Изучение и исследование этносоциальной и хозяйственно-культурной структуры казахов

Царское правительство ограничило также права казахских биев-родоначальников. Согласно уставу управители родов стали назначаться царским правительством. Кроме того, из ведения биев были изъяты крупные уголовные дела. Все это подрывало положение биев, и их влияние среди казахов уменьшалось. Тем более что многие шаруа обращаются для судебного разбирательства не к суду биев, а к русским властям.

В середине XIX века начинает постепенно возрастать могущество баев. Баи вели крупные торгово-ростовщические операции. Они скупали скот в казахских аулах и отправляли его на русские ярмарки, где взамен приобретали зерно, промышленные товары, и сбывали их потом в казахской степи. Они также ссужали нуждающихся казахов деньгами под высокие проценты [34, с.40].

Значительно изменилось положение социальной группы тюленгутов. В XVIII веке тюленгуты, в основном, являлись военными слугами хана и султанов, составляли военные дружины. Тюленгут был обязан участвовать во всех походах своего хозяина, предпринимаемых им с целью барымты. Кроме того, тюленгутов посылали для сбора налогов в пользу ханов и султанов. Но в 60-х годах XIX века тюленгуты как особая социальная группа перестала существовать. С упразднением ханской власти и учреждением должностей старших султанов и султанов-правителей необходимость в дружинниках-тюленгутах отпала [34, с. 41].

С присоединением Казахстана к России заметно ослабли и междоусобные войны, сопровождавшиеся барымтой. Поэтому у султанов исчезла необходимость иметь при себе специальных барымтовщиков. Из прежних дружинников и телохранителей ханов и султанов тюленгуты постепенно превращаются в феодально-зависимых людей, выполняющих роль слуг и работников по хозяйству. Грань между тюленгутами и обычными феодально-зависимыми крестьянами постепенно начинает стираться. Те тюленгуты, которые имели свои хозяйства, уходят от султанов и становятся членами общины какого-нибудь рода [35, с.77].

Из описанного выше видно, что феодалы были существенно ограничены в своих правах, но, являясь крупными скотовладельцами, они сохраняли свое экономическое могущество. Так, например, по данным известного казахского ученого-просветителя Ч. Валиханова, феодал из Баян-Аульского округа Азнабай владел 25 тыс. голов скота, Сапак из Акмолинского округа-18 тыс. [35, с.78].

Владения большими стадами давало казахской знати возможность владеть и громадными земельными участками.

Захваты пастбищных угодий феодальной верхушкой усугубляли социальную дифференциацию внутри патриархально-родовой общины, способствовали разложению ее. Это, в частности, проявлялось в том, что общину покидают ее члены. Так в первой половине XIX века среди казахов распространяется отходничество. Это было новое явление в казахском обществе. Если раньше разорившиеся скотоводы-кочевники не покидали своей общины, они обслуживали хозяйство того или иного местного богатея, то теперь они уходят на заработки, на отхожие промыслы. Такая возможность перед ними открылась в результате того, что Казахстан стал основной частью Российского государства.

Общее число отходников, работавших пастухами у зажиточных русских крестьян и на рыболовных промыслах Каспийского моря, доходило до 20 тыс. душ обоего пола. Только в 1820 году казахам Оренбургского ведомства было выдано свыше 9000 билетов на право отходничества. Однако разорившиеся кочевники далеко не все покидали свой аул, многие начинали заниматься земледелием [33, с. 58].

Процесс разложения общины был длительный, и присущие казахской общине патриархально-родовые пережитки крепко держались в сознании и быту казахов, они же давали себя знать и в общественных отношениях. Об этом свидетельствуют следующие поговорки и пословицы: " Лучше быть пастухом в своем роде, нежели ханом в чужом народе", " Не ходи на охоту с человеком из чужого рода: под боком он помешает тебе выстрелить", "Лучше, чтобы победил на скачках жеребенок одноаульца, чем конь чужого аула" [33, с.60].

В области правовых отношений пережитки патриархально-родового быта проявлялись, в частности, в приниженной роли женщины. Согласно нормам обычного права казахов она не могла наследовать имущество своего мужа, участвовать наравне с мужчиной в общественной жизни. Женщин не привлекали в качестве свидетелей во время судебных разбирательств.

В области семейных отношений сохранение пережитков патриархально-родового быта у казахов выразилось в господстве главы семьи над детьми и женой. По этому поводу народная пословица гласит "Аталы ?л - ?ожалы ?л".

Особенности патриархально-родового быта сохранились и в укладе общественной жизни казахов, они определяли и нормы поведения. Так, принцип родового старшинство соблюдалось при дележе добычи, при перекочевках и, наконец, при очередности вхождения в юрту и занятия в ней места. Самое почетное место "тор" занимали представители самого старшего рода. Таковым в Старшем жузе, например, считался род джалаир. При решении земельных споров, во время больших религиозных праздников сначала спрашивали "Но?та а?асы жалайыр бар ма?", что в переводе означает "Есть ли старшие из рода джалаир?" [33, с.61].

Такой же порядок существовал в Младшем жузе, где самым старшим считался алимулинский род. По своему богатству и влиянию феодально-родовая знать этого рода выделялась среди знатных лиц прочих родов Младшего жуза.

В сохранении пережитков патриархально-родового быта была заинтересована верхушка казахского общества, которая безжалостно эксплуатировала своих обедневших сородичей. Пережитки помогали феодалам поддерживать среди соплеменников ложное представление о "единстве" интересов всех казахов, независимо от социального положения, что мешало казахским шаруа осознать свои классовые интересы. Однако и в условиях сохранения пережитков патриархально-родового быта происходили стихийные выступления народных масс против царившего произвола и угнетения. Шаруа отказывались нести повинности в пользу феодалов, откочевывали от своих феодалов в другие места. Усиление феодального гнета неминуемо вело к обострению классовых противоречий в ауле [33, с.62].

Законодательно организационная основа местной власти казахов Оренбургского ведомства была оформлена в первой половине XIX века следующими документами это: "Утвержденное мнение Комитета азиатских дел относительно преобразования управления Оренбургским краем" 1824 года, "Положение об управлении Оренбургскими киргизами" 1844 года, указ "О переименовании степи зауральских киргизов, именуемых Малою Ордою, в Область оренбургских киргизов и о новом порядке управления сей областью" 1859 года [33, с.64].

Реформы хотя и сильно подорвали власть прежних родоуправителей и старшин, но не уничтожили ее окончательно. Родоуправители существовали практически в каждом роде, отделений и подотделений, а с образованием новых административных единиц многие из них смогли занять должности начальников. Отсюда и своеобразный симбиоз на местах новой колониальной структуры власти и традиционного института родоуправителей.

В докладной записке чиновник Н.С. Любимов отмечает: "...Принять за правило: определить в дистаночные и местные или аульные начальники не иначе как родоначальников и начальников разных отделений и подотделений киргизов" [36, с.21]. Такое замечание было основано на том, что родоначальники пользовались большим влиянием и уважением, были хорошо осведомлены о положении и состоянии местного населения.

Все должностные лица - султаны-правители, дистаночные и местные начальники назначались военным губернатором Оренбурга. Отсутствие выборов Председатель Оренбургской Пограничной комиссии М.В. Ладыженский объяснял так: "Представить выбор этот собственно народу значило бы возбудить в нем притязание на власть избирательную, влекущую за собой, как известно, всенародную смуту" [37, с. 257]. Подобные установки отражают общую политику российских властей по созданию в казахском обществе служилой прослойки, подчиненной интересам высшего руководства царской России.

Введение института султанов-правителей не только не поддавалось саморегулирующему механизму казахского общества, но еще и не в достаточной мере регулировалось функциями российских законов.

Несмотря на то, что большинство из султанов-правителей являлись ревностными чиновниками Пограничной комиссии, именно они способствовали развитию школьного образования, торговли, переходу казахов к оседлому образу жизни и развитию земледелия, введению оспопрививания среди степных жителей, искоренению в степи барымты и других изживших себя обычаев.

Первыми султанами-правителями были назначены Каратай Нуралиев, Темир Ералиев и Жума Кудаймендин. Их помощниками были следующие султаны: Шингалий Орманов, Медеткалий Турдалиев, Жаншуак Кудаймендиев [38, с.464].

В 1839 году вводится институт управляющих родами. Управляющие по своим полномочиям стояли выше дистаночных начальников, подчинялись непосредственно султанам-правителям. На эту должность также как и на должности дистаночных и местных начальников назначались родоначальники, "почетные киргизы" - аксакалы и бии [39, с.166].

Царское правительство, вплотную занимаясь территориальным устройством края, претворило в действие дистаночную систему управления. Введение дистаночной системы, по мнению А.Ф. Рязанова, связано с нестабильным положением на границе: "изучив на месте систему охраны пограничной линии, полковник Генс ею крайне не доволен и нашел, что она совершенно не устраняет опасности от внезапных нападений со стороны орды" [40, с.42].

В связи с принятием "Положения" 1844 года значение дистанций возрастает, как одного из основных инструментов управления местным населением. В условиях, когда количество русских укреплений в степи было еще относительно немного, дистаночные начальники становились главными проводниками имперской политики.

Дистаночная система, являвшаяся одним из элементов механизма действия Российского самодержавия в оренбургской степи, совпавшая с периодом ослабления родовой системы в казахском обществе, ростом разобщенности среди родоуправителей, старшин и султанов, сыграла свою роль в процессе усиления колониальной зависимости казахского населения. Именно она позволила, несмотря на все трудности, сопутствующие введению административного деления по территориальному принципу в кочевой среде со всеми присущими особенностями номадизма, достаточно жестко контролировать на протяжении второй четверти XIX века ситуацию в казахской степи Оренбургского ведомства.

Должность дистаночных начальников впервые введена в Западной части. Начальниками стали султаны и старшины У.Нуралиев, Т.Шахгазин, Б.Бутанбаев, У.Санкибаев, Е.Имурзин, А.Исергалиев, У.Айшуаков, Тайланов, М.Баймурамедов, А.Сьюгалин, И.Абылов [41, с.232].

Более мелкой единицей административного управления были аулы местности, возглавляемые аульными местными начальниками. Аульные местные начальники в отличие от других должностных лиц выполняли свои обязанности не за жалованье, а за "временные выдачи в виде наград тем из них, которые будут отличаться усердием и деятельностью в исполнении своих обязанностей" [42, с. 233].

Жалованье, выдаваемое систематически вне зависимости от степени преданности, могло снизить интерес к службе. Поэтому не случайно царское правительство преданную службу местных начальников подкупало наградами. Местные или аульные начальники волею колониальной власти постепенно превращались в главное административное звено, через которое контролировалось все происходящее в обширном крае [43, с.18].

Такой поворот имел целью ускорить ослабление правовых функций султанов-правителей, сужение сферы административно-управленческих возможностей султанов-правителей в решении повседневных нужд кочевников. А потому с достоверностью и полнотой информации аульных начальников увязывалось очень многое, что сдерживало или наоборот форсировало тактику действий России. Сплошь и рядом местные начальники носили звания бия. Местные начальники впервые вводятся в Западной части, в каждой дистанции было примерно по 5-6 начальника. Так, местными начальниками в 1-й дистанции стали - К.Карабаков, И.Чанетов, Т.Назаралиев, У.Юлгаров, Б.Асанов; во 2-й дистанции - А.Сабаков, Т.Жана-беков, Д.Альмаметов, И.Турдугулов, Д.Кыставов; в 3-й дистанции - Б.Калкаманов, И.Избасаров, С.Сартаев, М.Сансызбаев, Т.Аллабергенов, С.Мурзатаев [43, с. 19].

Политика, проводимая султанами-правителями, оттолкнула от них многие кочевые коллективы. Они уходили в глубь степи, отказывались выполнять их распоряжения. Там, где несправедливость со стороны султанов затрагивала интересы широких слоев населения, немало было случаев, когда последние обращались к властям с требованием замены жестокого султана другим или просто отказывались признавать его власть.

Своеобразное сосуществование на местах новой официальной власти и традиционных родоуправителей часто порождало взаимные неудовольствия и приводило к самоуправству среди представителей местной власти.

Таким образом, в первой половине XIX века наряду с утвержденными начальниками существовала власть родовых начальников. Первые выступали в основном в роли исполнителей поручений и агентов пограничных властей, а вторые - как носители традиционной власти.

2. Трансформация политического строя и хозяйственно-культурной структуры общества

2.1 Политическая и социальная направленность административных реформ XIX века

В противоположность сибирской системе управления административно-территориальное устройство в Оренбургском крае происходило иначе. Военно-стратегическое значение западных регионов Казахстана с самого начала обусловило более жесткие методы внутренней политики оренбургских властей с преобладанием карательных, репрессивных мер [25, с. 129]. Другим отличием двух систем - оренбургской и сибирской - стала длительная неразработанность юридических актов по управлению Оренбургским ведомством. С 31 января 1824 года здесь действовало постановление Комитета азиатских дел, которое носило незавершенный характер. Неясность законодательства об управлении казахами привела к тому, что даже функции Оренбургской Пограничной комиссии не были четко сформулированы. Только в 1838 году Министерство иностранных дел поставило перед Оренбургским военным губернатором В.А.Перовским задачу: "Определить с точностью и ясностью круг действий Оренбургской Пограничной комиссии, обязанности ее, порядок подчинения, отношение к прочим местам по делам полинейным и другим, также внутренний состав ее, распределение и порядок производства всяких дел и прочих…" [44, с.140]. Это задача позже была расширена и, в конечном счете, поставлена как упорядочение принципов управления казахами Оренбургского ведомства, для чего было разработано несколько проектов. В итоге 1844 году Государственный совет принял "Положение об управлении Оренбургскими киргизами" [44,с.146]. В объяснительной записке Министерства иностранных дел о новом "Положении" сказано, что введение этого закона нужно было, в - первых, чтобы "привести в лучшее устройство самое управление в орде, не делая, однако же коренного преобразования, а оставляя тот же порядок, какой доселе был, в главных его основаниях; во-вторых дать Оренбургской Пограничной комиссии, заведующей сими киргизами, большие средства для наблюдения за успешнейшим течением всех дел по Пограничному управлению" [44,с.147]. Как следствие, существенно увеличивались штаты комиссии и их денежное содержание. Оплата возросших штатов Пограничной комиссии была переложена правительством на плечи самого же казахского народа. Из общей суммы размером в 64454 рублей серебром, необходимой для нового состава чиновников, Государственное казначейство выплачивало лишь расходы, уходившие на содержание прежних штатов - 18579 рублей серебром, а огромную разницу в 45875 рублей серебром Министерство иностранных дел "нашло возможным обратить на счет положенного с оренбургских киргизов сбора". "Таким образом, - заключал некий финансист, - увеличение нынешних, столь недостаточных средств Комиссии…будет произведено без малейшего обременения Государственного Казначейства" [44, с.149].

"Положение" 1844 года в противоположность прежним документам представляло собой законодательный акт с четко выраженными позициями. В нем говорилось, что "земли, занимаемые оренбургскими казахами, составляют часть Российской империи и состоят в ведении Министерства иностранных дел. Общее управление на месте осуществлялось Оренбургской Пограничной комиссией [44, с. 150]. В комиссии входили: председатель, его заместитель, четыре советника, четыре заседателя из казахского населения, чиновник для особых поручений, врач и ветеринар. Члены пограничной комиссии назначались Министерством иностранных дел, а заседатели - оренбургским военным губернатором. Комиссия приравнивалась к государственным общероссийским учреждениям, но соединяла власть и обязанности губернского правления и палат казенной, государственных имуществ, гражданского и уголовного суда", представляя собой всеобъемлющий орган [44, с.156]. Однако председатель комиссии не мог действовать без посредства областного правления, т.е. оренбургского военного губернатора, который имел права "главного начальника края". На деле вся система управления находилась под контролем Министерства иностранных дел, которому напрямую подчинялся губернатор.

Низовое звено управленческой структуры Оренбургского ведомства представляло так называемое "частное управление", которое составляли султаны-правители, дистанционные начальники и начальники аулов, назначаемые из казахов. При каждом султане-правителе постоянно находился казачий отряд численностью от 100 до 200 человек, а, кроме того - помощник, письмоводитель, писец и пять рассыльных. Одной из главных функций султанов- правителей становился надзор, посредством чего они должны были содержать "свой народ в порядке и всегдашней верности и послушании правительству". Назначение дистанционных и аульных начальников рекомендовалось производить постепенно, "дабы выбор мог пасть на людей достойных и благонадежных" [44, с. 158]. В ответе Пограничной комиссии султану Ч.Бахтыгирееву было прямо заявлено, что "местные начальники определяются не по выборам ордынцев, которые могут выбрать людей слабых и даже неблагонамеренных, а по назначению начальства" [44, с. 180]. Подобные установки отражали общую политику российских властей по созданию в казахском социуме служилой прослойкой, подчиненной интересам высшего руководства.

"Положение" 1844 года наглядно рисует усилия российской администрации по построению социальной опоры для осуществления своей власти в казахском обществе. Это, прежде всего - создание новых постов для представителей местного населения. Так, к имевшимся трем султанам - правителям, заведовавшим ранее Западной, Средней и Восточной частями Оренбургского ведомства, предлагалось прибавить еще одного, четвертого [44, с.181]. Помимо этого увеличивалось число, которых должно было дойти до 75 человек. Чиновники Министерства иностранных дел прямо объясняли эту меру тем, что "польза, ими приносимая, доказывается самим опытом, ибо с тех пор, как поставлены в некоторых местах дистаночные начальники, из киргизских старшин выбираемые, - киргизы в тех местах содержатся в большом порядке и повиновении" [44, с. 194]. С той же целью, а именно: для "лучшего надзора", увеличивалось число казахских аульных начальников, которые выполняли свои обязанности, в отличие от других чинов, даже не за жалование, а за "временные выдачи в виде наград тем из них, которые будут отличаться усердием и деятельностью в исполнении своих обязанностей" [44, с. 195].

"Положение" 1844 года значительно урезало функции суда биев, которому оставлялось на рассмотрение лишь маловажные дела. В основном же все судопроизводство было вменено в юрисдикцию административных органов. Антиправительственные выступления, убийства, разбои, барымта поступали в ведение военного суда. Воровство, мошенничество, имущественные иски свыше 50 рублей разбирались гражданским уголовным судом при Пограничной комиссии.

Надо отметить, что текст "Положения" фактически зафиксировал уже существовавшие в практике оренбургской администрации реалии, уточняя их и юридически утверждая. Совершенно новым же стало образование при Пограничной комиссии института попечителей для прилинейных казаков. В обязанность попечителей вменялась "защита и ограждение сих киргизов по всяким делам их с линейными жителями" [46, с.71]. Главной причиной введения попечительского надзора стали многочисленные столкновения местного казахского населения с прилинейными казаками, которые происходили при пропуске скота казахов на внутреннюю сторону для тебеневки. Поданных заявлений было такое множество, а ход судебных разбирательств в Пограничной комиссии шел настолько медленно, что, по словам министра иностранных дел графа К.В. Нессельроде накопилась масса "неудовольствий и жалоб киргизов и казаков, всяких между ними ссор и несогласий". Далее министр счел нужным добавить, что "обо всем этом необходимо было бы сделать надлежащие внушения и казачьему начальству по линии" [46, с. 72]. Согласно инструкциям, разработанным в Министерстве иностранных дел, в обязанность попечителей вменялось наблюдение за скорейшим и правильным течением судебных дел по линии между казахами и казаками. Осуществляя надзор за действиями следователей, они имели право произвести собственное следствие. "Попечители не должны были быть прикованы к месту,… а по возможности имели глаз всюду и за всем наблюдали". Другой важной их задачей было неослабно смотреть, чтобы линейные жители отнюдь не захватывали вновь какие - либо сенокосные или другие места за чертою линии. Однако все что происходит за линией не должно официально относиться к их обязанностям, равным образом они не должны вмешиваться ни в какие дела киргизов между киргизами [46, с. 73]. Таким образом, по замыслу центральных властей введение института попечительства было призвано разрядить взрывоопасную обстановку, сложившуюся в данном регионе. Ведь недаром подобный эксперимент, который в одном из проектов "Положения" прямо назван опытом, решено было провести на одной Оренбургской линии, где действительно чаще всего бывают столкновения киргизов с линейными жителями, между тем как на Уральской линии дел между зауральскими киргизами и казаками почти не встречается [47, с. 320].

Характер таких действий свидетельствует о стремлении правительства к проведению более гибкой внутренней политики в тех пределах казахских степей, где возникали народные волнения, и зрело недовольство. Именно поэтому, по предложению Санкт-Петербурга, "Положение" 1844 года предполагалось ввести в Оренбургском ведомстве в виде опыта вначале на пять лет. В течение этого времени все чины Оренбургской Пограничной комиссии должны были делать наблюдения и выводы о совершенствовании управления казахами, о чем доносить военному губернатору [47]. Аналогичную осторожность и осмотрительность центр рекомендовал проявлять оренбургской администрации при проведении любых мероприятий в крае. В казахской степи же Пограничной комиссии предписывалось создать себе опору в лице "благонадежных дистаночных начальников из лиц, пользующихся между киргизами весом и уважением", что "даст время более обдумать и сообразить с последующими обстоятельствами те меры, какие в действительности необходимы в отношении к киргизам, кочующим около сих укреплений". Во избежание обострения отношений с казахами местным властям еще раз напоминалось, что они никоим образом не должны вмешиваться в "дела киргизов между киргизами". Отмечая различия между двумя системами управления, созданными правительством в Сибирском и Оренбургском ведомствах, следует отметить и обстоятельства, роднящие их. Обе системы были достаточно громоздки и малоэффективны. Дела, находящиеся на рассмотрении, исполнялись медленно, иногда в течение нескольких лет. Особенно остро стояла проблема кадров, нехватка или частое отсутствие которых прямо влияли на выполнение функций административных органов всех уровней. В практике было нормой передача обязанностей секретаря или заседателя рядовому толмачу. Среди чиновничества процветало взяточничество. Например, как чиновники, так и казаки Сибирского окружного приказа во время командировок в казахскую степь наловчились брать от аульных старшин квитанцию о том, что они в бытность их там, никаких притеснений киргизам и вымогательств им не делали. После того, чиновники сии, считая себя огражденными такими документами от всякой ответственности, не знали уже меры в своих незаконных поступках [47, с. 326]. Период - 20-е - середина 50-х гг. XIX в. Это период глубокого реформирования всех институтов власти в Казахстане, вовлечения казахского общества в процесс государственного строительства и развития системы территориально-административного управления.

Стремление центральных властей укрепить положение России в Младшем и Среднем жузах и использовать эти территории как опорную базу для дальнейшего продвижения на юго-восток в направлении Старшего жуза и Средней Азии побудило их внедриться во внутреннее социально-политическое устройство кочевого общества путем создания государственной территориально-административной системы в Казахстане.

В 1822 г. специальным указом императора Александра I институт хана в Среднем жузе был официально ликвидирован. В 1824 г. была упразднена ханская власть в Младшем жузе, в 1845 г. - во Внутренней или Букеевской орде и положено начало проведению глубоких административно-политических преобразований [25, с.140]. В отношении казахского населения западного региона, относившегося к сфере компетенции оренбургского военного губернатора, были разработаны и введены в действие: в 1824 г. - "Мнение Комитета азиатских дел относительно преобразования управления Оренбургским краем"; в 1844 г. - "Положение об управлении оренбургскими киргизами", в 1859 г. - указ "О переименовании степи зауральских киргизов, именуемых Малою Ордою, в Область оренбургских киргизов и о новом порядке управления данной областью" [25, с. 141].

После завоевания в борьбе с Кокандским ханством Приаральского региона и Северо-Западного Семиречья царское правительство в 1855-1856 гг. приняло "Инструкцию об управлении присырдарьинскими киргизами; в 1861 г. - "Положение о военном устройстве Киргизской степи Оренбургского ведомства и Сыр-Дарьинской линии"; в 1862 г. - "Положение об управлении Алатауским округом" [29, с.30].

На основании всех этих законодательных актов в 20-50-х гг. XIX в. Оренбургское и Сибирское колониальные учреждения произвели административно-территориальное разделение подведомственных им территорий, населенных казахами, и организовали в них средние и низовые звенья управления, получившие своеобразные формы. По официальной терминологии того времени они назывались оренбургской системой "пограничного" и западносибирской системой "приказного" управления [29, с.31].

В Оренбургском ведомстве, в состав которого вошли казахи Младшего и отчасти Среднего жузов, в 1824 г. были созданы три внешних зауральских округа, переименованных четыре года спустя в 1828 г. в Восточную, Среднюю и Западную части. Эти "части" были подразделены на "дистанции", а те, в свою очередь, -- на "административные аулы". Все три части казахских земель находились в подчинении оренбургского правления, во главе которого стоял оренбургский военный губернатор. Во главе частей были поставлены назначенные сверху царскими чиновниками "султаны-правители" со штатом сотрудников, во главе дистанций -- дистаночные начальники, административных аулов -- аульные начальники [30, с.18]. Казахское население Оренбургского ведомства было обложено "кибиточной податью" -- денежным фиксированным налогом, когда с каждой кибитки, т. е. с любого жилища и хозяйственной постройки, ежегодно взималось в пользу государства 1,5 рубля серебром [48, с.19].

Помимо указанных налогов, регулярно взимаемых с кочевников один раз в году в одно и то же время, казахское население платило и исполняло в пользу государства целый ряд других податей и повинностей: акцизный сбор в Оренбургском ведомстве и ремонтную пошлину в Сибирском ведомстве за перепуск своего скота на земли внутренних округов и казачьих войск, билетный сбор, почтовую и подводную повинности и т. д.

Если прежде, в доколониальном прошлом, различные налоговые сборы и повинности в пользу ханов и султанов носили в Казахском ханстве в основном добровольный характер, были нерегулярными и незначительными и охватывали в разные сезоны кочевого цикла только близко расположенные к ханским ставкам родоплеменные подразделения кочевников, то отныне установилась жесткая фискальная зависимость всех социальных групп казахского общества от государства. Посредством налоговой системы российское самодержавие ежегодно выкачивало из степи несколько сотен тысяч, а затем и миллионы рублей на содержание и нужды местного административного аппарата, регулярных войск и другие потребности колониального управления. Ежегодно на оплату административно-управленческой деятельности колониальных чиновников в Оренбургском ведомстве расходовалось более 64 тыс. рублей [49, с.66].

В процессе административно-территориальных и политических преобразований и военно-казачьей колонизации степи внутри казахских кочевий создавались стационарные укрепления так при Оренбургском ведомстве - Уральское (1845 г.), Оренбургское (1845 г.), Раимское (1847 г.), Карабутакское (1846 г.), Эмбинское (1862 г.).

После взятия генералом В.А.Перовским в 1853 году кокандский крепости Ак-Мечеть в бассейне нижней Сырдарьи в Присырдарьинском районе возник целый комплекс укреплений - Перовск, Кармакчи, Джулек, Казалы [50, с.67].

В этих укреплениях размещались окружные приказы во главе со старшими султанами и стационарные ставки султанов-правителей. Отсюда в казахские кочевья высылались сборщики налогов и полицейско-карательные отряды казаков, благодаря чему колониальным владениям удавалось обеспечивать более или менее регулярное поступление налоговых сборов в казну и поддерживать непрерывное функционирование управленческой структуры вертикали на всех этажах сословно-бюрократической пирамиды власти в Казахстане. Иначе говоря, в результате военно-казачьей колонизации региона, распространения нам казахское общество общеимперской налоговой системы и создания сети, средних и низовых звеньев управления кочевым населением посредством государственных институтов Российской империи были в основном преодолены центробежные тенденции и обеспечена интеграция номадного социума.

Отмена института ханской власти, а вместе с ней и преимущественного права ханов осуществлять внеэкономические регулирование социальной жизни казахов - кочевников, по сути дела, означала централизованное присвоение самодержавием права верховной поземельной собственности на территорию Казахстана. Последнее выражалось в праве взимания регулярной поземельной ренты, поскольку распространение суверенитета Российской империи на те или иные ареалы кочевания казахов сопровождалось обложением зависимого населения системой налоговых повинностей [51, с.68].

Реализация царским правительством права верховного земельного собственника на присоединенных территориях была возможна лишь при наличии хорошо организованного аппарата внеэкономического принуждения. Поэтому наряду с военно-полицейскими силами (регулярные войска, казачьи соединения) и административным аппаратом (пограничные комиссии и т. п.) важное место отводилось традиционным социальным институтам казахского общества (султаны, старшины, бии).

"Старшие султаны", "султаны-правители", дистаночные начальники, волостные управители, старшины и тому подобные структуры заполнили недостающие звенья в системе государственно-централизованного управления казахским населением. Главной социальной опорой государственной власти в проведении административной политики на первом этапе было определено сословие традиционной знати, т. е. торе или султаны.

Созданные на основе этого старого степного института юридические институты старших султанов в Среднем жузе и султанов-правителей в Младшем жузе, при кажущемся внешнем совпадении форм их жизнедеятельности, в действительности имели качественно иное социально-политическое содержание, представляя собой органы местной власти, подчиненные в административном порядке государственным органам российского самодержавия [52, с.22].

Высшее звено в системе военно-административного управления казахским населением принадлежало российскому государственному аппарату, представленному на местах оренбургским и западносибирским генерал-губернаторами, Оренбургской пограничной комиссией и Пограничным управлением "сибирскими киргизами". К структурам власти среднего уровня были отнесены должности "старших султанов" и "султанов-правителей", а к низовым звеньям - волостных султанов и дистанционных (дистаночных) начальников, занимаемые представителями казахского населения.

Тем самым произошло формально-правовое и фактическое разграничение властных полномочий: законодательно-распорядительные и контрольные функции по праву верховного земельного собственника были утверждены за российским самодержавием и государственным аппаратом, в то время как исполнительной властью на локальном уровне была официально наделена традиционная правящая элита казахов и в первую очередь сословие султанов [53, с.23].

Одновременно с созданием сети исполнительных органов местной власти среднего и нижнего уровней в степях Оренбургского ведомства колониальные чиновники приступили к проведению комплекса различных мероприятий, направленных на постепенное приспособление традиционной правящей элиты кочевников к вводимым инновациям и инкорпорацию ее наиболее перспективных представителей в сословно-бюрократическую систему Российской империи. В этот период основной акцент в политической деятельности высших российских должностных лиц был перенесен в сословия торе или султанов, как такового, на тех представителей "белой кости", которые проявляли стремление "верно служить" интересам российского престола и неуклонно проводить цели имперской политики в жизнь [54, с.24].

Подобная корректировка курса центральных и местных колониальных властей четко отразилась как в самом законодательстве о новом порядке административно-политического управления в степи, так и в реальной практике их преобразований на территории Младшего и Среднего жузов. В этом смысле политика царского самодержавия была ориентирована на привлечение к государственной службе только определенной части султанского сословия, тогда как все остальные представители степной аристократии законодательно лишались права на политическую власть. Место любого индивида стало определяться с тех пор уже не только и даже не столько его сословной и генеалогической принадлежностью к определенной клановой и социальной группе, а верностью присяге "царю и отечеству", личными способностями и заслугами перед Российским государством, умением привлечь свой род, отделение или племя на службу империи.

Эту политическую линию колониальные чиновники Оренбургского ведомства проводили в степи при опоре на традиционно привилегированное сословие казахов - султанов, путем взаимного противопоставления лидеров разных родоплеменных группировок друг другу по социально-экономическому и сословно-правовому критериям [55, с.25].

К числу социально-экономических мер, направленных на обеспечение привилегированного положения казахских должностных лиц, относились такие виды стимулирования хорошей государственной службы, как законодательно оформленное освобождение чиновников-казахов от налогообложения, материальное и денежное премирование за особые заслуги перед престолом, наделение различными льготами, в том числе земельными владениями, представление к престижным орденам и медалям. Той же цели служило официальное распространение на государственных служащих-казахов петровской "Табели о рангах". По "Положению об управлении оренбургскими киргизами" лицам, занимавшим должности старших султанов и султанов-правителей, автоматически присваивалось воинское звание майора, и затем они могли более или менее успешно продвинуться по служебной иерархии до высоких чинов со всеми вытекающими отсюда повышениями размеров жалованья и социального ранга [55, с.26].

Среди поощрительных мероприятий сословно-правового характера, проводившихся российским самодержавием по отношению к должностным лицам из казахской традиционной знати, важное место занимала практика инкорпорации наиболее отличившихся на служебном поприще султанов-чингизидов в состав потомственного дворянства Российской империи со всеми прилагавшимися к этому статусу сословными правами и привилегиями, в первую очередь - правом на частное наследственное землевладение [55, с.27].

В развитие законоположений в 40-50-х гг. Х1Х в. был принят целый ряд других нормативно-правовых актов. В них, в частности, утверждалось: "Все имеющие офицерский чин ордынцы пользуются правами личного дворянства, в потомственное возводятся лица, оказавшие особые заслуги и преданность правительств [56, с.141].

В ходе реализации установки царского самодержавия на повышение социального статуса старших султанов и султанов-правителей среди казахов господствующий слой традиционного кочевого общества разделился на группу государственных служащих колониального аппарата, на базе которых происходило постепенное формирование бюрократической прослойки местных управленцев, и активных противников нового режима, выступавших под лозунгами реставрации ханской власти, возврата к прежней системе формально-правового сюзеренитета России в казахских жузах и прекращения военно-казачьей колонизации территории Казахстана [56, с.161].

Проведение административно-политических реформ и развитие процессов рекрутирования новой управленческой элиты сопровождались в степи резким усилением внеэкономической зависимости кочевого населения от государственных структур, насильственным отчуждением у кочевников наиболее плодородных пастбищных угодий под строительство очередных русских укреплений и казачьих станиц, ростом налоговых платежей, различных незаконных поборов, вымогательств и насилий со стороны новоиспеченных должностных лиц. Все эти негативные явления вызывали у простых общинников естественное недовольство действиями местных официальных властей, которое с самого начала стало выливаться в форму широкой социальной поддержки оппозиционных выступлений казахской знати, направленных против усиления российского колониального присутствия в регионе [57, с.148].

Многолетняя оппозиционность традиционной кочевой знати российскому колониальному режиму привела царское правительство и середине XIX в. к существенной ревизии своих прежних политических ориентации в Казахстане. Оно решило отказаться от правовой и административной поддержки сословного престижа и имиджа казахских султанов и сделать ставку на "демократические группы" кочевого населения региона.

Таким образом, проводимые царскими властями административно-политические мероприятия в регионе привели к существенному ограничению традиционных прав и привилегий наследственной степной аристократии "белой кости", повышению социального статуса тех султанов, которые перешли на государственную службу российскому престолу, и законодательному обеспечению более высокого статусного порога для непривилегированных сословных групп казахов "черной кости", кооптированных в состав российского административно-управленческого аппарата. На этой основе стали формироваться надгрупповые структуры власти у кочевников, базировавшиеся на механизмах рекрутирования бюрократического слоя управленцев по общероссийским сословно-классовым критериям [58, с.159].

В 20-40-х гг. XIX в. Российское государство реально осуществляло свою юрисдикцию и право верховной поземельной собственности только на западные, северные, центральные и восточные регионы Казахстана. По мере усиления своих социально-экономических и военно-административных позиций в регионе путем возведения новых укрепленных линий и продвижения их в глубь степей оно распространяло это право на все новые территории, что нашло свое овеществленное выражение как в переносе границы в Присырдарьинский регион и Семиречье, так и в охвате системой фиска большей части территории Казахстана [59, с.160].

Период - конец 50-х - 60-е гг. XIX в. Это период утверждения российского суверенитета на всем географическом пространстве региона и вовлечение всех казахских социально-территориальных групп в административно-политическую систему Российского государства.

Проникновение государственных структур России во внутриполитическое устройство казахского общества и введение в регионе фискально-налоговой системы империи вызвали негативную реакцию на местах, как со стороны самого казахского населения и его военно-политических лидеров, так и у соседей - Кокандского и Хивинского ханств. Эти ханства рассматривали южные районы Казахстана в качестве сферы своего непосредственного экономического и политического влияния, что обусловило ускорение динамики продвижения России в глубь Казахстана.

В 1859 г. на основании специального указа царя казахское население Младшего и Среднего жузов было передано из ведения Министерства иностранных дел под юрисдикцию Министерства внутренних дел. Этим законодательным актом царское правительство юридически закрепило фактический статус основной территории Казахстана как юго-восточной провинции Российской державы [59, с.165].

В связи с включением всех казахских земель в состав Российской империи в 1867-1868, 1886 и 1891 гг. были унифицированы прежние ведомственные структуры административно-политического управления в разных частях региона и выработана единая система административного управления для всего Казахстана.

По мере вовлечения казахского общества в орбиту влияния Российского государства характер взаимоотношений царского самодержавия с традиционными правящими элитами кочевников трансформировался от недавней практики абсорбирования отдельных сегментов привилегированного сословия - султанов путем наделения их определенными сословными правами и властными прерогативами к полной отмене с конца 60-х гг. XIX в. сословных привилегий всей элиты "белой кости" и генеалогической системы властного доминирования за счет выдвижения на государственные должности тех степных лидеров, которые оказали наибольшие услуги российскому престолу в усмирении степи и ее реформировании. Царское правительство сделало окончательную ставку на "демократические" группы кочевого общества - сословия традиционной знати "черной кости" бии, батыры, старшины и простых общинников, которые получили право по новому законодательству выдвигать своих кандидатов на те или иные выборные должностные места в государственно-административном аппарате края. Так осуществлялось дальнейшее формирование надклановых органов власти у казахов [60, с.177].

Однако проводимые российскими властями различные инновации в Казахской степи, как и прежде, совершенно не затрагивали систему социально-экономических отношений в кочевом обществе и сложившиеся у казахов формы общественного сознания. По-прежнему преобладало апеллирование каждого отдельного человека к традиционным ценностям своей клановой группы и родоплеменным идеалам. Все попытки царского правительства коренным образом реформировать традиционную систему властных отношений в кочевом обществе, в конечном счете, оказались малопродуктивными в дореволюционный период, так как глубоко укорененная в номадной культуре родоплеменная организация казахов довольно успешно адаптировала эти инновации.

В территориальном отношении политика российского государства первоначально заключалась в так называемой "военно-казачьей" колонизации края, когда создавались "пограничные" линии, все больше и больше продвигавшиеся в глубь степи, военные редуты, крепости, пикеты, посты, которые заселялись казачьим и частично военным населением, а иногда и ссыльными поселенцами. Эта политика "медленного" просачивания - вторжения в степь преобладала во взаимоотношениях России и Казахстана в течение XVIII в. и первой половины XIX века и лишь в середине XIX века в связи с успешной экспансией в Средней Азии она была полностью пересмотрена [60, с. 46].

Реформа 1868 года объявила территорию Казахстана государственной собственностью Российской империи. До этого только Букеевская Орда с момента своего возникновения находилась в государственной собственности. Налогообложение казахского населения всегда трактовалось колониальной администрацией как свидетельство государственной собственности на территорию Казахстана.

В действие системы поземельных отношений в кочевой среде, российское самодержавие довольно стабильно придерживалось политики невмешательства и сохранения статус-кво, которое понималось как признание общинно-родового землевладения и норм обычного права при регулировании и регламентации межличностных отношений [60, с.51].

Следует также отметить, что наряду с невмешательством в систему традиционного землепользования проводился курс на прикрепление кочевых общин и "родов" к своим территориальным административным звеньям. Принятое Положение за основу поземельного устройства казахов приняло деление земельных участков на зимовочные и летовочные. Права собственности на земли казахи не имели, за исключением лиц, которым, Высочайше были пожалованы земли, и имеющих на владение землею узаконенные акты. Вся земля, занятая под казахские кочевья, представляла собой государственную собственность и предоставлялась, в общественное пользование. Отведенные для зимовочных стойбищ участки, пока на них существуют жилье и хозяйственные строения, переходят в наследственное пользование казахов. Зимовья и стойбища, находящиеся в общественном пользовании каждой волости распределяются между аулами волостными съездами выборных, а в аулах распределение между кибитковладельцами производится аульным сходом выборных [60, с.236]. Для распределения зимовочных стойбищ между волостями назначаются с разрешения Военного Губернатора. Масштабом для распределения земель служил размер хозяйства и количество скота.

Что касается пастбищных мест, то они предоставлены в пользование всех волостей уезда. Все естественные произведения на лесоводческих местах свободны от частного пользования киргизов и промысел по ним был признан свободным для лиц всех состояний. Между этим как на зимовых стойбищах они составляли собственность местного общества. Таково краткое содержание недостатком поземельного устройства заключается в том, что распределение земли между казахами предоставлено окончательно в распоряжение волостных и аульных выборных, тех же избирателей волостных и аульных старшин, о которых было сказано выше. Так как выборные от 50 кибиточников и 10 кибиточников всегда подчиняются Волостному Управителю, то на последнего и нужно смотреть как на действительного вершителя по всем поземельным делам [61, с.178].

С началом правового регулирования системы землепользования и землевладения, вся прежняя система начинает испытывать большие сложности. Султаны-правители наметили весьма условные границы своих так называемых владений, что не внесло ничего нового в земельные отношения среди основной массы кочевого населения. Части оказались неравномерными как по занимаемой площади, так и по количеству населения. "Устав" 1824 года, и "Положение" 1844 года ограничивали самовольную перекочевку казахов с одной части в другую [61, с.198].

Многочисленные столкновения местного казахского населения с трилинейными казаками происходившие из-за земельных споров явились главной причиной введения попечительского надзора. В "Положении" цель введения этой структуры власти объясняется так: "Цель вообще сей меры - доставить желаемую защиту прилинейньм киргизам от всяких обид и притеснений со стороны линейных жителей и пресечь по возможности взаимные их жалобы и споры" [61, с.38].

Сама по себе система административно - территориального управления, созданная Российской империей в казахских землях, стал вторжением во внутреннюю жизнь кочевой общины, была глубоко чужеродной и разрушающей для казахского социума.

2.2 Социальная организация и структура

Традиционная общественная организация казахов представляет сочетание как племенных групп, связанных узами генеалогического родства, так и сословных трупп, стоящих вне генеалогии. Основной интегрирующей линией является традиция генеалогического родства, она же служит идеологическим обоснованием существующих социальных отношений. Вместе с тем, генеалогические связи не всегда отражают степень действительного родства, выработанного в процессе инкорпорации чужеродных групп в племенную структуру. Можно предположить, что немаловажное значение в этом процессе играет фактор политический, но все же основной причиной возникновения союзов различных уровней являются хозяйственные интересы, что дает основание отождествлять генеалогические связи с соседско-общинными. Между тем, кровнородственные принципы незыблемо сохраняются в низших ячейках общества - в патронимиях. Патронимии представляют коллективы близких родственников, связанных общностью хозяйственных, обрядовых, территориальных интересов. Именно в патронимии кочевник находит защиту, помощь, она играет важную роль в социализации личности, гарантирует жизнеобеспечение не только отдельного человека, но и семьи в целом.В конце рассматриваемого периода общественная организация, соответственно, и социальные отношения претерпевают серьезные изменения. Проникновение товарно-денежных отношений трансформировало патриархальные устои общества, обнажило эксплуатацию. Появились различные формы организации общественного производства как в скотоводстве, так и в земледелии. Становится ведущей тенденция по индивидуализации земли. Возникновение новой социальной структуры связано как с уничтожением сословных границ, так и с формированием новых социальных прослоек, знаменующих новый этап в развитии казахского общества.Вопрос о патронимии, как пережиточной форме больших патриархальных семей у народов Средней Азии и Казахстана, неоднократно затрагивался в этнографической литературе. Думается, что существование в рассматриваемое время сплоченных семейно-родственных групп, играющих роль "основной общественной единицы" не есть пережиток первобытной родовой общины, а результат новых хозяйственных и территориальных связей. Как правило, в таких семейно-родственных коллективах нет общей собственности, производство и потребление осуществляется посемейно в отдельных хозяйствах, хотя процесс производства не обходится и без известной доли кооперации [61, с.39]. Не углубляясь в существо вопроса, видимо, следует подчеркнуть, что в классическом варианте семейная община у кочевых казахов иа всем протяжении XIX века не имела распространения. Любая пастбищно-кочевая община представляла собой кооперацию малых семей, экстенсивное кочевое скотоводство и соответствующий кочевой быт несовместимы с большими семейными общинами. Применяемые по отношению к патронимическим группам, казахские термины "бір ата" или "ата баласы" представляют собой обозначение кровнородственных групп, совместно проживающих на одной территории. В традиционной племенной структуре семейно-родственные группы существовали как подразделения племени и были лишены всей общественной, исполнительской деятельности, так как все эти функции поглощались крепостью основ нижних звеньев племенной структуры. Даже в хозяйственной жизни, в социализации новых поколений, в соблюдении нравственных норм была велика роль племени. Следовательно, только ослабление племенной структуры, потеря его основных функций и авторитета усиливают семейно-родственные группы.