов извне - здесь появляется четкое указание на США с их очень существенным стратегическим интересом в этой части мира.

Программную значимость в контексте этого стратегического изменения имеют две фатвы (или два религиозного постановления) Усамы бен Ладена: первое (1996 год), озаглавленное «Объявление войны против американцев, оккупировавших землю святых мест», и второе (1998 год), озаглавленное «Джихад против евреев и крестоносцев» Stepanova E. Terrorism in asymmetrical conflict: ideological and structural aspects // SIPRI Research Report № 23. Oxford university press, 2008. 186 p.. В обоих документах США и их союзники объявлены главными врагами, поскольку они несут ответственность за подавление мусульман. Поэтому предварительным условием освобождения мусульман является поражение и изгнание США из арабского мира. Важно отметить, что в Декларации 1998 года было прямо отменено различие между гражданскими и военными целями. Убийство американцев и их союзников является личной / индивидуальной обязанностью каждого мусульманина, говорится в документе.

Происходящая диверсификация насильственного экстремизма при этом расширяет географию и характер потенциальных целей. По мере того, как исламистская экстремистская деятельность смещалась в сторону менее изощренных доморощенных экстремистов в западных странах, она также смещалась от столиц и других городских центров к более мелким городам и поселениям, знакомым нападавшим. Крупные города по-прежнему являются мишенями, в том числе для террористических групп, но они больше не являются основными и единственными мишенями. Эта динамика, вероятно, сохранится и далее, так как «Исламское государство» стремится спровоцировать возмездие за потерю своего территориального «халифата».

Стремительный обвал контролируемой ИГ территории в Ираке и Сирии в течение 2017 г. снизил общее количество терактов. Однако в Западной Европе и Северной Америке возросли масштабы и серьезность нападений правых и левых экстремистов Назаров В.П. Трансформация терроризма // Проблемы национальной стратегии. 2015. № 1(28). С. 113-128.. В Греции воинствующие анархисты обострились в рамках кампании антижесткой экономии с серией нападений на банки, международные институты и политических деятелей. В Лондоне, Париже и других городах правые экстремисты стали использовать в качестве тактики автомобильный таран. В других странах Европы начали прослеживаться изменения в правом экстремизме применительно к моделям нерегулярной миграции.

Исламистские экстремисты, этнонационалистические повстанцы и левые партизаны остались основными источниками террористического насилия в большинстве стран. Но в границах более широкого круга идеологических движений, похоже, возрастает уровень религиозного экстремистского насилия. К ним относятся одинокие лица, имеющие доступ к экстремистской идеологии в Интернете, но действующие вне организованных групп. Кроме этого, правые экстремистские настроения - с упором на антииммигрантские, антисемитские и этносупрематические темы - становятся все более открытыми в Европе и Северной Америке Sageman M. A Strategy for fighting international islamist terrorists [Electronic resource]. URL: http://journals.sagepub.com/doi/abs/10.1177/0002716208317051 (date of access: 21.05.2018).. Левые экстремисты, главным образом под видом воинствующих анархистских и антифашистских группировок, также все чаще допускают насилие в ответ на проводимую правительствами социальную и экономическую политику и политику в области безопасности.

Как для правых, так и для левых экстремистов онлайн-пропаганда и социальные сети обеспечивают участие в политических движениях без официальных организационных связей. Как и с доморощенными исламскими экстремистами, эти угрозы все менее предсказуемы. Одинокие субъекты реже попадают в поле зрения правоохранительных органов, чем организованные группы, и их нападения чаще отражают личные мотивы, чем групповую стратегию. Наряду с исламистскими экстремистами, растущая озабоченность общественности этими сетями находит свое отражение в активизации добровольных и нормативных усилий по пресечению как левых, так и правых экстремистских форумов и иных форм пропаганды.

Нападения идеологических экстремистов также свидетельствуют о все более разнообразном арсенале тактики, методов и процедур. Это нашло широкое распространение среди исламистских экстремистов, которые приняли низкотехнологичную, недорогостоящую тактику, такую как нападения с применением ножей и автомобильный таран. Такие атаки чаще успешны, чем те, в которых более сложные тактики, даже если воздействие более локализовано и часто меньшего масштаба. В результате в 2017 г. они увеличились почти до половины известных атак в западных странах.

Террористическая деятельность в целом и конкретная организация «Аль-Каида» укрепили мнение о том, что «новый терроризм» сопряжен с особой асимметрией: организация без гражданства и не ограниченная в правах, которая ведет войну против государства, и наоборот. В терроризме организация может действовать в пределах одного государства, но обычно она включает в себя обширную структуру или сеть организаций, действующих за пределами территории любого государства, которое будет ее укрывать, терпеть или не может ее обнаружить. Следствием этого подхода является то, что:

a) террористические организации находятся вне диапазона институтов перемирия, международной дипломатии, союзов и договоров, которые являются мирными альтернативами воинственному насилию;

б) в отличие от государств, эти организации не сталкиваются с «консервативными» влияниями, обусловленными необходимостью для государства поддерживать правопорядок и управлять политически согласованными отношениями между различными группами;

в) они относительно подвижны и активны в военном отношении, потому что они движимы устойчивыми целями, постоянно меняя свою форму и переходя от государства к государству и от места к месту внутри государств Stepanova E. Terrorism in asymmetrical conflict: ideological and structural aspects // SIPRI Research Report № 23. Oxford university press, 2008. 186 p..

Стандартная западная модель государства состоит в том, что оно представляет собой дискретную, территориально ограниченную, политически суверенную единицу с правовой монополией на силу и насилие, ответственную за правопорядок в своей внутренней жизнедеятельности, где в центре внимания находится солидарность, культура и идентичность своих граждан. Что касается многообразия государств и других организаций в современном мире, то необходимо указать на то, что государство - это не единое целое, которое присутствует или отсутствует, а континуум. Для Запада все еще есть много государств, которые должны стремиться к подобной модели, несмотря на вторжения глобализации - Афганистан, Алжир, Колумбия, Руанда, Сомали, Судан, бывшая Югославия и Заир. Даже несмотря на то, что они являются членами ООН, эти страны по различным причинам не отвечают предъявляемым требованиям.

В последнее время в политологической литературе много говорится о понятии «несостоявшихся государств» для описания развития современных государств в незападном (в том числе мусульманском) мире. Наконец, у многих «негосударственных субъектов» появляется роль государств - «United Fruit» в Гондурасе, «Aramco» в Саудовской Аравии, то есть та роль, которую играла Ост-Индская компания в более раннюю эпоху британского колониализма. Кроме того, независимо от их приближения к стандартной модели, некоторые государства имеют переменные, а не фиксированные отношения с террористическими сетями. В одном крайнем случае это «Талибан» в Афганистане, который поддерживал и поддерживает отношения с «Аль-Каидой».

Пакистан также поддерживает шаткие отношения с террористическими организациями. Египет позволил своим террористам уйти, чтобы сражаться как террористы в других местах, но радикально свернул свою деятельность у себя дома. Наконец, когда Ливия вступила в организацию Объединенных Наций в качестве государства, она почти не имела атрибутов государства и лишь медленно развивала эти признаки. Ее непостоянство в течение первых двух десятилетий правления М. аль-Каддафи, включая некоторые проявления «государственного терроризма», вызвали военные операции со стороны Соединенных Штатов и санкции со стороны международного сообщества, хотя существуют признаки того, что тематика терроризма стала в значительной мере поводом для камуфлирования западных геостратегических интересов в регионе.

После окончания «холодной войны» Ливия стала развиваться в сторону государственности и членства в сообществе государств. Страна перестала быть основной частью глобальной террористической угрозы и активно сотрудничала с США после терактов 11 сентября 2001 г. Процессы подобной изменчивости как самих государств, так и государственно-террористических отношений вселяют оптимизм. Поскольку многие государства поддерживают какие-либо отношения с террористическими организациями, если они находятся в их среде - поддерживая, пренебрегая, выступая против, подавляя, это означает, что внешняя политика, осуществляемая через отношения между государствами, обладает переменным потенциалом действовать в качестве одной из форм сдерживания терроризма и террористической деятельности, хотя порой и неопределенного.

Современная террористическая стратегия в основном направлена на создание отрицательного психологического воздействия и негативных последствий. Террористы, как правило, не стремятся завоевать территорию или контролировать ее. Обычно террористы хотят шокировать и запугать отдельных лиц или группы. Благодаря этому они часто выбирают цели высокой символической ценности, тем самым провоцируя и даже унижая противника. Террористам, как правило, нет дела до случайных жертв, наоборот, нападая и убивая невинных, такая тактика предполагает формирование страха и страдания, как способа устрашения остального населения. Если население боится, то цели террористов считаются достигнутыми. Иногда, например, это будут просто обычные граждане в неправильном месте в неподходящее время, когда автомобиль взрывается в торговом районе. Если обычные граждане являются выбранными мишенями, это будет означать, что террористы стремятся вызвать страх в такой большой части населения, насколько это возможно, и это часть стратегии устрашения, чтобы указать, что практически никто не может себя чувствовать в безопасности. Компромисс со стороны правительства в такой модели становятся возможными для населения, если страх является широко распространенным фактом.

Использование принципа «коллективного наказания» может перенести месть с военно-политических символов врага на «равнодушного обывателя», с точки зрения террористов, санкционирующего преступления государства. Исходя из чего заслуживает внимание теория «категорического терроризма» Дж. Гудвина Goodwin J.A. Theory of Categorial Terrorism // Social Forces. 2006. Vol. 84, № 4. Р. 2027-2046., под которым он понимает насилие, направленное на гражданских лиц, некомбатантов. Оправдание «категорического терроризма» заключается в радикальной интерпретации представительной демократии: все граждане должны нести ответственность за деятельность избранного ими правительства. Они являются соучастниками, поскольку допускают экстенсивное насилие и угнетение со стороны своего государства или спонсируемых других государств.

Как правило, террористы чувствуют себя элитой и авангардом борьбы за освобождение и т.п. Поэтому можно сказать, что террористическая стратегия в основном является косвенной стратегией. Террористы не достигают в полной мере поставленные цели первичными атаками, но гораздо больше получают через ответ населения и правительств на свои акции. Стратегия террористов заключается в том, чтобы спровоцировать адекватную реакцию противника, которая при этом должна затронуть ни в чем не повинных гражданских лиц и, как следствие, должна привести к отчуждению и потере легитимности. Парадокс состоит в том, что чем жестче реакция государства, тем более успешной можно признать реализацию террористической стратегии.

В этой стратегии провоцирования реакции с помощью хорошо спланированных действий, средства массовой информации играют центральную роль. В ряде исследований даже утверждается, что терроризм - это в основном коммуникационная стратегия. Хотя это подход односторонний, но можно предположить, что терроризм, каким он представляется сегодня, был бы немыслим без мощи глобальных средств массовой информации и, особенно, глобальных телевизионных сетей и Интернета.

Хотя в последние годы общественность стала ассоциировать и даже приравнивать терроризм к радикальному исламизму, такое упрощение неуместно. В то время как исламистский вызов, несомненно, является проблемой сегодняшнего дня (и будет оставаться таковым в течение многих последующих лет), были и остаются другие варианты терроризма. Поэтому в принципе следует проводить различие между светским и религиозно мотивированным терроризмом. Светский вариант обычно определяется идеологическими целями (социализм, фашизм, антиимпериализм и т.д.) или националистическими целями (сепаратизм, автономия).

Типичным для террористов является то, что они имеют четкое и относительно ограниченное представление о том, кто их враг: как правило, это могут быть военные, полиция, представители предпринимательского класса или другие общественные деятели. С другой стороны, террористические организации, преследующие религиозные цели, имеют гораздо более широкое представление о враге. Это может привести к восприятию, в котором каждый член другой религии или вероисповедания становится потенциальным врагом или мишенью. Религиозный вариант терроризма набирает силу и находится в центре современных дискуссий.

Поскольку большая часть террористических организаций опираются на экстремистскую идеологию, объединяясь в группы с крайней солидарностью, возникает особый круг вопросов, связанный с поддержанием внутреннего контроля. Перед ними стоит задача вербовки тех, кого они считают идеологически преданными и идеологически правильными. При этом единство идеологии и стратегии может быть достигнуто только в том случае, если идеология сама по себе служит набором прямых стратегических ориентиров и уже содержит конкретные тактические инструкции или рекомендации.

Для этого возникает, по крайней мере, два требования, которые должны быть выполнены. Во-первых, идеологические цели должны быть сформулированы таким образом, чтобы они могли быть реализованы различными способами, в различных контекстах и обстоятельствах. Во-вторых, значимым является требование консолидации идеологии и стратегии до такой степени, что они могут служить эффективным координационным механизмом для слабо структурированного движения посредством стандартизации и унификации стратегического дискурса. Ключевая роль в выполнении этого требования как раз и принадлежит информационно-пропагандистской деятельности, осуществляемой в подавляющем большинстве посредством систем электронной информации и связи, особенно Интернета. Например, исследования свидетельствуют о все более быстрой радикализации исламистских террористических ячеек, например, в Европе. Большая часть этой радикализации осуществляется через поддержку и содействие средств онлайн-коммуникации через поставщиков электронной информации и интернет-блоги и форумы.

Действительно, распространению террористических методов для разных групп по всему миру способствовало наличие быстрых средств связи и передачи информации. Поскольку конкретная методика может быть эффективной, она быстро копируется террористическими группами в другом месте, в том числе это делается и теми, кто не имеет общего с группой, создающей определенную тактику. Многие методы, используемые террористами, копируются, как только они оказываются успешными. Современные технологии и коммуникации могут ускорить процесс эмуляции.

Террористические группировки, на самом деле, часто выбирают тактику, отражающую их возможности, даже если эти технологии менее всего подходят для решения их политических задач. Так, категории объектов религиозных террористов, представляющих в настоящее время основную угрозу в связи с масштабностью проводимых ими терактов, практически не имеют ограничений. Логика их борьбы требует расширения круга жертв. Наряду с объектами-символами власти (государственные учреждения), капитализма и западного «общества потребления» (концертные залы и крупные супермаркеты) и др., существует явная тенденция к насилию в отношении гражданского населения, виновность которого не очевидна и в общественном сознании ассоциируется с иррациональностью и жестокостью.

Любое здание органа власти может быть подвергнуто нападению, чтобы указать на уязвимость таких офисов. Стадион, памятник или другие объекты, связанные с правящей партией, лидером или группой, имеют такую высокую значимость. Два нападения на Всемирный торговый центр в Нью-Йорке, хотя и были предназначены для того, чтобы вызвать большое количество человеческих жертв, также представляли собой асимметричную цель нападения на символ американской экономической мощи, глобальное значение американского капитализма и всех изменений, которые происходят в связи с модернизацией. Символизм был еще более значительным для второй атаки в 2001 году, потому что первая атака была в основном неудачной. Даже если бы было возможным спастись от одной атаки, это практически невозможно было бы при второй. Аналогично нападение на Пентагон явилось нападением на важный для Соединенных Штатов символ.

Многие другие страны также имеют объекты с похожими символическими ценностями в качестве целей. В то же время террористические организации могут ограничить свои нападения на объекты собственности, поскольку они могут демонстрировать свою озабоченность по поводу безопасности населения и пытаются оказать общественную поддержку, но в конечном итоге многие террористические организации все же осуществляют нападения на людей. Поэтому потенциальная целевая группа в этом случае может быть еще больше. Если этнические, лингвистические или религиозные различия делят общество, то любые члены групп, против которых выступают террористы, могут считаться мишенями. Атаки могут быть направлены на устранение той или иной политики или правительственных лидеров, или даже для того, чтобы убедить членов из этих групп покинуть конкретный регион страны или в какой-либо стране в целом как часть политики этнической чистки.

Различные методы, как правило, доступны для всех террористических организаций, независимо от типа правительства, с которым они ведут борьбу, или от политических целей, о которые они говорят. Конечно, некоторые методы могут быть более эффективными против одного правительства и менее эффективны против другого. Но эти методы доступны любой террористической организации, которая предпочитает использовать их. Группы, на самом деле, часто выбирают тактику, отражающую их возможности, даже если эти тактики менее подходят для их политических целей. При этом ни у одного типа группы не существует монополии на какую-либо конкретную технику. Терроризм как общая техника может быть эмулирован различными, не связанными друг с другом, группами Enders W. The Political Economy of Terrorism. Cambridge: Cambridge University Press, 2006. Р.15..

Одним из наиболее значимых действий, которые делает любая террористическая группа, является выбор целей для атаки. Цели могут быть выбраны для того, чтобы вызвать наибольший урон, порождать наибольший страх или привлекать новобранцев. Очень редко встречается ситуация, когда цели действительно случайны, несмотря на распространенное неправильное представление о том, что террористам не важно, кто жертва или какие у нее цели. Террористические группы очень рациональны в выборе целей, оценке сильных и слабых сторон, затрат и выгод намечаемой жертвы. Выбранные мишени имеют, по крайней мере, некоторую связь с задачами для того, чтобы стратегически использовать террор как множитель силы. Группы, которым удается выжить после того, как первоначальные террористические акции увенчались успехом, часто становятся более опасными за счет приобретенного опыта и наращивания деструктивного потенциала.

Личные нападения на отдельных лиц могут иметь место с использованием различного оружия, но цель в любом случае состоит в том, чтобы указать общественности и конкретным группам, которые поддерживают правительство, что существуют различные уровни уязвимости или риска. Эти атаки как часть стратегии устрашения, для которых не нужно привлекать сложное оружие, является очень простым инструментом. Например, техника ранения, а не убийства цели демонстрирует большие способности и то, что у террористической группы есть еще больший потенциал, чтобы нарушить политическую жизнь общества, чем если бы террорист просто убил человека.

Захваты, в том числе с заложниками, использовались широким кругом террористических групп. Захваты стали частыми целями для угонов самолетов. Такие угоны не являются новым феноменом. Первый зарегистрированный случай был в 1930 году, когда перуанские революционеры использовали захваченный самолет, чтобы бросить пропагандистские листовки Piszkiewicz D. Terrorism's war with America: a history. Westport, London, 2003. P. 2.. Основание для захвата обычно не касается определенного транспортного средства, а состоит в интересе к экипажу и пассажирам, которые находятся на борту. Эти люди становятся заложниками, которые могут быть использованы в политической борьбе между террористами и правительством, на которое они нацеливаются.